Отсутствует часть книги: Радищев - поэт-переводчик 24 страница



Мерзляков писал как университетский профессор, но тут

же оговаривается: "Здесь разумеются только оды Мерзля-

кова, а не его переводы из древних и русские песни,

большая часть которых превосходна" (Белинский В. Г.

Полн. собр. соч. Т. 5. С. 47).                        

2 Там же. С. 68.                                   

3 См.: Дмитриев М. А. Мелочи из запаса моей памяти.

М., 1869. С. 166-167;                                 

Барсуков Н. Жизнь и труды М. П. Погодина. СПб.,

1890. Т. 3. С. 170.                                   

содержанию, и звукоподражания как средства достижения

"изразительной" гармонии (выражение Радищева) и призва-

ны были создать художественную систему, обеспечивающую

наибольшую содержательность произведения'. Вслед за Ра-

дищевым в конце 1790-х гг. против рифмы выступил С.

Бобров, писавший с характерной ссылкой на авторитет

Мильтона, Клопштока и Тредиаковского: "Рифма часто слу-

жит будто некиим отводом прекраснейших чувств, убивает

душу сочинения". Как и Радищев, Бобров считал, что

"до-брогласие" состоит "не в рифмах, но в искусном и

правильном подборе гласных или согласных, употребленных

кстати"2, то есть связанных с содержанием. Для поэтов

карамзинистского лагеря, в творчестве которых объект

изображения заслоняется субъектом, личностью изображаю-

щего, главным критерием художественности делалась не

"содержательность", а проблема слога. Отказ от рифмы

связан был здесь с противопоставлением "надутой" оде -

простоты и изящества слога, избавленного от архаизмов и

тяжелых конструкций. С этим связано и двоякое восприя-

тие античной поэтической традиции.                    

Для Радищева, Востокова, Гнедича, Мерзлякова перево-

ды из древних поэтов, наряду с изучением народной пес-

ни, были одним из путей, по которому шли поиски решения

проблемы системы русского стиха. Гекзаметры Радищева и

его "Сафические строфы" (они представляют собой, что не

было отмечено комментаторами, вольный перевод 15-го

эпода Горация: "Nox erat et caelo fulgabat luna sere-

no...") неразрывно связаны с его интересом к русскому

народному стиху и с опытом ритмической реформы на осно-

ве своеобразно истолкованного "Слова о полку Игореве" в

"Песнях, петых на состязании...". Подобная связь приме-

нительно к Востокову уже отмечалась3.                 

Необходимо также иметь в виду, что возникавший таким

образом интерес к античности был связан не с утвержде-

нием классицизма, а с его разрушением, поскольку в

древней поэзии видели не воплощение вечных норм абс-

трактного разума, а реальную, исторически сложившуюся

форму человеческой культуры, притом форму наиболее на-

родную. С этим связано, в частности, стремление обра-

титься к античной поэзии прямо в оригиналах, а не через

французские переводы. Борьба вокруг белого стиха явля-

лась лишь составной частью общего столкновения двух те-

чений в поэзии - так называемой "легкой поэзии", субъ-

ективистской лирики, с ее культом изящного слога, с од-

ной стороны, и "поэзией содержания", с ее ориентацией

на эпические жанры и высокую гражданственную тематику -

с другой.                                             

Интерес к античности возникал в творчестве Мерзляко-

ва как ответ на стремление создать высокое искусство,

противостоящее в этом смысле "легкой

1 О позиции Радищева в этом вопросе и о борьбе вок-

руг его наследства см.:                               

Берков П. Н. А. Н. Радищев как критик // Вестник

ЛГУ. 1949. № 9; Орлов В. Н. Из истории гражданской поэ-

зии 1800-х годов // Орлов В. Н. Русские просветители

1790- 1800-х годов, 2-е изд. М., 1953; Лотман Ю. М. О

некоторых вопросах эстетики А. Н. Радищева // Науч.

труды, посвящ. 150-летию Тарт. гос. ун-та. Таллин,

1952.                                                 

2 Бобров С. Таврида, или Мои летний день в Тавричес-

ком Херсонесе. Николаев, 1798 (страницы не нумерованы).

3 См. вступ. ст. и коммент. В. Н. Орлова к кн.: Вос-

токов А. X. Стихотворения. Л., 1935.                  

