Подготовка текста и перевод Т. Ф. Волковой, комментарии Т. Ф. Волковой и И. А. Лобаковой 18 страница



Впоследствии сами казанцы так говорили про своих побитых: «Если бы были живы те главные правители наши, которых погубил царь Шигалей, и те, что разъехались по ордам, кто в Москву, кто в Крым, кто к ногаям, и если бы не воевали они друг с другом, и не было бы между ними междоусобиц, и не изменяли бы они своим людям, и было бы между ними единомыслие, правда и любовь, и не потрафляли бы они царю, прельстившись его дарами, а потом постепенно лишившись всего своего имущества, а затем, вместе с богатством, и жизни своей, и если бы не погубили они царства своего, не была бы при них покорена Казань, и не взял бы, придя, царь и великий князь славный город наш Казань, словно пустое и нищее вдовье село. Господа же наши после царя нашего Сафа-Гирея, как будто провидя кончину свою, восстали сами на себя и начали грызться, словно голодные овцы, и растерзали друг друга, и все при царе Шигалее прежде нас окончательно погибли. Мы же, оставшиеся после них, замучены были всяческими напастями и бедами и жестоким пленом».

О ПРЕЛАГАТАЕ КНЯЗЕ ЧАПКУНѢ И О ИЗМѢНЕНИИ О НЕМ КАЗАНЦЕВЪ. ГЛАВА 43

О ПРЕДАТЕЛЕ КНЯЗЕ ЧАПКУНЕ И О ИЗМЕНЕ ЕГО С КАЗАНЦАМИ. ГЛАВА 43

В то же время бѣ нѣкто на Москвѣ бѣгунъ казанский — князь, именем реченный Чапкунъ. Сей оставль землю и страну, и отечества своего, в нем же родися, идѣже и жителствоваше прежде того, и домъ, и жену свою, и чада своя и вся пометну, еже имяше в Казани, вины ради смертныя, хотящиа ему быти по дѣлом его. И прибѣжавъ оттуду к Москвѣ, на Русь, на самодержцево имя, служити ему хотя. Мнози же убо казанцы прибѣгоша к нему, якоже преже рѣкохъ.

В то же время жил в Москве некий беглец из Казани — князь по имени Чапкун. Оставил он землю и страну и отечество свое, в котором родился и жил, и дом, и жену свою, и детей своих, бросив все, что имел он в Казани, ибо ждала его там смертная казнь за дела его. И прибежал он оттуда на Русь, в Москву, под покровительство самодержца, желая послужить ему. Многие ведь казанцы прибегали к нему, как я уже говорил.

Царь же и великий князь прием его с великою любовию и дарми, и почестьми понемалу почти его, и жити ему даде велик домъ на Москвѣ. Но древняя злоба никако же благихъ новых ходатай истиненъ не бывает и нѣсть мочно и лзѣ просту человеку со змием дружитися и кормити его от руку своею всегда и присвоити к себѣ, и приучити в пазусе носити и не снедену быти от него, но вмѣсто его добра главу ему отсѣщи, не дружачися с нимъ, да не, преже уязвився от него и болѣвъ, умреши от него злѣ. Тако и от злаго слуги своего, невѣрнаго раба иноязычнаго не мочно есть ухранитися и убрещися у него, близко держаще его и думающе с нимъ.

Царь же и великий князь принял его с большой любовью, и почтил дарами и немалыми почестями, и дал ему для проживания большой дом в Москве. Но застарелая злоба никогда не бывает истинным пособником новых благих дел, и невозможно, и нельзя неискушенному человеку иметь дружбу со змеей, и всегда кормить ее из своей руки, и приручить, и приучить так, чтобы носить ее за пазухой и не быть ею съеденным, но следует даже за добро ее отсечь ей голову, не заводя с ней дружбы, дабы от укуса ее не заболеть и не умереть тяжкой смертью. Также и от злого слуги, неверного иноязычного раба невозможно охранить себя и уберечься, приблизив его к себе и совещаясь с ним.

