Подготовка текста, перевод и комментарии О. П. Лихачевой

Стр 1 из 36Следующая ⇒

Nbsp; Библиотека Литературы Древней Руси ТОМ 3 (XI-XII века) Библиотека литературы Древней Руси / РАН. ИРЛИ; Под ред. Д. С. Лихачева, Л. А. Дмитриева, А. А. Алексеева, Н. В. Понырко. – СПб.: Наука, 1999. – Т. 3: XI–XII века. – 413 с.

СОДЕРЖАНИЕ

Д. С. Лихачев. Священная история в познавательных произведениях литературы Древней Руси

Сказание об Евстафии Плакиде (Подготовка текста, перевод и комментарии О. П. Лихачевой)

Повесть об Акире Премудром (Подготовка текста, перевод и комментарии О. В. Творогова)

Девгениево деяние (Подготовка текста, перевод и комментарии О. В. Творогова)

О сотворении Адама (Подготовка текста, перевод и комментарии М. Д. Каган-Тарковской)

Сказание, как сотворил Бог Адама (Подготовка текста, перевод и комментарии М. В. Рождественской)

Об Адаме и Еве (Подготовка текста, перевод и комментарии М. Д. Каган-Тарковской)

О потопе (Подготовка текста, перевод и комментарии М. Д. Каган-Тарковской)

Сказание о Мелхиседеке (Подготовка текста М. Д. Каган-Тарковской, перевод и комментарии Р. Б. Тарковского)

Житие пророка Моисея (Подготовка текста, перевод и комментарии М. В. Рождественской)

Слово блаженного Зоровавеля (Подготовка текста, перевод и комментарии Л. М. Навтанович)

Сказание о царе Давиде (Подготовка текста, перевод и комментарии М. Д. Каган-Тарковской и Р. Б. Тарковского)

Суды Соломона (Подготовка текста, перевод и комментарии Г. М. Прохорова)

Видение пророка Исайи (Подготовка текста, перевод и комментарии М. В. Рождественской)

Книга Еноха (Подготовка текста, перевод и комментарии Л. М. Навтанович)

Сказание о двенадцати пятницах (Подготовка текста, перевод и комментарии М. В. Рождественской)

Сказание Афродитиана (Подготовка текста, перевод и комментарии А. Г. Боброва)

Слово на воскресение Лазаря (Подготовка текста, перевод и комментарии М. В. Рождественской)

Слово о сошествии Иоанна Крестителя во ад (Подготовка текста, перевод и комментарии О. В. Творогова)

Легенда о царе Авгаре (Подготовка текста, перевод и комментарии Е. Н. Мещерской)

Слово о крестном древе (Подготовка текста, перевод и комментарии М. Д. Каган-Тарковской)

Слово об успении Богородицы (Подготовка текста, перевод и комментарии О. В. Творогова)

Хождение Богородицы по мукам (Подготовка текста, перевод и комментарии М. В. Рождественской)

Сказание о Макарии Римском (Подготовка текста М. А. Салминой, перевод О. В. Творогова и М. А. Салминой, комментарии О. В. Творогова)

Сказание отца нашего Агапия (Подготовка текста, перевод и комментарии М. В. Рождественской)

Из "Беседы трех святителей" (Подготовка текста, перевод и комментарии М. В. Рождественской)

Вступление

СВЯЩЕННАЯ ИСТОРИЯ В ПОЗНАВАТЕЛЬНЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЯХ ЛИТЕРАТУРЫ ДРЕВНЕЙ РУСИ

В этом томе собраны произведения, в основном имевшие познавательный интерес, но «познавательный» — в средневековом понимании. Средневековая познавательность отличалась от современной. Главное заключалось в истории. История же была прежде всего — Священная история, то есть в основном история, изложенная в Ветхом и Новом Заветах. Эта история восполнялась историей государства, к которой принадлежал сам читатель. Но начиналась она главным образом с момента принятия этим государством христианства. История языческого периода была не больше чем предуготовление к принятию христианства — главному этапу «исторического прозрения народа».

Главным в Священной истории было взаимоотношение Бога и человечества. История как бы творилась самим Богом, но не лишала человека ответственности за свои поступки.

Священная история была, как уже было сказано, зафиксирована в книгах Библии, но имела своими продолжениями исторические книги Византии и других христианских государств. Эти последние не имели для средневекового человека того высокого интереса, что история, заключенная в Библии, ибо в них не было той значительности, которую имело для любого средневекового человека каждое событие Библии или, что подчеркнем, событие, связанное с библейскими персонажами и библейской землей.

Можно сразу отметить ту территорию, на которой в первую очередь разворачивались все наиболее значительные события человеческой истории. Центр ее — Палестина, а в ней Иерусалим, и затем все остальное окружение — Египет, Малая Азия, страны Средиземноморья и Черноморья. Восток открывался для средневекового человека до границ похода Александра Македонского в Индию. Для русского читателя территория человеческой истории была раскрыта Повестью временных лет и особенно ее географическим описанием, начинавшимся с водораздела Восточно-Европейской равнины — «Оковского леса».

Естественно, что читателям Библии и исторических произведений «постбиблейского» характера хотелось углубить свои знания — особенно те, которые могли так или иначе раскрыть смысл уже известного из Священного писания.

Эту роль во многом и выполняли апокрифические (неканонические с точки зрения официальной церкви) сочинения, составлявшие немалую долю в репертуаре переводной литературы Древней Руси. Многие из них возникли в иудео-христианской и раннехристианской среде, связаны происхождением с учениями разных христианских общин. Через византийскую литературу в славянских переводах с греческого (а в ряде случаев непосредственно с древнееврейского и, может быть, сирийского) апокрифы попали и к древнерусским книжникам. Особенно много апокрифических подробностей Священной истории содержится в Толковой Палее. Другой путь знакомства древнерусского читателя с этими сюжетами — это рассказы паломников в Святую землю об увиденном. Так, игумен Даниил включил в свое знаменитое «Хождение» немало апокрифических легенд о библейских святынях.

Появившись в раннехристианских культурах одновременно с формированием канона, апокрифические сочинения в жанровом плане часто соответствуют библейским книгам: на Руси были известны апокрифические Откровения (Видения), апокрифические Деяния, апокрифические Евангелия, а также апокрифические Жития. Понимание «апокрифического», «апокрифичности» менялось со временем. Поэтому случалось так, что произведения, запрещавшиеся церковью для чтения и переписывания, позже включались во вполне признанные сборники или своды (например, в Великие Минеи Четьи митрополита Макария).

Познавательность, к которой в первую очередь было устремлено внимание средневекового читателя, отнюдь не ограничивалась историей и толкованием исторических событий. Чрезвычайно важно то различие, которое может быть отмечено между познанием средневековья и познанием современным.

Познание в средние века было по преимуществу словесным. Иногда познать новое явление означало прежде всего его назвать, отнести к той или иной категории явлений, определить его символический смысл. Символический же смысл определялся в основном его связью со священной историей человечества, в центре которой находится тайна воочеловечения Христа, спасающего людей. Вот почему для познавательного характера текста вполне достаточна была иногда вопросо-ответная форма («Слово о крестном древе» или «Беседа трех святителей»). Отсюда же афористическая форма раскрытия смысла явлений («Повесть об Акире Премудром»).

Вполне своеобразной была «мудрость» разрешения какой-либо загадки, сложного вопроса, запутывающего предложения. Сложный вопрос равнялся ловушке, и знание заключалось в том, чтобы уметь из этой ловушки не только выйти, но и озадачить самого вопрошающего. Тем самым вопросо-ответная форма «познавательных» произведений превращалась в своего рода состязание. Острота этих состязаний подкреплялась иногда угрозой лишения жизни проигравшему.

«Технический прием» ответа на неразрешимую загадку — умение ответить загадкой на загадку, умение парировать вопрос вопросом, отказаться от своего вопроса или от поставленной задачи соответственным усложнением вопроса для загадывающего, задающего свою задачу.

И еще одна черта, имеющая непосредственное отношение к литературному значению познавательных произведений Древней Руси: занимательность. Наука, знание не ограничивались в средние века тем, что мы называем эрудицией, или той непосредственной пользой, которую могли принести знания в практической деятельности. Знание обязательно должно было быть интересным и нравственно ценным. Отсюда популярность формы ранневизантийского приключенческого романа, типичным представителем которого является «Повесть о Евстафии Плакиде», обладающая всеми элементами приключенческого сюжета: нападениями морских пиратов, разъединением любящих, похищениями, случайными воссоединениями, в которых разлученные перед тем действующие лица долго не узнают друг друга и т. д. Все это, однако, оправдывалось религиозным смыслом, особой значимостью происшедшего и для действующих лиц, и для читателей.

Особое значение для всех этих произведений, которые мы условно можем назвать «познавательными», играла достоверность, — конечно, в ее средневековом понимании. Достоверность определялась в средние века многими признаками: прежде всего авторством какого-либо значительного лица, причем не было значительных писателей самих по себе — были значительные деятели церковной истории или, по крайней мере, — государственной истории. Им и приписывалось большинство произведений. Именно они, если и не написали то или иное произведение, то были рассказчиками излагаемых событий, участниками или свидетелями.

Естественно, что чем древнее было произведение, тем оно казалось достовернее, мы бы сказали «документальнее». Отсюда преобладающая роль в познавательных произведениях — переводных с греческого, а иногда и с древнееврейского. Перевод вызывал к себе доверие, едва ли не большее, чем то, что написано было по-русски или церковнославянски, хотя последний язык обладал также своего рода авторитетностью и превосходил в этом отношении язык русской деловой письменности. Последний язык был языком летописей и повестей из русской истории: тут он был более уместен.

