Явление Михаилы. Чудо первое юродивого Христа ради из Клопска, что на реке Веряже.



 

Прихожение Михайла, уродивого Христа ради, къ святѣй Троицѣ [1] на Клопско при Феодосии, нареченнѣмъ на владычество.[2]

Приход Михаилы, юродивого Христа ради, в монастырь святой Троицы на Клопске при Феодосии, избранном на владычество.

 

Чюдо 1. А пришолъ канунъ дни честнаго Рожества Иоанна[3] в нощъ. И попъ Макарий, покадивъ церковь на 9-й пѣсни, да пошелъ в келью, ажь келья отомчена. Войде в келью, ажь старець сѣдитъ на стулѣ, а пред ним свѣща горитъ, а пише сѣдя Дѣаниа, святаго апостола Павла и плавание.[4] И попъ, уполошився, да пошолъ въ церковь да сказалъ Феодосию игумену и чернцамъ.

Чудо первое. А пришел ночью, в канун Иванова дня. Поп Макарий, покадив церковь на девятой песне, пошел в келью, а она открыта. Вошел поп в келью, а там сидит на стуле старец, а перед ним свеча горит, и переписывает он Деяния, святого апостола Павла плавание. И поп, переполошившись, вернулся в церковь да рассказал об этом Феодосию-игумену и чернецам.

 

И игуменъ, вземъ кресть и кадило, и прииде х кельи и с чернцы, ажь сѣнцы заперты. И онъ посмотрѣлъ в окно в кѣлью, ажь старець сѣдя пише. И игуменъ сътвори молитву: «Господи Исусе Христе, сыне Божий, помилуй нас, грѣшных!» И онъ противъ сътворилъ молитву. И игуменъ трижды сътворилъ молитву, и он противъ игумена тако же 3-жды сътворилъ молитву.

И игумен, взяв крест и кадило, пришел с чернецами к келье, а сенцы в келью уже заперты. И посмотрел игумен в окно в келию, а там сидит старец и пишет. Тогда игумен сотворил молитву: «Господи Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй нас, грешных!» И старец в ответ тоже сотворил молитву. И игумен трижды творил эту молитву, и он в ответ игумену тоже трижды творил эту молитву.

 

И Феодосий молви ему: «Кто еси ты, человекъ ли еси или бѣсъ? Что тебѣ имя?» И онъ ему отвѣщаетъ тѣ же рѣчи: «Человекъ ли еси или бѣс? Что тебѣ имя?» И Феодосий спросить его второе и третьее. А онъ противъ 3-жды тѣ же рѣчи отвѣщаетъ.

И Феодосии говорит ему: «Кто ты есть — человек ли или бес? Как твое имя?» А он ему отвечает теми же словами: «Человек ли ты или бес? Как твое имя?» И Феодосии спросил его во второй и третий раз. А он в ответ трижды повторил те же слова.

 

И повелѣ Феодосий игуменъ у сѣнець верхъ содрати, а у кѣльи двери выломити. И вшед в кѣлью игуменъ да почалъ по кѣльи темьаном кадить да и старца кадить учялъ. И онъ от темьяна закрывается, а крестомъ знаменается. И игуменъ еще въспроси его Феодосий: «Какъ къ нам пришелъ? Откуду еси? Что еси за человекъ? что ти имя твое?» И старець ему отвѣща тѣ же рѣчи: «Какъ еси к нам пришолъ? Откуду еси? Что твое имя?» И не могли ся у него допытати ту имени.

И повелел игумен Феодосии в сенцах крышу содрать, а в келье дверь выломать. И, войдя в келью, начал игумен келью фимиамом кадить и старца стал кадить. И тот от фимиама прикрывается, а сам осеняет себя крестным знамением. И еще спросил его игумен Феодосии: «Как ты пришел к нам? Откуда ты? Что ты за человек? Как имя твое?» И старец отвечал ему теми же словами: «Как ты к нам пришел? Откуда ты? Как имя твое?» И не могли допытаться у него о его имени.

 

И Феодосий млъви старцам таково слово: «Не бойтеся, старци, Богъ намъ послалъ сего старца».

И Феодосии молвил старцам такие слова: «Не бойтесь, старцы, Бог нам послал этого старца».

 

И потомъ позвонили обѣднюю и попъ Макариа къ церкви. И начали обѣднюю пѣть. И гдѣ пришло пѣть «Единородный»,[5] ажь старець иде въ церковь и онъ почал пѣть «Единородный», и «Блажено», и Апостолъ, и все обеденное пѣтье пѣл и до конца. И попъ, отпѣвъ обѣднюю, да Феодосию далъ проскуру,[6] и Феодосий далъ старцу, да молвитъ: «Пойди к намъ въ трапезу хлѣба ясть!» И онъ с нимъ в трапезу. И отъѣдши хлѣба, да Феодосий рече ему: «Буди у насъ, старче, живи с нами». Да самъ Феодосий ввелъ его в келию.

