Конец господства американской авионики в небе Кореи
Но вернемся в Корею... Я никак не думал, что стратегическое руководство всеми делами, связан-ными с применением моей станции в Корее, будет но заданию Сталина осуществлять сам Лаврентий Павлович Берия
Я просто упорно делал свое дело. Одно получалось, другое не совсем... Но как бы там ни было, несмотря на привлечение к внедрению станции первых лиц страны, я не очень-то сознавал, что на самом деле речь идет о исключительно важном и масштабном деле, деле поистине государственной важности.
Мне тогда хватало чисто утилитарной, но, тем не менее, патриотической надежды, что моя маленькая конструкция действительно лишит прицельные сис-темы американцев их преимуществ, которые были в то время абсолютными, а, значит, устранит сложив-шееся в тот период корейской войны стратегическое превосходство американской авиации над нашей.
Между тем государственные аспекты происходив-шего были, что называется, на поверхности. И это проявлялось не только в вовлеченности крупнейших политических фигур, но и в том, например, что огромное предприятие – НИИ-108, приостановивший ради исполнения приказа Сталина все разработки, все НИРы и все производство, - мобилизовало все свои ресурсы на выполнение задачи, поставленной вождем: сделать 500 станций и в течение 3-х месяцев установить их на самолетах в действующей армии...
Ну, а у нас, в Андуне, поначалу все шло очень хо-рошо. Летчики были очень довольны работой стан-ции. Командир корпуса доложил министру обороны Н.А.Булганину об исключительной эффективности изобретения, а тот - Сталину. Ни один самолет, на котором была установлена станция, не был сбит. Более того, не было потерь ни в одном из звеньев, состоявших из 4-х машин, если хотя бы одна из них имела станцию.
|
|
|
Летчики теперь заблаговременно узнавали о подходе "Сейбров". Мало того, что летчики, пользуясь пред-упреждениями станции, уходили от атак противни-ка, многие воздушные асы, используя сигналы станции, сами теперь сбивали атакующие "Сейбры". Для этого одна пара из четверки продолжала идти прежним курсом. а другая брала в "клещи" увлек-шихся привычной погоней "Сейбров". И за короткое время так было сбито несколько "Сейбров"...
Но как говорится, не все коту масленица, грянет и великий пост!.. Вдруг валом посыпались неприят-ности! В один далеко не прекрасный день сразу нес-колько летчиков после возвращения с боевых выле-тов сообщило, что станция давала сигналы о появле-нии "Сейбров", а атакующих самолетов не было! И этих лже-сигналов было тьма-тьмущая!
Вот уж действительно хуже, то бишь гирше, как говорят на Украине, не придумаешь! Сразу вспом-нились предупреждения адмирала Берга о перенасы-щенности театра военных действий в Корее различ-ными излучениями электронной техники, от которых станция, по его мнению, будет беспрестанно сра-батывать, и о том, что от этого у летчиков голова пойдет кругом.
|
|
|
Вроде то самое и получается... Ни с того, ни с сего все без исключения станции стали давать на земле и в воздухе какие-то сигналы, правда, несколько отличающиеся от сигналов от "Сейбра", но в боевой обстановке поди различи: "Сейбр" это или не "Сейбр".
На нескольких самолетах летчики уже выключили станции. А я, как заговоренный, метался от самолета к самолету, вскрывая хвостовые люки и регулируя чувствительность станции. Дело в том, что эти ложные сигналы, которые вдруг стали с высокой интенсивностью прослушиваться на всех самолетах, ослабевали с уменьшением чувствительности.
Нормальная дальность действия станции была 8-10 км, но при наличии ложных сигналов я "загрублял" чувствительность до 5 км. При этом, как подтверж-дали летчики, ложные сигналы ослабевали. Но тогда и в реальной боевой обстановке сигналы о прибли-жении "Сейбра" появлялись не с дальности 8-10 км, а с 4-5.
