ХРИСТИАНСТВО И ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ЧЕЛОВЕКА

Лоргус Андрей свящ.

На приеме у пастыря. Противостояние богословия и психологии осталось в далеком прошлом

Я и мои коллеги, как психологи, так и священнослужители, неоднократно обсуждали проблему человека, недавно пришедшего в Церковь и только начавшего свой духовный путь, в сравнении с человеком, который начал длительную психотерапию. Что общего у того и у другого? Сравнимы ли деятельность практического психолога и пастыря?

Но для того, чтобы говорить о работе психолога и священника, необходимо понимать специфику их работы. Прежде чем сравнивать пастырство с психотерапией, попробуем проанализировать пастырскую практику с точки зрения священника и психолога.

Совершение исповеди не было связано в древности с саном пресвитера (священника), для этого были особые, благословленные на то священнослужители. Такая практика продолжалась достаточно долго. Священник появляется прежде всего как фигура, вспомогательная при епископе, и только потом наделяется правом совершать церковные таинства. Духовник (старец) принимал исповедь, готовил человека к крещению и помогал в решении разных вопросов. Как правило, это была харизматическая фигура, наделенная особым даром и имеющая особое благословение. Недаром в современном пастырском богословии большое внимание обращается на старчество как прообраз подлинного пастырства.

В наше время священник, получая рукоположение от епископа, сразу же наделяется правом быть пастырем, что и вызывает множество вопросов.

По собственному опыту знаю: молодой священник быть пастырем в самом емком значении этого слова не может. Ведь сюда входит совершение Таинств, проповедь, духовное окормление верующих. Учат ли его этому? Если он учится в семинарии или Духовной академии, то отчасти – да. Но духовенство у нас далеко не всегда получает подобное образование.

Считается, что право на пастырство ему дает благодать Святого Духа. В журнале "Нескучный сад" из уст одного известного московского протоиерея вырвалась фраза, что любой священник может быть духовным руководителем людей, но не всякий психолог. Но исполнение священнических функций и само пастырство – вещи разные.

Что же, собственно говоря, составляет пастырскую деятельность? Чаще всего она ассоциируется с исповедью. Следует напомнить, что на исповеди самой беседы может не быть, согласно чинопоследованию. Однако на самом деле здесь как раз и происходит то самое общение, которое для некоторых верующих остается единственной точкой соприкосновения со священником для получения хотя и краткого, но все же духовного совета. Исповедь для большинства православных стала единственным местом, где происходит общение священника-духовника с теми, кого надлежит пасти. Печальное состояние нашего современного пастырства таково, что у священника нет времени поговорить с прихожанином отдельно, вне таинства.

Беседа во время исповеди может исказить само таинство, потому что теряется молитвенное состояние, сосредоточенность: всякая беседа есть разговор, а не молитва. Поэтому так нужна беседа, отделенная от таинства исповеди. Многие знают, что сейчас трудно найти священника, который имел бы возможность хотя бы выслушать верующего, не говоря уже о диалоге или постоянном общении. Очень часто темой бесед становится не духовная жизнь человека, а его взаимоотношения в семье, на работе. Для многих людей это возможность пожаловаться на жизнь, на супруга, на детей. Такие беседы теряют свой духовный смысл, однако они остро необходимы людям, особенно в наше время.

Подлинное духовное руководство, составляющее суть пастырства, невозможно без внимательного вслушивания в рассказ человека, в душевную потребу, в крик и стон души. Беседа оказывается необходимым и незаменимым средством пастырской работы.

Другая важная сторона пастырской деятельности – жизнь в церковной общине. Почувствовать эту жизнь можно уже в притворе храма: мы сразу обращаем внимание на расписание церковных служб, объявления, фотографии и пр. Чем их больше, тем больше уверенности, что в этом храме есть приходская жизнь. В советское время этого ничего не было: за любой листок на стене церкви могли привлечь к уголовной ответственности, как за пропаганду. В старых московских храмах, которые не закрывались в годы советской власти, до сих пор приходская жизнь течет в скрытых, почти подпольных формах. В таких храмах реже встречается катехизическая или просветительская деятельность пастырей, чем в новосозданых приходах.

Общинная жизнь – забота прихожан и пастыря. Пастырь здесь выполняет роль руководителя, лидера, учителя и духовника. Для меня, например, очень важны были поездки с детьми из воскресной школы на Валаам и поездки с прихожанами на Святую землю. И тем не менее беседы и паломничество – не самое главное. Главное – совместное переживание одних и тех же событий. Это требует от пастыря одного удивительного качества, которое недооценивается – его открытости. Открытость пастыря создает перед общиной пропедевтический образ как некий "идеал", как бы странно это ни звучало. На пастыря смотрят как на идеал христианской жизни. Насколько это возможно или нет – другой вопрос, но это особый вызов священнику, на который он может дать ответ или не заметить его, т.е. отвергнуть. Увы, личность священника часто бывает закрытой для прихожан.

Еще одна пастырская обязанность – учительство. Считается, что священник первым делом должен поучать, независимо от того, умеет он это делать или нет. Такая уверенность подкрепляется традицией: принято считать, что дар учительства подается благодатью Святого Духа, через рукоположение. Роль личности здесь как будто не предусмотрена. Это может приводить к печальным последствиям. Любое заявление священника, например, о святости Ивана Грозного или неприемлемости ИНН – воспринимается как истина в последней инстанции. А говорит ли он от своего ума или безумия, от своего знания или невежества – это не обсуждается. Нельзя также забывать, важнейшая часть пастырства – это также и ученичество. Ведь апостолы были учениками Христа. Значит, и для пастыря ученичество – обязательная задача. Нельзя быть учителем, не будучи учеником. К сожалению, это не всегда осознается, а тем более исполняется.

И, наконец, еще одна сторона пастырской работы – это социальная работа в больнице, интернате, с инвалидами и беспризорниками. В этой пастырской работе особым образом проявляются человеческие качества самого пастыря. Здесь нужно быть не столько профессионалом, сколько христианином.

Итак, рассмотренные аспекты пастырской работы, исключая совершение богослужений, таинств и треб, можно сравнивать с работой психолога-консультанта и психотерапевта.

Что общего в психотерапевтической практике и пастырском служении? Во-первых, в использовании беседы как одного из элементов работы психотерапевта. Человек просит помощи, и психолог призван ее оказать – в этом, может быть, и заключается его главное служение.

Во-вторых, в работу психолога (я имею в виду психолога-христианина) входят и элементы учительства. Он несет людям просвещение антропологическое и психологическое, если не сказать духовное. Так в консультации, которая работает при нашем факультете, я веду прием желающих получить именно психологическую помощь. Такие консультации отличаются от пастырских бесед, как групповых, так и индивидуальных, совершающихся в храме.

Смысл этих консультаций не сводится к религиозным вопросам: обретения веры, разрешения сомнений в учении и канонах Церкви, но включает широкий спектр вопросов личной, профессиональной и семейной жизни.

Многие православные психологи часто говорят, что они должны вести человека к вере. По мнению православного приходского психолога И.Н. Мошковой, одна из важнейших задач христианского психолога – приводить человека в храм, к Богу. Однако деятельность практического психолога не имеет своей целью катехизацию, ее гораздо лучше может выполнить специалист в этой области. Другая точка зрения принадлежит известному психотерапевту Ф.Е. Василюку, декану факультета психологического консультирования Московского государственного психолого-педагогического университета: христианство должно быть той точкой опоры, на которой стоит психолог (психотерапевт), но сама позиция может присутствовать не явно, а в подтексте.

Явно или неявно, проповедь может присутствовать в деятельности христианского психолога – но это, конечно, его решение, его выбор. Хотя, разумеется, проповедь – это призвание скорее харизматическое. По моему мнению, если для практического психолога важна его собственная христианская позиция, он ее скрывать не должен.

Большое значение имеют личностные качества пастыря и психолога. Архимандрит Киприан (Керн) в книге "Приходское пастырское служение" пишет о сострадании как о важнейшей части служения священника. То же самое в полной степени относится и к психологу (консультанту или психотерапевту). Без сострадания (в психотерапии для этого есть понятие эмпатии) психолог едва ли сможет работать результативно.

Как для пастыря, так и для психолога очень важны личностный опыт и зрелость, являющиеся необходимым условием работы. Можно еще сказать и о целостности мышления, мировоззрения и жизни; о соответствии веры и служения, образа жизни и мышления.

Внимание к человеку, падшему и потерявшемуся (то, что так недостает современным христианам), также нужно психологу и психотерапевту. Имеется в виду настроенность на другого человека, обращенность к нему. Традиционное для психологии принятие другого таким, каков он есть, есть и в пастырстве. Но в современном пастырстве с этим дело обстоит довольно трудно, так как значительная часть молодых христиан, как священников, так и пасомых, – неофиты, которым свойственны крайность и категоричность суждений. Принятие другого, терпеливое и лояльное отношение к опыту, пусть и ложному, свойственное личностно зрелым, чаще всего опытным священникам, одинаково важно как для пастыря, так и для психолога.

