С.А. и Л.Н. Толстые в Ясной Поляне. 57 страница
Более того, есть и явные противоречия со словами Кониси. Толстой, несколько раз упоминая этот перевод, всегда называл его только «переводом Кониси» и не говорил ни слова о «совместной» работе, а оценку ему давал очень суровую, считая этот перевод «хуже всех»: «У меня есть пять переводов Лао-тзе, все они плохи. Кониси хуже всех. Немецкий перевод менее плох, его с Евгением Ивановичем обрабатывали по-русски, не кончили» (17 ноября 1906 г.; ЯПЗ. 2. С. 307). И в другой раз о том же: «Кониси очень плохо перевёл его» (10 января 1907 г.; там же. С. 348).
О немецком переводе, «менее плохом», слова Кониси тоже противоречат толстовским. Кониси в своей книге говорит, что Толстой не очень высоко оценивал этот перевод Виктора фон Штрауса за то, что в нём, мол, «по сравнению с английским и французским, кажется, больше недостатков и к тому же он снижает возвышенность оригинала» (Кониси Масутаро. О Толстом. Изд-во «Момояма-серин», 1948. С. 29), но на самом деле, как видим, писатель ставит Штрауса выше всех как «особенно хороший немецкий перевод» (84: 197) и, опираясь в основном именно на него, вместе с Е.И. Поповым, делает свой перевод, о чём свидетельствует и дневниковая запись 5 октября 1893 г.: «Попов здесь. Мы с ним по немецкому Штраусу переводили Лаотзи. Как хорошо! Надо составить из него книжку» (52: 100).
Из всего этого можно заключить, что Толстой считал перевод Кониси не «совместным», а просто «переводом Кониси», хотя вопрос этот пока остаётся открытым.
|
|
|
Лит.: Кониси Масутаро. О Толстом. — 1948; Янаги Томико. Толстой и Япония. - 1998. С. 42-44 (на японском языке).
Ю. Сато
КОНОВАЛОВ Поликарп Ильич (1820-1874) – яснополянский дворовый человек Толстых, конюх и коновал. Прототип Поликея в рассказе «Поликушка», где отражены обстоятельства жизни семьи Поликарпа, у которого было восемь детей, в живых осталось трое. После отмены крепостного права семья Поликарпа Ильина была причислена к Ясенковской волости под фамилией Коноваловы.
Н.И. Шинкарюк
КОНСТАНТИНОВ Константин Иванович (1818-1871) – генерал-лейтенант, крупный учёный в области баллистики и ракетной техники.
Внебрачный сын великого князя Константина Павловича (брата Александра I) от французской певицы Клары Анны (Клары Петровны) Лоран (1799-1857, впоследствии княгиня Голицына). До 1837 г. носил отчество Константинович.
Окончил Михайловское артиллерийское училище в Петербурге, служил в лейб-гвардии Конной артиллерии, с 1845 г. командир Школы мастеров и подмастерьев порохового дела (позднее Пиротехническое училище) при Охтинском пороховом заводе, полковник (1848 г.), с 1849 г. начальник
258
Охтинского капсюльного завода, в 1850 — 1856 гг. начальник (командир) С.-Петербургского ракетного заведения. Генерал- майор (1856 г.), с 1859 г. начальник Особого управления по приготовлению и употреблению боевых ракет при штабе генерал-фельдцейхмейстера (возглавлявшего русскую артиллерию). Руководил строительством ракетного завода в Николаеве, с 1867 г. его начальник. Генерал-лейтенант (1864 г.). Константинов внёс большой вклад в ракетостроение, пороховое дело, организацию артиллерийской службы, занимался вопросами усовершенствования ручного огнестрельного оружия, воздухоплавания и подводного плавания, оставил целый ряд научных работ (в т.ч. «О боевых ракетах». СПб., 1856). Именем учёного назван кратер на обратной стороне Луны.