А вот командир авиаполка полковник Шевелев гово-рил, что он совсем не путает истинные сигналы с ложными. Так как они, как он уверял, так же отли-чаются между собой, как гудение трактора и сим-фоническая музыка. Видя, как я расстраиваюсь, он говорил мне: - "Инженер, на моем самолете можешь ничего не регулировать. Ложные сигналы есть, но я их запросто отличаю от настоящих "сейбровских".
|
|
|
Однако большинство пилотов, видимо, не склонно было вслушиваться в сигналы столь же внимательно, как Шевелев. И поэтому на бортовых пультах управ-ления станцией я установил выключатель, чтобы, во-первых, отключить сигналы при осуществлении сеансов радиосвязи, а во-вторых, не раздражать ими летчиков, когда сзади действительно никого нет. Кроме того, на прицеле, т.е. прямо перед носом у летчика, при выключении звуковой тревожной "сирены" загоралась красная лампочка, которая предупреждала о том, что система предупреждения о приближении противника отключена.
Но это мое "рацпредложение" было встречено в шты-ки, поскольку летчики больше предпочитали слушать ложные сигналы, нежели постоянно видеть перед собой тревожный красный свет.
Но откуда взялись, черт побери, эти ложные сиг-налы? В чем их причина? Первая гипотеза, автором которой был адмирал Берг, - это генерирование сигналов от внешних полей. Но тогда станция не должна была срабатывать при экранировании антенны. Для проверки мне сделали металлический ящик, в который я закладывал станцию вместе с ан-тенной и источником питания. Однако чертовы сиг-налы не только не прекращались, но даже не умень-шались! Следовательно, причина ложных сигналов не во внешних полях академика Берга, а в чем-то внутреннем, происходившем внутри контура самой станции. То есть какая-то явно внутренняя причина была всему виной. Но в чем же она состояла? А, может быть, это влияние самолетного оборудования? Но на самолетах не было никаких мощных излуча-ющих устройств. К тому же станция была установ-лена в хвосте, т.е. далеко от моторов и других агре-гатов самолета. Так что же вызывало эти непонятные сигналы?!..
|
|
|
Дни и ночи, ночи и дни я мучился с этой проблемой. А интенсивность ложных сигналов все увеличивалась и увеличивалась. Я загрубил станции уже до даль-ности обнаружения 2-3 км. По прошествии двух недель после выхода постановления Сталина я уже совсем выбился из сил. Станции стали работать сов-сем плохо. И уже больше половины летчиков выклю-чили станции. А из Москвы прилетели два эмиссара с Лубянки. Такого я никак не ожидал.
Один из них явно был то ли следователем, то ли сы-щиком, второй - специалистом института радио-электроники НКВД.
Ведь в НКВД делают самую разную электронную спецаппаратуру. Чекист-инженер производил самое благоприятное впечатление - очень смышленый и грамотный.
Вскоре они пригласили меня уединиться с ними на аэродроме и сообщили, что каждый мой шаг отсле-живается. В центр сообщается обо всех обстоятель-ствах, связанных с боевым применением моей станции.
В Москве, по их словам, известны все перипетии с моей станцией - от первоначального успеха до нынешних осложнений. А все упирается в то, что 98% потерь МИГов - результат атак американцев со стороны хвоста самолета. Пользуясь тем, что "Сейбры" могут быть в воздухе более трех часов, а МИГи - всего один час, американцы висят в воздухе над заливом, выжидая, когда МИГи выходят из боев и идут на последних каплях горючего на аэродромы в Китай. Они летят на север, а солнце на юге, т.е. позади, и если туда смотреть, то оно слепит наших летчиков. Вот на такие МИГи и набрасываются "Сейбры", пользуясь тем, что сами не наблюдаются ни визуально, ни в радиоэфире. Подлая, по дейст-венная тактика. И в таких условиях, это чекисты подчеркнули, ставка на станцию, как говорится, "больше, чем жизнь". Лично Сталин, это они тоже подчеркнули, ждет информацию о том, как осваивается станция.
Чекисты сказали еще, что им известно о том, что у меня немало недоброжелателей и завистников. Из-вестен и каждый мой шаг. Известно и то, что пол-каны-генштабисты, которые рассчитывали поначалу получить за станцию пироги и пышки, с возникно-вением проблем мгновенно переориентировались и теперь рассчитывают нагреть руки на выведении меня на чистую воду.
Инженер с Лубянки, когда его коллега-"следователь" куда-то ушел на минуту-другую, успел мне шепнуть, что последнему поручено особо следить, чтобы в случае неудачи я не "смылся" в Мукден или Харбин к белогвардейцам.
