Проблемы изучения сталинской модернизации промышленности. 65) Сталинская модернизация сельского хозяйства в исторической науке
Сущностью сталинской модернизации является ускоренное превращение Советского Союза из страны аграрной в страну индустриальную, обеспечение максимальной экономической независимости и упрочение обороноспособности СССР. Концепция форсированного развития социализма включала в себя индустриализацию, коллективизацию и культурную революцию.
Индустриализация. В середине 20-х гг. перед советским государством, как и перед Россией начала века, встала задача индустриализации страны. Индустриализация давала возможность достигнуть уровня промышленно развитых стран, а также укрепить и расширить социальную базу большевиков (рабочий класс).
Но при выборе концепции индустриального развития в советском руководстве возникли разногласия. В декабре 1925 г на XIV съезде ВКП (б), когда был взят курс на индустриализацию, определились «бухаринская» и «сталинская» теории индустриализации. Концепция Бухарина строилась на трех китах: создание тяжелой промышленности, добровольное кооперирование крестьян и повышение благосостояния народа. Сталинская теория предполагала преимущественное и форсированное развитие тяжелой промышленности, свертывание нэпа, огосударствление экономики, ужесточение рабочей дисциплины и общего режима в стране. Деревня рассматривалась как источник дешевых ресурсов, а от народа требовалось «затянуть потуже пояса». Именно эта теория и легла в основу индустриализации.
|
|
|
Были объявлены следующие цели индустриализации:
ликвидация технико-экономической отсталости страны;
достижение экономической независимости;
создание мощной оборонной промышленности;
первоочередное развитие базовых отраслей промышленности.
Непосредственным поводом для свертывания нэпа и форсированной индустриализации послужил кризис хлебозаготовок зимой 1927—1928 гг. Несмотря на хороший урожай, крестьяне поставили только 300 млн пудов зерна (что было на 130 млн меньше, чем в предыдущем году). Был поставлен под угрозу экспорт хлеба, а значит и поступление валюты, необходимой для индустриализации. Обострился и вопрос о продовольственном снабжении городов. В результате И.В. Сталин выдвинул теорию об обострении классовой борьбы в стране по мере продвижения к социализму и призвал «отбросить» нэп. В качестве «оперуполномоченных» на хлебозаготовки были мобилизованы 30 тыс. коммунистов. Им поручалось осуществлять чистку в ненадежных сельсоветах и партийных ячейках, создавать на местах «тройки», которым надлежало найти спрятанные излишки, заручившись поддержкой бедняков (получавших 25% зерна, изъятого у зажиточных крестьян), привлекать к уголовной ответственности всех неблагонадежных. В ответ на это многие крестьяне на следующий год уменьшили посевные площади.
|
|
|
Кризис хлебозаготовок 1927—1928 гг. заставил И.В. Сталина сделать выводы, которые он озвучил в ряде выступлений в мае—июне 1928 г. По его мнению, назрела необходимость сместить акценты с кооперации — на создание «опор социализма» в деревне в виде колхозов и машинно-тракторных станций (МТС). Сталин считал, что сельское хозяйство несло ответственность за экономические трудности еще и потому, что в промышленности показатели роста были вполне удовлетворительными. В это время началась активная индустриализация и большая часть материальных средств вкладывалась в промышленность.
Индустриальный рывок был совершен в годы первых довоенных пятилеток: 1928—1932 (1-я), 1933—1937 (2-я). Третья пятилетка (1938—1942) была прервана войной. Реализация политики индустриализации потребовала изменений в системе управления промышленностью. Начался переход к отраслевой системе управления, укреплялось единоначалие и централизация в распределении рабочей силы, сырья и производстве продукции. На базе Высшего Совета народного хозяйства СССР были образованы народные комиссариаты тяжелой, легкой и лесной промышленности.