|
|
|
Толстой заинтересовался ракетным делом ещё во время Севастопольской обороны. Приказом инспектора всей артиллерии за № 435 от 27 декабря 1855 г. поручик 12-й артиллерийской бригады граф Толстой, вернувшийся с театра военных действий Крымской войны, был прикомандирован к С.-Петербургскому ракетному заведению, таким образом став подчинённым Константинова. Толстой явился на службу 9 февраля 1856 г. Константинов не обременял его служебными обязанностями, и писатель получил определённую свободу для литературного творчества (за время службы закончена повесть «Юность», написаны повесть «Два гусара», рассказы, возобновилась работа над «Казаками»). Между ними вскоре установились добрые, дружественные отношения. Толстой неоднократно бывал дома у Константинова (вплоть до декабря 1856 г.), который нанимал квартиру в Петербурге по адресу Разъезжая ул., д. 38 (ныне д. 37). Он оставил положительные отзывы о своём «славном» начальнике. Единственный неприятный для писателя эпизод во время службы у Константинова был связан с севастопольской песней «Как четвёртого числа...»: великий князь Михаил Николаевич был недоволен тем, что Толстой, якобы, будучи автором, будто бы обучал ей солдат, по поводу чего Толстому пришлось объясняться с начальством.
|
|
|
30 сентября 1856 г., находясь в отпуске, Толстой подал рапорт об отставке, о чём 1 октября сообщил в письме своему сослуживцу, генералу Е.П. Ковалевскому, прося его похлопотать, чтобы «дело сделалось поскорее». «...Ежели увидите моего милейшего начальника, — писал Толстой, — и ему скажите, чтобы он не задерживал отставки. А то он раз отговаривал меня и теперь как бы не сделал этого. Вы меня знаете больше его, поэтому, ежели случится с ним говорить об этом, можете сказать ему, что я от службы ждать ничего не могу благоразумно, да и просто не способен к ней, так из чего же мне связываться. А занятий у меня действительно довольно, в которых эта мнимая служба всё-таки стесняет меня». Однако сразу отставка не была принята, 18 октября 1856 г. в дневнике Толстой отметил: «отставку воротили». На следующий день из Тулы он направил второй рапорт об увольнении, мотивировав свою просьбу расстройством здоровья во время службы на Кавказе и под Севастополем и приложив к рапорту медицинское свидетельство. 26 ноября 1856 г. Толстой записал в дневнике: «Отставка дана». 28 декабря поручик Толстой получил свидетельство об отставке от военной службы «за болезнью». Больше он нигде не служил.
|
|
|
Лит.: Храмой А.В. Константин Иванович Константинов. - M.-Л, 1951; Мазинг Г.Ю., Качур П.И. Константин Иванович Константинов. - М., 1995.
Е.В. Пчелов
КОНТ Огюст (1798-1857) — французский философ, основоположник позитивизма. Ключевой идеей «первого позитивизма» было преодоление противоположности материализма и идеализма в философии. Основной массив знаний о мире, человеке и обществе добывается специальными науками, поэтому философии следовало коренным образом измениться, отказаться от попыток познать первоначала бытия и оставить за собой только право упорядочивать, систематизировать, координировать те открытия, которые сделаны частными научными дисциплинами. Именно такую философию и можно будет именовать позитивной, считал Конт. Он объявлял социологию главной наукой об обществе и доказывал, что государство, выражающее «общий дух» народа, может выступить как орган сохранения социальной справедливости. Моральной, основной функции государства, по убеждению философа, должны быть подчинены экономическая и политическая деятельность в стране.
У идей Конта, ставших известными в России в середине XIX в., были свои сторонники и противники. К негативной оценке позитивизма Конта российских философов склоняло, в частности, невнимание к психологической проблематике, рассмотрение процесса познания в отрыве от этических установок, противопоставление религиозного и научного мировоззрения.
