ПОВЕСТЬ ОБ УБИЕНИИ АНДРЕЯ БОГОЛЮБСКОГО

Подготовка текста, перевод и комментарии В. В. Колесова

ВСТУПЛЕНИЕ

Андрей Боголюбский (ок. 1110—1174 гг.), второй сын Юрия Долгорукого от половецкой княжны, с 1158 года великий князь владимирский и суздальский, в истории известен деятельностью по перенесению центра русской государственности на северо-восток, стремлением объединить Русь под главенством владимирских князей. Погиб в результате дворцового заговора в своей резиденции недалеко от Владимира. Повествование об этом событии содержит множество конкретных подробностей (подтвержденных впоследствии и раскопками могилы князя), которые выдают в авторе очевидца описываемых событий. Возможным автором поэтому и называют одного из действующих лиц повести, изображенного здесь сторонником князя и его политической линии: игумена Феодула, что наименее вероятно (хотя под его руководством составлялся в 1177 году летописный свод, включивший в себя повесть); киевлянина Кузьму, слугу князя или одного из мастеровых («златокузнец»), приглашенных Андреем на строительство Боголюбова; выходца из Вышгорода, главу капитула Успенского собора во Владимире Микулу (который был автором и других произведений, в том числе, возможно, и широко известного «Сказания ο чудесах Владимирской иконы Богородицы»); особенно вероятен в качестве автора Микула — противник усобиц и боярской знати, повинной в убийстве князя, сторонник владимирских горожан. Автор составил текст в духе южнорусских биографических повестей XI—XII веков, с подражаниями или прямыми цитатами из житий Владимира, Бориса и Глеба, но в интересах нового политического центра Руси. Например, здесь четко и последовательно проведено противопоставление Киева — Владимиру, Боголюбова — Вышгороду, Золотых и Серебряных ворот одного города — таким же воротам другого, мученической смерти Андрея — такой же кончине Бориса и Глеба, и т. д., вплоть до смешения Владимира и Киева в тексте народной притчи, входящей в повесть.

Полный текст «Повести...» сохранился в Ипатьевской летописи под 1175 годом, тогда как во Владимирском летописном своде 1177 года помещен сокращенный и переработанный вариант ее (см. Лаврентьевскую летопись в списке 1377 г.); по некоторым соображениям, она могла быть написана между 1174 и 1177 годом.

Β «Повести...» умело и тонко сплетены две линии: мирская и земная, поданная в действии (в событиях),— и церковная, духовная, поданная в размышлениях князя и комментариях автора. Психологические детали повествования и образная народная речь реалистически видоизменяют намеренно идеализированный образ князя, навеянный традицией житий. Действия живого князя не совпадают с авторскими разъяснениями в отношении этих действий; впечатление такое, будто повесть в ее полном варианте писали два автора.

Текст публикуется по Ипатьевской летописи в издании: ПСРЛ, том второй. Изд. 2-е. СПб., 1908, с. 580—595.

ОРИГИНАЛ

В л ѣ то 6683. Убьенъ бысть великий князь Андрѣи Суждальскии, сына Дюрдева, внукъ Володимеря Мономаха месяца июня вь 28-й день на канунъ святыхъ апостолъ. День бѣ тогда субота.

В год 6683 (1175). Убит был великий князь Андрей Суздальский, сын Юрия, внук Владимира Мономаха июня месяца в 28-й день, в канун праздника святых апостолов. И была тогда суббота.

Создалъ же бяшеть собѣ городъ каменъ, именемъ Боголюбыи, толь далече, якоже Вышегородъ от Кыева, тако же и Боголюбыи от Володимѣря.[1] Сы благовѣрныи и христолюбивыи князь Аньдрѣи от млады верьсты Христа возлюбивъ и прѣчистую его Матерь, смыслъ бо оставивъ и умъ, яко полату красну душю украсивъ всими добрыми нравы, уподобися царю Соломану, яко домъ Господу Богу и церковь преславну святыя Богородица Рождества[2] посредѣ города камену создавъ Боголюбомъ и удиви ю паче всихъ церквии; подобна тоѣ Святая Святыхъ, юже бѣ Соломонъ царь премудрыи создалъ, тако и сии князь благовѣрныи Андрѣи и створи церковь сию и память собѣ и украси ю иконами многоцѣньными, златомъ и каменьемъ драгымъ, и жемчюгомъ великымъ безцѣньнымъ, и устрои ѣ различными цятами и аспидными цатами украси и всякими узорочьи, удиви ю свѣтлостью же, нѣкако зрѣти, зане вся церкви бяше золота. И украсивъ ю и удививъ ю сосуды златыми и многоцѣньными, тако яко и всимъ приходящимъ дивитися, и вси бо видивше ю не могуть сказати изрядныя красоты ея, и златомъ и финиптомъ, и всякою добродѣтелью, и церковнымь строеньемь украшена и всякыми сосуды церковными, и ерусалимъ златъ с каменьи драгими и рѣпидии многоцѣньными, каньдѣлы различными извну церкви от верха и до долу, и по стѣнамъ, и по столпомъ ковано золотомъ, и двѣри же и ободвѣрье церкви златомъ же ковано. Бяшеть же и сѣнь златом украшена от вѣрха и до Дѣисиса[3] и всею добродѣтелью церковною исполнена, изьмечтана всею хытростью!

Создал же он себе городок каменный, под названием Боголюбове, столь же далеко Боголюбове от Владимира, как и Вышгород от Киева. Благоверный и христолюбивый князь Андрей с юных лет Христа возлюбил и пречистую его Мать; знанье же отринув и рассужденья и, как хоромы чудесные, душу украсив всеми благими желаньями, уподобился царю Соломону, когда, храм Господу Богу и церковь преславную Рождества святой Богородицы посреди Боголюбова в камне создав, разукрасил ее больше всех церквей: подобна она той Святая Святых, которую царь Соломон премудрый создал; так и этот князь, благоверный Андрей, создал церковь такую на память о себе, и украсил ее драгоценными иконами, золотом и дорогими каменьями, и жемчугом крупным бесценным, и снабдил украшеньями разными, и украсил плитами из яшмы и всяким узорным литьем, — блеском осыпав ее так, что больно смотреть, ибо вся она в золоте стала. И украсил ее, и осыпал утварью золотой, драгоценной, всем входящим на удивленье, так, что всякий, видевший это, не может выразить словом невероятной ее красоты; золотом и эмалью, и всякими драгоценностями, и церковным имуществом украшена, и всякой церковной утварью — золотая дарохранительница с дорогими каменьями, с опахалами ценными и кадилами разными, и снаружи от верха до пола по стенам и столбам тоже золотом крыто, и двери, и своды у церкви также золотом крыты, и купол златом украшен от верха до Деисуса, и разным церковным добром переполнена, украшена всяким художеством!

