ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ ЗАРУБЕЖНОЙ ПСИХОЛОГИИ



XX ВЕКА

Психоанализ и направления, с ним связанные

Одним из наиболее важных для развития современной психологии направлений явился психоанализ. В первую очередь он связан с именем австрийского психолога и пси­хиатра Зигмунда Фрейда (1856—1939).

Возникнув как метод лечения неврозов, психоанализ затем превратился в психологическую теорию, а впослед­ствии — в одно из важных направлений философии XX в. Отметим еще раз:

• психоаналитическая теория складывалась не на базе проверки предварительно выдвинутых гипотез, как происходит в академи­ческой науке;

Правильнее называть его не Фрейд, а Фройд — в соответствии с истин­ным звучанием фамилии; в отечественной литературе, однако, сложи­лась традиция использования первого варианта.

она возникала из необходимости практической помощи страдаю­щему человеку, и психоаналитические представления формирова­лись как попытка объяснения того, что открывалось в терапевтиче­ской практике иногда неожиданно для самого психоаналитика.

Психоанализ основывается на идее о том, что поведе­ние человека определяется не только и не столько его со­знанием, сколько бессознательным, к которому относятся те желания, влечения, переживания, в которых человек не может себе признаться и которые поэтому либо не допус­каются до сознания, либо вытесняются из него, как бы ис­чезают, забываются, но в реальности остаются в душевной жизни и стремятся к реализации, побуждая человека к тем или иным поступкам, проявляясь в искаженном виде.

Например, в сновидениях, творчестве, невротических нарушениях, фантазиях, оговорках и др.

Почему же возникает эта своеобразная цензура, запре­щающая непосредственно осознаваться определенным желаниям и переживаниям? Прежде всего в силу того, что они не соответствуют тем правилам, запретам, идеалам, которые вырабатываются у человека под влиянием взаи­модействия с окружением — в первую очередь взаимоот­ношений с родителями в детстве. Эти желания, пережива­ния как бы аморальны, но, по 3. Фрейду, они естественны для человека. Подавленные в прошлом и подавляемые ныне нереализованные желания, конфликт влечения и за­прета (внутренний конфликт)—причина тех сложностей, страданий, которые испытывает человек в психологиче­ском плане, вплоть до невротических заболеваний. Если человек сможет осознать эти, скрытые в прошлом, желания и переживания, он в настоящем сможет хот# бы отчасти зрело управлять своим поведением. Но как же возможно это осознание, если их скрывает бессознательное? Дело в том, что бессознательные желания высокоэнергетичны. Они стремятся к реализации, отчего повышается энергети­ческое напряжение; стремясь к реализации, бессозна­тельное как бы находит способы обойти цензуру. Снови­дения, фантазии, оговорки и пр. — все это своеобразный язык символов, который может быть прочитан и расшиф­рован при помощи психоаналитика. Терапевтическая за­дача психоаналитика — помочь страдающему человеку по­нять истинную причину его страданий, скрытую в бессоз­нательном, вспомнить те травматические переживания, которые забылись (то есть были вытеснены из сознания),

60

перевести их в сознание при помощи интерпретации, тол­кования, что и делает терапевт.

Что же это за переживания, какова их природа? 3. Фрейд утверждал наличие в человеке двух начал, двух влечений — стремления к жизни и стремления к смерти и разрушению. Основное место в исходной концепции Фрейда занимает эротическое влечение, связываемое им со специфической энергией, называемой либидо. Она, собственно, и движет человеком; вся жизнь, начиная с рождения, пронизана эротичностью.

Сложившуюся картину Фрейд описывает следующим образом.

В начале жизни ребенком руководит особая психиче­ская инстанция, называемая «Оно» — его желания и вле­чения; «Оно» руководствуется «принципом удовольствия» и не взаимодействует с реальностью. В каком-то смысле «Оно» можно уподобить живущему внутри человека кап­ризному ребенку, которому дела нет до того, может ли взрослый исполнить его желания. «Оно» целиком бессоз­нательно. Однако желания должны найти себе реалисти­ческие формы удовлетворения; для этого из «Оно» (и это происходит достаточно быстро в детском развитии) выде­ляется структура, называемая «Я», задача которого — най­ти такие пути, то есть, по словам Фрейда, «Я» выступает как служанка «Оно». «Я» ориентировано на принцип реа­льности. Продолжая нашу метафору, «Я» можно уподо­бить живущему в нашей психике относительно зрелому человеку, который в той или иной степени знает мир и мо­жет в нем ориентироваться, помогая «Оно» удовлетворить свои желания; при этом, однако, часть желаний не может быть исполнена непосредственно, и «Я» — как положено взрослому — накладывает запреты или отсрочки на эти желания. Иными словами, отношения между «Оно» и «Я» двойственны: с одной стороны, «Я» помогает «Оно», с дру­гой — оказывается инстанцией, частично подавляющей Оно, то есть человек оказывается внутренне конфликтен. Однако конфликтность еще более усугубляется, когда в период формирования нравственных чувств ребенка фор­мируется еще одна инстанция, называемая «Сверх-Я» вы­ступающая как система нравственных запретов и идеалов, в частности, как голос совести, подавляя влечения. («Я» и «Сверх-Я» частично бессознательны.) «Сверх-Я» — это как бы внутренний родитель (собственно, «Сверх-Я» и возникает в результате частичного неосознаваемого отож­дествления себя с родителями). С этого момента основной внутренний конфликт ребенка — а в дальнейшем и взрос­лого—это конфликт между желаниями и внутренними нравственными запретами, то есть между «Оно» и «Сверх-Я». «Я» становится своеобразным полем битвы между ними, его задача — помочь реализоваться желани­ям, не обижая при этом запреты. В травматической ситуа­ции внутреннего конфликта «Я» вырабатывает психологи­ческие защиты, особые формы бессознательной психиче­ской активности, которые позволили бы хотя бы временно облегчить конфликт, снять напряжение, а в конкретных жизненных ситуациях так исказить смысл событий и пере­живаний, чтобы не нанести ущерб представлениям о са­мом себе как соответствующем некоторому •идеалу.

По Фрейду, отголоски детских переживаний можно видеть на протяжении всей жизни человека, и за огром­ным числом страданий и невротических проявлений взрослого можно увидеть нереализованные сексуальные устремления. Идея бессознательной сексуальности, лежа­щей в основе человеческого поведения, в том числе тех его форм, которые мы считаем высшими (творчество, рели­гия) — центральная идея Фрейда, на которой он настаивал и по поводу которой подвергался жестокой критике, в том числе со стороны собственных учеников, многие из кото­рых ушли от него, не разделяя «пансексуализма», то есть стремления объяснять все через сексуальную проблемати­ку.

Мы уже говорили, что психоанализ рождался как ме­тод психотерапии неврозов, в частности, истерии — забо­левания, при котором, как было показано, именно психо­логические причины, внутренний конфликт вызывают симптомы физических нарушений (параличи, слепота, боли и др.). Как Вы поняли, все люди, согласно Фрейду, неизбежно внутренне конфликтны. За многими проявле­ниями фантазии, творчества и др. лежит, согласно идеям психоанализа, прежде всего скрытая сексуальная пробле­матика, все это — как бы символическое воплощение не­реализованных желаний. (Вопреки распространенному среди непсихологов мнению, Фрейд не предлагал ожидать за каждым образом непременно сексуальную подоплеку — ее может и не быть — но в общем случае она для него несо­мненна.) Выявить скрытое, сделать бессознательное со-

62

держание осознаваемым — а значит, доступным осмысле­нию и отчасти контролю — задача психоанализа как тера­певтического метода, с чем вы познакомитесь в дальней­шем.

Учение Фрейда, которое мы изложили крайне неполно и схематично, а оно к тому же трансформировалось в про­цессе своего развития — всегда вызывало самые противо­положные мнения, от восторгов до абсолютного неприя­тия. Вместе с тем относительно ряда открытий Фрейда ему воздает должное подавляющее большинство современных психологов.

Прежде всего, в психоанализе предметом изучения стала динамика отношений между бессознательным и сознанием. Само по себе существование бессознательного признава­лось рядом авторов и до Фрейда; однако динамика влия­ния бессознательного на сознание, взаимодвижение со­держаний, его механизмы впервые были поставлены в центр внимания именно Фрейдом. Это означало измене­ние предмета психологии: сознание перестало быть зам­кнутым в себе когнитивным пространством (то есть сфе­рой преимущественно познавательной), но стало частью живой, эмоциональной, мотивированной человеческой жизни, во многом детерминированной бессознательным.