259
Резко критически отнёсся к философии Конта и Толстой. Развёрнутая критика Конта появилась в XXX главе трактата «Так что же нам делать?». «Началось это вероучение недавно – лет 50, – писал Толстой. – Главным основателем его был французский учёный Конт», которому «пришла в голову <...> мысль, что человеческие общества, даже всё человечество можно рассматривать как одно целое – организм, а людей – как живые частицы отдельных органов, имеющих каждая своё определённое назначение служить всему организму. Мысль эта так понравилась Конту, что он на ней начал строить философскую теорию, и теория эта так увлекла его, что он совершенно забыл о том, что исходная точка его теории была не больше, как хорошенькое сравнение, уместное в басне, но никак не могущее служить основой науки. Он, как это часто бывает, принял любимую им гипотезу за аксиому и вообразил себе, что вся теория его построена на самых твёрдых основах». Для Толстого была очевидной ошибочность позиции Конта, выстраивающего здание науки, названной им позитивной, на «произвольном и неправильном утверждении о том, что человечество есть организм. Утверждение это, — по мысли Толстого, — было произвольно потому, что для того, чтобы признать существование не подлежащего наблюдению организма человечества, мы имеем ровно столько же права, как признать существование троичного Бога и тому подобных теологических положений. Неправильно же было это утверждение потому, что к понятию человечества, т.е. людей, неправильно было присоединено определение организма, тогда как в человечестве отсутствует существенный признак организма – центр ощущения или сознания» (25: 337).
Критически проанализировав философию Конта, Толстой задался вопросом, почему же она была «принята так называемым образованным миром с величайшим сочувствием». Ответ был предельно прост: учение Конта пришлось по вкусу многим потому, что оно «потакало царствующему злу», потому, что оно, как и многие другие ставшие любимыми науки, служило «оправданию существующего освобождения себя одними людьми от человеческой обязанности труда и поглощения ими труда других». Из теории Конта, констатировал Толстой, с очевидностью вытекает, что понимание несправедливости общественного бытия и все попытки перестроить его на нравственной основе бесплодны, так как единый организм человечества живёт по незыблемым законам бытия и любое отступление от них невозможно. Как в прошлом были жрецы, оправдывавшие насилие церковной и гос. власти, так и в настоящем есть жрецы философии, которые доказывают, что так как в социальном мире действуют непреложные законы развития, то «устройство общества должно быть такое, какое есть, и иного быть не может» (25: 318).
Этическое неприятие философии Конта нашло отражение во многих религиозно-философских произведениях Толстого. В трактате «Царство Божие внутри вас», излагая своё понимание сути христианства, он отмечал, что Конт, Страус, Спенсер и Ренан, рассматривая нравственное учение Христа сквозь призму своих построений, «отрицают разумность учения», «хотят быть снисходительны к нему», «с высоты своего величия поправляют его» (28: 71). В статье «Что такое религия и в чём сущность её?» Толстой писал, что «образованный контист стоит в религиозном отношении несравненно ниже самого простого человека», так как он лишён веры, дающей ответы, на какой нравственной основе выстраивать свои поступки (35: 163). В вариантах статьи «Великий грех», доказывая преступность владения землёй и существовавшего в России «земельного рабства», Толстой обвинял признаваемую многими истиной науку, по которой «выходит, что жизнь человеческая слагается не по духовным свойствам людей, не по степени развития их разума и совести, а по каким-то законам, которые открыл Гегель, Конт, Спенсер, Маркс, Энгельс, и т.п. По этой-то науке, - пояснял Толстой, — освобождение земли от больших собственников теперь, сейчас не нужно, так как в будущем это освобождение произойдёт само собою вместе с уничтожением всякого права собственности на орудия труда» (36: 471). В статье «Религия и нравственность», называя учение «признанного культурною толпою» Конта «легкомысленным и поверхностным», Толстой с нескрываемым возмущением говорил, что французский философ признаёт ненужность религии на современном этапе развития человечества, объявляя её «мешающей его прогрессу» (39: 5).
Считая, что философское учение Конта есть глубокое заблуждение, Толстой всё же был согласен с французским мыслителем в том, что человеку, чтобы достойно действовать в этом мире, необходимо руководствоваться правилом «Живи открыто». Это правило, сформулированное Контом, Толстой поместил в сборник изречений «Круг чтения».
М.А. Лукацкий
260
КОПЫЛОВ Дмитрий Иванович (1814—1854) – яснополянский крестьянин. Выведен в повести Толстого «Отрочество»: «Митька-форейтор раздувает самовар». Впоследствии писатель рассказал историю этого крестьянина. Митька был прекрасным форейтором, ловким, сильным, красивым. Многие предлагали ему выгодную работу. Но в семье некому было исполнять барщину, ибо старший брат Митьки рано умер, а отец был стар. Отец отозвал сына на барщинную работу. Через несколько месяцев Митька из щёголя превратился в серого мужика в лаптях, безропотно тянувшего барщину. Должно быть, непосильный труд, большая семья свели в могилу Митьку-форейтора в 40-летнем возрасте. Его старший сын Александр повторил судьбу отца: умер в сорок лет, оставив четырёх сирот. Толстой к семьям Копыловых был постоянно внимателен, много помогал, зная их крайнюю нужду. В июне 1841 г. записал в дневнике: «Копылова мать. Давно уже не пекли хлеба. Кусочки не продают» (49: 44).