Если священник не осознал, зачем он выбрал путь служения, и не разобрался в своих помыслах, то беда от такого пастыря. Он будет реализовывать свои честолюбивые или властолюбивые амбиции. Также и психологу нельзя начинать практическую деятельность, пока он сам не проработает свои проблемы.

Этот список профессионально важных личностных качеств, общих для священника-пастыря и для психолога, объединяет эти два служения и показывает, насколько они близки.

Однако есть качества, которые необходимы священнику, но которых никто не будет ожидать от психолога. Во-первых, это вера в Бога, основанная на учении Церкви. Для священника это основа, без которой не может быть никакого служения. Если речь идет о православном психологе, то никто не будет устраивать ему такого экзамена. Тем не менее психолог, претендующий на звание христианского психолога, должен иметь специальную богословскую подготовку. Для этого, например, на нашем факультете открыты курсы повышения квалификации для психологов, социальных работников, учителей и медиков, включающие как психологическую, так и богословскую подготовку.

Во-вторых, священник не может не быть включен в собственную духовную покаянную практику. Несомненно, человек не может быть священником, если сам не знает своих пороков, страстей и не борется с ними. Путь покаяния, путь к чистоте – обязательное требование к священнику. Важно ли это для психолога? Да, наверное, важно, но предъявить это как профессиональное требование в том же объеме как к священнику, наверное, неуместно. Нет для психологов и канонических ограничений, например, касающихся брака. Для психолога, конечно, важно знание своих проблем для того, чтобы они не накладывались на рабочее состояние, не резонировали в работе с клиентом, и это выполняется в супервизии. Супервизию часто называют психотерапией для психотерапевта. Терапевт с помощью более опытного психотерапевта может обнаружить свои собственные затруднения и понять, что мешает ему полноценно работать с пациентом, быть равным ему, а не быть его рабом или персональным гуру. Такая супервизия помогает научиться признавать свои ошибки, понимать свои ограничения, не бояться затруднений и получать удовольствие от своей работы.

Для священнослужителя, наверное, самое главное – его нравственный и социальный статус, образ жизни и поведение. К психологу эти требования, если он христианин, тоже применимы, но не в столь строгой степени.

Возникает вопрос: где же проходит черта, разделяющая представление о двух служениях? В чем их самобытность и необходимость для современной церковной жизни? Кто может сказать: "Вот эта линия! Здесь место психолога, а здесь – место пастыря".

Прежде всего следует обратить внимание на различие в цели. Верно, что священник и психолог, так же как и педагог и медик, работают и служат человеку. Но у них различные онтологические цели. Психолог, учитель, медик помогают человеку жить, понять себя, помогают в душевных проблемах. Можно сказать, что священник служит спасению и исцелению души, а психолог помогает "строительству" личности человека.

Предельность цели открывает перед священником человеческую душу так глубоко, что дерзновенность вхождения во внутреннюю жизнь человека приводит священника в трепет и благоговейный ужас. Психолог не только не может вторгнуться так же дерзко, но он и процессуально огражден рядом правил и норм его профессиональной работы.

Священник, конечно, более на виду. Он виден не только в церкви, в общине, но и в обществе. Психолог, как правило, скрыт за стеной своего кабинета. Оттого и общественный статус психолога скромнее.

Является ли психолог конкурентом священника? Не вторгается ли психолог в пастырское служение? Может ли священник быть одновременно и пастырем и психологом?

Нам представляется, что наших наблюдений достаточно для ответа на главный вопрос: пастырство не то же самое, что практическая психология. Психологическая практика тоже никак не может подменить собою духовное руководство и пастырское окормление. Опасения эти могут иметь место только тогда, когда психологическая практика построена на ложных и непрофессиональных основаниях и не имеет отношения к христианству. Христианская психология, которая формируется на наших глазах, исключает возможность такой подмены. Однако подмена может быть и с другой стороны, со стороны пастырства, а вернее, со стороны крайних, младостарческих форм пастырства, уже осужденных Церковью.

Остался еще вопрос о священнике-психологе. Можно ли совмещать эти два призвания в одном служения? Здесь я могу говорить о собственном опыте.

Ведь есть два фундаментальных факта в том и другом служении: я служу человеку и сам являюсь человеком; служу спасению души и сам нуждаюсь в спасительной силе Церкви; служу строительству богоподобной личности и сам строю свою; наконец, учительствую и сам являюсь учеником. В этой экзистенциальной двойственности мне видится только один путь цельности и целомудрия. Путь этот – личность.

Личность не может раздвоиться, личность всегда есть тождество с самой собой. Я, как священник, и я, как психолог, – не два разных человека. Это трагическое разделение существует только в сфере интеллекта. Сама личность воссоединяет отдельные служения. Очень важно сохранить целостность своей личностной позиции, а не стремиться к нормативной правильности. Как священник я остаюсь в границах Церкви, а будучи психологом, я прежде всего христианин.

Первоначальный файл с сайта religion.ng.ru

Текст в данном оформлении из Библиотеки христианской психологии и антропологии.

Лоргус Андрей свящ.

Причины недоверия

О душе человека заботится и священник, и психолог.

Что именно стремится уврачевать каждый из них?

Не мешают ли они друг другу?

Мы решили поговорить

с человеком, совмещающим оба служения.

Наш собеседник – свящ. Андрей ЛОРГУС,

декан факультета психологии РПУ

им. апостола Иоанна Богослова.

– Отец Андрей, как вы думаете, почему в Церкви есть недоверие к психологии, к психологам?

– Действительно, до сих пор Церковь относится к психологии с недоверием. Считается, что психология – это псевдонаука, что это оккультизм. Это связано, прежде всего, с развитием психологии в XX веке по атеистическому пути. Советская психология была не просто атеистична, она была агрессивно атеистична. Естественно, что такая психология христианина может только отпугивать. Я сам, будучи выпускником факультета психологии МГУ, сразу после окончания университета ушел из специальности. Я пошел работать церковным сторожем – именно потому, что заниматься ЭТОЙ психологией мне было неприятно как христианину. Так что такое отношение вполне оправдано: психология в своем атеистическом образе не заслуживала христианского доверия.

Кроме того, недоверие связано с мнением, что вся психология – это Фрейд. А то, что в психологии помимо Фрейда существуют другие имена, 99 процентов людей не знают. А ведь русская психология вообще с именем Фрейда не связана почти никак. О том, что русско-советская психология имеет своих светочей, таких как Ухтомский, Лазурский, Челпанов, Выготский, Леонтьевы, Гальперин, в Церкви почти не знают. Не знают, что в 1912 году в Москве был открыт и освящен митрополитом Анастасием Психологический институт, один из первых в мире.

Психология преподавалась до революции в духовных учебных заведениях начиная с XVIII века и даже раньше. С конца XVII века уже появляются произведения русских ученых на психологические темы. Известны сочинения В.Т. Золотницкого, Н.М. Кандорского, например. Психология всегда была в недрах церковного вероучения. Догматическое богословие и аскетика содержат в себе, на мой взгляд, всю психологию человеческой души. Опыт Церкви, святоотеческий опыт, позволяет осуществить практическую психологию.

- А почему одной аскетики и одного богословского знания недостаточно?

– Недостаточно хотя бы потому, что на сегодняшний день Церковь должна решать вопросы не только духовной практики, где аскеза является основным методическим приемом. Церкви приходится проповедовать и работать среди нехристианского мира, среди людей, которые еще только идут к Церкви. А человеку неподготовленному аскезу как способ жизни предложить невозможно, для этого надо дорасти, созреть. Да, для зрелой христианской личности, которая уже сформировалась и сложилась, аскетический путь удобоприемлем. И то не всегда. А в случае психического заболевания? Ведь заболевают на только неверующие люди, заболевают и христиане. А для людей психически слабых, для детей, подростков? Для них нужны иные системы воспитания и научения, и психология здесь – одно из средств.

На пути к христианской зрелости возникают часто психологические проблемы и психические заболевания. Известно, что в процессе воцерковле-ния человек может попасть в клинику неврозов – от неумеренной аскетичности, от незнания законов духовной жизни. Ведь то, что у святых отцов называется впадением в прелесть, влечет и психические заболевания. Это тоже надо иметь в виду.

Так что, конечно, аскеза могла бы обойтись без психологии – для уже сформировавшихся христианских личностей, но большинство людей таковыми не являются. Поэтому знания и способы практической христианской психологии очень востребованы.

Кроме того, есть проблемы христианского образования и воспитания, а значит, нужна и психология. Скажем, построение обучения, построение воспитания детей разного возраста – это проблемы психологические.

Что же касается недоверия к психологии, то у этого недоверия есть и другая существенная причина, которая обычно не называется. Бывает, что священники ревнуют, потому что они привыкли к тому, что в современной русской культуре православный священник для православного населения есть царь и отец, и еще и психолог. И священник -не очень просвещенный священник – он ревнует, что психолог для него конкурент.

