ПРИЗВАНИЕ ХРИСТИАНСКОГО ПСИХОЛОГА

Введение (19). XVII век (23). XVIII век (24). XIX век (30). Начало XX века (74). Основные выводы (91). Заключение (92). Литература (93)

Глава 2. Органы чувств в психологии религии

Разминка (97). Введение (99). Ведущая афферентация (100). Зрение — слух: Запад — Восток (104). Кинестетика — Россия (109). Осязание — язычество (114). Синестезия (117). Сенсуалистский подход к органам чувств (119). Христианский подход к органам чувств (122). Хранение органов чувств (123). Видения, откровения и духовное чувство (137). Экспериментальное изучение (145). Краткие итоги (146). Литература (147)

Приложения:

2.1. Значение обоняния в религии и обычной жизни (151)
2.2. Религия слуха: рок-н-ролл (155)
2.3. Зрение и слух: телевидение и реклама (161)
2.4. Библия об органах чувств (172)

Глава 3. Феномены схемы тела в психологии и религии

Введение (179). Развитие схемы тела в онтогенезе (182). Границы схемы тела (184). Подвижность границ схемы тела (189). Связь психики и тела через схему тела (192). Развитие схемы тела в филогенезе (195). Субъект — объект и схема тела (197). Структура схемы тела (200). Интро, экстравертированность и схема тела (206). Экстаз (217). Феномен двойника (218). Соблазн бездуховной интроверсии (223). Работа со схемой тела (226). Заключение (228). Краткие выводы второй и третьей глав (229). Литература (233)

Приложения:

3.1. Сердце (239)
3.2. Правое — левое (258)
3.3. Одежда, обувь (263)

Глава 4. Психические состояния и религия

Введение (273). Психические состояния в психологии и в религии (274). Эмоции, чувства и настроения (282). Религиозные чувствования (переживания) (286). Внешнее благочестие и душевное расположение (293). Сон и сновидения (297). Измененные состояния сознания (301). Экстаз, нирвана, самадхи (304). Благодатные состояния (310). Состояние прелести (317). Заключение (322). Литература (324)

Приложения:

4.1. Психофармакология, наркомания и религия (329)
4.2. Вредные привычки (346)
4.3. Виртуальные состояния (355)

Заключение
Библиография

ВВЕДЕНИЕ

Психология стала теперь снова путем
к основным проблемам.
Ф. Ницше. По ту сторону добра и зла. 1886

В психологии лежит ключ ко всем областям
знания.
К. Кавелин. Задачи психологии. 1872

Без преувеличения можно сказать, что в настоящее время существует стабильный и настоящий интерес к психологии. Об этом свидетельствуют многие факторы, в том числе и обилие психологической литературы. Но, не без сожаления, приходится констатировать, что эта литература крайне неоднородна по своим достоинствам: с одной стороны, это признанная русская и зарубежная психологическая классика, но с другой стороны — это массовый психологический “ширпотреб”, “маде ин не наше” и отечественного производства. При этом огромное количество “популярных” психологических работ, вопреки всем гегелевским законам о переходе количества в качество, никак в это самое качество не переходит. Да, скорее всего, и не перейдет, ибо эти работы обладают крайне важным и принципиальным изъяном: “Все оказывается очень просто, никакой тайны, — есть тесты, сборники упражнений, советы на все случаи жизни, как правильно поступать. Есть все, кроме самой психики, самой души. Все тот же модернистский пафос, не желающий "ждать милости от природы"” (Хегай. 1996. С. 228). Авторам подобных работ не мешает напомнить: “Психика — не вещь и не может быть объектом потребления. Она убегает и дурачит всякого, кто смотрит на нее как на предмет присвоения, стяжательства, как на потенциальную собственность” (Хегай. 1996. С. 228).

Так что же делать? Шаг за шагом выявлять и решать накопившиеся проблемы. Понятно, что мнения у разных психологов по поводу конкретизации этих проблем и методов их решения могут быть Разные. Но некоторые шаги на пути нормализации современной психологии обозначились уже достаточно ясно. Во-первых, необходимо возвращение психологии к человеку, человечности (гуманности) — о чем открыто заявил целый ряд психологов (Гуманистические проблемы психологической теории. 1995). Безусловно позитивным моментом является то, что эти психологи считают ошибкой ожидать человеколюбия (как и прочего “дефицита”) именно с Запада (Там же. С. 3). Нельзя не согласиться с их мнением о том, что отечественным психологам нужно обратиться к своей культуре, к своим корням.