Произведения познавательных жанров были исключительно долговечны. Они читались вплоть до XX века — особенно в последние два века в среде староверческой.

Исключительна долговечность познавательных произведений Древней Руси. В данном томе собраны произведения, начало активной жизни которых началось еще в домонгольской Руси — до ее завоевания татаро-монголами в XIII веке. И тем не менее многие из них продолжали интересовать читателей вплоть до XX века. Интересны они и для нас сейчас, но как произведения богатой фантазии. Читателей же древнерусской культуры они интересовали и по существу. В рассказываемое в них и во все, что говорилось в них в объяснение существующего, читатели древнерусской культуры верили и устанавливаемыми в них нравственными правилами жили.

Не могли убить интереса к ним и запреты, с разной степенью решительности налагаемые на эти произведения Церковью. А налагались эти запреты понятно почему: ведь во многих из этих произведений содержание было настолько фантастическим, что накрепко соединенные с Библией они могли разрушить веру и в то, что рассказывалось в последней.

Интересно, однако, что иконография Успения Божьей Матери, одного из самых почитаемых праздников и храмовых посвящений Древней Руси, полностью соответствовала рассказу («Слову») Иоанна Богослова об Успении: апостолы слетались к умирающей Богоматери на облаках, ангел отрубал руки пытавшемуся осквернить погребение Афоне. Апокрифические детали проникали и в изображение схождения Христа во Ад. То же самое может быть отмечено и в иконографии Благовещения.

На «Сказание Агапия» о земном рае как на свидетельство очевидца ссылается новгородский архиепископ Василий Калика в своем послании тверскому епископу Федору.

Все это не просто свидетельства о доверии, а документы официального признания некоторых из апокрифов.

Д. С. Лихачев

СКАЗАНИЕ ОБ ЕВСТАФИИ ПЛАКИДЕ

Подготовка текста, перевод и комментарии О. П. Лихачевой

ВСТУПЛЕНИЕ

«Сказание об Евстафии Плакиде» — одно из широко распространенных в древнерусской литературе житий-мартириев.

Этот жанр был заимствован из Византии, где и сложились основные его особенности, определившиеся генетической связью его с поздним греческим романом.

Византийский же роман, который ведет свое происхождение из античности, — это очень распространенный в эллинистическую эпоху беллетристический жанр, отличающийся следуюшими характерными чертами: на первом плане личная судьба героев, любовная линия со сложными сюжетными переплетениями (странствования, разлуки, неожиданные встречи, борьба с соперниками, похищения и т. п.); всеми событиями управляет верховная власть Судьбы или Рока; все происходящее предопределено (о предопределенности герои часто узнают из примет, предсказаний, вещих снов); все приходит к счастливому концу.

Эти черты византийского романа оказались перенесенными в другой, первоначально небеллетристический жанр — житие и мученичество, и таким образом создались очень своеобразные памятники, сочетающие в себе особенности и агиографии, и беллетристики. Эти произведения (литературоведы их иногда называют «жития-романы») обладают острым сюжетом с использованием традиционных для романа приемов и строятся по определенной схеме: счастливая жизнь добродетельных героев вначале, потом ряд злоключений, разлука, потеря друг друга, многие испытания (испытания верности в любви и в убеждениях), встреча героев, не узнающих друг друга, узнавание, счастливая развязка. В «житиях-романах», в отличие от романа, господствует христианский элемент. Прежде всего это сказывается в том, что герои и все события подчиняются не предопределениям Рока, а Божьей воле, которая также выражается через видения, сны, пророчества. Во-вторых, в житии прибавлен другой конец (после счастливой развязки) — мученичество героев и их прославление в конце. Текст дополняется многочисленными религиозно-нравственными сентенциями, цитатами из Священного Писания и т. п. Однако эти собственно житийные черты не нарушают построения сюжета, не уменьшают занимательности фабулы, не меняют общего облика памятника как произведения беллетристического. Таким образом, памятники подобного рода, будучи произведениями религиозно-нравственными по существу, фактически становились разновидностью светского романа, соответствующего литературным вкусам поздней античности.

«Житие Евстафия Плакиды» было известно на Руси уже в Киевскую эпоху и широко переписывалось древнерусскими книжниками в течение нескольких веков. Оно было включено также и в Великие Минеи Четьи митрополита Макария XVI в., под 20 сентября. Настоящая публикация осуществляется по рукописи сентябрьского тома Успенского комплекта Великих Миней Четьих — ГИМ. Синод. собр. № 784. Л. 591—596.

ОРИГИНАЛ

В ТОЙ ЖЕ ДЕНЬ. ПИСАНИЕ ЖИТИА И МУКИ СВЯТАГО ЕУСТАФИА И ЖЕНЫ ЕГО ФЕОПЕСТИА, И ЧАДУ ЕЮ АГАПИА И ФЕОПИСТА

В ТОТ ЖЕ ДЕНЬ. ОПИСАНИЕ ЖИТИЯ И МУЧЕНИЯ СВЯТОГО ЕВСТАФИЯ, И ЖЕНЫ ЕГО ФЕОПИСТИИ, И ДЕТЕЙ ИХ АГАПИЯ И ФЕОПИСТА

В дни царьства Траияня,[1] идольстии жрътвѣ одръжащи, бѣ етеръ стратилатъ,[2] именемъ Плакида, добра рода и славна, богатъ же зѣло паче всѣхъ златомъ и прочею службою; еллинъ же бѣ вѣрою, а дѣлы праведными украшашеся, алчющая насыщая, жаждущая напаяа, нагыа одѣвая, впадающимъ в бѣду помагая, ис темница изимаа, и всѣмъ людемъ отнюдъ помогая. Имѣ же и жену тояжде вѣры и си же дѣла творящю. Родиста же два сына и въспитаста а в той же добрѣй воли. Бѣ же тако прослулъ мужь сьй доброю дѣтелию и крѣпостию и силою, яко вси погании и варвари[3] именованиемъ токмо бояхуся его. Бѣ бо храборъ велий и ловецъ худогъ, по вся дни весело ловя. Человѣколюбецъ же Богъ, призвавый всегда вездѣ сущая достойны его, не позрѣ его въ тмѣ идольских жрътвъ, но якоже писано есть, яко: «Всякъ человѣкъ, бояйся Бога, въ всякомъ языцѣ, приятъ имъ есть»,[4] въсхотѣ сего спасти сицемъ образомъ: отшедшю бо ему въ единъ отъ днии по обычаю на ловъ свой и съ слугами своими, явися ему стадо елений ходяще; и растрои воя, и начя гонити. И видѣ елень болий въ всемъ стадѣ и краснѣй; отлучи же ся елень той от стада, отлучи же ся и Плакида с маломъ чадѣ, и начятъ с ними гонити по немъ. Гонящим же, изнемогоша всѣмъ, Плакида же единъ начятъ гонити по немъ, отлучи же ся далече от дружины. Долго же гонящу ему, елень той взиде на камень высокъ и ста на немъ. Приѣхавъ же близъ стратилатъ, не сущю ни единому с нимъ отъ слугъ, помышляше же в себѣ, которымъ образомъ уловилъ бѣ. Богъ же, съдръжай и устраяй всячьскиа пути на спасение человѣкомъ, той паче улови явлениемъ своимъ, не якоже Корнилия Петром, но якоже Павла гоняща.[5] Долго же стоящу Плакидѣ и зрящу и дивящуся, показа ему Богъ чюдо сицемъ образомъ, да якоже при Валамѣ проглагола оселъ его человѣчьски.[6] Такожде и сей показа над рогама же еленема образъ святаго креста, свѣтящься паче солнца, посредѣ же рогу образъ святаго тѣла Христова.[7] Гласъ же человѣческъ Богъ вложи вѣ елень, и рече к нему, глаголя: «О Плакидо! Что мя гониши? Се тебе ради пришелъ есмъ на животнѣмь семъ явитися тебѣ. Азъ есмь Иисус Христос, егоже ты нынѣ не вѣдый чтеши. Добрыя бо твоа дѣтели, яже ты твориши нищим, взидоша пред мя, да того ради приидохъ явитися тебѣ на животнѣмъ семъ възловить тебѣ, нѣсть бо праведно моему приятелю вязити в сѣти неприязненѣ». Си слышавъ стратилатъ и пристрашенъ бѣ, спаде с коня; годинѣ же минувши въста, хотя истѣе видѣти, и рече: «Кто есть глас сей, иже слышу, явися мнѣ глаголя, да вѣрую в тя!» Рече же к нему Господь: «Разумѣй, Плакидо, азъ есмь Иисус Христос, сътворей небо и землю от не сущихъ; азъ есмъ сътворей солнце на просвѣщение дни, луну же и звѣзды въ просвѣщение нощи; азъ есмь създавый человѣка от земля и спасениа ради человѣческа явихся плотию, пропятие же пострадавъ и погребение, и въ третий день въскресохъ».[8] Си слышавъ Плакида, паде на земли, глаголя: «Вѣрую в тя, Господи, яко ты еси творець всячьскимъ и животворець мертвымъ». Рече же к нему пакы Господь: «Аще вѣруеши в мя, иди въ град и приступи къ иерѣю хрестияньску, и проси у него крещениа». Рече же Плакида: «Господи! Велиши ли си повѣдати женѣ моей и чадома моима, да и ти вѣру имуть?» Рече же Господь: «Повѣждь, и крещьшеся истребитеся от грѣхъ вашихъ. И прииди сѣможде, да тебѣ явѣ сътворю спасеныя тайны». Съшедъ же Плакида, уже вечеру сущу, начятъ повѣдати женѣ своей великая чюдеса Христова, яже видѣвъ. Егдаже сконча глаголя, възопи жена его, глаголющи: «О господи мой! Пропятаго ли видѣлъ еси, егоже христиане чтуть? Тъй бо есть Богъ истинный, спасаяй тацѣми знамении вѣрующая в онь». Еще же възъпи, глаголющи: «Помилуй мя, Господи Иисусе Христе, и оба младенца моя!» Рече же к мужу: «И азъ в мимошедшую нощь видѣхъ и́ во снѣ, глаголющь: утрѣ ты и мужь твой и обѣ чадѣ твои приидѣте к мнѣ и разумѣите, яко азъ есмь Иисус Христос. Пойди убо в сию нощь, да идемь и крестимся: сим бо крещениемь свои ему будемъ». И рече к ней Плакида: «Се же бо и мнѣ рече явлий ми ся». И егда полунощи бысть, таи поимша оба младенца и мало от отрокъ, приидоша к иерѣю. Оставльше же внѣ слугы и възвѣстиша иереови вся видѣниа ею, исповѣдавше же ся вѣровати в Господь нашь Иисус Христос, молиша и́, да дасть имъ знамение крещениа Христова. Он же рад бывъ и прославль Господа Иисус Христа, хотящаго всякого человѣка спасти и в разумь истинный привести, и поимъ а́, молитву сътвори над ними и научи а́ вѣре, крести же во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Плакиду же нарече Еустафиа, а жену его Татьяну нарече Феопесту, сына же прьвенца нарече Агапия, а меншаго нарече Феописта; и дасть имъ от святаго причастия святаго тѣла и крове Господа нашего Иисус Христа, и отпусти а́, рекъ: «Богъ буди с вами и царьство свое даждь вамъ! Аз бо разумѣхъ, яко рука Господня над вами есть. Вы же, егда въдворитеся в раи пища, помянете душу мою Иоаннову, ей, молюся вам».