|
|
|
Первая пятилетка начала осуществляться уже с 1 октября 1928 г. Первый пятилетний план исходил из того, что темпы развития народного хозяйства должны быть значительно выше, чем в капиталистических странах. Главными особенностями первых пятилеток были высокие темпы индустриализации, сжатые сроки, приоритет строительства предприятий тяжелой промышленности, использование внутренних источников накопления путем перекачки средств из деревни и займов у населения. Первый пятилетний план ставил задачу увеличить промышленное производство на 135%, национальный доход на 82%, капиталовложения в промышленность в 4 раза. Планировалась коллективизация 20% крестьянских хозяйств в 5-летний срок. За время первой пятилетки было построено 1500 промышленных объектов (Днепрогэс, Магнитогорский и Кузнецкий металлургические комбинаты, Сталинградский и Харьковский тракторные заводы, автомобильные заводы в Москве и Нижнем Новгороде и др.). В стране царил небывалый искренний энтузиазм людей, которые самоотверженно тру дились на передовых стройках пятилетки.
Но уже к 1930 г. стало ясно, что многие планы нереальны из-за нехватки сырья, топлива, рабочей силы и оборудования. Выход был найден в политике приоритетного распределения материальных ресурсов между предприятиями (50—60 главных строек — ДнепроГЭС, Беломорканал, Турксиб, Магнитка, Комсомольск-на-Амуре и др. — получали 50% средств, остальные 1500 — тоже 50%). Первая пятилетка не была выполнена ни по одному из показателей, но промышленность совершила гигантский рывок вперед.
|
|
|
Второй пятилетний план (1933—1937) был более реалистичен: 16,5% прироста продукции в год. Наибольшие темпы роста предусматривались для легкой промышленности, хотя по-прежнему сохранялась тенденция приоритетного развития тяжелой промышленности. В годы второй пятилетки было введено в действие 4500 крупных народнохозяйственных предприятий. Вступили в строй Урало-Кузнецкий металлургический комбинат, Уральский и Краматорский заводы тяжелого машиностроения. В Москве в 1935 г. открылась первая линия метрополитена. Но в целом политика «больших строек» была заменена на призыв повышать производительность труда. Шахтер из Донбасса Алексей Стаханов в августе 1935 г. во время одной из смен добыл 102 т угля, превысив норму в 14,5 раза. Этот рекорд был установлен в результате правильной организации труда и максимального использования отбойного молотка. В пропагандистских целях рекорд А. Стаханова получил всесоюзную известность, а имя рекордсмена послужило названием трудового «стахановского движения». В годы второй пятилетки был достигнут рост производительности труда в 2 раза, но сам пятилетний план был реализован на 70—77%. П о ряду показателей — производству металла и товаров народного потребления, добыче угля и др. — достичь запланированных рубежей не удалось. Вместе с тем за 13 неполных лет индустриализации наша страна сумела осуществить форсированную модернизацию, создать прочную промышленную базу, обеспечить обороноспособность и экономическую неуязвимость.
Реализация сталинской концепции потребовала огромных капиталовложений, которые, в условиях отсутствия иностранных кредитов, изыскивались внутри страны. Источниками капиталовложений стали:
сельское хозяйство;
принудительные займы у населения;
эмиссия денег;
торговля водкой;
экспорт сырья;
усиление эксплуатации трудящихся.
Итоги индустриализации:
достигнута экономическая независимость государства;
сокращено отставание от западных стран;
нехватка товаров народного потребления;
диспропорция в развитии промышленности и сельского хозяйства.
Коллективизация. Курс на коллективизацию был провозглашен на XV съезде ВКП (б) в декабре 1927 г. Но в решениях Съезда говорилось о развитии всех форм кооперации, а не одном создании колхозов (т.е. производственной кооперации). Но когда в 1928—1929 гг. были предприняты меры по «сворачиванию» нэпа, началась процессы «сплошной коллективизации» Этот лозунг был выдвинут летом 1929 г. на пленуме ЦК ВКП (б). Коллективизация включала в себя два параллельных процесса: раскулачивание (было раскулачено до 30% крестьянских хозяйств, хотя в деревне кулаков было не более 5%) и создание колхозов (к концу 30-х гг. более 90% крестьянских хозяйств вошли в колхозы). К олхозам предо ставлялись льготы по получению в пользование земли, кредитованию и налогообложению. Одновременно ограничивалась аренда земли кулаками, часто их при нуждали к продаже имевшейся земледельческой техники. Н ачиная с ноября 1928 г. в помощь колхозам начали создаваться государственные машинно-тракторные станции (МТС).