Во-вторых, после окончания периода советского атеизма у многих современных психологов наблюдается тяга к религии и духовности. Становится свершившимся фактом, что многие из них проявляют реальный интерес к религии (в первую очередь, христианству, православию), а некоторые связывают с ней всю свою жизнь. Но было бы слишком поверхностно выводить это только из изменения политической ситуации в стране, этому есть и более глубокие причины: основная же из них заключается в принципиальном взаимоотношении религии и психологии. Есть большая доля истины в том, что часто “подлинные успехи психологии были обусловлены обостренным религиозно-нравственным сознанием” (Франк. 1995. С. 425). Наряду со стремлением к конкретным формам религии существует и более абстрактная тяга к духовности, которая имеет и положительные и отрицательные стороны. По мнению одного из старейших отечественных психологов, “признание духовного опыта, погружение в него вовсе не означает отказа от реальных достижений научной психологии. Напротив, это приведет к ее обогащению, сделает ее более интересной и привлекательной, а, соответственно, более деятельной и действенной...” (Зинченко. 1997. С. 268). Это, безусловно, так, но здесь могут возникать разные проблемы из-за того, что само понятие духовности достаточно расплывчатое и неопределенное. Кроме того, духовность духовности рознь, и здесь необходимо остерегаться, чтобы из огня атеизма и бездуховности не попасть в полымя оккультизма и псевдодуховности. Последние вдвойне опасны для психологии как науки, ибо они устраняют научное знание в форме “фальсификации науки через безотчетное, сумбурное ее смешение с религией и мистикой” (Франк. 1995. С. 426). Последнее происходит, например, “в столь популярных ныне оккультических и теософских учениях о душе” (Там же).

И здесь как нельзя кстати самим психологам пригодилось бы такое психологическое направление, которое специально было бы посвящено научному анализу феноменов духовности и бездуховности, религиозности и антирелигиозности. Таким направлением и должна быть психология религии.

Поскольку настоящая работа проводилась в рамках инновационных исследований по психологии религии, постольку в начале автору хотелось бы высказать свою точку зрения на современное состояние русской психологии религии как самостоятельной научной дисциплины.

Один из основателей психологии религии, У. Джемс, писал в начале XX в.: “Теперь в области религии сделалось, наконец, возможным беспристрастное изучение и сравнение... Мы присутствуем при зарождении новой отрасли знания” (Джемс. 1910. С. 344). И действительно, анализируя историю становления психологии религии, можно увидеть, что во многих европейских странах и США временем ее рождения и было начало нашего века. В этот же период психология религии начала складываться как самостоятельное научное направление и в России: с одной стороны, под влиянием европейской и американской науки, с другой стороны — по логике развития своей собственной, отечественной науки. Но уже тогда этот процесс был приостановлен. Несколько революций и войн подряд, конечно же, не способствовали развитию молодого научного направления, когда и на классические, фундаментальные науки не хватало ни сил, ни средств. Положение с психологией религии вдобавок еще значительно осложнилось тем, что в результате этих революций и войн к власти пришел совершенно антирелигиозный государственный режим. И, таким образом, “беспристрастное изучение и сравнение” в области религии сделалось абсолютно невозможным. Но надо отдать должное современным русским психологам: как только во время “перестройки” идеологическое давление государства уменьшилось, они преодолели значительные трудности и дали много интересных исследований по психологии религии. В феврале 1993 г. на кафедре общей психологии факультета психологии МГУ усилиями Б. С. Братуся, Б. В. Ничипорова и Г. Н. Плахтиенко была организована специализация по психологии религии. Многие проблемы духовно-религиозного характера затрагивались в 1995 г. на философско-психологических семинарах памяти Г. И. Челпанова (материалы этих семинаров см.: Вектор взаимодействия. 1995; Культура незаочного постижения. 1995; Психология личности. 1995; Ценности, смыслы, поступки. 1995).

