Нарушение и соблюдение закона

Средневековый трубадур шевалье Гийом де Бало странствовал по дорогам юга Франции от замка к замку, декламируя стихи и во всем являя образец рыцаря без страха и упрека. В замке Жавиак он встретил и полюбил прелестную хозяйку, мадам Гильельму де Жавиак. Он пел ей свои песни, читал стихи, играл с ней в шахматы, и постепенно она, в свою очередь, полюбила его. У Гийома был друг, шевалье Пьер де Баржак, который путешествовал вместе с ним и также был принят в замке. Пьер тоже влюбился в даму, живущую в замке Жавиак, добрейшую, но темпераментную Вьернетту.

Как-то между Пьером и Вьернеттой произошла ужасная ссора. Дама прогнала Пьера, и он обратился к своему другу Гийому за помощью, умоляя его помочь вернуть расположение любимой. Гийом как раз собирался на время оста­вить замок, но по возвращении, через несколько недель, пустил в ход свои чары и помирил Пьера с Вьернеттой. Пьер ощущал, что любовь его усилилась многократно, ведь не бывает любви сильнее, чем та, что вспыхивает после примирения. Чем глубже и длительнее размолвка, говорил он Гийому, тем слаще чувство, сопутству­ющее миру и сближению.

Как трубадур, шевалье Гийом гордился тем, что вкусил все радости и горести любви. Слушая речи друга, он тоже пожелал испытать радость примирения после ссоры. С этой целью он разыграл сильнейшую обиду на мадам Гиль­­ельму, перестал писать ей любовные письма, затем вне­запно покинул госте­приимный замок и не появлялся даже на праздниках и охотах. Это выводило из себя юную даму.

Гильельма посылала к Гийому гонцов, пытаясь выведать, что произошло, но он отправлял их обратно. Он думал, что все это рассердит даму и она потребует, чтобы он, подобно Пьеру, умолял ее о прощении. Однако его отсутствие возымело противоположный эффект: оно заставило Гильельму полюбить его еще сильнее. Теперь дама преследовала своего рыцаря, посылая гонцов и письма с объяснениями, что было почти неслыханно — дамы никогда не гонялись так за своими трубадурами. Гийому это совсем не понравилось. Поведение Гильельмы, казалось ему, свидетельствовало об утрате достоинства. Он теперь не только сомневался в своем плане — он также сомневался в своей даме.

В конце концов после многих месяцев вдали от Гийома Гильельма сдалась. Она перестала забрасывать его посланиями любви, и он задумался: может, она рассержена? может, его план все-таки сработал? Он ведь так этого ждал. Настало время при­мирения. Он облачился в свой лучший наряд, выбрал самую дорогую упряжь для лошади, надел великолепный шлем и выехал в Жавиак.

Услышав, что ее возлюбленный вернулся, Гильельма по­спешила навстречу, упала перд ним на колени, сбросила ву­­аль, чтобы поцеловать его, и умоляла о прощении, чем бы ни был вызван его гнев. Вообразите его разочарование — план полностью провалился. Она не вышла из себя, она вообще никогда не выходила из себя, она лишь крепче полюбила, а ему так и не придется испытать радость примирения после ссоры. Видя ее теперь, он решился попытаться достичь задуманного еще раз: оттолкнул ее с грубыми словами и угрожающими жестами. Она удалилась, на этот раз жестоко обиженная.

На следующее утро трубадур пожалел о содеянном. Он снова поехал в Жавиак, но дама не приняла его и приказала слугам прогнать его от замка по подвесному мосту и дальше по холму. Гийом бежал. Вернувшись к себе, он разра­зился рыданиями: он совершил ужаснейшую ошибку. В течение следующего года, лишенный возможности видеть даму сердца, он страдал от ее отсутствия, ужасного отсутствия, которое лишь разжигало его любовь. Он написал одно из своих прекраснейших стихотворений «Моя песнь возносится, словно покаянная молитва». Он написал множество писем Гильельме, объясняя свой поступок и умоляя о прощении.

После долгого сопротивления мадам Гильельма, вспоминая его мелодичные песни, красивое лицо, а также сноровку в танцах и соколиной охоте, почувствовала, что не прочь вернуть его. Чтобы наказать трубадура за его жестокость, она приказала ему удалить ноготь с мизинца правой руки и прислать ей вместе со стихами, описыва­ющими его страдания.

Он выполнил все в точности. В конце концов Гийом де Бало получил возможность ощутить это чувство — при­мирение после размолвки, которое превосходило даже испы­тан­ное его другом Пьером.

Верблюд и плывущие поленья

Кто первый увидал Верблюда,

Тот прочь бежал при виде чуда;

Второй осмелился приблизиться к нему,

А третий и узду надел на дромадера.

Так, силою привычки и примера,

Становимся мы близки ко всему,

Что нам казалося пугающим и странным, —

С ним находясь в общеньи постоянном.

В пример тому я приведу рассказ.

Стоявшие на страже как-то раз

Увидели предмет, плывущий в отдаленьи.

Немедленно решили все вокруг:

«Большой фрегат иль брандер!»

Чрез мгновенье

Все в нем увидели простой с товаром тюк, челнок

И, наконец, плывущие поленья.

Знаком я в свете кое с кем,

Кого касается мое повествованье:

За нечто их сочтешь на расстояньи,

Вблизи они окажутся ничем.

Жан Лафонтен (пер. О. Чюминой)

Толкование

Пытаясь открыть радость примирения, Гийом де Бало непреднамеренно испытал истинность закона об отсутствии и присутствии. В начале операции следует возвысить и усилить значение своего присутствия в глазах окружа­ющих. Если исчезнуть слишком рано, вас могут попросту забыть. Но когда вас любят, разлука воспламеняет и волнует. Если причина вашего исчезновения неизвестна, это лишь подливает масла в огонь: партнер начинает думать, что это его (или ее) вина. Пока вас нет рядом, воображение влюбленного взбудоражено, а разгоряченное воображение делает любовь сильнее. Напротив: чем больше Гильельма преследовала Гийома, тем меньше он любил ее — она стала слишком доступной, не оставляла простора для его воображения, так что чувство начало задыхаться. Когда она перестала посылать к нему гонцов, он получил возможность сделать глоток воздуха и вернулся к первоначальному плану.

То, чего не хватает, неожиданно кажется заслужива­ющим нашего уважения и чести. То, что длится слишком долго, надоедает, начинает докучать. В Средние века дамы постоянно подвергали любовь своих рыцарей испытаниям, посылая их в долгие и изнурительные странствия, для того чтобы в их жизни были разлуки и встречи. В самом деле, если бы Гийом первым не оставил свою прекрасную даму, ей самой пришлось бы отослать его, самой позаботиться о разлуке.

Человек сказал Дервишу: «Почему я так редко вижу тебя?» Дервиш отвечал: «Потому что слова „Почему я так редко вижу тебя?“ слаще для моего слуха, чем слова „Зачем ты снова явился?“».

