В их речи, в потоке их рефлексии.
«Я отлично знаю, ты не можешь мне помочь, - сказал он, - но говорю тебе, потому что для нашего брата неудачника и лишнего человека все спасение в разговорах. Я должен обобщать каждый свой поступок, я должен находить объяснение и оправдание своей нелепой жизни в чьих-нибудь теориях, в литературных типах, в том, например, что мы, дворяне, вырождаемся, и прочее... В прошлую ночь, например, я утешал себя тем, что все время думал: ах, как прав Толстой, безжалостно прав! И мне было легче от этого. В самом деле, брат великий писатель! Что ни говори». (Лаевский).
«На этот раз Лаевскому больше всего не понравилась у Надежды Федоровны ее белая, открытая шея и завитушки волос на затылке, и он вспомнил, что Анне Карениной, когда она разлюбила мужа, не нравились прежде всего его уши, и подумал: "Как это верно! как верно!" (он же).
«Своею нерешительностью я напоминаю Гамлета, - думал Лаевский дорогой. – Как верно Шекспир подметил! Ах, как верно!» (166).
«Роскошный пикник, очаровательный вечер, - сказал Лаевский, веселея от вина, - но я предпочел бы всему этому хорошую зиму. «Морозной пылью серебрится его бобровый воротник» (190).
Лаевский подтрунивал над тем, что он не умеет стрелять, и называл себя королевским стрелком и Вильгельмом Теллем»(224).
Это рефлексия и речь Лаевского.
Обратимся к фон Корену.
«Понимайте так, мол, что он не виноват в том, что казенные пакеты по неделям лежат нераспечатнными и что он сам пьет и других спаивает, а виноваты в этом Онегин, Печорин и Тургенев, выдумавшие неудачника и лишнего человека. Причина крайней распущенности и безобразия, видите ли, лежит не в нем самом, а где-то вне, в пространстве» (фон Корен о Лаевском).
|
|
|
«У этих сладострастников, должно быть, в мозгу есть особый нарост вроде саркомы, который сдавил мозг и управляет всею психикой…»(172).
«Дважды два четыре, а камень есть камень. Завтра вот у нас дуэль»(229).
«Господа, кто помнит, как описано у Лермонтова? – спросил фон Корен смеясь. – У Тургенева также Базаров стрелялся с кем-то там… (243).
Понятно, почему «литературность» в большей мере, чем другим, свойственна Лаевскому и фон Корену. Это факт их сознания и образа жизни. Сквозь призму «литературности» они воспринимают реальность, окружающих людей и самих себя. Всегда ли такая соотнесенность с литературой справедлива? Обратимся к зоне повествователя.
Один из примеров.
«Нелюбовь Лаевского к Надежде Федоровне выражалась главным образом в том, что все, что она говорила и делала, казалось ему ложью или похожим на ложь, и все, что он читал против женщин и любви, казалось ему, как нельзя лучше подходило к нему, к Надежде Федоровне и ее мужу. Когда он вернулся домой, она, уже одетая и причесанная, сидела у окна и с озабоченным лицом пила кофе и перелистывала книжку толстого журнала, и он подумал, что питье кофе - не такое уж замечательное событие, чтобы из-за него стоило делать озабоченное лицо, и что напрасно она потратила время на модную прическу, так как нравиться тут некому и не для чего. И в книжке журнала он увидел ложь».
|
|
|
Как мы видим, повествователь как будто «поддерживает» героя в его «литературности». Хотя в выделенном фрагменте, как мне кажется, есть намек на иронию. Однако в целом автор старается прямо не обнаруживать собственных оценок – сознательно входя в мир героев, показывая его «изнутри». Он использует приемы несобственно-прямой речи. Однако все меняется в 17-ой главе.
Дата добавления: 2016-01-03; просмотров: 13; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!