С.А. и Л.Н. Толстые в Ясной Поляне. 33 страница

«Величайшим из всего написанного» в мировой литературе Голсуорси считал «Войну и мир». В этом романе, подчёрки­вал писатель, нет бессодержательных стра­ниц; Толстой «создаёт непосредственное ощущение действительной жизни» (Гол­суорси Дж. Собр. соч.: В 16 т. Т. 16. С. 402). Но даже и в этом «величественном» рома­не, считал Голсуорси, «моралист даёт о се­бе знать в заключительной части» (Гол­суорси Дж. «Анна Каренина» // ЛН. Т. 75. Кн. 1. С. 142).

Относя к шедеврам Толстого роман «Анна Каренина», Голсуорси полагал, что здесь «проповедник взял верх над художни­ком» (там же). Его поражало великолепие глав, в которых автор создаёт «самый вер­ный и блестящий образ Степана Аркадь­евича», «законченного типа светского чело­века тогдашней России», ярко характеризу­ет старого князя, Кити, Вронского, Левина и саму Анну. По мнению Голсуорси, силь­ные страницы первой части не убеждают в том, что «слишком жизнеспособная» Ан­на «могла покончить жизнь самоубий­ством» (там же). Финал романа он считал «неожиданным и преднамеренным».

Творческий метод Толстого англий­ский писатель называл «собирательным». Толстой «входит во все мелочи, всё дого­варивает до конца» (там же. С. 143-144). Голсуорси определял стиль Толстого как умение устанавливать «подлинную ду­ховную близость» с читателями: «Ни один писатель не создаёт в своих произ­ведениях такого осязаемого ощущения подлинной жизни, как Толстой» (там же. С. 144). Однако он сомневался в способно­сти Толстого-аристократа глубоко понять русского крестьянина: «...он не был столь близок к плоти и крови России и к русской душе, как Чехов, вышедший из народа и знавший его изнутри» (там же. С. 145).

Известно, что Голсуорси отрицал влия­ние Толстого на своё творчество. «Я не счи­таю, что его творчество или его этика когда-либо повлияли на меня», -- писал он в конце жизни в 1932 г. (цит. по: Маrrot H.V. Тhе lifе аnd letters of J. Galsworthy. Р. 803). Однако иного мнения придерживаются исследова­тели. Голсуорси творил в то время, когда Англия переживала так называемую «рус­скую лихорадку» -- время господства в ин­теллектуальной жизни страны великих рус­ских имён: Толстого, Достоевского, Чехова и др. (Рhelps G. Тhе Russian novel іn Еnglish fiction. L., 1956. Р. 138). «Влияние Толстого на английскую мысль, - писал Э. Круз, - значительно и безмерно. Пренебречь им не был в состоянии ни один писатель, за­трагивающий общественные, религиозные или философские темы» (Сruse А. Аfter thе Vісtоriаns. L., 1938. Р. 107).

Соч.: Голсуорси Дж. Собр. соч.: В 16 т. Т. 16. М., 1962; Gаlsworthу J. Glimpses аnd Reflexions. London, Тоrоntо, 1937; Letters from John Galsworthy. 1900-1932. Еd. and with introduction Ьу Е. Garnett. L., N.Y., 1934.

Лит.: Зиннер Э.П. Творчество Л.Н. Тол­стого и английская реалистическая лите­ратура конца XIX - начала XX столетия. Иркутск, 1961; Мотылёва Т.Л. О мировом значении Л.Н. Толстого. М., 1957; Тугушева М.П. Джон Голсуорси. М., 2000.

В.А. Скиба

ГОЛУБКИНА Анна Семёновна (1864 — 1927) – скульптор. Родилась в крестьян­ской семье в г. Зарайске. Скромные сред­ства семьи не позволили девочке полу­чить образование, в школу она не ходила. Но с самых ранних лет тянулась к знани­ям. Собираясь получить диплом домашней учительницы, много читала, пользуясь би­блиотекой зарайского купца Чиликина.

