Пристрастие к творениям Божиим: к человеку, к животным, цветам, драгоценным камням

 

Всякое пристрастие опасно. Так, например, слепое пристрастие к известному человеку (по привычке ли к нему, по нужде ли в нем или из уважения к его уму) не об­ходится без обид другим лицам, а главное—и опять заставляет делать отступления от прямых обязанностей в отношении к Богу.—Пристрастие к животным охлаждает чувства доброты и сострадания в отношении к людям, между тем как в любви-то к ближнему должна развиваться и доказываться любовь к самому Богу (1Ин.4.20-21). Богач питал от своего стола псов, и—не обращал вни­мания на голодующего Лазаря (Лк.16,20-21); иные до того привыкают к своей собаке, что ни шагу не сделают без нее; целуют ее, а также другое какое животное, и ненавидят человека без всякой даже причины; жалеют потерявшуюся собачку, и без жалости беспокоят других для отыскивания ее, жестоко взыскивают за потерю ее; плачут о падшем животном, и никогда не поскорбят о своих грехах.—Наконец, страсть к цветам, для приобретения которых в зимнее время делаются большие расходы, и к драгоценным камням, которые стоят еще больших денег, предосудительна в нравственном отношении, как всякая прихоть. Ахав из-за страсти к саду слег в постель и хлеба не ел, а затем и допустил совершить­ся страшному преступлению, чтоб иметь у себя любимый сад (3Цар.21,1-17).

 

Пристрастие к немногим и незначительным вещам

«Вменяю вся уметы (сор) быти, да Христа приобрящу» (Фил.3,8). Привязанность к вещам имеет и добрую сторону: она делает человека постоянным в местопребывании, потому что иные вещи бывают недвижимы или же неудобны для передвижки. Но когда эта привязанность перейдет в пристрастие, тогда уже и худо, тогда уже связал себячеловек, хоть бы пристрастие его относилось к ничтожной вещи, как, например, трость, книга, корзинка. И хранит то человек любимейшую свою вещь с великою заботою, например, уходя куда,—и защищает ее, в случае постороннего прикосновения к ней,—до того, что сердится на других, заводит спор. А когда ли­шится этой вещи, то весь—в печали, как печалится дитя о своем рожке, из которого питался молоком. Не очень ли сходственно здесь страсть проявляет себя с тем, как кто пристрастился к многому и скупится драгоценными вещами? Да; сила на этот раз боле в различии предметов, чем в самой страсти, хотя вина и несравненно меньшая. Да; были примеры, что иные после многого и драгоценного, ккоторому питали свое пристрастие, но от которого добровольно отказались или поневоле отстали,— после этого, так сказать, пересаждали свою страсть на дру­гое место: они пристращались к незначительным вещам, без которых не могли обойтись. И так духовная опыт­ность научает нас не связывать себя и самою малою вещью, чтоб из-за нее не отвлечь нам своего внимания от Бога. Без пристрастия обладание и многим позволи­тельно и невинно, а с пристрастием и ничтожное владение вредит.

 

Душевные страсти

 