И потом позвонили к обедне, и поп Макарий пошел в церковь. И начали служить обедню. И когда пришло время петь «Единородный», то старец вошел в церковь и тоже начал петь «Единородный», пропел и «Блаженны», и Апостол, и всю обеденную службу пропел до конца. И поп, отслужив обедню, дал Феодосию просвиру, а Феодосии дал ее старцу и молвил: «Иди к нам в трапезную хлеб есть!» И он со всеми пошел в трапезную. И когда поели, то Феодосии, говорит ему: «Оставайся у нас, старец, живи с нами». И сам Феодосии ввел его в келью.

 

Чюдо 2-е, о разбойникѣх.[7] По малѣ по томъ времени вышелъ Феодосий игуменъ и старци из церкви от обѣдней, отпѣвъ обѣднюю, ажь явилися три мужи у церкви. И Феодосий игуменъ подастъ им проскуру, ино два взяли проскуру, а одинъ не взялъ. И рече старець Феодосию: «Зови их хлѣба ясть, занеже издалеча пришли».

Чудо второе, о разбойниках. Спустя немного времени как-то Феодосий-игумен и старец, после того как окончилась обедня, вышли с обедни из церкви, а у церкви стоят трое неизвестных. И Феодосий-игумен дал им просвиру, и двое из них взяли просвиру, а один не взял. И старец говорит Феодосию: «Зови их хлеб есть, ведь они издалека пришли».

 

Да сѣли за трапезою, да не ядять. И спроси их старець: «О чомъ, дѣтки, не ядите?» И оны ркуть: «Есть, господине, у нас товарищи». И онъ одного послалъ: «Позови товарищовъ». И онъ шед да позвалъ их. Ажь идутъ 12 человѣкъ со оружьемъ к тѣмъ трема. И понуди их старець хлѣба ясть, — ани не хотятъ хлѣба ясть. Инии хлеба вкусиша, а одинъ, старѣйшина от них, ни хлѣба не вкушал и нача сердцемъ стонати. И котории хлѣбъ яша, тии пошли прочь, а два от них разболѣлися. И единому прерѣкоша: «Постригися — здравъ будеши!», а другому рече: «Иди, молви своимъ другомъ: по ся мѣста не украдите, не разбиете, останите грѣховъ своих». А товарища ихъ постригоша и даша имя ему Дорофѣй.

Сели в трапезной за стол, да не едят. Тогда спрашивает их старец: «Почему, детки, не едите?» А они говорят: «Есть, господин, у нас еще товарищи». И он одного послал: «Позови товарищей». И тот пошел и позвал их. А их идет, к тем троим, еще двенадцать человек с оружием. И стал старец понуждать их поесть хлеба — не хотели есть. И некоторые из них поели, а один, старший среди них, и хлеба не захотел попробовать, и охватил его сердечный недуг. И те, которые поели, пошли прочь, а двое из них разболелись. И одному из них старец сказал: «Постригись — тогда выздоровеешь!», — а другому сказал: «Иди, скажи своим друзьям: с этих пор больше не крадите, не разбойничайте, отступитесь от своих грехов». А товарища их постригли и дали ему имя Дорофей.

 

Чюдо 3-е о Михайлѣ. Како позналъ князь Костянтинъ его.[8] По томъ времени приѣхал князь Костянтинъ Дмитреевичь съ княгинею своею причаститися и манастыря кормити на Преображение Господне.[9] И заставили его Книгу честь Иева праведнаго[10] за обедом. И князь, услышавъ голосъ его, да посмотрѣ въ очи и позна его. Да молви ему: «А се Михайло, Максимовъ сынъ». И онъ противъ молви князю: «Богъ знаетъ!» И Феодосий игуменъ ему молвит: «Чему, сынко, имени своего намъ не скажешъ?» И онъ противъ молвит: «Бог знаетъ!» И с тѣх мѣстъ сказалъ свое имя — Михайло. И почали его звать Михайломъ.

Чудо третье о Михаиле. Как узнал его князь Константин. Вскоре после этого, на Преображение Господне, приехал князь Константин Дмитриевич со своей княгиней, чтобы причаститься и монастырь накормить. И за обедом заставили старца читать Книгу Иова праведного. И князь, услышав голос его, посмотрел ему в лицо и узнал его. И говорит ему: «А ведь это Михаила, Максимов сын». И он в ответ молвил князю: «Бог знает!» И Феодосий-игумен ему сказал: «Почему, сынок, имени своего нам не назовешь?» И он молвил в ответ: «Бог знает!» И с тех пор назвал свое имя — Михаила. И начали его звать Михаилом.

 

И князь молвитъ игумену и старцамъ: «Поберегите его — намъ человекъ той своитинъ!»[11] И с тѣх мѣстъ почалъ беречи его игуменъ и братья.

И князь сказал игумену и старцам: «Бережно относитесь к нему — этот человек наш свойственник!» С тех пор игумен и братья начали оберегать его.

