Возникновение полового вопроса 1 страница
Игорь Семенович Кон
Клубничка на березке. Сексуальная культура в России
Аннотация
Игорь Кон всю жизнь работал на стыке разных общественных и гуманитарных наук: социологии, истории, антропологии, психологии и сексологии. С его именем тесно связано рождение в России таких дисциплин, как история социологии, социология личности, психология юношеского возраста, этнография детства, сексология. Некоторые его книги ломали привычные представления и становились бестселлерами.
"Клубничка на березке" - систематический очерк истории русской сексуальной культуры с дохристианских времен до современности.
Часть 1. Исторические традиции
Русская культура в новом измерении
Книга, первый вариант которой опубликован в США в 1995 г., - первый в мировой литературе очерк истории русской сексуальной культуры, с дохристианских времен до сегодняшняго дня. В настоящее время проблемы секса приобрели у нас необычайную остроту. Автор, знаменитый социолог, психологи и сексолог, академик Российской Академии образования, на книгах которого воспитаны два поколения россиян, ставит перед читателем ряд фундаментальных вопросов.
Каковы исторические предпосылки, социальный смысл и практические результаты того крестового похода, который большевики вели против сексуальности с 1920-х годов и вплоть до самых последних дней существования Советской власти, и что происходит с нами сейчас? Действительно ли наше сексуальное поведение и установки изменились за последние десять лет или просто тайное стало явным? Происходит ли в России запоздалая сексуальная революция, подобная той, которая произошла на Западе в конце 1960-х, или нынешний сексуально-эротический бум - просто одно из проявлений общей социальной и культурной анархии? Как вчерашнее и сегодняшнее сексуальное поведение россиян соотносится с традиционными историческими особенностями русского эроса? Как связаны сдвиги в сексуальной культуре с общими особенностями российской антикоммунистической революции? Не является ли наша "сексуальная революция" прообразом и моделью более общих социокультурных процессов?
|
|
|
Книга состоит из трех частей. Первая часть "Исторические традиции" представляет собой очерк истории русской сексуальной культуры до 1917 года, выделяет главные тенденции развития и противоречия русского Эроса, его отличия от сексуальной культуры Запада и прослеживает, как эти ее особенности подготовили и сделали возможным большевистский эксперимент по искоренению секса. Вторая часть "Советский сексуальный эксперимент" прослеживает, как после краткого и в значительной мере вынужденного послеоктябрьского периода сексуального либерализма Советская власть перешла к политике репрессий, практически уничтожив всю сексуальную культуру, сексологию и эротическое искусство. Эта зловещая сексофобия сохранялась на всех этапах развития советского общества, но при этом видоизменялась, чередуя отрицание и подавление секса с попытками его регулирования и приручения. Автор показывает, в каких трудных условиях в послевоенные годы рождалась советская сексология, и что произошло, когда в эпоху гласности "советский секс" вырвался, наконец, из клетки.
|
|
|
Третья часть "Сумма и остаток" посвящена современной российской сексуальной сцене. Как люди относятся к телу и наготе? Как складываются взаимоотношения мужчин и женщин и каковы их нормативные представления и культурные стереотипы маскулинности и фемининности? Как соотносятся секс, любовь и брак? Какова динамика сексуального поведения российских подростков, чем они отличаются от своих отцов и дедов? Что происходит с планированием семьи, абортами, контролем над рождаемостью, сексуальным насилием, проституцией, СПИДом и другими болезнями, передающимися половым путем? Как меняется положение сексуальных меньшинств - гомосексуалов и лесбиянок? Каков реальный смысл нового крестового похода против эротики и сексуального посвещения, начатого совместно коммунистами и церковниками?
|
|
|
Книга основана на широком круге источников. Во-первых, это обширные литературные, исторические, социологические, этнографические, демографические и другие данные, никогда не сводившиеся в единое целое. Во-вторых, это неопубликованные результаты опросов общественного мнения, проведенных Всероссийским центром изучения общественного мнения (ВЦИОМ), а также специальных исследований, посвященных сексуальному поведению и установкам российских подростков и юношей. В-третьих, это личные воспоминания автора, который с середины 1960-х годов был инициатором или участником почти всех отечественных начинаний, связанных с изучением пола и сексуальности.
Книга необходима каждому, кто интересуется историей русской культуры, а также проблемами пола и сексуальности, в первую очередь - учителям, родителям и самим молодым людям. Ничего похожего у нас никогда не выходило.
Дмитрий Циликин
Был ли секс на святой Руси?
|
|
|
Давно пора, ядрена мать, умом Россию понимать.