А вот что еще сообщили мне чекисты, но уже на пару: - "Лаврентий Павлович Берия перед команди-ровкой вызвал нас к себе и подчеркнул особую важность нашей миссии. Мы изучили твое личное дело, затребованное из отдела кадров НИИ ВВС. Нам известно, что ты - настоящий изобретатель, автор первого советского робота, демонстрировавшегося в 1937 г на Всемирной выставке в Париже. Лаврентий Павлович знает, что кроме робота ты делал и другие интересные конструкции. И в случае неудачи в Ко-рее он хочет направить тебя к своему сыну-кон-структору, которому необходимы способные и та-лантливые инженеры для разработки ракет и другого секретного оружия. Но что касается наших нынеш-них дел, то мы точно знаем, что Иосиф Виссарио-нович взорвется, если ему скажут, что здесь, в Корее, все лопнуло."
... Откровения чекистов навеяли некоторый душев-ный холодок. Их только мне здесь и не хватало! Но что делать! А вслух я им сказал, что, на мой взгляд, причина лже-сигналов в детекторах, а не в каких-то внешних полях. Оба лишь пожимали плечами в ответ...
Чтобы доказать чекистам неуместность их сомнений на этот счет, я спустя несколько дней пошел вместе с ними на заброшенную металлургическую шахту. Они опустили меня в нее на веревках. На глубине около 4-5 м я уперся ногами в какую-то жижу, причем шевелящуюся. И вдруг из шахты веером полетели летучие мыши, а по стенам поползли какие-то твари: ящеры, лохматые огромные пауки, похожие на тарантулов, но меня, ошалевшего от поисков истины, все это нисколько не испугало. Главное было то, что ложные сигналы и здесь, в шахте, отрезанной от всего мира, не пропадали. Станция давала ложные сигналы и здесь. А внешние поля проникнуть сюда ну никак не могли! Теперь было совершенно ясно, что это было чисто внутреннее явление.
Между тем чекисты сверху заорали: - "Слушай, тебя там не сожрали?!" Я, оказывается, стоял на скопище каких-то гадов. Но чекисты, наверное, испугались, и не только за меня, но и за себя, и второпях стали меня вытаскивать. А по стенам ползли и ползли стра-шилища. Но. видимо, они меня не могли укусить, так как я был в огромных толстых меховых ботинках китайского добровольца. Суконные или шерстяные брюки тоже были очень толстые. В общем, когда они меня вытащили из шахты, то стали сбрасывать с меня этих чудищ, которые прицепились, где ни по-падя. А я будто не вижу вовсе этого ничего и только твержу: - "Собака внутри зарыта, все дело в детекторах!!!"
Когда очухались, чекисты мои предложили немед-ленно идти на КП и дать телеграмму на Лубянку, чтобы срочно выслали детекторы.
Поехали в штаб. Там начальник связи, когда мы стали просить соединить с НКВД в Москве, спросил, а для чего это нам. Мы ему про детекторы. Он в ответ: - "Да что вы, братцы, да их на любой нашей РЛС на корейских сопках сотни и тысячи. А вам из Москвы их подавай! А почему не из Нью-Йорка?! Зачем вам Лубянка? Езжайте в Корею на любую из РЛС, и вам дадут этих детекторов под самую за-вязку! РЛС там расположены в зоне взорванных до-рог, и их плохо снабжают продовольствием. Так что если вы им привезете ящик с колбасой, консервами, шоколадом и прочим, они вас завалят этими детекторами".
Связались с начальником ближайшей станции. Тот говорит, что у них 4 комплекта запасного имущества (ЗИП), и в каждом комплекте коробка с 50 детек-торами. Пообещал отдать коробку в обмен на про-дукты.
Уже через час чекист-следователь, переживал ситуа-цию больше моего и оказавшийся рубахой-парнем, организовал ГАЗ-51, добыл ящик со всем необхо-димым, и мы помчались в Корею. Ехать было недол-го. Через час мы уже были на сопке, где все дороги были взорваны, но нас встретили. Начальник стан-ции отдал коробку с 50 детекторами в свинцовых ампулах.