Программной для процессов коллективизации стала статья Сталина «Год вели кого перелома» (ноябрь 1929 г.). В ней был сделан вывод о том, что партии удалось добиться перелома в настроениях деревни, и в колхозы добровольно «пошел середняк». Сталинский вывод лег в основу ряда важных партийно-государственных решений по ускоренному развитию колхозных хозяйств, ликвидации кула чества как класса, с конфискацией их имущества и передачей его колхозам.
В январе 1930 г. было принято постановление ЦК ВКП (б) «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству», в котором определялись сроки проведения сплошной коллективизации в стране. Северный Кавказ и Поволжье должны были завершить ее к весне 1931 г., Украина, Черноземные области, Урал и Си бирь — к весне 1932 г., остальные зерновые районы страны — к 1933 г. Было утверждено также решение о ликвидации кулачества. На местах решения партийных органов активно исполнялись, что привело к быстрому увеличению числа колхозов. О дновременно нарастало и недовольство крестьян насильственными методами к оллективизации, поли тикой раскулачивания, конфискации имущества, арестов и высылок в отдаленные районы. По разным сведениям, число раскулаченных составило от 3,5 млн до 9 млн человек. Д ерев ня, по сути, лишалась своей элиты — наиболее умелых и предприимчивых крестьян. Многие о ставшиеся в родных местах к рестьяне опасались за свою судьбу и записывались в колхозы. Понимая крестьянское недовольство, И.В. Сталин 2 марта 1930 г. опубликовал статью «Головокружение от успехов», в которой осудил «перегибы» в колхозном строительстве и возложил вину за них на местное руководство. Но политика в отношении деревни и крестьянства оставалась по-прежнему жесткой. Так, 7 августа 1932 г. вступило в действие постановление ЦИК и СНК СССР «Об охране имуществ государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности», получившее в народе название «закон о колосках». Предусматривался расстрел за хищения в особо крупных размерах либо высылка сроком до 10 лет за хищения колхозного или коллективного имущества.
Масштабные процессы форсированной коллективизации были в целом завершены к середине 30-х гг. Одним из итогов коллективизации стало создание целой системы перекачки финансовых, материальных, трудовых ресурсов из аграрного сектора экономики — в ин дустриальный. О сновными звеньями этой системы являлись: о бязательные госпоставки и закупки сель скохозяйственной продукции по номинальным ценам, многочисленные налоги, обеспечение потребностей ГУЛАГа, организованный набор промышленными предприятиями рабочей силы в деревне, прямое вмешательство партийно-государственного аппарата в процессы производства.
В ходе коллективизации потери в сельском хозяйстве оказались значительными. Например, поголовье крупного рогатого скота только за 1929—1932 гг. сократилось на 20 млн (на 1/3), лошадей на 11 млн (на 1/3), свиней — в 2 раза, овец и коз — в 2,5 раза. Но в сталинской стратегии форсированной модернизации, при которой все отрасли народного хозяйства подчинялись нуждам ускоренного про мышленного развития, общий рост сельскохозяйственного производства в целом не требовался. Необходимы были лишь такие преобразования в деревне, при кото рых можно было увеличить рабочую силу в растущей промышленности, обеспечить снабжение промышленности тех ническим сырьем, и одновременно — не допустить длительного голода силами оставшихся в деревне крестьян. Решение именно этих задач коллективизация обеспечила. В течение 30-х гг. из сельского хозяйства «вы свободилось» до 15 — 20 млн человек, что позволило уве личить численность рабочего класса с 9 до 23 млн человек. Главным результатом коллективизации стало обеспече ние условий для гигантского индустриального скачка.
