ПРЕПОДАВАТЕЛЬСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

В.И. Машкин

 

Вехи в пяту

 

Киров 2011

 

 

 

Машкин В. И.  

Вехи в пяту. – Киров: ВНИИОЗ, 2011. - 132 с. : ил.

 

 

Рецензенты:

доктор биологических наук, профессор В. Г. Сафонов;

кандидат биологических наук И. В. Плугина.

 

Книга представляет собой хронологическое повествование жизни и научной деятельности Машкина Виктора Ивановича с детства до зрелого возраста В ней отражены отдельные события, встречи с людьми, дана оценка их значимости, мотивация действий и решений автора, влияние «полосатости» и тернистости бытия людей на реализацию их способностей в профессиональной деятельности и в межличностном общении.

Книгу отчасти можно считать автобиографической, документальной, но в ней не прослеживается повседневная жизнь человека, а с некоторой долей юмора сделана попытка последовательного изложения отдельных событий, поступков людей и субъективной оценки ситуаций и вех человека в процессе его онтогенеза, в том числе под ракурсом увлеченного многолетнего изучения автором сурков.

Книга предназначена для читателей, задающих себе вопросы: был ли он счастлив, жил ли в конфликте с собой, реализовался ли как профессионал, был ли нужен людям и прочие.

 

 

© Машкин Виктор Иванович, 2011

 

ОГЛАВЛЕНИЕ

 

РЕЦЕНЗИИ.. 4

ПРЕДИСЛОВИЕ.. 6

ДЕТСТВО И ЮНОСТЬ. 8

ОТ ЮНОШЕСТВА К ЗРЕЛОСТИ.. 21

УЧЕБА В ИНСТИТУТЕ.. 26

ВНЕДРЕНИЕ В НАУЧНЫЕ КРУГИ.. 53

В неведомом краю.. 56

Формирование натуралиста. 61

Исследовательская работа. 71

Изучение сурков. 76

ВНИИОЗовец. 86

ПРЕПОДАВАТЕЛЬСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ. 121

ПОСЛЕСЛОВИЕ.. 127

СВЕДЕНИЯ.. 130

 

РЕЦЕНЗИИ

 

Рецензия на рукопись книги В.И. Машкина «Вехи в пяту»

 

Потребность воспоминаний и анализа прожитого - естественное свойство человека острее проявляющееся с возрастом. По выражению Ж. Санд «аромат нашей души воспоминания». Для людей, чей жизненный путь не был стабильным, постоянным по месту и кругу общения, к тому же пролегавший в период резких социальных потрясений в стране, это не только личная потребность, но и гражданский долг - поделиться с людьми опытом, оценкой событий, способами преодоления различных препятствий.

Пора студенчества автора проходила не только в кругу сверстников в учебных аудиториях и общежитии. В период длительных производственных практик он овладевал профессией профессионального охотника и познавал деятельность отраслевых предприятий того времени - промхозов. Для современных специалистов этот опыт имеет уже историческое значение. Служба в армии, достижение спортивных высот (автор мастер спорта по лыжам), опасная работа в горах в заповеднике, причём в особых условиях полуфеодальной Средней Азии. Затем научная работа во ВНИИОЗ, защита кандидатской и докторской диссертаций, преподавательская и научно-организационная деятельность в ВГСХА и ВНИИОЗ. Везде автор был не только исполнителем нелёгкой и нередко опасной работы, а новатором, искателем нетрадиционных решений и оставался порядочным человеком в любых условиях.

Книга написана доходчивым языком, читается с интересом и будет особенно полезной не только сверстникам автора, но и молодым специалистам, в подготовке которых он принимает активное и плодотворное участие.

 

Член корреспондент Россельхозакадемии В.Г. Сафонов

28.01. 2011 г

О книге «Вехи в пяту» Машкина В.И.

Книга о том, как хулиганистый и непредсказуемый парнишка шёл по жизни замысловатым и очень извилистым путём, но очень уверенной поступью, наполненной мужественных поступков и здравых убеждений.

Лозунгом его жизни можно считать движение. Его жизнь наполнена движением, его жизненная позиция активна и полна решительных действий. Даже предложив прочитать это произведение, автор и нас вовлекает в состояние движения. Сначала своеобразный стиль написания приводит в смятение душу читателя, но описанные истории необыкновенным образом захватывают, увлекают, переносят в те географически обширные места, в которые судьба забрасывает автора.

Не каждый из нас может похвастаться таким большим количеством необыкновенных историй, происходящих с ним. Именно поэтому Виктор Иванович - чудесный собеседник и интересный рассказчик, которого заворожено и с придыханием слушаешь. Ему есть что рассказать. Его необычные ситуации и неординарные выходы из них удивляют и заставляют восторгаться. В целом очень позитивный человек оставляет такое же впечатление от общения с его произведением.

Описанные истории застревают в памяти, их хочется пересказывать друзьям, гордясь знакомством с таким необычным автором.

В книге много поучительного, особенно умение, а главное, желание слушать и слышать природу. Пытливый ум, ёмкая память, способность анализировать и трансформировать подмеченное в полезную информацию позволили автору написать большое количество научных статей, книг по изучению сурка и учебников. Читая это увлекательное автобиографическое повествование, начинаешь понимать, что перед тобой - тоже своего рода учебник. Учебник по поведению человека в сложных жизненных условиях, учебное пособие по самореализации, по отношению человека к природе, людям и делу, которому служишь.

Вот по такому принципу, наверное, и формировался наш автор- будущий хороший и честный человек, настоящий ценитель и исследователь природы, находчивый и сообразительный. Человек мужественный, надёжный и смелый, ставящий себе цели и успешно преодолевающий их. Именно такие люди и идут уверенно в гору, не топчась на месте, творчески подходят к исследовательской работе, защищают диссертации, становятся профессорами, передавая накопленный опыт молодому поколению.

15.03.2011 г.         И.В. Плугина

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

В пяту (охотничье) - тропить след зверя в направлении, откуда он пришел. Оглядываясь назад, на свой жизненный путь, любой человек невольно вспоминает свои далекие детские годы, памятные даты, самые яркие и грустные моменты жизни, вновь переосмысливает зигзаги и тернии своих будней; где жил, с кем встречался и общался, годы становления и формирования характера, привычек и поведения индивидуума, определяющие будущее место человека в жизни.

Династия великих нейропсихологов современности - дед, отец и дочь Бехтеревы - помогли приподнять завесу тайны человеческого мозга. Исследования Н. Бехтеревой и других отечественных и зарубежных ученых показали, что у человека до 5-8-летнего возраста наиболее интенсивно вырабатываются условные (приобретенные при жизни элементы поведения) рефлексы. В детском возрасте в норме у всех млекопитающих, в том числе и у человека, природой предусмотрено быстро (почти с первого раза) запечатлевать и запоминать все новые для особи объекты, поведенческие акты и явления окружающей жизни (Бехтерева, 2007). Этот важнейший период в жизни живого организма (дикое позвоночное животное, человек) закрепляется в долгосрочной памяти на продолжительное время, у большинства особей - на всю жизнь (Якименко, 1978). Полученные знания во время учебы в средней школе, в вузах и накопленная в мозгу информация во время работы в последующей жизни - период срочной памяти.

Личность формируется в детстве в процессе индивидуального воспитания: от пеленочного возраста до коллективного общения в отрочестве. Установлено, если в раннем возрасте ребенок получает из окружающей среды бедную информацию, то к началу поступления в школу он заметно отстает от своих сверстников по развитию мышления и речи. Важна и форма подачи информации, так и ее содержание, которые фиксируются в подсознании и в последующем проявляются в наших поступках, решениях и различных аспектах жизнедеятельности казалось бы из ничего. Поэтому очень важно кто, когда и как лепил из нас, как из пластилина, нормальную или патологическую личность.

В школьные годы не всегда регулярно я вел личный дневник событий жизни, пытался анализировать и прогнозировать свои поступки и поведение окружавших меня людей. В зрелые годы, занимаясь научно-исследовательской работой, систематически фиксировал в полевых дневниках и журналах не только результаты научных наблюдений и экспериментов, но и впечатления от встреч с разными людьми и о некоторых событиях. Видимо, по складу ума и особенностям моего характера все повествования носили не эмоционально-описательный, а оценочно-аналитический характер, поэтому все записи были сухими и лаконичными, хотя, конечно же, являлись плодом наблюдений и внутренних переживаний.

В своей профессиональной деятельности и в повседневной жизни мне часто и много приходилось рассказывать и сравнивать пережитое и увиденное в различных местах друзьям, коллегам и студентам, обсуждать и делиться с ними впечатлениями об итогах своей работы и о событиях, им сопутствующим.

Друзья и коллеги неоднократно советовали мне изложить хронологию событий своей жизни с комментариями и увязкой с людьми, с объектами моих исследований и окружающей действительностью. К тому же, мне и самому важно переосмысление прожитого и самооценка, сделанная с высоты накопленного жизненного опыта.

Что из этого получилось - мемуары или биографический перечень рассуждений - судить не мне. Здесь представлены не фантазии и научные комментарии к собственной жизни, а сделана попытка последовательного изложения отдельных событий, поступков людей и субъективной оценки ситуаций и вех человека в процессе его онтогенеза. Я не пытался давать оценки действиям и поступкам упомянутых в тексте людей. Поскольку многие из них еще в добром здравии, некоторые имена умышленно изменены.

ДЕТСТВО И ЮНОСТЬ

Я родился в середине апреля 1946 г. в г. Кирове  в семье рабочих. И отец, Иван Андреевич Машкин, и мать, Зоя Васильевна, оба выходцы из крестьян. Отец родился в 1908 г. в большой деревне Сарафановщина в 23 км к югу от г. Вятки.

 

Витя Машкин (Киров, май 1947 г.)

 

Мама родилась в 1924 г. в деревне Новоселовщина в 16 км к югу от г. Вятки. Мой отец – второй муж мамы. Ее первый муж без вести пропал на фронте в первый год Великой Отечественной войны. У них была дочь - моя старшая сестра - Зинаида Павловна.

 

Машкина Зоя Васильевна (Нововятск, 1959 г)

 

В Кирове мы жили на ул. Свободы (напротив детский стадион и средняя школа № 29, сейчас гуманитарная гимназия) в двухэтажном доме, где жил прокурор города, врачи, директор школы № 29, музыканты и другие служащие. Это была центральная часть города, почти не изменившаяся и в настоящее время. Наша семья в доме была единственной из рабочего сословия. Отношения с соседями были добропорядочные и уважительные. Несмотря на ограниченность в семье средств к существованию (отец был инвалидом войны первой группы и сильно пил), мама строго следила за моей одеждой, чтобы внешним видом я не выделялся среди сверстников.

 

Машкин Иван Андреевич и сыном Витей (Киров, май 1949 г.)

 

Среди послевоенных детей нашего двора я отличался  непредсказуемым поведением: постоянно лазил по деревьям, крышам домов, всегда ходил в ссадинах и царапинах. По рассказам моей бабушки, в этом я походил на своего отца, у которого в молодости за его реактивность даже было прозвище – «Ванька-заяц».

Из-за своей шустрости уже в первом классе я попал под автомашину, выскочив после уроков на проезжую часть улицы. При этом успел схватиться за передний бампер грузовой полуторки и висел между колес во время торможения машины. Шофер искал меня сзади машины, а потом с трудом оторвал мои руки от бампера, так как я крепко вцепился в него. Будучи постоянно вооруженным рогаткой, не один раз случайно разбивал стекла окон, за что меня иногда наказывали отсидкой в темном чулане, чтобы подумал наедине о содеянном. В деревне у бабушки пользовался рогаткой только для преследования ворон, ворующих у хозяек цыплят. Несмотря на частые проказы, рукоприкладства от взрослых и родителей я не знал, но меня постоянно пугали милицией.