В Андунь мы вернулись часа в четыре или в полпятого. Мне сказали, что меня ищет генерал Ко-маров, командир дивизии. Я пришел на его КП. Генерал был среднего роста, крепкий такой, напо-добие Чкалова. Таких, как он, набирали в авиацию до войны. Говорит: "Инженер, надо поговорить, дело очень серьезное".
Вышли во двор, сели на скамеечку. Насупившись, генерал заговорил: "Инженер, дела-то вот какие: наш корпусной авиаинженер Приходько сильно возмуща-ется, что ты без конца открываешь люки, регули-руешь там что-то. В день по три раза люки откры-ваешь. Он говорит, что так ты можешь в хвосте самолета оставить какой-нибудь инструмент, или не так что-нибудь повернуть... А из-за этого может случиться катастрофа! Нельзя без конца лазить в самолет... Вот какое дело... Одним словом многие летчики, чтобы ты к ним не лазил, выключили станции, и они перестали работать... А поначалу так все было здорово!.. Но Приходько говорит, что в таком состоянии твои станции ни к чему. Видимо, нужно здесь заканчивать твои эксперименты и воз-вращаться в Москву. Там их можно и продолжить, там у вас институт... А у нас здесь, как ни верти, фронт, война. И, стало быть, не место для проведения экспериментов. Так что придется тебе заканчивать и собираться в Москву".
Пауза. Но уже через минуту генерал продолжил: "А еще вот какое дело. Только что в Дапу сбили лучшего нашего летчика - полковника Шевелева. Об этом доложил Приходько. Он говорит, что Шевелев чуть не погиб из-за твоей станции". Я оторопел и спросил генерала: "А он-то жив хоть?" Генерал ответил: "Жив и даже не ранен. Но самолет как решето. Одним словом: все одно к одному. Надо заканчивать здесь твои дела".
Я, хоть и подавленный услышанным, чувствую, что-то здесь не то, а генералу говорю, что как раз сейчас здесь, на аэродроме, меня ждет Як-17, который каждый день за мной присылает Шевелев с нового места дислокации своего полка, чтобы лететь к нему и регулировать его станцию. А после такого я просто обязан туда полететь, и немедленно. Генерал ответил, что, конечно, я могу лететь. И даже дал машину, чтобы мне быстрее оказаться на летном поле.
По пути попадаются два прослышавших уже где-то обо всем чекиста. И просятся лететь со мной - мне на подмогу. Беру их, а сам думаю: уж как-нибудь влезем в Як-17 втроем.
Подъехали к Як-17, а он уже улетать собирался, так как прождал меня сверх положенного больше 1.5 часов, пока мы ездили в Корею за детекторами, а потом оттуда. Не без труда втиснулись в Як-17. И полетели.
...Прилетели. И сразу увидели: около самолета Шеве-лева, прострелянного как решето американскими пулями, стоит толпа. И Приходько, руки в боки, здесь же.
Его раздражало, если точно, не только и не столько мое лазанье по люкам и самолетам, сколько то, что мне дали автомобиль ГАЗ-51, на котором я без конца колесил по аэродрому, а ему автомобиля не давали.
Завидев меня, Приходько сходу отрубает, что это все моя станция наделала, из-за нее чуть не лишились командира полка, лучшего летчика корпуса.
Я, не тратя слов, сразу пошел к Шевелеву. Чекисты, ставшие уже со мной как бы единой командой, увя-зались было со мной. Еле их остановил, сославшись на необходимость поговорить с Шевелевым один на один.
...Захожу в контейнер. Он лежит ничком на койке. Спрашиваю, как все случилось, и действительно ли он, как утверждает Приходько, чуть не погиб из-за моей станции.
- Да ничего подобного! -возмутился Шевелев в ответ. - Все совсем наоборот. Если бы не твоя станция, меня бы точно уже не было в живых.