- Но ведь психолог действительно претендует на некое душепопечительство... Может быть, именно поэтому ему трудно вписаться в церковную жизнь, где душепопечительство призван осуществлять священник?

– Если священник не будет претендовать на глобальную роль единственного душепопечителя, то вписаться несложно. Конечно, психология – это действительно новое служение, которого раньше не было. В традиционной культуре роль психолога выполняли бабушки, дедушки, дядюшки, тетушки -т.е. род, клан, семья – и, конечно, приход во главе с семейным священником (духовником семьи). Внутри этого клана человек получал нужную консультацию, у него всегда было много советчиков. В том числе и священник, который вел в пути жизни всю семью. И кстати, в приходе таким советчиком может быть не только священник – это может быть и дьякон, это могут быть и опытные старые прихожане. Семья и приход – вот два русла традиционного душепопечения. Плюс еще монастырь, но это случай более редкий, а в основном – семья и приход. Ну а в современном обществе эти традиционные формы были практически уничтожены.

Развал всех традиционных форм жизни – особенность нашей сегодняшней ситуации. Именно поэтому то, что сейчас представляет собой русское общество, – это большой лазарет, это сумасшедший дом в какой-то степени. Вглядитесь – каково количество одиноких людей?! А ведь одинокие люди – это потенциальные клиенты психотерапии, потому что человек не предназначен Господом жить в одиночку.

Громадное большинство современных людей не могут самостоятельно решить свои психологические проблемы, им нужны помощники. Для одних таким помощником может быть священник, для других – просто опытный христианин, для третьих -психолог, иногда нужна регулярная психотерапия в течение долгого времени...

И ведь у нас в Церковь обращаются не больше 5 процентов населения. Остальные 95 процентов где получат помощь? В том числе – и у психолога.

- Для чего священник может отправить человека к психологу?

– Мне, например, очень важно приготовить человека к исповеди. Бывает, что у священника нет сил и времени объяснить человеку, что тот сам себе лжет. Он приходит на исповедь и говорит то, что не соответствует правде. А я вижу, что он сам себя

обманывает. И, стало быть, лжет и Богу. Я хотел бы, чтобы ему психолог помог себя понять, найти свою правду, увидеть, кто он есть на самом деле. Потому что на исповеди очень часто люди уклоняются от правды. Уклоняются не потому, что они хотят обмануть, а потому, что они не обладают нужным механизмом самоанализа.

Этот механизм дается человеку через чрезвычайно трудную работу над собой. Вот святые, подвижники благочестия – это люди, которые чрезвычайным, неимоверным трудом пробились к своему внутреннему миру, вывели его на “чистую воду”, на свет, освятили все подвалы души. Они стали прозрачны. Когда святоотеческий опыт говорит нам о покаянии – подразумевается прежде всего не просто прийти и сказать: “Господи, прости меня – согрешил, солгал...” А предполагается проникновение вглубь души, нахождение там корней грехов. А это дается чрезвычайной самоаналитической работой. Есть люди, которые это сами делают, но это единицы. А другим такую помощь может оказать психолог.

Кроме того, у людей существуют психологические изменения различного происхождения: травматические, или в результате каких-то жизненных обстоятельств, или еще чего-то... Церковь может дать человеку благодать, чтобы победить грех, победить порок, но, скажем, избавить человека от страха высоты, или от страха нового знакомства, или от отчужденности в приходе, когда человек хочет дружить, но он не может подойти, не может познакомиться, он закомплексован, он чрезвычайно стесняется. И вот тут психолог может помочь... Священник не может быть всем: и педагогом, и психологом, и врачом – и не должен быть. Каждый должен делать свое дело. При этом нормально, когда в приходе существует доброе взаимодействие между священником, психологом, учителем, врачом, учителем воскресной школы.

- Не кажется ли вам, что есть некая опасность того, что воцерковляющиеся психологи пытаются говорить о духовной жизни человека в “психиатрических” терминах? В интернете мне попалась программа психологического семинара, который проводил один из российских монастырей, и некоторые формулировки поражают какой-то странной смесью “научного” и “духовного” языка: “мышление изобилия и открытости Богу вместо мышления недостаточности и ущербности”, “работа с четырьмя негативными чувствами, мешающими развитию: чувствами страха, вины, критики без покаяния и обиды”. Эффект получается странный – профанация и научного, и духовного. Или, скажем, книги отца Анатолия Гармаева, которые тоже многих смущают, вызывают серьезные претензии...

– Ну, о. Анатолий Гармаев, мягко выражаясь, создал свою психологию, которая не имеет отношения ни к одной существующей школе психологии: ни к русской, ни к советской, ни к зарубежной. Он также, на мой взгляд, далек и от богословия Церкви. Это такая “вещь в себе”. Сейчас существует очень много околопсихологических и околоцерковных учений. Существует достаточное количество непсихологов, которые берутся за психологические задачи. Поскольку это стало после перестройки модно, то психологией и психологическими консультациями стали заниматься люди, которые не очень хорошо понимают, что это такое... Но это вообще признак нашего времени – шарлатанство и манипуляция. Как и в других сферах, к сожалению.

- Возможно, это говорит о том, что школа православной психологии еще не выстроена?

– Да, такая школа пока не построена. Мы, собственно говоря, на нашем факультете и пытаемся осмыслить: что это такое – христианская психология? Как она должна быть построена и как должны быть построены приложения этой христианской психологии: т.е. христианское консультирование, христианская психологическая терапия.

Мы признаем, что пока такой школы нет. Но это не означает, что ничего не надо делать. Только надо отдавать себе отчет в том, что, когда мы говорим “христианская психология” – мы понимаем, что это пока еще только декларация. Ну, плюс к тому – тысячелетний святоотеческий опыт, тысячелетний пастырский опыт Церкви.

Есть очень много замечательных открытий, которые были сделаны св. отцами о душе человека и которые психологам стали известны уже через научный эксперимент. Например, здесь у нас на факультете психолог, работающий в области экспериментальной психологии и психологии восприятия образа, с удивлением обнаружил, что в святоотеческом опыте борьбы с помыслами более 1500 лет назад сделано открытие, которое психология осознала и ассимилирует только в конце XX века. Речь идет об осознании и ощущении помыслов. Школа борьбы с помыслами известна Церкви с IV века. В то же время работы по изучению восприятия и внимания в советской экспериментальной психологии вышли на этот уровень осмысления в 70-х годах XX века.

В ближайшей перспективе христианская психология должна раскрыть горизонты своего понимания человека. Это, прежде всего, понимание человека как богоподобной личности. Личность, ее происхождение, ее становление, ее структура, жизнь и смерть личности – вот темы ближайших десятилетий.

Христианское понимание духовной жизни должно быть определено как психологический предмет и задача. Речь идет не только о религиозной жизни, но более широко, о всей духовной жизни: о вере, о вдохновении, об интуиции, о творчестве, о мистике. Да, да! Мистика души – тоже достойный психологический предмет изучения.

Кроме того, многие проблемы психологии, избавленные от атеизма, приобретут совсем другие понимания и решения.

Чтобы выполнить эту задачу, которую, надо честно признаться, во всем объеме мы еще и не опознали, нужны усилия не только психологов, но и богословов, антропологов, философов, физиологов. Нужны огромные научные усилия, вера и молитва. Я убежден, что Господь нас привел к началу важнейшего церковного поприща: соединения науки, аскетики, богословия и душепопечения.

Беседовала Юлия ДАНИЛОВА

Лоргус Андрей свящ.

ХРИСТИАНСТВО И ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ЧЕЛОВЕКА

Недоуменный вопрос, который часто задают христианским психологам – зачем христианину нужна психология? Этот вопрос, возможно, первым встанет перед читателем, а прежде и перед возможным покупателем книги доктора психиатрии, профессора пастырской психологии Владеты Еротича. Это вопрос отражает недоумение и непонимание места и значения психологии вообще, и христианской психологии в частности, в церковной жизни, в духовной жизни христианина, где, казалось бы, все уже устоялось и все известно.

Вносит ли психология нечто новое в православную традицию? Есть ей место, или она может претендовать на чужое место, например, место духовного руководства? Не повредит ли психология строй и ритм православной духовной практики? Не нарушит ли аскетического образа мысли и делания православного христианина?

Все это вопросы найдут в книги В. Еротича свои ответы. Возможно, эти ответы кого-то не удовлетворят, но это ответы профессионала психиатра, психотерапевта и православного богослова.

Впрочем, данная работа сербского психиатра и богослова не первая на книжном православном «прилавке» за последний год. Недавно, в этом, 2008, году, издательство ББИ – повторно выпустило книгу Владеты Еротича «Психологическое и религиозное бытие человека». В этом же году издательство Сретенского монастыря выпустило книгу Жан-Клода Ларше «Исцеление психических болезней». И это не совпадение. Это естественные перемены. Перемены сознания, веры и мысли.