В те времена у милиционеров были свистки из рога коровы. Такие свистки делали в артели, где работал мой отец, и, естественно, у меня такой был. Однажды на первомайской демонстрации в 1950 г. я свистнул в свисток - и конный милиционер стал подъезжать ко мне. От страха я стал свистеть еще сильнее и побежал в сторону дома. Через квартал милиционер догнал меня, отнял свисток и стал допытываться, где я его взял. Больше на демонстрациях я уже не свистел.

При уличных «разборках» с мальчишками меня всегда выдвигали от нашего двора в качестве «забойщика», так как у меня был «крепкий» нос и после удара кровь из носа не шла, а от боли я никогда не плакал. Следует отметить своеобразный кодекс чести таких «поединков». Поединки обычно происходили на дальней поляне сада «Аполло» по ул. Володарского. «Забойщики» всегда стояли на коленках друг перед другом, чтобы не применяли подножку при единоборстве. Левая рука была за спиной, и борьба шла только одной рукой. Бой шел до «краски». Побежденный и его команда вынуждены были принимать условия победителя.

В летние месяцы я редко бывал в городе, так как обычно жил в деревне Новоселовщина у деда с бабушкой. Во-первых, там всегда был за мной надзор (в городе у меня была няня - старшая сестра моего деда Татьяна Абрамовна, которая умерла в 1950 г.). Во-вторых, я очень не любил ходить в детский сад и постоянно убегал оттуда домой. В-третьих, в деревне свежий воздух, более сытная пища.

Я очень любил собак и кошек, ловил их и делал им во дворе конуру либо прятал дома под кроватью. Они тоже меня любили. Но итог был один - бездомных животных изгоняли.

Из значимых зимних развлечений в городе было катание на лыжах и на санках в овраге Засор. Здесь меня постоянно контролировал и поучал мой отец, который купил мне первые лыжи. При одном из падений с санок у меня на всю жизнь осталась отметина между глаз.

Из детства запомнились воспоминания и рассказы о моем прадеде по линии мамы – Маркове Абраме Евсеевиче, отличавшемся хозяйственностью, порядочностью, большим искусством в столярном и плотницком деле и рачительностью ко всему окружавшему. Возвращения стада коров с пастбища он всегда ожидал с лопатой и тачкой, в которую тут же собирал свежие экскременты. Поэтому участок улицы у его дома всегда был самым чистым и опрятным в деревне.  

Мой дед, Марков Василий Абрамович, родился в 1893 г. Прослужил 8 лет матросом в русском флоте.

 

Василий Абрамович Марков (С.Петербург, 1916 г.)

 

В гражданской войне не участвовал. После изгнания английского флота (Антанты) в 1920 г. из г. Архангельска пешком и на перекладных направился в родную Вятку. По пути в г. Шенкурске Архангельской губернии сосватал и увел с собой крестьянскую девушку Евгению Даниловну, с которой прожил в мире и согласии всю свою жизнь (умер в 1967 г. от гриппа). В 1941 году он был мобилизован в армию и до 1945 г. служил зенитчиком и участвовал в боевых действиях против Германии.

Дед (я его звал дедко) был высокого роста, сильный физически, по складу характера – спокойный, уравновешенный, молчаливый, справедливый и добрый. Работал он в колхозе конюхом и через постоянное общение с этими умными и преданными животными привил и мне любовь к лошадям. На конюшне я часто напрашивался в помощники к ездовым, чтобы ухаживать за лошадью. До сих пор для меня остается загадкой странное поведение мелких хищников – ласок, которые забирались в гриву лошади, «заплетали ее в косички», отчего лошади сильно храпели и беспокоились.

Меня дед никогда не поучал и не показывал, как надо что-то мастерить. Всему я должен был учиться сам, глядя на работу других. Ко мне всегда был строг. Приведу один пример. Дед курил махорку, сворачивая ее в газетную бумагу или набивая в трубку, но иногда закуривал и сигареты марки «Памир». Однажды деревенские парни попросили меня принести им несколько сигарет, чтобы покурить. Они хранились у деда в печурке русской печи. Я выполнил их просьбу, а когда возвращался домой, на скамеечке перед домом меня ожидал мой дед. В руках его была длинная вица (ивовый прут). При моем приближении дед медленно и молча привстал и замахнулся вицей, но я уловил его маневр, и только конец вицы зацепил меня по спине. Этот ожог я чувствую уже шестьдесят лет и помню о пагубности воровства и о вреде табакокурения. Поэтому на протяжении всей своей жизни я не курил.

В своих рассказах о прошлом дед подчеркивал, что их прежняя жизнь всецело зависела от домашних животных. Советскую власть он не хулил и не восхвалял. До революции 1917 г. на Вятке не было ни помещиков, ни кулаков. Практически не было и наемного труда. В деревне был общинный уклад с общими лесами и сенокосами. Вятичей средней и северной подзоны тайги по материальному достатку можно назвать середняками, так как для минимального благополучия семьи в личном подворье необходимо было иметь как минимум 1-2 лошади, 1-2 коровы, 15-20 овец, до 20 кур-несушек, до 5-10 ульев пчелосемей и не менее 1 га земли. Лишнего люди ничего не имели, но и не голодали. При этом в частных домах и оградах ни у кого не было замков. Уходя из дома, в дверную скобу вставляли палку – это было свидетельством отсутствия хозяев в доме и доверия к пришельцу. У нормального порядочного человека и мыслей не возникало войти в этот дом. Крепкие запоры были изнутри дома. Замки навешивали только при длительном отсутствии хозяев, а также на дверях колхозных амбаров и других общественных помещений и построек.

Практически у всех жилые дома были двухэтажные деревянные, полукаменные и каменные. Но с началом коллективизации, чтобы избежать «раскулачивания» и выселения, многие убирали вторые этажи, что сделали и мой дед с бабушкой. Классиками строительства социализма эти реформации назывались «раскрепощение крестьянства от мелкобуржуазных привычек». А люди просто жили и выживали в трудных условиях «рискованного земледелия» и при этом кормили страну (горожан). А многие городские жители, вторя высказываниям утопически недальновидных лидеров страны, отзывались о своих хлеборобах-кормильцах презрительно-унизительно – «колхозник». И даже в семидесятые годы, когда я подавал документы для поступления на учебу в сельскохозяйственный институт, друзья и знакомые с той же издевкой подтрунивали надо мной, что буду учиться на колхозника.

Зимой все мужчины в деревне занимались отхожими промыслами. Еще в 40-50-е годы ХХ века каждый мужчина своим ремеслом добывал деньги для семьи. Одни били баклуши и делали из них деревянные ложки; другие имели токарные станки по дереву и изготавливали болясины для лестниц и деревянную посуду. Обязательно в деревне был мастер по металлу: кузнец, жестянщик, лудильщик. Были бондари, которые изготавливали деревянные бочки и ведра. Всех этих мастеров мне довелось наблюдать за их работой. Мой дед делал грузовые сани, кошовки (пассажирские сани) и детские санки. Другие изготавливали телеги, брички, плели корзины, бураки, плетюхи и делали еще многие другие необходимые в домашнем обиходе изделия. Только от продажи своих изделий можно было иметь наличные деньги, так как за труд в колхозе платили по трудодням натуральным продуктом, при этом крестьяне еще платили государству продналог (яйца кур, молоко, шерсть, если у них были в собственности домашние животные).

В условиях устоявшегося быта и крепких семейных традиций в деревне мое городское воспитание, с возвеличиванием собственного «я», без иерархичности и строгих правил поведения дома, порой создавало курьезные ситуации. Обычно вся семья за ужином собиралась вместе. Персональных тарелок не было. Первым из общей чашки ложкой зачерпывал дед, а после него остальные члены застолья. Однажды я первым зачерпнул своей ложкой и тут же получил ложкой по лбу от деда так, что от неожиданности и боли сполз со скамьи под стол. Надо отметить, что эта тяжелая мельхиоровая ложка деда была знаменитая. Он купил ее в 1913 году в Санкт-Петербурге и не расставался с нею всю жизнь: на службе во флоте и на войне, дома и на сенокосе. Левый край этой мельхиоровой ложки от многолетнего прикосновения губами и зубами имел выемку.

И таких уроков у меня было множество, что в будущей тернистой и  разъездной жизни обусловило мою наблюдательность и уважительное отношение к традициям и обычаям людей разных национальностей. Кстати, когда мне было только 6 лет, дед за столом констатировал, что я буду хорошим работником, так как ем быстро. Раньше, когда нанимали работника на сезонную работу, то сначала его усаживали за стол и кормили. Если ел быстро, аккуратно и с аппетитом, то его брали на работу. Если ел медленно и ковырялся в пище, то от его услуг отказывались.

У бабушки с дедом была дойная корова, и молоко стало моим любимым напитком на всю жизнь. Каждый год она приносила по теленку, а однажды - даже два. К зиме теленка откармливали, а с наступлением устойчивых морозов резали, и всю зиму это мясо было основным источником животных белков в нашем рационе.

Я всегда внимательно наблюдал процедуру обработки дедом туши теленка. Вернувшись в г. Киров (мне было 4 года), поймал на улице небольшого кота, взял половой нож (им скребли неокрашенный на крыльце пол) и стал его резать (пилить тупым ножом) по шее. Кот истошно орал, исцарапал мои руки, покусал и убежал. Это был мой единственный опыт кошкодерства. Моя няня-Таня в назидание на время изолировала меня в темном чулане и объяснила, что люди кошек в пищу не употребляют.

Вторым человеком, определившим мой жизненный путь, была бабушка – Маркова Евгения Даниловна, 1903 года рождения.

 

Евгения Даниловна Маркова (Нововятск, 1983 г.)

 

Бабушка была добрейшая женщина, но постоянно стювала (поправляла) меня, поскольку «мои руки и ноги нередко бежали впереди головы» (сначала делал, а потом думал, зачем это сделал). На бабушке держалось все домашнее хозяйство и огород. В колхозе она почти не работала из-за частых болезней, начавшихся во время непосильного труда в колхозе в период Великой Отечественной войны. Но без леса и речки она жить не могла. Рыбная ловля, сбор ягод и грибов были её страстью. Хорошо разбиралась в лекарственных растениях. Еще в 90-летнем возрасте она говорила, что если не сходит в лес, то у неё болят ноги. Прожила Евгения Даниловна 94 года.

Бабушка научила меня многому: читать книгу природы, быть наблюдательным и терпеливым (последнего мне особенно недоставало), ловить рыбу в речке,  различать в природе разных зверей и птиц, определять по фенологическим приметам сроки созревания лесных ягод, находить места обильного произрастания грибов  и прочим природным премудростям.

Главной рекой моего детства была речка Полойка с притоком, называемом Огорелка. Это типичные извилистые лесные медленно текущие водотоки с омутами до 3-5 м шириной и до 2-2,5 м глубиной, чередующиеся быстротекущими стрежевыми участками, поросшие бордюром рогоза, камыша, осок, хвоща и других водных и околоводных растений. Речки были богаты рыбой: щука, налим, голавль, плотва, лещ, окунь, елец, пескарь, красноперка, усач и др. Первого налима массой почти 1,5 кг на донку (бечевка с гайкой от бороны и крючком, наживленным дождевым червем) я поймал в 5-летнем возрасте. В этой рыбе тогда меня поразила ее жизненность, так как уже очищенный от внутренностей налим шевелился и бил хвостом. Впрочем, также была загадкой для меня способность уток и кур с отрубленной кухаркой головой махать крыльями и бегать по двору детского сада.

Более продуктивно я рыбачил методом ботания (топтания) воды ногами, что позволяло в корзину для белья регулярно загонять в большом количестве пескарей, усачей, красноперок и пр. мелких рыб, которые затем с молоком и яйцами в чугунной сковороде тушили в русской печи. При таком лове не один раз в корзину попадались и водяные полевки, которых почему-то называли хомяками (видимо за скверный нрав). Корзину с этим крупным неприветливым грызуном я всегда отбрасывал в сторону, чтобы не укусил меня и убежал.