Самолюбие и излишнее саможаление вместо самоотвержения

«Не себе угождати» (Римл.15,1). Любить как есть всего себя и душу свою и тело, жалеть самого себя,—есть чувство не­винное и законное; потому что душа человека вещь очень ценная, так что потеря ее не может быть заменена и целым миром (Мрк.8,36), а плоть его естественно «питается и греется» (Еф.5,29), в будущем же свете будет разделять вечную награду вместе с душою (2Кор.5,10). Но правильную любовь к себе человек заменяет самолюбием и излишним саможалением, самоугодием. Самолюбие, можно сказать, общечеловеческая страсть. Человек только себя любит и жалеет, безразборчиво выполняя пожелания своей души и плоти, между тем как теперь эти пожелания не то, что в раю до падения Адама, — не верны, почти все клонятся только к пристрастному употреблению. (Когда же они бывают верны, где и на сколько нужно отсекать свою волю, отка­зывать себе в лестном и приятном, — для этого и дан закон Божий, поставлена учить святая Церковь, оставили после себя множество своих опытов и наставлений святые отцы и подвижники). Человек единственно себя, свою личность делает предметом любви, так что, думает ли он о чем, говорит ли что или делает, во всем и всегда имеет личноекакое либо удовольствие и личную выгоду, а не славу Божию и пользу ближнего. И в ближнем он лю­бит только самого себя, отчего круг его любимцев очень тесен; даже к самым кровным, даже к детям, чистая уже здесь по природе любовь иногда в нем проникается личнымудовольствием, превращается в самолюбие, отчего пристрастие, потворство бывают обыкновенными недостат­ками ее. Очевидно, такая любовь человека к самому себе противна Богу и тем она богопротивнее, чем боле раз­вито в ком самолюбие и саможаление. К чему же все это приводит? может быть здесь одна слабость и не пред­ставляется ничего опасного? О, нет! Самолюбие губит все. Так как нужно любить «всем сердцем и всею душею»Бога, в котором все прекрасное, а самолюбивый признает достойнее любви себя, больше свою волю во всем творить, чем Божии заповеди, больше по своему мыслить, чем по Божьему; то в свою очередь и Господь Бог отказывает ему в своей любви: «Аз любящих Мя люблю» (Притч.8,17).— Самолюбиесоставляет корень всех страстей человеческих (поэтому и мы будем встречаться с ним, называя его имя много раз в своей книге, излагающей обязанности христианские и нарушения их). Ка­кую бы страсть, телесную или душевную, более или менее преступную, ни стали мы поверять по ее родопроисхождению, окажется, что она родом от самолюбия, что в ней есть хоть некоторая доля самолюбивых побуждений. Таким образом, самолюб и опять не боголюб: он стремится к страстям, а не к Богу.—Затем, и в отношении к ближним он также лишается права пользоваться их любовью по тому самому, что любит и жалеет во всем больше самого себя, чем других; потому что очень щекотлив в обращении с другими.—Наконец, в отношении к самому себе он казалось бы уже «друг-приятель»; потому что ни в чем не поперечит себе и также обходится с собой, как мать с нежным дитятей. Но на деле выходит совсем противное. Желая себе невидимому добра, он делает только зло, так что и самый злой враг меньше ему вредит в жизни, чем он сам себе. Например, в обиде от кого либо он поступает не по заповеди Божьей, из­вестной ему: «ни единому зла за зло воздающее» (Римл.12,17), но по внушению своего самолюбия: «обидят,— жалко себя, надобно отплатить». И что же? Горячо вступившись за обиду, он еще более накликает себе неприятностей. За всем тем, самолюбие до того общечеловеческая страсть, до того усили­лось между людьми, что еще пользуется некоторым почетом. Нередко можно слышать такой переговор о ком либо: «у него нет самолюбия», или рассуждают: «он лично заинтересован в этом деле..., безынтересное для него дело», хотя бы то дело было самое полезное и доброе.