И продолжил: - "Ситуация была вот какая. Бои за-кончились, но по данным нашего КП появился американский разведчик. И меня на него решили наводить. Жду команд. Но вдруг появились сигналы. То ли ложные, то ли "Сейбра". Похоже, как от "Сейбра", но с большой дальности. Я повернулся. Осмотрелся внимательно. Ничего вроде нет. Попросил и своего ведомого, чтобы он как следует посмотрел. Никаких признаков "Сейбров" не было. Но нужно было одновременно вести радиосвязь. Меня ведь наводили на разведчика. И я выключил станцию обнаружения. Загорелась твоя чертова красная лампочка, которую ты поставил на прицеле перед самым моим носом. Не знаешь ты психологию летчика, раз поставил ему прямо под нос красную лампочку. Для летчика это всегда знак "тревоги". Красная лампочка должна загораться только в аварийной ситуации.
Я переговорил по радио с землей, и поскольку глядеть все время на красную лампочку мне было неприятно, я ее выключил.
И вдруг, опять включив станцию, слышу сигналы уже вроде не ложные, отличающиеся от ложных! Я повернулся, осмотрелся, как следует. Никого не было... И вообще появление "Сейбра" в это время было маловероятно. Ведь бои закончились, все ушли на свои базы. Был, однако, и такой не учтенный мною вариант: американцы, возможно, разыгрывали якобы появление их разведчика, на которого, как правило, наши наводят не рядовых летчиков, а опытных - комэсков или даже командиров полков. Расчет американцев в том, что наш ас, целиком поглощенный наведением, потеряет бдительность и не сможет контролировать заднюю полусферу. И специально вылетевшему на уничтожение нашего обманутого перехватчика одиночному "Сейбру" (тоже с очень опытным летчиком) остается только догнать и сбить жертву. Возможно, именно такой спектакль и разыграли американцы в этом случае.
Итак, сзади у меня никого не видно, кроме того, появление сзади "Сейбра" в такое время (после боев) маловероятно, и я продолжаю слушать радио назем-ной системы наведения. И вдруг - о, ужас! - слышу сильные сигналы станции (их можно было понять только так: "В тебя ведется огонь! Сейчас ты будешь сбит!!!"). Что может быть ужаснее?.. Я сделал резкий разворот вправо и понесся вниз. Тут же слева прошли жуткие снопы огня. Самолет затрясло. Левая плоскость превратилась в решето, стали даже отрываться куски обшивки.
Продолжаю имитацию падения к земле, а сам молю Б-га, чтобы он помог вывернуться у земли, а потом долететь домой. У самой земли самолет с треском и скрежетом вышел в нормальный полет, и потом дотянул до аэродрома. Так что если бы не твоя станция, то я бы наверняка погиб. Станция меня спасла на все 100%."
Таким был рассказ Шевелева, рассказ более чем эмоциональный, пришедший оттуда, где жизнь граничит со смертью. На мои сетования по поводу обвинений Приходько и по поводу того, что он, Шевелев, якобы плохо отозвался о станции, был такой ответ:
- "Важнее другое, инженер! Вот какая штука: по-моему, я понял. почему станция дает ложные сигналы!"
- Ложные сигналы, сам знаешь, появляются, - продолжил полковник, - когда при пикировании с высоты наши самолеты выпускают воздушные тор-моза на хвосте самолета. У американцев тормозные щитки ставились на заводах, потому у них щитки - это принадлежность самолета. А у нас их ставят уже в части. Как они там на заводе, сделали эти щитки и какие у них после установки нашими механиками получаются вибрации при торможении, никому не известно. Так вот, именно эти вибрации (а они очень сильные) и приводят к появлению ложных сигналов! А дальше, инженер, соображай сам! Одним словом, мой диагноз такой: выпуск воздушных тормозов - вибрации хвоста - появление ложных сигналов. Давай сразу и проверим!
У меня с собой была коробка с 50 новыми детек-торами, которые нам дали на РЛС в Корее. Говорю, что у меня есть новые детекторы, которые, дейст-вительно, можно проверить на предмет того, что с ними происходит во время вибраций. Он мне в ответ: - "Так идем к летчикам!"
Но я пытаюсь возразить: - "После того, что произо-шло, вам следует отдохнуть". Но он упорствует: - "Где наша не пропадала! Сейчас главное - срочно выяснить, прав ли я. А я прав, не сомневаюсь!"
Но вот мы у Богданова - командира эскадрильи, под-чиненного Шевелева. Последний сходу ставит задачу: подняться в воздух, а потом при пикировании выпустить воздушные тормоза и сообщить по рации, как на это реагирует станция.