Вполне естественно, что многие профессиональные психологи обратились к христианству, так что в настоящее время уже можно говорить о появлении внутри психологии (или рядом с ней) христианской психологии как таковой (Братусь. 1995). Общий обзор работ по христианской психологии см.: Мордвинцева. 1997. Среди них можно особенно выделить учебное пособие для высших учебных заведений “Начала христианской психологии” (1995), которое было написано коллективом авторов и издано благодаря программе “Обновление гуманитарного образования в России”. В 1995 г. был проведен круглый стол на тему “Психология, психотерапия и христианство” (см.: Воловикова, Махнач. 1995). В Лаборатории философско-психологических основ развития человека Института психологии РАН также обращались к христианской психологии (через христианскую антропологию) (Вектор взаимодействия. 1995. С. 26). Московский психотерапевтический журнал свой специальный выпуск (1997. № 4(18)) посвятил целиком христианской психологии. Значительными событиями, способствующими решению проблем психологии религии, стали международные конференции “Психология и христианство: путь интеграции”, проводившиеся в Москве и Санкт-Петербурге (1995, 1997).

Особой, центральной темой и для христианской психологии, и для психологии религии, и, частично, для академической психологии, является тема души. Хотя, сразу надо оговориться, что официальная психология в своем историческом развитии все больше и больше теряла душу. “Бедная, бедная психология, — восклицал уже в 60-х гг. автор статьи о психологии в Британской энциклопедии, — сперва она потеряла душу, затем психику, затем сознание, а теперь испытывает тревогу по поводу поведения” (цит. по: Начала христианской психологии. 1995. С. 4). Б. С. Братусь так комментирует это высказывание: “Действительно, история научной психологии — это история утрат, первой и главной из которой была утрата души. Психология единственная, наверное, наука, само рождение, весь арсенал и достижения которой связаны с доказательством, что то, ради чего она замышлялась — псюхе, душа человеческая, — не существует вовсе” (Там же. С. 4). Так что, в конечном итоге “современная так называемая психология есть вообще не психология, а физиология. Она есть не учение о душе, как сфере некой внутренней реальности... а именно учение о природе, о внешних, чувственно-предметных условиях и закономерностях сосуществования и смены душевных явлений” (Франк. 1995. С. 422-423). “Прекрасное обозначение "психология" — учение о душе — было просто незаконно похищено и использовано как титул для совсем иной научной области” (Там же. С. 423) С этой точки зрения крайне интересны воспоминания А. И. Зеличенко об одном из “дней открытых дверей” в 70-е гг. на факультете психологии Московского университета: “Перед нами, тогда школьниками, выступил декан факультета академик Леонтьев. В его речи меня поразила одна фраза. Ее смысл сводился к следующему: "Тому, кто хочет стать специалистом по человеческой душе, на факультете делать нечего"” (Зеличенко. 1996. С. 16). Впоследствии, поступив на факультет и став профессиональным психологом, автор “убедился, как был прав академик” (Там же). Думается, что Леонтьев заговорил об этой теме не случайно. Хрущевская оттепель 60-х гг. сказалась на всех сторонах жизни: некоторые веяния свободы проникли и в психологию. Правда, многие использовали эту свободу для того чтобы “глотнуть Запада”, но находились и такие психологи, которые от надоевшего атеизма тянулись к духовному, к религии, к душе. Вскоре все эти брожения были загнаны внутрь, но и там они давали себя знать. Приблизительно в эти же годы А. Ровнер закончил университет и решил поделиться своими психологическими идеями с А. Н. Леонтьевым, на что последний ответил примерно следующее: “Да, молодой человек, вы хотите заниматься психологией, т. е. наукой о душе, но я ничего не могу вам предложить” (см.: Калинаускас. 1994. С. 445).