Окаянный же сей варвар поганый жил на Москвѣ, служа самодержцу, пять лѣт в велицей чести и любви его, и от всѣх велмож его и князей, и боляр любимъ и почитаем, яко друг и братъ превозлюбленъ, аще и варваръ, но человѣкъ честенъ бѣ. И егда предася Казань за московского самодержца, тогда казанец онъ, льстецъ и прелагатай князь Чапкунъ, ста пред самодержцем и падает на колену свою, моляся, яко да отпущенъ будет, пронырникъ, в царство свое Казань видѣти сродники своя и род, и друзи, и вся знаемыя имъ, живы ли всѣ, и взяти ему к Москвѣ их оттуду, подружие свое змииное, и дѣти своя, и рабы, оставшыя тамо, и имѣния забрати. Царь же и великий князь отпусти его, рекъ: «Иди, якоже хощеши», не вѣдый пронырства лукаваго и льсти того варвара.

Окаянный же этот варвар, служа самодержцу, жил в Москве пять лет в великой чести и любви, и все вельможи, и князья, и бояре также любили и почитали его как друга и брата возлюбленного, ибо хотя он и варвар, но человек был честный. Когда же покорилась Казань московскому самодержцу, казанец этот, льстец и изменник князь Чапкун, явился перед самодержцем и упал на колени, умоляя его, чтобы тот отпустил его, коварного, в царство его — Казань — увидеться с родственниками своими, друзьями и знакомыми, чтобы узнать, живы ли они все, и взять их оттуда в Москву, жену свою змеиную и детей своих и рабов, оставшихся там, и имущество свое забрать. Царь же и великий князь отпустил его, сказав: «Иди, если хочешь», не подозревая о хитром коварстве и лицемерии того варвара.

Онъ же пойде, отпущенъ, печать цареву нося и не блюдяся никого же, и прииде в землю свою, в Казань, и свидѣвся с своими, и прелстися, преложися к казанцемъ, льстивых словес змииных жены своея послушав, не хотящи бо ей от земли своея и от рода своего на Русь ити с нимъ. И забы онъ самодержца честь и любовь, бывшую ему на Москвѣ и возвратися паки к селу удавления его, крѣпце самъ на ся понят уже, его же избѣжал преже и болѣ неправду и зачат беззаконие, и ровъ изры ископай и впадеся вь яму, и обратися болѣзнь его на главу его и на верхъ его сниде неправда его.

Он же, отпущенный, пошел, имея при себе царскую грамоту и никого не опасаясь, и пришел в землю свою, в Казань, и, увидевшись со своими, прельстился, и перешел на сторону казанцев, послушавшись коварных змеиных речей жены своей, не хотевшей идти с ним на Русь от своей земли и от родни своей. И забыл он почести и любовь самодержца, которыми был он окружен в Москве, и снова возвратился к тому силку, которым должен был быть удушен и которого избежал он прежде, теперь же сам на себя его наложил, и начал он творить еще большее беззаконие и неправду, и, вырыв яму, сам же в нее упал, и обратилась болезнь его на голову его, и вернулась к нему его неправда.

И соединися с велможами казанскими, нача развращати ихъ и смущати всѣми людми, и совѣт неблагий с ними съшивати, веля Казань затворити и царя Шихалея убити, якоже и брата его убиша, Еналея царя, и отложитися от самодержца московскаго, ни служити ему, ни повиноватися, яко да не болшую бѣду и напасть постражут впредь, якоже и от раба его, царя Шихалея, мучатся злѣ, и по странамъ его расточени да будут и развѣдени, и законъ отеческий и вѣра ихъ срачинская да не погибнетъ, и обычаи старыя измѣнятся.

И, объединившись с казанскими вельможами, начал он развращать их и сеять смуту среди всех людей, и недобрые замыслы с ними строить, подговаривая их запереть Казань и убить царя Шигалея, как убили и брата его, царя Геналея, и отделиться от московского самодержца, больше не служить ему и не повиноваться, дабы не навлечь на себя в будущем больших бед и напастей, чем те горькие муки, которые терпят они от раба его, царя Шигалея, дабы не расселили их и не развели в будущем по разным его землям и дабы не погибла сарацинская их вера, и закон отеческий и обычаи старые не изменились.

Казанцы же послушаху его с великим усердиемъ, еже отложитися, яко добра хотяща имъ, а о том словесамъ его не внимаху, еже царя убити, да не болшимъ согрѣшат и Бога прогнѣваютъ и царя и великаго князя раздражат и подвигнут на гнѣвъ, чающе с нимъ вѣчным миром смиритися.

Казанцы же усердно слушали его речи о том, чтобы отделиться, считая, что он хочет им добра, но его словам о том, что надо убить царя, не внимали, чтобы не совершить большего греха, и не прогневить Бога, и царя и великого князя не раздражить, и не вызвать его гнева, надеясь заключить с ним вечный мир.