поэзии" карамзинистов. Вместе с тем античный эпос восп-

ринимался им как произведение простонародное, фольклор-

ное. Мерзляков разделял требование обращаться к антич-

ной литературе прямо, а не через посредство французской

поэзии, требование, которое под пером немецких писате-

лей конца XVIII в. и Радищева (фактически на том же пу-

ти стоял еще Тредиаковский, обратившийся не только к

роману Фенелона, но и к гомеровскому эпосу) связано бь-

шо с преодолением классицизма. "В рассуждении образцов,

- писал Мерзляков, - должно признаться, что мы не там

их ищем, где должно. Французы сами подражали. По-

чему нам для сохранения собственного своего характера и

своей чести не почерпать сокровищ чистых, неизменных из

той же первой сокровищницы, из которой они почерпали? -

Почему нам так же беспосредственно не пользоваться нас-

тавлениями их учителей, греков и римлян?"'            

Приблизительно около 1806 г. в отношении Мерзлякова

к античной культуре намечаются перемены. Если в период

создания переводов из Тиртея Мерзлякова интересовала

главным образом политическая заостренность, гражданская

направленность произведения, античный мир воспринимался

сквозь призму условных героических представлений в духе

XVIII в. (поэтому он и мог, зная греческий язык, пере-

водить с немецкого), то теперь позиция его меняется.

Интерес к подлинной жизни древнего мира заставляет изу-

чать систему стиха античных поэтов и искать пути ее

адекватной передачи средствами русской поэзии. Внося в

интерес к античности требование этнографической и исто-

рической точности, Мерзляков расходился с классицизмом.

Античность не была для него в этот период условным ми-

ром общих понятий, противостоящим зримой действитель-

ности как абстрактное конкретному. Античный мир в сис-

теме классицизма не мог иметь конкретных примет дейс-

твительности. Это был мир "вообще", мир общеобязатель-

ных, отвлеченных идей, реальных именно потому, что "на-

ши идеи, или понятия, представляя собой нечто реальное,

исходящее от бога, поскольку они ясны и отчетливы"2,

противостоят "нереальному" и "неистинному" миру эмпири-

ческой действительности.         

Глубоко отлично понимание Мерзляковым античности и

от решения  этого вопроса в творчестве Батюшкова. Для

Батюшкова это был условный гармонический мир, созданный

воображением поэта, - не царство вечных истин, но и не

мир действительности. Поэтому, как ни различны были по

своей природе картины древнего мира в произведениях

классицистов и Батюшкова, они имели одну общую черту:

они не выдерживали сопоставления с реальным миром; вве-

дение в текст конкретных жизненных деталей разрушило бы

всю стилевую систему произведения. Язык произведения

должен был быть выдержан в условной системе "поэтичес-

кого" слога.                                          

Позиция Мерзлякова была иной. Литература древнего

мира воспринималась им как народная. В статье "Нечто об

эклоге" он сочувственно отмечал, что "вероятное",  по

его терминологии, состояние первобытного счастья "пока-

залось тесным для поэтов. Они смешивали с ним иногда

грубость 

                      

1 Мерзляков А. Ф. Рассуждение о российской словес-

ности в нынешнем ее состоянии // Труды Об-ва любителей

рос. словесности. 1817. Ч. 1. С. 106.                 

2 Декарт Р. Рассуждение о методе // Избр. произведе-

ния. М., 1950. С. 287.                                

действительного". Однако реалистическое представление

о том, что каждодневная жизненная практика является

достойным предметом поэтического воспроизведения, было

Мерзлякову чуждо. Обращение к античным поэтам давало в

этом смысле возможность героизировать "низкую", практи-

ческую жизнь. Это определило особенность стиля перево-

дов Мерзлякова, соединяющего славянизмы со словами бы-

тового, простонародного характера.

                  

 Два рыбаря, старцы, вкушали дар тихия ночи    

На хладной соломе, под кровом, из лоз соплетенным...

                                       

  С изношенным платьем котомки и ветхие шляпы   

Висели на гвозде - вот всё их наследно именье,

Вот всё их богатство! - ни ложки, ни чаши домашней,

Нет даже собаки, надежного стража ночного (с. 130).

 

Сочетания: "хладная" - "солома", "собака" - "страж"

по традиционным представлениям XVIII в. стилистически

противоречили друг другу. В дальнейшем мы встречаем в

этом же стихотворении: "зыбкий брег", "зрел снови-

денья", "времена все текут постоянной стопою" и т. п. -

с одной стороны, и выражения типа "поужинав плохо, за-

рылся в солому, пригрелся, уснул я" - с другой.       