В дни правления Траяна, когда приносили жертвы идолам, был некий стратилат по имени Плакида, человек высокого и славного рода, имеющий более других золота и всякого добра; он был язычником, но украшал себя праведными делами, кормил голодных, поил жаждущих, одевал нагих, помогал бедствующим, освобождал из темниц и вообще стремился помочь всем людям. Была у него жена, той же веры, но, как и он, творила она (добрые) дела. У них родились два сына, и они воспитали их в тех же добрых обычаях. И так как этот муж прославился добродетелями, храбростью и силою, то все чужестранцы и варвары боялись одного только его имени. Он был храбрый воин и искусный охотник и всегда развлекался охотой. Человеколюбец Бог, всегда и везде призывающий к себе достойных себя, не посмотрел на то, что он находится во тьме идолопоклонства, — ведь сказано в Писании: «Человек, боящийся Бога, в любом народе, приятен ему», — захотел спасти его следующим образом: когда однажды Плакида отправился, как обычно, на охоту со своими слугами, появилось стадо бегущих оленей; Плакида расставил охотников и начал гон. И увидел он оленя, самого крупного и самого красивого во всем стаде, и отделился тот олень от стада, Плакида тоже отделился с небольшой свитой и стал с ними преследовать этого оленя. Пока они его преследовали, все обессилели, и Плакида один продолжал гнаться за оленем, и вскоре оказался далеко от его дружины. Долго гнал он оленя, олень вскочил на высокую скалу и стал на ней. Стратилат подъехал ближе, обдумывая, каким бы ему образом поймать оленя, ведь слуг с ним не было. Но Бог, всем управляющий и устраивающий различные пути для спасения людей, уловил он своим явлением — не так, как Корнилия — Петром, а как Павла-гонителя. Долго так стоял Плакида, смотрел и удивлялся, и показал Бог чудо так, как некогда Валааму, когда осел заговорил по-человечески. И еще над рогами оленя показался святой крест, светящийся ярче солнца, и между рогами — образ святого тела Христова. И дал Бог человеческий голос оленю, который сказал ему: «О Плакида! Зачем ты меня гонишь? Это ведь ради тебя пришел я, чтобы явиться тебе в образе этого животного. Я — Иисус Христос, которого ты почитаешь, не ведая. Твои добрые дела, что творишь ты нищим, дошли до меня, и из-за этого я пришел явиться тебе в образе этого животного и уловить тебя, так как несправедливо, чтобы последователь мой увяз в дьявольской сети». Услышав это, стратилат, объятый страхом, упал с коня; через некоторое время он встал и, желая лучше увидеть, сказал: «Кто ты, голос, который я слышу? — явись мне, говорящий, чтобы я уверовал в тебя!» Сказал ему Господь: «Знай, Плакида, я Иисус Христос, сотворивший небо и землю из небытия; я, сотворивший солнце, чтобы дать свет дню, и луну и звезды, чтобы дать свет ночи; я, создавший человека из земли, ради спасения человека явился во плоти, претерпел распятие и погребение и в третий день воскрес». Услышав это, Плакида упал на землю и сказал: «Верую в тебя, Господи, верую, что ты творец всего и животворец мертвых». И снова сказал ему Господь: «Если веруешь в меня, иди в город, обратись к христианскому священнику и проси у него крещения». Плакида же сказал: «Господи! Велишь ли сказать об этом моей жене и детям моим, чтобы и они уверовали?» Сказал Господь: «Расскажи им; крестившись, вы очиститесь от ваших грехов. А потом приди сюда, я тебе раскрою тайны спасения». Вернувшись домой, когда уже был вечер, Плакида стал рассказывать жене своей о великих чудесах Христа, которые он видел. Когда он кончил, жена воскликнула: «О господин мой! Ты видел распятого, которого чтут христиане? Он есть Бог истинный, такими знамениями спасающий верующих в него!» И еще она воскликнула: «Помилуй меня, Господи Иисусе Христе, и обоих моих младенцев!» И сказала она мужу: «И я прошлой ночью видела его во сне, и он сказал: “Завтра ты, и муж твой, и оба ребенка придете ко мне и поймете, что я есть Иисус Христос”. Давай пойдем этой ночью и крестимся: этим крещением мы станем ему свои». И сказал ей Плакида: «То же самое сказал мне тот, который мне явился». И когда наступила полночь, с обоими младенцами и несколькими слугами пришли они к священнику. Оставив слуг снаружи, они (вошли) и рассказали священнику обо всех видениях; объявили себя верующими в Господа нашего Иисуса Христа и просили его свершить над ними таинство крещения Христова. Священник обрадовался и прославил Господа Иисуса Христа, который хочет спасти всякого человека и привести его к истине, и, взяв их, сотворил он над ними молитву, научил их вере и крестил их во имя Отца и Сына и Святого Духа. Плакиду он назвал Евстафием, а жену его Татьяну — Феопистией, сына — первенца — Агапием, а меньшого — Феопистом; и причастил их святого тела и крови Господа нашего Иисуса Христа, и отпустил их, сказав: «Бог да будет с вами и да даст вам царствие свое. Я понял, что рука Господня над вами. Вы же, когда будете в раю, помяните мою душу, Иоанна, прошу вас!»

Утру же бывшу, и поимъ Еустафий мало снузникъ с собою, взиде на гору. Близ же бывъ мѣста, идѣже бѣ видѣние видѣлъ, отсла слугы, рекъ: «Поищете лова». Он же мало претръпѣвъ, паде ниць, вопия и глаголя: «Молюся тебѣ, Господи Иисусе Христе, разумѣхъ, яко ты еси Христос, сын Бога живаго, и вѣрую въ Отецѣ и Сынъ и Святый Духъ; и нынѣ приидох и молюся божеству твоему, да ми вѣсто сътвориши, еже ми си реклъ». Рече же к нему Господь: «Блаженъ еси, Еустафие, приимъ баню благодати моеа; нынѣ съвлеклъся еси истлѣннаго человѣка и облъкся еси в неистлѣннаго.[9] Нынѣ имать явитися дѣло твоеа вѣры. Понѣже оставилъ еси диавола, ищеть на тя напасти етеры; сю же аще претръпиши, приимеши вѣнецъ побѣды.[10] Се бо възнеслъся еси богатьством житиа, и смиритися имаши богатьствомъ духовным; и не мози въспятитися, поминая на древнюю славу свою, и якоже угодилъ еси земному царю, такоже потщися побѣдити диавола и хранити мою вѣру: другый бо Иовъ явитися имаши в напастехъ.[11] Блюди убо, да не взыдеть на сердце твое хула. Егда бо смиришися, прииду к тебѣ и устрою тя въ славѣ твоей пръвѣй». И си рекъ Господь, взыде на небеса, рекъ къ Устафиеви: «Нынѣ ли хощеши, да ти приидеть напасть или в послѣдняа дни?» Рече же Еустафий: «Молюся тебѣ, Господи, аще нѣкако да мимоидеть реченное, нынѣ повелѣ, да приидеть напасть. Но даждь, Господи, силу и съхрани ны от зла помышлениа, да не смутятся сердца наша». Рече же к нему Господь: «Подвизайся и крѣпися, Еустафие, благодать моа с вами буди».