Сексуальная сфера человеческой жизни, значение кото­рой сейчас отрицать было бы странно, вошла в круг психоло­гического изучения также благодаря Фрейду (кстати, далеко не сразу пришедшему к идее сексуальной обусловленности неврозов и долго ей сопротивлявшемуся. Вопреки мнениям и слухам, сам Фрейд был очень строг в сексуальной жизни). Другой вопрос, какое значение придавать сексуально­сти—например, сводить ли к ней любовь или нет, соотно­сить ли с ней высшие этические проблемы человека и т. д. Так называемый пансексуализм Фрейда — то есть стремле­ние объяснять основные переживания человека пробле­мами, связанными с сексуальностью — неоднократно критиковался в том числе и учениками венского врача, ко­торый, будучи человеком очень непростым в общении, ча­сто в этих случаях прерывал с ними отношения.

Далее, Фрейд привлек особое внимание к роли детско­го, прежде всего — семейного опыта в развитии личности; значительное число психотерапевтов, в том числе и непси­хоаналитиков, включает его проработку в процесс помо­щи тем, с кем работают.

Наконец, идея психологической защиты — одна из центральных в современной психотерапии. Не всеми раз­деляются теоретические объяснения, предложенные Фрейдом, но, как правило, признается, что именно его идеи повлияли на большинство терапевтических систем, в том числе далеко от него ушедших; лидеры значительного числа крупных психотерапевтических направлений про­шли школу психоанализа.

Фрейдовский психоанализ действительно представлял абсолютно новую психологическую систему: в литературе можно встретить термин «психоаналитическая револю­ция». Он оказал грандиозное влияние на искусство: оно проявляется — иногда вполне непосредственно, через пе­ренос символов — вфильмах Ф. Феллини и И. Бергма­на, п р о з е А. Мердок, живописи С. Дали и др.

Отметим, однако, что Фрейд распространил на всех людей те закономерности, которые он увидел при работе с невротиками, то есть людьми нездоровыми; правомер­ность этого спорна, и, как мы увидим вскоре, многие со­временники и авторы, творившие позже, будут подчерки­вать необходимость рассмотрения прежде всего здоровой психики, высших тенденций человека.

Так, Л. С. Выготский, превосходно знавший психо­анализ, говорил о необходи­мости вершинной психоло­гии — в противовес психоа­налитической глубинной; в гуманистической психоло­гии центральным станет представление об исходной доброте (а не агрессивности,

как в психоанализе) человека и личностном росте; ряд пси­хологических направлений будет обсуждать проблемы, близкие к проблемам духовности, от которых Фрейд, по сути, уходил, представляя человека прежде всего с пози­ций естественнонаучных.

Фрейд — как и другие крупнейшие представители пси­хоанализа и близких к нему направлений — не пользовал­ся в работе экспериментальным методом; психоанализ, под которым его создатель понимал не только метод лече­ния и не только теорию, но и метод исследования психи­ки, предполагал работу преимущественно на основе по

64

Выготский Лев Семенович — (1896—1934) — выдающийся отечественный психолог, созда­тель культурно-исторической концепции развития психики, основатель научной школы, к которой принадлежат многие классики отечественной психо­логии. -

специальным правилам построенной беседы психоанали­тика и пациента. Основные психоаналитические положе­ния вообще очень трудно поддаются экспериментальной проверке, что вызывает нарекания со стороны академиче­ски ориентированных психологов.

Еще один вопрос, который у Вас, быть может, возник: если психоанализ возник как метод лечения, то почему он рассматривается в русле психологии, а не медицины?

Во-первых, медики (психиатры) рассматривают его и как часть медицины. Во-вторых, сам Фрейд настаивал на том, что психоанализ — прежде всего часть психологии, так как представляет картину психической жизни челове­ка в целом, и часто подчеркивал, что он не столько врач, сколько исследователь. Более того, он полагал, что специ­алист в области психоанализа не должен непременно об­ладать медицинским образованием, и говорил о так назы­ваемом неклиническом анализе и его возможностях. От­метим, что, хотя среди психоаналитиков значительное число составляли медики, ряд выдающихся представите­лей этого направления таковыми не являлись — напри­мер, один из величайших психологов и философов XX в. Эрих Фромм.

Разумеется, психоанализ как направление не соотно­сится только с именем своего основателя. Многие ученики Фрейда (или те, кого он считал учениками), в большинст­ве не разделяя пансексуализма своего учителя, развивали собственные учения о содержании и роли бессознательно­го в психической жизни, разрабатывали собственные под­ходы к психотерапии.

Среди ближайших учеников Фрейда наиболее извест­ны А. Адлер и К. Г. Юнг. Строго говоря, их теории трудно назвать психоанализом во фрейдовском смысле — в связи с чем основатель психоанализа в определенный момент порвал с ними отношения. Соотносясь с психоанализом в некоторых аспектах — в частности, в признании бессозна­тельного — эти теории стали оригинальными направлени­ями психологической мысли, серьезно повлиявшими на современную психологию.

Направление, основанное австрийским (с угрозой прихода к власти фашизма эмигрировавшим в США) пси­хологом Альфредом Адлером (1870—1937) называется «Ин­дивидуальная психология»; название подчеркивает отношение к каждому человеку как к неповторимой индивиду­альности; человек движим своими целями в присущем именно этому человеку «жизненном стиле».

Центральной идеей Адлера является идея о бессозна­тельном стремлении человека к совершенству; стремле­ние это определяется, по Адлеру, исходным и неизбежным переживанием чувства собственной неполноценности и необходимостью его компенсировать.

Переживание неполноценности (помимо возможного переживания реальных физических или интеллектуаль­ных дефектов — точнее, отношения к себе окружающих в связи с дефектом) естественно в силу того, что каждый ре­бенок видит окружающих более сильными, более умными, более компетентными; эти переживания могут усугубля­ться недемократическими отношениями ребенка с роди­телями (основная задача которых, полагал Адлер, — обес­печение ребенку чувства безопасности; особенно велика в этом роль матери) и сиблингами, то есть братьями и сест­рами (Адлер полагал при этом очень важным порядок рождения и предлагал различные модели развития для единственного ребенка, старшего ребенка, одного из «средних» детей, младшего ребенка). Опыт отношений, получаемый ребенком до 5-летнего возраста, является ре­шающим для развития детского характера и более того — именно этот период, по Адлеру, определяет характер чело­века вообще (отметим сразу спорность этого положения).

Итак, исходным является чувство неполноценности. Первоначально Адлер полагал, что компенсация должна идти по линии самоутверждения, следования зову «воли к власти»; впоследствии, однако, он стал говорить о самоут­верждении за счет обретения чувства превосходства. При этом существуют два пути — конструктивный и деструк­тивный (формирование характера, собственно, и связыва­ется с формируемой стратегией самоутверждения).

Конструктивный, здоровый путь означает самоутвер­ждение в деятельности во благо другим и в сотрудничестве с ними; деструктивный, нездоровый — за счет унижения других и эксплуатации.

Выбор пути самоутверждения зависит от развития и «сохранности» социального интереса — под ним Адлер по­нимал чувство сопричастности человечеству, готовности к сотрудничеству; оно, по-видимому, врожденно, но само

66

по себе слишком слабо и в неблагоприятных условиях приглушается или извращается — в силу переживаемого в детстве отвержения, агрессии со стороны близких, либо, напротив, в силу избалованности, когда нет нужды забо­титься о сотрудничестве.

В первом случае человек в будущем будет как бы мстить человечеству, во втором — требовать привычного отношения, и в обоих случаях оказывается в позиции не дающего, а берущего. Именно это — ключевой момент те­рапии: человек с «ошибочным жизненным стилем» как бы существует в условном мире, мире, в котором он не обна­руживает собственной неполноценности, замаскирован­ной позицией «берущего», псевдосильного; это, однако, не снижает тревоги, ибо переживание неполноценности сохраняется — хотя и не осознается. Задача терапевта — восстановить реалистические отношения пациента с ми­ром, раскрыть его навстречу другим.

Согласитесь, если это и психоанализ, то совсем другой, где место сексуальной проблематики — отнюдь не на пер­вом плане. Идея Адлера о важности чувства безопасности в развитии ребенка — одна из главных идей ряда психоте­рапевтических направлений, базирующихся на психоана­лизе и гуманистической психологии.