Но в результате насильственных изменений устоявшегося хозяйственного уклада в деревне производительные силы сельского хозяйства оказались подорванными на многие годы. Голод, обрушившийся на ослабленную деревню в 1932—1933 гг. (Украина, Северный Кавказ, Поволжье, Казахстан и другие зерновые районы) унес жизни, по разным данным, от 3 до 5 млн человек.
Экономические издержки коллективизации не остановили ее проведения. К 1937 г. было организовано свыше 243 тыс. колхозов, в составе которых находилось свыше 93% от общего числа крестьянских дворов. В 1933 г. была установлена система обязательных поставок сельскохозяйственной продукции государству, при которой цены были в несколько раз ниже рыночных. Введенный в 1932 г. паспортный режим ограничивал права крестьян на передвижение.
Итоги коллективизации:
массовое возмущение крестьян;
снижение производства зерна на 15%;
снижение продукции животноводства на 40%;
голод на Украине, в Казахстане, в Поволжье и на Северном Кавказе;
прикрепление крестьян к земле и к колхозам.
Экономика в СССР в результате форсированной индустриализации и сплошной коллективизации превратилась в максимально огосударствленную. Огосударствление экономики позволили говорить о том, что социализм в СССР построен.
История ВОВ: новые подходы
В советской историографии изучение проблематики этой войны носило заидеологизированный характер, строго контролировалось структурами КПСС и органами цензуры. На смену единомыслию историков советской эпохи, которое обеспечивалось при помощи тотального политического контроля со стороны правящей партии и всепроникающей цензуры, пришёл плюрализм постсоветской историографии, особенность которого — формирование различных, порой прямо противоположных взглядов на события Великой Отечественной войны, трактовку отдельных её эпизодов и сюжетов, оценку основных этапов и итогов.
Рассматривая в целом особенности развития постсоветской историографии истории Великой Отечественной войны можно выделить три основных направления в этом процессе.
Первое — это активное расширение источниковой базы, которое стало возможным благодаря рассекречиванию архивов и публикации сборников документов. За последние десятилетия проведена значительная работа по введению в научный оборот документальных материалов по истории Великой Отечественной войны, которые извлечены из ранее недоступных широкому кругу исследователей российских архивохранилищ (например, из Президентского архива, а также из архивов силовых ведомств — ФСБ, МО и др.). В частности, было издано несколько десятков сборников документов и материалов Институтом военной истории МО под общей рубрикой «Русский архив: Великая Отечественная» (среди них —«Битва под Москвой» [1], «Генеральный штаб в годы ВОВ» в нескольких книгах [2], «Ставка ВГК: Документы и материалы» в нескольких книгах [3], «Москва прифронтовая. 1941—1942» [4] и т.д.; а также беседы и интервью с видными советскими государственными, военными и политическими деятелями (В.М. Молотов, А.И. Микоян, Л.М. Каганович, П.К. Пономаренко, Г.К Жуков, А.М. Василевский, С.М. Будённый, И.Х. Баграмян, Н.Г. Кузнецов, А.А Новиков) [5] и др.
Однако и сегодня историки, занимающиеся военной темой, не получили доступа во многие секретные архивные фонды и не знают важнейших документов, способных пролить свет на многочисленные военные тайны,
непонятные и загадочные события. Например, до сих пор остаются недоступными такие фонды, как фонд Сталина и др. По мнению видных отечественных историков А.Н. Сахарова, Ю.Л. Дьякова, Л.Л. Колодниковой, исследованиям мешает «...всё ещё существующая засекреченность в архивах подавляющего массива документов о войне» [6, с. 7]. Необходимость рассекречивания документов очевидна, ибо каждый документ таит неизвестную правду о войне, о миллионах солдат, погибших или выживших, о судьбах наших соотечественников, творцов подлинной истории.