На пути самообразования в первую очередь она хотела разобраться в учении Толстого. «Мне бы очень хотелось узнать ваше мнение о Толстом и его теории не­противления злу...» -- писала она своему наставнику А.Н. Глаголеву. Этот интерес был связан и с её первыми серьёзными шагами в жизни: в 1880-е гг. она распро­страняла по деревням книжки издательства «Посредник» и сама внимательно их чита­ла. Постепенно складывались её собствен­ные взгляды, но противоречащие учению Толстого. Главные идеи толстовского уче­ния о единении всех узами братства и люб­ви, идея нравственного самосовершенство­вания не вызывали возражений. Но вызы­вала сомнение, а затем и протест проповедь непротивления злу насилием. Как искоре­нить зло, если относиться к нему пассивно, не вступать в борьбу? Голубкина убеждена, что со злом надо бороться, и в несогласии со взглядами Толстого рождались в душе

 

 

152

 

убеждения, которые впоследствии привели её в революцию. Этот внутренний «раз­рыв» с Толстым оформился ещё до личного знакомства с писателем, которое позднее лишь укрепило её в собственной правоте.

В январе 1900 г. произошла первая и единственная встреча с Толстым, который задолго до этого был знаком с творчеством Голубкиной. Ещё в 1895-1896 гг. скуль­птор. будучи в Париже, пережила сильное творческое напряжение, закончившееся для неё нервным срывом, слухи об этом дошли до Толстого, и он интересовался тогда её судьбой, расспрашивал о том, как это произошло. О посещении Голубкиной московского дома Толстого подробно вспо­минал Х.Н. Абрикосов, пришедший вместе с ней: «Застаём Льва Николаевича в его кабинете, к нему пришли несколько чело­век рабочих Прохоровской мануфактуры. Мы застаём их за начатым уже разговором. Лев Николаевич говорит, что истинное со­циальное улучшение может быть достиг­нуто только религиозно-нравственным со­вершенствованием каждой отдельной лич­ности. Если же мы будем ставить целью изменение внешних форм правления для улучшения социального положения, то этим мы только отдалим истинный прогресс, что мы и видим во всех конституционных го­сударствах. “Нужна революция, - говорит один рабочий, - и не буржуазный строй, а социалистический. Ведь сколько зла под­держивается буржуазными правительства­ми: войны, суды, угнетения рабочих. Надо свергнуть царское правительство и органи­зовать новое, на других совсем основах, как учат социал-демократы”. - “Всё зло, о кото­ром вы говорите, - сказал Лев Николаевич, - всё это неизбежное последствие суще­ствующего у нас языческого строя жизни. Уничтожить какое-либо одно из этих зол – нельзя. Что же делать? Совершенно верно, надо изменить самый строй нашей жизни, но чем изменить? Тем, чтобы, во-первых, не участвовать в этом строе, во всём, что поддерживает его: в военной службе, в судах, в податях, в ложном религиозном учении... и, во-вторых, делать то, в чём одном мы совершенно свободны: в душе своей заменять себялюбие и всё, что выте­кает из него, — злобу, корысть, насилие, -- любовью, смирением, милосердием... Внешние условия вы не можете улучшить, но быть добрым или злым в вашей власти. А от того, что люди будут добрыми, изме­нятся все внешние условия жизни – весь современный строй”.

При этих словах Голубкина вдруг вско­чила и со словами “Это всё пятачки какие-то!” ушла. Лев Николаевич посмотрел ей вслед. “Какая странная женщина”, — сказал он» (Летописи. Кн. 12. Т. 2. С. 407).

Возможно, протестующий порыв Го­лубкиной задел за живое и Толстого. Когда она пришла к Толстому в другой раз, ей сказали, что писатель не может её принять.

После этого визита прошло более чет­верти века, прежде чем скульптор присту­пила к работе над портретом Толстого. Это был заказ Толстовского музея. Созданный ею образ Толстого — воплощение напря­жённого духовного и творческого поиска.

Именно таким, неуспокоенным, ищу­щим, вечно живым творческим гением изо­бразила Голубкина писателя. Она лепила его по памяти, спустя 25 лет, портрет, по­требовавший многих усилий и долгих по­исков. Известно, что окончательный вариант, найденный скульптором, был пятым по счёту. В ноябре 1926 г. Голубкина уже писала сестре: «"Толстого” я отформовала, но он очень сомнителен...» Работая над портретом писателя, Голубкина невольно припоминала подробности их первой дав­ней встречи... Всё, что она видела там, но­сило отпечаток нарочитости. Ей казалось, что у Толстого в одежде и в его обиходе была видна подделка «под мужика», тогда как в каждом его движении чувствовал­ся большой барин, граф. Голубкина очень быстро уехала. «Что же он передо мною-то кривляется? Что же, я-то не знаю народ?» Сознавая великую силу и своеобразие лич­ности писателя, его мятежный и противо­речивый дух, она не раз, вспоминая эту встречу, говорила: «Толстой, как море... но глаза у него, как у затравленного волка!» (там же. С. 197)

«Толстой» и «Берёзка» стали лебединой песней скульптора.

