В песок зарывала желтое платье,
Чтоб ветер не сдул, не унес бродяга,
И уплывала далеко в море,
На темных, теплых волнах лежала
Когда возвращалась, маяк с востока
Уже сиял переменным светом
И мне монах у ворот Херсонеса
Говорил: "Что ты бродишь ночью?" (268)
Примечательно, что мягкое неодобрение здесь высказывается не провинциальными барышнями, а монахом. Мир юной героини поэмы, хотя и не антихристианский, но не вполне или, вернее, не только христианский. Героиня слишком переполнена своими силами, роднящими ее со всем видимым и даже невидимым миром: с птицами, с рыбами, с подземными водами.
Знали соседи: я чую воду,
И, если рыли новый колодец,
Звали меня, чтоб нашла я место
И люди напрасно не трудились. (268)
Сама она, как и полагается романтической героине, кажется суеверным жителям побережья существом немного сверхъестественным:
И часто случалось, что хозяйка
Хутора нового мне кивала,
Кликая издали: "Что не заходишь?
Все говорят - ты приносишь счастье". (271)
Этот полуфантастический колорит очень важен, чтобы подготовить читателя к сюжету, не связанному ни с каким реальным эпизодом биографии Ахматовой. Внешне поэма построена по законам эпического повествования, с классически правильным развитием от экспозиции к завязке и т. д. Девочка, живущая «у самого моря», переживает смутное пробуждение юной души, тоску одиночества и предчувствие любви. Она получает от цыганки предсказание («песней одною гостя приманишь»). Мгновенная вспышка еще детской фантазии превращает «знатного гостя» в прекрасного царевича, долженствующего явиться за своей избранницей. Повествование ведётся от лица самой героини. Мы узнаём, что ей удалось сочинить песню, но в тот день, которого она так ожидала, девочке было суждено стать свидетельницей не торжественного приезда жениха, а непонятной гибели прекрасного юноши. Повествование явно колеблется между явью и сном, сказкой и былью, подчёркивая несовпадение сказочной мечты и жестокой реальности.
|
|
Атмосфера сказки в поэме Ахматовой ассоциируется с именем Пушкина. Эта связь была впервые отмечена академиком В. М. Жирмунским. Он обратил внимание на происхождение заглавия поэмы от первой строки «Сказки о рыбаке и рыбке», на близость ритмики ахматовской поэмы и пушкинской сказки: «К Пушкину восходит и повествовательная интонация стихотворной сказки, ее эпическая манера, элементы народной лексики и фразеологии, подхватывания и параллелизмы, характерные для народного устно-поэтического сказа» [224, с. 77]. С некоторым сожалением В. М. Жирмунский там же заметил, что на этом сходство кончается: «народно-поэтическая тема Пушкина у Ахматовой отсутствует».
|
|
При этом в стороне осталась возможность ее сопоставления с другой пушкинской сказкой – «О мертвой царевне и семи богатырях». Конечно, здесь уместнее было бы говорить не о со-, а о противопоставлении. Ни ритмическим рисунком, ни образным строем, ни сюжетом они не похожи друг на друга. Пожалуй, поэму Ахматовой можно было бы назвать «сказкой о мёртвом царевиче», но тогда это скорее «антисказка», настолько печально ее содержание. Если у Пушкина юная царевна, объявленная мёртвой уже в заглавии, счастливо избегает всех опасностей и просыпается от поцелуя жениха, то царевич в поэме Ахматовой предстаёт перед читателем только один раз, чтобы сразу умереть. Девочка ни минуты не сомневается в том, что видит не условно-сказочную, а настоящую смерть:
Эти глаза, зеленee моря
И кипарисов наших темнее, –
Видела я, как они погасли...
Лучше бы мне родиться слепою. (274)
Не случайно, по свидетельству М. Будыко, в ответ на замечание о близости поэмы «У самого моря» к сказкам Пушкина, Ахматова возразила, что скорее можно говорить о близости к «Песням западных славян» [117]. Мрачный, порой трагический колорит этого пушкинского цикла не нуждается в комментарии.
|
|
Мотив мёртвого жениха со времён «Светланы» В. А. Жуковского в русской поэзии перестал быть новостью. Небольшая запись в набросках воспоминаний, относящаяся к истории создания поэмы, уводит историю написания поэмы в сторону от любовной тематики: «Это было уже в Слепневе (1914) в моей комнате. И это значило, что я простилась с моей херсонесской юностью и почуяла железный шаг войны» [44, т. 1, c. 453].
Война четырнадцатого года не отразилась в поэме «У самого моря». Но в ней есть отблеск очень далеких событий – напоминание о Крымской войне, об осаде Севастополя.
Я собирала французские пули,
Дата добавления: 2019-02-13; просмотров: 307; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!