Богданов быстренько взлетел. Шевелев командует с земли: "Ну, давай пикируй! Выпускай воздушные тормоза". Богданов докладывает: "Выпускаю! Сразу появились ложные сигналы!" - "Молодец! Давай садись".
Он сел. Теперь ясно: при пикировании, а, значит, при вибрациях корпуса и, прежде всего, хвоста дей-ствительно появляются ложные сигналы. Заменяем детекторы на новые. В самолет садится другой лет-чик. Проверяем с ним. Результат тот же.
Шевелев говорит: "Бог троицу любит! Проверим тре-тий раз. Ошибаться не хочу и не люблю. Дело серь-езное. Дело такое, что нужно проверить, как следует".
Третий летчик только вышел в полет, и сразу в пике. А по рации нам докладывает: "Выпускаю тормоза. Сразу после их выпуска слышу ложные сигналы!" - "Садись". Все, предельно ясно: детекторы, разру-шаясь от вибраций, дают эти самые помехи.
А в чем теперь искать противоядие? Как защитить детекторы от разрушения? Что делать? Но хорошо известно: на Руси голь на выдумки хитра... Пока мы с Шевелевым экспериментировали с детекторами, самолетами и их летчиками, проводили, так сказать опыты, наблюдавшие за всем этим действом здеш-ние радисты и специалисты по бортовому оборудо-ванию смекнули, что делать, в чем это самое про-тивоядие. И натащили нам мотки губчатой резины из контейнеров (она в них наклеивается в местах, где детали соприкасаются со стенками контейнеров).
А потом началась дружная упаковка станции и ее антенны в эту резину. После этого проводим новый эксперимент, но уже с амортизированной антенной.
Взлет. Пикирование. Выпуск воздушных тормозов. Ложных сигналов нет и в помине. Как и без амор-тизации, проделываем три опыта. И ни разу никаких помеховых сигналов! Все! Ясно! Точка! Дело в шляпе! Причина установлена бесповоротно!
От полноты чувств присутствовавший при сем НКВДэшник - "следователь" не выдержал, захлопал в ладоши и пустился в какой-то невообразимый пляс. А у второго, инженера, ну прямо слезы из глаз: - "Слушайте, как же здорово, как замечательно! Ну, Б-же ж ты мой, как же это нам сподобилось-то, мать твою за ногу!"
Шевелев, тоже ликуя, говорит: - "Ну, ребята, как же хорошо! У нас сегодня оставайтесь! Покушаем, а завтра улетите!" Но мы отказались, сославшись на позднее время и на необходимость вернуться. Забрали губчатой резины, сколько Шевелев дал. Он обнял меня и долго-долго тискал. Смотрю - у него в глазах слезы. И сам разревелся...
С Шевелевым у меня сложились особо приязненные отношения. Когда его полк перебрасывался на другое место базирования, я пришел снимать с его самолета станцию. Не мог же я оставить ее без присмотра! Ведь туда, где он теперь будет, мне не добраться, а проверять станцию надо три раза в день... Он позвал меня к себе. Стоит у окна, а рядом его комиссар. Симпатичный, как и Шевелев, но по-своему, с аккуратными усиками, темноволосый. А Шевелев так вообще изумительный человек и летчик. Да еще красивый, высокий, невероятно обаятельный. И вот он, полковник, Герой Советского Союза, на пару с комиссаром стал меня умолять не снимать станцию, чтобы на новом месте была она хоть на одном самолете.
Я объясняю, что без постоянного контроля станция нормально работать не будет. А они, не вступая в спор, предлагают каждый день утром присылать за мной Як-17 и доставлять меня на нем к ним. Дескать, пообедаю у них, а потом в Андунь. Отказать таким людям, таким героям я не осмелился...
К этому времени на аэродроме Андунь в связи с беззащитностью перед помехами (теперь-то я знал, что всю малину испортили детекторы) в рабочем состоянии оставались лишь две-три станции. А все остальные отключили... Поэтому только добрался я от Шевелева на Як-17 до аэродрома в Андуне, и сразу к полковому радиоинженеру. После нескольких слов моих объяснений, он сразу все понял. Я дал ему но-вых детекторов, и уже через час-другой на всех 8 самолетах станции и антенны уже были заамортизи-рованы резиновыми подушечками. Так заамортизи-рованы, что даже если хвост отваливаться будет, детектор останется цел. Все отрегулировали. На всех самолетах все теперь было в полном порядке.