Психология и психиатрия, психотерапия и психоневрология стали востребованными и необходимыми в православии, и вообще, в религиозной практике и в богословском осмыслении. Практика жизни испульзует консультацию и психотерапию все более и более. Психотерапия

Следует подчеркнуть, что наступило время не единичных практических запросов на консультацию врача в особо тяжелых случаях, как это было раньше, а фундаментального осмысления места психологии и психиатрии в религиозной жизни. Осмысления богословского, православного, с позиций современного богословия, в свете новейшей христологии, экклезиологии и антропологии. Наступило время, когда соединились несколько важнейших условий жизни Церкви, когда встречные движения науки и религиозной практики, богословия и специальных дисциплин, стали устойчиво пересекаться в точке, которую можно условно назвать – «проблемы человека».

Весь прошедший век ставил перед пост христианским миром вопрос: сможет ли человечество выжить без живой связи с Богом? История еще не пришла к очевидному, но не видеть и не признавать наступившего антропологического кризиса[1] трудно. Не только медицина и экология, не только психология и философия, но многие другие смежные и фундаментальные науки констатируют, что вокруг понятия человек стягиваются в большие и глубинные проблемы. Их можно условно назвать проблемы человека. Их философско-богословскую суть можно выразить так – человек утратил себя как человека. Утратил в понимании самого себя, в своем бытовании, в природе, в культуре, а отчасти и в религии.

Проблемы человека, по-своему отразились в науках, но общим в начавшихся движениях к их осмыслению, стало стремление к объединению усилий опыта. Опыта науки и практики, христианского богословия и естественно научной парадигмы, гуманистического и экзистенциального мировоззрения. Так возникла точка пересечения. Её пока трудно словесно обозначить, но она интуитивно угадывается. Это точка бережного внимания к нуждам и горестям человека; точка всматривания в его самобытную субъективность[2]; в его духовную высоту, несмотря на все падения, пороки, и болезни. Такая точка пересечения угадывается многими, и она есть духовное преодоление разделений и противостояний. Но это духовное преодоление стало возможно, к сожалению, в ситуации надвигающейся антропологической катастрофы. Как говориться: «Не было счастья, да, несчастье помогло». Но пока это только интуитивное предугадывание, у которого, тем не менее есть очевидные признаки. Одним из них является, на наш взгляд, является внимание к духовно-психологическим проблемам. Это тем более заметно на фоне уходящего неприятия к психологии вообще, и к христианской психологии, в частности. Еще совсем недавно, год – два назад, считалось чуть ли не выражением православности «поношения» психологии, обвинения её в псевдо научности, псевдо духовности. А ныне чуть ли не в каждой епархии действуют психологи, психологические консультации, психологические реабилитационные центры. Положение действительно изменилось, и вот один из признаков этого – выход в свет новых христианско-психологических изданий.

Первое такое издание было в свое время по-настоящему революционным. Изданные в 1995 году «Начала христианской психологии» под редакцией проф. Б.С. Братуся до сих пор, спустя 13 лет, остаются программой развития христианской психологии. Не менее важно, что «Начала…» были изданы как учебное пособие для вузов. «Начала…» Братуся были дерзким и удачным изданием. Все, что было издано после, было более осторожным. «Начала…» вместили в себя и богословские, и онтологические, и психологические проблемы. Только теперь, когда переводятся книги Ларше и Еротича, обсуждение христианской психологии выходит на уровень профессиональной науки.

«Начала…» под редакцией Братуся были академической интуицией и честной христианской позицией.

Незадолго до «Начал…» протоиерей Борис Ничипоров выпустил «Введение в христианскую психологию», однако книга оказалась широким по тематике размышлением обо всем. Скорее она была религиозно-философским дискурсом глубокого и неординарного мыслителя. Протоиерей Борис внезапно скончался 24.12.2003 года. За год до этого он успел еще издать «Времена и сроки. Книга первая. Очерки онтологической психологии». Но и это не внесло в христианскую психологию нового взгляда.

В конце 90-стых (1997) вышли две книжки В.К. Невяровича и Д.Е. Мелехова, которые имели целью представить православный взгляд на психиатрические проблемы. Действительно, медицинский, психиатрический подход нуждался и нуждается по-прежнему в гуманизации отношения к человеку. Советская психиатрия относилась к тем научным теориям, где ведущими были биологизаторский и социально-детерминистский подход. При этом духовные, а подчас и психические факторы заболеваний не только не учитывались, но и сами могли оказаться симптомами. Так например, проявление ревностной веры и религиозности было вполне достаточно, чтобы получить диагноз вяло текущей шизофрении. В этом смысле позиции Невяровича и Мелехова были апологетическим по отношению к православию и духовной жизни. Но открывшейся в 90-е возможности иначе взглянуть на медицину и гуманитарные науки о человеке этого уже было мало Требовался кардинально новый подход с новых методологическим взглядом. Такой, какой в академической психологии предприняли авторы «Начал…» во главе с Б.С. Братусем. Книги Невяровича и Мелехова запоздали. Они составили бы честь психиатрии в 70-е годы. Впрочем, Д.Е. Мелехов написал свою работу «Психиатрия и актуальные проблемы духовной жизни» написал в 70-е годы[3], однако издана она оказалась только в 90-е[4]. Перу В.К. Невяровичу принадлежат и несколько более поздних работ, в том числе: «Похищенная психология»[5], и «Терапия души»[6]. Они посвящены, в основном, полемике с советской психиатрией и атеистической психологией.

Новую страницу в становление христианской психологии вписывает движение социального служения ведомое игуменом Евмением Перистым. Вокруг Макариев-Решемской обители, а теперь и Миссионерского отдела, где продолжает служить о. игумен, развивались многие начинания в области христианско-психологического служения. Сам о. игумен написал и издал несколько книг, не будучи ученым, но являясь пламенным лидером, харизматическим организатором и любящим покровителем молодежи, бывших наркоманов и алкоголиков, обширной православной паствы. Книги о. игумена[7] всегда оказывались очень нужными, актуальными, востребованными. Нам неоднократно удавалось рекомендовать его издания слушателям и студентам, изучающим психологию, практическим психологам ищущим воцерковления своей профессии. Конечно, игумен Евмений не теоретик, не методолог. Его подход в другом, его девиз «Не строить теории, но работать и трудиться», ради того «чтобы помочь хотя бы некоторым» (Ср. 1 Кор 9, 22).

Вокруг имени игумена Евмения Перистого и его деятельности и по ныне бушуют страсти. Что ж, и сам о. игумен не менее страстен. Страстно он движет сообществом деятелей, делающим честь современному социальному служению Церкви. Страстно он включается в современные психотерапевтические новации, страстно отстаивает свое пастырское право духовного и социального руководства тех, кто к нему обращается.

Особый импульс развитию христианской психологии был дан вне психологическим событием. В 2001 году состоялась Богословская конференция Русской Православной Церкви «Учение Церкви о человеке». Это была первая богословская соборная попытка сформулировать основные положения православной антропологии. Есть глубокий смысл в том, что на этой конференции шел серьезный разговор о христианской психологии. Действительно, только по печатным изданиям заметен расширяющийся круг текстом по христианской психологии.

В издательстве Свет православия выходят две книги, «Очерки современной церковной психологии» (2003), и «Любовь исцеляющая. Очерки психологии и болезни и выздоровления», (2004). Авторы, А.С. Бочаров и А.В. Чернышев, пробуют аккумулировать разносторонний опыт пастырства и психологии и высказать собственные теоретические воззрения.

В 2004 году выходит первая в России книга Владеты Еротича «Психологическое и религиозное бытие человека»[8]. Книга сразу стало особым знаком. С неё уровень изданий по христианской психологии поднялся на новый для России, междисциплинарный и академический уровень. Однако, эта работа осталась одинокой.

В 2005 году вышла совместная работа профессора Л.Ф. Шеховцовой и Ю.М. Зенько «Элементы православной психологии»[9] из Санкт-Петербурга. Северная столица самостоятельно и оригинально развивает понимание христианской психологии.

Ю.М. Зенько оказал христианской психологии неоценимую услугу, собрав, исследовав и напечатав в различных работах историю психологии и православии, на протяжении 300-х лет, чем опроверг мнение о том, что православие пытается вторгнуться в современную психологию.

В 2007 году Юрий Михайлович Зенько издал свой фундаментальный труд «Основы христианской антропологии и психологии» (СПб.: Речь), который ещё не оценен по достоинству.

К изданиям православного направления в психологии следует отнести книгу К. и С. И. Литвиненко «Откуда возникают внутренние проблемы и как их преодолеть. Взгляд православного психолога» (Свет православия, 2006).