Второе — переосмысление официальной концепции истории ВОВ, сформированной традиционной историографией, а также важнейших ключевых проблем и событий войны. В постсоветской историографии неослабное внимание уделяется вопросу о причинах ВОВ, до сих пор остаётся актуальным вопрос о сталинском «сценарии» войны против Германии, о трагическом для Красной Армии её начальном периоде. Решением этих проблем занимаются историки М.А. Гареев [7, 8], М. И. Мельтюхов [9],
О.В. Вишлёв [10], Л.А. Безыменский [11], Ю.А. Никифоров [12], А.А. Ша-баев и С.Н. Михалёв [13] и др. [14, 15, 16, 17].
Современную точку зрения выразил М. И. Мельтюхов, по его мнению, традиционная официальная версия об исключительно оборонительных намерениях СССР в преддверии 22 июня 1941 г. в свете новейших документов, ставших доступными во второй половине 1990-х гг., поставлена под сомнение [9, с. 7]. А.Н. Сахаров также склонен считать, что более правомерной является версия о »...значительной ответственности советского режима за развязывание войны в рамках реализации концепции мировой революции, подготовки сталинского руководства к превентивной войне против Гитлера» [18, с. 18—19].
Мало кто сегодня сомневается в том, что у Сталина было такое намерение. Споры идут лишь в отношении возможных её сроков. Но на основании имеющихся в настоящее время источников и достижений современной российской историографии трудно однозначно утверждать, что Сталин стремился первым напасть на Германию и начать против неё войну. Историки указывают и на другие причины неудачного начала войны. В частности Ф.Б. Комол, анализируя причины создавшегося тяжёлого положения, отмечает, что, во-первых, был допущен просчёт в определении возможного времени нападения на нас гитлеровской Германии; во-вторых, советское руководство неправильно оценило начальный период войны, рассчитывая, что первый удар противника будет остановлен, а затем будут развёрнуты главные силы Красной Армии, которые нанесут ответный сокрушительный удар; в-третьих, был допущен серьёзный просчёт в плане обороны границы; в-четвёртых, организация отпора врагу осложнялась частыми нарушениями управления войсками, а подчас и полной его потерей; в-пятых, одной из причин неудач Красной Армии в начале войны явилось ослабление офицерского корпуса массовыми репрессиями [19, с. 453—457]. Многие современные историки сходятся в одном: имевшийся у советского руководства сценарий грядущей войны не соответствовал ситуации, сложившейся к 22 июня 1941 г., что
стало главной причиной трагических для СССР поражений начального периода вооружённого противоборства с Германией.
В целом проблема «СССР в начальный период Великой Отечественной войны, 1941—1945 гг.» подверглась в российской историографии коренному переосмыслению, что представляется вполне закономерным ввиду практической неразработанности её советскими историками. Работы по данной тематике наиболее критичны, а дискуссия среди исследователей, занимающихся этой проблемой, отличается особой остротой. «Однако, как бы исследователи ни оценивали постфактум, стратегические замыслы Сталина в её преддверии — как наступательные либо как сугубо оборонительные, — пишет В.А. Невежин, — война 1941—1945 гг. была начата Гитлером, и Советский Союз выступал в ней жертвой коварного и сильного агрессора. В этом смысле современная концепция Великой Отечественной войны в большей степени связана традиционными представлениями, сложившимися и устоявшимися в советское время» [20, с. 179]. Большинство советских людей главной своей целью считали необходимость отстоять свою Родину, добиться победы. Именно в таком смысле трактовалась концепция Великой Отечественной войны советской историографией и трактуется историографией постсоветской.
Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что готовность или неготовность к войне связаны с главным вопросом —о цене, которую заплатил наш народ за Великую Победу. Неготовность к войне, ошибки и просчёты правящей власти оборачивались огромными реальными потерями, понесёнными Красной Армией и в начальный период, и в ходе Великой Отечественной войны. Поэтому так актуален вопрос о цене, которую заплатили народы Советского Союза за Победу над Германией. Тяжелейшие человеческие потери связаны не только с просчётами руководства, но объясняются и другими причинами. Об этом пишет Ю. Л. Дьяков: «.в советской стране десятилетиями отсутствовало само понятие самоценности человеческой жизни. И это обесценивание жизни пришло из послеоктябрьского прошлого, зверств ЧК—этой колоссальной человекоубойной машины, с расстрелов заложников, с «красного террора», с гражданской войны.. Вот где истоки тех чудовищных жертв Великой Отечественной войны, когда жизнь солдата не ставилась ни в грош» [21, с. 80].