Когда бабушке было уже под 80 лет, она жаловалась, что рыбы в речке не стало, так как она на донку ничего не могла поймать. Виной тому была широкомасштабная мелиорация со спрямлением русел речек и загрязнение водоемов сточными водами с ферм и полей, удобренных минеральными удобрениями. Помнится, как из мелкоячеистой металлической сетки я соорудил ящик с дыркой в верхней части боковой стенки. В него кидали корки хлеба и опускали в пруд недалеко от деревни. Позже, когда я приезжал к бабушке в гости, обнаруживал, что весь чердак в доме был увешан вялеными пескарями, поскольку попадалось так много рыбы, что ее приходилось вялить из-за отсутствия холодильника.

Бабушка научила меня сноровистому сбору лесных ягод: земляники, черники, малины, которые она продавала на базаре. Она говорила, что бог дал моим рукам успешь, поэтому ягоды я собирал быстро и много. На эти деньги для первого класса мне купили портфель, учебники, школьные принадлежности и школьную форму.

Надо отметить, что моя летняя жизнь в деревне была насыщенной, интересной и наполненной постоянными ненавязчивыми заботами и работами. Спал я на сеновале, вставал рано с зарей, так как основной будильник – петух - начинал кукарекать с первой зарей. А весной еще будили заливистые утренние трели и песни-пересмешки обыкновенных скворцов, которые жили в четырех скворечниках у нашего дома.

Ежегодно с колхозной бригадой мы выезжали на сенокос в пойменные луга р. Вятки. Мальчишек брали для перевозки по лугам сена. Мы верхом на лошадях подъезжали к копне с сеном и на волокуше везли его к стогу. Палаток и марлевых пологов не было. Жили в самодельных шалашах, крытых сеном. Они задерживали дождь, спасали от жары и от комаров ночью. Комаров было огромное количество, но запах сухого сена на них действует как репеллент, поэтому ночью спящим людям они не досаждали. Также и на сеновале (чердаке дома в деревне) со свежим сеном  необходимости в марлевых пологах для спасения от комаров не было, хотя на улице этих назойливых кровопийц было изобилие.

Воспоминания от сенокоса были яркими еще и потому, что мы руками и тряпичными сачками ловили огромное количество щурят этого года рождения на многочисленных заливных обсыхающих озер. В изобилии водились водяные ужи, но их никто не боялся и не преследовал. В этот же период лета начинался массовый вылет птенцов куликов и уток, но никто и не помышлял их ловить. Всему свое время, так говорили охотники. К тому же местные охотники куликов не считали охотничьей добычей, а уток добывали после подъема птенцов на крыло.

Удивительно, но довольно обычных в то время обыкновенных куропаток зимой не трогали. Они жили в основном вблизи деревень и питались у гумен, на необкошенных межевых полосках травы и вдоль дорог, разгребая конские экскременты и выбирая из них зерна злаковых растений (овес, ячмень), которыми ежедневно подкармливали лошадей. Взрослые говорили нам, что эти красивые птицы своего рода символ благополучия и доверия к людям. С исчезновением в деревнях лошадей и заменой их машинами, исчезли и куропатки.

Другой птицей, оставившей ярчайшие воспоминания от своего токования фьють-пири, фьють-пири, был перепел. Особенно голосисто перепела пели по вечерам, как  говорила мне бабушка, колыбельную - спать пора, спать пора… Под эту песню я засыпал вечером и просыпался по утрам. Впервые перепела я услышал на озере Келейное под городом Вяткой, куда наш детский сад в 1949 г. на месяц вывезли отдыхать. Сейчас в тех местах перепелов уже давно не слышали.

Ранней весной мы ходили собирать песты (молодая поросль хвоща), из султанчиков которых в русской печи готовили пестовницу, хорошо поддерживающую недостаток витаминов в это время года. Обычным делом мальчишек в апреле-мае было собирать в бутылки из надрезанных веточек березы сок. На стволах березы бабушка не разрешала мне делать надрезы для сбора сока, чтобы не нарушать красоту дерева.

Из-за моего происхождения, независимости в суждениях и задиристости в поступках в деревне все звали меня «Витя городской» и старались со мной не конфликтовать. Дружеские отношения были с братьями Феофилактовыми, младший из которых («Витя маленький») впоследствии стал известным в Кирове художником-реставратором. Он мне запомнился еще и тем, что зимой нередко выбегал к нам из дома на улицу босиком, так как у него не было своих валенок. С другими деревенскими мальчишками общался в основном при купании на пруду.  Меня сторонились из-за того, что сверстников я всегда провоцировал на отчаянные, опрометчивые поступки: сходить в полночь в лес, где живет «леший», чтобы развить свою смелость; спрыгнуть с крыши колхозной конюшни (4 м высотой) на землю; сходить в соседнюю деревню воровать ночью яблоки; в весеннее  половодье сделать плот и плыть по бурной речке; по пластунски переползти топкое болото и много другое, которые нередко сопровождались ссадинами, травмами и поркой родителями (кроме меня).

Определенную долю в мое воспитание вложил и дядя, Марков Александр Васильевич (брат мамы), который никогда не ругал меня, а при недовольстве моими поступками хмурил брови и угрожающе смотрел из подлобья. Я не умел плавать, и по его инициативе в пятилетнем возрасте деревенские парни бросили меня в пруд, чтобы я совершил свой первый заплыв в жизни.

В 1953 г. пошел в первый класс мужской средней школы (на углу улиц Энгельса и Ленина). В 1954 г. после перевода школ на совместное обучение девочек и мальчиков перешел в среднюю школу № 29, где проучился всего 2 месяца из-за расторжения брака родителей и переезда в деревню.

В 1954-1957 гг. жил в деревне у деда с бабушкой и учился в Федяковской начальной школе, в которую ежедневно ходил за 4 км. Здесь воочию  можно было прочувствовать на себе погодные особенности и прелести российских времен года, поскольку моя одежонка не всегда соответствовала температурным параметрам воздуха. Зимой у нас нередки были обморожения ушей, носа, щек и рук. А морозы иногда были такие, что однажды зашедший к нам в дом мужчина из соседней деревни на замечание дедушки об обмороженном ухе ударил по нему рукой, и верхняя часть его отломилась.

Грязь, дождь, метель, мороз не были оправданием для пропусков занятий. В весеннее снеготаяние, когда разливаются речки и наполняются водой лога (обычно в апреле), преодолеть их не всегда представлялось возможным, поэтому в этот период у нас были весенние каникулы.

В начальной школе познавательные интересы были разносторонние. Все хотелось испытать и попробовать самому. Зимой в школу обычно ходил на лыжах, которые мне купил в городе отец. У некоторых ребят были самодельные лыжи из осины, сделанные местными мастеровыми. Большинство ребят, у кого не было лыж, ходили зимой в школу пешком по дорожкам, помеченным воткнутыми в снег еловыми веточками, без которых заметенную снегом дорогу можно было не найти. Ежедневные длительные переходы явились базовой физической подготовкой к моим будущим спортивным и производственным успехам.

Большая часть дороги в школу проходила через лес, поэтому в зимнее время очень любил взбираться на вершины молодых деревьев и за счет изгиба ствола спускаться или обрываться вниз, при этом порой так проваливался в снег, что валенки потом приходилось откапывать руками. Частенько я катался на санках с крыш домов, поскольку после февральских метелей снег на крышах домов сравнивался с сугробами снега на земле. Сейчас таких снежных метелей в вятских краях не отмечается.

Уже в пятилетнем возрасте верхом на конях без седла ездил неплохо, поэтому в конюшне дед разрешал брать прокатиться почти любую лошадь, да и были они все рабочие, а значит спокойные и послушные. Однажды одна молодая и красивая кобылка, испугавшись поднятого порывом ветра куска бумаги от мешка из-под удобрения, сбросила меня, и я три дня отлеживался в постели. Но этот случай не отбил страсть к верховой езде.

В один из перелесков на пути в школу в апреле-мае ежегодно приходил табор цыган на 4-5 бричках. Тогда я часто пропускал уроки, ухаживая за их лошадьми, либо сидел у костра и слушал песни под гитару этих неунывающих романтиков природы.

Поскольку почти вся жизнь в деревне проходила на свежем воздухе, весеннее пение птиц, поиск их гнезд, наблюдения за выведением и ростом птенцов были естественной составляющей нашего бытия. У каждого дома обязательно были вывешены скворечники. Мы с дедом по утрам часто наблюдали за поведением скворцов обыкновенных. При этом дед разъяснял мне, звуки какого животного копирует в своей песне скворец.

Конкурентные взаимоотношения между скворцами и скворцов с воробьями за место в скворечнике, регулярные попытки домашних кошек вытащить из скворечника птенцов и другие сцены из жизни диких животных в борьбе за существование в природе были для меня откровением. Запомнился один наш поход с отцом в Заречный парк г. Кирова для наблюдений за весенними токовищами-боями куликов турухтанов. Такого обилия турухтанов я больше никогда не видел. Сравнивая поведение животных и регулярные драки между парнями из разных деревень на «вечерках» (вечерние танцы молодежи под гармонь), я уже в детском возрасте находил нечто общее в поведении людей и диких животных.

У человека, как и у диких животных, есть врожденная потребность в познании неизведанного, в получении новой информации. Совершенно неосознанно, я реализовывал эту потребность в процессе необходимого повседневного труда, совершенствуя свои физические и умственные способности методом проб и ошибок. Наблюдая за различными видами птиц, я пытался их рисовать. Но итоговые зарисовки показали отсутствие у меня таланта художника-анималиста, хотя картины других художников я перерисовывал довольно успешно.

Другим моим увлечением было чтение, но книг почти не было, поэтому читал сказки и старинный православный журнал «Странник», издания начала ХХ века. Любил слушать рассказы взрослых в вечернее время (сумерничали), когда еще рано было зажигать керосиновую лампу. Насыщенный разнообразной ненавязчивой информацией период детства обогатил меня опытом, обеспечившим гармоничное приспособление к различным условиям окружающей среды в житейской действительности. В целом о детстве у меня остались ощущения только удовлетворенной любознательности, радости и счастья без печали и горя.

И конечно же определяющим в этом познавательном мироощущении было доверие близких мне взрослых людей. Показателен такой пример. В 11-летнем возрасте, когда я закончил четвертый класс школы, бабушка отправила меня в г. Киров, чтобы я купил бостоновый костюм моему дяде Саше, который служил тогда в армии. Мне дали 1600 рублей (по тем временам для семьи это была огромная сумма), и в «Кардаковском» магазине я выбрал костюм темно-синего цвета и привез его в деревню.

Другой этап моей жизни прошел в г. Нововятске (сейчас это Нововятский район г. Кирова), где с 1957 по 1964 гг. учился в средней школе №3 (5-7-ой классы) и средней школе №2 (8-11-й). Жили мы на самой окраине города на ул.Чайковского, рядом со стадионом «Россия», в рабочем поселке лыжного комбината, специализирующегося на изготовлении различных марок лыж: от детских до гоночных и охотничьих.

Соседство со стадионом в какой-то мере определило мои повседневные приоритеты. Избыточная энергия, свойственная мальчишкам в этом возрасте, требовала выхода, поэтому почти все свободное время мы до изнеможения гоняли футбольный мяч и купались или рыбачили с удочкой в р. Вятке.

Также меня всегда привлекала динамика движений и пластика танцоров, поэтому даже записался в танцевальный кружок. Но на него оставалось мало времени и танцы пришлось бросить. Правда, позднее меня почему-то стали привлекать в художественную самодеятельность в качестве певца. Пел я громко, но бездарно, хотя был даже солистом.

Когда учился в пятом классе, проводили первенство школы по лыжным гонкам. Большинство местных ребят пришли на соревнования на лыжах с жесткими креплениями для ботинок. У меня были лыжи на мягких креплениях с валенками. И, как потом выразились мои соперники, я «случайно» выиграл соревнование. Для участия за сборную команду школы в районных соревнованиях мне выдали лыжи с ботинками, но я от них отказался, так как в ботинках я не мог управлять лыжами и часто падал. Пришлось вновь бежать в валенках. И я вновь у всех выиграл. После этого записался в только что открывшуюся спортивную школу на лыжное отделение к тренеру В. Бурову. Затем продолжал постигать мастерство у П. Христолюбова и И. Родыгина. В 19 лет стал мастером спорта СССР по лыжным гонкам.