Нельзя не сказать ещё об одном издании. Это фундаментальный труд архимандрита (ныне митрополита) Иерофея (Влахоса) «Православная психотерапия. Святоотеческий курс врачевания души». Психотерапия здесь понимается сугубо в святоотеческом смысле. Книга «Православная психотерапия» по сути краткое изложение Добротолюбия. К психологии и психотерапии в современном и научном смысле эта книга имеет скорее отрицательное значение. Автор не признает «психологических проблем»[10], и видит исцеление души в Таинствах Церкви. Мы отметили здесь эту книгу не потому только, что автор не психолог, и, как бы отрицает её надобность, но потому, за термином «психотерапия» есть еще один, древне-церковный смысл, не имеющий хождения в современной науке. А жаль.

Наряду с развитием христианской психологии мы должны отметить более изобильное развитие православной антропологии. И это оказало и будет продолжать оказывать стимулирующее влияние на христианскую психологию. Из авторов, антропологов, в последние годы хочу указать на митр. Антония (Блума), митр. Амфилохия (Радовича), свящ. Владимира Шмалия, П.Ю. Малкова, и многих других.

Новый период в христианской психологии в России наступает теперь, когда выходят книги Вл. Еротича[11] и Ж-К. Марше. Это период систематического осмысления христианской психологии. Попытки системно изложить начала христианской психологии могут быть разные. Их направленность и методология пока не однозначны, но это не уменьшает их ценности, так как это «подступы» к главному – антропологическому православному фундаменту христианской психологии.

Отрадное явление этого года книга Ларше[12]. Ж.-К. Ларше взял на себя трудную задачу – богословски, в святоотеческой традиции, осмыслить и привести во внутреннее соответствие понимание болезней, причем болезней психических. Автор выполняет более серьезную роль: он дает антропологическое и психологическое понимание психических болезней на основе православного богословия. Кроме того, в книге отводится особое место теме бесоодержимости. Одной из самых трудных в психологии. Ж.-К. Ларше впервые, для православного читателя, убедительно показывает, что различение бесовского безумия и клинического вполне соответствует святоотеческому пониманию природы человека и традиции духовного исцеления. На богатом святоотеческом материале автор обосновывает современную диагностику и терапию психических заболеваний.

Сегодня христианская психология – академическая наука и разветвленная практика. Существует Институт христианской психологии, который готовит специалистов по христианской психологии. А также есть специальность христианская психология в Православном институте св. Иоанна Богослова (с 2002 г.[13]). Существуют консультации, изданы, как мы видели немало книг. Выходит журнал[14] по христианской психологии. Ежегодно христиански ориентированные психологи собираются на различные симпозиумы и конференции. Из них особо следует сказать о двух.

С 2003 года регулярно проходят Секции по христианской психологии в рамках Рождественских чтений. Особенностью этой конференции является её всероссийский масштаб. Только раз в году в Москву собираются специалисты со всей России и из-за рубежа в такой полноте. Рождественские чтения единственное собрание представляющее почти всю Россию. Для христианской психологии – это ежегодная всероссийская научная конференция. Её демократичность и популярность наполняет программу самыми разнообразными докладами и выступлениями. Секция на Рождественских чтениях – наиболее полное представление о том, что происходит в России в христианской психологии.

Вторым регулярным семинаром по христианской психологии был на протяжении четырех последних лет Методологический семинар по христианской психологии, организованный Психологическим институтом Российской Академии образования (директор, профессор Рубцов В.В.) и бывшим факультетом психологии (декан, священник А. Лоргус) Российского Православного института[15].

Международные конференции по христианской психологии происходят не часто. Однако, в Европе уже почти 10 лет существует Европейское движение за христианскую психологию и антропологию (European Movement for Christian Psychology and Anthropology). Это немногочисленное движение (за исключением Польши) не ставит задачей создания новой психологии. Это ассоциация по христиански мыслящих, и христиански ориентированных психологов разных стран. В 2008 году EMCPA собрала на свою встречу 25 психологов из 10 стран. Участие в этом Движении российских психологов началось в 2002 году. В 2011 году очередной симпозиум планируется в Москве.

Самая большая Ассоциация христианских психологов – в США. Она насчитывает около 150000 специалистов. Бурный рост интереса к христианской психологии в США приходится на 40-е года, когда приток бывших солдат и офицеров, нуждающихся в психологической помощи после военных действий был очень большим, а желающих заниматься их проблемами было не много. Тогда ряд протестантских общин обратился к острой социальной проблеме, и многие психологи-протестанты стали заниматься помощью ветеранам. Психологи и психологические консультации открыли широкий прием для инвалидов, бывших солдат и офицеров с посттравматическим синдромом. Для протестантских психологов подход в этом социальном служении мог быть только христианским. Однако, с нашей точки зрения это было не совсем так. Христианским их подход был только в сфере библейского понимания истории и нравственности человека. По методологической сути протестантская христианская психология осталась и по сей день сциентистской, то есть ориентированной на причинно-следственные объяснения явлений и структур психики. Наиболее принятой в американской христианской психологии оказалась поведеньческая (бихевиористская) психология и Роджерианский, гуманистический подход.

***

Психиатр и богослов Владета Еротич обращается прежде всего к студентам, в которых видит будущее православное поколение специалистов и граждан. Его волнует их вера, традиционная и ново принятая. Вопрос о принятии веры для автора важнее мировоззрения и методологии науки. Для Еротича, развитие ХХ века это прежде всего борьба идеологий, идеологии агностицизма и христианства. Еротич, как богослов и ученый, дает религиозному вопрошанию иную возможность, непротиворечивый путь науки и веры. В России, с её «победившей» марксисткой идеологией, проблема мировоззренческого противостояния видится иначе, чем в Сербии. В русском обществе и по ныне считается что религиозное мировоззрение проиграло. Апологетика Церкви, отельных миссионеров, диакона Кураева и А.И. Осипова, митрополита Кирилла и о. Даниила Сысоева, все исходят из позиции защиты веры, как таковой. В 90-е годы, главной темой было – «Мы верующие – нормальные граждане и нормальные люди, а не больные и убогие». Взглянув на Церковь, без идеологических очков, общество заново открывало для себя православие, как возможную для себя часть своей жизни. В Сербии, как и во всей Европе, процесс соперничества идеологий шел «эволюционным» путем – естественного, не стимулированного государственной идеологией массированного геноцида, а диалога, в котором религиозность шаг за шагом отступала и отступала.

Религиозная вера – православное христианство – как для России и так и для Сербии, есть религия традиционная. Потому большинство сербов воспринимают православие как народную и семейную традицию. По мнению д. Еротича, и с ним нельзя не согласится, такая вера часто бывает не укорененной, и потому отступает. Напротив, вера ново принятая, вера неофитов, начинается с сознательного выбора, и потому всегда яснее, тверже, глубже, полнее и целостнее.

Действительно, в современной приходской практике (для автора, приходского священника Москвы вот уже 15 лет, это хорошо известно) свойственно, что костяк прихода, его наиболее действенную часть, составляют христиане принявшие православие в зрелом возрасте. Нельзя их всех именовать неофитами, так как многие из них уже 10, а то и 20 лет в Церкви, но это люди, не имевшие православных традиций в семье с детства. Это – «обратившиеся», избравшие православие свободно и осознанно. Это люди искавшие и нашедшие. Это христиане скорее евангельского типа, по классификации блаженной матери Марии (Скобцовой), нежели традиционалистского.

Для Владеты Еротича путь становления мировоззрения современного молодого человека проходит через примат православной веры, но с принятием и участием научного мировоззрения. Такой синтез автору представляется естественным, а для российского читателя еще редким и оригинальным. Если в России в большей мере пока идет соперничество идеологий, то в Сербии, европейской стране, идет скорее сотрудничество идеологий, хотя и со скрытым неприятием. Здесь сотрудничество подразумевает критическое и честное, хотя и не научное, сравнение подходов, обсуждение критериев, терминологий. Сотрудничество идеологий, именно потому, что это не научный дискурс, позволяет человеку выбирать своё мировоззрение, свою веру. Вот почему оказывается возможным оставаясь традиционно православным можно придерживаться сциентистских позиций.

***

Не будучи специалистом-психологом[16] Владета Еротич тем не менее, подробно рассматривает предмет психологии религии, давая несколько определений этой дисциплины. На первый взгляд кажется, что Еротич выступает против того, что рассматривать психологию религии, как науку изучающую религию, предлагающую теоретические концепции религии. Еротич несколько раз подчеркивает: «Психология религии не занимается теориями…» (С. 15). Еротич стоит в этом смысле на пизициях феноменологических (там же), более того, он пишет «психология религии занимается… фактами в области религиозной жизни, а не рассуждениями…» (там же). Однако, неизбежно приходит к выводу что психология религии «старается объяснить… провести исследование… выстроить по определенным типам бесчисленные индивидеальные форма религиозности» (С. 23). Естественно, что серьезный разговор о психологии религии не смог бы удержаться в рамках феноменологического метода. Неизбежно теоретизирование, поиска внутренних смыслов, причин, связей явлений, генезиса форм и проч. и проч. Возможен (а мы думаем и закономерен) «психологический анализ неверия…» (С. 23).