Князь же Андрѣи бѣ городъ Володимѣрь силно устроилъ, к нему же ворота златая доспѣ, а другая серебромъ учини, и доспѣ церковь камену сборъную святыя Богородица, пречюдну велми, и всими различными виды украси ю от злата и сребра, и 5 вѣрховъ ея позолоти, двѣри же церковьныя троѣ золотомъ устрои. Каменьемъ дорогымъ и жемчюгомъ украси ю мьногоцѣньнымъ, и всякыми узорочьи удиви ю, и многими поникадѣлы золотыми и серебряными просвѣти церковь, а онъбонъ от злата и серебра устрои, а служебныхъ съсудъ и рипидьи и всего строенья церковьнаго златомъ и каменьемь драгимъ и жемчюгомъ великимъ велми много, а трие ерусалимъ велми велиции, иже от злата чиста, от каменья многоцѣньна устрои: и всими виды и устроеньемъ подобна быста удивлению Соломоновѣ Святая Святыхъ. И въ Боголюбомъ, и въ Володимѣрѣ городѣ вѣрхъ бо златомь устрои и комары позолоти и поясъ златомъ устрои, каменьемь усвѣти, и столпъ позлати, и изовну церкви и по комаромъ же поткы золоты и кубъкы, и вѣтрила золотомъ устроена постави, и по всеи церкви и по комаромъ около.

Князь Андрей и город Владимир неприступным сделал, к нему он ворота золотые соорудил, а другие — серебром отделал, и создал соборную каменную церковь в честь святой Богородицы, весьма прекрасную, и разными украшеньями осыпал ее из золота и серебра, и пять куполов ее вызолотил, а все три церковные двери золотом выложил и дорогими каменьями, и жемчугом украсил ее драгоценным, и всяким узорным литьем расцветил, и обильем светильников золотых и серебряных ее осветил, и амвон из золота и серебра поставил, а служебные сосуды и опахала и другие украшения церковные — все золотом и драгоценным каменьем, и жемчугом крупным в изобилии осыпал. Три же дарохранительницы, очень большие, из чистого золота, из камней драгоценных поставил: и видом своим, и работой до удивленья подобны они Святая Святых Соломона. И в Боголюбове, и в городе Владимире купола золотые поставил, и своды позолотил, и стены внутри каменьем по злату осыпал, столбы позлатил, и снаружи ее и по сводам птиц золотых, и кубки, и паруса, литые из золота, поставил по церкви по всей и по сводам кругом.

Посемъ же иныи церкви многы камены постави различныѣ и монастырѣ многи созда, на весь бо церковьныи чинъ и на церковникы отвѣръзлъ бяше Богъ сердечнѣ очи. Не помрачи ума своего пьяньствомь, и кормитель бяшеть черньцемь и черницамъ, и убогымъ, и всякому чину яко вьзлюбленыи отець бяшеть, паче же милостынею бяше милостивъ, слыша Господа глаголюща: «Аще створите братьи меньшии моѣи, то мнѣ створисте»,[4] и пакы Давидъ глаголеть: «Блаженъ мужь милуя и дая весь день, о Господѣ не поткнется». Мужьство и умъ в нѣмъ живяше, правда же истина с нимъ ходяста. И иного добродѣяния много в нем бяше, и всякъ обычаи добронравенъ имѣяшеть: в нощь въходяшеть в церквь и свищи въжигивашеть сам и, видя образъ Божии, на иконахъ написанъ, взирая, яко на самаго творця; и вси святѣѣ написаны на иконахъ видя, смиряя образъ свои скрушеномь сердцемъ и уздыханье от сердца износя, и слезы от очью испущая, покаянье Давидово приимая, плачася о грисѣхъ своихъ, възлюбивъ нетлѣненая паче тлѣньныхъ и небесная паче врѣмѣненыхъ и царство съ святыми у вседержителя Бога паче притекущаго сего царьства земльного, и всею добродѣтелью бѣ украшенъ, вторыи мудрыи Соломонъ бяшеть же.

Но, кроме того, и другие он многие церкви поставил различные в камне, и монастыри он создал, почему на весь церковный синклит и на церковников всех и обратил Бог свой взор; и не отягчил своей памяти пьянством, и кормильцем был для монахов и монахинь, и нищих, и всякого звания людям он был как любимый отец, — но больше всего он милостив был подаяньем, слыша голос Господень: «Все, что творите вы малым сим, то мне вы творите». А также Давид говорит: «Блажен помогающий нищим, дающий всегда — от Господа он не отступится», сила и разум в нем жили, и верная правда ходила с ним рядом. И прочих достоинств много в нем было, любую привычку он делал достойной: ночами входил он в церковь и свечи запаливал сам, и, видя образ Божий, на иконах написанный, вглядывался как в самого Творца, и, изображенья святых на иконах встречая, смирял свой вид, сокрушенный сердцем, испуская вздохи из глубины и слезы из глаз испуская, в раскаянье Давиду подражал, оплакивая множество грехов своих, возлюбив бессмертное выше тленного и небесное более, чем кратковременное, и жизнь со святыми у вседержителя Бога больше этого царства земного, он всяким достоинством, точно мудрый второй Соломон, был украшен.