В школьный период жизни я занимался всеми доступными мне видами спорта, на что уходило почти все свободное время. Имел первый спортивный разряд по легкой атлетике, велосипедным гонкам, по футболу; второй спортивный разряд по спортивной гимнастике, плаванию, пулевой стрельбе. Занимался самбо (во время службы в армии даже выиграл чемпионат дивизии). С друзьями накопили деньги, купили боксерские перчатки и бутузили друг друга «по правилам». Неплохо играл в волейбол, баскетбол, настольный теннис. Инициировал в г. Нововятске изучение водолазного дела: плавание с аквалангом и без него на скорость и ориентирование под водой. Занимался подводной охотой без акваланга с самодельным подводным ружьем в северных озерах и реках. Поскольку специальных костюмов для ныряния в относительно холодных водоемах таежной зоны не было, нырял в простых трикотажных или шерстяных костюмах. Многих сверстников и более старших ребят заразил высокой результативностью подводной охоты на рыбу.

Занятие спортом стимулировалось большим интересом к поездкам по различным городам, желанием встречаться с разными людьми и сравнивать увиденное. Помимо всего прочего появилось увлечение театром, но я не ходил в театр со своим одноклассниками, а ездил на спектакли в драмтеатр г. Кирова один. Во время поездок на соревнования, проводимые в крупных городах, по вечерам старался попасть на спектакли оперных, музыкальных и драматических театров. За мной в театр нередко увязывались девчонки из нашей и других приезжающих на соревнования команд. Когда они узнавали, что я также приехал на соревнования, сразу же активно предлагали культурную программу на предстоящий период. Так я познакомился с Галиной Кулаковой и другими нашими, в будущем выдающимися лыжницами, которые тяготели к общению с прекрасным.

В школе я стал учиться посредственно, так как на подготовку домашних заданий у меня времени не оставалось. В шестом классе по русскому языку за четверть даже был аттестован неудовлетворительно. При написании сочинений за «литературу» у меня всегда было «отлично», а за русский язык – «неуд» или «уд». Я боялся сказать об этом маме, хотя она особенно не обольщалась моими способностями в науке и глубоко не вникала в мои школьные проблемы. Узнав о моих «успехах» в учебе, она резюмировала: «Главное, чтобы ты в тюрьму не попал!». И действительно, многие мои сверстники, не занимавшиеся спортом, через свои своеобразные «увлечения» попали за решетку.

Материально мы жили трудно. Кроме меня в семье была еще младшая сестра Тамара. По дому в мои обязанности входило приносить воду из колодца и колоть дрова для печки; зимой прогребать дорожки и очищать крышу дома от снега. Был индивидуалистом, поэтому самостоятельно принимал решения и устраивал свою жизнь вне дома. Не терпел коммунистического конформизма, за что приходилось отчаянно «отбиваться» от своих школьных оппонентов на классных диспутах. Меня часто посещала мысль, что я бесталанный человек, поэтому постоянно пытался обнаружить в себе любые способности. Видимо, этим можно объяснить стремление достичь чего-то большего, чем мои сверстники, в спорте и жизни. Вместе с этим меня никогда не покидала уверенность в незыблемости нравственных основ жизни (чести, совести и порядочности людей).

Поскольку мои спортивные успехи улучшались и меня часто вызывали на различные соревнования, освобождая от уроков, директор школы поставил мне условие: при плохой успеваемости на соревнования не отпустит. На время учебных отлучек я стал брать задания по пройденному материалу и при возвращении персонально отчитываться перед учителем. В итоге успеваемость резко выросла, а у меня выработалась своя система теоретической подготовки, что обеспечило получение надежных базовых школьных знаний. Любимыми предметами были история, география и геометрия. Конечно же, это была заслуга учителей, увлекательно обучавших нас.

Как ни странно, но в школе я не любил зоологию и ботанику. Видимо, учитель биологии не преподавала так проникновенно свой предмет, как мне о живой природе рассказывала моя бабушка. Показательно хотя бы отношение бабушки к столь нелюбимым многими людьми мышевидным грызунам. При уборке урожая на своем огороде она никогда не разрешала убирать мелкую морковь, свеклу, картофель, хотя другие люди обычно собирают эту мелочь для корма поросятам, курам и коровам. «Мышкам тоже надо кормиться», - говорила бабушка, мудро показывая пример необходимости сохранения любого представителя животного мира, даже вредителя культурных растений.

Постоянно очень много читал художественную литературу, часто в ущерб своему сну. Особое пристрастие было к приключенческой тематике (Майн Рид, Ж. Верн, Ф. Купер и др.) и фантастике. В школьной и городской библиотеках я прочитал все книги этого жанра. Книги о войне не любил, так как на примере своего отца и отцов моих сверстников, я видел как физически и психически она уродует людей. Нам, 4-7-летним пацанам, особенно больно было смотреть на фронтовиков-калек, когда они собирались в пивнушке и в отчаянии кричали, рвали на себе рубахи, а потом бессильно плакали навзрыд. Я и сейчас без слез не могу вспоминать эти сцены.

Меня стали интересовать книги по философии и медицине, потому что они позволяли быть устойчивым морально и физически. Мои спортивные увлечения требовали усиленного и сбалансированного питания, поэтому по рецептам диетологов выстраивал себе рацион в различных сочетаниях из калорийных, но дешевых продуктов. Самой доступной пищей были картошка, овсянка, куриные яйца, сахар, молоко и чай.

В седьмом-восьмом классах, видимо из-за возрастных перестроек организма, я частенько страдал от простудных заболеваний: ангина, грипп и даже воспаление легких, с которыми я боролся народными средствами. Однажды (в восьмом классе) я целый месяц ходил в школу с головной болью и температурой около 38ºС, и никакое бабушкино лечение не помогало. Вот я и решил выбить «клин клином»: в середине апреля, после ухода льда на реке, сходил и искупался в р. Вятке. На следующий день температура тела поднялась почти до сорока градусов, но после лихорадочной ночи с обильным потоотделением утром я встал мокрый, слабый, но с нормальной температурой. Правда, через четыре месяца, в девятом классе, я уже не смог сидеть на последней парте, так как, видимо, следствием радикального способа лечения было ослабление зрения. С тех пор стал носить очки от близорукости.

После окончания восьмого класса я решил поступить в лесопромышленный техникум на строительное отделение, но не прошел медицинскую комиссию, так как у меня выявилась близорукость. Мне объяснили, что я не смогу работать с маркшейдерскими и другими точными оптическими инструментами, поэтому к вступительным экзаменам меня не допустили. Близорукость в какой-то степени определила на будущее вектор моих устремлений и предпочтений. По этой же причине в десятом классе мне не разрешили заниматься в парашютной секции. Мне было очень обидно, так как даже некоторые девчонки из нашего класса смогли прыгнуть с самолета с парашютом.

Для укрепления здоровья решил закаливать свой организм методом ежедневного и круглогодичного купания, спал на чердаке дома до выпадения снега. Однако из-за частых разъездов на соревнования ежедневные купания в проруби не всегда удавались, но болеть от простуды я стал реже.

Неожиданно для меня ежедневное длительное плавание в летние месяцы дало очень высокий эффект в росте моих спортивных результатов. У меня резко увеличился объем легких (с 3600 см³ до 5500 см³), на тренировках и соревнованиях я уже не задыхался во время гонки (бежал и не мог набежаться). Вникая в физиологию организма человека (по книгам с медицинскими исследованиями), я понял, что при длительных динамических нагрузках в лыжных гонках в первую очередь должны быть мощными и здоровыми сердце и легкие. Если этого нет, то никакая тренировка мышц не поможет достичь высоких результатов. В современных условиях в режим тренировок лыжников и биатлонистов обязательно нужно включать длительное плавание: летом по открытой воде, а зимой – в бассейне, которых сейчас достаточно.

Философские знания необходимы были для объяснения и обоснования человеческого бытия с позиций существующих в стране порядков. Я долго отказывался вступать в комсомол. И только угроза быть отлученным от спорта вынудила меня вступить в члены ВЛКСМ. Я уже тогда понял, что партийные лозунги и красивые воззвания виртуальны и на них благополучие страны не построишь, что реально подтвердилось в результате последующего политического и экономического переустройства нашего государства. Сейчас их в еще более извращенном виде заменили грабительский процесс передела народной собственности, перераспределения доходов от использования природных ресурсов, навязчивая, профессионально неграмотная реклама, часто откровенно вредная, и др.

Противоречивость слов и дел в государстве особенно остро я начал осознавать в десятом классе, когда мы по школьной программе пять дней учились, а один день в неделю работали на механическом заводе: мальчишки - слесарями-инструментальщиками, а девчонки – токарями. Общение с рабочими, сравнение их труда, настроений и высказываний с таковыми у колхозников, которые я наблюдал при жизни в деревне, подтвердили истинность русской пословицы, что «на трудах праведных не построишь палат каменных». Уравнительность в правах, в зарплате и в других социальных льготах прогибающихся перед начальством люмпенированных лодырей в сравнении с добросовестными, талантливыми и правдивыми мастеровыми рабочими, удручало своей несправедливостью. Погоня за выполнением производственных заданий к концу месяца любой ценой (100,1% плана) и многие другие несоответствия выступлений вышестоящих руководителей, материалов средств массовой информации, с реалиями в жизни вызывали массу вопросов, на которые не было ответов. Мое внутреннее мировоззренческое смятение усугубилось первой любовью к однокласснице Тане. Моя избранница, оказывается, любила еще одного парня (он уже учился в институте) и не могла выбрать истинного суженого. После трудного разговора с ней выбор сделал я – сел на спортивный велосипед (с девятью рублями в кармане) и уехал из дома в направлении на юг за месяц до выпускных экзаменов в школе. Тем не менее, впоследствии в письмах мы регулярно делились друг с другом своими впечатлениями о повседневной жизни. Примерно через 7 месяцев, когда я вернулся после полевых работ на место базирования нашей геологоразведочной партии, моя старшая сестра прислала печальное известие о том, что Таня по неизвестным мотивам покончила счеты с жизнью. Расследование представителями органов внутренних дел этого трагического происшествия причину суицида так и не установило.

Мне в дальнейшем приходилось множество раз принимать достаточно серьезные и, как я считал, обоснованные и взвешенные решения, которые в той или иной степени отражались на моей жизни и жизни моих родных, друзей и знакомых. Всегда в такой ситуации старался минимизировать негативные последствия, чтобы даже тени обиды или неудовлетворения не вызывать у окружающих. Тем не менее, все люди разные по характеру, воспитанию и привычкам, поэтому для всех хорошим быть невозможно. Но последствия того юношеского категоричного решения бросить школу и разорвать отношения с любимой девушкой оставили чувство непонятной вины, с которым я прожил всю оставшуюся жизнь.

ОТ ЮНОШЕСТВА К ЗРЕЛОСТИ

Мое велосипедное путешествие 1964 г. в никуда закончилось в г. Куйбышеве (сейчас г. Самара), поскольку велосипед здесь украли. В техническом училище при шарикоподшипниковом заводе этого города на наладчиков учились два моих школьных товарища Саша Коробов и Саша Половников. Мне они ничем помочь не могли, тогда я решил устроиться в Волжское речное пароходство матросом. И вновь из-за слабого зрения я не прошел медицинскую комиссию. Видя мое отчаяние (к тому же уже два дня я ничего не ел), врач-окулист Надежда Франциевна, женщина пенсионного возраста, дала мне двадцать пять рублей. Эти деньги позволили мне сесть на пароход и добраться до г. Астрахани, где полуголодный (три дня питался только плодоягодами тутовника, в массе произрастающем на улицах города) я пришел наниматься на работу в Астраханскую геофизическую экспедицию.