— Как же после этого быть христианину? как ему избегнуть самолюбия, искажающего невинную и законную по себе лю­бовь к своей душе и плоти? Нужно вспомнить и стараться выполнить самую первую заповедь Спасителя: «иже хощет по Мне ити, да твержется себе» (Мрк.8,24). Отвергнуться себя зна­чит отречься, отворотиться от себя. Исполнение на деле этой заповеди можно пояснить таким подобием.—Кто либо отрекся от другого, т.е. почему либо прекратил к дру­гому всякое сочувственное и доброжелательное отношение. В таком случае, если этого человека и бьют, если томит его голод, если постигла его болезнь, если ему холодно и тесно, и дела нет до него тому, кто отрекся его. Так-то и мы должны поступать в отношении к самим себе для Бога, жертвовать собой Богу,—и не в одном каком либо случае и на короткое время, но во всем и всегда; например, если б кому вышла счастливая доля ради несомненного добра, ради имени Христова, встретить от других хулы, бесчестите и притеснение,—мы не должны жалеть себя, уклоняться от этих скорбей, как бы были здесь чужие для самих себя (Деян.5,41). И такие отношения наши к себе вовсе не будут жестокостью, напротив, в них-то и вы­разится истинная жалость, правильная любовь к самим себе; например, если мы и раз, и два удержим себя от излишества в вине, от продолжительного ночного пирования, которое прельщало бы нас, то вот тогда и любим самих себя; потому что после таких побед над собой мы бываем и спокойны и здоровы. Правда, тяжелы осо­бенно вначале отказы своей душе и плоти там, где душа и плоть по, так называемому, «ветхому человеку» (Еф.4,22), требуют явно противного евангелию и уставам Церкви. Например, как тяжело, живя в мире, почти на каждом шагу встречать невнимание и неблагодарность к истинно-полезным заслугам и в тоже время видеть расположенность, всякие ми­лости к чьему либо бездействию или даже к злодействию, только искусно прикрытому! В смысле этой-то тяжести по­добные подвиги христианского самоотвержения и назвал сам Спаситель наш «крестом» и «погублением» души: «иже бо аще хо­щет душу свою спасти, погубит ю» (Мф.16,25). Но за то сладки, о! сладки на целую вечность плоды от самоотвержения: «и ненавидяй души своея в мире сем, в живот вечный сохранит ю» (Ин.12,25). И так истинный последователь Христа, истинно-христианская душа! искореняй в себе страсть самолюбия и вместо того охотно насаждай в себе христианское самоотвержение! Если иногда ты действовал по одному самолюбию и свое­корыстию, пусть это будет материалом для твоего покаяния пред Богом. Но не останавливайся из за этого, показывай на первый раз хоть малые опыты христианского самоотвержения, например, чтоб пойти в церковь, не смотря на худую погоду. Примером для твоего самоотвержения да будет тебе сам же Христос Спаситель. Он творил не свою волю, но «волю пославшаго Его Отца» (Ин.5,30).В трудных подвигах самоотвержения посмотри только на образ Его в терновом венце, и ты почувствуешь в душе кре­пость и утешение, почувствуешь даже жажду страданий!