И сю добродѣтель имѣя: веляшеть по вся дни возити по городу брашно и питие разноличное болнымъ и нищимъ на потребу, и, видя всякого нища приходящего к собѣ просить, подавая имъ прошенья ихъ, глаголя тако, ѣда «се есть Христосъ пришедъ испытать мене», и тако приимаше всякого приходящего к нему, яко же Христос заповѣда, рече: «Аще симь меньшимъ створисте братьи моеи, то мнѣ створисте», и то помняше слово в сердци всегда. Тѣмъ достоино от Бога побѣдныи вѣнѣць приялъ еси, княже Андрѣю, мужьству тѣзоимените братома благоумныма, святыма страстотерпцема[5] вьслѣдовалъ еси, кровью умы вся страдания ти. Аще бо не напасть, то не вѣнѣць, аще ли не мука, то ни дарове: всякыи бо держася добродѣтели, не можеть бо безо многихъ врагъ быти. Князь же Андрѣи, вражное убииство слышавъ напередъ до себе, духомъ разгореся божественымъ, и ни во что же вмѣни, глаголя: «Господа Бога моего Вседержителя и Творьца своего возлюблении людье на крестѣ пригвоздиша, глаголяще: “кровь его буди на насъ и на чадѣхъ нашихъ”; и пакы глаголющее слово усты святых еуангелистъ: «Аще кто положить душю свою за другъ свои, можетъ мои ученикъ быти».[6] Сеи же боголюбивии князь не за друга, но за самого Творца, создавьшаго всячькая от небытия вь бытье, душю свою положи, тѣмъ в память убьенья твоего, страстотерпче княже Андрѣю, удивишася небеснии вои, видяще кровь, проливаему за Христа, рыдаеть же множество правовѣрныхъ, зряще отца сирымъ и кормителя, омрачнымъ звѣзду свѣтоносну помрачаему; оканеныѣ же убиицѣ огнемь крѣстяться конѣчнымь, и сожигаеть всякого грѣха купину, рекьше дѣянья. Ты же, страстотерпьче, молися ко всемогущому Богу о племени своемь, и о сродницѣхъ, и о землѣ Руськои дати мирови миръ.

И такое достоинство имел: велел каждый день возить по городу еду и питье различное больным и нищим на пользу, и, видя всякого нищего, к нему приходящего с просьбой, подавал им по прошению их, говоря, будто «это Христос, пришедший испытать меня», — и так принимал он любого, к нему приходящего, как Христос завещал, сказавший: «Если малым сим сотворите — то мне сотворите!» И держал то слово в сердце всегда, потому и достойно от Бога смертный венец восприял ты, княже Андрей, мужеством равный именитым братьям, благоразумным святым страстотерпцам последовал ты, кровью омыв все страданья свои. Ибо если бы не беда — не было б венца, если б не мука — не было бы благодати: всякий, живущий добродетельно, не может остаться без многих врагов. Князь же Андрей, о готовящемся злодейском убийстве своем узнав заранее, духом воспламенился священным и ни на что не рассчитывал, говоря: «Господа Бога моего, Вседержителя и Творца своего, избранный народ на кресте пригвоздил, сказав: “Пусть кровь его будет на нас и на детях наших”», а также и слово, сказанное устами святых евангелистов: «Если кто положит душу свою за други своя — может учеником моим быть». Этот же боголюбивый князь не за друга, но за самого Творца, возведшего все из небытия в бытие, душу свою положил. Потому-то, узнав об убийстве твоем, страстотерпец княже Андрей, изумились небесные силы, глядя на кровь, за Христа проливаемую; рыдает народ православный, видя отца сирот и кормильца, омраченную тьмою звезду светоносную; а убийцы проклятые огнем окрещаются вечным, что пожигает тернье любого греха, то есть любое деянье. Ты ж, страстотерпец, проси всемогущего Бога за потомство свое, и за родичей, и за Русскую землю — миру мир даровать.

Мы же на преднее възвратимся.

Мы ж к прежнему возвратимся.

Се же бысть вь пятницю на об ѣ дни съв ѣ тъ лукавыи пагубоубиистьвеныи. И бѣ у него Якимъ, слуга, възлюблены имъ. И слыша от некого, аже брата его князь велѣлъ казнить, и устрѣмися дьяволимь научениемь и тече, вопия кь братьи своеи, къ злымъ свѣтникомъ, якоже Июда къ жидомъ, тъсняся угодити отцю своему Сотонѣ, и почаша молвити: «Днесь того казнилъ, а насъ завутра, а промыслимы о князѣ семь». И свѣщаша убииство на ночь, якоже Июда на Господа.

Итак, состоялся в пятницу на обедне коварный совет злодеев преступных. И был у князя Яким, слуга, которому он доверял. Узнав от кого-то, что брата его велел князь казнить, возбудился он по дьявольскому наущению и примчался с криками к друзьям своим, злым сообщникам, как когда-то Иуда к евреям, стремясь угодить отцу своему, Сатане, и стал говорить: «Сегодня его казнил, а завтра — нас, так промыслим о князе этом!» И задумали убийство в ночь, как Иуда на Господа.

И пришедъши нощи, они же устрѣмивьшеся, поимавъше оружья, поидоша на нь, яко звѣрье свѣрьпии, и идущимъ имъ к ложници его, и прия ѣ страхъ и трепетъ. И бѣжаша сь сѣнии, шедше в медушу и пиша вино. Сотона же веселяшеть ѣ в медуши и, служа имъ невидимо, поспѣвая и крѣпя ѣ, яко же ся ему обѣщали бяхуть. И тако упившеся виномъ, поидоша на сѣни. Началникъ же убиицамъ бысть Петръ, Кучьковъ зять, Анбалъ, ясинъ ключникъ,[7] Якимъ, Кучьковичи, а всихъ невѣрныхь убииць 20 числомъ, иже ся бяху спали на оканьныи съвѣтъ томь дни у Петра у Кучкова зятя, постигъши бо ночи суботнии на память святую апостолу Петра и Павла.

Лишь настала ночь, прибежав и схвативши оружие, пошли на князя, как дикие звери, но, пока они шли к его спальне, пронзил их и страх, и трепет. И бежали с крыльца, спустясь в погреба, упились вином. Сатана возбуждал их в погребе и, служа им незримо, помогал укрепиться в том, что они обещали ему. И так, упившись вином, взошли они на крыльцо. Главарем же убийц был Петр, зять Кучки, Анбал, яс родом, ключник, да Яким, да Кучковичи — всего числом двадцать зловредных убийц, вошедших в греховный сговор в тот день у Петра, у Кучкова зятя, когда настала субботняя ночь на память святых апостолов Петра и Павла.