В Астрахани опять, как и в Самаре, встретились отзывчивые и душевные люди. В это время геологоразведочный отряд собирался выезжать на полевые работы, и на железнодорожную платформу грузили оборудование и технику. Как лошадь на базаре, оценили мои внешние физические данные. Павел Степанович, главный геолог, и мастер-бурильщик Володя похлопали меня по плечу и со словами «крепкий хлопец» включили в состав бурильной бригады младшим буровым рабочим.

До отъезда геологического отряда в поле Павел Степанович приютил меня на четыре дня у себя дома. Закончив погрузку снаряжения и техники, мы выехали на место дислокации отряда в пос. Харабали, расположенный на протоке Ахтубы восточной части дельты реки Волги.

Мне выдали денежный аванс, спальный мешок, спецодежду. В поселке Харабали снял комнату у бабки Степаниды, у которой сын промышлял браконьерством осетров на Волге и Каспии. На ежедневной трапезе у хозяйки квартиры черная икра всегда присутствовала на столе, поэтому осетровой икры я наелся до отвращения на всю оставшуюся жизнь. Помнится, когда мне однажды из Вятки прислали соленых рыжиков, то в отместку на мое пренебрежение к черной икре хозяйка отозвалась о рыжиках как о «мерзопакостных соленых зеленых лягушах, которые и в горло не лезут».

Поисковые работы сейсмического отряда сопровождались с постоянным переездом на новые участки. Задачей отряда было обследование территории в центральной полупустынной части Прикаспийской низменности в западном Казахстане, где залегает гигантское месторождение каменной соли. Сейсмическими изысканиями необходимо установить конфигурацию и  глубину залегания пластов каменной соли.

Условия работы были достаточно сложные. Летом жара была такая, что босиком по песку ходить было невозможно, и в песке куриные яйца можно было сварить «в мешочек». Дождей не было, поэтому палаток не ставили и спали в спальных мешках под открытым небом. Переносной брезентовый навес устраивали только для кухни. Опасность представляли ядовитые пауки – тарантул и каракурт -, которых нередко обнаруживали в спальных мешках.

Довольно многочисленными были степные гадюки, но они были интересны только одному из наших работников - Косте, который сотнями их ловил. Он брал змею за кончик хвоста, раскручивал в воздухе 2-3 раза и резко вздергивал, отчего происходило расчленение позвонков, и змея не могла двигаться, оставаясь живой. «Выдоив» яд в стеклянную пробирку, змею выбрасывал, и она вскоре погибала. У мертвой же змеи яд взять очень трудно. Таким варварским способом он уничтожил несколько сотен змей. Особенно много змей было перед уходом их на зимовку. Я помогал обнаруживать рептилий, высматривая с площадки буровой вышки (с высоты 10 м) ползущих животных в углубления земли, в расщелины камней и скал. Змеиный промысел давал ему солидный заработок, поскольку яд охотно принимали на фармацевтической фабрике.

В мои прямые обязанности в бурбригаде сейсмоотряда входило копание ям-отстойников размером 0,5 х 0,5 х 0,5 м для наполнения водой при бурении скважин. Ежедневно наша буровая бригада бурила 15-30 скважин глубиной до 20-30 м, в которую загружали взрывчатку и затем взрывали. Первые дни работа была невероятно трудной, от усталости я даже не мог нормально принимать пищу. Впоследствии втянулся в рабочий ритм, и указанные нагрузки даже при копании ям в твердом грунте переносил без особого напряжения.

В результате взрыва специальными датчиками, установленными радиально от скважины через 10-метровые промежутки на расстояние до 500 м, улавливали отраженные сейсмические волны и фиксировали их приборами передвижной сейсмостанции.

После сейсмического обследования разведывали глубину залегания и состав грунта глубоким бурением с полным извлечением пробуренной породы в виде керна. На глубине около 1800-2000 м обычно бурение прекращали.

Полевая жизнь геологов была крайне разнообразна и не обходилось без курьезов и приключений. Снабжение импортной одеждой и продуктами у геологов было хорошее, но консервированные продукты в полевых условиях довольно быстро приедались, хотелось разнообразия, поэтому мы частенько выезжали на охоту за многочисленными сайгаками. Охотились на этих зверей ночью с автомашины со специальной фарой в кузове. Не один раз, заблудившись ночью, мы заезжали на испытательные полигоны, и нас преследовали военные. Однажды во время взлета ракет нас даже задержали и продержали 3 суток до выяснения личностей.

Другой курьезный случай произошел с одним инженером-геологом. Он не был охотником, но поехал на охоту с только что купленным новым ружьем. Во время охоты ослепленный светом фар сайгак-рогач бежал прямо на него, и, вместо того чтобы стрелять, растерявшийся горе-охотник бросил ружье в сайгака, от удара сломался приклад, а сайгак убежал.

Еще более анекдотичный случай произошел с бульдозеристом Василием. При глубоком бурении под новую скважину для копра (вышка) бульдозером готовят ровную площадку. Однажды в пустыне, примерно в 30 км от базы, дежурная автомашина завезла бульдозериста на место его работы и уехала далее на следующие точки. Когда автомашина вечером приехала забирать Василия, то его нашли изрядно избитым под трактором. Оказалось, проработав 3 часа, Василий решил закурить и обнаружил, что забыл сигареты на базе. В это время над ним пролетал на небольшой высоте легкий самолет. Здесь военные самолеты регулярно курсировали от одной ракетной точки к другой. Василий забрался на крышу трактора и стал махать кепкой. Самолет приземлился, и летчик подошел с вопросом о случившемся. Вася простодушно объяснил, что в пилоте он увидел своего «брата-водителя» и попросил закурить, на что взбешенный летчик дал ему хорошую взбучку. Дело в том, что эти самолеты - своеобразные дипкурьеры между секретными ракетными точками, и при полете их постоянно «ведут» по радио с земли. Незапланированные посадки запрещены. Он сказал Васе, что если посадку засекли - его лишат полетов, и он приедет и отделает Васю еще сильнее. Если не засекли, то он тоже приедет, но тогда Вася должен его хорошо угостить. Действительно, примерно через 10 дней приехал УАЗик с 3 летчиками, и Вася попросил начальника нашего отряда сделать выходной. Угощал Вася, гулял весь геологический отряд, и летчики расстались с Васей друзьями.

Другой печально-поучительный случай произошел с нашим взрывником. В августе месяце отряд перебазировался на новое место. Из-за песков и солончаков (соленые пустынные болота) до новой точки вынуждены были ехать дальней окружной дорогой. Кстати, из-за слабой дерновины в полупустыне след каждой проехавшей автомашины выглядит как дорога. Шофер взрывников на своей спецмашине решил спрямить путь и поехал своей дорогой. Он заблудился, и вскоре в автомашине закончился бензин. Нашли машину со взрывником Наташей через 24 дня. Шофера не было, он ушел на поиски верного пути и не вернулся. Видимо, он погиб в песках, но тело его так и не обнаружили. Автономное длительное существование и спасение Наташи жарким летом в песках пустыни невероятное и банально простое. Из продуктов у нее была всего четвертинка буханки хлеба и немного конфет. Запаса воды не было. Хлеб малыми порциями она съела за 2 недели, а воду в виде конденсата собирала тряпочкой с капота автомашины, который образовывался из-за резкой разницы дневной и ночной температуры к утренним часам. Она терпеливо сидела в машине с твердой уверенностью, что ее найдут. Чтобы как-то скрадывать одиночество, она занималась своим любимым делом – вязанием. С собой у нее были вязальные спицы, недовязанный свитер и клубок шерстяных ниток. За время одиночества она дважды распустила и связала свитер.

Нашему сейсмоотряду достаточно часто приходилось менять место стоянки. В один из таких переездов наш караван из 9 автомашин проезжал мимо аула, где проходил сабантуй (праздник) со скачками на конях, танцами и борьбой на поясах с выбыванием, где собралось больше всего зрителей. Мощный казах (массой более 100 кг), бросив на землю очередного соперника, ходил по кругу в ожидании очередной жертвы. Желающих не было. Буровики моей бригады, смеясь, вытолкнули меня в круг со словами: «Не посрами вятски!». Я упирался, но все хотели зрелищ, так как по сравнению с этой горой мяса я выглядел мухой. Пришлось снять рубаху и ботинки. Меня обмотали матерчатым поясом на пояснице, судья крикнул о начале поединка. Суть единоборства проста: нужно ухватиться за пояс противника и постараться уронить его, или хотя бы придавить до прикосновения коленом о землю. В школе я год занимался в секции самбо и знал неплохо несколько приемов. Мой противник уверенно направился на меня с некоторой даже усмешкой. Я тоже быстро пошел ему навстречу, и как только он хотел ухватить мой пояс, я сделал шаг вправо, резко присел и в этот момент схватился за его пояс и тут же поднял на вытянутых руках вверх и бросил. Казах рухнул, и оказалось, что при падении он сломал ключицу. Геологи с диким ревом стали подбрасывать меня вверх. Когда все успокоились, ко мне подошел в бархатном богато вышитом халате старый казах, повел к стаду баранов и предложил выбрать любого. Вечером на новой стоянке весь отряд праздновал мою победу бешбармаком из призового барана. Таким образом, интенсивная ежедневная работа лопатой и ломом привела меня к блистательной победе в казахской национальной борьбе.

Зимой холода в Прикаспийской низменности усугублялись пронизывающим ветром, часто с песком. Это вам не северная таежная красавица-зима!. От ветров в пустыне устаешь физически, несмотря на теплые вагончики. В это время я работал верховым рабочим, и мое рабочее место было на площадке-будке в верхней половине буровой вышки, на высоте около 10 м, а  на высоте холод ощущался сильнее. Моей задачей было зацеплять или отцеплять вертлюг от замка бурильных штанг. Бурильная бригада после бурения каждых 10 м должна была поднять на поверхность весь керн – это пробуренная порода, которая оставалась внутри 10-метровой трубы, и разложить ее в строгой хронологической последовательности по специальным ящикам. С глубины 1700-1800 м поднятие снаряда иногда длилось целую смену, а затем вновь опускание и бурение очередных 10 м. Собранный керн увозили и изучали в специальной лаборатории.

Еще до окончания работ по данному проекту начальник отряда предложил мне пойти учиться по направлению их геологической партии в Грозненский нефтехимический институт на геологический факультет. Но у меня не было аттестата о среднем образовании, поэтому я поступил в заочную школу г. Астрахани, но к периоду приемных экзаменов в институте не успел сдать все предметы. По этой причине в геологи я не попал, хотя это была моя мечта детства.

После окончания работ по разведке месторождения каменной соли я поехал по геологическим объектам нашей партии. Побывал в горах Киргизии, также в южной части Центрального Казахстана на объектах, связанных с разработкой урановых руд. Бывалые люди посоветовали мне бежать подальше от этих мест с большими заработками денег, но нежелательными последствиями для собственного здоровья.

С товарищем по геологоразведке С. Селивановым мы приехали в г. Асбест Свердловской области на завод по переработке асбестовой руды, оформились на работу и сразу же получили места в общежитии. Днем я пошел покататься на лыжах в пригородном парке и был удивлен необычно плохому скольжению лыж по сухому снегу. Оказалось, что из труб асбестового завода в воздух выбрасывается белая, не видимая на снегу асбестовая пыль и оседает на землю города и пригорода. Вечером того же дня мы пошли на городской стадион покататься на коньках, и там, в раздевалке, у меня украли красивые и теплые зимние ботинки. Это воровство и загрязненный воздух города определили мое решение вернуться на вятскую землю.

После возвращения в Киров работал слесарем на Нововятском лыжном комбинате.