Мулла Джами. Цит. по «Каравану снов», Идрис Шах, 1968

Соблюдение закона

Когда-то давно ассирийцы правили в Азии в течение многих столетий. Однако в VIII веке до н. э. народ Мидии (северо-западная часть Иранского нагорья) восстал против них и добился свободы. Жителям Мидии предстояло установить новое правление. Решительно настроенные против любой формы деспотизма, они не хотели предоста­вить неограниченную власть одному человеку, кем бы он ни был, не соглашались на монархию. Без лидера, однако, стране грозил хаос, раздробленность, соседние деревни воевали бы друг с другом.

В одной из таких деревень жил человек по имени Дейос, известный своей справедливостью и умением разрешать споры. Он справлялся с этим так успешно, что местные жители спешили к нему с любым спорным вопросом, а его влияние возрастало. По всей стране закон дискредитировал себя и не пользовался уважением — судьи были продажными, и никто не шел в суд для решения своих проблем, полагаясь больше на силу. Вскоре весть о мудрости Дейоса, его неподкупности и непоколебимой беспристрастности облетела страну, и люди со всей Мидии потя­нулись к нему. Он стал основным вершителем правосудия.

Находясь на вершине славы, Дейос неожиданно решил, что должен остановиться. Довольно ему восседать в кресле судьи, примирять брата с братом, деревню с деревней. Объяснив, что проводил слишком много времени за решением чужих проблем, а при этом совсем забросил свои дела, он удалился на покой. С неожиданным уходом такого справедливого и влиятельного судьи, как Дейос, ур­о­вень преступности вырос, а авторитет закона никогда еще не был таким шатким. Представители всех деревень Мидии собрались на совет, чтобы решить, как быть. «Наша страна не может больше так жить, — заявил глава одного из племен.— Давайте выберем правителем кого-либо из нас, чтобы в стране был установлен порядок, пока мы не лишились всего в этом хаосе».

Хотя жители Мидии достаточно натерпелись от деспотизма ассирийцев, они решили, что стране необходим правитель. Человеком, который всем казался самым подходящим для этой роли, был, конечно, справедливый Дейос. Его было трудно уговорить, но люди просили, умоляли — без него, повторяли они, страна скатится в полное беззаконие. Дейос наконец согласился.

Но он поставил условия. Для него должны были построить огромный дворец, приставить к нему телохранителей, а еще выстроить столицу, из которой он правил бы страной. Когда всё было выполнено, Дейос въехал во дворец. Расположенный в центре столицы дворец был окружен стенами и совершенно недоступен для простых людей. Дейос выдвинул еще одно условие: общение с ним возможно только через посредников. Никому из его придворных не разрешалось видеться с ним чаще одного раза в неделю, и то по специальному разрешению.

За пятьдесят три года своего правления Дейос расширил владения Мидии и заложил основы государства Персии, импе­рии, которой правил его праправнук Кир. За время правления Дейоса людское уважение к нему переросло в почитание и своеобразное обожествление: люди верили, что он не обычный смерт­ный, а сын богов.

Разлука гасит мелкие страсти и усиливает великие подобно тому, как ветер задувает свечу и разжигает пожар.

Франсуа де Ларошфуко, 1613–1680

Толкование

Дейос был человеком с большими амбициями. Он раньше других понял, что страна нуждается в сильной руке, и решил, что станет ее правителем. В стране, измученной анархией, самым влиятельным лицом мог стать праведный судья и арбитр. Поэтому Дейос начал с того, что создал себе репутацию человека неподкупной честности.

Находясь на вершине карьеры судьи, Дейос, однако, осознал истинность закона отсутствия и присутствия: работая с такой обширной клиентурой, он оказался слишком «на виду», стал чересчур доступен, а это грозило потерей уважения, которым он наслаждался до тех пор. Люди начали воспринимать его услуги как нечто само собой разумеющееся. Единственным способом вновь завоевать желанные почитание и власть было полностью отступить в тень, дав жителям Мидии почувствовать, каково им придется без него. Как он и ожидал, вскоре они явились умолять его править ими.

Открыв для себя этот закон, Дейос стал воплощать его на практике. Во дворце, который был для него выстроен, никому не разрешалось его видеть, за исключением горстки придворных, да и те удостаивались этого лишь изредка. Вот что писал Геродот: «Была опасность, что, если бы они видели его постоянно, это вызвало бы зависть и обиды, а они повлекли бы за собой заговоры. Но раз его не видел никто, это порождало легенды о том, что он был не таким, как обычные люди».

Пять добродетелей петуха

Служа у герцога Аи из Лю, Тьен Чжао, раздосадованный тем, что его не ценят по достоинству, сказал своему господину: «Я хотел бы улететь далеко, подобно снежному гусю». —

«Что ты хочешь этим сказать?» — спросил герцог.

«Видите петуха? — отвечал Тьен Чжао. — Его гребешок — символ учтивости. Его мощные шпоры свидетельствуют о силе. Его готовность схватиться с любым врагом говорит о храбрости. Его привычка созывать других к месту, где есть пища, показывает великодушие. Наконец, точность, с которой он всегда возвещает об уходе ночи, являет нам пример надежности. И все же, несмотря на пять добродетелей, петухов каждый день убивают, чтобы приготовить кушанье для вашего стола. Отчего?

Причина в том, что петухи находятся в пределах вашей досягаемости.

А снежные гуси за один перелет покрывают расстояние в тысячу ли. Отдыхая в вашем саду, они ловят рыбу, черепах и клюют ваше просо. Но, хотя они не наделены пятью добродетелями петуха, вы цените и оберегаете этих птиц из-за того, что они редки.

Вот поэтому я и мечтаю улететь, подобно снежному гусю».

Ю Шусен. «Древнекитайские притчи»

Ключи к власти

Всё в этом мире зависит от отсутствия и присутствия. Яркое присутствие привлекает к вам власть и внимание — вы сияете, затмевая остальных. Но через какое-то время возникает противоположный эффект: чем больше вас видят и слышат, тем стремительнее снижается ваше влияние. К вам привыкают. Как бы вы ни старались быть неординарным, по непонятной причине люди ценят и уважают вас все меньше. Вы должны уметь уйти в нужный момент, прежде чем незаметно перестанете существовать для окружающих. Это игра в прятки.­

Истинность закона легче всего увидеть на примере любви и охлаждения. В начальных сценах этой пьесы отсутствие предмета вашей любви будит воображение, окутывая его или ее некой аурой. Но эта аура блекнет, когда вы знакомитесь ближе, — когда для воображения больше нет простора. Возлюбленный становится таким же человеком, как все, человеком, в присутствии которого для вас нет ничего удивительного. Вот по какой причине французская куртизанка XVII века Нинон де Ланкло совето­вала постоянно применять хитрость, скрываясь от своего любовника. «Любовь никогда не умирает от голода, — писала она, — но ее часто убивает пресыщенность».­

Стоит вам позволить видеть в себе просто человека, как все потеряно — вас проглотят и вами пресытятся. Чтобы этого не случилось, необходимо заставить людей жаждать вашего возвращения. Добейтесь их уважения, пугая возможно­стью утратить вас навсегда. Примените схему исчезновения и появления.