Вземъше оружье, яко звѣрье дивии, пришедъшимъ имъ к ложници, идеже блаженыи князь Андрѣи лежить, и рече одинъ стоя у двѣрии: «Господине, господине...» — и князь рече: «Кто есть?», и онъ же рече: «Прокопья», и рече князь: «О, паробьче, не Прокопья!» Они же, прискочивше кь двѣремъ, слышавше слово княже, и почаша бити вь двѣри и силою выломиша двѣри. Блаженыи же вьскочи, хотѣ взяти мечь, и не бѣ ту меча, бѣ бо томъ дни вынялы Амбалъ ключникъ, его то бо мечь бяшеть святого Бориса. И вьскочиша два оканьная и ястася с нимь, и князь повѣрже одиного подъ ся и, мневше князя повѣржена и уязвиша и свои другъ, и по семь, познавша князя, и боряхуся с нимь велми, бяшеть бо силенъ. И сѣкоша и мечи и саблями, и копииныя язвы даша ему, и рече имъ: «О, горе вамъ, нечестивии, что уподобистеся Горясѣру?[8] что вы зло учинихъ? Аще кровь мою прольясте на землѣ, да Богь отомьстить вы и мои хлѣбъ!» Си же нечестивии, мнѣвьша его убиена до конца, и вьземше друга своего и несоша вонъ, трепещющи отидоша. Онъ же в оторопѣ выскочивъ по нихъ, и начатъ ригати и глаголати, и въ болѣзни сердца иде подъ сѣни. Они же, слышавше гласъ, возворотишася опять на нь. И стоящимъ имъ, и рече одинъ: «Стоя, видихъ окъномь князя идуша сь сѣнии доловь». И рекоша: «Глядаите его!» — и текоша позоровати его, оже нетуть, идеже его отошли, убивше. И рекоша тотъ: «Есме погибохомъ! Вборзѣ ищете его!» И тако вьжегъше свѣщи, налѣзоша и по крови.

Когда, схватив оружие, как звери свирепые, приблизились они к спальне, где блаженный князь Андрей возлежал, позвал один, став у дверей: «Господин мой! Господин мой...» И князь отозвался: «Кто здесь?» — тот же сказал: «Прокопий...», но в сомненье князь произнес: «О, малый, ты не Прокопий!» Те же, подскочив к дверям и поняв, что здесь князь, начали бить в двери и силой выломали их. Блаженный же вскочил, хотел схватить меч, но не было тут меча, ибо в тот день взял его Анбал-ключник, а был его меч мечом святого Бориса. И ворвались двое убийц, и набросились на него, и князь швырнул одного под себя, а другие, решив, что повержен князь, впотьмах поразили своего; но после, разглядев князя, схватились с ним, ибо он был силен. И рубили его мечами и саблями, и раны копьем ему нанесли, и воскликнул он: «О, горе вам, бесчестные, зачем уподобились вы Горясеру? Какое вам зло я нанес? Если кровь мою прольете на земле, пусть Бог отомстит вам за мой хлеб!» Бесчестные же эти, решив, что убили его окончательно, взяв раненого своего, понесли его вон и дрожа ушли. Князь же, внезапно выйдя за ними, начал рыгать и стонать от внутренней боли, пробираясь к крыльцу. Те же, услышав голос, воротились снова к нему. И пока они были там, сказал один: «Стоя там, я видел в окно князя, как шел он с крыльца вниз». И воскликнули все: «Ищите его!» — и бросились все взглянуть, нет ли князя там, где, убив его, бросили. И сказали: «Теперь мы погибли! Скорее ищите его!» И так, запалив свечи, отыскали его по кровавому следу.

Князь же, узрѣвъ я, идуща к собѣ, и вьздѣвъ руцѣ на небо, помолися Богу, глаголя: «Аще, Господи, и в семь осуженъ конѣць, приимаю. Аще и много согрѣшихъ, Господи, заповѣди твоя не схранивъ, но вѣдѣвъ, яко милостивъ еси плачюща видиши и противу течеши, обращая блудьнаго». И вьздохнувъ из глубины сердечныя и прослѣзися, и помяну вся Иовова,[9] и размышляше вь сердце своемь, и рече: «Господи, аще во время живота моего мало и полно труда и злыхъ дѣлъ, но отпущение ми даруи и сподоби мя, Господи, недостоинаго прияти конѣць сѣи, якоже вси святии, тако и толикы страсти и различныя смерти на правѣдникы находилы суть и яко святии пророци и апостоли с мученикы вѣнчашася, по Господѣ крови своя прольяша и яко и святии священномученици и приподобнии отци и горькыя мукы различныя смерти прияша и съкрушени быша от дьявола, яко злато в горнилѣ, ихъ же молитвами, Господи, избраномъ твоемъ стадѣ съ десными овцами причти мя, и яко святии правовѣрнии цари прольяша крови, стражюще за люди своя, и ѣще же и Господь нашь Исусъ Христосъ искупи мира от прельсти дьяволя чьстьною кровью своею». И тако глаголя тѣшашеся, пакы же глаголаше: «Господи, призри на немощь мою и вижь смиренье мое, и злую мою печаль, и скорбь мою, одержащюю мя нынѣ! Да уповая терпьлю о всихъ сихъ. Благодарю тя, Господи, яко смирилъ еси душю мою, и в царьствии твоемь причастьника мя створи! И се ныне, Господи, аще и кровь и мою прольють, и причти мя въ ликы святыхъ мученикъ твоих, Господи!»

Князь же, увидев, что идут к нему, воздев руки к небу, обратился к Богу, говоря: «Если, Боже, в этом сужден мне конец — принимаю его. Хоть и много я согрешил, Господи, заповедей твоих не соблюдая, знаю, что милостив ты, когда видишь плачущего, и навстречу спешишь, направляя заблудшего». И, вздохнув от самого сердца, прослезился, и припомнил все беды Иова, и вникнул в душу свою, и сказал: «Господи, хоть при жизни и сотворил я много грехов и недобрых дел, но прости мне их все, удостой меня, грешного, Боже, конец мой принять, как святые его принимали, ибо такие страданья и различные смерти выпадали праведникам; и как святые пророки и апостолы с мучениками получили награду, за Господа кровь свою проливая; как и святые мученики и преподобные отцы горькие муки и разные смерти приняли, и сломлены были дьяволом, и очистились, как золото в горниле. Их же молитвами, Господи, к избранному тобой стаду с праведными овцами причти меня, ведь и святые благоверные властители пролили кровь, пострадав за народ свой, как и Господь наш Иисус Христос спас мир от соблазна дьявольского священною кровью своею». И, так говоря, ободрялся, и вновь говорил: «Господи! взгляни на слабость мою и смотри на смиренье мое, и злую мою печаль, и скорбь мою, охватившую ныне меня! Пусть, уповая, стерплю я все это. Благодарю тебя, Господи, что смирил ты душу мою и в царстве твоем сонаследником сделал меня! Вот и ныне, Господи, если кровь мою и прольют, то причти меня к лику святых твоих мучеников, Господи!»