Кроме того. Мерзляков вводит в переводы элементы

русской фольклорной стилистики. Так, в идиллии Феокрита

"Циклоп" встречается стих: "От горести вянет лице, и

кудри не вьются!" Он вызвал характерное замечание Гне-

дича:                                                 

"Стих сей, незнакомый Феокриту, знаком каждому русс-

кому, он из песни"2. Интересно, что Гнедич, пародиро-

вавший перевод Мерзлякова, сам в дальнейшем избрал

именно этот путь, создавая идиллию "Рыбаки"3, написан-

ную тем же размером, что и переводы Мерзлякова, и, мо-

жет быть, с учетом опыта последнего.                  

Обратившись к русскому гекзаметру, Мерзляков, вслед

за Тредиаковским и Радищевым, истолковал этот размер

как дактило-хорей. Он широко разнообразит звучание сти-

ха, заменяя одну или несколько дактилических стоп - хо-

реическими. Приведем примеры:

                        

 Дактиль:

                                           

Руки о весла протерты, и мышцы в трудах ослабели.

 

Первая стопа хореическая:

                            

Сколь великие пали герои мечами аргивян.

 

Вторая стопа хореическая:

                               

Мыслью какой подвигнута дщерь всемогущего бога.

 

Третья стопа хореическая:

           

Эклоги Публия Виргилия Марона. М., 1807. С. X.   

2 Гнедич Н. И. Стихотворения. Л., 1956. С. 99.     

3 См. в ст.: Кукулевич А. М. Русская идиллия Н. И.

Гнедича "Рыбаки" // Учен. зап. Ленингр. гос. ун-та.

1939. № 46. Филол. серия. Вып. 3.                     

Тако вещая, из врат блистательный Гектор исходит.

 

Четвертая стопа хореическая:

                             

  Пусть он бесстрашен и пусть ненасытим в сече кровавой.

                                                 

Иногда заменяются две стопы. Мерзляков, наряду с

гекзаметром, обращается к белому пятистопному и шестис-

топному амфибрахию, также с заменой отдельных стоп хо-

реем.                                                 

Особенно интересны опыты Мерзлякова в так называемом

"сафическом" размере. В своих "народных песнях" Мерзля-

ков еще очень робко пробует разнообразить традиционный

силлабо-тонический стих тоникой, и стихи типа:        

"Я не думала ни о чем в свете тужить..." были исклю-

чением. Именно в работе над переводами из Сафо Мерзля-

ков приходит к отказу от силлабо-тоники, к тому тони-

ческому размеру, который был охарактеризован Востоковым

как присущий русской песне. Понятие "стопы" было заме-

нено Востоковым "прозодическим периодом". В основе раз-

мера - ударения, "коих число не изменяется". Перевод

из Сафо был впервые опубликован в 1826г., и Мерзля-

ков, видимо, учитывал рассуждения Востокова, сознатель-

но сближая античную поэзию с системой, осознаваемой им

как русская, народно-поэтическая:

                     

Низлетала ты - многодарная                    

И, склоня ко мне свой бессмертный взор,        

Вопрошала так, с нежной ласкою:               

"Что с тобою, друг? что сгрустилася?"           

             

Интонационное приближение к русской народной песне

поддерживалось и подбором лексики и фразеологии: "кра-

совитые воробушки", "не круши мои дух", "ударяючи кры-

лами", "что сгрустилася". Такой стих, как: "Отыми, от-

вей тягость страшную", звучит почти по-кольцовски.    

Переводы из античных поэтов - самое ценное в твор-

ческом наследии Мерзлякова этого периода. Они были свя-

заны с поисками решения одной из основных проблем лите-

ратуры 1820-х гг. - создания народного и монументально-

го искусства. Однако в позиции Мерзлякова этих лет была

и слабая сторона. Стремление воспроизвести подлинную, а

не условно-героическую античность представляло собой

значительный шаг вперед, знаменовало интерес художника

к реальной истории и в какой-то мере подготавливало

вызревание принципов реализма. Но это же самое приводи-

ло к ослаблению непосредственного политического  пафоса

стихотворений, ослабляло связь их 

         

1 Востоков А. Опыт о русском стихосложении. СПб.,

1817. С. 95.