Русские психологи в последнее время со все увеличивающимся интересом относятся к душе: “Психология, надеюсь, станет наукой не об отсутствии, а о присутствии души” (Зинченко. 1994. С. 43). Тема души появляется и в отношении русских психологов к западной психологии. В. П. Зинченко и А. И. Назаров в своем предисловии к “Когнитивной психологии” Р. Солсо писали по поводу отсутствия в когнитивной психологии очень многих собственно психологических тем: “Когда когнитивная психология научится все это учитывать и исследовать, она станет просто Психологией — наукой о душе, к чему медленно, но верно идут сколько-нибудь уважающие себя направления психологической науки” (Солсо. 1995. С. 19). К традиции психологии как душеведения активно примыкают Б. Братусь и А. Пузырей. Вслед за последними и В. М. Розин считает, “что новая психология должна быть не только наукой о психике, но и учением о душе” (Розин. 1995. С. 15). Полностью присоединяясь к подобной установке, попробуем развивать ее в историко-психологическом ключе, опираясь на психологию религии как самостоятельное научное направление.

Увеличившийся интерес современных психологов к религии обратил их внимание на русскую дореволюционную психологию (Психологическая наука .. 1997), которая не была такой атеистической, как советская психология, и которую поэтому всячески замалчивали в послереволюционное время. Вполне можно согласиться с теми из них, которые считают, что сегодня серьезное исследование и анализ работ данного направления приобретает особую актуальность (Там же. С. 37). Хронологическому обзору этих работ и посвящена глава настоящей работы “Психология и религия в России: основные работы, авторы и темы с 1724 по 1925 год”. В ней отдельно анализируются XVIII и XIX вв., а также начало XX в , когда было достаточно много интересных работ религиозно-психологического плана, и когда происходила борьба новой, советской, бездушевной психологии с психологией старой, ориентированной на душу. Тоскуя по духовному, некоторые современные психологи подчас ищут его в совершенно неудобоваримых местах. Таким психологам, если они будут достаточно сензитивны, прозвучит как глас откровения то, что уже существовала — и не где-нибудь, а в России — духовная психология. Это и была обычная дореволюционная психология как наука о душе. Она, конечно же, не именовала сама себя подобными громкими эпитетами (в отличие от современных “духовных” учений), но это, безусловно, большой плюс в ее пользу. К тому же все познается в сравнении, и в сопоставлении с современной бездуховной психологией ту психологию вполне можно называть духовной (Психологическая наука... 1997. С. 37).

Анализ основных проблем дореволюционной психологии (глава 1) приводит к выделению таких ее тем, которые одновременно и важны с религиозно-психологической точки зрения, и пересекаются с современной академической психологией Этих тем достаточно много, в первую очередь мы рассмотрим те из них, которые связаны с психофизикой и психофизиологией. К классическим психофизическим темам относится изучение сенсорики, большое внимание органам чувств уделяется и в религиозной психологии. Сравнению этих подходов и посвящена глава “Органы чувств в психологии религии”.

Но, оказывается, из представлений о важности сенсорики можно делать практически противоположные выводы В европейской науке долгое время господствовал сенсуализм — гносеологическое учение, признающее ощущения единственным источником познания Поэтому неудивительно, что многие западные психологические учения сенсуалистичны и по форме, и по содержанию. Мало того, что они ставят сенсорику во главу всех своих теоретических построений, кроме того, и в практическом плане они уделяют ей непропорционально большое внимание. Западный сенсуализм перешел и в американскую психологию, в которой он получил еще большее развитие. Со временем в США даже появились специализированные на сенсорике психологические направления, которые основной своей целью считают тренировку и развитие сенсорики, вплоть до “ясновидения” и “яснослышания” и других экстрасенсорных способностей. Практическая направленность работы с сенсорикой в религиозной психологии совершенно другая. Признавая важность сенсорики, она использует по отношению к ней ограничительную стратегию: ибо, по ее мнению, сенсорика входит в общую структуру души в качестве нижнего, зависимого звена, которое должно контролироваться высшими психическими процессами. Поэтому, с этой точки зрения, органам чувств необходимо не искусственное развитие, что нарушает общий баланс всех душевных процессов, а, наоборот, органы чувств необходимо охранять и оберегать, что позволит сохранить чистоту и правильную работу всей души.