Совершенно особую мировоззренческую систему предложил швейцарский психолог, врач и философ Карл Густав Юнг (1875—1961) — автор, влияние которого на мировую культуру сопоставимо по масштабам с влиянием Фрейда (а в настоящее время его идеи обретают еще боль­шую популярность). Сам Фрейд в недолгую пору их друж­бы считал его наиболее талантливым из своих учеников и полагал своим преемником; однако их теоретические рас­хождения были очень велики, прежде всего потому, что для атеиста и материалиста Фрейда были неприемлемы взгляды Юнга, непосредственно связанные с религией и мистическими учениями.

Основы теории Юнга, называемой «Аналитическая психология» — учение о коллективном бессознательном, существующем в душевной жизни наряду с личным бес­сознательным и сознанием (и во взаимодействии с ними). Если личное бессознательное формируется в развитии ин­дивидуального опыта человека и представляет содержа­ния, им вытесняемые (речь идет примерно о том же, что ющую в патриархальном обществе, что в особенности проявляется в традициях семейного воспитания. Знаме­нитый термин «сексуальная революция» был введен имен­но В. Райхом, подразумевавшим под ним, однако, не сек­суальную вседозволенность (как это часто трактуется сей­час), но создание таких условий, при которых возможна естественная реализация оргонной энергии, — если это будет так, то, по Райху, не будет половых извращений, проституции и т. п., которые суть проявления именно по­давленной, деформированной оргонной энергии.

Другие крупные представители неофрейдизма (этим термином обозначают те теории и практики, которые, родившись в русле психоанализа, в той или иной степени пе­ресмотрели его положения), не отрицая значение сексуаль­ности, не придавали ей первостепенного значения, в боль­шей степени обсуждая проблемы личностного роста и воз­никновения невротических тенденций с точки зрения взаи­моотношений человека и социального окружения, фор­мирования восприятия мира и самовосприятия, ценност­ных аспектов становления личности.

Так, КаренХорни (1885—1952), создатель теории, иногда называемой «Культурно-философская психопатология», полагала исходным моментом в развитии личности так на­зываемую «базальную тревогу» переживание враждебности мира по отношению к человеку. С точки зрения влияния культуры, она определяется предлагаемыми ею противоре­чивыми ценностями, что особенно характерно для интен­сивно развивающихся культур; это приводит к патологиче­ским внутренним конфликтам и воплощается в том, что че­ловек не может выбрать что-то определенное и, более того, оказывается не в состоянии желать чего-либо определенно­го. В результате человек «убегает» от реальности в услов­ные, иллюзорные представления, которыми и руководству­ется в жизни. В процессе развития конкретного человека основная тревога определяется первоначально отношения­ми ребенка и родителей, определенные типы которых Хор-ни обозначает как «базальное зло» (агрессия взрослых по отношению к ребенку, отвержение ребенка, высмеивание ребенка, очевидное предпочтение ему брата или сестры и др.). В результате ребенок оказывается во внутренне про­тиворечивой ситуации: он любит родителей, привязан к ним, но, с другой стороны, переживает их враждебность и собственную бессознательную ответную агрессивность;

70

не в состоянии осознать истинный источник угрозы конф­ликта, ребенок переживает его как неопределенную опас­ность, исходящую от мира, что и означает тревогу. Чтобы уменьшить тревогу, личность бессознательно вырабаты­вает защитные формы поведения, при которых вероят­ность угрозы субъективно уменьшается. Невротические тенденции соотносятся с тем фактом, что личность начи­нает вести себя однопланово, реализуя лишь ту тенден­цию, которая бессознательно избрана как уменьшающая потенциальную опасность и соответствует желаемому идеальному образу самого себя (так называемое «идеаль­ное Я»), в то время как другие остаются нереализованны­ми.

Хорни обсуждает три основные тенденции личности: стремление (направленность) к людям, стремление (направленность) против людей и стремление (направленность) от людей. Эти тенденции характерны и для здоровой личности — все люди в различные моменты жизни могут стремиться к взаимодействию, бывают агрес­сивны или стремятся к одиночеству; но если у здоровой личности эти тенденции уравновешивают друг друга, то невротическая личность ведет себя в соответствии лишь с одной из них. Это приводит в реальности не к уменьше­нию тревоги, но, напротив, к нарастанию—в силу того, что потребности, соответствующие остальным тенденциям, не удовлетворяются; в результате невротик попадает в си­туацию «невротического круга», так как, стараясь умень­шить нарастающую тревожность, использует тот самый способ, который привел к ее увеличению.

Моделью может служить фрагмент из «Маленького принца» А. Сент-Экзюпери: на вопрос, почему он пьет, Пьяница отвечает: «Пото­му что мне совестно!»; на вопрос, отчего ему совестно, следует ответ: «Совестно, что я пью».

Иными словами, невротик отказывается от самого себя, от своего «реального Я», в пользу иррационального «идеального Я», позволяющего ему чувствовать себя в псевдобезопасности в силу соответствия некоему нереа­листическому идеалу.

Если бы невротик мог сформулировать, почему он ве­дет себя так, как ведет, он ответил бы:

«Если я буду всем помогать, никто меня не обидит» (тенденция «к людям»),

или «Если я буду сильнее всех, никто не посмеет меня обидеть» (тен­денция «против людей»),

или «Если я от всех спрячусь, никто не сможет меня обидеть» (стремление «от людей»).

Эти тенденции, закладываясь в детстве, остаются с че­ловеком в дальнейшем, определяя его психологические и социальные трудности. Фокус терапии, предлагаемой Хорни, — восстановление утраченных реалистических от­ношений к жизни на основе анализа жизненного пути (ибо невротические тенденции могут возникать на разных этапах жизни), причем Хорни, в отличие от Фрейда, не практиковала проникновение глубокие эмоциональные проблемы, полагая, что часто это ведет лишь к усугубле­нию переживаний. Она была и более оптимистична в том отношении, что не полагала детство, фатально определя­ющим психическую жизнь человека.

Крупнейший специалист в области возрастного разви­тия Эрик Эриксон (1902—1990) главную роль в формирова­нии личности отвел человеческому «Я», которое не просто служит «Оно» (как утверждал Фрейд), но отвечает за глав­ное — психическое здоровье личности, ее «идентичность» (в представлении Эриксона это означает чувство самотож­дественности, собственной истинности, полноценности, сопричастности миру и другим людям). Развитие лично­сти Эриксон рассматривал с точки зрения усиления «Я» и продвижения к идентичности (его теория часто называет­ся «Эго-психология» или, что то же самое, «психология Я»). На пути «интеграции Я» личность проходит, по его представлениям, 8 стадий развития, охватывающих путь человека от рождения до смерти; каждая стадия представ­лена как кризис, ставящий человека перед условным (не обязательно осознаваемым) выбором в сторону усиления «Я» или его ослабления; наиболее принципиальным для становления идентичности является возраст отрочества. Сами стадии, по Эриксону, заданы генетически, но пози­тивное или негативное разрешение кризиса определяется особенностями взаимодействия с социумом.

Проблемы отношений человека с социумом и их влия­ния на развитие личности — в центре внимания и других психоаналитиков.

Так, Г. Саллшан (1892—1949), создатель теории «меж­личностной психиатрии», полагал, что межличностные отношения всегда представлены в человеке, и уже первое вхождение ребенка в мир есть вхождение его в более широ­кую сферу, чем просто отношения с матерью — уже в том,

72

как мать берет ребенка на руки, проявляются те отноше­ния, в которые вступала мать на протяжении своей жизни.

Для Эриха Фромма (1900—1980) главная проблема — проблема обретения личностью психологической свобо­ды, истинной жизни в условиях общества, старающегося эту свободу подавить, нивелировать человеческую лич­ность, в связи с чем человек чаще всего «убегает от свобо­ды»1 — ведь бытие самим собой означает возможность рис­ка, отказа от привычной стереотипной безопасности, — и становится конформистом, разрушителем или авторита­ристом, полагая, однако, что это и есть свобода. Тем са­мым человек лишает себя настоящей, полноценной жиз­ни, подлинной свободы, которая является свободой для мира (а не от мира), подменяя истинные ценности мни­мыми, из которых главной оказывается ценность облада­ния2. Концепция Фромма называется «Гуманистический психоанализ».

Таким образом, психоанализ весьма разнообразен, и часто при сравнении той или иной психоаналитической концепции с теорией 3. Фрейда обнаруживается больше различий, чем сходства. Вместе с тем те классические по­ложения, о которых речь шла выше — роль бессознатель­ных компонентов в психической жизни, роль детского опыта взаимоотношений со взрослыми, проблема внут­реннего конфликта, формирование психологических за­щит, — присутствуют практически в любой психоаналити­ческой концепции, что и дает возможность говорить о психоанализе как направлении.