И сотвориша его над всѣми велможами болѣ всѣх князя и воеводу, зане от юности наученъ бѣ ратному дѣлу. И возлюбиша людие вси и послушаху его во всем, глаголюще ему: «Да буди воля твоя над всѣми нами, вся повелѣнная тобою с радостию сотворяем: и се ты свѣси гораздо всякия обычаи московския, недавно бо еси оттуду пришед, и что про нас думает царь и великий князь: миловати ли нас хощет или до конца згубити; и что подобает намъ о себѣ полезная смышляти: противная ли или смиренная. Да како будет лучше, ты всяко вѣси и блюдися, да не в полѣзных мѣсто паки зло сугубо постражем, велик бо нас всѣх страх обдержитъ».

И сделали они его первым князем и воеводой над всеми вельможами, поскольку с юности своей был он научен ратному делу. И полюбили его все люди и во всем слушались его, говоря ему так: «Да будет воля твоя над всеми нами, будем мы с радостью исполнять все повеления твои, ибо хорошо знаешь ты — поскольку недавно оттуда пришел — всякие московские обычаи и то, что думает с нами сделать царь и великий князь: хочет ли он помиловать нас или окончательно погубить, и то, что выгодней нам, выбрать: сопротивление или смирение. Ведомо тебе, что для нас лучше, но остерегайся, как бы не пришлось нам еще больше пострадать вместо того, чтобы извлечь для себя пользу, ибо пребываем мы в сильном страхе».

Он же рече им: «Ничтоже бойтеся, но токмо зрите на мя, и еже велю, то творите». Помышляет же безвѣрный царем быти в Казани, аще Казань отстоит от московского царя. И совѣщав казанцемъ оболстити царя своего воеводам московским, стоящим во граде Свияжском, и возвести на него измѣну велику,[128] да тако его могут избыти, аще не хотят его убити, и без него како хотят, так и сотворят.

Он же ответил: «Ничего не бойтесь, но только смотрите на меня и что вам велю, то и делайте». Сам же, неверный, замышляет стать в Казани царем, если убережет Казань от царя, присланного из Москвы. И посоветовал он казанцам оклеветать царя перед московскими воеводами, стоявшими в Свияжске, и приписать ему великую измену, ибо только так могут они от него избавиться, если не хотят его убивать, а когда его не станет, пусть поступают так, как захотят.

По воли его и по слову подпадоша казанцы к воеводам, яко вѣрны творяшеся и нелестны, льстяще и облыгающе царя своего, яко: «Хощет царь измѣну в борзе сотворити, совещал бо ся с нѣкими нашими, и мы вѣмы истинно, аще в борзе не сведете с Казани, и сами будете вмѣсто его брещи нас или дати намъ вмѣсто его иного царя, вѣрнее сего, владѣти нами».

Подчинившись воле его и словам, явились казанцы к воеводам, притво-рившись преданными и искренними, и стали возводить на царя своего ложь и клевету, говоря так: «Если в скором времени не сведете царя с Казани, не будете сами вместо него управлять нами или не дадите нам вместо него другого царя, знаем мы наверняка, что вскоре совершит царь измену, так как вел он кое с кем из нас переговоры об этом».

И ложныя свидѣтели многия поставиша на царя, паче же и князя Чапкуна. «Но аще и нам вѣры не имѣте, — глаголаху, — но и тому свѣдомо извѣстно нашему врагу, а вашему же приятелю. Мы бо того ради возвѣщаем, преже вам боящеся, да не паки на ны от вас горше будетъ пленение и пагуба. Не хощем клятвы нашея с вами преступити, но мир великъ имѣти хощемъ и жити заедино».

И представили они многих ложных свидетелей против царя, и прежде всего князя Чапкуна. «Если нам не верите, — говорили они, — то поверьте нашему врагу, а вашему другу, который тоже знает об этом. Мы ведь, боявшиеся вас раньше, сообщаем вам об этом потому, чтобы не было нам от вас еще большего разорения и беды. Не хотим мы нарушать данной вам клятвы, но хотим иметь с вами прочный мир и жить с вами в согласии».