Сердитость-гневливость

«Отложите... гнев, ярость» (Колос.3,8). Первое отродье самолюбия есть гневливость, так что эти страсти немыслимы одна без другой. Бывает гнев и справедливый, благородный, кото­рый ободряет нашу душу. Вернее же сказать: это не гнев, а живое сочувствие к правде и столь же живое негодование к злу, пороку, вполне совместимое с чувством кро­тости (Числ.12,3, Исх.32,27). Не о таком гневе наша речь и несправедливо называть человека «сердитым» за такой гнев. Как страсть, гнев есть безвременное воспламенение сердца, неправильное возмущение всей души. Это как вспышка пороха от огня, горячность при каждой неприятности. В ком сильно раз­вита страсть гнева, кто не обуздывает ее в себе ни пред кем (исключая разве высших лиц), случится ли тут друг, враг, почтенный человек, свой или посторонний: тот, очевидно, неприятный, обидливый человек. К такому человеку и боятся подойти, чтоб спросить или попросить его о чем, опасаются долго говорить с ним, чтоб он не вышел из себя (Пртч.22,24). Иногда он своею яростью приводит в смятение целый дом или целое собрание каких либо лиц, между тем как в других страстях (впрочемв редких же) человек вредит одному себе, допу­ская их тайно, например, плотскую.—Но что же особенно преступного гневливый делает пред Господом Богом? Не одного ли ближнего, действительно, он оскорбляет своею страстью, которая и не обнаруживалась бы и не пи­талась в нем, если б ближний не был с ним? Каким образом его страсть отчуждает его от Бога? И сама по себе: «Не есть Бог неустройства, но мира», сказано (1Кор.14,33). Как же Богу мирапребывать в той душе, которая не мирна и безвременно возмущается? Затем, сердитость бого­противна и по своим последствиям. У сердитого человека не достает рассудительности о деле: отсюда действия его часто бывают ошибочны, отсюда «гнев человека не творит правды Божией» (Иак.1,20). И он-то не понимает других и другие не могут понять его, он не понимает, потому что по самолюбию своему не хочет выслушивать справедливой речи других; его не понимают, потому что от вспыльчивости и язык его трясется и голос хрипит, а иной раз и зубы скрежещут. Таким образом, «гнев губит и разумных» (Притч.15,1). В гневе-досаде человек готов и прямо погне­ваться на Бога. Отсюда его слова в эти минуты: «что это, Господи!». Иногда же гнев доходит решительно до безумия (Притч.29,11) и бешенства. Человек и в отсутствии того, на кого раз­гневался, махает руками, представляя себе и желая ударить это лицо. Он сердится и на бездушные вещи, разрушает, что попадет под руку, например, не пишет перо, и—об стол его (И вот один древний царь, не имея на ком излить свой гнев по случаю того, что утонули его корабли в море, велел дать триста ударов морю). — Еще виновнее гнев, когда бывает не минутною только вспышкою и не горячностью в одних словах, но долго питается в душе. На сей-то раз при­поминается благодетельная заповедь слова Божия прекращать гнев «до захождения солнца» (Еф.4,26), или прежде наступления ночи; потому что днем человек может еще развлечься от неприятности, которую встретил, другими встречами, а ночью думы усиливают в нем чувство досады. - Но скажут: «невозможно человеку обойтись без гнева». Воз­можно, но трудно; посему-то сдержанный от гнева, при вы­зове на сильный гнев, и сравнивается с завоевателем града (Притч.16,32). Сдерживается же человек от дерзкого гнева и молчит, когда высокий начальник говорит ему неприятное или прямо оскорбляет его. В минуты гнева, поэтому и полезно представлять себе всевидящего Владыку небесного, представлять, что Он сам велит нам помолчать. - Христианин! препобеждай в себе гнев во всех его видах, чтоб не навлечь на себя гнева Божия. Не остав­ляй страсти гнева самой себе, успокаивая себя тем, что это еще не великая страсть (Сир.1,22). Сначала она допускается произвольно, т.е. там, где легко было бы обойтись без сердитости и крика, а потом и делается невольною: неко­торые и действительно доходили до того, что, даже оставаясь одни, без всякого человеческого вызова на гнев,— сердились, наскакивали на своих противников точно готовые обратиться в духов злых (Леств., сл.8). Вот средства против этой страсти: замкнутость уст (пpинyждeниe себя ничего не говорить; смолчать) в первую минуту вспы­шки гневом; если возможно, тотчас уйти оттуда или затвориться там, где начинается раздражение свое или иного человека, если же нельзя удалиться, то впоследнем случае, т.е. в отношении к другому, который сильно разгорячился, хорошо ответить улыбкой и как либо шу­точно, чтоб шуткою-то отойти от него; предоставление последующим минутам нужного разговора по тому делу, от которого обе стороны в раздражении, так как зло не ро­дит добра; в случае своей вины пред другим слово ему: «прости» (хорошо и поклон); крестное знамение (вдруг пере­креститься), раздражившись сильно; обращение к пению духов­ному (запеть что либо про себя); мысль о «ланите» обидящему (Мф.5,39); молитва за обидящего, хоть бы раз,—относительно же себя продолжительное моленье о безгневии или незлобии, например, и к преп. Ефрему Сирину, Тихону Задонскому; поставление себя на несколько времени, а чем дольше, тем лучше, в такое положение, чтоб не было поводов рассердиться и чтоб таким образом отвыкнуть на сколько-нибудь от сердитости-раздражения и привыкнуть к тихости духа.