В отношении же 3. Фрейда приведем слова В. Франкла (о котором речь ниже), сравнившего его роль с ролью фун­дамента'здания: фундамента не видно, он скрыт под землей, но здание без него не стояло бы, точно так же идеи 3. Фрей­да лежат в основе подавляющего большинства направле­ний современной психотерапии, в том числе далеко от Фрейда ушедших, но сумевших развиться благодаря тому, что было отчего отталкиваться (впрочем, достаточно мно­гочисленны психологи, работающие в рамках ортодокса­льного фрейдизма).

Мы уделили психоанализу достаточно много внима­ния в силу того, что это направление имело на психологию

Главная книга Фромма называется «Бегство от свободы».

Другая известная работа Фромма носит название «Иметь или быть?».

в целом, особенно западную, и психологическую практику в частности влияние, несоизмеримое с влиянием других направлений.

К нашей стране это относится в меньшей степени. В 20-е гг. психоанализ был популярен, но затем — в силу причин не только научных, но и политических — объявлен реакционным лжеучением. В последние годы, однако, от­ношение к нему стало более объективным и уважитель­ным, работы крупнейших психоаналитиков — в том числе всех упомянутых — широко издаются, организованы пси­хоаналитические сообщества и т. д.

Итак: в психоанализе и связанных с ним направлениях разрабатываются проблемы бессознательной детерминации человеческого поведения; области его приложения — прежде всего психотерапия (в том числе неврачебная) и воспитание, прежде всего — семейное.

Бихевиоризм

Другим влиятельным направлением, также существу­ющим (и также изменившимся со времени своего основа­ния) до настоящего времени и которому также иногда приписывается «революционное» значение, стал в начале XX в. бихевиоризм (от английского слова behavior — пове­дение), программу которого провозгласил в 1913 г. амери­канский исследователь Джон Уотсон (1878—1958). Как и психоанализ, бихевиоризм противостоял тем аспектам ас-социанизма, которые связаны с представлениями о созна­нии как предмете психологии, однако основания для про­тивостояния были совершенно иные. Бихевиоризм скла­дывался как научно-исследовательское направление с явно выраженным естественнонаучным уклоном, и его основатели пытались найти формы объективного подхода к психической жизни.

Согласно бихевиористам, такие понятия, как «осозна­ние», «переживание», «страдание» и т. п., не могут счита­ться научными; все они — продукт человеческого само­наблюдения, то есть субъективны, наука же, с их точки зрения, не может оперировать представлениями о том, что не может быть зафиксировано объективными средствами.

Один из крупнейших бихевиористов, Беррес Фредерик Скиннер (1904—1990), называл подобные понятия «объяс-

74

нительными фикциями» и лишал их права на существова­ние в науке.

Что же может быть, с точки зрения бихевиористов, предметом изучения? Ответ: наблюдаемая активность ор­ганизмов, то есть поведение. «Поток сознания мы заменя­ем потоком активности», — объявил Д. Уотсон (адресуясь таким образом к теории «потока сознания» У. Джеймса). Он провозгласил следующие задачи бихевиоризма: объяс­нять поведение человека, предсказывать поведение челове­ка, формировать поведение человека. Укажем, что на фор­мирование идей бихевиоризма сильное влияние оказала русская физиология, в частности работы В. М. Бехтерева, после разочарования в психологии Вундта, разрабатывав­шего на основе учения о рефлексе так называемую «объек­тивную психологию» (позже — «рефлексологию»), и И. П. Павлова, чьи представления о формировании условного рефлекса получили в бихевиоризме название «классическое обусловливание».

Активность — внешняя и внутренняя — описывалась в бихевиоризме через понятие «реакция», которым обозна­чались те изменения в организме, которые могли быть за­фиксированы объективными методами — сюда относятся и движения, и, например, секреторная деятельность.

В качестве описательной и объяснительной Д. Уотсон предложил схему S-R, в соответствии с которой воздейст­вие, то есть стимул (S) порождает ответное поведение ор­ганизма, то есть реакцию (R), и, что важно, в представле­ниях классического бихевиоризма характер реакции опре­деляется только стимулом. С этим представлением была связана и научная программа Уотсона — научиться управ­лять поведением. В самом деле, если реакция определяет­ся стимулом, то достаточно подобрать нужные стимулы, чтобы получить нужное поведение! Следовательно, нужно проводить эксперименты, направленные на выявление за­кономерностей, по которым формируются стимул-реак­тивные связи, организовать тщательный контроль ситуа­ций, регистрацию поведенческих проявлений в ответ на воздействие стимула.

Еще один важный аспект: эта схема распространима и-на животных, и на человека. По Уотсону, законы научения (то есть формирования реакции на определенные стиму­лы) универсальны; поэтому данные, полученные в экспе­риментах с кошками или крысами (последние — излюбленный материал для бихевиористов), распространимы и на человеческое поведение. (Идея, уже тогда критиковав­шаяся многими современниками, в частности рядом оте­чественных психологов, а позже особенно остро предста­вителями гуманистической психологии.)

Описание научения, данное Д. Уотсоном, достаточно просто в своей основе (что во многом определило попу­лярность бихевиоризма) и соотносимо с закономерностя­ми формирования условного рефлекса по И. П. Павлову (на которого, кстати, бихевиорирты широко ссылались). Вот, например, как описывает Уотсон формирование ре­акции страха у 11-месячного мальчика.

Ребенку показывают белую крысу, до того он с крысами не сталки­вался. При этом никакой негативной реакции («реакции избегания») не наблюдается. В дальнейших опытах появление крысы сопровождается резким звуком (у детей отмечена врожденная негативная'реакция на рез­кие дисгармоничные звуки), то есть осуществляется подкрепление. После ряда проб оба стимула ассоциируются, и ребенок начинает демонстри­ровать негативную реакцию на появление крысы без звукового сопро­вождения, то есть у него сформировалась реакция на данный стимул. При этом ребенок аналогичную реакцию демонстрирует на появление не только крысы, но и сходных с ней объектов (например, меховой во­ротник).

Это явление бихевиористы называют генерализацией, то есть обобщением. Аналогично, с позиций уотсоновско-го бихевиоризма, происходит формирование поведенче­ских навыков и в других ситуациях.

Так, крыса, находящая пищевое подкрепление в определенной точ­ке лабиринта, от пробы к пробе будет демонстрировать все меньше оши­бочных действий, вплоть до формирования навыка безошибочного про­хождения лабиринта.

Несомненно, принципы классического бихевиоризма выглядят упрощенно, что подтвердилось в дальнейшем его развитии, что соотносится с понятием необихевиоризм. В 20-е годы был открыт новый вид обусловливания, то есть новый способ влияния на поведение: помимо классиче­ского обусловливания, пример которого только что приве­ден, возможно влияние на поведение посредством наград и наказаний, следующих за тем или иным поведенческим актом (что, впрочем, задолго до бихевиористов было изве­стно дрессировщикам). Позже это получило название ин­струментальное обусловливание. Кроме того, эксперимен­тальная практика не подтвердила правомерность исход­ной схемы S — R как универсальной: в ответ на воздейст­вие одного и того же стимула могут следовать разные реак-

76

ции, одна и та же реакция может побуждаться различными стимулами. Зависимость реакции от стимула не подверга­лась сомнению; однако встал вопрос о том, что есть нечто, определяющее реакцию, помимо стимула, точнее — во взаимодействии с ним. Исследователи, развивавшие идеи Уотсона, предложили ввести в рассуждение еще одну ин­станцию, обозначаемую обычно понятием «промежуточ­ные переменные», имея в виду некоторые события в орга­низме, на который воздействует стимул и которые, не яв­ляясь в строгом смысле реакцией (т. к. их нельзя объектив­но зафиксировать) также определяют ответную реакцию. (Схема S—О—R). Как вы понимаете, в логике уотсонов-ского бихевиоризма об этих переменных нельзя рассуж­дать в традиционной психологической терминологии; тем не менее необихевиористы, по сути, нарушили этот за­прет, обсуждая проблемы цели, образа и т. п.