 

Участник зимней спартакиады народов СССР в Свердловске (1966 г.) по лыжным гонкам

 

В 1965 году закончил вечернюю школу рабочей молодежи и в том же году поступил на химфак Кировского политехнического института. В это же время мне предложили переехать в г. Кирово-Чепецк. Так, не начиная учиться в институте, устроился на химкомбинат слесарем-монтажником. Осенью 1965 г. ради развлечения по документам Владимира, товарища по общежитию, сдал за него вступительные экзамены на вечернее отделение филиала Кировского политехнического института, который в дальнейшем он успешно закончил и долго работал инженером на заводе. После сдачи экзаменов за Володю во втором потоке я сам решил поступить на эту же специальность, но завалил физику, и на этом моя техническая карьера закончилась.

Я стал интенсивно заниматься спортом и в начале 1966 г. выполнил норматив мастера спорта СССР по лыжным гонкам. Заслуженный тренер СССР И.П. Родыгин предложили мне работать тренером по лыжным гонкам со школьниками 5-7 классов при спортивном клубе «Олимпия».

В этой связи в 1967 г. поехал поступать в институт физкультуры в г. Малаховка Московской области. Прошел все испытания и экзамены, но мне сказали, что у меня шансов на зачисление нет, так как вне конкурса будут зачислены мастера спорта международного класса и заслуженные мастера, а среди них было много членов сборной СССР (лыжники, хоккеисты, конькобежцы и др.).

 

Заслуженный тренер СССР И.П.Родыгин

 

То есть обстоятельства распорядились не в мою пользу. Да и от тренерской работы я не получил удовлетворения, поэтому отказался от нее.

УЧЕБА В ИНСТИТУТЕ

 

В начале апреля 1968 г. после возвращения из г. Мурманска с соревнований «Праздник Севера» мне приснился сон, в котором я сидел у огромной железной плиты и бесконечно долго стучал по ней молотком. Я воспринял этот сон как явь и понял, что альтернативой такой жизненной ситуации может быть только учеба в институте.

Анализ перспектив существования человечества на основе личного жизненного опыта, собственных увлечений и прогнозов на реалии будущего биосферы от последствий «прогресса цивилизации» привели к убеждению, что одно из актуальных и востребованных в будущем направлений деятельности людей будет сохранение, изучение и восстановление всего живого на планете. Я был буквально одержим мыслью о поступлении и об учебе в институте. Стал читать учебники и книги по биологии, чтобы поступить на факультет охотоведения в Кировский сельскохозяйственный институт или в Пермский медицинский институт. Приоритет охотфака оказался выше из-за необычности и некоторой таинственности профессии биолога-охотоведа, а также из-за возможности без начальников работать на природе.

При поступлении я чуть не провалился на экзамене по биологии, так как в школе мы не изучали генетику, из-за абсурдных гонений на эту науку в СССР. Спас случай. На экзамене предшествующий абитуриент потянул билет, и в придачу к вытянутому билету ему дали третьим вопросом задачку по генетике. Я тоже сначала тянул билет с двумя полосками (на обратной стороне лежащих на столе экзаменационных билетов четко пропечатывалась полоски шрифта, продавленного пишущей машинкой), но мгновенно сориентировался и вытянул билет с тремя полосками, что соответствовало трем вопросам в билете. Мне не дали задачку по генетике. Вот здесь судьба решила вопрос в мою пользу.

Поступать учиться на охотоведа приехали абитуриенты из самых дальних республик, краев и областей СССР. В 1968 году был четвертый набор. Принимали только 50 человек. Конкурс был более 5 человек на место. Некоторые приезжали поступать во второй и даже третий раз. У меня такой страсти к охоте не было, как это имело место у многих абитуриентов, но цель и твердое намерение получить биологические знания были.

После пяти лет работы на производстве первые два года учебы в институте давалась мне очень трудно. Новые знания в меня медленно «вползали» в результате каждодневного труда в аудиториях и в читальном зале. В общежитии готовиться к занятиям было невозможно. Из-за дефицита времени я даже перестал активно заниматься спортом, так как большой спорт требует ежедневных многочасовых тренировок. Я сделал выбор в пользу получения знаний, чему поспособствовал неожиданно появившийся в зимнюю сессию на первом курсе (в январе) тромбоз кровеносных сосудов голени (от физических перегрузок на тренировках и переохлаждения сосудов ног). Врачи предупредили меня даже о возможной потере ноги, если не перестану усиленно тренироваться.

Несмотря на интенсивную учебу, на первом курсе умудрился получить две оценки «удовлетворительно»: по Истории КПСС (из-за собственного мнения на эту науку) и физике, которую я откровенно не любил. Третью и последнюю тройку я получил на третьем курсе по микробиологии, и вот за что. Мой приятель-офицер (это он в 1964 г. арестовал нас на ночной охоте на сайгаков в Казахстане, а в 1970 г. приехал в командировку в военную часть в п. Юрью Кировской области) пригласил на танец девушку, с которой пришел в кафе преподаватель микробиологии нашего института. Более того – приятель и ушел из кафе с ней. На экзамене преподаватель-микробиолог даже не задавал вопросов по предмету, а лишь заметил о вреде вторжения в личную жизнь преподавателей. Так я оказался козлом отпущения в мимолетном романе легкомысленной девушки с моим приятелем. Хотя в отношении преподавателя это был правильный поступок со стороны девушки.

На первых трех курсах у нас было много летних и зимних учебных практик. Лишь на первом курсе я их посещал в соответствии с учебным графиком. Остальные отрабатывал по индивидуальным заданиям, уезжая в экспедиции в различные интересующие меня места. Побывал в Абхазии, где изучал флору и фауну бассейна реки Гумисты по заданию Сухумского субтропического ботанического сада. Агроном субтропического ботанического сада, его звали Гиви, удивлялся моей не солидной, но стройной фигуре. Он в свои 24 года при росте около 170 см имел вес более 100 кг и был в два раза толще меня. Без круглого выступающего брюха он бы не считал себя уважаемым человеком. По его меркам и критериям, я до старости остался не уважаемым человеком, так как выпирающий живот у мужчины («беременные мужчины») я лично считал следствием слабости и распущенности. Да и наша профессия полевого охотоведа обусловливает стройность фигуры.

В Абхазии я узнал много неведомых мне древесных растений и довольно хорошо ознакомился с представителями фауны черноморского побережья. Впервые увидел мандариновые сады и дикий (ложный) апельсин, оранжевая кожура которого своей насыщенной горечью словно предупреждает человека и животного о несъедобности смертельно ядовитой мякоти этого плода. Был поражен многочисленностью тунговых деревьев и обилием на них кистей из орехов, которые мне показались очень вкусными. В результате я сильно отравился, и только благодаря своевременному прибытию скорой помощи меня откачали в больнице. Оказывается масло этого ореха для человека ядовито, но является прекрасным натуральным продуктом для авиационных моторов. Во время второй мировой войны самолеты заправляли тунговым маслом, полученным на абхазских плантациях.

В нижнем поясе причерноморских склонов Кавказских гор, заросших дикими плодовыми деревьями и кустарниками, местное население полувольным методом содержит домашних свиней. В основном свиньи кормятся дарами природы, и для удержания их в определенном месте хозяева каждый день в корыто приносят подкормку. По мере истощения естественных кормов корыто периодически перемещают на другое место. Осенью корыто переносят ближе к дому, а к зиме заносят во двор, чтобы можно было ловить свиней. Часто самки спариваются с дикими кабанами, поэтому окраска отдельных особей - пестрая. Однажды я поднимался в горы вдоль русла р. Гумисты и увидел женщину, переносящую на спине колоду для свиней. Я предложил свою помощь и взвалил колоду на спину. По массе она была не менее 80-100 кг. Когда дотащил ее до указанного места, в глазах было темно, а ноги дрожжали. Я был поражен выдержке этой хрупкой средних лет женщины, которая регулярно занималась таким перетаскиванием. Я ни разу не видел, чтобы колоду таскал мужчина.

На следующий день, когда я возвращался с гор домой, у тропы меня поджидал мальчишка 7-8 лет. Он сказал, что его отец пригласил меня в дом. Арсен был полный и ухоженный мужчина средних лет. Он поблагодарил меня за помощь его жене и пригласил поужинать. Так продолжалось целую неделю, пока я ходил одним маршрутом. Во дворе их двухэтажного дома стоял стол с полной чашкой грецких орехов и графином с напитком желтоватого цвета. Дети подходили, наливали напиток и пили. Я тоже попросил разрешения напиться. Каково же было мое удивление, когда я понял, что это было легкое виноградное вино. Кстати, за все время пребывания в Абхазии пьяных людей я не видел, хотя в питейных автоматах на улицах за 20 копеек можно было получить стакан сухого вина.

В конце сентября Арсен пригласил меня на свадьбу к его соседям. Меня усадили за стол, где сидели, ели и пили одни мужчины, иногда пели песни. Застолье было очень веселое и содержательное, и я с большим интересом присутствовал на этом празднестве, где имел место и элемент своеобразной состязательности. Без тостов вино не пили. Тосты произносили торжественно и вдохновенно на абхазском языке, поэтому я их не понимал. На каждый очередной тост вино наливали в новую, большей емкости посуду. Если человек выходил из-за стола, то он выбывал из состязания. Когда осталось 6 человек, вино наливали в рог горного козла. Когда из них осталось 3 человека, до дна из своего рога смог выпить только один самый могучий (толстый) мужчина. В награду за успешное завершение застолья под бой барабана, дудочки и своеобразного струнного инструмента ему вручили саблю, нанизали на нее свиной окорок, сыр, арбуз, хлеб, виноград. Под звуки оркестра и пение, победитель с поднятой над головой саблей пошел по кругу. Этот ритуал предопределил его последующую судьбу: на следующей свадьбе в этой местности тамадой будет этот богатырь, который, по моим прикидкам, выпил более 5 литров вина не выходя из-за стола (памперсов в то время еще не придумали).

Осенью следующего года, вместо сельскохозяйственных работ на картофельных полях Кировской области, я поехал с бригадой студентов на сбор винограда в с. Кача в 20 километрах от г. Севастополя в Крыму. Нам предоставили общежитие, кормили в колхозной столовой. В нашу задачу входило ежедневно собрать определенную норму винограда, за выполнение которой приемщик каждому давал жетон. Если выполняли норму, а это более 10 корзин винограда, в оставшееся время мы могли идти загорать и купаться в море. Вот здесь мне пригодился опыт сборщика ягод, который я приобрел в детстве. В конце дня у меня было жетонов на 2-3 дневных нормы. В составе бригады было несколько девушек-студенток нашего института, одна из них, Ирина, впоследствии стала моей женой. У нее не было вятской успеши в сборе ягод, поэтому я помогал ей, и обычно после обеда мы свободно могли распоряжаться своим временем. В Черном море я с удовольствием предавался любимому занятию: много нырял с маской, трубкой и в ластах, чтобы наблюдать подводную жизнь прибрежных водных обитателей.

В Кирове все свободное время посвящал книгам, а с появлением постоянного снежного покрова в выходные дни я ездил на электричке на р. Просницу или Быстрицу тропить выдру либо в пойменные леса тропить рысь, по следам которых можно было много узнать об активности, поведении и способах их охоты.

В зимние каникулы на втором курсе я уехал на север Кировской области в тайгу Опаринского района для тропления зайцев, рыси и охоты на выдру. И однажды, поставив в ивняке капкан 5 номера на жировочные следы зайца-беляка, на следующий день обнаружил попавшуюся рысь. Выдру за все время троплений ее следов и охот мне так и не удалось поймать.

В период учебы только на первом курсе я интенсивно тренировался на лыжах, но после травмы ноги полностью прекратил тренировки и целиком посвятил себя учебе. Но за честь факультета и института еще выступал неоднократно. Были здесь и курьезные ситуации, о которых мы вспоминаем при встречах выпускников факультета охотоведения Кировского СХИ.

В основной массе студенты-охотоведы были физически сильными, крепкими ребятами, поскольку их будущая профессия обязывала нормально и без показного героизма справляться с невзгодами и экстремальными ситуациями в природных условиях. Поэтому и в рядовых житейских ситуациях они достаточно быстро находили и принимали разумные решения.