И то ему глаголавшю и моливьшюся о грѣсѣхъ своихъ к Богу и сѣдящю ему за столпомъ вьсходнымь, и на долзѣ ищющимъ его, и узрѣша и сѣдяша, яко агня непорочно. И ту оканьни прискочиша и прикончаша его, Петръ же оття ему руку десную. Князь же вьзрѣвъ на небо и рече: «Господи, в руцѣ твои предаю тобѣ духъ мои» — и тако успе. Убьенъ же бысть в суботу на нощь, и о свѣте заутра в недѣлю, на память 12 апостолу.

И пока он так говорил и молился о грехах своих Богу, сидя за лестничным столбом, заговорщики долго искали его — и увидели сидящим подобно непорочному агнцу. И тут проклятые подскочили и прикончили его. Петр же отсек ему правую руку. А князь, на небо взглянув, сказал: «Господи, в руки тебе предаю душу мою» — и умер. Убит был с субботы в ночь, на рассвете, под утро уже воскресенья — день памяти двенадцати апостолов.

Оканьнии же оттуда шедше, убиша Прокопья, милостьника его, и оттуда идоша на сѣни и выимаша золото и каменье дорогое, и жемчюгъ, и всяко узорочье, и до всего любимаго имѣния, и вьскладаше на милостьныѣ конѣ, послаша до свѣта прочь. А сами, возьмьше на ся оружья княже милостьное, почаша совокупити дружину кь собѣ, ркуче: «Ци жда на насъ приѣдуть дружина Володимиря?» — и скупиша полкъ, и послаша къ Володимѣрю: «Ти что помышляете на насъ? А хочем ся с вами коньчати, не насъ бо одинѣхъ дума, но и о васъ суть же в тои же думѣ!» И рѣкоша володимѣрьци: «Да кто с вами в думѣ, то буди вамъ, а намъ не надобѣ» — и разиидошася, и вьлегоша грабить, страшно зрѣти.

Проклятые же, возвращаясь оттуда, убили Прокопия, любимца его, оттуда прошли в палаты и забрали золото, дорогие каменья и жемчуг, и всякие украшения, — все, что дорого было князю. И погрузив на лучших его лошадей, до света еще отослали себе по домам. А сами, схватив заветное княжье оружие, стали собирать воинов, говоря: «Ждать ли, пока пойдет на нас из Владимира дружина?» — и собрали отряд, и послали к Владимиру весть: «Не замышляете ли чего против нас? Хотим мы с вами уладить: ведь не только одни мы задумали так, и средь вас есть наши сообщники». И ответили владимирцы: «Кто ваш сообщник — тот пусть будет с вами, а нам без нужды» — и разошлись, и ринулись грабить: страшно глядеть!

И тече на мѣсто Кузмище киянинъ: «Оли нѣтуть князя, убиенъ!» И почаша прошати Кузмище: «Кдѣ есть убитъ господинъ?» — и рекоша: «Лежить ти выволоченъ в огородъ, но не мози имати его! Тако ти молвять, вси хочемы и выверечи псомъ! Оже ся кто прииметь по нь, тотъ нашь есть ворожьбить и того убьемъ!» И нача плакати надъ нимь Кузмище: «Господине мои! Како еси не очютилъ сквѣрныхъ и нечестивыхъ, пагубоубииственыих ворожьбить своихъ, идущихъ к тобѣ? Или како ся еси не домыслилъ побѣдити ихъ, иногда побѣжая полкы поганыхъ болгаръ?»[10] — и тако плакася и. И прииде Амбалъ ключникъ, ясинъ родомъ, тотъ бо ключь держашеть у всего дому княжа и надо всими волю ему дал бяшеть. И рече, вьзрѣвь на нь, Кузмище: «Амбале, вороже! Сверзи коверъ ли, что ли, что постьлати или чимъ прекрыти господина нашего». И рече Амбалъ: «Иди прочь! Мы хочемь выверечи псомъ». И рече Кузмище: «О еретиче! уже псомъ выверечи! Помнишь ли, жидовине, вь которых порътѣхъ пришелъ бяшеть? Ты нынѣ в оксамитѣ стоиши, а князь нагъ лежить, но молю ти ся: свѣрьзи ми что любо!» — и сверже коверъ и корзно. И, обѣртѣвъ и, и несе и в церковь, и рече: «Отмъкнете ми церковь!» — и рекоша: «Порини и ту вь притворѣ, печаль ти имъ!» — уже бо пьяни бяхуть. И рече Кузмище: «Уже тебе, господине, поробьци твои тебе не знають; иногда бо аче и гость приходилъ изъ Царягорода, и от иныхъ странъ, изъ Русскои земли, аче латининъ, и до всего христьяньства, и до всеѣ погани, и рече: “Въвед ѣ те и вь церковь и на полаты, да видять истиньное христьяньство!” — и крѣстяться и болгарѣ, и жидове, и вся погань, видивше славу божию, и украшение церковьное! И тѣ болма плачють по тобѣ, а сии ни вь церковь не велять въложити!»