 

Чюдо о кладязѣ. И тогды у Веряжи вся вода высохла. Пойде понамарь по водицу къ церкви, ажь Михайла пише на пѣску: «Чашю спасениа прииму, имя Господне призову. Ту будет кладяз неисчерпаемый». И какъ обѣднюю отпѣли и понамарь сказал игумену. И пойде игуменъ и Михайло на берегъ, и позри игуменъ, ажь писано на пѣску. И спроси игуменъ у Михайла: «Что, Михайло, писано на пѣску?» И Михайло глаголеть: «Чашу спасениа прииму, имя Господне призову. Ту будеть кладязь неисчерпаемый». И сътвори игуменъ и Михайло молитву. И покопа мало, и пойде вода опругомъ. И явися кладязь неисчерпаемый и до сего дни.

Чудо об источнике. Как-то в Веряже вся вода высохла. Пошел пономарь за водой для церкви и увидел, что Михаила пишет на песке: «Чашу спасения приму, имя Господне призову. Тут будет источник неисчерпаемый». И как обедню отпели, пономарь сказал об этом игумену. И пошли игумен и Михаила на берег, и посмотрел игумен, что написано на песке. И спросил игумен у Михаилы: «Что, Михаила, написано на песке?» И Михаила говорит: «Чашу спасения приму, имя Господне призову. Тут будет источник неисчерпаемый». И сотворили игумен и Михаила молитву. И покопали немного, и истекла вода ключом. И забил источник неисчерпаемый, и течет до нынешнего дня.

 

По времени же не малѣ прииде князь Костянтинъ Дмитреевичь[12] в монастырь къ Троицѣ святой на Клопско благословится у игумена Феодосиа и у Михайла ѣхать на Москву. И молвит князь таково слово: «Зовуть мя братья». И Михайла рече ему: «На Москву будешь у своей братьи. А устрой нынечя в домъ церковь каменную Святую Троицу при собѣ, а Богъ тебѣ, чядо, устроить на небесѣхъ каменыа полаты невидимо».

По прошествии немалого времени пришел в Троицкий святой монастырь на Клопске князь Константин Дмитриевич, чтобы благословиться на поездку в Москву у игумена Феодосия и у Михаилы. И так говорит князь: «Зовут меня братья». И Михаила сказал ему: «Будешь в Москве у своих братьев. А нынче построй в монастыре, пока ты здесь, каменную церковь Святой Троицы, а Бог тебе, чадо, устроит за это каменные невидимые палаты на небесах».

 

И рече князь Феодосию и Михайлу: «Ест ли у вас таковы мастеры?» И Феодосий рече ему: «Есть, княже». И посла игуменъ по мастеровъ, по Олександра, и по Ивана, и по Олисѣа. И рече князь мастерамъ: «Можете ли ми сего лѣта устроити церковь камену?» И рекоша мастеры: «Можемъ, господине, а в ту церковь святого Николу, что на Ляткѣ».[13]

И говорит князь Феодосию: «Есть ли у вас для этого мастера?» И Феодосии ответил ему: «Есть, княже». И послал игумен Феодосии за мастерами Александром, Иваном и Елисеем. И спросил князь у мастеров: «Можете ли мне в этом году построить церковь каменную?» И отвечали мастера: «Можем, господин, такую же, как церковь святого Николы на Лятке».

 

И урядися князь с мастеры: и даст имъ задатка 30 рублевъ, а после имъ взяти 100 рублевъ да по однорядки.[14] И хлѣбъ им ясти в трапезѣ оприщно наймитовъ.

И договорился князь с мастерами: дал им в задаток тридцать рублей, а потом им получить сто рублей да по однорядке. А кормиться им, без работников, в монастырской трапезной.

 

И заложиша церков на царя Костянтинов день.[15] И, свершиша церковь до раменъ, и не сташа камени. Нѣгде чего добыти стало — погодьее велико двѣ недели. И мастеры хотѣли прочь побѣжать. И князь почалъ скорбѣти, что церковь не свѣршена — занеже ему на Москву ѣхать. И Михайло князю молвить: «Княже, не скорби! Богъ дастъ во утрѣ тишину». И бысть в утрѣ тишина. И послалъ по камение в лодьях. Ино имъ повѣтерие с каменьемъ и сѣм, и там. А свершиша Святую Троицу на Дмитреевъ день.[16]

И заложили церковь в день памяти царя Константина. И, когда возвели церковное строение в рост человека, окончился камень. И не было возможности нигде ничего достать — стояла непогода великая две недели. И мастера решили прочь уйти. А князь начал горевать, что церковь не достроена, а ему уже в Москву пора ехать. И Михаила говорит князю: «Князь, не тужи! Бог даст наутро тишину». И утром стало тихо. И послали за камнем в ладьях. И дул попутный ветер, когда и туда ехали и обратно с камнем. А завершили храм Святой Троицы на Дмитриев день.