Наступило утро, и Евстафий, взяв с собой нескольких всадников, поехал на гору. Около того места, где ему было видение, он отослал слуг, сказав им: «Поищите лова». И, немного подождав, упал ниц, восклицая: «Молюсь тебе, Господи Иисусе Христе, знаю, что ты Христос, сын Бога живого, верую в Отца и Сына и Святого Духа; а теперь я пришел и молюсь божеству твоему, чтобы ты открыл мне то, о чем говорил мне тогда!» И сказал ему Господь: «Блажен ты, Евстафий, ибо принял баню моей благодати; теперь ты стряхнул с себя тленного человека и облекся в нетленного. Ныне же проявится дело твоей веры. Поскольку ты отошел от дьявола, он хочет для тебя какой-нибудь беды; если перенесешь ее, примешь венец победы. Ты вознесся богатством житейским, а теперь должен смириться богатством духовным; не вздумай отступить, вспомнив свою прежнюю славу,— как ты угодил земному царю, постарайся победить дьявола и хранить мою веру: ты будешь вторым Иовом в несчастьях. Опасайся, чтобы хула не вошла в твое сердце. Когда смиришься, приду к тебе и устрою тебя в прежней славе». И, сказав это, Господь взошел на небеса, говоря Евстафию: «Хочешь ли, чтобы несчастье пришло к тебе сейчас или потом?» И сказал Евстафий: «Молю тебя, Господи, если никак нельзя избежать предначертанного, пусть ныне придет бедствие. Но дай, Господи, силу и сохрани нас от злого помышления, и пусть не смутятся наши сердца!» Сказал ему Господь: «Борись и крепись, Евстафий, с вами будет моя благодать».

Съшед же с горы, вниде в домъ и повѣда женѣ своей. Поклонше же колѣна, моляхуся Богу, глаголюще: «Господи, твоя воля буди!» Малу же дни мимошедши, вниде моръ в домъ его, изъмроша вси раби его. Сему же бывшу, ощути Еустафие реченую напасть; приим же ю́ с похвалою, тѣшаше жену свою не изнемощи. Не по многу же времени, тожде моръ вниде и въ скотъ его, и изъмроша вси кони и скоти его. Приим же и сию напасть с похвалою. И отъиде из дому своего таи на ино мѣсто едино съ женою и съ сынома. Видѣвше же татие отшествие их, в нощи въсхитиша имѣниа ихъ, злато же и сребро, и челядь, и все богатство. Въ дни же ты праздньство творяще царь, зане бѣ побѣдилъ воя перскиа; подобаше же обрѣстися ту и стратилату, зане бѣ честнѣй всеа сунькликиа.[12] Искаше же его и не обрѣтоша; и вси жаловаху, како толь скоро имѣние его погыбе, и сам же не обрѣташеся; и жаловаше же и царь и вси сущии о немъ.

Сойдя с горы, Евстафий вернулся домой и рассказал все жене своей. И, преклонив колени, они молились Богу, говоря: «Господи, да будет воля твоя!» Когда прошло немного дней, мор вошел в его дом, и умерли все рабы его. Когда все это случилось, Евстафий понял, что это та предсказанная напасть; и принял ее с благодарностью, ободряя свою жену, чтобы она не пала духом. Но прошло еще немного времени, и опять вошел мор, и пали все кони и скотина. И эту напасть он принял с благодарностью. Тайно ушел он прочь из своего дома с женой и сыновьями. И воры, заметив их уход, ночью украли их имущество: забрали и золото, и серебро, и челядь, и все богатство. В те дни царь устроил праздник, ибо одержал победу над персидским войском; следовало присутствовать там и стратилату, ведь он был самым почетным в синклите. Его искали и не нашли; и все сетовали, как внезапно погибло его богатство и он сам пропал; очень о нем жалели царь и все, кто там был.

Жена же Плакидина рече к нему: «Доколѣ ждемъ здѣ, господи мой? Прииди, да поими обѣ чадѣ наю: тѣ бо оставленѣ есте наю; и да отъидевѣ от сеа земля, яко поношение быховѣ знающимь ны». В нощи же въставша, поимша обѣ отрочатѣ свои, идяшета въ Егупетъ. Два же дни шедша, приидоста на море; обрѣтша же корабль стоящь въ пристанищи, влѣзоша в онь. Бѣ же господинъ корабля того варваръ сверѣпъ; влѣзше же поплуша. Видѣвъ же науклиръ жену Еустафиеву, яко красна бѣ лицемъ зѣло, възлюби ю́; и егда приидоша на онъ полъ, прошаше у нею мъзды. Не имущима же има что дати, удръжа жену Еустафиеву за мыто. Противящу же ся Еустафию и молящуся еа ради, поману науклиръ корабленикомъ, да ю́ в море ввергнуть. Разумѣвъ же Еустафий, не по воли остави жену свою; поимъ же обѣ отрочатѣ свои, идяше, и плачася и глаголя: «Увы мнѣ и вама, яко мати ваю издана есть мужеви иноплеменнику!» Грядый же слезенъ доиде етеры рѣкы; видѣв же ю́ водну, убояся вкупѣ пренести обѣ отрочатѣ. Взем же на рамо отроча преплуть рѣку, о сь поль другое оставль; пренесъ же положи на земли и възвратися, хотя другое пренести. И внегда бысть посредѣ рѣкы, видѣ, яко левъ восхыти отроча его, бѣжить. Видѣв же се и възвратися къ другому, чаяние свое имѣа; видѣв же такожде и то волкомъ въсхищено бысть. И видѣвъ чадѣ свои звѣрьма въсхищенѣ, торгая власы своа и плачася горко, хотяше ся утопити в рѣцѣ; но не дасть ему Богъ того сътворити, и изыде из рекы. Левъ же выше преплувъ рѣку, идяаше в пустыню, нося отроча Божиею же волею здраво. Видѣвше же пастуси отроча живо носимо, гониша съ псы по львѣ. Убояв же ся левъ, повръже отроча здраво и отъиде. Другое же отроча такожде вълкомъ въсхищено, видѣвше же ратаи етери здраво носимо отрочя, въскричаша по немъ, онъ же повръгъ отроча, побѣже; ратаи же и пастыри изь единоа вѣси бѣша, и поимше отрочатѣ, въспиташа и́. Сего же Еустафий не видяше; но идяше по пути, плачася и сице глаголя: «Увы мнѣ, иногда яко цвѣтущу, нынѣ же обнажену! Увы мнѣ, иногда богату бывшу, нынѣ же аки плѣнену сущу! Увы мнѣ, иногда тма людий служаше ми, нынѣ же единъ есмъ оставленъ, ни понѣ чадцю свою имый! Но не остави мене, Господи, Господи, до конца,[13] ни моих слезъ мози презрѣти; помяни, Господи, рекша тя: прияти имаши напасть, якоже Иовъ, но се боле Иова мнѣ бысть. Онъ бо аще имѣния лишенъ бысть, но на своемъ смѣтищи сѣдяше: аз же на страннѣ земли муки приемлю; онъ приятеля имѣше утѣшающая и́: мое же утѣшение дѣтьное звѣрие дивии на пустынѣ сей отъяша; онъ аще и от вѣтвий лишенъ бысть, но корене женьскаго зря утѣшашеся; аз же окаянный отвсюду искорененъ быхъ и якоже трость в пустыни бурею неприязненою колѣблюся.[14] Но не отвръзи мене, Господи Иисусе Христе, раба твоего, много глаголющи: болѣзнию бо сердца, не волею се глаголю; положи, Господи, съхранение устомъ моимъ и двери ограждены о устнахъ моихъ; да не уклонится сердце мое въ словеса лукавна,[15] да не отвръженъ буду отъ твоего лица». И си глаголя со въздыханиемъ и слезами, дойде етеры веси, нарицаемыа Вадисонъ. Вшед же в ню, дѣлаше и взимаше дневную пищу. Пожив же в ней много лѣтъ, умоли мужа тоа веси и устроиша и́, да хранить жита их; взимаа же мьзду свою, пожи лѣтъ 15.

