Подготовка текста, перевод и комментарии Г. М. Прохорова 14 страница
Тогда азъ худый, недостойный, в ту пятницю, въ 1 час дни, идох къ князю тому Балдвину и поклонихся ему до земли. Он же, видѣв мя худаго, и призва мя к себѣ с любовию, и рече ми: «Что хощеши, игумене русьский?» Познал мя бяше добрѣ и люби мя велми, якоже есть мужь благодѣтенъ и смѣрен велми и не гордить ни мала. Аз же рекох ему: «Княже мой, господине мой! Молю ти ся Бога дѣля и князей дѣля русских: повели ми, да бых и азъ поставил свое кандило на Гробѣ Святѣмь от всея Русьскыя земля!» Тогда же онъ со тщанием и с любовию повѣле ми поставити кандило на Гробѣ Господни и посла со мною мужа, своего слугу лучьшаго, къ иконому Святаго Въскресения и к тому, иже держить ключь гробный. И повѣлѣста ми иконом и ключарь Святаго Гроба принести ми кандило свое с маслом. Аз же поклонився има, идохъ с радостию великою, и купих кандило стькляно, велико велми, и налиавъ масла честнаго все, принесох ко Гробу Господню, уже вечеру сущу. Упросихъ ключаря того, единого внутрь Гроба суща, и обѣстихся ему; он же отврьзе ми двери святыя, и повелѣ ми выступити ис калиговъ, и тако босого введе мя единого въ святый Гробъ Господень и с кандилом, еже нося с собою, и повелѣ ми поставити кандило на Гробѣ Господни. И поставих своима рукама грѣшныма в ногах, идеже лежаста пречистѣи нозѣ Господа нашего Исуса Христа. В главах бо стояше кандило гречьское, на персехъ поставлено бяше кандило Святаго Савы и всѣхъ монастырей. Тако бо обычай имут: по вся лѣта поставляють кандило гречьское и Святаго Савы. И благодѣтью Божиею та ся 3 кандила вожгоша тогда; а фряжьскаа каньдила повѣшена бяху горѣ, а от тѣх ниединоже възгорѣся.
|
|
|
Тогда я, дурной и недостойный, в ту пятницу в час дня, пошел ко князю тому Балдуину и поклонился ему до земли. Он же, видя меня, дурного, подозвал меня к себе с любовью и сказал мне: «Чего хочешь, русский игумен?» Он меня хорошо узнал и полюбил меня очень, поскольку муж он добродетельный, и смиренный весьма, и ничуть не гордый. Я же сказал ему: «Князь мой, господин мой! Молю тебя Бога ради и князей ради русских: повели мне, чтобы и я поставил свою лампаду на Гробе Святом от всей Русской земли!» Тогда он серьезно и с любовью повелел мне поставить лампаду на Гроб Господен, и послал со мной мужа, своего лучшего слугу, к эконому церкви Святого Воскресения и к тому, кто держит ключ от Гроба. И повелели мне эконом и ключник Святого Гроба, чтобы я принес лампаду свою с маслом. Я же, поклонившись им, пошел с радостью великой и купил лампаду стеклянную, очень большую, и, налив полную масла чистого, принес ко Гробу Господню, когда уже наступил вечер. Упросил я ключника того, одного тогда внутри Гроба бывшего, и кое-что обещал ему, и он открыл мне двери святые, велел мне снять сапоги, и так босого ввел меня одного в святой Гроб Господен с лампадой, которую я нес с собой, и повелел мне самому поставить лампаду на Гроб Господен. И я ее поставил своими руками грешными в ногах — где лежали пречистые ноги Господа нашего Иисуса Христа. Ибо в головах стояла лампада греческая, на груди же поставлена была лампада святого Саввы и всех монастырей. Ведь такой здесь обычай: каждый год ставят греческую лампаду и святого Саввы. И благодатию Божиею те три лампады загорелись тогда; а фряжская лампада повешена была сверху, а из тех ни одна не загорелась.
|
|
|
Аз же тогда, поставивъ кандило на Гробѣ Святѣмь, и поклонився честному Гробу тому, и облобызавъ мѣсто то святое с любовию и съ слезами, идеже лежало тѣло Господа нашего Исуса Христа, изидох из Гроба Святаго с радостию великою и идохъ в келию свою.