Сребролюбие

«Блюдите и хранитеся (смотрите, берегитесь) от лихо­имства» (любостяжания), с великою пастырскою заботли­востью предостерегает нас Христос Спаситель (Лк.12,15). Не осуждает Он, когда кто правильно увеличивает свое состояние: «подобаше... вдати сребро торжником», сказал Он же в притчи (Мф.25,27); но в пристрастии к богатству указывает непреодолимое препятствие угодить Богу (Мф.6,24) и получить цар­ство небесное (Мрк.10,23). Любостяжание состоит вообще в привя­занности к богатству—имению, а сребролюбием в тесном смысле называется страсть копить деньги. Эта страсть яви­лась между людьми позже других страстей: серебро и зо­лото долгое время не были известны людям. Она действи­тельно, как-то со стороны вкралась к человеку, не имеет ничего сроднего с душою и телом человека, не то что страсть плотская. В этом смысле у св. отцов она и на­зывается «неестественною» (Св.Злат. в толк. на 2Кор.,бес.23). Если можно отыскать корень ее в человеке, то также в самолюбии. Человек начинает копить деньги под внушением такой самолюбивой мысли: «пусть там живут другие, как хотят; мне надобно обеспечить себя состоянием; с деньгами мне жить будет хорошо»... Но по мере развития страсти это «жить хорошо» уже забывается и в самой жизни не оправдывается: далее следует бессознательное, слепое копление денег, т. е. уже не для обеспечения и довольства в жизни, а для самих денег, для металла. Спокойному возростанию в человеке этой страсти благоприятствует то, что она не бросается в глаза другим, мирится с строгим воздержанием, при­крыта бывает степенною наружностью, а иногда и на­божностью. (Да! и набожные люди могут быть сребролюб­цами. Пусть иногда они делают значительное какое пожер­твование, например, и к церкви, но все таки остаются сребролюбцами. На что еще ближе примера, эта страсть нашла себе место и в святом обществе Иисуса). Лучшее по-видимому отличие сребролюбия от других страстей, оно не столько общая доступная к людям страсть, как например, плотская; необходимую принадлежностью его составляют деньги—имение, которые не всякий человек имеет и не всякий же может скоплять; таким образом сребролюбцы в полном смысле встречаются в редкость. Но за то нет ненасытимее и безграничнее этой страсти: она как бы вымещает на своей жертве ненаситимостью за то самое, что мало для нее жертв. Всякая другая страсть доходит до некоторого пресыщения и при каких либо угнетающих обстоятельствах ослабе­ваете: но сребролюбие не знает для себя ни сытости ни временного послабления, если человек не хочет, подобно Закхею (Лк.19,8), поступить с ним решительно. Чем больше сребролюбец приобретает, тем более желает приобретать, по мере обогащения, считая себя бедным (на том свете, действительно, он будет нищим). Он желал бы собрать к себе все богатства, превратить весь мир в деньги. В этом случае можно сравнить сребролюбие разве с болезнью пьянства (запой). Чем больше пьяница пьет, тем более чувствует жажду к вину: и хоть бы постигла его какая печаль, хоть бы он исхудал и ничего не ел (страсть плотская, например, в это время совершенно замирает), хоть бы и заболел чем; но пока на ногах,—все продолжает пить. Так и сребролюбец никогда не перестает желать себе денег и скоплять деньги: исхудалость от чего либо или телесная слабость не ослабляют в нем страсти, а неядение или голод еще благоприятствуют ей (как и стра­сти гнева). Чем ближе человек к старости, тем страсть в нем делается заметнее и упорнее: и разве тогда уже в нем страсть замрет, когда его самого посыплют землей... Отсюда видна преступность сребролюбия, как страсти......