Доныне не решена окончательно проблема людских потерь, понесённых советским народом в годы Великой Отечественной войны, хотя во всём мире они подсчитаны достаточно точно. В советское время цифры потерь неоднократно менялись. В работах современных историков данные колеблются от 27 млн. до 42 млн. чел. [21, с. 81; 22, с. 349; 23, с.25; 24, с.23—24], разница составляет 10—15 миллионов. Цифра 42 млн. определяется демографическими методами, путём подсчётов [24, с. 23], в связи с этим историки полагают, что в войне 1941—1945 гг. масштабы людских потерь Советского Союза оказались в несколько раз больше, чем других стран, и полные людские потери, скорее всего, не будут подсчитаны никогда [21. с. 82].
И последний очень актуальный вопрос, имеющий огромное, принципиальное значение, вокруг которого ломаются копья: каковы источники победы? В послевоенной историографии главным источником победы в Отечественной войне был назван великий Сталин и возглавляемая им КПСС; позднее стали считать, что источник победы — социалистический общественный и государственный строй, основа которого — нерушимый союз рабочего класса и крестьянства. В статье «Украденная Победа» историк Г. Бордюгов писал: «В войне действовали две переплетающиеся, но разнородные силы: народ и система. В первый период система оказалась основной силой, правда, малоэффективной. Главной действующей силой сделался народ, выдвинул из своей гущи полководцев, расплатился массовым героизмом, многими и многими жизнями. Каждая сила внесла свой вклад в итог; если сила народная освобождала, то сила системная, идущая вослед, тотчас заключала освобождённых в свои стальные объятия. Так и Победа была перехвачена на финальном этапе. Народ из главной, одухотворённой силы автоматически вернулся в ряд орудий, инструментов. Трагизм в том, что это было почти неизбежно: народ не имел механизма, который помог бы прогнать обанкротившееся правительство в 41-м, не отдать ему Победу в 45-м» [25. 1990, 5 мая].
Исторический опыт показывает, что народ всегда защищает национальные интересы, а не власть. Так было в начале XVII в. и в начале XIX в., когда закрепощённый народ разгромил польских, а затем и французских завоевателей. Так случилось и в 1941—1945 гг., когда интересы, цели и задачи народа и правящей политической системы совпали.
Даже принимая во внимание организаторскую роль партии в войне, функционеры которой на самых ответственных и решающих участках фронта и тыла зачастую действовали на совесть, умело и самоотверженно, «.неправомерно отождествлять Победу народа с торжеством ленинских заветов и «мудростью» партии, — подчёркивает Ю.Л. Дьяков. — Победа явилась торжеством народа, вдохновляемого любовью не к партии и правительству, а к родной земле. Ответ на вопрос, почему мы победили, лежит не в русле непреоборимости нашего социалистического общественного и государственного строя, не в руководящей роли партии, а в уникальности нашего народа, победившего не благодаря, а вопреки уродливой системе, созданной Лениным» [21, с. 96].
Третье — это постановка новых проблем и вопросов в изучении ВОВ, которые ранее не ставились историками, а также новые методы и подходы к изучению событий Великой Отечественной войны и её истории в целом. В частности, к «белым пятнам» относится острая тема в историографии — военнопленные. Проблема советских военнопленных в отечественной историографии фактически не разрабатывалась, поскольку объективное исследование их судьбы невозможно без анализа государственной политики, а в годы войны эта политика была репрессивной и отличалась жестокостью. Все воюющие страны через Красный Крест помогали своим пленным, и только советская власть отказалась от связи с военнопленными через эту международную организацию, бросив миллионы соотечест-
венников на произвол судьбы. Более того, в декабре 1943 г. СССР прекратил контакты с международным Комитетом Красного Креста (МККК) [21, с. 84]. Отечественная историография и сегодня не может дать ответ о численности военнопленных [26, № 3, с. 87]. На фоне подобного неведения особенно поражает, что немецкие историки посвятили своим военнопленным 22-томную историю, опубликованную в 1962—1974 гг. [27].