Игорь Губерман
Благоприятная природа, снискивающая нам пользу и утешение, наградила женщин пиздою, а мущин хуем наградила; так для чего ж, ежели подьячие говорят открыто о взятках, лихоимцы о ростах, пьяницы о попойках, забияки о драках (без чего обойтиться можно), не говорить нам о вещах необходимо нужных - хуе и пизде? Лишность целомудрия ввело в свет сию ненужную вежливость, а лицемерие подтвердело оное, что мешает говорить околично о том, которое все знают и которое у всех есть.
Иван Барков
Если верить идеологам российского социал-патриотизма, древняя "исконная" Русь была царством сплошного целомудрия, в котором "грязного секса" никогда не было, пока его, как и пьянство, не привезли зловредные инородцы, прежде всего - евреи.
Увы! Иностранцы всегда удивлялись свободе и распущенности нравов в России. В 17 в. голштинский дипломат Адам Олеарий с удивлением отмечал, что русские часто "говорят о сладострастии, постыдных пороках, разврате и любодеянии их самих или других лиц, рассказывают всякого рода срамные сказки и тот, кто наиболее сквернословит и отпускает самые неприличные шутки, сопровождая их непристойными телодвижениями, тот и считается у них лучшим и приятнейшим в обществе".[1]
Мы плохо знаем русскую сексуально-эротическую культуру не потому, что ее не было, а потому что царская, а вслед за ней - советская цензура не позволяли публиковать соответствующие источники и исследования, вынуждая ученых делать это тайно и только за рубежом.
Составленный Владимиром Далем, предположительно в 1852 г., сборник "Русские заветные пословицы и поговорки" (слово "заветный" значит, по Далю, "задушевный, тайный, свято хранимый") впервые опубликован в 1972 г. в Гааге[2] сборник русских эротических сказок "Русские заветные сказки" Александра Афанасьева (1826 -1871) составитель сам переправил в Женеву, он регулярно переиздавался на Западе. Но это - только малая часть афанасьевской коллекции, в которой представлены, кстати, и некоторые материалы Даля. Передавая Афанасьеву в 1856 г. около 1000 текстов сказок, Даль писал ему: "В моем собрании много таких [сказок], которые печатать нельзя; а жаль - они очень забавны". Большая рукопись Афанасьева "Народные русские сказки. Не для печати. Из собрания А.Н. Афанасьева. 1857-1862", хранящаяся в рукописном отделе Пушкинского дома, впервые опубликована полностью в 1997 году. Отдельные эротические сказки, включенные в другие издания Афанасьева, печатались с огромными цензурными купюрами и искажениями.
В советское время цензурные запреты стали еще строже.
Авторитетное исследование русского мата известного московского лингвиста Бориса Успенского напечатано в 1983-1987 гг. в венгерском журнале "Studia Slavica Hungarica", советский читатель, кроме узкого круга специалистов, о нем не знал. Первая в мире монография-альбом по истории русского эротического искусства Алекса Флегона "Эротизм в русском искусстве" вышла в 1976 г. в Лондоне. Первая исследовательская монография о сексуальной жизни православных славян, включая Древнюю Русь, американского историка Евы Левиной, основанная не только на литературных, но и на архивных источниках, опубликована в 1989 г. издательством Корнеллского университета. Там же вышла и монография профессора истории Принстонского университета Лоры Энгельштейн о русской сексуальной культуре конца XIX века) . Наиболее полные обзоры истории однополой любви в России и об отражения этой темы в русской художественной литературе принадлежат перу американского литературоведа Семена Карлинского и американского же историка, бывшего ленинградца, Александра Познанского.
В послеперестроечной России первые публикации о русском сексе и эротической традиции в русской литературе, начались в лишь 1991 году. Не удивительно, что знания о русском сексе, несмотря на наличие не менее богатых, чем на Западе, первоисточников (летописи, жития святых, фольклор, своды законов, каноническое право, пенитенциалии, свидетельства иностранцев, этнографические описания и т.д.) остаются крайне фрагментарными, а теоретические обобщения - спекулятивными, предварительными.
Помимо недостатка знаний - научная история сексуальности и на Западе-то возникла совсем недавно, - сильно мешают идеологические стереотипы. Если одни авторы патриотически утверждают, что ни секса, ни эротики на Руси не было, то другие столь же патриотично доказывают, что русская эротика не только существовала, но и ничем не отличалась от западноевропейской.
На мой взгляд, обе эти позиции ошибочны. Между сексуальной культурой (отношение к сексуальности, сексуально-эротические ценности и соответствующие формы поведения) России и Запада существуют важные социально-структурные и символические различия.