Прибежал на княжий двор Кузьма-киевлянин: «Уже нету князя: убит!» И стал расспрашивать Кузьма: «Где убит господин?» — и ответили ему: «Вон лежит, выволочен в сад! Но не смей его брать, все мы решили бросить его собакам! Если же кто приступит к нему — тот враг нам, убьем и его!» И начал оплакивать князя Кузьма: «Господин мой! Как ты не распознал мерзких и бесчестных врагов своих, идущих тебя убить? И как это ты не сумел победить их, некогда побеждавший полки неверных болгар?» — и так оплакивал он князя. И подошел ключник Анбал, родом яс, управитель всего княжьего дома, надо всеми власть ему дал князь. И сказал, взглянув на него, Кузьма: «Анбал, вражий сын! Дай хоть ковер или что-нибудь, чтобы постлать или чем накрыть господина нашего». И ответил Анбал: «Ступай прочь! Мы хотим бросить его собакам». И сказал Кузьма: «Ах, еретик! уже и собакам бросить! Да помнишь ли, жид, в каком ты платье пришел сюда? Теперь стоишь ты в бархате, а князь лежит наг, но прошу тебя честью: сбрось мне что-нибудь!» И сбросил тот ковер и плащ. И, обернув ими тело, понес Кузьма в церковь и сказал: «Отоприте мне церковь!» — и ответили: «Брось его тут, в притворе, что тебе за печаль!» — ибо все уже были пьяны. И подумал Кузьма: «Уже, господин, и холопы твои знать тебя не хотят; бывало, купец приходил из Царьграда иль из иной стороны, из Русской земли, и католик, и христианин, и язычник любой, и ты говорил: “Введите в церковь его и в палаты, пусть видят истинное христианство!” — и принимали крещенье и болгары, и евреи, и любые язычники, увидев славу Божью и украшенье церковное! И те скорее оплачут тебя, а эти и в церковь не дают положить!»

И тако положивы и вь притворѣ у церкви, прикрывы и корьзномь, и лежа ту 2 дни и ночи. На третий день приде Арьсѣнии, игуменъ[11] святую Кузмы и Демьяна, и рече и: «Долго намъ зрѣвшимъ на старѣишиѣ игумени, и долго сему князю лежати? Отомькните ми церковь, да отпою надъ нимъ, вложимы и любо си буди в гробъ. Да коли престанеть злоба си, да тогда, пришедъ из Володимеря, и понесуть и тамо». И пришедъше клирошани боголюбьскыи, вземше и, внесоша и въ церковь и вложиша и вь гробъ каменъ, отпѣвше надъ нимъ погрѣбалное со игуменомъ Арсеньемь.

И так положил его в притворе, накрыв плащом, и лежало тут тело два дня и две ночи. На третий день пришел козьмодемьянский игумен Арсений и сказал: «Хотя мы и долго ждали старших игуменов, но долго ли этому князю лежать так? Отоприте мне церковь, отпою его и положим в гроб. А когда уляжется эта смута, то, придя из Владимира, перенесут туда князя». И пришли клирошане боголюбские, взявши тело его, в церковь внесли и вложили в каменный гроб, отпев над ним погребальные песни с игуменом Арсением вместе.

Горожанѣ же боголюбьци разграбиша домъ княжь и дѣлатели, иже бяху пришли к дѣлу, — золото и серебро, порты и паволокы, имѣние, емуже не бѣ числа. И много зла створися вь волости его: посадниковъ и тивуновъ домы пограбиша, а самѣхъ и дѣтскиѣ его, и мечникы избиша, а домы ихъ пограбиша, не вѣдуще глаголемаго: «Идежде законъ, ту и обидъ много.»[12] Грабители же и ись селъ приходяче грабяху. Тако же и Володимири, оли же поча ходити Микулица со святою Богородицею в ризахъ по городу, тожь почаша не грабити. Пишеть апостолъ Павелъ: «Всяка душа властемъ повинуется»,[13] власти бо от Бога учинены суть; естествомъ бо царь земнымъ подобенъ есть всякому человѣку, властью же сана вышьши, яко Богъ. Рече великий Златоустець: «Иже кто противится власти, противится закону Божью. Князь же не туне носить мечь, Божии ибо слуга есть».[14]

Жители же Боголюбова разграбили княжеский дом и строителей, которые сошлись на строительство зданий, — золото, и серебро, и одежды, и ткани, и добро, которому нет числа. И много случилось бед в его области: дома посадников и управителей пограбили, а самих их, и слуг, и стражей убили, дома их пограбили, не ведая сказанного: «Где закон — тут и обид много». Грабители приходили грабить и из деревень. Грабежи начались и в самом Владимире, пока не стал ходить Микула с образом святой Богородицы в ризах по городу — тогда пресеклись грабежи. Пишет апостол Павел: «Всякая душа властям повинуется», ибо власти Богом поставлены; природой земной царь подобен любому человеку, но властию сана он выше — как Бог. Сказал великий Иоанн Златоуст: «Если кто противится власти — противится закону Божьему. Князь не напрасно носит меч — он ведь Божий слуга».

Мы же на преднее възвратимся.

Мы же вернемся к прежнему.

Въ 6 день, въ пятницю, рекоша володимѣрцѣ игумену Феодулови и Луцѣ деместьвянику святоѣ Богородицѣ: «Нарядита носилицѣ, ать поѣдомь возмемь князя, а господина своего Андрѣя». А Микулицѣ рекоша: «Събери попы, вси, оболокше в ризы, выидѣте жь передъ Серебрѣная ворота[15] съ святою Богородицею — ту князя дождеши». И створи тако Феодулъ, игуменъ святоѣ Богородицѣ Володимерьскои, съ крилошаны и с володимѣрцѣ ѣхаша по князь во Боголюбое и, вземше тѣло его, привезоша Володимѣрю со честью съ плачемь великымъ.

На шестой день, в пятницу, сказали владимирцы игумену Феодулу и Луке, начальнику хора в храме святой Богородицы: «Приготовьте носилки, давайте поедем — возьмем князя и господина своего Андрея». А Микуле сказали: «Собери священников, все, облачась в ризы, выходите за Серебряные ворота с иконой святой Богородицы — тут князя дождешься». И сделал так Феодул, игумен храма святой Богородицы Владимирской, с клирошанами и с владимирцами поехали за князем в Боголюбово и, взяв тело его, привезли во Владимир с честью и с плачем великим.

И бысть по малѣ времени, поча выступати стягъ от Боголюбого, и людье не могоша ся ни мало удержати, но вси вопьяхуть, от слезъ же не можаху прозрити, и вопль далече бяше слышати. И поча весь народъ плача молвити: «Уже ли Кыеву поѣха, господине! В ту церковь, тѣми Золотыми вороты, ихже дѣлатъ послалъ бяше тои церкви на велицѣмь дворѣ на Ярославлѣ, а река: «Хочю создати церковь таку же, ака же ворота си золота — да будеть память всему отечьству моему!» И тако плакася по нѣмь весь градъ и, спрятавше тѣло его, съ честью и с писньми благохвальными положиша его у чюдноѣ, хвалы достоинои, у святоѣ Богородицѣ златоверхой, юже бѣ самъ создалъ.