 

И князь хоче к Москвѣ, и Михайло рече ему: «Жди до пути — будут по тебе, княже, честныи люди. А ты, княже, не забуди своего манастыря и нас, нищих. А мы, доколѣ свѣтъ стоит, а за тебе Бога молимъ». А поѣхалъ князь на Москву к братьи, и приняли его с честью.

И князь решил ехать в Москву, а Михаила говорит ему: «Жди подходящего времени — прибудут тебя звать, княже, честные люди. А ты, князь, не забудь свой монастырь и нас, нищих. А мы, доколе свет стоит, будем за тебя Бога молить». И поехал князь в Москву к братии, и приняли его с честью.

 

А в то время немоглъ владыка Иванъ 3 года,[17] и взяша мужа честна у святого Спаса на Хутынѣ на владычество — Семиона.[18] И сведоша его на сени, и бысть три года не поставленъ, и постави его митрополитъ, и бысть три года, и потомъ сведоша его. И сведоша на сѣни Феодосиа, мужа честна, по проречению Михайлову и по жребию на владычьство. И поживъ на владычьствѣ три года, и потомъ сведоша его с сѣней, и бояри послаша его в монастырь. И поживе в манастырѣ два годы при Еуфимии:[19] и послѣ Феодосиа введоша мужа честна на сѣни Омельяна, нареченаго на владычьство Еуфимья.

А в то время болел владыка Иван три года, и избрали на владычество честного мужа из Спасского Хутынского монастыря Симеона. Возвели его на владычный престол, и три года владычествовал без поставления, а потом поставил его митрополит, и владычествовал еще три года, и после этого свели его со владычества. И возвели на владычный престол, по пророчеству Михаилы и по жребию, Феодосия, мужа честна. И пробыл на владычестве три года, и потом свели его с владычного престола, и бояре отослали назад в монастырь. И после этого прожил он еще два года в монастыре при владыке Евфимии. После Феодосия на владычный престол возвели владыкой мужа честного Емельяна, нареченного на владычестве Евфимием.

 

Бысть налога на монастырѣ от посадника Григориа Кириловича.[20] Приде Григорей в манастырь на Великъ день[21] къ церкви, к обѣдней, Святѣй Троици. И игуменъ, отпѣвъ обѣднюю, да вышелъ из церкви. И посадникъ удръжа игумена и чернцовъ на манастырѣ. И рече посадникъ игумену таково слово: «Не пускай ни коней, ни коровъ на жары[22] — то земля моя. Ни по рѣки по Веряжи, ни по болотомъ, ни под дворомъ моимъ не ловити. А почнете ловити, и язъ ловцамъ вашим велю ногы и руки перебити».

Разгневался однажды на монастырь посадник Григорий Кириллович. Пришел Григорий в монастырь в Великий день на обедню в церковь Святой Троицы. И игумен, отпев обедню, вышел из церкви. А посадник удержал игумена и чернецов на монастырском дворе. И сказал посадник игумену такие слова: «Не пускай ни коней, ни коров на жары — то моя земля. И ни по реке Веряже, ни по болотам, ни около двора моего не ловите рыбы. А начнете ловить, — прикажу я рыболовам вашим руки и ноги переломать».

 

И Михаилъ рече посаднику: «Будеши без рукъ и без ногъ, мало в водѣ не утонеши!»

И Михаила сказал посаднику: «Сам будешь без рук и без ног, и в воде едва не утонешь!»

 

И посла игуменъ и Михайло ловцевъ на рѣку ловити и на болота. И вышелъ посадникъ, ажь ловци тоню волокут. И онъ пошол к ним, к рѣки, да и в рѣку за ними сам сугнавъ, да ударилъ рукою, да хотѣлъ другой ряд, такъ мимо ударилъ да палъ в воду, мало не утонулъ. Люди подняли его, пришедъ, да повели его, ано у его ни рукъ, ни ногъ, по пророчьству Михайлову.

И послали игумен и Михаила рыболовов на реку и на болота ловить рыбу. И вышел посадник, а рыболовы тянут сети. И он пошел к ним, к реке, да и в реку сам за ними погнался, ударил кого-то рукою да хотел в другой раз ударить, но промахнулся да упал в воду и едва не утонул. Подоспевшие слуги подняли его да повели, а у него, по пророчеству Михаилы, руки и ноги отнялись.

 

И привезли его в манастырь порану. И Михайло не велѣл на манастырь пускати, ни кануна[23] приимати, ни свѣщи, ни проскуры. И они поѣхали проч з грозбою: «Мы ся пожалуемъ владыцѣ да Великому Новугороду, что вы за посадника не хотите молебну пѣть да канону и проскуръ не приимаете». И пошли къ владыцѣ жаловатися и к Новугороду Яковъ Ондрѣановъ сынъ, Феофилат Захарьинъ сынъ, Иванъ Василъев.[24] И владыка послалъ своего протопопу да протодиакона к Михайлу и къ игумену: «Пойте за посадника молебенъ да обѣднюю». И Михайла рече протопопу и протодиакону: «Молимъ Бога о всем миру, не токмо о Григорьи. Поѣздишь по манастыремъ, попросишь у Бога милости!»