Так, Эдвард Толмен (1886 — 1959), который и ввел по­нятие «промежуточная переменная», показал,

что крысы, просто бегавшие по лабиринту, не получая подкрепле­ния, в дальнейшем быстрее научаются проходить его при условии под­крепления, нежели крысы, не имевшие предварительного «опыта бега­ния»; это означает, что у крыс первой группы сформировался образ ла­биринта, позволяющий ориентироваться в нем (Толмен назвал это «ког­нитивными картами»).

Одним из наиболее авторитетных бихевиористов явля­ется уже упомянутый Беррес Фредерик Скиннер (1904—1990), предположивший, что поведение может строиться и по иному принципу, а именно, определяться не стимулом, предшествующим реакции, а вероятными последствиями поведения, то есть развивал идеи, близкие идее инструментального научения; в его терминологии используется понятие «оперантное научение». Это не озна­чает свободы поведения (хотя в рамках его подхода и об­суждается проблема «самопрограммирования» человека); в общем случае предполагается, что, имея определенный опыт, животное или человек будут стремиться воспроиз­водить его, если он (опыт) имел приятные последствия, и избегать, если последствия были неприятны. Иными сло­вами, не субъект выбирает поведение, но вероятные по­следствия поведения управляют организмом.

Соответственно, можно управлять поведением, возна­граждая (то есть положительно подкрепляя) определен­ные способы поведения и тем самым делая их более вероятными; на этом основана предложенная Скиннером идея программированного обучения, предусматривающая «по­шаговое» овладение деятельностью с подкреплением каж­дого правильно сделанного шага.

Особым направлением в рамках бихевиоризма являет­ся социобихевиоризм, наиболее активно формировавший­ся в 60-е гг. Новым по отношению к тому, о чем мы гово­рили, выступает представление о том, что человек может овладевать поведением не через собственные пробы и ошибки, но наблюдая за опытом"других и теми подкрепле­ниями, которые сопутствуют тому или иному поведению («научение через наблюдение», «научение без проб»). Это важное отличие предполагает, что поведение человека становится когнитивным, то есть включает непременный познавательный компонент, в частности символический. Этот механизм оказывается важнейшим в процессе социа­лизации, на его основе формируются способы реализации агрессивного и кооперативного поведения. Это можно проиллюстрировать экспериментом ведущего психолога этого направления канадца Альберта Бандуры (р. 1925).

Испытуемым (три группы 4-летних детей) показывали специально отснятый фильм, в котором взрослый человек избивал куклу; начало фильма было одинаковым для всех групп, завершение же было различ­ным: в одном случае другой взрослый «героя» хвалил, в другом — пори­цал, в третьем реагировал нейтрально. После этого детей вводили в ком­нату, где среди прочих была такая же кукла, как в фильме, и наблюдали за их поведением.

В группе, которой демонстрировался варианте порицанием, прояв­лений агрессии в отношении этой куклы было значительно меньше, чем у представителей других групп, хотя они помнили, как вел себя «герой».

Равным образом наблюдение может не только форми­ровать новые формы поведения, но и активизировать усвоенные, но до того не проявлявшиеся.

В связи с этим Бандура своеобразно трактует проблему наказаний и запретов в воспитании.

Наказывая ребенка, взрослый, по существу, демонстрирует ему аг­рессивную форму поведения, находящую положительное подкрепле­ние — в виде успеха в принуждении, самоутверждения; это означает, что ребенок, даже послушавшись, усваивает возможную форму агрессии.

Негативно Бандура относится и к средствам массовой информации, пропагандирующим насилие, в частности, к фильмам, обоснованно полагая, что в развитии ребенка они играют роль «обучения агрессии».

Как мы уже говорили, бихевиоризм существует до на­стоящего времени: многие исследователи и практики, в том

78

числе в педагогике, психотерапии, ориентированы на него, хотя среди наиболее популярных зарубежных теорий биохевиоризм, сравнительно с психоанализом и гумани­стической психологией, находится на вторых ролях. Вместе с тем несомненной заслугой биохевиоризма признается то, что он показал возможность объективного подхода к психи­ческим явлениям, а также разработка методологии и техни­ки экспериментального исследования (именно экспери­мент был основным методом исследования в бихевиориз­ме).

Итак: бихевиоризм предметом изучения сделал поведение; его приложения (в отношении человека) — педагогика, пси­хотерапия; в обоих случаях предполагается формирование нужных реакций и исправление ошибочных.

Гештальтпсихология

Еще одним важным психологическим направлением, возникшим в период «открытого кризиса», явилась геш­тальтпсихология (часто используемый приблизительный перевод с немецкого: психология формы), связанная в первую очередь с именами германских исследователей Макса Вертгеймера (1880—1943), Курта Коффки (1886—1941) и ВольфгангаКелера(\Ш1—\%1). В противо­вес представлениям ассоцианистов о том, что образ созда­ется через синтез отдельных элементов (то есть, например, целостный образ человека в нашем восприятии возникает в результате своеобразного синтеза первоначально возни­кающих отдельных ощущений, связанных с цветом, фор­мой, размером и пр.) гештальтпеихологи выдвинули идею о том, что целостный образ возникает сразу как целост­ный. Собственно, сам термин гештальт, не имеющий од­нозначного перевода с немецкого, в качестве ближайших эквивалентов имеет «целостный образ», «форма», «струк­тура». Иными словами, восприятие не только не сводится к сумме ощущений (об этом писали и до гештальтпеихоло-гов), но ощущений, по сути, нет вовсе.

Так, классическим является открытый Максом Верт-геймером так называемый фи-феномен. Оказалось, что восприятие движения возможно в отсутствие самого дви­жения или, на языке описания восприятия движений в ассоцианизме, в отсутствие последовательной цепочки ощущений, отражающих перемещение объекта в про­странстве.

В опытах Вертгеймера два одинаковых объекта (отрезка), находя­щиеся на расстоянии друг от друга, поочередно высвечивались и затем­нялись, то есть «загорались» и «угасали». Оказалось, что при уменьше­нии временных интервалов между «вспышками» человек видит не два последовательно загорающихся и гаснущих объекта, а один отрезок, пе­ремещающийся и возвращающийся в исходное положение.

Следовательно, восприятие движения строится по иным, нежели суммация ощущений, законам: образ дви­жения возник, но ведь движения как такового (а значит, и ощущений, которые должны были бы синтезироваться) не было!

Рассмотрим такое изображение:

II

II

II

Мы видим здесь три узких столбика (три дорожки) или, при некотором усилии, два широких столбика и две линии по бокам. Однако в действительности здесь нарисо­ваны шесть линий, и только; в восприятии же нашем про­странство структурируется, элементы объединяются в фи­гуры на основе отношений, к самим элементам не сводя­щихся. Гештальтпсихологи полагали за этим врожденные механизмы и пытались обнаружить законы, по которым фигура выделяется из фона — как структурированная цело­стность из менее дифференцированного пространства, находящегося как бы позади фигуры (понятия фигуры и фона — важнейшие для гештальтпсихологии). К этим за­конам относится, например, закон близости элементов, симметричность, сходство, замкнутость и др. ~

Явления фигуры и фона отчетливо выступают при рас­смотрении так называемых двойственных изображений, где фигура и фон как бы самопроизвольно меняются мес­тами (происходит внезапное" «переструктурирование» об­раза).

Пример двойственного изображения: две окружности, вписанные одна в другую. Они могут восприниматься либо как тор, либо как на­правленный к зрителю усеченный конус, либо как уходящий вдаль тун­нель, либо как «вид шляпы сверху».

Обратите внимание, что вы можете видеть либо один «вариант», либо другой, но никогда — оба одновременно.

Понятия фигуры и фона, явление переструктурирова­ния, то есть внезапного усмотрения новых отношений

80

между элементами, распространялись гештальтпсихоло-гами и за пределы психологии восприятия; в частности, они оказались важными при обсуждении творческого мышления, внезапного «открытия» нового способа реше­ния задачи, того, что называется «озарение». В гештальтп­сихологии это явление получило название «инсайт», при­чем оно обнаруживается не только у человека, но и у вы­сших животных (В. Келер полагал, что можно говорить о творческом мышлении животных в собственном смысле слова; собственно, с его экспериментов с антропоидами все и началось).

Так, обезьяна, находящаяся в клетке, где находятся также и палки, далеко не сразу «догадывается» использовать палку для того, чтобы до­стать приманку, находящуюся за пределами клетки; можно, однако, за­фиксировать момент, когда после ряда безуспешных попыток достать приманку рукой обезьяна прекращает их и как бы «задумывается»; после этого при условии, что палка окажется в зрительном пространстве жи­вотного, задача решается как бы вдруг.