На следующее утро все поднялись в воздух. И стан-ции теперь у всех работали замечательно. Как в первые дни. Причина помех, как теперь уже все знали, гнездилась в детекторах. Такие они изящные, такие тонкие, такие нежные - в кристаллик упира-ется пружиночка. И когда происходит вибрация, то контакт пружиночки с кристаллом то прерывается, то восстанавливается. Начинается искрение, что соз-дает ложные сигналы в телефонах (наушниках) летчика.
И вроде так просто было это обнаружить. Но обна-ружили с трудом. Да и не я, радиоинженер, это сделал, а боевой летчик. Переполнявшие меня чувст-ва благодарности к нему и радости по поводу четкой работы заамортизированных станций буквально воз-несли меня на сопку, где находился КП генерала Комарова.
Сказал ему, что это комполка полковник Шевелев вскрыл причину ложных сигналов, и благодаря ему теперь все самолеты вновь обрели надежную стан-цию обнаружения. Уже после ее "второго пришест-вия" летчики попадали под атаки "Сейбров", и убе-дились, что станция - вновь их надежный защитник. Дальность обнаружения атакующих "Сейбров" на всех самолетах вновь не менее 10 км.
Генерал при мне перекрестился. И, глядя куда-то в бесконечность поверх дальних гор на корейской территории, говорит: - "Г-споди, Б-же праведный! Помилуй нас и спаси!" А потом генерал сказал мне:
- "Когда я с тобой недавно говорил об этих чертовых помехах, у меня впервые в жизни заболело сердце. Ведь так мы надеялись, что станция твоя поможет нашим героям-летчикам. Тем более что Сталин приказал - значит, будет выполнено... И вдруг на тебе: все пошло насмарку! Но, слава Г-споду, надежды наших летчиков не были напрасны! Они снова защищены твоей станцией! Поздравляю тебя, дорогой, и желаю, чтобы у тебя больше не было никаких неприятностей. Никаких, никаких!" Я же, наученный уже не раз своею неласковой судьбою, говорю ему уклончиво в ответ, что, может, и будут какие-то мелкие неприятности, а вот крупных действительно теперь быть не должно.
Чекистская парочка, уже не столько за мною следив-шая, сколько мне сопереживавшая, с узла связи доложила в НКВД на Лубянку, что теперь все в порядке, все наладилось. И, главное, что поэтому производство, запущенное 108-м институтом, ни в коем случае нельзя останавливать. А прошедшие ранее донесения о помехах (они это особо подчерк-нули), как оказалось, не имели под собой оснований, и были ошибочны. Станция теперь работает безуко-ризненно. Станция компактная, как раз для наших самолетов и для здешних условий, станция очень нужная нашим силам в этой войне. Так они доло-жили в главк, как потом сами мне об этом сказали...
...Но вот что произошло буквально накануне счастли-вого прежде всего для наших летчиков разрешения этой напряженной коллизии. Когда мне было осо-бенно тяжело в тщетных поисках причины ложных сигналов, я обратился в группу полканов Генштаба с просьбой помочь мне детекторами. Ведь в имевшей-ся у них разведаппаратуре их было полным-полно. Но все было напрасно, не помог даже довод, что, скорее всего, причина ложных сигналов именно в детекторах.
Во время моих упрашиваний я почувствовал, что они что-то затевают: бродят по самолетам, беседуют о чем-то с летчиками. О чем-то расспрашивают инженера дивизии. Какие-то разговоры ведут между собой. И вдруг выяснилось: готовят партийное собра-ние, партийное дознание, чтобы после них доложить в Москву о полном провале моей "затеи" и остано-вить производство станций в НИИ-108.