Так, в декабре 1971 г. должна была состояться межфакультетская эстафета 4 х 5 км по лыжным гонкам в Заречном парке г. Кирова. Старшекурсники, среди которых имелись сильные лыжники, были на производственных практиках. Мы только что приехали с трехмесячной практики. Выбор гонщиков был крайне ограниченным, и к тому же не было хороших гоночных лыж. В это время я уже прекратил активно заниматься спортом, но у меня сохранились две пары лыж с ботинками. Мы приняли решение четыре этапа бежать на двух парах лыж.

Мы не строили никаких иллюзий на высокие места, так как наши соперники на мехфаке, ветфаке и агрофаке в своем составе имели только перворазрядников и кандидатов в мастера спорта, многие из которых были членами сборной команды института. У нас состав был такой: Л. Бояринцев и Л. Машковцев – второразрядники, которые на лыжах не стояли уже более двух лет (кроме институтских занятий по физкультуре), В. Раков – перворазрядник и В. Машкин – мастер спорта, но и мы тоже давно не тренировались, кроме ходьбы на широких лыжах на охоте.

К неудовольствию всех участников соревнования погода была не лыжная, температура около 0ºС, а лыжня – гололедный желоб. Смазка лыж при любой погоде всегда важна и сложна, а при такой лыжне особенно, так как лыжи назад «бежали» (отдавали) лучше, чем вперед. Из старых запасов импортных лыжных мазей я что-то подобрал, подмазал лыжи и мы вышли на старт. Все бежали мучаясь на скользкой лыжне, а мы шли охотничьим шагом. В нашей команде участник третьего этапа снимал лыжи с участника первого этапа, а четвертый – с участника второго этапа. Над нами подсмеивались соперники, но яростно поддерживали болельщики охотфака. И мы оправдали их надежды. К восторгу болельщиков на финишной прямой четвертого этапа мы вырвали победу у явных фаворитов – студентов мехфака, в команде которых бежали все члены сборной института.

В аналогичной ситуации весной 1971 г. должна была состояться легкоатлетическая эстафета по Октябрьскому проспекту. Надо было отстаивать честь факультета, и мы собрали команду. Явным фаворитами были команды агрофака и мехфака. В первой бежали два члена сборной области по бегу. Ко всеобщему несчастью накануне ночью выпал свежий снег, толщиной около 5 см. Бежать в кедах по снегу – это то же, что «корова на льду». Команда агрофака где-то достала шиповки, но бежать-то надо было по заснеженному асфальту! И тут я вспомнил, как мы играли зимой в футбол на снегу, надевая на кеды шерстяные носки, чтобы ноги не скользили. Решение приняли мгновенно – тут же послали в общежитие гонцов, и они принесли 20 пар грубошерстных ручной вязки носков. Каждый участник перед самым стартом на тапочки надевал шерстяные носки, и мы, как «стоячих», обошли соперников и с огромным разрывом к неописуемому восторгу всех присутствовавших болельщиков завоевали победный кубок.

Потом команды охотоведов выигрывали даже городские соревнования по спортивному летнему и зимнему ориентированию, поскольку наша профессия обязывает дружить с географическими картами и компасом. Но и здесь не обошлось без курьезов, только другого свойства. На туристических слетах традиционно проводятся конкурсы на скорость установки палатки (мы его тоже выиграли), на скорость разжигания костра и кипячения воды и др. В конкурсе разжигания костра жесткие требования к применяемому топливу: должны быть только дрова (не щепки, не береста, ни другие быстро горящие источники). По условиям необходимо быстро разжечь и довести до кипения) 0,5 литра воды в котелке.

Все конкурсанты шли в лес и собирали мелкие сухие дрова. Мы в лесу также искали нужное нам топливо. Курьез заключался в том, что после завершения конкурса нам не поверили, что мы использовали обычные дрова, поскольку наш котелок закипел через минуту, а у второго призера (это были матерые городские туристы) на это потребовалось более двух минут. Судьи и соперники наши дрова нюхали, пальпировали и даже пробовали на зуб. Пришлось объяснять судейской бригаде, что лес и поле – это дом родной охотоведа, и он знает, что при сломе ствола дерева сосны в поврежденную погибающую часть ствола еще долго поступает смолистый сок. Этому меня научила бабушка, которая печь разжигала лучинами из смолистых поленьев сосны. Насыщенная смолой сухая древесина имеет золотистый цвет, легко колется и, подсушенная на костре, вспыхивает вся мгновенно (почти как порох), что случилось и у нас. Тем не менее, опыт пришлось повторить, после чего нам заслуженно вручили первый приз.

Летнюю сессию второго курса я сдавал на два месяца раньше своих сокурсников, чтобы с В. Муравицким поехать в Кургальджинский госзаповедник, водные угодья которого по международной конвенции признаны особоохраняемыми, так как лежат на путях массового пролета многих видов водоплавающих птиц. На озерах Северного и Центрального Казахстана, богатых рыбой, тогда вели промысловый лов множество рыбаков.

 

Владимир Муравицкий извлекает запутавшихся в сетях уток (Кургальджинский заповедник, июль 1970 г.)

 

Для Володи это была преддипломная практика со сбором материала по влиянию сетевого лова рыбы на водоплавающих птиц. Работа у него получилась обстоятельная, очень интересная и практически значимая. Данные исследований показали, что в ставные сети попадает и погибает много речных и особенно много нырковых уток. В вентери же крайне редко попадались только виды нырковых уток. Это позволило рекомендовать в озерах Центрального Казахстана запрет в летние месяцы сетевого лова, а допустимым способом промыслового лова рыб может быть только вентерный. Таким образом Володя доказал  крайне негативное влияние деятельности рыбаков на состояние численности водоплавающих птиц. Свой диплом по исследованной проблеме он защитил на «отлично».

Мне предложили провести инвентаризацию млекопитающих на территории заповедника. Работа поисковая и увлекательная, требует знания разнообразных методик учета животных: визуального на маршрутах; по следам жизнедеятельности и по отпечаткам лап на грунте, ловчими канавками и давилками в различных биотопах. Приходилось ловить, делать коллекционные тушки с черепом и сдавать в фонды заповедника этикетированный материал с названием вида животного, промерами его тела, указанием автора лова, места и даты добычи. После завершения исследований я написал отчет (мой рукописный отчет перепечатывали, разбирая мой почерк «куриной лапой» почти полгода).

На мое счастье, в этот период музей заповедника оформлял высококлассный таксидермист биологического музея Алма-Атинского университета А. Романов, у которого я прошел обучение по изготовлению тушек и чучел зверей и птиц. В тот период на охотфаке КСХИ студентам не преподавали трофейное дело и таксидермию, поэтому после возвращения в октябре на учебу в институт я привез более 50 тушек птиц и более 30 черепов и шкур разных видов зверей. Благодаря такой богатой коллекции меня не отчислили из института за месячное опоздание на занятия.

Представление биоматериала студентами после практик было обязательным и сейчас является одним из основных способов пополнения фондов учебного материала для аудиторных занятий и экспозиции биологического музея факультета Вятской сельхозакадемии.

 

Любовь с первого взгляда и на всю оставшуюся жизнь - сурки

 

Во время обследования прилежащих к заповеднику степных территорий, я впервые увидел живых сурков-байбаков. Они сразу покорили меня, и это была любовь с первого взгляда на всю оставшуюся жизнь. Они показались мне удивительно похожими на человека семейно-коллективным образом жизни, повадками, даже каким-то внешним сходством. Встанет столбиком - и кажется, будто перед тобой уставший после трудов праведных человек. С тех пор каждое лето я мчался к суркам в разные уголки СССР.

Фламинго кормятся на мелководье озера.

 

В  фауне заповедника был еще один примечательный вид – фламинго

Эта птица имеет необычный, даже несуразный внешний облик. На песчаных отмелях горько-соленого оз. Тенгиз заповедника находится самая северная и многочисленная колония этого редкого вида и единственного представителя отряда фламинго. Образно выражаясь, внешне розовый фламинго – это дольно крупный красавец-урод на тонких длинных ногах с длинной тонкой шеей.

Своеобразен небольшой, круто изогнутый клюв, которым из воды и жидкого ила он отцеживает мелких ракообразных.

 

Кинооператор Феликс и студент В.Машкин на острове оз.Тенгиз в Кургальджинском заповеднике (июль 1970 г.)

 

Гнездится колониями на открытых мелководьях, сооружая из песка и ила возвышение с углублением на вершине, в котором откладывает 1-2 эллипсовидных белых яйца. Окраска оперения розово-белая, особенно яркая на крыльях и ногах, концы маховых перьев – черные.

Розовый цвет определяют пигменты поедаемых фламинго рачков, которых в горько-соленых водах оз. Тенгиз великое множество. В зоопарках при кормлении фламинго пресноводными рачками с покровами серого цвета розовый цвет ног и оперения птиц становится серым.

Концентрация солей в северной половине озера достигает 200 г/л. Моя попытка искупаться в озере показала, что утонуть в этой воде нельзя. Человека выталкивает на поверхность, почти как пробку из бутылки шампанского. Выйдя из воды нужно сразу же обмыться пресной водой, так как на жаре и ветру обсыхаешь мгновенно и покрываешься корочкой соли, стягивающей кожу. Особенно опасно раздражение глаз от этой воды, она нестерпимо жжет слизистую и буквально делает человека не зрячим.

Грязь (ил) озера вылечивает радикулит, снимает боли в суставах у людей, чему я был свидетелем. Для этого нужно на отмели закопаться в ил и лежать по 30-40 мин ежедневно 4-5 дней. Раньше сюда верхом на лошадях за сотни километров казахи ездили для лечения.

Вспоминается поразительный случай, произошедший при съемке фильма «Думают ли животные», в работе над которым я принимал непосредственное участие. Режиссер Киевской киностудии документальных фильмов Олег сопровождал своих людей во время съемок, присутствовал при живоотлове и кольцевании фламинго на колонии, проводимом сотрудником заповедника Е. Волковым и мной.

Вернувшись на коренной берег после двухнедельного пребывания на островах озера в колониях фламинго, все члены нашей экспедиции решили помыться в речке с пресной водой и побриться. Взглянув на себя в зеркало, Олег истошно закричал: «Дайте мне расческу!!!». Он был лысым, и редкие волосы на его голове присутствовали только на затылке. Сняв с головы после длительной круглосуточной носки свою соломенную шляпу, он с восторгом увидел, что по всей голове у него стали расти белесые волосы, именно поэтому ему сразу же захотелось их расчесать. Видимо, это обусловлено поразительной особенностью микроклимата озера: наличие какого-то невидимого излучения или испарения повлияло не только на организм человека, но и на кинопленку.

Операторы отсняли более 3 километров кинопленки, их герметично упаковали, но в фильме смогли использовать только фрагменты полета стаи фламинго, отснятые в 70 км от озера, где отсутствовало влияние озера Тенгиз. Вся цветная пленка, отснятая у озера, была равномерно испещрена белесыми полосками-царапинами. Аналогичная ситуация была у кинооператоров из Алма-Аты, которые за два года до этих съемок тоже хотели отснять на оз.Тенгиз фильм о жизни фламинго. Они снимали с воздуха, на суше, на воде и под водой, но весь материал (это 5 км пленки) пришлось выбросить в корзину. Кстати, и мои цветные фотопленки также были безнадежно испорчены неким воздействием. Черно-белые же фотопленки повреждений не имели, и с них были получены хорошие снимки.

Необычность атмосферы на этом озере наиболее красочно проявляется во время восхода и захода солнца. Особенно ярко большинство цветов радуги проявляется утром, когда восходящее солнце в прозрачном воздухе при зеленом цвете воды переливается желтыми, розовыми и оранжевыми сполохами и, поднимаясь вверх, тянет за собой все утончающуюся зеленовато-голубую ножку и выглядит, как разноцветный гриб с шарообразной шляпкой. Такого изумительного зрелища я ни раньше, ни позднее больше нигде не встречал (ни в лесу, ни в тундре, ни в степи, ни в пустыне, ни в море, ни в горах).