И так, через некое время, как только стало двигаться шествие из Боголюбова, народ не мог удержаться, но все вскричали, от слез же не могли и смотреть, а вопли их издалека было слышно. И начали все люди, рыдая, говорить: «Уже ведь не к Киеву, господин наш, ты поехал! В ту церковь Владимирскую над Золотыми воротами, которую сделать велел подобною той, что стоит на великом дворе Ярослава, сказав: «Построю церковь такой золотой же, как и ворота — пусть будет во славу всей моей родине!» И так плакал по нем весь город, и, тело его убрав, с почетом и пением, хвалящим Бога, положили его в дивной, достойной похвал, церкви святой Богородицы златоверхой, которую сам он создал.

Се бо князь Андрѣи нѣ вда въ животѣ своѣмь тѣлу своему покоя и очима своима дрѣманья — донелѣ же обрете домъ истиныи, прибежище всим христьяномъ: Царици небесныхъ чиновъ и Госпожи всея вселеныя вьсякого человѣка и многими путьми ко спасенью приводящи. Яко же апостолъ учитъ: «Его же любить Господь, того же и казнить, и бьеть же всякого сына, егоже приемлеть; аще бо наказанья терпите, яко сыновь вамъ обрѣтается Богъ».[16] Не постави бо Богъ прѣкраснаго солнца на единомь мѣстѣ, и доволѣюща и оттуду и всю вселеную освѣтяща, но створи ему устокъ и полдне, и западъ. Тако и угодника своего, Андрѣя князя, не привелъ его к собѣ туне, а могущаго таковымь жьтиемь и тако душю спасти, но кровью мученьчскою умывся пригрѣшении своихъ, и со братома своима с Романомъ и съ Давидомъ[17] единодушно ко Христу Богу притече. И въ раистии пищии водворяяся неизреченьно с нима, ихже око не видѣ, ни ухо слыша, ни на сердце человѣку възыиде, яже уготова Богъ любящимъ его, тѣхъ благъ сподобився видѣти, въ вѣки радуешися, Андрѣю княже великыи. Дерзновенье имѣя ко всемогущему и богатыхъ богатѣшему на высокыхъ сѣдящему Богу молися помиловати братью свою, подасть имъ побѣду на противныѣ и мирную державу и царство честьно и многолѣтно во вся вѣки вѣкомъ. Аминъ.

Так вот князь Андрей при жизни не дал телу своему покоя и глазам своим сна — пока не обрел настоящего дома, прибежища всех христиан: Царица небесных собраний и Госпожа всей вселенной всякого человека разными путями ко спасенью приводит. Как учит апостол: «Кого любит Бог — того и наказывает, и наказывает всякого сына, какого приемлет; ибо коль наказанья претерпите — точно сыном становитесь Богу». Ибо Бог не поставил прекрасного солнца на месте одном, чтоб оттуда могло освещать всю вселенную, но устроил ему восхожденье, зенит и заход. Точно так и слугу своего, князя Андрея,— не взял к себе напрасно, а дал ему подвигом душу спасти, кровью омыв прегрешенья свои, и с братьей своей, с Романом и с Давыдом, согласно к Богу пришел. И, в блаженство рая вселяясь безмолвно с ними, которых око не видит и ухо не слышит (сердцем нельзя осознать, что Бог приготовил для верных своих), те блага сподобившись видеть, вечно радуйся ты, Андрей, князь великий. Дерзай всемогущего, из богатейших богатого, на высоких престолах сидящего Бога просить, чтоб простил он братии твоих, победу им дал над врагами и мирное царство, правление почетное и многолетнее, во веки веков. Аминь.

[1] ...якоже Вышегородъ от Кыева, тако же и Боголюбыи от Володим ѣ ря. — Вышгород, резиденция киевских князей, находился в семи верстах от Киева, Боголюбово — в одиннадцати верстах от Владимира; в 1149 г., после взятия Киева, Андрей получил от отца во владение Вышгород, но предпочел удалиться на север и заложил Боголюбово.

[2] ...и церковь преславну святыя Богородица Рождества... — Покидая Вышгород, Андрей взял с собою и древнюю икону Богородицы, написанную, по преданию, евангелистом Лукой (теперь известна как Владимирская Богоматерь) и считавшуюся чудотворной. Согласно легенде, повозка, в которой везли реликвию, остановилась за несколько верст от Владимира, и ее не могли сдвинуть с места. Здесь Андрей и основал Боголюбово, поставив церковь Рождества Богородицы (разрушена в начале XVIII в.); во Владимире Андрей построил храм Успения Богородицы (1158—1160 гг., сохранился до настоящего времени); об этих церквах и говорится в похвальной части повести. Β Боголюбове сохранились также «сени» — лестничная башня, в которой был добит князь Андрей.

[3] ...отв ѣ рха и до Д ѣ исиса... — от вершины купола до Деисуса; здесь Деисус — вероятно, иконостас.

[4] ...«Аще створите братьи меньшии мо ѣ и, то мн ѣ створисте»... (то же повторяется ниже). — Пересказ евангельских слов: «И кто напоит одного из малых сих только чашею холодной воды, во имя ученика, истинно говорю вам, не потеряет награды своей» (Мф., 10, 42).

[5] ...мужьству т ѣ зоимените братома благоумныма, святыма страстотерпцема... — Здесь и ниже мучение Андрея сопоставляется с убийством младших сыновей князя Владимира — Бориса и Глеба в 1015 г.; ниже говорится ο мече Бориса, который мог бы спасти Андрея.

[6] «Аще кто положить душю свою за другъ свои.. ученикъ быти». — Ср.: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Иоан. 15, 13).

[7] ...Анбалъ, ясинъ ключникъ... — Ясы — русское название алан (ныне осетины), живших на Северном Кавказе. Из других заговорщиков упомянуты: Яким из дома богатых бояр Кучковичей (сестра Якима была первой женой Андрея Боголюбского) и его зять Петр.