И рано утром привезли его в монастырь. А Михаила не велел его в монастырь пускать, ни принимать от него ни кануна, ни свечей, ни просвир. И поехали они прочь с угрозами: «Мы пожалуемся владыке и Великому Новгороду, что вы не хотите за посадника молебен служить и ни просвир, ни кануна не принимаете». И пошли Яков Андреанов сын, Феофилат Захарьин сын, Иван Васильев жаловаться владыке и Новгороду. И послал владыка своего протопопа да протодьякона к Михаиле и к игумену: «Отслужите за посадника молебен и обедню». А Михаила говорит протопопу и протодьякону: «Молим мы Бога о всех людях, не только о Григории. Пусть поездит по монастырям, попросит у Бога милости!»

 

И поѣхал посадникъ по манастыремъ да почалъ давати милостыню, и по всѣмъ городцким манастырем ѣздилъ год да полтора месяца и нигдѣ себѣ милости не обрѣлъ от Бога, ни в коемъ монастыри. Приѣхавъ, послалъ ко владыцѣ: «Не обрѣлъ есми в монастырех собѣ помощи». И владыка рече ему: «Поѣдь нынеча в монастырь Святыа Троици да проси милости у Святыа Троици да у старца у Михайла».

И поехал посадник по монастырям и начал давать милостыню, и целый год и полтора месяца ездил он по всем новгородским монастырям и нигде, ни в одном из монастырей, милости от Бога не обрел. Вернувшись домой, послал посадник сказать владыке: «Не обрел я себе помощи в монастырях». И владыка говорит ему: «Теперь поезжай в монастырь Святой Троицы да проси прощения у Святой Троицы да у старца у Михаилы».

 

И посла владыка своих поповъ да и посадника. И приѣхавъ да велѣлъ молебенъ пѣти да обѣднюю. Да внесли посадника на коврѣ в церковь и перекреститися не может. И начаша молебенъ пѣти Святыа Троици. И дойде до конца, и онъ почалъ рукою двигати, а годъ весь да полтора месяца ни рукою, ни ногою не двигивалъ. И пошли съ Евангелием на выход, и он прекрестился да сѣлъ. И дойде до переноса,[25] и он сталъ на ноги и стоялъ до скончания.

И послал владыка в монастырь своих попов с посадником. И когда приехали, то велел Михаила молебен петь и обедню служить. Посадника внесли в церковь на ковре, а он и перекреститься не может. И начали петь молебен Святой Троице. И когда дошли до конца, — начал он рукой двигать, а ведь целый год и полтора месяца ни рукою, ни ногою не мог пошевелить. Когда пошли с Евангелием на выход, — он перекрестился да сел. А когда дошли до переноса, — он встал на ноги и стоял до конца службы.

 

И, отпѣвъ обѣднюю, пошли в трапезу и поставя обѣд. И посадникъ рече: «Святаа братья, хлѣбъ, осподо, да соль!» И Михайла противъ того: «Еже уготова Богъ его любящимъ и заповѣди его хранящим, а зачинающимъ рать Богъ его погубить!»

И, отпев обедню, пошли в трапезную, где был приготовлен обед. И посадник сказал: «Святая братия, хлеб да соль вам, отцы!» А Михаила в ответ: «Что уготовил Бог любящим его и заповеди его соблюдающим, а того, кто зачинает рать, — Бог накажет!»

 

И бысть от Михайла наученъ Посахне посадникъ, и бысть с тѣх мѣстъ добръ до Михайла и до манастыря.

И был так посадник Посахно научен Михайлой и с тех пор стал добр и к Михаиле, и к монастырю.

 

Хватя старцы Михайла на Святой недѣли,[26] аже его в манастырѣ нѣт. И явися в городе у Святыа Софѣя в притвори.[27] И позна его Посахне Григорей Кириловичь. По заутренѣй да молвит: «Михаилъ, яжь хлѣба с нами в одномъ мѣстѣ». И онъ молвит: «Богъ знаетъ!» И пристави к нему человека. И хватя, ажь Михайла ни бывало. И пойде попъ ис церкви на Клопскѣ, ажь Михайла стоить в притворѣ у церкви. И мало хлѣба отъѣли, аже Посахне человека прислалъ смотрѣти Михайла — есть ли в манастырѣ, ажь в манастырѣ.

Хватились раз старца Михаилы на Святой неделе, а его в монастыре не оказалось. Он же в это время появился в городе, у Святой Софии в притворе. И узнал его Посахно Григорий Кириллович. И говорит ему, как кончилась заутреня: «Разговейся вместе с нами». А он в ответ: «Бог знает!» И велел посадник своему человеку присмотреть за ним. Хватились, а Михаилы как не бывало. А в это время из церкви на Клопске пошел поп и видит — стоит Михаила в церковном притворе. И немного поели, а Посахно прислал человека узнать — не в монастыре ли Михаила, а он уже в монастыре.