Наполеон имел в виду именно этот закон, когда сказал: «Если я буду слишком часто появляться в театре, люди перестанут меня замечать». Сегодня, когда мир перегружен потоком зрительных образов (пресса, телевидение), прием с исчезновением со сцены становится еще более действенным. Ничто не кажется больше достоянием частной жизни, так что каждый, кому удается скрыться, вызывает особое восхищение. Романисты Дж. Д. Сэлинджер и Томас Пинчон вызвали культовое поклонение потому, что знали, когда им исчезнуть.

Другой, более приземленный случай этого закона — это закон дефицита в научной экономике. Если какой-либо товар пропадает, его цена на рынке мгновенно возрастает. В Голландии XVII века правящие классы хотели сделать тюльпан символом государства. Они добились того, что цветок стал редкостью, а это вызвало то, что впоследствии получило название «тюльпаномания». Цветок тюльпана тогда стоил дороже, чем равное ему по весу количество золота.

В нашем веке торговец произведениями искусства Джозеф Дювин достигал своей цели сходным образом — торговал лишь самыми редкими из них. Чтобы держать цены на высоком уровне и не ронять авторитета, он скупал целые коллекции и хранил их в своих подвалах. Картины, которые он продавал, становились чем-то большим, чем живописные полотна, — это были фетиши, и их стоимость неизмеримо возрастала из-за их уникальности. «Можете купить любую картину, какую только хотите, за пятьдесят тысяч — это просто, — сказал он однажды.— А вот покупать картины по четверти миллиона за штуку — тут надо пово­зиться!»

Образ: солнце. Мы особенно
ценим его, когда его нет. Чем дольше тянутся дождливые дни, тем больше нам недостает солнца. Но слишком много жары и солнца выматывает. Научитесь исчезать так, чтобы люди ждали вашего возвращения.

 

Распространите закон дефицита на то, что вы умеете. Сделайте то, что вы предлагаете миру, редкостью, труднодоступной диковинкой — и вы немедленно возрастете в цене как уникальный специалист.

Неизбежно настает момент, когда кто-либо из власть имущих задерживается на своем посту, словно гость, который все сидит и не уходит. Мы устаем от таких властителей, теряем к ним уважение. Мы видим, что они ничем не отличаются от других представителей человечества, а это значит, что теперь нам они кажутся хуже, так как мы неизбежно сравниваем их теперешний имидж и наше отношение к ним с тем, что было раньше. Вовремя уйти со сцены — тонкое искусство. Если проделать все правильно, вы вновь завоюете утерянную было популярность и вернете себе хотя бы часть власти.

Крупнейшим правителем XVI века был Карл V. Король Испании из дома Габсбургов, он правил империей, которая в какой-то момент объединяла значительную часть Европы и Новый Свет.

Находясь на вершине власти, в 1557 го­ду он внезапно удалился в монастырь. Вся Европа была захвачена его неожиданным уходом. Люди, которые ненавидели и боялись его, стали называть его великим. Он стал казаться святым.

В недавние времена киноактрису Грету Гарбо никогда так не обожали, как после ее ухода на покой в 1941 году.

Авторитетное мнение

«Используя свое отсут­ствие, добейся, чтобы тебя уважали и ценили. Если присутствие уменьшает известность, отсутствие ее увеличивает. Человек, в котором во время его отсутствия видят льва, появляясь подчас, становится обыкновенным и смешным. Таланты теряют свой блеск, если мы слишком близко знакомимся с ними... Даже вы­да­ющий­ся гений использует уход от дел так, что люди получают возможность чествовать его и чтобы шумиха вокруг его ухода помогла оце­нить его должным образом».

Бальтазар Грациан

Оборотная сторона

Этот закон можно применять лишь тогда, когда достигнут определенный уровень власти. Необходимость удалиться возникает только после того, как вы упрочили свое положение. Слишком ранний уход не будет способствовать росту уважения к вам, вас попросту забудут. Если вы впервые вышли на сцену, вначале создайте узнаваемый, воспроизводимый образ, образ, который будет виден отовсюду. До тех пор пока это не будет достигнуто, отсутствие для вас опасно — пламя, вместо того чтобы разгореться, может погаснуть.

Похожим образом в любви и охлаждении разлука действенна лишь тогда, когда вам удалось сделать так, чтобы ваш образ был рядом с вашим партнером, чтобы вы стояли перед его мысленным взором, чтобы ваш голос звучал в его ушах, чтобы каждая вещь напоминала о вас.

Следует помнить: вначале не раздавайте себя понемногу, а, напротив, будьте вездесущим. Только о том, что видят, ценят и любят, будут сожалеть, лишившись.

 

Закон 17. Держи других в подвешенном состоянии..., поддерживай атмосферу непредсказуемости

Формулировка закона

Люди — порождения привычки, обладающие неутоли­мой потребностью искать и находить хорошо знакомое в поступках других. Предсказуемость дает им ощущение контроля над вами. Смешайте карты: станьте умышленно непредсказуемым. Поведение непоследовательное или внешне бесцельное будет выводить их из равновесия и заставит терять терпение в попытках объяснять ваши поступки.

Соблюдение закона

В мае 1972 года чемпион мира по шахматам Борис Спасский в столице Исландии Рейкьявике с тревогой ожидал приезда своего соперника Бобби Фишера. Чемпиону и претенденту предстояла встреча на чемпионате мира по шахматам, однако Фишер не прибыл вовремя, и матч висел на волоске. Фишера беспокоил вопрос о размере гонорара, вопрос о том, как будет распределяться призовой фонд, вопрос о регламенте матча в Исландии. Он готов был отказаться от участия в любой момент.

Спасский старался сохранять спокойствие. Его начальство считало, что Фишер над ним издевается, и требовало его возвращения, но Спасский хотел этого матча. Он знал, что способен победить Фишера, и не собирался допускать, чтобы что-то помешало ему одержать эту главную победу. «Но теперь, похоже, вся наша работа готова пойти прахом, — говорил Спасский своему товарищу.— А что мы можем? Сейчас ход Бобби. Если он приедет, мы будем играть. Не приедет — игры не будет. Инициатива принадлежит тому, кто собирается совершить самоубийство».

Фишер в конце концов приехал в Рейкьявик, но ставил все новые условия и по-прежнему угрожал отменой матча. Ему не нравился зал, где должны были состояться игры, он критиковал освещение, жаловался на шум от кинокамер, его раздражали даже стулья, на которых предстояло сидеть ему и Спасскому. Теперь Советский Союз перехватил инициативу и пригрозил, что его игрок будет отозван.

Блеф, кажется, сработал: после недель ожидания и бесконечных, доводящих до бешенства препирательств Фишер согласился играть. Все чувствовали облегчение, и особенно Спасский. Но в день, когда чемпиона и претендента должны были официально представить друг другу, Фишер появился с большим опозданием, как и в день начала «матча века», что, однако, грозило претенденту серьезными последствиями: в случае слишком большого опоздания в первой игре ему должны были засчитать поражение. Что происходило? Вел ли он своего рода интеллектуальную игру? А может быть, Бобби Фишер боялся Бориса Спасского? Собравшимся гроссмейстерам и Спасскому казалось, что этот вундеркинд из Бруклина трусит. Фишер появился за одну минуту до объявления об отмене игры.