Пожалуй самым важным в этом дискурсе является вывод автора о том, что религиозность присуща «самой структуре человеческой экзистенции…» (С. 25). Несомненно, разговор о психологических проблемах религиозного человека и религиозных формах человеческой психики не может начаться прежде, чем будет утверждена сама позиция психолога, по отношению к структуре личности и природным свойствам души. Душа человека по природе религиозна, а личность в своем развитии не может миновать религиозную и духовную области. С этого можно начинать разговор о методологических основах христианской психологии. Такой методологической основой может быть только христианская персонология, но не как философская концепция, а как духовно-личностная парадигма в психологии. Иными словами в структуре и ткани самой психологии нельзя дать определения личности, но равным образом, нельзя не принять за основу богословское и методологическое обоснование личности. Таким обоснованием, например, может служить концепция личности С.А. Чурсанова[17].

Позицию Вл. Еротича в психологии можно характеризовать как гуманистическую. Свое понимание психологии религии он понимает как феноменологическое.Однако и сам его расширяет до казуально-детерминистского. Он рассматривает возможность исследования и объяснения феноменов религиозно-психологической жизни человека. В не конца проясненной методологии Еротича можно усмотреть скорее пространство поиска или пересечения различных концептуальных подходов. Но границы этого пространства очевидны – это христианский гуманизм, в котором антропоцентризм превалирует только до границ тварного. За эти границами открывается православный христоцентризм, без которого нет и не может быть ни христианской антропологии, ни христианской психологии.

***

Несомненным успехом и даром для российского читателя, и прежде всего церковного человека, как священника, так и мирянина, является обоснование пастырской психологии. Еротич вводит[18] читателя в предмет дисциплины, которой пока нет ни духовных, ни в светских вузах России, но которая так необходима[19] сегодня. Не только молодые, но и опытные священники, нуждаются в помощи психиатрии и психологии, медицины и других специальных знаниях. Их духовная работа: душепопечение (в широком смысле слова), кризисы и проблемы духовного пути личности, помощь людям в трудные моменты жизни, все это нуждается не в одном только духовно-нравственном опыте, но и психологическом опыте. Психологический опыт пастыря может иметь три главных составляющих: собственный опыт, психологически осмысленный, осознанный, психотерапевтически выверенный; опыт встречи с человеком, который оказался пасомым, клиентом, вопрошающим, с теми же аспектами, что и первый; опыт столкновения с психической патологией, болезнью, болью, травмой, горем, опыт имеющий терапевтическую оснастку, опыт пережитый в сотрудничестве со специалистами. Все эти три категории опыта составляют, или могут составлять «золотой фонд» личного, а стало быть и церковного опыта пастыря. Именно такой опыт делает его носителя источником мудрости Церкви, в соединении с духовно-нравственным и богословско-традиционным опытом православия. Такой опыт делает пастыря пастырем добрым, могущим принести заботу и помощь в самым разных и самых трудных ситуациях.

Действительно, сегодня в пастырской работе, в обычном приходе, священнослужитель встречает «человека со всеми маниями и слабостями, падениями и болезнями, извращениями и страданиями…» (С. 34). Пастырь может не только знать, диагностировать, «психологические и психопатологические причины такого жалкого реального его положения, но, и в согласии с Христовой заповедью, советовать и указывать путь исправления, лечения и обновления…» (там же). Представляется, что в приходской практике ныне пастырь чаще встречает человека с «проблемами» (если не сказать с патологией), чем так называемого «нормального» православного христианина. Алкоголики, или их жены, трудные подростки, или их матери, брошенные женщины и одинокие мужчины, больные и инвалиды, заключенные и сироты – все это наши современные приходы. Кроме них есть и люди не нуждающиеся в дополнительном внимание, но много ли их? Не большинство ли «проблемных»? А если это так (хотя есть шанс, что это только преувеличение), то пастырская подготовка и квалификация остро нуждаются в пастырской психологии.

«Уже вчера» такая нужда назрела, она очевидна была Церкви. Понятно, также, что осознание и практика идут на некоторой исторической дистанции за нуждой. Представляется, что необходима пастырская психология, как разветвленная дисциплина, включающая как минимум два раздела – психологию пастыря и психология пастырства. Первый раздел, призван исследовать, понимать и готовить практические рекомендации тем, кто только собирается – выбор пути, подготовка, вступление, кризисы и проч.

Второй раздел – понимание проблем пасомого, проблемы духовничества, специальная духовная забота (больные, пограничные состояния, умирающие, заключенные и т.д.). Этот раздел насыщен многообразием служений пастыря и практическими нуждами и проблемами. Однако, многие проблемы пастырской психологии связаны с разрешением проблем первого раздела. Действительно, неудовлетворительное состояние духовничества, пастырской работы связано, по мнению психологов, со слабой подготовкой кандидатов в пастыри (диаконов и священников). Духовная и практическая подготовка кандидатов еще слабо разработана, а в психологическая – находится в зародыше[20]. Традиционный предмет духовных школ – Практическое руководство пастыря, а также Пастырское богословие, недостаточны по глубине и по объему, и далеки еще от практики. Молодому священнику, например, не хватает духовного и психологического совета и рекомендации, когда он начинает служить на приходе.

Психологическая подготовка пастыря может состоять из нескольких ступеней. Первая из них– «выбор». Это консультативная подготовка кандидата к решающему моменту – выбору своего пути, выбору пастырства как призвания. Призвание пастыря – выбор не профессиональный только. Это выбор жизненного пути, выбор призвания, выбор образа жизни, коренным образом отличающегося от образа жизни своих соплеменников и сверстников. Выбор этот характеризуется такой ответственностью, которую адекватно понести молодой человек не может. Тут необходима помощь, духовника, учителя, пастыря и… психолога. Психолог может оказать неоценимую помощь, как тому кто выбирает, так и тому кто принимает кандидата. В современной практике подготовки кандидатов принято долго присматриваться к нравственным качествам, человеческим и другим; долгое время кандидата выдерживают; много «проверок» он проходит, прежде чем его «принимают». Время и многоступенчатость проверок выявляют уровень сомнения в качественности «отбора», в сомнительных критериях, в недостаточной профессиональности отбирающих. Психология, а подчас и психиатрия, могли оказать здесь действенную помощь. Но это – в будущем.

Вторая ступень – собственно психологическая подготовка: знакомство с собственными психологическими проблемами, с собственной мотивацией, с возможными кризисными моментами в становлении пастырской личности, с вызовами, искушениями и трудностями пастырства.

Третьей ступенью, может стать знакомство, понимание и приобретение психологических навыков общения, разрешения трудностей и конфликтов своих будущих прихожан и пасомых. Кроме этого, немаловажную роль может играть психологическое сопровождение пастыря, предупреждение выгорания, конфликтов, многих видов традиционных ошибок, и т.д.

Психология пастырства, или собственно пастырская психология, может иметь более сложную структуру. Она может быть условно разделена на «нормальную» психологию и патопсихологию религиозной жизни. Так называемая «нормальная» психология содержит знакомство с психологическим проблемами вообще, и с проблемами религиозной жизни: обращением, аффектами, кризисами, духовным ростом, свойствами и факторами общения. Особый раздел психологии религиозной жизни может быть назван психологией культа. Основы такой дисциплины можно найти в «Философии культа» священника Павла Флоренского. Второй частью Пастырской психологии должна стать патопсихология религиозной жизни[21] содержит знакомство и понимание таких явлений как фанатизм, манипуляции сознанием, религиозность психических больных, личностные изменения больных, умирающих, сектантство и другие явления.

Др. Владета Еротич пишет (с. 28): «Общее стремление в мире к мультисистемному подходу к жизненно важным проблемам человека… совершило переворот в отношениях психологии и теологии (богословия – А.Л.). Такая мировая тенденция позволила и у нас утвердить пастырскую психологию на серьезной основе и ввести в качестве учебной дисциплины на православном Богословском факультете в Белграде». Увы, «у них» в Белграде, это уже, в 1984 году, произошло. У нас, даже и спустя 20 лет, этого нет. Вот срок российского отставания от Европы, ведь Сербия, славянская и православная, все же Европа, а Россия – нет. Это «отставание» – естественная задержка развития в связи с «замораживанием» наук, особенно гуманитарных и тем более богословских при советской власти. Но это еще и русский православный иммунитет изоляционизма и опасения всего западного, гуманистического и научного.

Нет сомнения, что подобный «поворот» произойдет, и уже происходит, в российской богословской и психологической научной среде. Все условия для этого уже на лицо. И выход в свет новой книги др. Владеты Еротича тому доказательство.