В новейшей российской историографии начата разработка таких острых проблем, как коллаборационизм, власовское движение, деятельность Русской Национально-народной армии в Белоруссии и иные формы сотрудничества с противником (И.А. Гилязов, А.В. Окороков, Е.М. Малышева, М.И. Семиряга и др.) [27, 29, 30, 31]. Разработка темы коллаборационизма не ограничивается попыткой изучить его природу и типологию, необходимо исследовать проблему на примере конкретных вооружённых формирований с привлечением данных об участии в них представителей социальных или отдельных этнических групп, населявших СССР. Сделаны первые шаги по пути выяснения побудительных причин, которые заставляли людей, отдельного человека поступить на службу к немцам, морального выбора, перед которым стоял каждый конкретный человек, оказавшийся в числе коллаборационистов, и т.д.
В отечественной историографии впервые стало уделяться внимание истории советского ВПК [32], трудовому вкладу заключённых ГУЛАГа в победу, социальной политике, повседневной жизни различных социальных групп советского населения [33], психологии народных масс и отдельного человека, деятельности Православной церкви [34] и т.д. В последние 10—15 лет можно отметить появление новых подходов, выявившихся в новейшей российской историографии, совершенно в другом ключе стала изучаться глобальная проблема «Человек и война». В предшествующий период историографии Великой Отечественной подавляющее большинство исторических работ о роли человека в войне посвящалось исследованию морально-политического фактора, партийного руководства, агитационно-пропагандистских методов воздействия на массовое сознание и т.д. В результате человек с его реальными мыслями и чувствами, мотивацией поведения и поступками оставался фактически за рамками исторических исследований.
Один из перспективных подходов — изучение менталитета народов России в войне. Это неизученная проблема. «Важным фактором достижения победы явилась в годы войны активная ментальность народов России,—пишет московский историк В.Ф. Зима. — Важнейшая ментальная установка — защита Отечества от внешнего врага — выдвинулась на первый план и проявилась в героизме на фронте и самоотверженном труде в тылу. Отчаяние и уныние преодолевались верой в Победу, надеждой на возвращение отцов и сыновей, на лучшую жизнь. Война оказала сильнейшее воздействие на традиционные черты народного характера, её последствия отразились в сознании последующих поколений россиян» [35, с.74]. Особенности менталитета россиян, «.формировавшегося в сложных условиях, — подчёркивает Н.Н. Попов,— способствовали
выработке в нём стойкости к военным испытаниям, умения концентрировать свои силы в экстремальных условиях» [36, c. 34].
В последние годы в историографии наблюдается становление нового историко-психологического направления в изучении войны, которое позволяет «глобальную», событийную, во многом обезличенную историю Великой Отечественной войны наполнить жизнью, людьми, их мыслями, чувствами, поступками, сделать её более «человечной». Значительные шаги в изучении историко-психологических аспектов Великой Отечественной войны сделаны Е.С. Сенявской [37, 38, 39].
Таким образом, для современной историографии Великой Отечественной войны характерны расширение проблемного поля исследований, переосмысление многих традиционных оценок и концепций, формирование новых методологических подходов и плюрализм взглядов. Совершенно прав академик А. Н. Сахаров, утверждающий необходимость «.реального научного плюрализма, который возможен и действительно нужен для настоящей исторической науки. На этой основе объективная неидеологизи-рованная история всё шире прокладывает себе дорогу» [17, с. 19]. Поэтому можно c уверенностью сказать, что современная российская историография Великой Отечественной войны находится не в кризисном состоянии, а в поисках выхода из временного застоя, преодолевая идеологические стереотипы и постулаты, характерные для советского периода.
Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 1033; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!