Приложения к главе посвящены темам: “Значение обоняния в религии и обычной жизни”, “Религия слуха: рок-н-ролл”, “Зрение и слух: телевидение и реклама”, “Библия об органах чувств”. Вторая и третья темы особенно актуальны в настоящее время, когда масскультура, навязываемая средствами массовой информации, фактически превращается в особый вид бездуховной религии, от которой страдает в первую очередь молодое поколение. И если мы не попытаемся решать эти проблемы сегодня, то завтра будет уже поздно.

Важной психофизической темой является феномен схемы тела, который часто встречается во многих религиозных направлениях, и которому посвящена третья глава. Практически все современные “эзотерические” и “духовные” учения также работают со схемой тела, при этом в еще большей степени, чем традиционные религии. Без преувеличения можно сказать, что степень практической продвинутости этих учений находится в прямой зависимости от овладения ими методами работы со схемой тела Многие мистические и магические явления в первую очередь являются проявлениями, а часто и злоупотреблениями феномена схемы тела. Таким образом, анализ схемы тела позволяет выявлять внутреннюю, скрытую сущность многих религиозных и парарелигиозных учений, школ, сект, культов и т. д. Кроме того, феномен схемы тела объясняет и по-новому раскрывает многие классические религиозные явления, например, библейское понятие сердца (Прил. 3.1). Начальные этапы формирования многих пространственных, мировоззренческих и религиозных понятий также связаны со схемой тела (Прил. 3.2. Правое — левое). Еще более близкое отношение к схеме тела имеют культурологические и религиозные представления, связанные с внешним видом человека, его одеждой (Прил. 3.3).

Четвертая глава посвящена теме “Психические состояния и религия”. В советское время очень часто, критикуя религию, говорили о специфических религиозных психических состояниях, религиозных эмоциях и чувствах, религиозных настроениях и т. д. Это, безусловно, слишком упрощенный подход, но скрытое в этом рациональное зерно заключается в том, что и в самом деле для религии крайне важно то, что психология называет “психическими состояниями”. В начале прошлого века митрополит Новгородский, а затем С.-Петербургский Михаил (Десницкий) подчеркивал необходимость внутреннего раскаяния и обновления: “Не может быть Богу угодно хождение наше в церковь, поклоны, молитвы и приношения, ежели знаки сии не означают внутренних действий, ежели они не соединены с сердечным Богослужением” (1819. С. 58), “жертву духовную, то есть сердце смиренно и духа сокрушенна должны мы приносить в дар Богу...” (Там же. С. 60). Подобный подход, даже в еще большей степени, характерен и для древнехристианской, святоотеческой традиции. По преподобному Никите Стифату, подвижнику XI в., “Бог смотрит не на наружность того, что мы говорим или делаем, но на душевное расположение и цель, с какою или делаем что из видимых дел, или говорим о чем из вещей мысленных” (1900. С. 121). И это — общецерковная позиция, восходящая к раннему христианству и библейской традиции. Но при этом подобная точка зрения ни в коем случае не является психологизмом, т. е. сведением духовных явлений на психический, душевный уровень, чем грешит современная западная психология. Наоборот, подобное мнение глубоко онтологично, ибо исходит из того положения, что все эти разнообразные психические, душевные состояния важны не сами по себе, а потому, что они являются проявлениями души как самостоятельной, субстанциональной сущности. Особенно важны проблемы психических состояний для христианской аскетики в ее борьбе со страстями и страстными состояниями души: “Лукавство и тщеславие постоянно уводят нас от точного поименования того, что сейчас происходит в душе. А поименовать — это значит почти освободиться” (Ничипоров. 1994. С. 63).

Приложения к главе посвящены психофармакологии и наркомании (4.1), так называемым виртуальным состояниям (4.3). Важнейшей проблемой в настоящее время является борьба с вредными привычками, которым посвящено приложение 4.2.