Жена сказала Плакиде: «Долго ли еще будем ждать здесь, господин мой? Давай возьмем обоих детей наших — ведь они одни нам оставлены — и уйдем из этой земли, — ведь здесь мы — поношение всем, знающим нас». Ночью они встали, взяв своих двух мальчиков, и отправились в Египет. Два дня они шли, и пришли к морю, и увидели корабль, стоящий в гавани, и зашли на него. Хозяином корабля был свирепый варвар; итак, они сели на корабль и поплыли. Корабельщик увидел жену Евстафия, которая была очень красива, и она ему полюбилась; а когда они приплыли на другую сторону, корабельщик потребовал плату за переезд. И так как у них не было, чем заплатить, он забрал жену Евстафия вместо платы. А когда Евстафий стал противиться этому и просить за нее, хозяин корабля кивнул матросам, чтобы они бросили ее в море. Понял это Евстафий и поневоле должен был оставить свою жену; взяв обоих мальчиков своих, он шел на берег, плача и говоря: «Горе мне и вам! Ваша мать отдана мужу-иноплеменнику!» Так, плача, он дошел до какой-то реки; река была многоводна, и он побоялся перенести через нее обоих мальчиков сразу. Одного он взял на плечи, чтобы с ним вместе переплыть реку, а другого оставил на берегу; перебравшись, Евстафий посадил ребенка на землю и вернулся, желая перенести и другого. Когда он был на середине реки, он увидел, что лев схватил его ребенка и убежал. Увидев это, он обратился к другому, имея намерение и его перенести, и увидел, что и того мальчика уносил волк. Увидев, что его детей утащили звери, он горько плакал, рвал на себе волосы и хотел утопиться в реке, — но Бог этого не допустил, и он вышел из реки. А между тем лев, переплыв реку выше, пошел в пустыню, неся ребенка, Божьей волей невредимого. Пастухи увидели, что лев несет живого ребенка, погнались за львом с собаками. Лев испугался, бросил ребенка невредимого и убежал. А что касается другого ребенка, унесенного волком, некие пахари увидели, что зверь несет живого ребенка, стали кричать ему вслед, тот бросил дитя и убежал; эти пастухи и пахари были из одного села, они приняли детей и воспитали их. Евстафий этого не знал; он шел по дороге, плакал и так говорил: «Горе мне! когда-то дела мои процветали, а ныне я лишился всего! Горе мне! когда-то я был богат, а ныне я будто в плену! Горе мне! когда-то множество людей мне служили, а теперь я остался один и даже детей у меня нет! Но не оставь меня совсем, Господи, слез моих не отвергни! Вспомни, Господи, что ты сказал мне: примешь напасть, как Иов, — но мне выпало больше, чем Иову. Он, хотя и лишился богатства, но сидел на своем гноище, а я терплю муки в чужой стране; у него были друзья, которые его утешали; мое же утешение, моих детей, отняли дикие звери в пустыне; он, хотя и лишенный ветвей, утешался тем, что видел корень — жену свою; я же, окаянный, отовсюду искоренен, и колеблет меня враждебная буря, как тростник в пустыне. Но не отвергни меня, Господи Иисусе Христе, твоего раба, который так много говорит,— от боли сердечной, а не по воле я это говорю; положи, Господи, охрану устам моим и огради двери уст моих, не дай уклониться сердцу моему к словам лукавым, да не буду отвержен от лица твоего». И говоря это с воздыханиями и слезами, дошел он до некоего селения, называемого Вадисон. Поселившись там, он стал работать, зарабатывая себе пропитание. Прожив там много лет, он упросил жителей того селения, чтобы они позволили ему сторожить их посевы; получая плату за это, он прожил пятнадцать лет.

Сына же его вспитѣна быста въ друзѣй веси, не знающа себе, яко брата си еста. Науклиръ же онъ иноплеменник веде жену Еустафиеву на свою землю; Богу же сице изволшу, умреть иноплеменникъ той, не прикъснувся ей: свободь же бывше, живяше тако.

Сыновья же его были воспитаны в другом селении; они не знали, что они братья. А корабельщик-иноплеменник привел жену Евстафия в свою землю; но Бог так пожелал, чтобы этот иноплеменник умер, не коснувшись ее: она стала свободна и так жила.

Воеваша же иноплеменници ти на Римь и отъяша многу страну. Многу же печаль имѣ о томъ царь, и помяну Плакиду, зане бѣ доблий храборъ. Воспомянув же, зѣло дивляшеся о измѣнении бывшимъ ему внезаапу. Избрав же воя, хотя воевати; и пекыйся о Плакидѣ, въпрашаше когожде его ради, живъ ли есть или умерлъ. И заповѣда всѣмъ искати его, аще живъ есть. И посла по всему царству своему искать его, рекь: «Аще кто обрящеть и повѣсть и́ мнѣ, сътворю ему честь велию и приложу къ уроку его». Два же етера въина, имаже есте имени си Антиох и Акакий, яже служашета всегда Плакидѣ, идоста взыскати его. Обшедша же всю землю, приидоста в весь, в нейже живяше Еустафий не вѣдущи. Видѣвша же и́, не мысляшета въпросити его. Еустафий же издалеча я́ позна. И въспомянув древнее свое житие, начать плакати и молитися, глаголя: «Господи Боже милостивый, избавляай от всякоа скръби уповающая на тя! Якоже есмь внезапу видѣлъ бывшаа съ мною древле, сподоби мя видѣти рабу твою, а жену мою! Нищии бо мои чадѣ видѣ, яко звѣрие суть снѣли злыхъ ради моихъ дѣлъ! Даждь же, Господи Боже истинный Христе, да поне въ день въскресения узрю чадѣ свои!» Си же глаголющу ему, услыша глас с небесѣ, глаголющь ему: «Дерзай, Еустафие! В се бо время паки устроенъ будеши вь древню свою чьсть, и жену свою приимеши и сына своа. На въскресение же болша узриши, и наслаждение же вѣчных благъ получиши, и имя твое величано будеть в род и родомъ». Си слышав Еустафий и пристрашенъ бывъ, сѣде; видѣв же воина приближающася к нему, съшед с мѣста, идѣже сѣдяше, и ста при пути противу има. Близъ же его бывшима има, не познаста его. Рѣста же к нему: «Радуйся, друже!» Онъ же к нима: «Миръ буди вама, брата!» Рѣста же к нему: «Рцы нама, аще знаеши здѣ етера странна именемъ Плакиду, с женою и с двѣма отрочатма? И аще покажеши и́ нама, дадивѣ ти злата много». Онъ же рече к нима: «То чьсо ради ищета его?» Она же рѣста: «Другь наю есть и имавѣ многа лѣта не видѣвша его, да того ради хощевѣ и́ видѣти». Рече же к нима: «Не знаю такого мужа здѣ. Но всяко препочийта поне мало в хижицы моей, и азъ бо странникъ есмь». Веде же ю́ в хижицю свою и иде купить вина, да я́ напоить зноа ради. Рече же къ господину дому того, в нем-же самъ живяше: «Знаема ми еста мужа сиа, да того ради приидоста ко мнѣ. Даждь ми убо хлѣба и вина, да предложю има, и въздам ти въ время дѣла моего». Он же дасть ему, елико хотяше. Пьющимь же имъ и ядущимъ, напаяя же я́ Еустафий, не можаше терпѣти, помышляа древнее истое житие; но слезы ся ему възвертѣша. Излазя же вонъ, плакашеся и умываше си лице; и влазя пакы, служаше има. Она же зряща его, начаста помалу познавати его. Рѣста же к себѣ едина: «Кольми подобенъ есть мужь сей искомому нама». Рече же единъ къ другу своему: «Зѣло подобенъ к нему есть. Но азъ вѣдѣ, яко мало есть знамение вреда на выи его, бывьшии ему на брани. Да видѣвѣ, аще имать знамение то, тъ тъй есть ищемый нама». Зрѣвша же прилѣжно, видѣста знамение то на выи его; и абие въскочиста, облобызаста и́, и со слезами въпрашаста и́, аще той есть бывый иногда стратилатъ Плакида. Онъ же прослезися, рече к нима, яко нѣсмъ азъ. Показающема же има знамение на выи его и кланяющимася има, яко ты еси стратилатъ Плакида, въпросиста же и о женѣ его и о сыну ею, и ина многа въспоминашета. И тогда исповѣда, яко азъ есмь. О женѣ же своей и о сынову рече к нима, яко умроша. Сим же бесѣдующимся, вси людие тоя веси стекошася, яко на велико чюдо. Воина же утолша молву, начаста повѣдати людем дѣание и житие и храборьство и гордыню его. Слышавше же се людие, плакахуся, глаголюще: «О каковъ мужъ великъ наимникъ бысть!» Тогда показаста ему букви царя, а облъкша и́ в ризы, поимша и поидоша. Вся же весь провожаше и́; он же утѣшь, възврати я.