Одной из важнейших дихотомий Западной цивилизации, начиная с классической античности, было и остается различение публичной и частной жизни. Разграничение это далеко не однозначно. C одной стороны, частное противопоставляется публичному как нечто скрытое, невидимое, в отличие от видимого, явного, доступного. С другой стороны, частная жизнь понимается как нечто личное, индивидуальное в противоположность групповому, коллективному, общественному началу.
В разных социально-исторических и философских контекстах эти понятия наполняются разным содержанием. В одном случае публичная жизнь трактуется как общественно-политическая, государственная деятельность, в отличие от частной жизни гражданского общества, в которой индивиды участвуют как отдельные товаропроизводители. В другом случае под частной жизнью понимают преимущественно семейно-бытовые отношения, в отличие как от политических, так и от рыночных. В третьем случае на первый план выступают психологические особенности - личная жизнь как нечто интимное. Содержание и соотношение таких понятий как "общественная", "общинная", "коллективная", "семейная", "частная", "индивидуальная", "личная", "интимная жизнь", "публичное и личное пространство" трактуется разными авторами по-разному. Тем не менее в западных обществах соответствующим категориям и обозначаемым ими явлениям приписывается разный социокультурный статус, в них действуют разные методы социального контроля и регулирования.
В русской культуре оппозиция "публичного" и "частного" размыта, а сами полюсы ее сплошь и рядом не сформированы. Историками и социологами давно отмечена как одна из особенностей русской истории - дефицит того, что по-английски называется "privacy" (нечто приватное, интимное, сугубо личное, закрытое для посторонних). В русском языке нет даже такого слова.
Проблема эта не лингвистическая. Во французском языке слова privacy тоже нет, приходится говорить la vie privee, на русский язык это можно перевести как "частная жизнь" или как "личная жизнь"; в первом случае имеется в виду все, что не является общественным, публичным, а во втором - только личная, индивидуальная жизнь. Тем не менее никто не считает, что у французов соответствующая потребность и меры, гарантирующие ее удовлетворения, развиты слабее, чем у англичан или американцев.
Отсутствие ясного понятия privacy в российской и советской ментальности исторически связано прежде всего с длительным существованием крепостного права и сельской общины. На протяжении значительной части российской истории, гражданское общество практически не существовало, было поглощено деспотическим государством или полностью подчинено ему. Никаких гарантий неприкосновенности частной / личной жизни не было. Русский человек не мог сказать о себе "Мой дом - моя крепость". Его имущество, семья и даже его собственное тело принадлежали не ему самому, а его господину. Это тормозило формирование личного самосознания и чувства собственного достоинства.
Социальная незащищенность личности усугублялась жилищной теснотой и скученностью. Крестьянская община не допускала закрытости: все все про всех знали, любые отклонения от общепринятого жестко контролировались и пресекались. Это способствовало формированию особого типа коллективного сознания, получившего, в противоположность индивидуализму, название "соборности".
Вторая важная особенность российской истории состоит в том, что становление цивилизованных форм социально-бытовой жизни, то, что известный социолог Норберт Элиас называет процессом цивилизации, здесь было теснее, чем на Западе, связано с государственной властью, даже новый этикет и правила приличия здесь обычно внедрялись и контролировались сверху. Поэтому давление в сторону унификации бытового поведения было сильнее его индивидуализации и диверсификации. А без сложившихся и достаточно разнообразных субкультур не было базы и для нормативного плюрализма, от которого зависит многоцветье сексуально-эротической культуры.
Не менее существенны культурно-символические и нормативные различия, непосредственно касающиеся телесного канона и собственно сексуальности.
Общие для всей средневековой европейской христианской культуры оппозиция и контраст между официальной, освященной церковью и антисексуальной по своему характеру "высокой" культурой, и "низкой", бытовой культурой народных масс, в которой сексуальности придавалась высокая положительная ценность, выражены на Руси значительно резче и продержались дольше, чем на Западе.
Наконец, в России гораздо позже, чем на Западе, зародилось и получило признание рафинированное, сложное эротическое искусство, посредством которого сексуальность только и может быть включена в состав "высокой" культуры.
Самая поразительная черта традиционной русской сексуально-эротической культуры - то, что и сами русские люди и иностранцы всегда описывали ее, как и вообще отношения между полами, крайне противоречиво.
Древнерусское общество - типично мужская, патриархальная цивилизация, в которой женщины занимают подчиненное положение и подвергаются постоянному угнетению и притеснению. В Европе трудно найти страну, где даже в XVIII-XIX веках избиение жены мужем считалось бы нормальным явлением и сами женщины видели бы в этом доказательство супружеской любви. В России же это подтверждается не только свидетельствами иностранцев, но и исследованиями русских этнографов.