 

Бысть брань о землѣ Олферью Ивановичу с Ываном с Семеновичемъ с Лошиньскимъ.[28] И прорече Михайло Олферью Ивановичу: «Будеши без рукъ и без ногъ и нѣмъ!» И пришедши Олферий к церкви Святѣй Богородици в Курецко[29] и молви: «Брате Иване, то земля моя!» Да по руки ударилъ, да рукавицею ударилъ в землю. Да по рукавицу наклонился, и уя у него рука и нога, и языкъ проч отнялся и не говоритъ.

Поспорили из-за земли Олферий Иванович с Иваном Семеновичем Лошинским. И предсказал Михаила Олферию Ивановичу: «Отнимутся у тебя руки и ноги, и онемеешь!» Вот пришел Олферий к церкви Святой Богородицы в Курецке и говорит: «Брат Иван, здесь моя земля!» Ударил он по рукам с Иваном Семеновичем Лошинским и рукавицею оземь. Наклонился поднять рукавицу, и отнялись у него рука и нога, и язык отнялся, так что и говорить не может.

 

В та же лѣта възвели владику Еуфимиа Другаго[30] на сѣни. И поживѣ 3 года нареченымъ, а не поставленым. И приѣде владыка на Клопско кормить манастыря. И сѣдячи владыка за столом да молвит: «Михайлушко, моли Бога о мнѣ, чтобы было свершение от князя великого!» И у владыкы в руках ширинка. И онъ ширинку дергь из рукъ вонъ у владыкы да на главу владыкы: «Доѣдешъ в Смоленско, и поставят тя владыкою». И ѣздилъ владыка в Смоленско и сталъ владыкою. И приѣхавъ владыка опять к Михайлу, и рече Михайлу: «Богъ мене свершилъ и митрополитъ и зовуть мя на Москву». И Михайло рече владыкѣ: «На Москву тебѣ ехати и добиешь челомъ князю великому и митрополиту». И приѣхалъ владыка къ князю и добилъ челомъ митрополиту, по пророчеству Михайлову.

В те же годы возвели на владычный престол владыку Евфимия Второго. И владычествовал он три года избранным, но не поставленным. Как-то приехал владыка в Клопский монастырь братию кормить. Вот, сидя за столом, владыка и говорит: «Михайлушка, моли Бога за меня, чтобы было от великого князя согласие на поставление». А в руках у владыки платок. И Михаила выхватил платок из рук владыки да возложил его на главу владыке: «Поедешь в Смоленск, и там тебя поставят во владыки». И ездил владыка в Смоленск и был поставлен владыкой. И приехал владыка опять к Михаиле и говорит ему: «Бог меня поставил и митрополит, и зовут меня в Москву». И Михаила сказал владыке: «В Москву тебе ехать и бить челом великому князю и митрополиту». И ездил владыка к князю и бил челом митрополиту, как предсказал Михаила.

 

Приѣхалъ тогды князь Дмитрей Юрьевич[31] в Новъгород и приѣхалъ на Клопско у Михайла благословится. И рече: «Михайлушко, бѣгаю своей отчинѣ — збили мя с великого княженья!» И Михайла рече: «Всякая власть дается от Бога!» И князь вопроси: «Михайлушко, моли Бога, чтобы досягнути мнѣ своей отчинѣ — великого княжениа». И Михайла рече ему: «Княже, досягнеши трилакотнаго гроба!» И князь, того не рядячи, да поѣхалъ досягати великого княжениа. И Михайла рече: «Всуе тружаешися, княже, чего Богъ не дастъ». И не бысть Божия пособья князю.

Приехал в ту пору в Новгород князь Дмитрий Юрьевич и пришел в Клопский монастырь благословиться у Михаилы. И говорит он: «Михайлушка, скитаюсь вдали от своей вотчины — согнали меня с великого княжения!» А Михаила в ответ: «Всякая власть дается от Бога!» И князь попросил: «Михайлушка, моли Бога, чтобы мне добиться своей вотчины — великого княжения». И Михаила говорит ему: «Князь, добьешься трехлокотного гроба!» Князь же, не вняв этому, поехал добиваться великого княжения. И Михаила сказал: «Всуе стараешься, князь, — не получишь, чего Бог не даст». И не было Божьей помощи князю.