Положение семьи осложнилось после смерти кормильца и бабушки. Анисья Копылова осталась одна с четырьмя детьми, трижды горела. Помощь семье от Толстых ещё больше увеличилась. Анисья, «баба ворчливая», стала воспринимать помощь писателя как его обязанность, была недовольна её размерами. В мае 1909 г. Толстой в дневнике отметил: «...в саду поймала Анисья Копылова о лесе и сыне. <...> Сейчас не мог удержаться, чтоб не отослать с досадой Копылову, поймавшую меня...» (57: 67-68). И всё-таки Толстой вновь помогал семье, написал письмо становому с просьбой прекратить дело о сыне Василии, обвинённом в оскорблении полицейского стражника.
Толстой запечатлел Анисью Копылову в пьесе «Власть тьмы», в рассказе «Филипок».
Н.И. Шинкарюк
КОРЕЙШ Варвара Андреевна (1828-1880) – казанская знакомая Толстого, одна из признанных красавиц местного светского общества, прототип героини рассказа «После бала» Вареньки Б. Её отец – воинский начальник — появился в рассказе в образе полковника, руководившего экзекуцией.
По семейным преданиям, в девушку был влюблён не Лев, а его брат Сергей, хотя в дневнике 18 июня 1903 г., намечая для себя основную тему будущего произведения, Толстой записал: «...весёлый бал в Казани, влюблён в Корейшу красавицу, дочь воинского начальника-поляка, танцую с нею...»
В апреле 1846 г. Варвара Корейш вместе с Сергеем, Львом и Марией Толстыми участвовала в «живых картинах», показанных в актовом зале университета. Толстые в то время жили в доме Киселевского на улице Большая Красная, на углу Арского поля, недалеко от дома самого полковника Андрея Петровича Корейша и плаца, где происходила описанная в рассказе экзекуция. По свидетельству Толстого, непосредственно экзекуции он не наблюдал. Тем не менее в статье «Николай Палкин» он упоминал одного из своих знакомых «полковых и ротных командиров», «который накануне с красавицей дочерью танцевал мазурку на бале и уезжал раньше, чтобы назавтра рано утром распорядиться прогонянием насмерть сквозь строй бежавшего солдата- татарина, засекал этого солдата до смерти и возвращался обедать в семью».
В 1851 г. В.А. Корейш вышла замуж за тульского дворянина Н.А. Хвощинского; впоследствии стала матерью большой семьи.
С.А. Коновалова
КОРНИЛОВ Владимир Алексеевич (1806-1854) – вице-адмирал; с 1851 г. фактически командовал Черноморским флотом; один из руководителей обороны Севастополя. В рассказе «Севастополь в декабре месяце» Толстой писал о «первых временах осады Севастополя, когда в нём не было укреплений, не было войск, не было физической возможности удержать его и всё-таки не было ни малейшего сомнения, что он не отдастся неприятелю, — времена, когда этот герой, достойный Древней Греции, — Корнилов, объезжая войска, говорил: “Умрём, ребята, а не отдадим Севастополя”, — и наши русские, неспособные к фразёрству, отвечали: “Умрём! ура!”». Вице-адмирал Корнилов, со своим штабом объезжая оборонительную линию каждый день, по крайней мере, один раз, наблюдал лично за ходом инженерных работ, за строгим исполнением аванпостной службы, за порядком в размещении войск, а ночью, при малейшей тревоге или перестрелке, немедленно являлся на линию. Героическое поведение вице-адмирала в первую бомбардировку, его обращение к войскам, защищающим Севастополь, смертельное ранение его на Малаховом кургане сделали имя Корнилова легендарным.