***

Как бы многообразны не были проблемы развивающейся психологии и христианской антропологии, а также междисциплинарные связи между ними, все же главной проблемой есть и остается методологическое основание христианской психологии и духовное понимание человека во всех науках о человеке. Сможет ли христианское богословие обосновать приоритет духовного понимания человека, или найдет компромисс между сциентистским, детерминистическим и духовно-религиозным подходом? Есть специфически христианское основание и понимание психологии? Имеет ли универсальное значение для наук о человеке христианская антропология? Иными словами, можем ли мы развивать науки о человеке в христианском ключе, понимая и принимая знание через призму духа и души? От фундаментального ответа на этот вопрос зависит будущее науки, в её сопричастности к христианству, и в частности, к психологии.

Не следует думать, что это зависит от автора или научной школы. Психоанализ К. Г. Юнга не далее от христианства, чем культурно-исторический подход Л. С. Выготского. Дело скорее в том, насколько глубоко (и высоко, одновременно, скажем мы) может проникать мысль ученого в душу и дух человека. Какими путями и какими кризисами идет развитие науки и современного богословия. Поэтому, ответить на поставленный нами вопрос, можно только в категориях возможного, а не в категориях мировоззрений и идеологий. Позиция современных православных психологов, психотерапевтов, психиатров, пастырей может рассматриваться как большее научное приближение, нежели прежде, к природе души и духа, к пониманию личности в человеке. Современная психология, вся целиком, во всем видимом многообразии и многоцветии, вырвалась гораздо далее, в понимании внутренних механизмом психики и личности, чем богословское понимание личности. Нужно было дождаться учения В.Н. Лосского, Х. Янараса, вл. Каллиста (Уэра), чтобы осмыслить путь, пройденный психологией в ХХ веке. Да, психология забежала вперед, как когда то астрономия, в лице Джордано Бруно и Галлилео Галилея. Многие открытия науки вызывали сомнения в их здравомыслии с точки зрения христианства. Иногда два, три столетия проходили, прежде чем христианство и Церковь смогли сформулировать свое понимание открытия и найти место такому открытию в своей космологии.

В психологии, возможно, произошло то же самое. Представление о механизмах формирования личности и душевного мира, психики, мышления, продвинулись так далеко, что о первых гипотезах уже никто и не вспоминает. Но «метафизика» психического, по-прежнему скрыта была мраком. Теперь же мы только отчасти начинаем понимать, какие подходы возможны в христианской антропологии, чтобы «навести мосты» на «берега» научной психологии. Только теперь мы можем вступить в диалог со сциентистским подходом, чтобы ассимилировать знания и опыт психологии в аскетике, пастырстве и социальном служении, а в психологию внести ценности богословия, аскетики, и духовного опыта. Но для этого нужны были гуманистическая и экзистенциальная школа, феноменологический и синергийный методы в психологической науке. Всего этого не было прежде. Возможно, в области наук о человеке мы переживаем время синтеза, антропологического синтеза. Если это так, то возможность и плодотворность богословского и научного, с одной стороны, практического и опытного синтеза, с другой, возможны. С позиций самобытных и выверенных методологических дисциплин открывается перспектива выхода, «размыкания» (С.С. Хоружий) дисциплинарных планов. Методология и категориальный аппарат указанных дисциплин достаточно расширился и в многочисленных пересечениях оказался общим. Это означает, что в антропоцентричных дисциплинах опознаны пограничные междисциплинарные связи. Особенно это стало заметно в философии, богословии, истории, психологии, языкознании, и других, например, в проблеме «имяславия», или библиистике.

В психологии особенно заметны междисциплинарные связи в проблеме личности. Философии принадлежит введение этой категории в обиход в Новое время. Но понятие личности уходит своими корнями далеко в древность, и связано с доникейской эпохой. В ХIX и XX веках проблема личности была проблемой и философии, и психологии, и медицины, и филологии, и многих других. Но именно психология претендует на исключительность среди наук о человеке. Именно психология в состоянии разработать объяснительный аппарат для становления, развития, и духовного развития в том числе, кризисов и совершенства личности. Именно психология в состоянии показать и распознать динамические механизмы личности и аномалии, понять смысл проблем, которые испытывает человек, и помочь ему найти выход. Несомненно, что психология не может этого в одиночку, что психология лишь одна из наук о человеке, и что только в «синергии» с другими науками можно говорить об удаче в её развитии. А для нас ясно и еще одно – без духовно-религиозного подхода психологии эту задачу не решить.

Проблема личности, как наиболее целостная в психологии и антропологии, наглядно показывает, что онтологический уровень в понимании личности непостижим в психологии. Это междисциплинарная категория. Европейское сознание сумело сформулировать эту категорию лишь к концу двадцатого века усилиями богословия, философии и психологии. Причем психологии удалось неоднозначно сформулировать внутренние проблемы становления и кризисного развития личности. Но на онтологический уровень понимания личности психология претендовать не может, как бы не протестовали против этого психологи. В психологии, и на основе психологических категорий, обосновать категорию личности не удается. Более того, в классической психологии, на основании базовых категорий: ощущение, восприятие, мышление, внимание, память, сознание и т.п., категория личности не выводима.Личность – философско-богословская категория. Однако, эта категория заняла в психологи столь прочное место, что необходимость обоснования не только остается, но и возрастает. Если собственными средствами категория личности не выводима, значит, может иметь место междисциплинарная методологическая возможность.

Для психологии категория личности разворачивается в предвходящих явлениях и динамике. Психология имеет дело с личностью так, как если бы эта категория уже введена и определена. А это, мягко говоря, не совсем так. В строгой методологической перспективе (В.И. Слободчиков) это совсем не так, а именно: психология не имеет права работать с категорией личности, как с чуждой по своему философскому происхождению. Имеет ли право психология, с точки зрения научной методологии, так поступать? Не риторический ли это вопрос? Так оно уже есть, так исторически сложилось.

Иными словами психология не может и не должна отвечать на вопрос «откуда личность в человеке» или «почему человек личность». Психология способна и должна отвечать на вопрос «как». Как человек становится личностью, зачем это ему, почему он отказывается от того, чтобы быть личностью, и что это ему дает – вот возможные вопросы, на которые психология может ответить. И успех здесь зависит, в том числе, от перцепции богословских и философских знаний. Ценность богословского понимания личности заключается в том, по нашему мнению, что само понятие личности было введено в оборот христианством, в нем зарождалось, в нем выкристализовалось и определилось. Только в Новое время, после всех «мук» Вселенских соборов, понятие личности вошло в философский обиход Европы[22].

Нечувствительность к богословскому определению личности, ведет психологию к блужданию в многозначности и релятивизму, в котором она сейчас и пребывает. Теорий личности в психологии – десятки. Их принято разделять на четыре-пять групп. Но ни одна их этих групп не связана гносеологически с философскими или богословскими обоснованиями. И в этом их слабость. Для нас является очевидным, что выход из этого есть, и он в соединении знаний и усилий. Усилий философии, богословия и психологии.

Психологическая категория личности может опираться на философскую и богословскую онтологию, хотя они не являются общими. Богословская онтология личности раскрывается как творение и дар Божий, философская – как само-бытие человека, как социальное или историческое бытие. При всей бездне различий в подходах философия и богословие легче находят общий язык, чем психология с богословием.

Причина такого явления, как нам представляется, заключается в том, что в психологии заметное влияние имеет биологизаторский подход. Проблема здесь в том, что биологически человек как человек не существует. Вывести специфически человеческие аспекты существования человека невозможно. В этом подходе вся культурно-историческая перспектива исчезает. На её место встает эволюционно-организмическая реконструкция, в которой человек оказывается артефактом. Личность в этом контексте оказывается либо адаптационным механизмом, либо формой социальной перцепции.

Напротив, в культурно-исторической парадигме (Выготский, Леонтьев) личность лишенная своей онтологии оказывается продуктом[23] социальных отношений или культурных форм. Внутреннее бытие личности не находит ни своего источника, или вновь сводится к адаптационным задачам.

Однако беда не в том только, что было описано здесь выше, но в том, что так называемая, научная психология этого не отрефлексировала[24].

Для христианской психологии личность в богословии – есть несводимая к природе, свободная, открытая, творческая, уникальная, целостная в смысле как неделимости, так и нерушимой идентичности, непознаваемая аналитическими объективирующими методамионтологическая основачеловека, определяющая образ бытия его индивидуализированной природы (Чурсанов С.А., 2005)[25]. Так в богословии, а в психологии?

Психологическое понятие личности в христианской психологии может начинаться с признания и констатации онтологического характера категории личности, в которой психическое выступаетспособом отношенияк себе, к другому, к «ты», к миру. Психологически, личность есть человек, относящийся к себе, к миру, к другому; человек имеющийсебя и изменяющий себя. Личность, как суверен своего бытия, своего тела, своей жизни, своего развития и смерти, в том числе своего космоса и вечности (Бога) – и есть образ Божий. Психологическое понимание личности начинается с обнаружения, эмпирического и теоретического, личностного бытия человека. Не с формирования личности, не «сложения» её из элементов, не провозглашения, а с обнаружения: «Я есть!». Психологически, личность обнаруживает себя как самобытие, в отличие от понятия «отражения», или поведения. Последние существуют только потому, что существует порождающее их бытие, то есть жизнь, как акт бытия, желание быть и жить, и решение «быть»[26]. Между личностью и психикой, как категориями, может разверзнуться такая же бездна, как между – «человек» и его «поведение». Причем генетически, «личность» и «психика» не связаны между собой. Бытие личности психологически не выводимо, а психика не часть личности.