Да; нет хуже этой страсти. По отношению к самому человеку она подавляет в нем высшие и благороднейшие стремления души и делает его таким невольником, что скорее он сторож своих денег или имения, чем хозяин—будто ему и запретил , кто касаться своей собствен­ности для себя и других.—По отношению к ближнему эта страсть делает человека каким то бесчувственным_; безжалостливым. Сердце сребролюбца охладевает ко всем, даже иногда и к кровным родственникам,—охладеваете так же, как холоден металл, к которому он пристра­стился: скорее из камня потечет вода, чем у сребролюбца потечете сострадательная слеза и со слезою—милостыня бедным. У него нет ни хлебосола, ни друга задушевного. Он часто ожесточает против себя всех; потому что— как говорится—готовь снять с другого кожу.—Наконец, в отношении к Богу этот человек есть во глубине души отрекшийся от Бога: «лихоимание, еже есть идолослужение»,ска­зано прямо (Кол.3,5). Серебро и золото для сребролюбца—идол, которому он служит душою и телом, покланяется вместо Бога. Сребролюбец не может чисто выполнить и первой христианской добродетели, сближающей человека с Богом, т. е. молитвы: на молитве ему представляются деньги-материя. Он попирает в себе совесть, решается ради денег на всякую измену и на всякое злодеяние (О различных греховных проявлениях страсти сребролюбия будет сказано в 8 заповеди). В этом то смысле и говорится в слове Божием, что «корень всем злым сребролюбие есть» (1Тим.5,10): (как самолюбие корень страстей, так сребролюбие корень зла, т. е. грехов; при деньгах между прочими человек может удовлетворять разным прихотям своим (1Тим.6,9), хотя это бывает только в период не особенно еще усилившейся страсти). Внутреннее же отречение от Бога в сребролюбце не преминет обнаружиться на словах и на деле, т. е. вскроется полною изменой святой вере в решительные какие либо минуты, т. е. когда рядом будут поставлены пред ним — деньги и святая вера, богатый прибыток и приобретение добродетели. Он всегда склонится на первое и изменит последнему. Если он и сознает страшную преступность своего поступка, то думает как-нибудь после помириться со своею совестью: только бы ему схватить деньги или драгоценную вещь, когда представился к тому случай. После Иуды-предателя печальный пример на сей раз повторился после, между мно­гими, хотя и с меньшею преступностью, как читаем у св. апостола: «нецыи (из-за сребролюбия) заблудиша от веры» (1Тим.6,10); повторяются, без сомнения, те же примеры и ныне, хотя и не в грубой форме вероотступничества, а в тонких изменах истине и правде.—Вот какая это упорная и богопротивная страсть! Мы показали высшую степеньее, хотя бывает она у иных еще в зародыше, у других несколько медленнее развивается по недостатку питающего ее материала, т. е. денег, который не всегда же текут, а в третьих и совсем перестала питаться (на пер­вый раз хоть материально) по причине обеднения их. Но, вместе с тем, для этой страсти и не требуются всегда десятки тысяч рублей; нет, она питается и немно­гими тысячами, даже одною или еще менее, сколько кто по состоянию своему может приобрести (например, в сельском быту) и расположен пристращаться. Питают эту страсть и не одни деньги, но также разные жизненные припасы, (напр., у крестьян хлеб), скопляемые для обращения в деньги, и вообще богатое имущество.—О, да возблагодарят Господа Бога все те, которые избегли этой страсти, для которых деньгиимеют более буквальное значение, т. е. как потребность дня, а не как запас на нескончаемое время! (Очевидно, слово «деньги» происходит от слова «день» в смысле «насущного хлеба»: что нужно для настоящего дня, то обыкновенно и не переходит на следующий день, т.е. деньги, подобно насущному хлебу, должны быть приобретаемы только в умеренном количестве). Да просят и молят Господа Бога об исправлении себя и души сребролюбивые! Есть и им средства испра­виться. Это например: милостыня бедным, которою начал свое исправление Закхей мытарь (Лк.19,8) и к которой отсылал богатого юношу Христос-Спаситель (Мф.19,21), — внеш­нее устранение себя от денег (реже обращаться с деньгами, реже считать и пересматривать их: чего не видим, о том и не думаем; а о чем нет мысли, к тому и не бывает пожелания); — частый разговор с другими о ненасытимости, и, вместе с тем, о низости страсти сребролюбия;—предрасположение себя в душе вдруг лишиться всего, если постигнет какая либо беда по Божию попущению;—глубокое усвоение себе текста: «бо­гатство еще течет, не прилагайте сердца» (Пс.61,11); — сердечная преданность своих потребностей и вообще жизни своей про­мыслу Божию, которая не дает развиться трусости относи­тельно голода и беспомощной старости;—отказ себе в каж­дой лишней вещи, пока борет страсть; — любовь платить долги, если они будут, до того, чтоб на первое время ни с чем самому остаться; молитва святым безсеребренникам, Косме и Дамиану, Киру и Иоанну.