Первая встреча шахматного турнира имеет огромное значение, она задает тон всем последующим. Как правило, это медленная и спокойная игра, во время которой противники определяют стратегию матча, прощупывая друг друга. Но эта игра была иной. В самом начале Фишер сделал ужасный ход, возможно, самый неудачный в его жизни, и, когда Спасский поддел его на крючок, он, похоже, готов был сдаться. Спасский знал, что Фишер никогда не объявлял себя проигравшим. Даже терпя, казалось бы, неизбежное поражение, он сражался до конца, изматывая противника. На этот раз создавалось впечатление, что он смирился. И вдруг сделан сильный ход, вызвавший шум в зале. Ход пора­зил Спасского, но чемпион справился с собой, и ему удалось выиграть партию. Но никто не мог объяснить стратегию Фишера. Проиграл ли он намеренно? Или перенервничал? Не смог собраться? Может, он не в себе? Или, как думали некоторые, душевнобольной?

После поражения в первой встрече усилились жалобы Фишера — на плохой зал, камеры, вообще на все подряд. На вторую игру он снова опоздал. Организаторам это надоело: Фишеру засчитали поражение. На его счету было уже два проигрыша и ни одной победы, позиция, из которой никому еще не удавалось выиграть в чемпионате. Фишер был явно выбит из колеи. Однако на третьей встрече, как вспоминают очевидцы, его глаза свирепо сверкали, и это заметно беспокоило Спасского. Несмотря на яму, которую он вырыл себе сам, претендент выглядел очень уверенно. Он еще раз, что называется, промазал, совершив грубый просчет, как и в первой игре, но его самоуверенный вид заставил Спасского заподозрить ловушку. Чемпион пытался, но никак не мог понять, в чем подвох, и неожиданно получил мат. Нетрадиционная тактика и непредсказу­емость Фишера заставляла соперника сильно нервничать. В конце игры Фишер вскочил и выбежал из зала с криком: «Я сокрушил его грубой силой!», потрясая сжатым кулаком.

В следующих играх матча Фишер делал ходы, которых до него не делал никто, ходы, которые были не в его стиле. Теперь уже Спасский стал допускать промахи. Проиграв шестую партию, он заплакал. Один из гроссмейстеров сказал: «Теперь Спасскому надо еще подумать, безопасно ли ему возвращаться в Россию». После восьмой встречи чемпиону показалось, что он нашел объяснение происходящему: Фишер гипнотизирует его. Он решил не смотреть Фишеру в глаза, тем не менее проиграл.

После четырнадцатой партии он собрал свою команду и объявил: «Была предпринята попытка управлять моим ра­зумом». Он заподозрил, что апельсиновый сок, который он пил за шахматным столом, содержал наркотики. Воздух также мог содержать химические препараты. Наконец, Спасский публично обвинил команду Фишера в том, что нечто, изменявшее его, Спасского, сознание, подложили ему в кресло. КГБ насторожился: Борис Спасский позорил Совет­ский Союз!

Кресла увезли и подвергли рентгеноскопии. Химики не обнаружили в них ничего необычного. Единственное, что вообще удалось найти, были две дохлые мухи в стойке осветительного прибора. Спасский начал жаловаться на галлюцинации. Он был не в состоянии продолжать игру и 2 сентября признал себя проигравшим.

Толкование

Раньше в играх со Спасским Фишеру приходилось нелегко. Спасский обладал невероятной способностью угадывать стратегию соперника и направлять ее против него. Он быстро приспосабливался к обстановке, был спокоен, мог разрабатывать атаки, приводившие к победе не через семь, но через семьдесят ходов. Он превосходил Фишера благодаря своей способности просчитывать игру на много ходов вперед, а также потому, что был прекрасным психологом и никогда не терял контроля над собой. Один шахматист сказал: «Он не просто ищет лучшие ходы. Он ищет такие ходы, которые выводят из равновесия соперника».

Однако Фишер понял, в чем был один из секретов успеха Спасского: тот использовал предсказуемость, строил свою игру, отталкиваясь от особенностей манеры противника. Все, что делал Фишер на матче чемпионата, было попыткой перехватить инициативу и вывести Спасского из равновесия. Несомненно, бесконечное ожидание повлияло на психику Спасского. Однако особенно сильное воздействие оказали грубые промахи Фишера и то, что у него как бы не было четкой стратегии игры. И действительно, он изо всех сил старался изменить свой почерк, даже ценой проигрыша в первой партии и присужденного поражения во второй.

Спасский был известен своим хладнокровием и самоконт­ролем, но впервые в жизни ему не удавалось понять противника. Его напряжение росло, и в конце концов именно он походил на душевнобольного.

В шахматах заключена квинтэссенция жизни, поскольку, во-первых, для победы вам нужно сохранять полнейшее спокойствие и быть очень дальновидным; во-вторых, игра строится на схемах, последовательности ходов, которые уже когда-то были разыграны и будут разыгрываться снова с небольшими вариациями в любом матче. Ваш соперник анализирует схемы, использованные вами в игре, и пытается прогнозировать ваши ходы. Не предоставляя противникам никаких предсказуемых, шаблонных ситуаций, на которых они могли бы строить свою игру, вы получаете большое преимущество. В шахматах — как в жизни: если людям не удается предугадать ваше поведение, они испытывают беспокойство и неопределенность — их охватывают тревога, страх, смущение.

Жизнь при дворе — это серьезная, безрадостная шахматная партия, которая требует, чтобы мы расставили фигуры, составили план и, следуя ему, парировали ходы соперника. Иногда, однако, лучше рискнуть и сделать совершенно необоснованный, непредсказуемый ход.

Жан де Лабрюйер

Ключи к власти

Нет ничего страшнее неожиданности и непредсказуемости. Вот почему нас так пугают землетрясения и ураганы: мы не знаем, когда это случится. После того как разразится стихийное бедствие, мы с ужасом ожидаем следующего. Сходное воздействие, хотя и не настолько сильное, оказывает на нас непредсказуемое человеческое поведение.­

Поведение животных укладывается в схемы, именно поэтому людям удается охотиться и убивать их. Лишь человек обладает способностью постоянно изменять свое поведение, импровизировать и преодолевать давление рутины и привычки. При этом большая часть людей не реализуют эту возможность. Они предпочитают повторять одни и те же привычные действия, потому что это не требует усилий и потому что они заблуждаются, веря, будто если они не станут раздражать других, то их оставят в покое. Следует понимать: человек власти вселяет некоторый страх, намеренно выводя окружающих из равновесия, чтобы держать инициативу в своих руках. Иногда необходимо нанести удар без предупреждения, когда люди меньше всего этого ожидают, чтобы заставить их трепетать. Это инструмент, которым пользуются сильные мира сего на протяжении веков.