О ПИСАНИИ ВОЕВОД КО ЦАРЮ И ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ НА ЦАРЯ ШИГАЛЕЯ И О ШЕСТВИИ ЦАРЯ ИС КАЗАНИ, И О ПОИМАНИИ КАЗАНЦЕВЪ. ГЛАВА 44

О ПОСЛАНИИ ВОЕВОД К ЦАРЮ И ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ ПРОТИВ ЦАРЯ ШИГАЛЕЯ, И О ВЫХОДЕ ЦАРЯ ИЗ КАЗАНИ, И О ЗАХВАТЕ КАЗАНЦЕВ. ГЛАВА 44

Воеводы же, испытавше горазно многими людми, и пояша вѣры казанцы, возбоявшеся, да не тако же паки будетъ от царя Шихалия, якоже от Махмет-Аминя царя в Казани измѣнство случися. И отписавше о том, и послаша к Москвѣ к самодержцу з борзоходъцѣм, яко да изведет царя из Казани, нѣкоторым от нихъ пятма или шестьма повелит быти вмѣсто его.

Воеводы же, подробно расспросив многих людей, поверили казанцам, испугавшись, как бы не было и от царя Шигалея измены, какую совершил в Казани царь Махмет-Амин. И написали они о том самодержцу, и отправили со скороходом в Москву послание, чтобы отозвал он царя из Казани и повелел кому-нибудь из них — пятерым или шестерым — занять его место.

Царь же и великий князь почет послание воевод своих и послуша ихъ на единаго многих свидѣтелствия, и понегодова о том во умѣ своемъ на казанскаго царя Шихалея, дивися, что ново лесть явися в нем на старость его, нѣсть была во юности его. И отписа к нему з грозою, да оставит царство, выйдет ис Казани с воеводою и со всею силою своею и со всею казною своею, не оставити своего ни мала в Казани, да будет к Москвѣ, да скажет о себѣ всю истину; и аще тако будет помыслил, то казнь приимет о дѣле своемъ. А на мѣсто его повелѣ быти в Казани князю Петру Шуйскому со инѣми пятью воеводами и с половиною воинства, въ Свияжскомъ же граде князю Семену со двема воеводами и з другою половиною войска, да тако тѣми воеводами без царя строится Казань доколѣ, истинно испытает о царѣ.

Царь же и великий князь прочел послание своих воевод, и прислушался к свидетельствам многих против одного, и вознегодовал мысленно на казанского царя Шигалея, дивясь, что на старости лет завелась в нем измена, которой не было в нем в юности. И написал он ему с угрозой, дабы оставил он царство, вышел из Казани с воеводою, и со всеми своими воинами, и со всей своей казной, ничего не оставив своего в Казани, и пришел бы в Москву, и рассказал бы о себе всю правду: и если действительно замышлял он измену, то примет он за это казнь. А в Казани повелел вместо него быть князю Петру Шуйскому с пятью воеводами и с половиною воинства, дабы те воеводы без царя управляли Казанью, доколе он не узнает правду о царе; в городе же Свияжске — князю Семену с двумя воеводами и с другой половиной войска.

Дошедшу же посланию от самодержца с Москвы ко царю Шихалѣю в Казань, и разумѣ, яко оболщенъ есть от казанцевъ и от воевод. И не убоявся ни мало о лестном оглаголании на себя, надѣяся на Бога жива и на безмѣрную правду свою. И не потужи, еже отстати царства, и зва казанцев на пир, лесть творя, аки не вѣдая лукавства их, еже навадиша на нь, и тѣм оплоши их, и прощаяся с ними и веселяся свѣтло, яко да не увѣдят на себя злобы царевы или да сядут или убиютъ его, или вси разбѣгутся от него.

Когда же дошло в Казань до царя Шигалея из Москвы послание самодержца, понял он, что оклеветан казанцами и воеводами. Но не испугался он ничуть хитрой этой клеветы, надеясь на Бога и безмерную свою правду. И не опечалился он о потере царства, а позвал казанцев на пир, чтобы попрощаться с ними, притворившись, будто не знает о лукавом их замысле против него, и этим обманул их, и беззаботно веселился с ними, дабы не догадались они о царской на них злобе и, сев с ним, не убили его или не разбежались от него все.

И пировав с казанцы четыре дни, испущая люди своя ис Казани со стады конскими и со всею казною своею и дожидаяся воевод казанских, да при нем въѣдут в Казань со всею силою своею. И посылаше по них и, не дождався их в пятый день, и сам выѣха из Казани с воеводою, радуяся, избывъ печали казанския, аки младенец на свѣт родився или мертвец изо ада изпущенъ. А князь Чапкунъ, утаився царя, остася в Казани, да изымав, к Москвѣ сведетъ с собою, яко сходника и прелагатая, и погрешит надежды своея вкупѣ же и живот свой погубит.