Сквозной темой, проходящей через всю книгу, будет тема языка, ибо религиозные, психологические, философские и другие проблемы так или иначе связаны с языком. Проблема языка всегда остро стояла в России. Это было подмечено еще прозорливым А. С. Пушкиным в его работе “О причинах, замедливших ход нашей словесности”: “Политика и философия еще по-русски не изъяснялась — метафизического языка у нас вовсе не существует; проза наша так еще мало обработана, что даже в простой переписке мы принуждены создавать обороты слов для изъяснения понятий обыкновенных” (Пушкин. 1978. С. 14). Психологи также всегда со вниманием относились к языку. Еще в 1881 г. Михаил Иванович Владиславлев указывал в своей “Психологии” на необходимость использования языка в качестве источника для психологического анализа (Владиславлев, 1881. Т. 1. С. 23).

В советское же время не столько теоретизировали о языке, сколько действовали практически — чего стоит только одна языковая реформа молодой советской власти, да и впоследствии язык не выходил из “сферы внимания партии и правительства”. Вот как в 1921 г., в самый разгар революционных преобразований, виделась эта проблема настоящему защитнику языка, известному поэту О. Мандельштаму: “Все другие различия и противоположности бледнеют перед разделением ныне людей на друзей и врагов слова. Подлинно агнцы и козлища. Я чувствую почти физически нечистый козлиный дух, идущий от врагов слова” (Мандельштам. 1987. С. 40). Не только о поэзии и литературе болеет Мандельштам, а о всей России, которая невозможна без своего языка: “Для России отпадением от истории, отлучением от царства исторической необходимости и преемственности, от свободы и целесообразности было бы отпадение от языка. "Онемение" двух, трех поколений могло бы привести Россию к исторической смерти” (Мандельштам 1987. С. 60) И с точки зрения современного авторитетного исследователя культуры, “трудно припомнить, когда бы была развернута такая тотальная агрессия против имени-слова, имени-памяти, имени-совести, имени-соприродного и соразмерного человеку, как в нашей стране в прошедшие десятилетия” (Топоров. 1989. С. 128). Это и понятно, ведь контроль над политикой и экономикой достигался в советское время только через идеологическое управление общественным сознанием, а манипуляция мыслью невозможна без контроля над языком Но было бы непростительной ошибкой ограничивать этот процесс только советским временем и пределами России. Во-первых, невозможно не видеть, что и в настоящее время в России идет глобальная трансформация языка в сторону его обезличивания и вестернизации. Во-вторых, и в общемировом масштабе происходит планомерная и массовая фальсификация языка (Генон. 1994. С. 213).

И это не просто “разговор о словах”, это имеет онтологический статус, ибо “вещь, у которой отняли ее имя и дали ложное — болеет, страдает и разрушается” (Ничипоров. 1994. С. 62). Эту печальную закономерность можно проследить на целом ряде религиозно-психологических понятий. Поскольку начинать надо с главного, то молодая советская психология в первую очередь сосредоточила свою критику на самом понятии души. С атеистической точки зрения это вполне здраво, есть душа — есть проблемы (ее духовности, бессмертия, богообразности и т д.), а нет души — нет и проблем. Во вторую очередь пострадало учение о свободе воли (хорошо, что еще кое-как сохранилось само понятие воли) Это связано с тем, что в тоталитарном советском обществе и не могло быть другой свободы, кроме “осознанной необходимости”. Ни один нормальный психологический учебник до революции не обходился без понятия совести. Понятно, что в советское время это понятие (а заодно и само явление) оказалось лишним. Не будем приводить здесь другие подобные примеры, они пригодятся в соответствующих главах, а пока нам важно отметить сам факт необходимости религиозно-психологической работы с языком.

В этой работе хорошую службу сослужит нам специальная наука — этимология. В настоящее время ее определяют как науку о происхождении слов. Формально так оно и есть, но по своим корням и названию она глубже и шире этого. Фактически и сама этимология пострадала от современного слишком упрощенного отношения к языку. Сам термин “этимология” греческого происхождения и состоит из двух частей: логос — наука, учение, и этимос — правда. Таким образом, этимология дословно означает науку о правде, т. е. науку о забытых, скрытых, глубинных значениях и смыслах. Подобное значение этимологии, конечно же, ни в коем случае не отрицает ее обыденного понимания, а углубляет и дополняет его. А для того чтобы работать с глубинными уровнями понятий, необходимо изучать и их происхождение. По мере возможности мы будем проводить подобную этимологическую разминку перед отдельными главами и в наиболее важных местах.