В терминах фигуры и фона это можно описать так: вна­чале фигурой выступала только приманка; переструктури­рование же приводит к тому, что в фигуру входит также и орудие, до того бывшее частью недифференцированного фона.

Усмотрение новых отношений — центральный момент творческого мышления человека, и на основе принципов гештальтпсихологии были проведены исследования в этой области с использованием метода «рассуждения вслух».

Вот, например, одна из классических задач, использовавшихся при исследовании К. Дункером (1903—1940): как избавить больного от зло­качественной опухоли во внутренней полости тела (например, в желуд­ке) при помощи Х-лучей, обладающих абсолютной проницаемостью и при определенной интенсивности разрушающих любую ткань?

Проблема1, как вы понимаете, заключается в том, что лучи разруша­ют не только больную ткань, но и здоровую. Как этого избежать? Попро­буйте решить задачу сами, проследив по возможности за ходом решения (хотя это и не будет гештальтпсихологическим методом работы). В кон­це рассказа о гештальтпсихологии мы приведем ответ.

Идеи гештальтпсихологов оказались чрезвычайно эв-ристичными: по существу, был открыт новый способ пси­хологического мышления. Не отказавшись от традицион­ного для того времени предмета психологии — созна­ния, — они предложили новые принципы его рассмотре­ния. Несмотря на то, что в «чистом» виде это направление в современной психологии практически не представлено, а ряд положений частично обесценился (например, было показано, что восприятие определяется не только формой объекта, но прежде всего тем значением, которое оно не­сет в культуре и в практике конкретного человека), многие идеи гештальтпсихологов оказали глубокое влияние на развитие и возникновение ряда психологических направ­лений. Так, упоминавшийся необихевиорист Э. Толмен, рассматривая поведение как целостный феномен и вводя представление о когнитивных картах, сближает бихевио­ризм с гештальтпсихологией; идея целостности широко проникла в психоневрологию, психотерапевтическую практику; исследования мышления в гештальтпсихологии во многом определили идею проблемного обучения (то есть такого, при котором учащемуся предлагают задачи, способ решения которых ему неизвестен, и он открывает его сам).

Мы особо остановимся на одном авторе, который, не являясь «чистым» гештальтпсихологом, заимствовал у этой науки ряд принципов, которые распространил за пределы психологии познавательных процессов — в об­ласть психологии личности.

Германский (позже — американский) психолог Курт Левин (1890—1947) вошел в историю науки как автор так называемой «теории поля». Вслед за гештальтпсихологами (с которыми он одно время непосредственно сотрудничал) Левин полагал, что образ мира формируется сразу как це­лостность, и это происходит в данный момент как инсайт. Понятие «поле» связывается Левином с системой объек­тов-побудителей человеческой активности, существую­щих «здесь и сейчас» в его психологическом, субъектив­ном пространстве. Поле напряжено (аналог физического поля; как и гештальтисты, Левин утверждал тождество фи­зических и психологических закономерностей), когда воз­никает нарушение равновесия между индивидом и средой. Это напряжение нуждается в разрядке, что осуществляет­ся как реализация намерения. При реализации намерения объекты, в которых человек не испытывает более потреб­ности, теряют свою побудительную силу.

Например, если мы хотим есть, то появившийся в поле зрения бу­терброд как бы «притягивает» нас (в терминах Левина имеет положите­льную валентность), но, удовлетворив голод иначе, мы теряем к нему ин­терес.

Ситуация, в которой поведение человека определяется объектами поля, называется «полевое поведение»; его «нор-

82

мальный» вариант предполагает, что объект управляет по­ведением в силу того, что соответствует потребности. Воз­можны, однако, варианты, когда человек начинает подчи­няться случайным объектам. Левин показывает это экспе­риментально (для него вообще характерно, что основные положения были подкреплены очень изобретательными опытами и наблюдениями):

испытуемые, оставшись в комнате одни в ожидании эксперимента­тора, то есть не имея никакой особенной цели, начинали вести себя в со­ответствии с тем, что «предлагали» им окружающие предметы: листать лежащую на столе книгу, позванивать в стоящий там же колокольчик, подергивать занавеску и т. д.

Ситуативно такого рода полевое поведение возникает в жизни каждого (к примеру, оказавшись в битком наби­том вагоне метро возле настенной бумаги «Правила поль­зования метрополитеном», мы отчего-то начинаем ее чи­тать, не имея никакого специального к ней интереса); но, будучи стилистической характеристикой, является при­знаком патологии.

В дальнейшем от поведения индивида К. Левин пере­шел к проблеме внутригрупповых отношений, при этом группу он также рассматривал как целое, внутри которого действуют особые силы сплочения.

Ответ на задачу К. Дункера: нужно использовать не один источник излучения (как это обычно видится при первоначальных попытках ре­шить задачу), а несколько, таким образом, чтобы лучи слабой интенсив­ности, каждый из которых не обладает разрушительной силой, фокуси­ровались на больной ткани, где их суммарного воздействия будет доста­точно для избавления от опухоли.

Рассмотренными нами направлениями — психоанали­зом, бихевиоризмом, гештальтпсихологией — не исчерпы­ваются, разумеется, теории, возникшие или набиравшие силу в период «открытого кризиса», равно как не следует считать, что крупнейшие из последующих зарубежных под­ходов непосредственно вытекают из названных (хотя, как мы уже говорили, психоанализ и бихевиоризм, прошедшие серьезную эволюцию, существуют и в настоящее время).

Экзистенциально-гуманистическая психология

Новая ситуация, сложившаяся в мире в связи с послед­ствиями первой и в особенности второй мировой войн, бе­зумие фашизма обратили психологическую мысль запада к новой проблематике — смысла (или бессмысленности?) бытия, трагизма бытия, свободы (или несвободы?) лично­сти, одиночества (или неодиночества?) человека, его от­ветственности, жизни и смерти — к проблемам, разраба­тывавшимся в философии экзистенциализма. Помимо того, что эта философия повлияла на многих неофрейди­стов (мы уже называли К. Хорни, Э. Фромма и других), она вызвала к жизни новую психологию, пересмотревшую ба­зовые основания предшествующей и во многих отноше­ниях противопоставившую себя как бихевиоризму, так и психоанализу прежде всего в понимании подлинной при­роды человека. Это направление в целом часто обознача­ется как экзистенциально-гуманистическая психология. Здесь не место обсуждать различия между течениями внут­ри данного направления; мы рассмотрим некоторых наи­более ярких его представителей.

В 1964 г. в США состоялась первая конференция по гу­манистической психологии. Ее участники пришли к выво­ду, что бихевиоризм и психоанализ (они были обозначены как две главные на тот момент «психологические силы») не видели в человеке того, что составляет его сущность именно как человека. Вы уже имели возможность убедить­ся, что и психоанализ (во всяком случае, ортодоксальный, фрейдовский), и бихевиоризм в его классической форме рассматривали человека с позиций естественнонаучных: у Фрейда человеческая нравственность и духовность рас­сматривались не как самостоятельные реалии, а как след­ствие сложностей психосексуального развития и, соответ­ственно, вторичные, производные от влечений и их судь­бы; в бихевиоризме же (за исключением некоторых вари­антов социобихевиоризма, который формировался в те же годы, что и гуманистическая психология) такие вещи, как свобода, достоинство человека и др., не только не рассмат­ривались, но устами известного вам Б. Скиннера были объявлены фикциями, то есть искусственно созданными и не имеющими отношения к реальности понятиями. Гума­нистическая психология обозначила себя как «третья сила» в психологии, противопоставленная психоанализу и бихевиоризму.

Возникновение названия и формулирование основ­ных принципов связано в первую очередь с именем амери­канского психолога Абрахама Маслоу (1908—1970). В цен­тре гуманистической психологии — понятие становления

84

личности, представление о необходимости максимальной творческой самореализации, что означает истинное пси­хическое здоровье.

Обозначим, вслед за Маслоу, основные отличия гума­нистической психологии от первых двух «сил».

Прежде всего, гуманистическая психология подчерки­вает, что человека нужно рассматривать как творческое са­моразвивающееся существо, стремящееся не только к по­кою и определенности, то есть равновесному состоянию, но и к нарушению равновесия: человек ставит проблемы, разрешает их, стремясь реализовать свой потенциал, и по­нять человека именно как человека можно, лишь приняв во внимание его «высшие взлеты», высшие творческие до­стижения.

Индивидуальность в гуманистической психологии рас­сматривается как интегративное целое, в противовес бихе­виоризму, ориентированному на анализ отдельных собы­тий.