Филиппо Мариа, последний миланский герцог Висконти в Италии XV века, намеренно совершал поступки, противоположные тем, которых от него ожидали. Например, он мог вдруг щедро одаривать придворного своими милостями, а затем, когда человек решал, что можно ожидать продвижения по службе, так же внезапно третировал его, де­монстрируя полное пренебрежение. В смятении несчаст­ный собирался оставить двор, но герцог опять начинал прекрасно с ним обращаться. Вконец запутавшись, придвор­ный приходил к выводу, что его прошение о новой должности, вероятно, показалось герцогу оскорбительным, и решал держаться так, словно никогда не помышлял о продвижении. Тут герцог мог обвинить его в отсутствии честолюбия и отослать его.

Секрет успеха в общении с Филиппо был прост: не ста­райся заранее понять, чего он хочет. Не пытайся угадать, чем ему потрафить. Никогда не навязывай ему свою волю, просто повинуйся его воле. Затем жди, что произойдет. Среди смятения и неуверенности, которые сеял герцог, он властвовал спокойно, как существо высшее, чья воля непререкаема.

Непредсказуемость чаще всего бывает тактикой господина, но ее с большим успехом может применять и подчиненная сторона. Если вы чувствуете, что вас превзошли или загнали в угол, ответьте серией непредсказуемых ходов. Это так запутает ваших врагов, что отбросит их назад или заставит делать тактические ошибки.

Весной 1862 года, во время Гражданской войны, генерал Джексон и 4600 солдат армии конфедератов постоянно досаждали превосходящим их по численности войскам федералистов в долине Шенандоа. Между тем неподалеку генерал Джордж Бринтон Макклеллан во главе 90-тысячной армии федералистских солдат двигался на юг от Вашингтона (округ Колумбия), чтобы устроить западню в столице конфедератов Ричмонде (штат Вирджиния). На протяжении нескольких недель, пока шла эта кампания, Джексон попеременно то выводил свои войска из долины Шенандоа, то возвращался.

В его поступках не было смысла. Собирался ли он помогать оборонять Ричмонд? Или готовился к атаке на Вашингтон, оставшийся незащищенным в отсутствие Макклеллана? А может, направлялся на север, чтобы сеять там разрушение? Почему его небольшой отряд ходил по кругу?

Необъяснимые передвижения Джексона привели к тому, что генералы федералистов решили повременить с наступле­нием на Ричмонд до тех пор, пока не поймут его намерений. А за это время южане успели подтянуть к городу подкрепление. Сражение, в котором армии конфедератов предстояло быть разбитой, окончилось ничьей. Джексон использовал подобную тактику не раз, если имел дело с превосходящими силами противника. «При любой возможности следует мистифицировать, вводить в заблуж­дение и удивлять врага, — говорил он. — Такая тактика приносит победу, и маленькая армия сможет сокрушить большую».

Этот закон применим не только к войне, но и к ежедневно возникающим ситуациям. Люди всегда стараются разгадать мотивы, стоящие за вашими поступками, и использовать вашу предсказуемость против вас. Сделайте совершенно необъяснимый ход — и им придется занять оборонительную позицию. Из-за того что не удается понять вас, они начинают нервничать. А когда враги в таком состоянии, вы можете без труда устрашить их.

Пабло Пикассо заметил как-то: «Лучший расчет — это отсутствие расчета. Стоит вам достигнуть определенного уровня признания, окружающие, как правило, начинают подыскивать разумное объяснение каждому вашему поступку. Так что просто глупо заранее тщательно обдумывать свои действия. Вы только выиграете, если будете поступать как вздумается».

Долгое время Пикассо сотрудничал с торговцем произведениями искусства Полом Розенбергом. Сначала он предоставлял ему довольно широкие полномочия по отношению к своим картинам, однако однажды без видимой причины сказал Розенбергу, что больше не разрешает продать ни одной работы. Как объяснил Пикассо, «Розенберг провел следующие двое суток, пытаясь понять, в чем дело. Не собираюсь ли я передать права другому торговцу? Я продолжал работать и спокойно спал, а Розенберг все пытался понять. Через два дня он пришел снова, взвинченный, обеспокоенный, со словами: „В конце концов, дорогой друг, вы ведь не стали бы порывать со мной, если бы я предложил столько (тут он назвал существенно более высокую сумму) за эти картины вместо той цены, что платил обычно, не так ли?“».

Непредсказуемость — не только оружие устрашения: периодически разрушая привычные схемы, вы тем самым поднимаете переполох, подогревая к себе интерес. Люди говорят о вас, приписывают вам мотивы и объяснения, не имеющие ничего общего с истиной, и это помогает вам постоянно занимать их мысли. В конечном счете чем взбалмошнее вы выглядите, тем большее уважение вызываете. Лишь безнадежный аутсайдер, занимающий подчиненное положение, ведет себя предсказуемо.

Образ: циклон. Ветер,
который не поддается прогнозированию. Внезапные скачки барометра, необъяснимые изменения направления и скорости. От него невозможно защититься: циклон сеет страх и тревогу.

Авторитетное мнение

«Просвещенный властитель так загадочен, что кажется, будто он живет нигде, так необъясним, что никто не мо­жет домогаться его. Он пребывает в бездей­ст­вии наверху, а его советники трепещут вни­зу».

Хань Фэй

Оборотная сторона

Порой предсказуемость может сыграть вам на руку: создавая для окружающих привычные и удобные схемы, вы убаюкиваете и усыпляете их. Они готовы действовать, исходя из своих устоявшихся представ­лений о вас. Этим можно воспользоваться по-разному. Во-пер­вых, это создает для вас дымовую завесу, удобную шир­му, прикрываясь которой вы можете действовать. Во-вто­рых, это позволяет вам изредка делать что-то совершенно противоположное схеме и так глубоко поразить этим противника, что он падет даже без дополнительного толчка.

В 1974 году Мухаммед Али и Джордж Форман должны были участвовать в чемпионате мира по боксу для тяжело­весов. Всем было ясно, как пойдет бой: огромный Джордж Форман будет стараться провести нокаут, а Али — при­плясывать вокруг него, изматывая противника. Это была манера Али вести бой, его схема, которой он не изменял вот уже более десяти лет. Но на этот раз казалось, что Форман имеет преимущество: у него был сокрушительный удар, и, если набраться терпения, рано или поздно он должен был поразить им Али. У Али, прекрасного стратега, были другие планы. На пресс-конференции перед боем он заявил, что собирается поменять свой стиль и нокаутировать Формана. Никто, включая Формана, ни на секунду не поверил этому. Такой план был бы для Али равносилен самоубийству, он, как всегда, разыгрывал комедию. Между тем до начала боя тренер Али ослабил канаты вокруг ринга. Обычно тренер делает это, если боксер собирается нанести сильный удар. Но и этому никто не поверил. Решили, что это просто представление.