А эти иноплеменники воевали с Римом и завоевали много областей. Об этом весьма печалился царь, и вспомнил он Плакиду, который был доблестным и храбрым воином. Вспомнил и весьма удивился внезапно случившемуся с ним. Стал царь набирать воинов, готовясь к войне, и интересовался Плакидой, спрашивая о нем у всех, жив ли он или умер. Он приказал всем искать его, если он жив. И послал по всему своему царству искать его, и сказал: «Если кто найдет его и скажет мне о нем, воздам тому честь великую и увеличу жалованье». Два воина — имена их были Антиох и Акакий, — которые всегда служили Плакиде, отправились искать его. Обойдя всю страну, они пришли в селение, где жил, ничего не зная, Евстафий. Увидев его, они не догадались расспросить его. Евстафий же издали их узнал. И вспомнил он свою прежнюю жизнь, и стал плакать и молиться, говоря: «Господи Боже милостивый, избавляющий от всякой скорби надеющихся на тебя! Как некогда увидел я все, что внезапно случилось со мной, так теперь удостой меня увидеть твою рабу, а мою жену! Видел я своих несчастных детей, которые стали пищей зверей из-за злых моих дел! Дай, Господи Боже истинный Христе, хоть в день воскресения мне увидеть их!» Когда он так молился, услышал он глас с небес, обращенный к нему: «Мужайся, Евстафий! Теперь ты снова обретешь свою прежнюю честь, и жену свою найдешь, и сыновей. А в день воскресения ты больше увидишь и получишь вечное блаженство, и имя твое будет прославляться из рода в род». Устрашенный, сидел Евстафий, слыша это; когда он увидел, что воины приближаются к нему, он сошел с того места, где сидел, и вышел им навстречу. Даже приблизившись к нему, они его не узнали и сказали ему: «Здравствуй, друг!» Он же им: «Мир вам, братья!» Они сказали: «Скажи нам, не знаешь ли здесь некоего чужестранца по имени Плакида с женой и двумя детьми? Если покажешь его нам, дадим тебе много золота». Он же сказал: «А зачем вы его ищете?» Они же сказали: «Он наш друг, мы не видели его много лет, поэтому хотим его видеть». Он сказал им: «Я не знаю здесь такого человека. Но все же отдохните немного в моей хижине, я тоже здесь чужестранец». Привел он их в свою хижину и пошел купить вина, чтобы напоить их, ведь было очень жарко. Он сказал хозяину дома, в котором жил: «Эти люди — мои знакомые, и поэтому они пришли ко мне. Дай мне хлеба и вина, чтобы угостить их, я расплачусь с тобой своей работой». И тот дал ему, что он просил. И когда они пили и ели, Евстафий угощал их и не мог сдержаться, вспоминая о своей прежней жизни, слезы наворачивались у него на глаза. Он выходил из дома и плакал, потом умывал лицо и возвращался, чтобы служить им. Они же, глядя на Евстафия, начали понемногу узнавать его. Один из них подумал: «Как похож он на того, кого мы ищем». И сказал другу своему: «Очень он похож на него. Но я знаю, что у него на шее есть небольшой след от раны, полученной в бою. Давай узнаем: если у него есть этот знак, значит он тот, кого мы ищем». Посмотрев внимательно, они увидели этот рубец на шее, и тогда вскочили, обняли его, и со слезами спросили, не он ли Плакида, бывший некогда стратилатом. Он же, прослезившись, сказал им: «Нет, не я». Но тогда они показали ему знак на шее и, кланяясь ему, сказали: «Ты стратилат Плакида», и спросили его о жене и сыновьях, и вспомнили много другого. Тогда он признался: «Да, это я». О своей жене и о детях он сказал, что они умерли. Пока они так беседовали, все жители того селения собрались, как на великое чудо. Воины, успокоив шум, стали рассказывать людям о его жизни и деяниях, о его храбрости и гордости. И, слышав об этом, люди плакали, говоря: «Какой великий человек был наемником!» Тогда воины показали ему царское послание, и одели его в (дорогие) одежды, и, взяв с собой, отправились в путь. Все селение провожало их, и он, утешив их, отправил по домам.

Идущим же им повѣда има, како видѣ Христа, и яко нареченое ему есть имя въ крещении Еустафий; и вся приключьшаяся ему повѣда има. Шедша же 15 днии, приидоша къ царю. Влѣзъша же, повѣдаста, како обрѣтоста Плакиду. Изиде же царь въ срѣтение ему, и облобыза и́; и много прослежь, въпроси отъ него вины отшествиа его. Онъ же по ряду повѣда къ царю и къ всѣмъ другомъ и о женѣ своей, яко в море оста, и о сынову своею, како звѣремь стравленѣ быста. Бысть же радость велика о обрѣтении его. Умоли же и́ царь, да ся препояшеть мечемь; и препоясася, якоже и пръвѣе стратилатъ сый.

По пути он рассказал воинам, что видел Христа и что наречено в крещении ему имя Евстафий, и все, что случилось, рассказал им. Через пятнадцать дней пришли они к царю. И, придя к нему, рассказали, как они нашли Плакиду. Царь вышел навстречу ему, поцеловал его и, сильно прослезившись, спросил его о причинах ухода. Евстафий же по порядку рассказал царю и всем друзьям о своей жене, оставшейся в море, и о сыновьях, съеденных зверями. Все радовались, что он нашелся. Царь просил его препоясаться мечом; и он препоясался и стал, как прежде, стратилатом.

Видѣвъ же воя, яко не довлѣють противу варваромъ, повелѣ тироны собрати; и написаны быша книгы от царя во вся грады и въ вся веси Римьския области. Приключи же ся и в ту весь, идѣже бѣста въспитѣна сына Еустафьева, доити написанию цареву. Вси же сущии в той веси оба юноши та, якоже странна сущи, предаша а́ воиномъ; бѣста же растомъ и видѣниемъ красна зѣло. Събраномъ же всѣмъ тирономъ, и приведеномъ бывшимъ къ стратилату, видѣвь я́ вся учинены на нумеры, видѣв же она юноши оба паче всѣхъ краснѣйша, учини а́ себѣ на службу. Зря же ею тако красну, повелѣ има всегда ѣсти с собою на трапезѣ. И расчинь воа, иде на брань; и страну, юже бяше прьвѣе отъяли варвари, свободи; оны же побѣждь, преѣде рѣку, нарѣцаемую Идаспая.[16] Преѣхавше же, внидоша в Вышнюю страну варварьскую,[17] и ту побѣдиша. Мышляше же ѣхати и на другую, Божии же воли водящи и, идѣже бѣ жена его съхранена от иноплеменника того. Умершю бо ему, отшедши и хижину створши, стрѣжаше вертограды тѣх людий. Пришед же в ту весь стратилатъ и повоевавь ю́, препочи с вои в ней три дни. Приключи же ся колимогу его близъ хижа еа поставлену быти при вертоградѣ иже храняше жена его. Юноши же она обитаста в хыжицы жены тоя, не вѣдуща, яко мати има есть. В полудни же сѣдяща, повѣдашета о младеньствѣ своемъ: помняшета бо мало что. Мати же ею послушаше. Рече же старѣй братъ, яко: «Азъ иного не помню ничтоже развѣ се, яко отець мой стратилат бѣ, мати же моя зѣло красна; имѣста же два сына: мене и инъ мни мене, русъ власы, красенъ зѣло. И поимша ны, изыдоста из дому в нощи и влѣзоста в корабль с нама. Не вѣмъ, камо хотяша ити. Внегдаже излѣзохомъ ис корабля на землю, мати же наю не бѣ с нами, и не вѣмъ, како в мори оста. Отець же взят ны на рамѣ, и идяше, плачася. Приидохомъ же на етеру рѣку, и пренесе меншаго брата, а мене остави на семъ полу. Хотящу же възвратити, да мя пренесеть, левъ прииде и въсхищь мя идяше, пастырие же овчии отъяша мя лву, и въспѣтѣша мя въ веси, в нейже и самъ вѣси. Боле сего юже не вѣмь». Слышав же си словеса менший братъ, въскочи, и плачася глаголаше: «Тако ми сила Христова! Братъ ми еси ты. Познахъ бо яже ми повѣда; такожде бо ми суть повѣдали иже мя въспитѣша, яко волку тя отъяхомъ». Приимше лобызаше и́. Слышавши же се мати, и познавши бесѣду реченую до корабля, и разумѣвши, съжали себѣ зѣло, наипаче лобызающеся видящи, и плачющася, помышляюще, еда то еста сына еа, паче же слышавшиа, яко отець има стратилатъ бѣ. Въ другий же день прииде къ стратилату жена та, глаголющи: «Молюся тебѣ, господи мой, азъ римлянынѣ сущи, плѣнена есмь сѣмо, да веди мя на свою землю». И се глаголющи жена, зряше знамениа сущаго на мужи еа. И познавши и́, бояшеся вопросити его. Дерзнувше же, припаде к нему, глаголющи: «Молюся тебѣ, господи мой, не мози ся гнѣвати на рабу твою, но кротко послушай. Повѣждь мнѣ древнее твое житие: азъ бо мню, яко ты еси стратилать Плакида, именовавыйся въ крещении Еустафий, емуже Христось явися еленемь, вѣровавый в онь и впадый в напасти, поимый жену свою, мя, и обѣ чадѣ свои Агапиа и Феописта, и въсхотѣ ити въ Египетъ; овогда же плаваховѣ в корабли, науклиръ варваръ поятъ мя, иже мя приведе на сю землю. Свѣдитель же ми есть Христос, яко ни тъй, ни инъ никтоже не оскверни мене до днешняго дне. Аще бо ты еси, егоже азъ познахъ знамениими, повѣждь ми. Тако ти сила Христова». Слышавше же се Еустафий от неа, и той такоже позна ю́. Възрадовавъ же ся, плакася велми и рече: «Азъ есмъ, егоже ты глаголеши». И воста абие и облобызашетася, славяще Христа Господа, избавляющаго рабы своя от многых скръбей. Рече же к нему жена его: «Господи мой! Еста здѣ чадѣ наю». Он же рече: «Звѣремъ стравлена еста». И повѣда еи, како я́ погуби. Она же рече: «Да хваливѣ Христа Господа, да якоже нама дасть обрѣстися, такожде нама имать дати чадѣ наю». Рече же к ней Еустафий: «Рѣх ти, яко звѣрми стравленѣ бысте». Рече к нему жена его: «Вчера сѣдящи въ вертоградѣ, слышахъ етера юноши два к себѣ глаголюща о младенствѣ своемъ и познахъ я́, яко та еста сына наю. Но и та не знаяшетася, яко брата си бяшета, токмо повѣстию старѣйшаго брата. Аще бо до днешняго дне сего нѣси видѣлъ, разумѣй, колика милость есть Христова! Слыши же от нею, и речета ти». Призвав же оба юноши стратилатъ, въпроси а́: «Кто еста и что ся приключило есть вама?» Повѣдаста же ему все, и позна я́, яко та еста сына ею. Приим же а́ Еустафий, облобыза я́; такожде же и мати облобызавше съ слезами, хвалящи Бога о славнѣмь обрѣтени ихь. От вторыа же годины до шестыа прослу чюдо се по всѣмъ воемъ; и собрашася вои, веселяхуся о обрѣтени их паче, нежели о бывший побѣдѣ на варварѣх. Праздньство же велико сътвори Еустафий о познани ихь, въ другий же день Бога призвавъ и гласы похвалны въ славу Христову о велицемъ человѣколюбии его. Побѣждьше всю страну варварьску, възвратишася с побѣдою велиею, обьдо много несый, боле же плѣнникы ведый.