Я же тогда, поставив лампаду на Гробе Святом, и поклонившись честному Гробу тому, и облобызав с любовью и со слезами место то святое, где лежало тело Господа нашего Иисуса Христа, вышел из Гроба Святого с радостью великою и пошел в свою келью.
|
|
|
Заутра же в Великую суботу въ 6 час дне сбираются вси людие пред церковь Святаго Въскресениа — бесщисленое множьство народа, от всѣх странъ пришелци и тоземци: и от Вавилона, и от Египьта, и от всѣх конець земли. Ту ся сбирають во тъ день несказанно множьство. И наполнятся вся та мѣста людий около церкви и около Распятиа Христова; и велика тѣснота и томление лютѣ людемъ ту бываеть; мнози бо человѣци ту задыхаются от тѣсноты людий бещисленных. И ти людие вси стоятъ съ свѣщами не вожженами и ждуть отврьзениа дверий церковных. Внутрь же церкви тогда токмо попове едини суть. И ждуть попове и вси людие, дондеже прииде князь съ дружиною; и тогда бывает отврьзение дверемъ церковным, и входять людие въ церковь в тѣснотѣ велицѣ и въ гнетении, и наполняють церковь ту. И полати вси полны будуть, не могуть бо ся вмѣстити вси людие въ церковь ту, но ту стоять внѣ церкви людие мнози зѣло около Голгофы и около Краниева мѣста и дотуда, идеже кресты налѣзени; и все то полно будеть людий бе-щисла много множьство. И ти людие вси въ церкви и внѣ церкве иного не глаголють ничтоже, но токмо «Господи, помилуй!» зовут неослабно и вопиють силно, яко тутнати и гремѣти всему мѣсту тому от вопля людий тѣх. И ту источници слезам проливаются от вѣрных людий. Аще бо кто окаменено сердце имат, но тогда можеть прослезити. Всякъ бо человѣкъ зазрит в себѣ тогда, и поминаеть грѣхи своя, и глаголеть в собѣ всякъ человѣкъ: «Еда моих дѣля грѣхов не снидет свѣт святый?» И тако стоать вси вѣрнии людие слезни и скрушенным сердцемъ. И тъ самъ князь Балъдвинъ стоитъ съ страхом и смирениемъ великим, источници проливаются чюдно от очию его. Такоже и дружина его около его стоятъ прямо Гробу, близь олтаря великаго, вси бо сии стоят съ смѣрением.
|
|
|
Назавтра же, в Великую субботу в шестой час дня собираются все люди перед церковью Святого Воскресения — бесчисленное множество народа, жители той земли и пришельцы из всех стран: и из Вавилона, и из Египта, и со всех концов земли. Собирается там в тот день несказанное множество. И наполняются людьми все те места около церкви и около Распятия Христова; и великая теснота и давка жестокая среди людей там бывает, так что многие люди тогда задыхаются от тесноты народа бесчисленного. И те люди все стоят со свечами незажженными и ждут открытия церковных дверей. Внутри же церкви тогда одни только попы находятся. И ждут попы и все люди, пока придет князь с дружиной; и тогда бывает открытие дверей церковных, и входят люди в церковь в тесноте великой и в давке, и наполняют церковь ту и хоры. Всюду делается полно, ибо не могут поместиться все люди в ту церковь, но остается очень много людей вне церкви около Голгофы и около Крайнева места, и вплоть до того места, где были найдены кресты, и все то делается полно бесчисленно многим множеством людей. И те люди все в церкви и вне церкви ничего другого не говорят, только: «Господи, помилуй!» взывают неослабно и кричат громко, так что гудит и гремит все то место от вопля тех людей. И тут ручьями проливаются слезы у верных людей. Даже с каменным сердцем человек может тогда прослезиться. Ибо каждый заглядывает тогда в себя, и вспоминает свои грехи, и говорит каждый в себе: «Неужели из-за моих грехов не сойдет святой свет?» И так стоят все верные люди в слезах с сокрушенным сердцем. И сам тот князь Балдуин стоит со страхом и смирением великим, и ручьи чудесно текут из очей его. Также и дружина его стоит около него напротив Гроба, вблизи алтаря большого; и все они стоят со смирением.