В гуманистической психологии подчеркивается нере­левантность (непригодность) исследований животных для понимания человека; этот тезис также противостоит бихеви­оризму.

В отличие от классического психоанализа, гуманисти­ческая психология утверждает, что человек изначально добр или, в крайнем случае, нейтрален; агрессия, насилие и т. п. возникают в связи с воздействием окружения.

Наиболее универсальной человеческой характеристикой в концепции Маслоу является креативность, то есть твор­ческая направленность, которая врожден а всем, но во многом утрачивается большинством в связи с воздействи­ем среды,, хотя некоторым удается сохранить наивный, «детский» взгляд на мир.

Наконец, Маслоу подчеркивает интерес гуманистиче­ской психологии к психологически здоровой личности; прежде чем анализировать болезнь, нужно понять, что есть здоровье (в психоанализе Фрейда путь обратный; по словам Маслоу, Фрейд показал на больную сторону пси­хики; пора показать здоровую). Подлинное же здоровье — не в медицинском, а экзистенциальном смысле — означа­ет творческий рост и саморазвитие.

Эти принципы в основном распространяются и на дру­гие гуманистические концепции, хотя в целом гуманисти­ческая психология не представляет единой теории; ее объединяют некоторые общие положения и «личностная» ориентация в практике — психотерапии и педагогике.

Мы рассмотрим гуманистическую психологию на при­мере взглядов А. Маслоу и К. Роджерса.

«Сердце» концепции Маслоу — его представление о человеческих потребностях. Маслоу полагал, что так на­зываемые «базальные» потребности человеку «заданы» и иерархически организованы по уровням. Если эту иерар­хию представить в виде пирамиды или лестницы, то выде­ляются следующие уровни (сниэу вверх):

1.                Физиологические потребности (в пище, воде, кис­лороде, оптимальной температуре, сексуальная потреб­ность и др.).

2.          Потребности, связанные с безопасностью (в уверен­ности, структурированности, порядке, предсказуемости окружения).

3.         Потребности, связанные с любовью и приятием (по­требность в аффективных отношениях с другими, во включенности в группу, в том, чтобы любить и быть люби­мым).

4.            Потребности, связанные с уважением и самоуваже­нием.

5.               Потребности, связанные с самоактуализацией, или потребности личностной состоятельности.

Общий принцип, предлагаемый Маслоу для трактовки развития личности: нижележащие потребности должны быть в какой-то мере удовлетворены, прежде чем человек может перейти к реализации высших. Без этого человек мо­жет и не подозревать о наличии потребностей более высо­кого уровня.

В целом, полагал Маслоу, чем выше человек может «подняться» по лестнице потребностей, тем больше здоро­вья, гуманности он будет проявлять, тем более индивидуа­лен он будет.

На «вершине» пирамиды оказываются потребности, связанные с самоактуализацией. Самоактуализацию Мас­лоу определял как стремление стать всем, чем возможно; это — потребность в самосовершенствовании, в реализа­ции своего потенциала. Этот путь труден; он связан с пере­живанием страха неизвестности и ответственности, но он же — путь к полноценной, внутренне богатой жизни. Кстати, самоактуализация не обязательно предполагает

86

художественную форму воплощения: общение, труд, лю­бовь — также формы творчества.

Хотя все люди ищут внутренней состоятельности, до­стигают уровня самоактуализации (которая не состояние, но процесс!) немногие — менее 1 %. Большинство, по Маслоу, просто слепо к своему потенциалу, не знает о его существовании и не ведает радости движения к его рас­крытию. Этому способствует окружение: бюрократиче­ское общество имеет тенденцию к нивелированию лично­сти (вспомните аналогичные идеи «гуманистического психоанализа» Э. Фромма).

Равным образом это относится к обстановке в семье: дети, растущие в условиях дружелюбия, когда удовлетворена потребность в безопасно­сти, имеют больше шансов для самоактуализации.

В целом же, если человек не выходит на уровень само­актуализации, это означает «блокировку» потребности бо­лее низкого уровня.

Человек же, вышедший на уровень самоактуализации («самоактуализирующаяся личность»), оказывается чело­веком особым, не отягощенным множеством мелких по­роков типа зависти, злобы, дурного вкуса, цинизма; он не будет склонен к депрессии и пессимизму, эгоизму и т. д. — все это не соответствует подлинной человеческой приро­де, все это — проявления психического нездоровья в том его понимании, в котором оно рассматривается гумани­стической психологией.

Кстати, одним из примеров самоактуализирующейся личности А. Маслоу считал уже известного вам гештальтпсихолога Макса Вертгей-мера, с которым познакомился после его эмиграции в США.

Такой человек отличается высокой самооценкой, он принимает других, принимает природу, неконвенциона­лен (то есть независим от условностей), прост и демокра­тичен, обладает чувством юмора (причем философского плана), склонен к переживанию «вершинных чувств» типа вдохновения и т. д.

Итак, задача человека, по Маслоу, стать тем, чем воз­можно — а значит, быть собой — в обществе, где условия не способствуют этому. Человек оказывается высшей цен­ностью и отвечает в конечном итоге лишь за то, чтобы со­стояться.

Понятие самоактуализации оказывается в центре кон­цепции одного из наиболее популярных психологов XX века (в том числе среди практиков — терапевтов и дагогов) — Карла Роджерса (1902—1987), теоретические взгляды которого формировались по мере совершенство­вания практической работы. Для него, в отличие от Мас-лоу, понятие самоактуализации оказывается обозначени­ем той силы, которая заставляет человека развиваться на самых различных уровнях, определяя и его овладение мо­торными навыками, и высшие творческие взлеты.

Человек, как и другие живые организмы, полагает Род­жерс, имеет врожденную тенденцию жить, расти, развивать­ся. Все биологические потребности подчинены этой тен­денции — они должны быть удовлетворены в целях пози­тивного развития, и процесс развития протекает несмотря на то, что на его пути встают многие препятствия — есть много примеров того, как люди, живущие в жестких усло­виях, не только выживают, но продолжают'прогрессиро­вать.

По Роджерсу, человек не таков, каким предстает в пси­хоанализе. Он полагает, что человек изначально добр и не нуждается в контроле со стороны общества; более того, именно контроль заставляет человека поступать плохо. Поведение, ведущее человека по пути к несчастью, не со­ответствует человеческой природе. Жестокость, антисо­циальность, незрелость и т. п. — результат страха и психо­логической защиты; задача психолога — помочь человеку открыть свои позитивные тенденции, которые на глубо­ких уровнях присутствуют у всех.

Тенденция актуализации (так иначе обозначается по­требность в самоактуализации в динамике ее проявле­ния) — причина того, что человек становится более слож­ным, независимым, социально ответственным.

Первоначально все переживания, весь опыт оценива­ются (не обязательно сознательно) через тенденцию к ак­туализации. Удовлетворение приносят те переживания, которые соответствуют этой тенденции; противополож­ных переживаний организм старается избегать.(Термин «организм» в данном случае означает человека как единое телесно-психическое существо). Такая ориентация харак­терна для человека как ведущая до тех пор, пока не форми­руется структура «Я», то есть самосознание. Проблема же заключается, по Роджерсу, в том, что вместе с формирова­нием «Я» у ребенка возникает потребность в положитель­ном отношении к себе со стороны окружающих и потреб­ность в положительном самоотношении; однако единст-

88

венный путь выработки положительного самоотношения связан с усвоением таких способов поведения, которые вызывают положительное отношение других. Иными сло­вами, ребенок будет руководствоваться теперь не тем, что способствует актуализации, а тем, насколько вероятно по­лучение одобрения. Это означает, что в сознании ребенка в качестве жизненных ценностей будут возникать не те, которые соответствуют его природе, а в представление о себе не будет допускаться то, что противоречит усвоенной системе ценностей; ребенок будет отвергать, не допускать в знание о себе те свои переживания, проявления, тот опыт, которые не соответствуют «пришедшим извне» иде­алам. «Я-концепция» (то есть представление о себе) ре­бенка начинает включать ложные элементы, не основан­ные на том, что есть ребенок на самом деле.