 

И в то время спросили у Михайла: «Пособил Бог князю Дмитрею?» И Михайла рече: «Заблудили наши!» И они записали тотъ день. Аже так ся и было. И опять прибѣглъ в Великий Новъгород. И приѣхалъ опять князь на Клопско манастыря кормить и у Михайла благословится. Накормилъ и напоил старцовъ, и Михайлу далъ, с себе снемъ, шубу. И проводить почяли князя с манастыря, и Михайла за голову князя погладит да молвитъ: «Княже, земля вопиет!» И трижды молвитъ. Аже князь канунъ Ильина дни преставился.[32]

И в то время спросили у Михаилы: «Пособил Бог князю Дмитрию?» И Михаила сказал: «Впустую проплутали наши!» Записали день, в который это было сказано. И так оно и оказалось. Опять прибежал князь в Великий Новгород. И опять приехал он в Клопский монастырь братию кормить и у Михаилы благословиться. Накормил и напоил старцев, а Михаиле дал шубу, с себя сняв. Когда стали князя провожать из монастыря, то Михаила погладил князя по голове да промолвил: «Князь, земля по тебе стонет!» И трижды повторил это. Так и случилось — накануне Ильина дня князь преставился.

 

Погибе из манастыря олень, и Михайла с нимъ. И пребысть Михайло и олень 3 недѣли невѣдомо гдѣ. И преставися Феодосий канунъ Покрова дни.[33] И послаша ко владыкѣ Еуфимью проводить Феодосиа, и онъ не поѣхалъ. И три дни лѣжал не похороненъ. И люди добрыи скопяся из города, игумены честныи и попы и понесъ Феодосиа ко гробу хоронити; посмотря, аже иде Михаилъ, а олень за нимъ, а не привязанъ ничѣмъ: только у Михайла мошку въ руках, а онъ за мошком идет. И положиша Феодосиа въ гробѣ, и положиша честно его.

Раз исчез из монастыря олень и Михаила с ним. И три недели неведомо где пропадали, и Михаила, и олень. А накануне Покрова дня преставился Феодосии. И послали за владыкой Евфимием, чтобы проводил Феодосия, а тот не поехал. И три дня лежал Феодосии непохороненным. И собрались люди добрые из города, игумены честные и попы и понесли Феодосия к могиле хоронить; смотрят, идет Михаила, а олень за ним, ничем не привязан: только у Михаилы клочок мха в руке, и олень за клочком мха идет. И положили Феодосия в могилу, и честно погребли его.

 

Разболися Михайло месяца декабря на Савинъ день,[34] ходя к церкви. А стоялъ на правой сторонѣ у церкви въ дворѣ, противъ Феодосиева гроба. И почалъ кто говорить ему игуменъ и старцы: «Чему, Михайло, не стоишъ въ церкви, а стоишъ на дворѣ?» И онъ им промолви: «Ту язъ хощю полежати!»

В декабре месяце на Саввин день разболелся Михаила, но в церковь не ходил. А стоял справа у церкви, на дворе, против могилы Феодосия. И стали спрашивать его игумен и старцы: «Почему, Михаила, не стоишь в церкви, а стоишь на дворе?» И он им ответил: «Тут я хочу полежать».

 

И до преставления его житья в монастырѣ 50 лѣтъ да 6 месяць. А не требовалъ ни постели, ничего, а келъю топиль наземомъ да коневым калом, а самъ на писку лежалъ.

И до преставления своего прожил он в монастыре пятьдесят лет и шесть месяцев. А постели и ничего другого не требовал себе, а спал на песке, а келью топил мусором и конским навозом.

 

А дары взялъ на Феодосиевъ день[35] на своихъ ногах и да взял с собою кандило и темъянъ, да пошел в келъю. И послал к нему игуменъ питъ и ѣсть от трапезы. И они пришли, ажно заперто. И они отперли, ажь темьанъ ся куритъ, а его в животи нѣть.

На Феодосиев день Михаила сам принял святые дары и, взяв с собою кадильницу и фимиам, пошел в келью. Послал игумен ему от трапезы еды и питья. И когда пришли к нему, то келья была закрыта. Открыли, и фимиам еще курился, а его уже не было в живых.

 

И почали искати мѣста, где его положити — земля меръзла. И спомянуша черньцы и игуменъ испытати того мѣста, где самь стоялъ Михайла. И онѣ того мѣста досмотрѣша, ажь земля тала. И они ту его погребоша честно.

И стали искать место, где его положить, и везде земля была мерзлая. И надумали чернецы и игумен проверить то место, где стоял Михаила. Попробовали они копать в этом месте, и оказалась земля тут талой. И погребли они его здесь честно.

 

Нѣхто христолюбивый купец, Михайло Марковъ, имѣя любовъ ко святому старцу Михайлу. Идущю ему торговати за море, и бывшю ему за моремъ год и возъвращуся ему взадъ, идущю по морю, и бысть буря велия, валы великы, и бьющуся кораблю о дно моря, и бысть бѣда велия. Нача купець плакати и призывати Бога на помощь и угодника его Михайла. Рече же купець Михайлу: «Гоподине Михайло, былъ еси мнѣ помощникъ при животи, нынѣ о мнѣ грѣшнем Богу помолися!» И явися купцу Михайла в той час на морѣ, а дръжи корабль за нос и невидим бысть. И бысть тишина велия. Избавльшуся кораблю от потопа.