Теперь же обратимся к этимологии двух самых основополагающих для нас понятий: религия и психология. Термин “религия” имеет древнеримские корни: ligare (лат.) — “связывать”, re (лат.) — приставка, обозначающая: “обратно”, “назад”, “вновь”, “снова”. Таким образом ре-лигия этимологически является налаживанием или восстановлением связи (с Богом). В латинском языке слово religio прошло несколько стадий в своем существовании. Особенно важным с психологической точки зрения является то, что первоначально оно указывало на внутреннее душевное состояние, и только потом оно стало обозначать и внешнее обнаружение этих состояний, связанное с обрядами и культом, а со временем — и религию вообще (Садов. 1897). Кроме того, в терминах, связанных с религией, немаловажна интегральная тенденция, которая проявилась сама по себе и в связи со своими греческими корнями. Греческое слово эклезио, которое в Новом Завете используется для обозначения Церкви, имеет смысл “собрание”, “сообщество”. Русский термин “церковь” — как культовое здание и как собрание всех верующих как таковых — имеет также интегральный смысл. По своим латинским корням слово “церковь” также обозначало “собрание”, а этимологически происходило от римского названия места общественных собраний (этот древнеримский термин закрепился в русском языке еще и в форме “цирк”, поскольку римские собрания носили, как правило, развлекательно-зрелищный характер).

Казалось бы, в этимологии слова “психология” не должно быть больших неожиданностей, настолько оно общеупотребимо, но это далеко не так. Приведем пример современного западного толкования этого термина (с точным цитированием, но без указания конкретной персоны). “Слово психология может быть определено как "психе", что означает "душа", и "ология", что значит "движение, ход"”, таким образом, согласно этому автору, психология есть “движение души” Известный канадский психолог Ж. Годфруа уже вынужден знать, что “psyche” обозначает душу, a “logos” — учение, науку. Но при этом его утверждение (Годфруа. Т. 1. 1992), что само слово “психология” появилось впервые только в XVIII в. в работах немецкого философа Христиана Вольфа (1679-1754), необоснованно. Известно, что термин “психология” употреблялся уже в конце XVI в. немецкими схоластами Р. Гоклениусом и О. Кассманом (Ждан. 1990. С. 71). Но самое интересное в том, что в греческом языке, откуда и пошел собственно этот термин, он использовался намного раньше: “Судя на основании дошедших до нас (христианских. — 3. Ю.)психологических трактатов, можно заключить, что учение о душе существовало еще в патри-стический период, как особая самостоятельная отрасль знания, и даже имело то самое терминологическое определение в ряду других наук, какое ей придается и в настоящее время” (Давыденко. 1908. С. 48).

В заключение необходимо сказать несколько слов об используемой нами литературе и способе оформления библиографических ссылок. В конце каждой главы содержится свой список литературы, кроме того, в конце книги приводится дополнительная литература, разделенная по тематическому принципу. В первый список, “Богословская литература”, входят святоотеческие труды и богословская литература дореволюционных и современных авторов. При ссылке на источник из этого списка перед фамилией автора будет стоять сокращение “богосл.”. Во второй список включена литература на тему “Христианство и психология”. При ссылке на источник из этого списка будет использоваться условное обозначение “хр. и пс”. Общее количество литературы во всех списках приближается к восьмистам наименований. Такое количество литературы мы приводим не из-за любви к библиографическому коллекционированию, а по другим причинам. Во-первых, мы старались точно указывать все первоисточники заимствованных идей и мыслей, что привело к включению в список литературы не только психологических работ, но и философских, религиоведческих, культурологических и других произведений. Во-вторых, автор данной работы является принципиальным сторонником библиографического подхода как такового. Просто поражает библиографическая ограниченность большинства современных учебников. Часто их авторы приводят в библиографии какую угодно литературу, кроме той, из которой они сами берут конкретные теории и факты (эффект замалчивания хорошей литературы). С другой стороны, эти же авторы часто пользуются библиографией и цитатами из вторых рук, не удосуживаясь прибегать к самим первоисточникам. Ладно если бы при этом речь шла о недоступных иностранных изданиях, но часто такое происходит с работами отечественных, дореволюционных психологов и философов, которые виноваты лишь в том, что их не переиздавали в советское время. Учитывая этот негативный опыт, мы пошли по пути максимальной библиографической открытости, поставив ее в качестве основного принципа нашей литературной работы. Это позволит читателю не только следить по первоисточникам за последовательным ходом мысли автора, но и вырабатывать свою собственную позицию по всем обсуждаемым вопросам и, главное, вести дальнейшую самостоятельную работу.