Увидев же, что войска недостаточно для войны против варваров, Евстафий велел собрать молодых воинов; и были разосланы царские грамоты во все города и селения Римской империи. Случилось же так, что в то селение, где были воспитаны сыновья Евстафия, дошло царское послание. Жители селения отдали воинам этих двух юношей, так как они были чужеземцами; оба они были рослые и очень красивые. Когда все новобранцы были собраны и приведены к стратилату и все распределены по отрядам, он увидел этих двух юношей, которые были прекраснее всех, и назначил их к себе на службу. Видя, как они красивы, он велел им всегда быть вместе с ним за трапезой. И, распределив воинов, пошел на войну; освободил местность, которую прежде завоевали варвары, победив, он перешел реку, называемую Идаспая. Совершив переход, он вошел в Верхнюю страну варваров и ее победил. Задумал он, руководимый Божьей волей, напасть и на ту страну, где была жена его спасена от того иноплеменника. Когда тот умер, она ушла в другое селение, построила себе хижину и стерегла сады тамошних жителей. Когда стратилат пришел в то селение и захватил его, он остался в нем со своим войском на три дня для отдыха. И так случилось, что шатер стратилата был поставлен около ее хижины возле сада, который охраняла жена его. А юноши те жили в хижине той жены, не зная, что она — их мать. Однажды в полдень они сидели, рассказывая о своем детстве: они мало что помнили. А мать слушала. И сказал старший брат: «Я ничего не помню, кроме того, что мой отец был стратилат, а мать очень красива; и у них было два сына — я и другой, младше меня, русоволосый, очень красивый. Однажды они взяли нас и ночью ушли из дома, сели на корабль вместе с нами. Я не знаю, куда они хотели плыть. Когда мы сошли на землю с корабля, матери с нами не было; я не знаю, каким образом она осталась в море. Отец взял нас на плечи и пошел, плача. Пришли мы на какую-то реку, и он перенес младшего брата, а меня оставил на этом берегу. Когда он хотел вернуться, чтобы перенести меня, пришел лев и, похитив меня, побежал, овечьи пастухи отняли меня у льва и воспитали в том самом селении, где и тебя. Кроме этого, я ничего не знаю». Услышав его рассказ, младший брат вскочил и, заплакав, сказал: «Такова сила Христова! Ты — мой брат! Я знаю то, о чем ты рассказал; воспитавшие меня тоже сказали, что они отняли меня у волка». И они поцеловались. А мать, слушая это и поняв все, что было рассказано до событий на корабле, очень растрогалась, особенно же когда она увидела, что они заключили друг друга в объятья; и заплакала, подумав, не ее ли это сыновья, тем более услышав, что отец их был стратилат. На другой день эта женщина пришла к стратилату и сказала: «Умоляю тебя, господин мой, я римлянка, и здесь я в плену, — отведи меня на родину». Так говоря, увидела она шрам, который был на ее муже. Узнав его, она побоялась спрашивать. Потом, осмелившись, бросилась к нему в ноги, говоря так: «Умоляю тебя, господин мой, не гневайся на свою рабу, выслушай меня терпеливо. Расскажи мне о своей прежней жизни, потому что мне кажется, что ты — стратилат Плакида, названный при крещении Евстафием, которому Христос явился в виде оленя, он уверовал в него и затем впал в бедствия; взяв жену свою — меня и двоих детей, Агапия и Феописта, захотел отправиться в Египет; а когда мы плыли на корабле, корабельщик-варвар забрал меня и привел в эту землю. Но Христос мне свидетель, что ни он, ни кто другой не осквернили меня до сегодняшнего дня. Если действительно ты тот, кого я узнала по знакам, скажи мне! Такова сила Христова!» Услышав же все это, Евстафий тоже узнал ее. Обрадовался он, заплакал и сказал ей: «Да, я тот, о ком ты говоришь!» Он тотчас вскочил, и они расцеловались, славя Христа Бога, избавляющего своих рабов от многих скорбей. Сказала Евстафию жена его: «Господин мой! Наши дети здесь!» Он же сказал: «Их съели звери!» И рассказал, как он погубил детей. Она же сказала: «Восхвалим же Христа Господа, пусть он даст нам найти наших детей, так же как дал нам найти друг друга!» Сказал ей Евстафий: «Я же тебе сказал, их съели звери». Но поведала ему жена: «Вчера, сидя в саду, я слышала, как два некие юноши говорили между собой о своем детстве, и я узнала, что это наши сыновья. Но и они не знали, что они братья, и догадались об этом благодаря рассказу старшего брата. Если ты до сегодняшнего дня этого не видел, пойми теперь, как велика милость Христова! Послушай их самих, они скажут тебе». Позвав юношей, стратилат спросил их: «Кто вы такие и что с вами было?» Они рассказали ему все, и он понял, что они — их сыновья. Обнял их Евстафий, расцеловал; так же и мать их целовала со слезами, благодаря Бога за их чудесное обретение. От второго до шестого часа стало известно это чудо всему войску, собрались воины, и все радовались их счастливой встрече более, чем победе над варварами. Великий праздник устроил Евстафий в честь такого события, а на другой день он хвалебными словами принес молитву Богу, прославив Христа за его великое человеколюбие. Завоевав всю страну варваров, возвратились они с победой великою, захватив богатую добычу и приведя много пленников.

Уключи же ся, даже Еустафий не възвратися со брани, умретъ царь Траиянъ. Поставленъ же бысть инъ царь в него мѣсто, именемъ Андрѣянъ,[18] еллинъ и той такожде, лющий всѣх царь древних. Възвращьшю же Еустафию с побѣдою, срѣте и́ царь, якоже обычай есть римляномъ. Увидѣв же побѣду, юже сътвори, и обрѣтение жены его и сынову его, болшиими радоваше и иде въ церковъ неприязнену жрътвы принести идоломъ. Влазящю же ему въ церковь Аполоню, не вниде с нимъ въ церковь Еустафий, но внѣ оста. Призвав же и́ царь, рече: «Почто не пожреши богомъ, приѣхавъ с побѣды? Достоить бо тебѣ не побѣды ради токмо, но и обрѣтениа ради жены твоеа и сынову жрътвы сътворити». Рече же Еустафий къ царю: «Азъ Христу своему всылах и вослю молитвы и молениа: иного же бога ни знаю, ни чту, токмо сътворшаго словомъ всячьская». Тогда повелѣ царь изврещи и́ от чести тоа, стати же пред нимь яко простому человѣку; жену же его привести и сына его и тако испытати а́. Видѣв же царь непреложную вѣру его, повелѣ самого и жену его и дѣти его пустити къ звѣри. Тек же левъ и ста близъ блаженых, и поклонься имъ, отьиде, хотя излѣсти изъ игралища; и изыде ис позорища. Тогда царь, видѣвъ дивное то чюдо, яко не прикоснуся ихъ звѣрь, повѣле ражжещи волъ мѣдянъ и въврещи святыа в онь. Собраша же ся вси вѣрнии, от еллинъ немало, хотяще видѣти вмѣтаемыя въ мѣдь. И егда близъ приидоша, въздѣвше рукы своа на небо, помолишася, глаголюще: «Господи, Боже силъ, и всѣмъ невидимъ, намъ же видимъ! Якоже въсхотѣлъ еси, послушай насъ молящихся тебѣ! Се бо молитва наша скончася, зане совокупихомся. И сподобил ны еси части святых твоих: яко и трие отроцы въвержении в Вавилонѣ въ огнь[19] и не отвръгшеся тебе, тако и ны сподоби скончатися огнемъ симъ, и да прияти тобою будемъ, яко жрътва благоприятна. Даждь же, Господи Боже, всякому поминающему память нашу участие въ царствии небеснѣмь твоемъ, ярость же огня сего преложи на хладъ и сподоби ны, да в немъ скончаемся. Еще же, Господи, сподобиши, да не разлучатся тѣлеса наша, но да вкупѣ лягуть». Сице же помолшимся имь, гласъ бысть съ небесѣ, глаголя: «Буди тако, якоже просита. И боле вамъ будетъ, яко многы напасти претрьпѣсте и не побѣждени бысте; идете в миръ, приимѣте вѣнца побѣдныя, почивайте въ вѣкы вѣкомъ за страсти ваша». И си слышавше святии с радостию предашася огню. И яко вьвержени быша во огнь, и абие огнь угасе. Прославльше же Пресвятую Троицу, предаша в миръ душа своа, и не прикоснуся огнь ни понѣ власѣхъ. По трех же днехь приде нечьстивый царь на мѣсто то, и повелѣ отвръсти мѣдяный тъй волъ, да видить, что есть сътворено телесемь святыхъ мученикъ. Обрѣте же цѣла тѣлеса ихъ и мнѣ, яко живи суть. Изнесше же, положиша я́ на земли; дивиша же ся вси стоящии, яко и власех ихъ не прикоснуся огнь; свѣтяху же ся тѣлеса их паче снѣга. Убояв же ся скверненый царь, отиде. Людие же възопиша: «Въ истинну велий есть Богъ кристианескъ! Единъ истиненъ Богъ Иисус Христос и нѣсть инъ, иже съхрани святыа своа!» Крестиане же тай, украдше тѣлеса святыхъ мученикъ, положиша вь честнѣ мѣстѣ; и егда преста гонение, храм честенъ създаша кристияне, и положиша тѣлеса святых мученикъ, славяще Господа нашего Иисуса Христа, емуже слава, честь и покланяние съ безначалным Отцемь и с пресвятымъ Духом, и нынѣ и присно и въ вѣкы вѣкомъ. Аминь.