И яко бысть 7 час дне суботнаго, тогда поиде Балъдвинъ князь ко Гробу Господню и з дружиною своею из дому своего, и вси бо сии пѣши. И присла въ метохию Святаго Савы[225] и позва игумена того Святаго Савы и съ черници его. И поиде игуменъ с братиею къ Гробу Господню, и азъ худый ту же поидох съ игуменом тѣмъ и з братиею. И приидохом ко князю тому и поклонихомся ему вси. Тогда и онъ поклонися игумену и всей братии и повелѣ игумену Святаго Савы и мнѣ худому близь себе поити повелѣ, а иным игуменом и черньцем всѣм повелѣ пред собою поити, а дружинѣ своей повелѣ позаду поити.
И когда наступил седьмой час дня субботнего, тогда пошел князь Балдуин ко Гробу Господню с дружиной своею из дома своего; пешком ведь все пошли. И послал князь в метох Святого Саввы, и позвал игумена того Святого Саввы с чернецами его. И пошел игумен с братией ко Гробу Господню, и я, худой, тут же пошел с игуменом тем и с братиею. И подошли мы к князю тому, и поклонились ему все. Тогда и он поклонился игумену и всей братии, и повелел игумену Святого Саввы и мне, худому, пойти рядом с ним, и иным игуменам и чернецам всем повелел перед собой пойти, а дружине своей повелел сзади пойти.
И приидохомъ къ церкви Въскресения Христова к западным дверем. И се множьство людий заступили двери церковныя, и не могохомъ тогда въ церковь внити. Тогда князь Балдвинъ повелѣ воином, и разгнаша люди насилие, и створиша яко улицю олне до Гроба, и тако могохом проити сквозѣ люди ольне до Гроба. И приидохом къ восточным дверемъ Святаго Гроба Господня, и князь по час прииде и ста на мѣстѣ своем на деснѣй странѣ у преграды великаго олтаря, противу всточным дверем и Гробным; ту бо есть мѣсто княже, создано высоко.
И пришли мы к церкви Воскресения Христова, к западным дверям. И вот множество людей закрыло собой двери церкви, и не смогли мы тогда войти в церковь. Тогда князь Балдуин отдал приказ воинам, и они силой разогнали людей и сделали как бы улицу до самого Гроба, и тогда мы смогли пройти между людьми прямо до Гроба. И подошли к восточным дверям Святого Гроба Господня, и князь за нами подошел и стал на месте своем с правой стороны у преграды великого алтаря против восточных дверей и дверей Гроба, ибо тут место княжее, построенное высоко.