                    

с романтической поэзией русского освободительного дви-

жения этих лет. Если стихотворения молодого Мерзлякова

(равно как и Гнедича) входили в общий поток русской

гражданской лирики, то его переводы и подражания, хотя

и могли быть, так же как и перевод "Илиады", истолкова-

ны в свободолюбивом духе, нуждались, однако, для этого

в специальной интерпретации, бесспорно, лишь частично

соответствовавшей авторскому замыслу. Мерзляков не при-

нял позицию романтического индивидуализма, как ранее -

поэзию последователей Карамзина. В борьбе с ними он об-

ращался к традиции литературы XVIII в.                

Эта традиция тяготела над Мерзляковым и, по выраже-

нию Белинского, "часто сбивала его с толку"1. Особенно

это проявилось в переводе "Освобожденного Иерусалима"

Тассо. Мерзляков дорожил этим трудом, который был начат

задолго до Отечественной войны 1812 г., но увидел свет

лишь в 1828 г. Замысел перевода возник в обстановке

борьбы с легкой поэзией карамзинистов и нараставшего к

середине десятых годов интереса к эпическим жанрам. Од-

нако художественное решение проблемы перевода, избран-

ное Мерзляковым, было архаично не только к моменту вы-

хода поэмы, но и значительно ранее.                   

Интерес Мерзлякова к эпическим жанрам, конечно, не

дает основания для причисления его к шишковистам. Линг-

вистические теории и литературная позиция главы "Бесе-

ды..." не встречали с его стороны сочувствия. Характер-

но, что Мерзляков полемически подчеркивал в воззрениях

Шишкова именно дилетантизм, то есть черту, общую всем

дворянским писателям, и в качестве противоположного

примера выдвигал Ломоносова, поэта-разночинца и учено-

го. В 1812 г. Мерзляков писал: "...часто погрешают и

некоторые страстные любители языка славянского. Что

встречаем в их сочинениях? Слова обветшалые славянские

вместе с простыми и общенародными и притом в образах

чужестранных или сряду старый язык славянский, от кото-

рого мы уже отвыкли. Возьмите оды и похвальные слова

Ломоносова и сравните их с некоторыми нынешними стихот-

ворными славяно-российскими сочинениями. - Читая перво-

го, я не могу остановиться ни на одном слове: все мои,

все родные, все кстати, все прекрасны; читая других,

останавливаюсь на каждом слове, как на чужом... Поздно

уже заставлять нас писать языком славянским, осталось

искусно им пользоваться. Вот особливое достоинство Ло-

моносова"2.                                           

Не примыкая к шишковистам, Мерзляков в еще большей

степени был и всегда оставался чуждым карамзинско-арза-

масскому лагерю. В этом отношении особенно показательна

история его взаимоотношений с Жуковским.              

Мерзляков и Жуковский познакомились во время форми-

рования дружеского кружка Андрея Тургенева и долгое

время находились в близких товарищеских отношениях. В

1800-х гг. для московской читающей публики имена их

стояли рядом. Попав в 1807 г. в окружение шишковистов,

Жихарев 

                      

1 Белинский В. Г. Поли. собр. соч. Т. 3. С. 47.    

2 Мерзляков А. Ф. Рассуждения о российской словес-

ности в нынешнем ее состоянии.                        

С. 72.                                             

изумлялся тому, что "почти все эти господа здешние ли-

тераторы ничего не читали из сочинений Мерздякова и Жу-

ковского"'. Однако личная дружба не препятствовала дли-

тельной полемике, которая в конечном итоге привела к

взаимному охлаждению. Характерные для Жуковского при-

верженность к карамзинским литературным принципам, фи-

лософский и эстетический субъективизм, мистицизм были

для Мерзлякова неприемлемы. Начало полемики относится к

1800 г., то есть ко времени политического и художест-

венного самоопределения ведущей группы тургеневского

кружка.                                               

В 1800 г. в первой книжке "Утренней зари" Жуковский

опубликовал отрывок "К надежде". Сам по себе он мало

значителен и не давал основания для дискуссии. Положе-

ния, против которых выступает Мерзляков, в печатном

тексте отсутствуют и, видимо, почерпнуты из устных спо-

ров. Из письма Мерзлякова Жуковскому от 8 сентября 1800

г. явствует, что надежда противопоставлялась Жуковским

разуму, а философов, ищущих истину, он презрительно

именовал "педантами" и "головоломами". Мерзляков встал


Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 189; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!