 

Честолюбие

«Никто же сам о себе приемлет честь» (Евр.5,4). Честь может следовать за человеком, а не человек должен ходить, или гоняться, за ней. Тогда эта честь более или менее ис­тинная сама в себе, и вместе с тем, искренняя или за­служенная со стороны других. Честолюбие же изобличается самым названием своим. Оно — порочная страсть. Желают себе почета и в высшей степени услаждаются им: «любят», например, «целования» (Мф.23,6) (поздравления, встречи, проводы, благодарные и почетные адресы); с приятностью встречают предупредительность других в исполнении каких либо своих желаний; довольны, когда спрашивают их мнения или только не обходят их докладом — известием о таких делах, в которых участие их или излишне или вовсе не по праву, как например, связанный Иисус быль приведен «первее ко Анне» (Ин.18,13, отставному первосвященнику; в высшей степени довольны, когда в честь их делают какие-либо приношения и строят своего рода памятники; а всего чаще—просто любят принимать поклоны и ожидают себе поклонов,—любят, чтоб пришли к ним и уважили их, пришли бы и тогда, как они сами не приходят; ради таких поклонов честолюбивые готовы пообещать мно­гое: «аще пад поклонишимися» (Мф.4,9). (К честолюбию иногда при­соединяется и санолюбие, для кого это возможно,—переста­вая уже в таком случай быть слишком мелочным). Но что же худого в честолюбии? — Честолюбец поставляет сам себя в обманчивое положение. Он опускает из виду, что почести, воздаваемые ему, сами по себе не имеют значения; потому что не прибавят ему внутренних достоинств и не убавят что либо из них, если он достойный человек. Он даже не поверяет—искренне ли, от сердца ли его честят: лишь бы был видимый почет ему, лишь бы кланялись ему; он желает себе чести для одной чести, между тем как, может быть, одновременно с величаниями и поклонами ему тайно же и порицают его. Если б честолюбие не было его страстью: то из за одной почести, кото­рой он не получил против своего ожидания, не делался бы в тягость сам себе, как некогда Аман (Есф.5,9.13).—А сколько он затрудняет других! Так например, люди честные и прав­дивые, готовые почтить всякого из ближних, но только одним почтением, поощряющим к добру,—должны каждый шаг свой делать осторожно, что бы он не почел своей чести оскорбленною от них; на простоту его, в которой они сами привыкли жить и действовать, не могут рассчитывать: капризы его уже известны им. А люди при­творные должны придумывать разные пути, а иногда и тра­титься, чтоб лучше уважить честолюбца, чтоб выразить к нему свою услужливость и предупредительность. И вот таким образом он, принимая себе честь и всячески до­искиваясь ее, отвлекает как самого себя так и ближних от долга всецело почитать Господа Бога! Не бого­противна ли после сего страсть честолюбия, доля людей по преимуществу старых? О, добрый христианин! воспро­тивься развитию в себе этой страсти! искореняй ее в своей душе, если она уже развилась, — памятованием и исполнением заповеди Спасителя: «иже, аще хощет в вас вящший быти, да будет вам слуга» (Мрк.10,43). Если кто и выше других чем либо, напр. своим званием, — должен ста­раться служить другим, чтоб не быть ниже своего звания. Прекрасное так же средство против честолюбия: почитать себя в душе достойным всякого бесчестия и, затем, с любовью или хоть без досады принимать действительные отказы в чести, даже в заслуженной, напр. в знаке почтения от кого либо на дороге.

 

---

Дата добавления: 2018-10-27; просмотров: 128; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!