И повелѣ князь игумену Святаго Савы стати над Гробом с своими черньци и с правовѣрными попы. Мене же худаго повелѣ поставити высоко над самыми дверми Гробными, противу великому олтарю, яко дозрѣти ми лзѣ бяше въ двери Гробныя. Двери же та Гробныя всѣ трои запечатаны бяху, и запечатаны печатию царскою. Латиньстии же попове в велицѣм олтари стояху. И яко бысть 8 час дне, и начаша вечернюю пѣти на Гробѣ горѣ попове правовѣрнии, и черноризци, и вси духовнии мужи; пустынници мнози ту бяху; латина же в велицѣм олтари начаша верещати свойскы. И тако поющим имъ всѣм, аз ту стояъ, прилѣжно зрях ко дверем Гробным. И яко начяша чести паремии тоя суботы великиа,[226] на первих пареми изиде епископъ с дьяконом из великого олтаря, и приде къ дверем Гробным, и позрѣ въ Гробъ сквозѣ крестець дверей тѣхъ, и не узрѣ свѣта в Гробѣ, и възвратися опять. И яко начаша чести 6-ю паремию, тот же епископъ прииде къ дверем Гробным и не видѣ ничтоже. И тогда вси людие възпиша съ слезами «Кирие, елеисонъ», еже есть «Господи, помилуй!». И яко бысть 9-му часу минувшую и начаша пѣти пѣснь проходную «Господеви поим», тогда внезаапу прииде туча мала от встока лиць и ста над верхом непокрытым тоа церкве, и дождь малъ над Гробом Святымъ, и смочи ны добрѣ стоящих на Гробѣ. И тогда внезаапу восиа свѣтъ святый во Гробѣ Святѣмь: изиде блистание страшно и свѣтло из Гроба Господня Святаго. И пришед епископъ съ 4-рми дияконы, отверзе двери Гробныя, и взяша свѣщу у князя того у Балдвина, и тако вниде въ Гробъ, и вожже свѣщу княжю первѣе от свѣта того святаго. Изнесше же из Гроба свѣщу ту и даша самому князю тому в руцѣ его. И ста княз-ет на мѣстѣ своемъ, свѣщю держа с радостию великою. И от того вси свои свѣщи въжгохомъ, а от наших свѣщь вси людие вожгоша свои свѣщи, по всей церкви друг отъ друга вожгоша свѣщи.
И повелел князь игумену Святого Саввы стать над гробом со своими чернецами и с православными попами. Меня же, дурного, приказал поставить высоко над самыми дверьми Гроба против великого алтаря, чтобы мне возможно было заглядывать в двери Гроба. Двери же Гроба все три запечатаны были, и запечатаны царскою печатью. Латинские же попы в великом алтаре стояли. И когда наступил восьмой час дня, начали вечерню петь на Гробе вверху попы православные, и черноризцы, и все духовные мужи; и пустынники многие тут были; латиняне же в великом алтаре начали верещать по-своему. И так пели они все, а я тут стоял, прилежно глядя на двери Гроба. И когда начали читать паремии той Великой субботы, во время первой паремии вышел епископ с дьяконом из великого алтаря, подошел к дверям Гроба, и заглянул в Гроб сквозь крестец дверей тех, и не увидел света в Гробе, и возвратился на место. И когда начали читать шестую паремию, тот же епископ подошел к дверям Гроба и опять ничего не увидел. И тогда все люди возопили со слезами «Кирие, елейсон!», что значит «Господи, помилуй!» И когда минул девятый час и начали петь проходную песнь «Господу поем», тогда внезапно пришла небольшая туча с востока и стала над непокрытым верхом той церкви, и пошел дождь небольшой над Гробом Святым, и смочил нас хорошо, стоящих на Гробе. И тогда внезапно воссиял свет святой в Гробе святом: вышло блистание страшное и светлое из Гроба Господня Святого. И подойдя, епископ с четырьмя дьяконами открыл двери Гроба, и взял свечу у князя того, у Балдуина, и с нею вошел в Гроб, и первым делом зажег свечу князя от того святого света. Вынеся же из Гроба ту свечу, дал самому князю тому в его руки. И стал князь на месте своем, держа свечу с великой радостью. И от него мы все зажгли свои свечи, а от наших свечей все люди зажгли свои свечи по всей церкви, друг от друга зажигая свечи.
Свѣт же святы не тако, яко огнь земленый, но чюдно, инако свѣтится изрядно, и пламянь его червлено есть, яко киноварь, и отнудь несказанно свѣтиться.