Некий христолюбивый купец, Михаила Марков, глубоко чтил святого старца Михаилу. Когда однажды пошел он торговать за море и, пробыв за морем год, возвращался назад, то поднялась сильная буря, вздымались волны великие, било корабль о дно моря, наступила великая беда. Начал купец плакать и призывать Бога на помощь и его угодника Михаилу. Взывает купец к Михаиле: «Господин Михаила, был ты мне помощником при жизни своей, теперь о мне, грешном, Богу помолись!» И явился Михаила купцу без промедления на море, удерживая корабль за нос, и сразу исчез. И наступила полная тишина. Избавился корабль от потопления.

 

И пришедшю купцю в домъ свой, прославиша Бога и угодника его Михайла. И обрекъся память творити до своего живота. И бысть тако.

И когда вернулся купец в дом свой, то прославил Бога и угодника его Михаилу. И взял на себя обет чтить память святого до своей смерти. Так и было.

 

Иное проречение — Микифору попу.[36] Панагѣю[37] украл, и онъ молвить, Михайло, Микифору попу: «Будеши похапъ!» И с техъ мѣстъ у попа ни ума и ни памети. И повелѣ Михайло горнъ раскопати, ажь панагѣя в горну.

А вот другое пророчество Михаилы — Никифору-попу. Украл тот панагию, и он, Михаила, говорит Никифору-попу: «Ума лишишься!» И после этих слов у попа ни ума, ни памяти. И велел Михаила печь разобрать, а панагия в печи.

 

Инное. Бысть налога на манастыръ от Еуфимия владыкы от Пръваго: захотѣлъ куны взяти. И взяша конъ воронъ изъ манастыря. И Михайло владыцѣ рече: «Мало поживеши, останется все!» И с тѣхъ мъсть разболися владыка и преставилъся.

И еще. Стал владыка Евфимий Первый притеснять монастырь — захотел деньги с монастыря получить. И взял из монастыря коня вороного. И Михаила владыке говорит: «Мало тебе жить, останется все!» И с тех пор разболелся владыка и преставился.

 

Приѣхал посадникъ Иванъ Васильевич Немиръ[38] на манастыръ, а Михайла по манастырю ходит. И Михайло спросил посадника: «Что ѣздѣши?» И посадникь отвѣща ему: «Быль есмь у пратещи своей, у Ефросеньи, да приѣхалъ есмъ у тебя благословится». И Михайло рече ему: «Что твоя, чадо, за дума — ѣздишь думаешь ж жонъками?»[39] И посадникъ рече ему: «Будет у насъ князь велики на лѣто да хочет воевать землю, а у нас есть князь — Михайло Литовъской».[40]

Приехал посадник Иван Васильевич Немир в монастырь, а Михаила по монастырю ходит. И Михаила спросил посадника: «Что ездишь?» И посадник отвечает ему: «Был я у пратещи своей, у Ефросиний, да приехал к тебе благословиться». И Михаила сказал ему: «Что это, чадо, за совет у тебя такой — ездишь да с бабами совещаешься?» И посадник в ответ ему: «Летом придет на нас князь великий — хочет подчинить себе землю нашу, а у нас уже есть князь — Михаил Литовский».

 

И отвѣща ему Михайло: «То у вас не князь — грязь! Разошлите послы к великому князю, добивайте челом. И не уймете князя, будеть с силами к Новугороду, и не будеть вамъ Божия пособия. Станет князь великий в Бурегах и роспустить силу свою на Шолонѣ,[41] и попленить новгородцевъ многых: иных на Москву сведеть, а иных присѣчет, а иных на окупъ даст. И Михайло князь о вас не станет, помочи от него не буде. И послати вамъ преподобнаго отца владыку да посадникы,[42] да добивать челом ему, челобитье примать да и куны изъемлеть. Да по малѣ времени князь великый опять будетъ, да город возметь, да всю свою волю учинитъ, да Богъ дасть ему».

И ответил ему Михаила: «То у вас не князь — грязь! Пошлите послов к великому князю и бейте ему челом. А не умолите князя, придет он со своим войском к Новгороду и не будет вам Божьей помощи. Станет князь великий в Бурегах, и пошлет силу свою по Шелоне, и попленит новгородцев многих, иных в Москву уведет, а иных — казнит, а у иных выкуп потребует. А Михаил-князь за вас не встанет, помощи вам от него не будет. И придется посылать вам преподобного отца владыку да посадников да бить великому князю челом, и он челобитье ваше примет, и много денег с вас потребует. Да в скором времени после того князь великий опять придет и город возьмет да все по своей воле установит, и Бог поможет ему».

 

И събысся тако.

Так все и сбылось.

 

Богу нашему слава и нынѣ, и присно, и въ вѣкы. Аминь.

Богу нашему слава и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.


Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 540; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!