 

Н.В. Зайцева

 

ГОЛЬДЕНБЛАТ Борис Осипович (1862-после 1930) – тульский адвокат, ав­тор работ о Толстом, его корреспондент и адресат, получивший от него 12 писем за семь лет (хранятся в ОР ГМТ).

Гольденблат окончил в 1888 г. Новороссийский университет, стал извест­ным присяжным поверенным в Туле. Ему Толстой не раз доверял защиту крестьян­ских дел. Знакомство адвоката с писателем состоялась в 1892 г. при протекции бывшего прокурора Тульского окружного суда Н.В. Давыдова. Гольденблат не раз приезжал в Ясную Поляну со своими детьми. Толстой постоянно ездил в лесную контору, нахо­дившуюся в непосредственной близости от Ясной Поляны, чтобы переговорить об оче­редной просьбе, касавшейся защиты либо телятинских мужиков, рубивших деревья в

 

 

153

 

соседнем лесу у помещика Н. Н. Фигнера, оперного певца, либо Ильина, обвинявше­гося в краже ружей у Грязновых, либо судаковских крестьян, погоревших но вине Лихвинской железной дороги. Толстой не­однократно обращался к Гольденблату за содействием по делам местных крестьян, прося помочь матери Василия Прокофьева или бабе с двумя детьми, у которой взяли мужа в солдаты.

16 января 1910 г. Толстой присутство­вал в Туле на заседании выездной сессии Московской судебной палаты, где слуша­лось два дела, одно из которых касалось об­винения восьми крестьян в попытке огра­бления почты. Гольденблат защищал их по просьбе писателя. О личном присутствии Толстого на судебном процессе было со­общено на страницах столичных и провин­циальных газет. Гольденблат превосходно провёл защиту, и Толстой горячо поблаго­дарил его за победу над постыдным обви­нением. Писатель не раз присутствовал в судебном зале в качестве единственно по­стороннего и «одним своим присутствием уже защищал подсудимых» (58: 300).

Толстой просил Гольденблата раскрыть «дело очень трогательное» (82:48), для чего направлял просителя к адвокату со своей визитной карточкой. Нередко обращался за юридической помощью, просил, например, за крестьян в их праве свободного выхода из общины.

Гольденблат был одним из разработ­чиков концепции развития Просветитель­ного общества «Ясная Поляна», ставшего прообразом будущего музея-усадьбы Л.Н.Толстого.

 

Н.А. Никитина

  ГОЛЬДЕНВЕЙЗЕР Александр Бори­сович (1875-1961) – пианист, композитор, профессор Московской консерватории, на­родный артист СССР, доктор искусство­ведения. Друг, единомышленник, частый посетитель, корреспондент и адресат Тол­стого.

  Толстой и Гольденвейзер познакомились в январе 1896 г. В хамовнический дом пиани­ста привела певица М.Н. Климентова-Муромцева, которой молодой студент консерватории тогда аккомпанировал. В по­следующие годы Гольденвейзер часто бы­вал в гостях у Толстого в Хамовниках и в Ясной Поляне, играл для писателя и его близких, друзей, выступал в ансамбле с С.И. Танеевым, Б.О. Сибором, другими ис­полнителями. Благодаря Гольденвейзеру Толстой познакомился со многими произ­ведениями классической музыки. Особенно часто пианист играл для Толстого его любимого Шопена. С.А. Толстая говорило музыканту: «Никто так не играет Шопена, как вы» (Гусев Н.Н. А.Б. Гольденвейзер и Л.Н. Толстой // А.Б. Гольденвейзер. Статьи, материалы, воспоминания. М., 1969. С. 142). Толстой высоко оценивал исполнительское искусство пианиста, в дневниках и записных книжках часто отмечал, что Гольденвейзер играл «очень хорошо», «удивительно хо­рошо», «прекрасно». По совету Толстого и при его содействии в конце 1890-х п. Гольденвейзер организовал в Москве кон­церты в чайных общества трезвости.