Но именно психология, в отличие от других наук о человеке, наиболее адекватно и наиболее объемно, «видит», обнаруживает личность. Психология – есть наиболее целостное и ясное видение личности. Ни одна другая наука, ни философия (с антропологией), ни богословие (с антропологией христианской), ни социология, не могут так ясно «видеть» личность в человеке. Именно психология[27] может иметь предметом личность, но только как психологическую (категорию) личности. Психология, может, не осознавая этого в полной мере, стала той наукой, в которой наиболее выпукло и явно личность человека можно познать. Психология, в то же время, есть одна из практик, в которой человек может найти помощь быть личностью. Наряду с психологией, такую помощь человек находит в аскетике христианства, а также в философии.

Итак, психология есть наука и практика личности человека. Но это её призвание не «эксклюзивно». Эту же гуманитарную службу несет религия, и конкретно Церковь[28]. Вот почему христианская психология не только возможна, как традиционная аскетика и практика, но и как научная, основанная на богословии. Христианская психология может быть столь же адекватной и комплементарной для личности, как медицина для «здоровья». Личности человека, как образа и подобия Божия, в христианской психологии наиболее «уютно». Это её среда. Среда её дискурса и смысла.

***

Можем ли мы ответить теперь на вопрос, поставленный в начале статьи? Возможно, ответ будет таким:

Для тех, кто считает, что христианская аскетика и современная церковная практика является такой универсалией, которая охватывает все стороны жизни христианина, его семьи, профессионального бытия и человеческих отношений, и в которой есть не только целостное учение, но и исчерпывающая практика; для них эта книга может оказаться лишней.

Ценность этой книги очевидна будет для тех, кто не нашел ещё ответы в православной аскетике и церковной практике, на многие насущные вопросы. Действительно, учение о молитве (например) разработано в православии так глубоко и достоверно, что едва ли кто будет искать иного, однако оно чаще всего касается высот духа. Начальная же практика удержания внимания, смысла внутренней речи, условий внутренней тишины, значения смысла и работы сознания в молитве – святоотеческие тексты практически не касались. И это не удивительно: сама практика умного делания на начальных этапах передавалась живой, непрекращающейся традицией, и не осознавалась её носителями. Другой пример, устойчивой доминантой в православии является значение покаяния, прощения и смирения. Однако, самые глубины человеческой психики, в которых скрываются обиды, раздражение, зависть, гнев – в аскетике не поднимались. И опять, греховной значение этих страстей известно с древности, но механизм их формирования в душе и механизм их преодоления – остается «загадкой» (да, «постом и молитвой», но ведь не вслепую, а через самопознание). Ещё пример: цели, ценность и пути становления христианской личности намечены с исчерпывающей цельностью христианским учением, но на многочисленные вопросы «как» – ответов, как правило, мало, или их нет вовсе. Да, часто (но не всегда) психология своей практикой отвечает на вопрос «как». И если христианин уверен в том, что он знает к какой цели он идет духовным путем, то далеко не всегда знает «как» им идти. Как часто пастырь, признавая своё незнание (не гласно), дает совет «поститься и молиться», в надежде на то, что Господь Сам вразумит, наставит и научит. Притом, что и сам и пасомый, знает к чему нужно стремиться, но «как» это осуществить, часто не знают даже самые опытные пастыри. Автору неоднократно приходилось слышать от очень уважаемых священников, что они не знают, как помочь простить, когда прощение, несмотря на все усилия, не приходит; как не обижаться, когда обидчивость никак не проходит (ни на первом году усиленной церковной жизни, ни на пятом); как пережить кризис веры, время сомнений и искушений.

Значит ли это, что смысл христианской психологии в том, чтобы добавить в аскетику и пастырскую практику церкви недостающие звенья? Не все так просто. Христианская психология может оказаться весьма полезной как в аскетике, так и в церковной практике душепопечения и пастырства, но не заменяет и не подменяет ни того, ни другого. У неё своя задача. Христианская психология может оказаться весьма полезной своей практической стороной, но сама, как наука, она не часть богословия, не инструмент пастырства.

Книга Владеты Еротича выходит в нужное время! Это время настойчивого и творческого поиска современного места и значения православия в мире: в культуре, в науке, в обществе. Включившись в решение социальных, духовных, культурных задач во всех сферах современной жизни, Церковь осмысляет свой многовековой опыт и практику в перспективе современных наук. Одновременно, и науки укрепляются и открывают для себя иные горизонты, соприкасаясь с немеркнущим светом Истины.

[1] Лоргус А. священник. Антропологический кризис российского общества // Значение христианской антропологии перед лицом современных общественных задач и проблем. Материалы Российско-Австрийской богословской конференции по христианской антропологии. Сост. А Лоргус. – М.: Индрик, 2003.

[2] Весь ХХ век стремился к обратному, а именно, утвердить такой взгляд на человека, при котором первенствующее значение имела детерминированная объективность.

[3] Автору впервые довелось читать рукопись работ Мелехова в начале 90-х из рук его сына. Эти рукопись хранится в библиотеке Факультета психологии РПИ св. Иоанна Богослова. Написана она была именно в 70-е годы.

[4] Эта работа периздавалась в 2005, «Душа моя – храм разоренный», изд.: Русский хронограф.

[5] http://www.pravoslavie.ru/cgi-bin/autors.cgi?item=030913174845

[6] http://www.libbox.info/book_reading_107458.html

[7] «Пастырская помощь душевнобольным» (1999); «Аномалии родительской любви» (2002); «Духовность как ответственность» (2006) и др.

[8] Изд.: ББИ св. ап. Андрея Первозванного. СПб., 2005.

[9] Шеховцова Л.Ф., Зенько Ю.М. «Элементы православной психологии» (СПб.: Речь, 2005).

[10] См. Митр. Иерофей (Влахос). Православная психотерапия. Св.-Троицкая Сергиева Лавра, 2004, С. 15.

[11] Вл. Еротич. Корабль спасения. 40 вопросов к православному психотерапевту. М.: Сибирская благозвонница, 2007.

[12] Ларше Ж.-К. Исцеление психических болезней: Опыт христианского Востока первых веков / Пер. с франц. – М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2008.

[13] Ранее – Российский Православный институт св. Иоанна Богослова, Москва.

[14] Московский Психотерапевтический журнал. Специальные выпуски по христианской психологии. Эти выпуски превратились в самостоятельный печатный орган. Этот журнал, а вернее постоянные выпуски по христианской психологии, являются пока единственным периодическим изданием по нашей науке.

[15] Материалы семинара можно посмотреть на нашем сайте.

[16] Еротич подчеркивает в предисловии что он не психолог.

[17] См. например: Вестник ПСТГУ. IV:2. М.: Изд. ПСТГУ, 2006. С. 71; а также материалы Методологических семинаров.

[18] Гл. «Введение в пастырскую психологию и медицину», с. 27.

[19] Справедливости ради, следует заметить, что римо-католических странах этот предмет, пастырская психология, давно и прочно обосновался как в психологии, так и в духовном образовании, и практике.

[20] Не так много примеров преподавания психологии в духовных школах, еще реже – преподавание основ психиатрии будущим пастырям.

[21] Этот курс уже неоднократно читался, как в Российском Православном институте св. Иоанна Богослова, на факультете психологии (2006-2007 гг.). А также в Институте христианской психологии, Москва, так и публично, в Культурном центре Покровские ворота (2008).

[22] Первенство, вероятно, принадлежит Фоме Аквинскому и его современникам, Виктору Сен-Ришарскому и Петру Ломбардскому, но это предмет полемики и исторического дискурса.

[23] Само понятие «продукта» напоминает процесс в пищевой промышленности.

[24] Это, конечно, не совсем так. Гуманитарная парадигма (Братусь Б.С., Слободчиков В.И., Кричевец А.Н.) в психологии, принявшая на себя эту задачу, вводит в научный оборот такое осмысление своих задач. Но для академической «толщи» психологической науки – это еще дело будущего.

[25] См. напр. Чурсанов С.А. Богословское понятие личности (prÒswpon) в структуре методологической парадигмы православной психологии и педагогики. Доклад на 16-ом заседании Методологического семинара по христианской психологии.

[26] Вспомним гамлетовское: «Быть или не быть? Вот в чем вопрос!»

[27] И, кажется, только психология!

[28] Христианство, в наиболее концентрированном виде, как Церковь Божья, есть служение «спасения» личности человека.

Первоначальный файл с сайта Института христианской психологии.

Текст в данном оформлении из Библиотеки христианской психологии и антропологии.

Последнее обновление файла: 01.04.2012.

Фомин А. Г.

Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 397; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

12 3 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!