Толстой прибыл в Севастополь спустя месяц после смерти Корнилова, но и для него имя это стало священным, о чём свидетельствовало его письмо к брату С.Н. Толстому 20 ноября 1854 г.
Н.И. Бурнашёва
261
КОРОЛЕНКО Владимир Галактионович (1853-1921) – прозаик, публицист, общественный деятель. Автор повестей и рассказов «Слепой музыкант», «Сон Макара» и др. Его отец происходил из украинского служилого дворянства, мать — дочь польского шляхтича. Хотя Короленко считал себя «безнациональным народником, до известной степени космополитом», по духу он был глубоко русским писателем.
После житомирской реальной гимназии не закончив ни одно из заведений из-за материальных условий, в 1878 г. он устроился корректором в газету «Новости», где появились его первые корреспонденции. В 1879 г. семью Короленко обвинили в политической неблагонадёжности: арестовали и выслали братьев, а сам Короленко, попав в разряд «преступников», шесть лет провёл по тюрьмам, этапам и ссылкам. Там началась его серьёзная литературная работа: написаны рассказ «Сон Макара», «В дурном обществе» и др. Только в 1885 г. писатель получил разрешение вернуться в европейскую Россию без права жительства в столичных городах. Более десяти лет он прожил в Нижнем Новгороде. Переехав в Петербург, Короленко много времени отдавал работе в журнале «Русское богатство». В 1900 г. был избран почётным членом Петербургской академии наук. Нездоровье и усталость от суеты столичной жизни побудили писателя переселиться в 1900 г. в Полтаву, где он и провёл оставшуюся жизнь. Этот период отмечен новым подъёмом творчества: завершён цикл сибирских рассказов, в 1905 г. писатель приступил к работе над многотомной «Историей моего современника», продолжавшейся до самой смерти.
Толстой относился к Короленко с большим уважением и интересом. Их знакомство состоялось в феврале 1886 г. в Москве, в хамовническом доме. Следующая их встреча произошла 25 мая 1902 г. в Гаспре и последняя – в августе 1910 г. в Ясной Поляне. Первую встречу с Толстым Короленко описал в очерке «Великий пилигрим», последнюю – в письме Т.А. Богданович 6 августа 1910 г. Толстому Короленко посвятил ряд статей: «Лев Николаевич Толстой», «Разговор с Толстым. Максимализм и государственность», «Умер» и др.
В 1892 г., как и Толстой, Короленко активно участвовал в организации помощи голодающим крестьянам. Отдельной брошюрой он напечатал очерк «В голодный год» и послал его Толстому.
В 1910 г. Короленко в «Русском богатстве» (№ 3) опубликовал первые шесть глав статьи «Бытовое явление» — о смертной казни, ставшей в России обыденным делом. В дневнике Толстого 25 марта записано: «Сильная статья Короленко о смертной казни». И на следующий день: «Вечером читал статью Короленко. Прекрасно. Я не мог не разрыдаться». 27 марта он писал Короленко: «Владимир Галактионович, сейчас прослушал вашу статью о смертной казни и всячески во время чтения старался, но не мог удержать — не слёзы, а рыдания. Не нахожу слов, чтобы выразить вам мою благодарность и любовь за эту и по выражению, и по мысли, и главное, по чувству – превосходную статью. Её надо перепечатать и распространять в миллионах экземпляров. Никакие думские речи, никакие трактаты, никакие драмы, романы не произведут одной тысячной того благотворного действия, какое должна произвести эта статья». Письмо было опубликовано в газете «Речь» 18 апреля (№ 106) и затем перепечатано другими газетами. Все издания, поместившие его, были конфискованы. 9 мая Короленко сообщал Толстому: «Вы, конечно, уже знаете, что письмо ваше ко мне появилось в газетах. Я не позволил бы себе распоряжаться таким образом и во всяком случае не решился бы сделать это без предварительного вашего согласия. Но... каждая ваша строчка становится общественным достоянием как-то стихийно. Я ещё не успел ответить на запросы редакций, как письмо появилось уже в “Речи”. Нечего и говорить о том, какую услугу оно оказало этому делу и в какой мере усилило внимание печати и общества к ужасному “бытовому явлению”, о котором вы заговорили ещё раз после “Не могу молчать”».
Дата добавления: 2020-01-07; просмотров: 251; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!