 

Л.Н. Толстой в гостях у А.Б. Гольденвейзера

 

Со временем появилась и духовная близость между писателем и пианистом. Многие воззрения их были близки; для мо­лодого музыканта Толстой стал старшим другом, духовным наставником, к совету ко­торого Гольденвейзер всегда прислушивал­ся. Уже в первые годы знакомства Толстой отмечал в дневнике: «За это время пропасть гостей: <...> Гольденвейзер (не непри­ятный)» (53: 149). Впоследствии Толстой часто подчёркивал, что с Гольденвейзером ему «приятно» общаться. «Меня связывает с вами более важное, чем музыка. От этого-то я и дорожу общением с вами», – писал он пианисту 7-8 января 1910 г.

Гольденвейзер стал для Толстого пар­тнёром за шахматной доской (они сыграли, по подсчётам пианиста, свыше 600 партий), собеседником, иногда – спутником во время верховых или пеших прогулок по окрестностям Ясной Поляны... 15 лет му­зыкант вёл дневниковые записи, которые впоследствии были изданы в книге «Вбли­зи Толстого». Там получили отражение мысли писателя по философским, поли­тическим, общественным, литературным, музыкальным и другим вопросам. Много наблюдений сделал Гольденвейзер о музыкальных вкусах Толстого, составив список его любимых произведений. Он, вместе с С.И. Танеевым, записал в 1906 г. единственное

 

 

154

 

музыкальное произведение Толстого – вальс, сочинённый в юности (в соавторстве с виолончелистом К.А. Зыбиным).

Гольденвейзер нередко сопровождал Толстого в поездках, был у него в Гаспре. Особенно часто он посещал писателя в 1910 г. и был одним из трёх свидетелей при подписании Толстым в июле 1910 г. завещания. В конфликте, связанном с за­вещанием Толстого, Гольденвейзер был на стороне Черткова и А.Л. Толстой; страницы его дневника передают нервную атмосфе­ру 1910 г. в яснополянском доме, в которой приходилось жить Толстому.

Все последующие годы музыкант с но­стальгией вспоминал дни и часы, прове­дённые с Толстым, свои концерты в Хамов­никах и Ясной Поляне: «Сознание, что я мог доставлять Льву Николаевичу своей игрой хоть немного радости, осталось во мне как величайшее счастье» (Гусев Н.Н. А.Б. Гольденвейзер и Л.Н. Толстой. С. 144).

 

Лит.: Гольденвейзер А.Б. Дневник. - М., 1995; Гольденвейзер А.Б., Гусев Н.Н. Лев Толстой и музыка. - М., 1953.

Ю.В. Прокопчук

ГОЛЬЦЕВ Виктор Александрович (1850-1906) – публицист, журналист, лите­ратурный критик. В 1881-1882 гг. доцент Московского университета, в 1884 г. по политическим причинам отстранён от пре­подавания, арестован, несколько месяцев провёл в тюрьме, находился под постоян­ным полицейским надзором. Был одно вре­мя редактором «Юридического вестника», «Русского курьера». Печатался в «Русских ведомостях», «Русской правде», «Вестнике Европы», «Русском богатстве», «Вопросах философии и психологии» и др. изданиях.

Литературная деятельность Гольцева-публициста весьма разнообразна: он писал статьи по вопросам права, финансов, вос­питания, литературы и искусства, исто­рические и философские исследования. В «Русской мысли», где Гольцев вёл ежеме­сячное «Политическое обозрение», он ра­ботал с самого основания, а с 1885 г. стал её фактическим редактором.

Именно с редакторской деятельностью в «Русской мысли» связан самый пло­дотворный период творчества Гольцева. Главный успех журналу принесло обилие выдающихся имён, которые Гольцеву не­изменно удавалось объединять на его стра­ницах. Литературный отдел вобрал в себя весь цвет отечественной беллетристики. Среди авторов были Гаршин, Станюкович, Короленко, Чехов, Горький…

Гольцев поддерживал добрые отноше­ния со многими деятелями русской куль­туры и науки. Толстой, Чехов, В. Соловьёв, Короленко, Лесков не раз бывали в доме Гольцевых: их «литературные вторники», или «журфиксы», как тогда называли, были одними из самых популярных в Москве и собирали видных представителей русской интеллигенции.

Толстой был хорошо знаком с Гольцевым и общался с ним в основном по вопросам из­дательской деятельности. В конце 1880-х - 1890-е гт. он не раз обращался к Гольцеву с просьбами и рекомендациями относи­тельно публикации отдельных произведе­ний. Так, летом 1891 г. Толстой в письмах к Гольцеву советовался по поводу написанно­го им предисловия к книге П.С. Алексеева «О пьянстве», выходившей в издательстве «Русская мысль». Предисловие называлось «Для чего люди одурманиваются?» и было опубликовано в 1891 г.