К изумлению всех зрителей, Али сделал именно то, что обещал. Пока Форман ждал, когда он начнет пританцовывать вокруг него, Али атаковал его и нанес мощный удар. Он совершенно обескуражил соперника, поломал его план игры. Форман растерялся, в конце концов выбился из сил, начал беспорядочно махать кулаками, получая все больше контрударов в ответ. Наконец Али нанес роковой удар правой, отправив Формана в нокаут. Представление о том, что поведение человека должно укладываться в привычные для него рамки, так сильно, что даже заявления Али о намерении изменить стратегию оказалось недостаточно. Форман попал в западню — западню, о которой его предупредили.

Осторожно: непредсказуемость иногда может обернуться против вас, особенно если вы занимаете подчиненное положение. Бывают случаи, когда лучше позволить окружающим чувствовать себя спокойно и уютно, чем выбивать их из колеи. Слишком непредсказуемое поведение может быть расценено как нерешительность или даже навести на мысль о каких-то более серьезных психиче­ских отклонениях. Схемы могущественны, и, нарушая их, можно терроризировать людей. Однако эту власть следует использовать с умом.

 

Закон 18. Не строй крепостей, чтобы защитить себя: изоляция опасна

Формулировка закона

Мир опасен, а враги повсюду — каждый вынужден защищаться. Крепость кажется самым надежным убежищем. Но изоляция не только и не столько защищает нас, сколько подвергает еще большим опасностям: она лишает нас важной информации, делает заметной и уязвимой мишенью. Лучше быть среди людей и находить союзников. Прикройтесь от врагов толпой, словно щитом.

Нарушение закона

Цинь Шихуанди, первый император Китая (221–210 гг. до н. э.), был могущественнейшим правителем своего времени. Его империя превосходила империю Александра Македонского и по величине, и по мощи. Он завоевал все соседние территории и объединил их в великое централизованное государство Китай. Но в последние годы жизни мало кому удавалось лице­зреть его.

Император жил в великолепнейшем дворце, выстроенном к тому времени в столице Сяньяне. Дворец имел 270 павильонов, все они соединялись тайными подземными ходами, что позволяло императору передвигаться по дворцу так, чтобы никто его не видел. Он проводил каждую ночь в другой спальне, и всякого, кто случайно встречал его, немедленно обезглавливали. Лишь горстке приближенных было известно его местонахождение, но тот из них, кто открывал эту тайну кому-либо, также расставался с жизнью.

Первый император остерегался всяких контактов с людьми настолько, что, если ему приходилось выезжать из дворца, он путешествовал инкогнито, тщательно изменяя свой внешний облик. Во время одной из подобных поездок по провинциям император скоропостижно скончался. Его тело было перенесено в столицу в императорском паланкине, за которым везли тележку с соленой рыбой, чтобы заглушить запах разлагающегося тела, — никто не должен был узнать о его смерти. Он умер одиноким, вдали от своих жен, домочадцев, друзей и придворных, рядом были лишь его слуга да несколько евнухов.

Маска красной смерти

Долгое время Красная Смерть опустошала страну. Никакой мор не был еще столь беспощаден или столь отвратителен. Кровь была ее знамением и ее печатью — алость и ужас крови. Острые боли, внезапное головокружение — а затем кровь, что обильно хлынет сквозь поры, и гибель. ...И первые спазмы, ход и завершение болезни были делом получаса.

Но принц Просперо был жизнерадостен, неустрашим и находчив. Когда народ в его владениях наполовину вымер, он призвал к себе тысячу здоровых и неунывающих друзей из числа рыцарей и дам своего двора и с ними удалился в одно из принадлежащих ему аббатств, построенное наподобие замка.

То было просторное и великолепное здание, рожденное эксцентрическим, но царственным вкусом самого принца. Аббатство окружала крепкая и высокая стена с железными воротами. Придворные, войдя, принесли кузнечные горны и увесистые молоты и заклепали болты изнутри. На случай нежданных порывов отчаяния или неистовства они решили не оставить никаких возможностей для входа или выхода. Аббатство было в обилии снабжено припасами. При таких мерах предосторожности придворные могли надеяться на спасение от мора. Внешний мир был предоставлен самому себе. А пока предаваться скорби или размышлениям не имело смысла. Принц позаботился о развлечениях. Там были буффоны, там были импровизаторы, там были балетные танцовщики, там были музыканты, там была Красота, там было вино. Все это, с безопасностью в придачу, было внутри. Снаружи была Красная Смерть.

И к концу пятого или шестого месяца затворничества, когда мор свирепствовал с особой яростью, принц Просперо пригласил тысячу друзей на бал-маскарад, исполненный самого необычайного великолепия. Он являл собою роскошное зрелище, этот маскарад. <...>

...И веселье клокотало, пока часы наконец не начали бить полночь... И быть может, случилось и так, что до того, как совсем умолкли отзвуки последнего удара часов, многие в толпе почувствовали присутствие фигуры в маске, ранее ни единым из них не замеченной. <...> Он был высок и тощ и с головы до ног окутан саваном. Маска, скрывавшая его лицо, так походила на облик окоченелого мертвеца, что и самый пристальный взгляд с трудом заподозрил бы обман. И все же это могло бы сойти ему с рук, если даже не встретить одобрение предававшихся буйному веселью. Но он зашел чересчур далеко и принял обличье Красной Смерти. Его одеяние было забрызгано кровью — и его широкий лоб, да и все лицо покрывали ужасные багровые капли. <...>

...И тогда, призвав исступленную отвагу отчаяния, гости, все как один, ринулись в черную залу к маске, чья высокая, прямая фигура застыла в тени эбеновых часов, — и у них перехватило дух от невыразимого ужаса, когда они обнаружили, что под зловещими одеяниями и трупообразною личиною, в которые они свирепо и грубо вцепились, нет ничего осязаемого.

И стало понятно, что пришла Красная Смерть. Она явилась, яко тать в нощи. И один за другим падали гости в забрызганных кровью залах веселья и умирали, каждый в том исполненном отчаяния положении, в каком упал. И жизнь эбеновых часов кончилась вместе с жизнью последнего из веселившихся. И огни треножников погасли. И Тьма, и Тлен, и Красная Смерть обрели безграничную власть над всем.

Эдгар Аллан По, 1809–1849

Толкование

Цинь Шихуанди начинал как властитель царства Цинь, бесстрашный воин с необузданными амбициями. Современники описывали его как человека с «носом острым, словно жало осы, узкими, как щелочки, глазами, голосом шакала и сердцем тигра или волка». Он мог быть порой милостивым, но чаще «расправлялся с людьми без колебания». Силой и хитростью он завоевал земли, окружавшие его царство, и создал Китай, выковал единую нацию и культуру. Он покончил с феодальной раздробленностью, а чтобы держать под контролем многочисленных соратников бывших правителей, во множестве рассыпанных по всему обширному государству, переселил 120 тысяч их родственников в столицу и поселил наиболее высокопоставленных в большом дворце. Он соединил многие стены, обозначавшие границы провинций, и построил Великую Китайскую стену. Он унифицировал законы страны, письменность и даже размеры колес у повозок.