Свет же святой не так, как огонь земной, но чудесно, иначе светится, необычно; и пламя его красно, как киноварь; и совершенно несказанно светится.
И тако вси людие стоят съ свѣщами горящими, и вопиють вси людие велегласно «Господи, помилуй!» съ радостию великою и с веселием. Така бо радость не можеть быти человѣку, ака же радость бываетъ тогда всякому християнину, видѣвши свѣтъ Божий святый. Иже бо не видѣвъ тоа радости въ тъ день, то не иметь вѣры сказающим о всемъ том видѣнии. Обаче мудрии и вѣрнии человѣци велми вѣрують и въсласть послушають сказаниа сего и истины сеа и о мѣстѣх сих святыхъ. Вѣрный в малѣ и во мнозѣ вѣренъ есть, а злому человѣку невѣрну истина крива стваряються. Мнѣ же худому Богъ послух есть и Святый Гробъ Господень и вся дружина, русьстии сынове, приключьшиися тогда во тъ день ногородци и кияне: Изяславъ Иванович, Городиславъ Михайлович Кашкича и инии мнози, еже то свѣдають о мнѣ худомъ и о сказании семъ.[227] Но възвратимся на прежереченную повѣсть.
И так все люди стоят со свечами горящими, и вопиют громогласно все люди «Господи, помилуй!» с радостью великою и веселием. Такая радость не может быть у человека в другом случае, какая радость бывает тогда у всякого христианина, видевшего свет Божий святой. А кто не испытал той радости в тот день, не верит говорящим о всем том виденном. Однако мудрые и верные люди охотно верят и с радостью слушают рассказ об этом истинном событии и об этих святых местах. Верный в малом и во многом верен, а злому человеку, неверному, истинное представляется кривым. Мне же, дурному, Бог свидетель, и святой Гроб Господен, и все спутники, русские сыны, случившиеся тогда в тот день там, новгородцы и киевляне: Изяслав Иванович, Городислав Михайлович Кашкича и другие многие, которые знают обо мне, дурном, и об этом рассказе. Но возвратимся к прерванному повествованию.
Егда же свѣтъ восия въ Гробѣ Святѣмъ, тогда же и пѣние преста, и вся возпиша «Кирие, ейлеисонъ» и поидоша въ церковь съ свѣщами горящими и с радостию великою, сблюдающи свѣщи свои от угашения вѣтреняго, и идоша кождо их въ свояси. И от того святаго свѣта вжигают кандила въ своих церквахъ и канчивають пѣние вечернее дома. А в велицѣй церкви, у Гроба Госоподня, сами попове едини, безъ людий, канчивають пѣние вечернее. Тогда и мы съ игуменом и съ братиею въ свой манастырь идохом, несуще свѣщи горящи, и ту кончахом пѣние вечернее, и идохом в келии свои, хваляще Бога, показавша недостойным нам ту благодѣть Божию видѣти.
Когда же свет воссиял в Святом Гробе, тогда пение прекратилось, и все воскликнули: «Кирие, елейсон!», и пошли из церкви с горящими свечами и с радостью великою, храня свои свечи, чтобы не погасил их ветер, и шли каждый из них восвояси. И от того святого света зажигают лампады в своих церквах и пение вечернее кончают у себя дома. А в великой церкви у Гроба Господня сами попы одни без людей кончают вечернее пение. Тогда и мы с игуменом и с братиею пошли в свой монастырь, неся горящие свечи, и там окончили вечернее пение, и пошли в свои кельи, хваля Бога, давшего нам, недостойным, видеть эту благодать Божию.