[8] «...что уподобистеся Горяс ѣ ру?» — Горясер — убийца младшего из сыновей Владимира — Глеба.

[9] ...и помяну вся Иовова... —Иов — библейский персонаж, являющийся примером терпения и преданности Богу в постигших его несчастиях, в конечном счете был возвышен и вознагражден за все свои страдания. Пораженный проказой, «взял он себе черепицу, чтобы скоблить себя ею, и сел в пепел» (см. Иов. 2, 4—8).

[10] . ...поб ѣ жая полкы поганыхъ болгаръ? — Речь идет ο победоносном походе Андрея Боголюбского на камских болгар в 1164 г.

[11] ...Арьс ѣ нии, игуменъ... — Здесь и далее игуменом называется не настоятель монастыря, а священник.

[12] «Идеже законъ, ту и обидъ много». — Как обычно у автора, перефразировка хорошо известных текстов Нового завета, ср. в Послании Павла римлянам: «Где нет закона, нет и преступления» (Рим. 4, 15).

[13] «Всяка душа властемъ повинуется». — Свободное изложение мысли того же апостола Павла в Послании Титу: «Повиноваться и покоряться начальсгву и властям» (Тит. 3, 1).

[14] «...Князь же не туне носить мечь Божии, ибо слуга есть». — Ср. Рим. 13, 3—4.

[15] Серебр ѣ ная ворота — белокаменные ворота в восточной части Владимира.

[16] «Его же любить Господъ, того же и казнить, и бьеть же всякого сына, егоже приемлеть; аще бо наказанья терпите, яко сыномь вамъ обр ѣ тается Богъ». — Евр. 12, 6—7.

[17] ...со братома своима с Романомъ исъ Давидомъ... — Христианские имена Бориса и Глеба, убитых братом их Святополком.

ПЕРЕВОД

Князь же Андрѣи бѣ городъ Володимѣрь силно устроилъ, к нему же ворота златая доспѣ, а другая серебромъ учини, и доспѣ церковь камену сборъную святыя Богородица, пречюдну велми, и всими различными виды украси ю от злата и сребра, и 5 вѣрховъ ея позолоти, двѣри же церковьныя троѣ золотомъ устрои. Каменьемъ дорогымъ и жемчюгомъ украси ю мьногоцѣньнымъ, и всякыми узорочьи удиви ю, и многими поникадѣлы золотыми и серебряными просвѣти церковь, а онъбонъ от злата и серебра устрои, а служебныхъ съсудъ и рипидьи и всего строенья церковьнаго златомъ и каменьемь драгимъ и жемчюгомъ великимъ велми много, а трие ерусалимъ велми велиции, иже от злата чиста, от каменья многоцѣньна устрои: и всими виды и устроеньемъ подобна быста удивлению Соломоновѣ Святая Святыхъ. И въ Боголюбомъ, и въ Володимѣрѣ городѣ вѣрхъ бо златомь устрои и комары позолоти и поясъ златомъ устрои, каменьемь усвѣти, и столпъ позлати, и изовну церкви и по комаромъ же поткы золоты и кубъкы, и вѣтрила золотомъ устроена постави, и по всеи церкви и по комаромъ около.

Мы же на преднее възвратимся.

Мы ж к прежнему возвратимся.

Се же бысть вь пятницю на обѣдни съвѣтъ лукавыи пагубоубиистьвеныи. И бѣ у него Якимъ, слуга, възлюблены имъ. И слыша от некого, аже брата его князь велѣлъ казнить, и устрѣмися дьяволимь научениемь и тече, вопия кь братьи своеи, къ злымъ свѣтникомъ, якоже Июда къ жидомъ, тъсняся угодити отцю своему Сотонѣ, и почаша молвити: «Днесь того казнилъ, а насъ завутра, а промыслимы о князѣ семь». И свѣщаша убииство на ночь, якоже Июда на Господа.

И тече на мѣсто Кузмище киянинъ: «Оли нѣтуть князя, убиенъ!» И почаша прошати Кузмище: «Кдѣ есть убитъ господинъ?» — и рекоша: «Лежить ти выволоченъ в огородъ, но не мози имати его! Тако ти молвять, вси хочемы и выверечи псомъ! Оже ся кто прииметь по нь, тотъ нашь есть ворожьбить и того убьемъ!» И нача плакати надъ нимь Кузмище: «Господине мои! Како еси не очютилъ сквѣрныхъ и нечестивыхъ, пагубоубииственыих ворожьбить своихъ, идущихъ к тобѣ? Или како ся еси не домыслилъ побѣдити ихъ, иногда побѣжая полкы поганыхъ болгаръ?»[10] — и тако плакася и. И прииде Амбалъ ключникъ, ясинъ родомъ, тотъ бо ключь держашеть у всего дому княжа и надо всими волю ему дал бяшеть. И рече, вьзрѣвь на нь, Кузмище: «Амбале, вороже! Сверзи коверъ ли, что ли, что постьлати или чимъ прекрыти господина нашего». И рече Амбалъ: «Иди прочь! Мы хочемь выверечи псомъ». И рече Кузмище: «О еретиче! уже псомъ выверечи! Помнишь ли, жидовине, вь которых порътѣхъ пришелъ бяшеть? Ты нынѣ в оксамитѣ стоиши, а князь нагъ лежить, но молю ти ся: свѣрьзи ми что любо!» — и сверже коверъ и корзно. И, обѣртѣвъ и, и несе и в церковь, и рече: «Отмъкнете ми церковь!» — и рекоша: «Порини и ту вь притворѣ, печаль ти имъ!» — уже бо пьяни бяхуть. И рече Кузмище: «Уже тебе, господине, поробьци твои тебе не знають; иногда бо аче и гость приходилъ изъ Царягорода, и от иныхъ странъ, изъ Русскои земли, аче латининъ, и до всего христьяньства, и до всеѣ погани, и рече: “Въведѣте и вь церковь и на полаты, да видять истиньное христьяньство!” — и крѣстяться и болгарѣ, и жидове, и вся погань, видивше славу божию, и украшение церковьное! И тѣ болма плачють по тобѣ, а сии ни вь церковь не велять въложити!»

Мы же на преднее възвратимся.

Мы же вернемся к прежнему.

Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 423; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 47 48 49 50 515253 54 55 56 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!