При этом, однако, император поставил вне закона учение Конфуция, философа, чьи представления о морали фактически стали религией в китайской культуре. По приказу Цинь Шихуанди тысячи конфуцианских книг были сож­жены, а тех, кто упоминал Конфуция, казнили. Этим император создал себе множество врагов, поэтому его страхи постоянно нарастали, становились болезненными. Казни и расправы продолжались. Современник, философ Хань Фэй-цзы, заметил, что «четыре поколения династии Цинь не знали поражений, но жили в постоянном страхе, предчувствуя гибель».

По мере того как император все больше затворялся в своем дворце, чтобы обезопасить себя, он постепенно терял власть в своем государстве. Евнухи и слуги заправляли политическими делами, не спрашивая его одобрения и даже вообще не ставя его в известность. Они плели интриги и против него. К концу он был императором лишь номинально, а изоляция его была так глубока, что мало кому стало известно о его кончине. Возможно, он был отравлен теми самыми слугами, которые одобряли его затворничество.

Вот что приносит изоляция: удалитесь в кре­пость — и вы лишитесь контакта с источниками своей власти. Вы теряете возможность получать информацию о том, что происходит вокруг, теряете и чувство меры. Вместо того чтобы обрести безопасность, вы отрезаете себя от того зна­ния, от которого зависит ваша жизнь. Никогда не удаляйтесь настолько далеко от улиц, чтобы не услышать, что происходит вокруг, не заметить интриги, которые плетут против вас.

Соблюдение закона

Для Людовика XIV и его свиты в 1660 году был построен дворец в Версале, не похожий на другие королевские дворцы мира. Как в пчелином улье, тут все вращалось вокруг персоны короля. Придворные размещались в апартаментах, окружавших королевские покои, на расстоянии, которое зависело от положения, занимаемого придворным. Королевская опочивальня располагалась в самом центре дворца (в буквальном смысле) и находилась в фокусе всеобщего внимания. Каждое утро в этой комнате происходила церемония, известная как леве.

В восемь часов утра первый камердинер короля, спавший в изножье королевской кровати, будил его величество. Затем пажи открывали дверь и впускали тех, кто принимал участие в утренней церемонии. Порядок, по которому они входили, был точно определен: сначала появлялись незаконные сыновья короля и его внуки, затем принцы и принцессы крови, за ними — его врачи. Следующими входили распорядитель гардероба, официальный чтец короля и лица, ответст­венные за его развлечения. Вслед за ними прибывали государственные деятели, входившие в соответствии с их рангом, в порядке его возрастания. Последними по порядку, однако не по значению, появлялись те, кто получил специальные приглашения на церемонию. К концу в комнате собиралось не менее сотни королевских слуг и посетителей.

День был организован так, что Людовика постоянно посещали придворные и официальные лица, прося его совета и суждения. На все их вопросы он обычно отвечал: «Я подумаю».

Сен-Симон отмечал: «Если он поворачивался к кому-то, задавал вопрос, делал какое-либо замечание, глаза всех присутствовавших обращались на этого человека. Это было отличие, которое обсуждали, и высокий престиж». Во дворце было невозможно уединение, даже для короля, — каждое помещение имело дверь в смежные с ним, каждый коридор вел в покои большего размера, где постоянно собирались группы дворян. Действия любого были независимыми, но ничто и никто не оставались незамеченными. «Король не только следил, чтобы все высшее дворянство собиралось при его дворе, — писал Сен-Симон, — он требовал того же и от мелкого дворянства. При его леве и кушэ, во время трапез, в версальских садах, он всегда смотрел вокруг, все примечая. Его задевало, если самые родовитые дворяне не жили при дворе постоянно, и те, кто никогда не появлялся или показывался лишь изредка, вызывали его крайнее неудовольствие. Если кто-то из них обращался с прошением, король гордо ответствовал: „Мне он неизвестен“, и никто не смел возразить».

Толкование

Людовик XIV пришел к власти в результате гражданской войны, Фронды. Основной движущей силой Фронды было дворянство, возмущенное усилением трона и тоскующее по временам феодализма, когда сюзерены правили в своих владениях, власть же, которую имел над ними король, была совсем невелика. Дворяне проиграли войну и, затаив обиду, держались обособленно.

Конструкция Версаля поэтому представляла собой нечто большее, чем просто каприз обожающего роскошь короля. Она выполняла важнейшую функцию: король получал возможность пристально следить за каждым и быть в курсе всего, происходящего вокруг. Роль некогда горделивого дворянства свелась к перебранкам из-за права помогать королю одеваться по утрам. Во дворце были невозможны уединение и изоляция. Людовик XIV очень рано уяснил, насколько опасна для короля добровольная изоляция. В его отсутствие заговоры будут разрастаться словно грибы после дождя, враждебность породит раздоры и интриги, и, наконец, вспыхнет бунт, прежде чем король успеет что-либо предпринять. Чтобы предотвратить такой ход событий, следует не просто поощрять общительность и открытость, их необходимо четко организовать и направить в нужное русло.

В Версале эти условия выполнялись до самого конца царствования Людовика, то есть около пятидесяти лет относительного мира и покоя, на протяжении которых булавка не могла упасть на пол так, чтобы король не услышал.

Одиночество представляет опасность для рассудка, не благоприятствуя и добродетели... Смертный, стремящийся к уединению, несомненно, расточителен, возможно, суеверен и, по всей вероятности, безумен.

Д-р Сэмюэл Джонсон, 1709–1784

Ключи к власти

Макиавелли доказывает, что в военном смысле крепость неизбежно является ошибкой. Она становится символом изоляции власти и представляет легкую цель для врагов того, кто ее построил. Предназначенные для того, чтобы защитить, крепости на самом деле отрезают вас от помощи и лишают гибкости. Они могут казаться неприступ­ными, однако стоит вам удалиться в одну из них, и вот уже всем известно, где вы находитесь. И не нужно большой хитрости, чтобы превратить вашу крепость в тюрьму. Крепости, с их замкнутым тесным пространством, весьма уязвимы в отношении инфекционных заболеваний. В страте­гическом смысле изоляция в крепости не дает защиты и на самом деле создает больше проблем, чем помогает решить.

Поскольку человек по природе своей существо общественное, власть зависит от социальных контактов и взаимодействий. Чтобы добиться власти, вы должны находиться в центре событий, подобно Людовику XIV в Версале. Все события должны вращаться вокруг вас, вы должны быть осведомлены обо всем, что происходит на улицах, и обо всех, кто может плести против вас интриги.

Опасность, по мнению большинства людей, возникает тогда, когда они чувствуют, что им что-то угрожает. В это время они стараются отступить и спрятаться в той или иной крепости. Однако, поступая так, они получают все меньше и меньше информации и теряют возможность видеть и оценивать происходящее вокруг. Они теряют маневренность и становятся легкой добычей, к тому же изоляция делает их подозрительными. В военном деле и большей части стратегических игр изоляция часто предшествует поражению и смерти.

В моменты неопределенности и опасности вам нужно преодолеть желание спрятаться. Вместо этого возобновляйте старые связи и заводите новые, внедряйтесь в самые разные круги.