И пировал он с казанцами четыре дня, отправляя из Казани своих людей с конскими стадами и со всей своей казной и дожидаясь воевод, которые будут править в Казани, чтобы они при нем въехали в Казань со всею силою своею. И посылал он за ними, но, не дождавшись их, на пятый день сам выехал из Казани с воеводой, радуясь, как младенец, только что родившийся на свет, или мертвец, выпущенный из ада, что избыл он казанской печали. А князь Чапкун, спрятавшись от царя, остался в Казани, дабы тот, схватив его, не свел с собою в Москву как лазутчика и изменника, и не расстался бы он со своей надеждой, а вместе с ней и с жизнью.

Царь же, ис Казани пошед, повелѣ себя проводити до Свияжского града оставшимся немногим улановем болшим и мурзам, которые на него измѣну возвели и в коих была неправда вся, лесть и мятеж, яко да обѣдают у него и пируют еще, и повеселятся вкупѣ и с воеводами, яко уже царемъ не видати имъ за живота своего николи же. И сим неразумных прелсти ихъ.

Царь же, покидая Казань, повелел проводить себя до города Свияжска немногим оставшимся знатным уланам и мурзам, которые оклеветали его и в которых была сосредоточена вся неправда, обман и мятеж, пригласив их еще пообедать у него, и попировать, и повеселиться теперь уже и вместе с воеводами, ибо при жизни своей не увидят они его уже своим царем. И тем прельстил он их, неразумных.

Казанцы же, меж собою смѣящеся, провождаху царя, вкупѣ же и тужаще, яко не быти у них таковому царю добру ни до смерти нашея, счастливу и премудру, и правосудному, ко всѣмъ намъ милостиву и почесливу, и много даровиту, и не нажити нашим дѣтем и внучатом. Такоже и царь по них мняся, аки тужа въ сердцах, прослезяшеся.

Казанцы же, посмеиваясь про себя, провожали царя, притворно вместе с тем печалясь, что не будет у них больше до самой смерти такого доброго царя, счастливого, мудрого и правосудного, милостивого ко всем им, почтительного и щедрого, и что не нажить такого царя ни детям их и ни внучатам. Также и царь, делая вид, что печалится он в душе, прослезился.

И посла вперед себя к воеводам, яко да встретят и на пир его зовуща. Воеводы же по словеси царя срѣтивше его за пять верстъ от града, дающе ему почесть, яко же лѣпо есть царемъ, и зваху царя и казанцевъ на пир, кииждо их, к себѣ.

И послал он вперед себя гонца к воеводам, чтобы встречали они его и звали на пир. Воеводы же, по слову царя, встретили его за пять верст от города, оказывая ему честь, какую подобает оказывать царям, и позвали царя и каждого из казанцев к себе на пир.

И въѣхавшим во град всѣмъ: царю и воеводам, и казанцем, и повелѣ царь казанцев переимати всѣх, мятежниковъ и лестцовъ, и клятвопреступников казанских. И поимаша всѣх, и не утече с вѣстию ни един в Казань. Всѣх же бѣ казанцев и со служившими с ними семьсотъ. И болших велмож девяносто, желѣзы окованыхъ, того же дни на пред себя к Москвѣ посла, яко всегда лесть и мятеж творяху, да не веселие и радость и смѣяние прибудет им про царя, яко прелукаваша его, но плач неутѣшимый женам и дѣтем, туга и сѣтование и еже всѣм казанцемъ. Служащих же и ятыхъ казанцевъ ту, во граде, главне казнѣ предаша.

Когда же все въехали в город: и царь, и воеводы, и казанцы, повелел царь схватить всех казанцев — мятежников, изменников и клятвопреступников казанских. И схватили всех, и не убежал ни один из них с вестью в Казань. И было всего казанцев вместе со слугами их семьсот человек. И в тот же день послал царь вперед себя в Москву закованными в железо девяносто больших вельмож, всегда лицемеривших и сеявших смуту, дабы не смеялись они над царем, думая, что обманули его, и были бы им не веселие и радость, но плач неутешный женам их и детям, а всем казанцам — скорбь и печаль. Слуг же и остальных схваченных казанцев здесь, в городе, предали смертной казни.


Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 327; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!