Случилось же так, что до возвращения Евстафия с войны умер царь Траян. Вместо него стал царь по имени Адриан, язычник, самый свирепый из всех древних царей. Когда Евстафий вернулся с победой, царь встретил его по римскому обычаю. Узнав о совершенной Евстафием победе, а также о том, что он нашел жену и сыновей, очень обрадовался царь и отправился в сатанинский храм, чтобы принести жертвы идолам. Когда же царь вошел в храм Аполлона, Евстафий не последовал за ним в храм, а остался снаружи. Призвал его царь и сказал: «Почему ты не приносишь жертвы богам, приехав с победой? А ведь тебе надлежит не только ради победы, но и ради обретения жены и сыновей совершить жертвоприношения». Сказал же Евстафий царю: «Я Христу своему воссылал и буду воссылать молитвы и моления, иного же Бога не знаю и не чту, кроме того, который сотворил словом все». Тогда велел царь лишить Евстафия всех почестей и стать ему простым человеком, а также приказал привести жену его и сыновей и их испытать. Но, видя их твердую веру, повелел царь его с женой и детьми бросить зверям. Выбежал лев и встал около блаженных, поклонился им и отошел, стремясь выбраться с арены, и ушел из цирка. Тогда царь, который видел это удивительное чудо, что зверь не прикоснулся к ним, повелел раскалить медного быка и бросить туда святых. Собрались вокруг все христиане и многие язычники, желая видеть тех, которых ввергали в раскаленную медь. Они приблизились, воздели руки к небу и помолились так: «Господи, Боже сил, для всех невидимый, нами же зримый! Поскольку ты соблаговолил к нам, послушай нас, молящихся тебе! Наша молитва теперь кончилась, ибо мы соединились. Ты удостоил нас участи святых твоих: как три отрока в Вавилоне были брошены в огонь и не отреклись от тебя, так нас ныне удостой скончаться в этом огне — да будем мы приняты тобою как угодная тебе жертва. Подай, Господи Боже, всякому, поминающему нашу память, доли в твоем царствии небесном; ярость же этого огня преврати в холод и сподоби нас в нем скончаться. А еще, Господи, удостой нас того, чтобы тела наши не разлучались, пусть их вместе положат!» Когда они так помолились, раздался голос с небес, говорящий: «Пусть будет так, как вы просите. И более этого будет вам дано, потому что многие напасти перенесли вы и не были ими побеждены; ныне же примите мир, получите венцы победные и почивайте во веки веков за ваши страдания». И, услышав это, святые с радостью пошли в огонь. И когда были они ввержены в огонь, огонь вдруг угас. Прославляя Пресвятую Троицу, предали они в мир души свои; не прикоснулся к ним огонь, ни единого волоса не тронул. Через три дня нечестивый царь пришел на то место, велел открыть медного быка, чтобы увидеть, что случилось с телами святых мучеников? Он увидел тела их невредимыми, и показалось ему, что они живы. Их вынесли и положили на землю; удивились все стоящие, что огонь не коснулся даже волос их, тела же их сверкали ярче снега. Испугался нечестивый царь и ушел. Люди же воскликнули: «Воистину велик Бог христианский! Один истинный Бог — Иисус Христос, нет другого бога, который бы сохранял святых своих!» Христиане же тайно, украв тела святых мучеников, похоронили их в почитаемом месте, а когда кончились гонения, построили там храм честен и положили в нем тела святых мучеников, славя Господа нашего Иисуса Христа, ему же слава, честь и поклонение со безначальным его Отцом и Пресвятым Духом ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.

[1] В дни царьства Траияня… - Римский император Траян Марк Ульпий правил с 98 по 117 г.

[2] …б ѣ етеръ стратилатъ… – Стратилат – военачальник высокого чина.

[3] …яко вси погании и варвари… – В данном контексте слово «погании» употребляется как синоним к слову «варвар», то есть чужестранец, иноплеменник, внешний враг. Позднее оно стало синонимом слова «язычник».

[4] …якоже писано есть… приятъ имъ есть… - Ср. Деян. 10, 35.

[5] … той паче улови явлениемъ своимъ, не якоже Корнилия Петром, но якоже Павла гоняща. - Эта сложная по конструкции фраза является творчеством славянского переводчика. В сравнении использованы два новозаветных сюжета – обращение в христианство апостолом Петром Корнилия Сотника (Деян. 10) и обращение апостола Павла (Деян. 9). В первом случае Корнилий стал христианином благодаря апостолу Петру, во втором случае обращение в христианство совершилось не через человека, а непосредственным божественным явлением – Павел услышал глас с небес. Обращение Плакиды, которому Бог явился через оленя, противопоставляется поэтому обращению Корнилия и сравнивается с обращением Павла. Сходство усугубляется тем, что тот и другой были обращены во время преследования (Павел преследовал христиан, Плакида гнался за оленем, который на самом деле был образом, в котором Бог явился Плакиде), и подчеркивается дальнейшим диалогом: в обоих случаях Господь сказал: «Что меня гонишь?..»

[6] … якоже при Валам ѣ проглагола оселъ его челов ѣ чьски. – Имеется в виду эпизод из библейской книги Чисел (Чис. 22. 22-31), в котором рассказывается об осле пророка Валаама, остановившегося, потому что путь преградил ангел с мечом, невидимый Валааму; Валаам побоями заставлял животное двигаться, пока оно не заговорило по-человечески – и тогда очи Валаама отверзлись, он увидел ангела и преклонился.

[7] …посред ѣ же рогу образъ святаго т ѣ ла Христова. – Возможно, что слова «тело Христово» обозначают просфору. Плакида видел два образа – крест и просфору, что следовало понять как призыв к крещению.

[8] Азъ есмь Иисус Христос… въскресохъ». – Своеобразный «символ веры», построенный на ветозаветных реминисценциях (ср. Быт. 1. 14-16; Иер. 31. 36; Пс. 135. 7-9) и новозаветном символе веры.

[9] …нын ѣ съвлеклъся еси истл ѣ ннаго челов ѣ ка и облъкся еси в неистл ѣ ннаго. – Здесь выражена мысль, многократно повторенная в Апостоле, о том, что при крещении человек снимает с себя, как ветхую одежду, плотского, тленного человека, и облекается в нового, нетленного. Нетленность нового человека заключается в отречении от греха, ибо грех – смерть.

[10] Нын ѣ … поб ѣ ды. – Согласно христианскому учению, вера должна доказываться делами и проявляться в делах (Иак. 2. 26 – Вера без дел мертва). Дела, утверждающие веру, обычно – терпеливое и мужественное перенесение бед (напастей), случающихся в жизни (происками сатаны). Победителю достается венец – Царствие небесное.

[11] …другый бо Иовъ явитися имаши в напастехъ. – Иов, согласно Библии (Книга Иова), благочестивый и добродетельный человек, перенесший испытание своей веры всевозможными несчастьями (он потерял богатство, умерли дети, он был поражен страшной болезнью и лежал «на гноище» за городскими воротами и др.), но проявивший долготерпение: остался непоколебимым в вере и не возроптал, за что был вознагражден Богом – ему вернулось былое богатство, семья, почетная жизнь, и он также получил награду на небесах.

[12] …подобаше же обр ѣ стися ту и стратилату, зане б ѣ честн ѣ й всеа сунькликиа. – Синклит – сенат. Вероятно, здесь имеется в виду не сенат, а собрание в театре, где происходило празднование выдающихся государственных событий и где стратилату полагалось одно из почетных мест.

[13] Но не остави мене, Господи, Господи, до конца. – Ср. Пс. 37. 22.

[14] …якоже трость в пустыни бурею неприязненою кол ѣ блюся… - Ср. 3 Царств. 3, 15.

[15] …положи, Господи… словеса лукавна… - Ср. Пс. 140. 3-4.

[16] …р ѣ ку, нар ѣ цаемую Идаспая. – река Гидасп, приток Инда.

[17] …внидоша в Вышнюю страну варварьскую… - Верхняя Варвария – местность в Месопотамии.

[18] Поставленъ же бысть инъ царь в него м ѣ сто, именемъ Андр ѣ янъ… - Адриан Публий Элий (76-138), римский император, правивший с 117 г.

[19] …яко и трие отроцы въвержении в Вавилон ѣ въ огнь… - Три отрока Азария, Анания и Мисаил, отказавшиеся по приказу царя Навуходоносора поклониться идолу, были брошены в раскаленную печь, но остались невредимы (Книга Даниила, гл. 3).

ПЕРЕВОД

В ТОТ ЖЕ ДЕНЬ. ОПИСАНИЕ ЖИТИЯ И МУЧЕНИЯ СВЯТОГО ЕВСТАФИЯ, И ЖЕНЫ ЕГО ФЕОПИСТИИ, И ДЕТЕЙ ИХ АГАПИЯ И ФЕОПИСТА

ПОВЕСТЬ ОБ АКИРЕ ПРЕМУДРОМ

Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 8394; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

12 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!