В то же время русские женщины всегда играли заметную роль не только в семейной, но и в политической и культурной жизни Древней Руси. Достаточно вспомнить великую княгиню Ольгу, дочерей Ярослава Мудрого , одна из которых - Анна прославилась в качестве французской королевы, жену Василия I, великую княгиню Московскую Софью Витовтовну , новгородскую посадницу Марфу Борецкую , возглавившую борьбу Новгорода против Москвы, царевну Софью, целую череду императриц XVIII века, княгиню Дашкову и других. В русских сказках присутствуют не только образы воинственных амазонок, но и беспрецедентный, по европейским стандартам, образ Василисы Премудрой. Европейских путешественников и дипломатов XVIII - начала XIX в. удивляла высокая степень самостоятельности русских женщин, то, что они имели право владеть собственностью, распоряжаться имениями и т.д . Французский дипломат Шарль-Франсуа Филибер Массон считает такую "гинекократию" противоестественной, русские женщины напоминают ему амазонок, социальная активность которых, включая любовные отношения, кажется ему вызывающей .
Многие старые и новые философы, фольклористы и психоаналитики говорят об имманентной женственности русской души и русского национального характера. В языке и народной культуре Россия всегда выступает в образе матери. Некоторые авторы делали из этого обстоятельства далеко идущие политические выводы, вплоть до неспособности России к политической самостоятельности, трактуя "вечно-бабье" начало российской жизни как "вечно-рабье" , тоскующее по сильной мужской руке. Другие суживают проблему до внутрисемейных отношений, подчеркивая, что в России "патриархат скрывает матрифокальность": хотя кажется, что власть принадлежит отцу, в центре русского семейного мира, по которому ребенок настраивает свое мировоззрение, всегда стоит мать. Отец - фигура скорее символическая, всем распоряжается мать и дети ее больше любят.
Крайне противоречив и традиционный русский телесный канон и то, что теперь называют "телесной политикой" (социальные представления тела, отношение к наготе, контроль за телесными отправлениями, правила приличия и т.д. )
В противовес "западному" материализму и телесности, русскую культуру часто изображают царством исключительной духовности, связывая это с особым духом православия. Для этого есть определенные основания.
В западной религиозно живописи, начиная с позднего средневековья, человеческое тело являет взору живую плоть, закрыты только половые органы. Впрочем, даже последние нередко показываются и даже акцентируются, хотя, разумеется, без всяких намеков на эротику. Очень интересна в этом смысле иконография тела Христа. Напротив, в русских иконах живет только "лик", тело же полностью закрыто или подчеркнуто измождено и аскетично. Ничего похожего на рафаэлевских мадонн или кранаховских Адама и Еву здесь нет.
Православная иконопись гораздо строже и аскетичнее западного религиозного искусства. Правда, в отдельных храмах XVII в. (церковь Святой Троицы в Никитниках, церковь Вознесения в Тутаеве и др.) сохранились фрески, достаточно живо изображающие полуобнаженное тело в таких сюжетах как "Купание Вирсавии", "Сусанна и старцы", "Крещение Иисуса". Имеется даже вполне светская сцена купающихся женщин. Однако это шло вразрез со строгим византийским каноном и было исключением из правил.
Гораздо позже появляется и строже контролируется в России и светская живопись. Итальянские художники писали обнаженную натуру уже в эпоху Возрождения, русские получили это право лишь в конце XVIII века. А отношение к телу и наготе - один из главных факторов сексуальной культуры.
Однако в народном быту и культуре все было прямо наоборот. Крестьянская жизнь абсолютно несовместима со стеснительностью, да никто ее и не требовал. Европейских путешественников XVII-XIX веков, начиная с Олеария, удивляли и шокировали русские смешанные бани и совместные купания голых мужчин и женщин в Неве, казавшиеся им верхом непристойности и разврата. На самом деле это был просто старый крестьянский натурализм. В средневековой Европе смешанные бани тоже были, особенно после крестовых походов, в XIII -XVI веках, католическая церковь осуждала их, отождествляя с борделями. В XVI в. многие публичные бани были закрыты и стали возрождаться только в XVIII в., но уже как лечебные центры и, разумеется, раздельные. В России такой социальный контроль начал внедряться позже и , как и все остальные запреты , менее эффективно. Смешанные бани в Петербурге Сенат запретил в 1743 году, в 1760 г. это распоряжение было подтверждено и распространено на всю страну , но плохо соблюдалось.
Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 115; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!