Такая ситуация отказа от собственных оценок в пользу чьих-то создает отчуждение между опытом человека и его представлением о себе, их несоответствие друг другу, что Роджерс обозначает термином «неконгруэнтность»; это означает — на уровне проявлений — тревогу, ранимость, нецельность личности. Это усугубляется и ненадежностью «внешних ориентиров» — они нестабильны; отсюда Род­жерс выводит тенденцию примыкать к относительно кон­сервативным в этом отношении группам — религиозным, общественным, малым группам близких друзей и пр., так как неконгруэнтность в той или иной степени свойствен­на человеку любого возраста и социального положения. Однако конечной целью, по Роджерсу, является не стаби­лизация внешних оценок, но верность собственным чув­ствам.

Возможно ли развитие на основе самоактуализации, а не ориентации на внешнюю оценку? Единственный путь невмешательства в самоактуализацию ребенка, полагает Роджерс — безусловное позитивное отношение к ребенку, «безусловное принятие»; ребенок должен знать, что он лю­бим, независимо от того, что он делает, тогда потребности в положительном отношении и самоотношении не будут в противоречии с потребностью в самоактуализации; лишь при этом условии индивид будет психологически цель­ным, «полностью функционирующим».

Как практик Роджерс предложил ряд процедур, смяг­чающих неконгруэнтность; они нашли отражение прежде всего в индивидуальной и групповой психотерапии. Первоначально Роджерс обозначил свою психотерапию как «недирективную», что означало отказ от рекомендаций предписывающего плана (а чаще всего от психолога ждут именно этого) и веру в способность клиента самому ре­шать свои проблемы, если создается соответствующая ат­мосфера — атмосфера безусловного принятия. В дальней­шем Роджерс обозначил свою терапию как «терапию, цен­трированную на клиенте»; теперь в задачи терапевта вхо­дило не только создание атмосферы; важнейшую роль иг­рала открытость самого терапевта, его движение в направ­лении понимания проблем клиента, проявление этого по­нимания, то есть важными оказываются и чувства клиен­та, и чувства терапевта.

Наконец, Роджерс развивал терапию, центрирован­ную на человеке, принципы которой (главное внимание — человеку как таковому, не социальным ролям или иден­тичности) распространились за пределы психотерапии в традиционном понимании этого слова и легли в основу групп-встреч, охватили проблемы обучения, развития се­мьи, межнациональных отношений и др. Во всех случаях главным для Роджерса является обращение к самоактуа­лизации и подчеркивание роли безусловного позитивного отношения как того, что позволяет человеку стать «полно­стью функционирующей личностью». Свойства же полно­стью функционирующей личности в понимании Роджерса во многом напоминают свойства ребенка, что естествен­но — человек как бы возвращается к самостоятельной оценке мира, характерной для ребенка до переориентации на условия получения одобрения.

Близка к гуманистической психологии позиция Вик­тора Франкла (1905—1997), основателя 3-й Венской шко­лы психотерапии (после школ Фрейда и Адлера). Его под­ход носит название логотерапия, то есть терапия, ориенти­рованная на обретение смысла жизни (в данном случае ло­гос означает смысл.) В основу своего подхода Франкл ста­вит три основных понятия: свобода воли, воля к смыслу и смысл жизни.

Таким образом, Франкл обозначает несогласие с бихе­виоризмом и психоанализом: бихевиоризм по сути отвер­гает представление о свободной воле человека, психоана­лиз выдвигает идеи о стремлении к удовольствию (Фрейд) или воле к власти (ранний Адлер); что касается смысла

90

жизни, то Фрейд в свое время полагал, что человек, задаю­щийся этим вопросом, проявляет тем самым психическое неблагополучие.

По Франклу, этот вопрос естествен для современного человека, и именно то, что человек не стремится к его об­ретению, не видит путей, к этому ведущих, выступает основной причиной психологических трудностей и нега­тивных переживаний типа ощущения бессмысленности, никчемности жизни. Главным препятствием оказывается центрация человека на самом себе, неумение выйти «за пределы себя» — к другому человеку или к смыслу; смысл, по Франклу, существует объективно в каждом моменте жизни, в том числе самых трагических; психотерапевт не может дать человеку этот смысл (он для каждого свой), но в силах помочь его увидеть. «Выход за свои пределы» Франкл обозначает понятием «самотрансценденция» и считает самоактуализацию лишь одним из моментов само-трансценденции.

Для того чтобы помочь человеку в его проблемах, Франкл использует два основных принципа (они же — ме­тоды терапии): принцип дерефлексии и принцип парадокса­льной интенции.

Принцип дерефлексии означает снятие излишнего са­моконтроля, размышлений о собственных сложностях, того, что в обиходе называют «самокопанием».

Так, в ряде исследований было показано, что современная моло­дежь в большей степени страдает от мыслей о том, что несет в себе «ком­плексы», нежели от самих комплексов.

Принцип парадоксальной интенции предполагает, что терапевт вдохновляет клиента именно на то, чего тот ста­рается избежать; при этом активно используются (хотя это не обязательно) различные формы юмора — Франкл счи­тает юмор формой свободы, аналогично тому, как в экст­ремальной ситуациии формой свободы является героиче­ское поведение.

Направление, развиваемое В. Франклом, как и гума­нистическую психологию, трудно назвать теорией в тра­диционном естетвеннонаучном понимании. Характерно высказывание Франкла о том, что главным аргументом, подтверждающим правомерность его позиции, является его собственный опыт пребывания в качестве заключен­ного в фашистских концентрационных лагерях. Именно там Франкл убедился в том, что даже в нечеловеческих условиях возможно не только оставаться человеком, но и возвышаться — иногда до святости, — если сохраняется смысл жизни.

Трансперсональная психология

Выше мы обозначили психоанализ, бихевиоризм и гу­манистическую психологию как «три силы» в психологии (так это было названо Маслоу); на роль «четвертой силы» претендует появившаяся в 60-е.годы «трансперсональная психология» (термин введен А. Маслоу, видевшим за этим направлением будущее психологии, но самостоятельно его не разрабатывавшим в собственном смысле).

Трансперсональная психология ищет новую теорети­ческую парадигму, позволяющую описывать явления, не получившие достаточного обоснования в рамках «первых трех сил». В первую очередь это относится к предельным возможностям человеческой психики, к тому, что называ­ется «мистическими переживаниями», «космическим со­знанием» и т. п., то есть формам особого духовного опыта, требующим при анализе взгляда на человека с нетрадици­онных позиций; в центре трансперсональной психологии (то есть «психологии, выходящей за пределы лично­сти») — так называемые измененные состояния сознания, переживание которых может привести человека к смене фундаментальных ценностей, духовному перерождению и обретению целостности.

Лидером этого направления является Станислав Гроф, разработавший метод холотропного дыхания (холотроп-ный — ведущий к целостности), именуемый также ребе-фингом (возрождение), что имеет и прямой смысл, так как в измененном состоянии сознания возможно, как указы­вают представители этого направления, повторное пере­живание момента собственного рождения, и символиче­ский смысл — духовное воскресение. При этом методе из­мененное состояние сознания достигается посредством особой работы с дыханием и «отключения» сознания под воздействием специальной музыки (часто говорят, что воз­рождает традиции язычества).

Согласно взглядам представителей этого направления, рождения проживание, смерти, возрождения, других со­бытий в измененном состоянии сознания (что часто мо­жет быть связано со страданием и его преодолением) ведет

92

Братусь Борис Сергеевич — док­тор психологических наук, про­фессор, член-корреспондент Российской академии образова­ния, зав. кафедрой факультета психологии МГУ. Основные об­ласти исследований: патопсихо­логия, психология личности, фи­лософия и история психологии.

к высвобождению, выходу за пределы себя (трансценден-ции) и вступлению в иные, более целостные отношения с миром.

Основными теоретическими источниками транспер­сональной психологии, признаются, как правило, психоа­нализ и восточные философские системы, в частности, да­осизм, с выработанными в них представлениями об энер­гетической основе мира.

Трансперсональная психология вызывает очень неод­нозначное к себе отношение, от апологетики до указа­ний — с нашей точки зре­ния, имеющих под собой основу — на то, что она представляет собой попыт­ку проникновения в сферу духовности «с черного хода», как полагает, напри­мер, Б. С. Братусь.

Итак, мы кратко остано­вились на ведущих направлениях зарубежной психологии периода «открытого кризиса» их развитии, а также некото­рых более поздних течениях, прямо или косвенно с ними связанных. Бессознательное и его влияние на сознание, целостные структуры сознания, поведение, процесс лич­ностного роста, измененные состояния сознания высту­пают на различных этапах в качестве новых предметов психологии.

Мы не случайно почти не коснулись пока что отечест­венной психологии — ее путь долгое время был во многом обособлен.


Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 297; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!