Толстой неоднократно обращался к ре­дактору «Русской мысли» с просьбой на­печатать произведения талантливых, по его мнению, авторов. В августе 1890 г. писа­тель направил к Гольцеву своего знакомого литератора А.И. Орлова, сделавшего «пре­красный перевод мыслей Паскаля» (65: 275). Толстой надеялся, что Гольцев сможет напечатать его или, по крайней мере, по­мочь связаться с другим издателем. За из­дание этой книги Гольцев не взялся, но дал Орлову письмо к Лескову, в котором про­сил предложить рукопись А.С. Суворину.

В другой раз (апрель 1891 г.) Толстой передал Гольцеву «прекрасный, содержа­тельный рассказ» крестьянина Семёнова, который он предполагал поместить в фе­льетонный раздел «Русской мысли» (65: 290). Просил Толстой Гольцева и за кре­стьянского поэта В.Д. Ляпунова. В октябре 1897 г. писатель переслал его стихи в ре­дакцию «Русской мысли» вместе с сопро­водительным письмом, в котором отмечал, что стихи «очень хороши и не только стоят того, чтобы быть напечатанными, но долж­ны обратить на себя внимание, если бу­дут напечатаны» (70: 161). Стихотворение Ляпунова «Пахарь» вместе с отрывком из письма Толстого было опубликовано в № 1 журнала «Русская мысль» за 1898 г.

В письмах к Гольцеву Толстой не только обращался к деловым вопросам, в них есть и отзывы писателя об отдельных публика­циях Гольцева. Так, Толстой очень высоко оценил его книгу «Дети и природа в расска­зах Чехова и Короленко» (М., 1904).

Толстого с Гольцевым связывал и об­щий интерес к вопросу предназначения искусства. Статья «Что такое искусство?» появилась во многом благодаря Гольцеву, который готовил свою книгу об искусстве 

 

 

155

 

и в марте 1889 г. обратился к Толстому с просьбой высказаться о задачах искусства. Это посещение Гольцева отмечено писа­телем в дневнике: «Был Гольцев. Я ему продиктовал теорию искусства». И далее: «Поправлял об искусстве – вышло лучше... Снёс Гольцеву» (3 марта 1889 г.). После сви­дания с Гольцевым в течение нескольких месяцев мысль Толстого не переставала ра­ботать в этом направлении. Гольцев использовал продиктованную Толстым заметку, включив её в свою работу «Об искусстве». Приводя взгляд Толстого на искусство, он подчёркивал авторитетность для него мнения писателя, говорил, что «в общем и главном этот взгляд великого художника со­гласуется с тем, который защищал» он сам (Гольцев В.А. О художниках и критиках. М., 1899. С. 212). Единственное различие в их позициях, по мнению Гольцева, заклю­чалось в том, что автор «Войны и мира» придавал первенствующее значение нрав­ственному, личному в искусстве, а Голь­цев – общественному началу.

 

Лит.: Памяти Виктора Александровича Гольцева: Статьи, воспоминания, письма. - М., 1910.

 

С. В. Рюпина

 

ГОНЧАРОВ Иван Александрович (1812-1891) – писатель, критик, цензор. Толстой познакомился с Гончаровым в ноя­бре 1855 г., в первые дни по прибытии из Севастополя в Петербург. Встречались в доме А.М. Тургенева, где в 1850-е гг. соби­ралось общество писателей, и в редакции журнала «Современник». По инициативе Толстого 15 февраля 1856 г. петербургский фотограф С.Л. Левицкий сделал фото­графию группы писателей из круга «Со­временника», среди них — Толстой и Гончаров: 30 марта Гончаров оставил свой автограф на снимке. Эта фотография до сих пор висит в кабинете Толстого в Ясной Поляне. 17 января 1907 г. в его дневнике записано: «Глядел на портреты знакомых писателей 1856 года, всех умерших...» В конце 1850-х гг. Гончаров среди тех, кому Толстой из Ясной Поляны шлёт поклон и называет «милые мои, прежде бывшие со­братья» и признаётся, что «не перестанет дорожить ими».

---

Дата добавления: 2020-01-07; просмотров: 225; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!