Литература

Братусь Б. С. Христианская психология как новое движение в России // Психология и христианство. М., 1995. С. 21.

Вектор взаимодействия (Опыт возрождения Челпановских чтений) // Человек. 1995. № 2. С. 14-34.

Владиславлев М. Психология. Исследование основных явлений душевной жизни: В 2 т. СПб., 1881.

Воловикова М. И., Махнач А. В. Психология, психотерапия и христианство // Психологический журнал. 1995. № 1. С. 176-178.

Генон Р. Царство количества и знамения времени. М.: Беловодье, 1994.

Годфруа Ж. Что такое психология: В 2 т. М.: Мир, 1992.

Гуманистические проблемы психологической теории / Отв. ред. К. А. Абульханова-Славская, А. В. Брушлинский. М.: Наука, 1995.

Джемс В. Многообразие религиозного опыта. СПб., 1993 (М., 1910).

Ждан А. Н. История психологии: От античности до наших дней. М.: Изд-во МГУ, 1990.

Зеличенко А. И. Психология духовности. М.: Изд-во Трансперс, ин-та, 1996.

Зинченко В, П. Возможна ли поэтическая антропология? М.: Изд-во Рос. открытого ун-та, 1994.

Зинченко В. П. Посох Мандельштама и Трубка Мамардашвили: К началам органической психологии. М.: Новая школа, 1997.

Калинаускас И. Жить надо! Беседы с учениками //Он же. Жить надо! СПб., 1994. С. 385-568.

Культура незаочного постижения: философско-психологический семинар памяти Г. И. Челпанова // Человек. 1995. № 3. С. 5-25.

Мандельштам О. Э. Слово и культура: Статьи. М., 1987.

Михаил (Десницкий), митроп. Беседы о разных степенях истинного покаяния. СПб.: Тип. И. Ианнесова, 1819.

Ничипоров Б. В. Введение в христианскую психологию: Размышления священника-психолога. М.: Школа-Пресс, 1994.

Психологическая наука в России XX столетия: проблемы теории и истории. М.: Ин-т психологии РАН, 1997.

Психология и христианство: Путь интеграции / Под ред. А. В. Махнач. Международная конференция, Москва, 7-9 сентября 1995 г. М., 1995.

Психология и христианство: путь интеграции. 3-я междунар. конфер. СПб., 10-13 мая 1997 г. СПб.: ИМАТОН, 1997.

Психология личности: новые подходы: Философско-психологический семинар (Памяти Г. И. Челпанова) // Человек. 1995. № 5. С. 47-59; № 6. С. 15-25.

Пушкин А. С. О причинах, замедливших ход нашей словесности //Он же. Полное собр. соч.: В 10 т. Л., 1978. Т. 7. С. 14-15.

Розин В. М. Психологическая помощь: Психотехника: Эзотерический опыт. М.: Изд-во РОУ, 1995.

Садов А. Значение слова religio у древних римлян // Христианское чтение. 1897. № 6. С. 829-841.

Солсо Р. Когнитивная психология / Пер. с англ. М.: Тривола, 1995.

Топоров В. Н. Имя как фактор культуры // Всесоюз. науч.-практ. конфер. “Исторические названия — памятники культуры”. М., 1989. С. 125-129.

Франк С. Душа человека: Опыт введения в философскую психологию. СПб.: Наука, 1995 (М., 1917).

Хегай Л. Психология и зло // Хрестоматия по глубинной психологии. Вып. 1. М., 1996. С. 224-238.

Ценности, смыслы, поступки: Философско-психологический семинар (Памяти Г. И. Челпанова) // Человек. 1995. № 4. С. 5-24.

Глава 1

Мы поможем в написании ваших работ!