Меня вызвали на партийное собрание. На нем было сказано, что мое несерьезное поведение ввело в заблуждение государственное руководство, министра обороны. Мало того, самого товарища Сталина. Оказавшись дезориентированным, он приказал 108-ому институту работать исключительно на выпуск 500 станций. А станции-то эти, как оказалось, "ни к черту не годятся". Боевые летчики здесь, в Корее, уже выключили эти станции. Проверки каждого отдельного самолета, беседы с каждым летчиком подтвердили, что станция недееспособна. Дает ложные сигналы, как предупреждал адмирал Берг и другие профессионалы. Тут, в Корее, в первые два дня нашей командировки, ложных сигналов случай-но не заметили. Поспешили доложить Булганину и Сталину. Сталин сразу подписал жесткий приказ о выпуске за 3 месяца 500 станций, когда на подго-товку одной только технологической оснастки любо-му заводу нужны 1.5-2 года.
Резюме было такое: - "Ты ввел в заблуждение массу руководителей. Один только Микоян тебя поддер-живает. Но его можно понять. Его реноме здесь, в Корее, рухнуло. "Сейбры" оказались эффективнее МИГов".
Я тут попытался возразить, сказав, что "Сейбры" не такие уж эффективные самолеты. Они переигрыва-ют МИГов только благодаря прицелам. У американ-цев прекрасный прицел, а у нас больше на гвоздь похож, а не на прицел. Однако меня сразу осекли, увидев в моей реплике подтверждение вменяемого мне упрямства.
В итоге собрание высказалось за строгий выговор с занесением в учетную карточку (что предполагалось оформить уже по возвращении в Москву). Было отмечено также, что нужно продумать формулировку предложения о сворачивании производства станции, развернутого НИИ-108.
За исключением одной реплики, они не дали мне свободно сказать ни слова. Я вынужден был нес-колько раз прямо, что называется, с места бросить главную в то момент для меня мысль, что причина ложных сигналов это не внешние поля, причина внутренняя, и она, скорее всего, в детекторах. Про-сил помочь мне с ними... Но эти мои призывы не возымели никакого действия...
И вот через какие-то 2-3 дня благодаря Герою Советского Союза Шевелеву истина все же восторжествовала!
После описанных событий, для меня очень памятных (что читатель заметил, надеюсь), прошло более 50 лет. За эти полвека разработанные на принципах моей станции компактные радары наблюдения, име-ющие уже сотни модификаций, устанавливались и устанавливаются на всех отечественных самолетах и, наверное, на всех самолетах других стран.
Как автор этого изобретения, к тому же в той, корей-ской войне, столь стратегически важного для нашей страны, я не был абсолютно никак отмечен - ни мо-рально, ни материально. Так же было в свое время и с конструктором знаменитого автомата АК - М.Т. Калашниковым (правда, по прошествии некоторого времени его все же отметили...).
А вот американцы, то есть в описанный выше пери-од враги мои и моей страны, в издаваемых у них журналах опубликовали целый ряд статей обо мне и моем изобретении. В них обо мне говорится как об авторе изобретения, которое обесценило в Корее дорогостоящие прицельные системы истребителей "Сейбр". В этих публикациях с удивлением сообща-ется и о том, что в России я не получил никакого воз-награждения за свое изобретение. Отмечается, что в других странах подобное было бы невозможным...
Впрочем, нельзя не уточнить: в феврале 1953 г из комитета по Сталинским премиям я получил сообщение о присуждении мне Сталинской премии II степени (100 тысяч рублей), а также о том, что материалы о присуждении направлены в ЦК КПСС и СМ СССР на утверждение. Но 5 марта умер Сталин. Хрущев начал свою бестолковую авантюру тоталь-ного разоружения наших Вооруженных Сил, и Сталинскую премию я не получил...
Не в нашей стране, а в США издали посвященную мне книгу "Солдат империи", засняли меня для фильма о корейской войне, продолжают писать обо мне в газетах и журналах...
После всех моих злоключений мне ничего не остава-лось делать, кроме как защитить диссертацию и за-няться электроникой с детьми. Для детей и юношест-ва мною написано более 10 книг, опубликованных в России и за рубежом (в Болгарии, Японии и других странах).
Но, честно говоря, обида с годами не исчезла... Ведь я вложил в дело спасения наших летчиков и наших самолетов весь запал моей энергии, нередко рис-ковал при этом жизнью (в полетах на Me-110, на фронтах Великой Отечественной войны, во время корейской войны), входил в опасные конфликты с сильными мира сего...
Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 114; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!