В этом состоит хитрость, к которой на протяжении столетий прибегают люди власти.

Римский государственный деятель Цицерон происходил из мелкого незнатного рода, и его шансы добиться власти были бы ничтожны, если бы не удалось самостоятельно завоевать место среди правящей элиты города. Он проделал это и добился блестящего успеха, точно определяя влиятельных людей, а затем то, в каких отношениях они между собой. Он бывал повсюду, был знаком с каждым, у него была такая разветвленная сеть связей, что он с легкостью противопоставлял любому врагу союзника.

Французский государственный деятель Талейран действовал точно так же. Потомок старейшего аристократического рода Франции, Талейран, несмотря на это, старался постоянно быть в курсе того, что происходило на улицах Парижа, и это позволяло ему предугадывать события. Он получал даже своеобразное удовольствие от общения, как говорят сегодня, с криминальными элементами, собиравшими ему ценные сведения. Каждый раз, когда наступал кризис и власть переходила из рук в руки — в дни конца Директории, падения Наполеона, отречения Людовика XVIII, — Талейран не только выживал, но и процветал, поскольку никогда не замыкался на узком круге общения и всегда поддерживал связи с новым порядком.

Этот закон важен для королей, королев и других верховных властителей: в ту самую минуту, когда вы теряете контакт со своим народом и начинаете искать безопасность в изоляции, назревает бунт. Никогда не воображайте себя столь возвышенным, чтобы позволить себе пренебречь общением даже с самыми низшими слоями общества. Уединяясь в крепости, вы становитесь легкой мишенью для заговорщиков, рассматривающих вашу изоляцию как оскорбление и повод для восстания.

Люди — социальные существа, отсюда следует, что в искусстве быть приятными для окружающих можно добиться успеха, лишь постоянно находясь среди них. Чем больше вы контактируете с людьми, тем легче, с приятностью вы всего добьетесь. Изоляция же придает вам напряженный вид и приводит к еще большей изоляции, потому что люди начинают вас сторониться.

В 1545 году Козимо I, основатель династии Медичи, решил увековечить свое имя, заказав фрески для капеллы собора Сан-Лоренцо во Флоренции. Он мог выбирать из многих прекрасных живописцев и в итоге остановился на Якопо да Понтормо. Преуспевающий в течение долгих лет художник, Понтормо хотел, чтобы фрески стали венцом его творчества. Первым его желанием было закрыть капеллу, чтобы никто не увидел рождение шедевра или не украл идеи живописца. Он выставил бы за дверь самого Микеланджело. Когда в капеллу вторглись любопытные юнцы, Якопо еще усилил охрану.

Понтормо расписал потолок капеллы сценами из Биб­лии — Сотворение мира, Адам и Ева, Ноев ковчег и т. д. В верхней части центральной стены он написал Христа во славе, поднима­ющего мертвых из гробов в день Страшного суда. Художник работал одиннадцать лет, почти не покидая капеллу, так что у него развились боязнь человеческого общения и страх, что его обкрадут плагиаторы.

Понтормо умер, не успев завершить работу, ни одна из фресок не сохранилась. Но великий литератор эпохи Возрождения, друг Понтормо, Вазари, видевший фрески вскоре после смерти художника, оставил нам их описание. Полное отсутствие чувства меры. Сцены громоздились одна на другую, множество фигур на одном уровне накладывались на фигуры на другом. Понтормо увлекся отделкой деталей, но совершенно потерял ощущение общей композиции. Вазари прерывает описание, говоря, что если бы ему пришлось его продолжить, «то, думаю, я сошел бы с ума и увяз бы в этой живописи, как, по-мо­ему, случилось с Понтормо, проведшим одиннадцать лет среди своих творений, и как случится с каждым, кто увидит их». Вместо того чтобы увенчать творчество Понтормо, эта работа стала для него крахом и гибелью.

Его фрески можно назвать наглядной иллюстрацией влияния изоляции на человеческий разум: потеря чувства соразмерности, погружение в детали в сочетании с неспособ­ностью увидеть общую картину, некое странное урод­ство, которое выражается в потере контакта. Очевидно, что изоляция губительна для творчества так же, как и для общения.

Власть — порождение людей, она неизбежно усиливается от общения с ними. Вместо того чтобы подумывать о крепости, посмотрите на мир следующим образом: это громадный Версальский дворец, где каждое помещение соединяется с соседним. Нужно стать открытым, научиться легко входить в различные круги общения и выходить из них, смешиваясь с самыми разными их представителями. Такая подвижность и легкость в общении защитит от недоброжелателей, которым не удастся хранить свои козни в секрете, и от серьезных врагов, которым не удастся изолировать вас от ваших сторонников.

Находясь в постоянном движении, вы переходите из зала в зал, никогда не засиживаясь и не обосновываясь надолго в одном месте. Ни один охотник не успеет прицелиться и попасть в вас.

Образ: крепость.
Цитадель на вершине холма — символ всего нежелательного, ненавистного для власти. Горожане выдадут вас первому же врагу. Отрезанная от мира, крепость падет без сопротивления.

Авторитетное мнение

«Справедливый и мудрый властитель, жела­ющий сохранить этот свой образ и не позволить сыновьям стать деспотичными правителями, не станет строить крепость, с тем чтобы сыновья надеялись на добрую волю подданных, а не на мощь цитаделей».

Никколо Макиавелли

Оборотная сторона

Почти никогда изоляция не является правильным выбором. Не будучи в курсе всего, что происходит вокруг, вы не сможете защитить себя. Но единственное, чему не спо­собствует постоянное общение, — это мысль. Груз обще­ственного мнения, склоняющего к соглашательству, и невоз­можность дистанцироваться от окружающих не по­зволяют ясно обдумывать то, что происходит вокруг вас. В этом случае изоляция — в качестве временной меры — поможет вам выиграть в перспективе. Многие серьезные мыслители стали таковыми, оказавшись в изоляции. Макиавелли написал своего «Правителя» лишь благодаря тому, что был в ссылке, вдалеке от политических интриг Флоренции.

Существует, однако, опасность, что такой тип изоляции породит всевозможные уродливые и извращенные идеи. Вы можете выиграть, но это грозит тем, что вы вдруг ощутите величие и неограниченность своих возможностей. К тому же, чем больше вы изолированы, тем труднее бывает выйти из изоляции, когда вам этого захочется, — она быстро и незаметно затягивает вас в зыбучие пески. Если вам нужно время, чтобы подумать, прибегайте к самоизоляции лишь на краткий срок и в малых дозах. Тща­тельно следите, чтобы дверь, ведущая обратно в общество, не захлопнулась.

 

Закон 19. Знай, с кем имеешь дело: не наноси обиду кому не следует

Формулировка закона

В мире есть разные типы людей, и нельзя ожидать, что все они будут одинаково реагировать на одни и те же приемы. Вы запугаете или перехитрите кого-то, а он до конца дней будет вам мстить. Такие люди — волки в овечьей шкуре. Поэтому тщательно выбирайте жертву или противника и никогда не задевайте и не обижайте тех, кого не следует.

---

Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 144; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!