И на утрени въ Святую недѣлю, отпѣвше заутренюю и бывшю цѣлованию съ игуменом и съ братиею, и отпущению бывшю въ 1 час дне, и вземше крестъ, игуменъ и вся братия, идодхом къ Гробу Господню, поюще кондакъ[228] сий: «Аще и въ гробъ сниде, безмертне». И вшедше в Святый Гробъ животворящий, и облобызавше Святый Гробъ Господень с любовию и со слезами теплыми, и насладившеся ту благоуханныя воня тоя Святаго Духа пришествиемъ; и кандилом тѣмъ еще горящим свѣтло и чюдно. Та бо 3 кандила бяху вожьглися тогда, якоже повѣда ны иконом и ключарь Гроба Господня. Ко игумену глаголаста оба: «Долѣ стаащеа на Гробѣ Господни, та 3 кандила възгорѣстася». А иных 5 кадилъ виситъ над Гробомъ; но горяху тогда; свѣтъ ихъ инакъ бяше, не якоже онѣхъ 3-хъ кадилъ, изрядно и чюдно свѣтится.
И на утрене в Святое воскресенье, отпев заутреню, и после целования с игуменом и с братиею, по отпущении, бывшем в час дня, взяв крест, игумен и вся братия, пошли мы к Гробу Господню, поя этот кондак: «Хотя и в гроб сошел, бессмертный!» И войдя в Святой Гроб животворящий, поцеловали Святой Гроб Господен с любовью и со слезами теплыми и насладились тут благоуханным ароматом тем Святого Духа пришествия; а лампады те еще горели светло и чудесно. Три ведь те лампады зажглись тогда, как сказали нам эконом и ключник Гроба Господня. К игумену обращаясь, говорили они оба: «Внизу стоящие на Гробе Господнем, те три лампады загорелись». А иных пять лампад висит над Гробом; но они горели тогда, хотя свет их и был иным, не таким, какой у тех трех лампад, необычно и чудесно светящихся.
И потомъ изыдохомъ из Гроба въсточными дверми, и вшедше въ великый олтарь, и ту створивше цѣлование съ правовѣрными, и бывшу отпущению, игуменъ же и братиа, изыдохомъ изъ церкви Святаго Въскресения и идохомь во свой манастырь, и ту опочивше до литургии.
А потом мы вышли из Гроба восточными дверьми и, войдя в великий алтарь, сотворили там целование с православными, и, по отпущении, игумен и братия, вышли мы из церкви Святого Воскресения, и пошли в свой монастырь, и там отдохнули до литургии.
И по 3-емъ дни Въскресения Господня, по литургии, идохомъ къ ключареви Гроба Господня и глаголахъ ему: «Хотѣлъ быхъ взяти кадило свое». Онъ же съ любовию поимъ мя, введе въ Гробъ одиного токмо. Азъ же вшедъ въ Гробъ и видѣхъ кадило свое, стояща на Гробѣ Святѣмъ и еще горяще свѣтомъ тѣмъ святымъ. И поклонився Гробу тому Святому, и облобызавъ с любовию и слезами мѣсто то святое, идѣже лежало тѣло Господа нашего Исуса Христа пречистое. И тогда измѣрих собою Гробъ въдлѣ и вширѣ и выше же, колико есть; при людех бо невозможно есть измѣрити его никомуже. И почьстих Гроба Господня по силѣ моей, яко мога, и тому ключареви подах нѣчто мало и худое благословение свое. Он же видѣ любовь мою сущую к Гробу Господню, и ктому ми удвигнувъ дощъку, сющую во главах Гроба Господня Святаго, и уятъ ми того святаго камени мало благословение, и запрѣтивъ ми с клятвою никому не повѣдати въ Иерусалимѣ. Азъ же, поклонився Гробу Господню и ключареви, и вземъ кандло свое съ масломъ святымъ, изидох из Гроба Святаго с радостию великою, обогатився благодатию Божиею и нося в руку моею даръ святаго мѣста и знамение Святаго Гроба Господня, и идох, радуяся, яко нѣкако скровище богатьства нося. Идох в келию свою, радуяся великою радостию.
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 183; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!