В заповеднике мне довелось сотрудничать с орнитологами института зоологии Казахской Академии наук (Э. Ауэзов, М. Бикбулатов, Ю. Грачев и лаборант Володя). С орнитологами и кинооператорами мы много ездили на экспедиционных машинах с целью обследования и съемок орнитофауны на близлежащих к заповеднику озерах. Однажды в ауле остановились попить кумыс. Нас окружили  и довольно долго обнюхивали 3 крупных сторожевых пса кавказской породы. Вскоре два пса удалились, а один еще долго кружил вокруг нас, потом подошел к молодому лаборанту Володе, который до этого постоянно с опаской оглядывался на пса, и, подняв лапу, обильно пометил его мочой. Володя не любил собак и боялся их, пес это хорошо почувствовал по поведению и, возможно, запаху и маркировкой мочой продемонстрировал свое отношению к трусливому человеку.

Когда нам принесли в косушках (глубокие фарфоровые чашки емкостью около 0,5 л) кумыс, мы с наслаждением пили натуральный терпкий напиток. Кинооператор Ф. Ржешутек, не допив до дна, остатки кумыса выплеснул на землю, так как на дне плавали черные частички нечто похожего на навоз. Что тут началось! Казахи стали громко кричать, а некоторые даже бросать в нас и в машину камнями. Нам срочно пришлось уезжать. Дело в том, что кумыс у казахов считается священным напитком и выливать на землю его нельзя. Своим действием Феликс осквернил напиток и гостеприимных хозяев. А мусор в бурдюках с кумысом встречался не у всех, у кого нам приходилось гостить. Видимо, это обусловлено чистоплотностью хозяйки. Брезгливые люди этого перенести не могут. Кто знает эту особенность, тот не пьет напиток до дна, а только слегка отпивает и передает чашу хозяину.

Одним из заданий алмаатинского отряда орнитологов был поиск новых колоний фламинго на озерах огромного пространства от оз. Тенгиз до Иргиз-Тенизской впадины. Из Целинограда мы вылетели на вертолете. Примерно через час полета в воздухе заглох двигатель, и летчик на ротации посадил вертолет на землю. Признаюсь, при быстром и почти бесшумном снижении вертолета было ощущение, что содержимое моего желудка подходило к горлу.

Страха не было, а было чувство напряженной безысходности и беспомощности. При ударе о землю погнулись штанги крепления колес, но вертолет, экипаж и все пассажиры остались невредимы.

 

Перед вылетом на поиски колоний фламинго. С белой рубашкой на плече командир самолета (Целиноградская область, август 1970 г.)

 

Обследование территории проводили на самолете АН-12. Поразительной была раскрепощенность летчиков (два Бориса). Она проявлялась в их поступках: при виде в степи одинокой юрты самолет совершал посадку, и мы шли в гости, чтобы выпить кумыса; увидев на земле стадо сайгаков, летчик выводил самолет на бреющий полет и мы стреляли животных. В самолете в запасе лежал даже  трос и 2-х метровый рельс, которым летчики обычно сбивали бегущих сайгаков. А однажды летчики направили самолет в пике на грузовую автомашину. Ехавшие в кузове машины три пассажира в испуге на полном ходу выпрыгнули и кубарем покатились по земле. Это было откровенное хулиганство, если не оценить сильнее. С другой стороны, мы не летчики, и от таких перегрузок на виражах у меня было ощущение, что моя голова лопнет от боли.

Другой особенностью летчиков была способность в большом количестве пить спиртное и в состоянии «никакой» летать. Однажды второй пилот отсыпался в салоне самолета, а первый вел самолет. Я сидел в кресле второго пилота. Летчик долго крепился, чтобы не уснуть, но потом, показав мне на компас-шарик, сказал в каком он должен быть положении, чтобы самолет летел ровно, и пилот «выключился» примерно на 1 час. Вся команда, в том числе и орнитологи, отсыпались в салоне самолета после развеселой предыдущей ночи. К счастью, погода была нормальная, и за время моего пилотирования самолет не качало и не кидало.

А началось все с того, что у нас заканчивалось горючее и мы приземлились в аэропорте г. Аркалык. Здесь уже стояло несколько пассажирских самолетов, которые не могли вылететь, так как на заправке якобы не было горючего. У нас в хвосте самолета было около 170 добытых нами уток. Мы их предложили заправщику и он заправил наш самолет, а в придачу еще дал трехлитровую флягу спирта. Когда мы прилетели на берег оз. Сага и сели поужинать, этого спирта «для полного счастья» не хватило. Было уже темно (около 21 часа). Летчики включили фары на самолете и по неровному кочковатому полю взлетели, чтобы в ближайшем ауле купить водку. Примерно через час, ориентируясь на единственный наш костер, по этим же кочкам благополучно посадили самолет и продолжили пиршество. Поздно ночью все в спальных мешках улеглись под крыльями и фюзеляжем самолета, так как утром на открытом месте бывает обильная роса. Второй пилот ночью вдруг проснулся и захотел куда-то полететь. Включил зажигание, после чего с завыванием начинал раскручиваться маховик мотора. Я единственный, кто не пил спиртное, поэтому проснулся и уложил его спать. Так повторилось еще дважды. На четвертый раз попытка Бориса удалась, мотор взревел, и самолет сразу же начал разворачиваться. Я выскочил из спальника, забрался в кабину и выключил зажигание. Бориса связали и пытались уложить спать. Но среди нас не оказалось Юры Грачева. Стали искать Юру. Через 15-20 минут мы услышали глухой крик, по которому нашли брошенный сухой колодец глубиной около 4 м. В нем зашнурованный в спальнике вниз головой стоял Юра. Оказывается, когда мотор завелся и все бросились в разные стороны от самолета, Юра прямо в спальнике прыгал примерно 150 м и упал в колодец. К счастью, в нем не было воды. Наконец, все улеглись и спокойно проспали до утра.

После завтрака все уселись в самолет для дальнейшего полета, но самолет не заводился. Оказалось, что ночными попытками завести самолет, был посажен аккумулятор. Я единственный из всех был дееспособен, и мне пришлось раскручивать ручкой маховик двигателя, чтобы завести мотор. С третьей попытки мотор заработал, и мы полетели дальше.

По итогам этого обследования новых колоний фламинго мы не нашли, так как даже на старых известных колониях птиц не было. Отчасти это обусловлено обсыханием озер, а в основном исчезновение этой редкой птицы происходит из-за прямого преследования человеком. Достаточно сказать, что у казахов бешбармак (национальное казахское блюдо из мяса и теста) из языков фламинго считался деликатесным блюдом. Одно это свидетельствует о размахе добычи птиц. Через некоторое время после появления из яиц птенцов взрослые птицы начиняют линять и примерно на 15-20 дней полностью утрачивают способность к полету. В этот период поймать их не представляет труда, поскольку птицы плотными стаями держатся у берега или медленно плавают по открытой воде. К периоду наших наблюдений от колонии в несколько десятков тысяч особей осталось не более 4-5 тысяч птиц.

Удивительной и необъяснимой была осведомленность местных жителей степей о происходящих событиях у дальних соседей. Однажды мы приземлились за 170 км от предыдущей остановки. Хозяин юрты нам рассказал: кто мы, куда и зачем летим. Ни радио, ни мобильной телефонной связи в то время у одиночных чабанов не было. На вопрос, откуда он все это знает, аксакал ответил, что «узун кулак» сказал, то есть – ветер сплетник донес. Невероятно, но факт.

В конце августа вместе с орнитологами на автомашине мы поехали в Алма-Ату. По пути проехали по сурчиным колониям Карагандинской области. На одном из озер, к западу от Балхаша, в субботу предполагали пострелять уток. Охотники стояли по берегам в три эшелона: внешний - располагался по кромке озера в бордюре камышей, второй - внутри озера на глубине, позволяющей стоять в болотных сапогах, а третий - на глубине около 1-1,5 м, стоя в воде, при этом ружье и патроны лежали на надувных плотиках.

В начале охоты (в 18 часов) мы насчитывали до 220 выстрелов в минуту. Через час были слышны лишь одиночные выстрелы, так как все утки сидели в центре озера и были недоступны охотникам. Аналогичную картину я наблюдал при открытии осенней охоты на водоплавающих в Луганской области. Результативность охот на одного охотника здесь была намного ниже, чем в Кировской области, где утка рассредоточена значительно шире по угодьям.

В Талды-Курганской области стал известен случай смертельного исхода от съеденных уток. Оказалось, что отец и сын скончались от отравления утиным мясом, в котором было выявлено более 400 ПДК тяжелых металлов. Проверка методом кольцевания показала, что это пролетные утки с водоемов Среднего и Южного Урала. Известно, что вся грязь с осадками и ядовитыми выбросами от промышленных предприятий концентрируется в водоемах, накапливается в организмах моллюсков, ракообразных и в растениях, которые являются массовым кормом уток. То есть, утки находятся на вершине пищевой пирамиды потребителей, аккумулирующих загрязнители.

Приехав в Алма-Ату я познакомился со многими сотрудниками института зоологии АН Казахской ССР, с которыми в будущем пришлось часто сотрудничать. Здесь сложилась комичная ситуация. Ряд молодых сотрудников у меня почему-то стали спрашивать автографы. Недоразумение вскоре разрешилось. Я и не подозревал, что тогда был похож на популярного киноартиста А. Демьяненко, и меня приняли за эту знаменитость.

В Алма-Ату поехал с нами и В. Муравицкий. Он родился и вырос в тайге и великолепно ориентировался в лесной местности. Но в городе Кирове и в Алма-Ате он постоянно блудил и терялся, поэтому его приходилось постоянно сопровождать. Этому парадоксальному явлению я объяснения не нахожу, поскольку обычно люди теряют ориентировку  в лесу, а не в городе.

После возвращения с опозданием на занятия почти на полтора месяца меня чуть не отчислили из института. Но я благополучно отчитался за отлучку и продолжил обучение. В зимние каникулы на третьем курсе с В. Муравицким (он учился на пятом курсе охотфака) поехали на его родину в Верхне-Тоемский район Архангельской области поохотиться на белку. Его брат Геннадий был профессиональным охотником.

Белки в лесу было много и мы хорошо поохотились. Памятна одна своеобразная привычка Геннадия. Убив белку, он тут же снимал с нее шкурку, переднюю часть тушки отдавал собаке, а задок складывал в заплечную сумку. Вскрывал желудок белки и содержимое съедал. Я тоже попробовал тепленький комочек содержимого желудка белки из ядрышек семян ели. По вкусу отдавало запахом елей и отвращения не вызывало. Вечером в избушке мы варили задки белки, но Геннадий почти не ел, а только пил чай. Съев 8-10 комочков семян ели (каждый массой около 10-15 граммов), человек вполне насыщается. В годы урожая семян елей поедание охотниками содержимого желудков добытых белок на промысле - дело обычное в Архангельской области. Удивляет разборчивость и тщательность очистки семян белкой: в желудке мы обнаруживали их идеально очищенными от черных скорлупок.

В период учебы я стал часто наведываться в библиотеку ВНИИОЗ, чтобы изучать литературу по суркам. Благодарен судьбе за возможность встречаться с сотрудниками института. Одним из первых, с кем я познакомился, был высоклассный фотоанималист, писатель и исследователь морских млекопитающих и птиц С.В. Мараков, который вел у охотоведов курс «Фотография живой природы». В честь его заслуг в 2010 г. Командорский заповедник был назван именем С.В. Маракова. Судьба свела меня с известным ученым Б.А. Лариным, который руководил моей курсовой работой по биологии ондатры. Приходилось по вопросам изучения ондатры обращаться к заведующему лабораторией охотничьих угодий Г.К. Корсакову.

В это время в институте и его периферийных отделениях ондатровая тематика была одной из основных. Руководили темой Г.К. Корсаков и С.В. Мараков. Мне предложили во время трехмесячной практики поехать в Балхашский промхоз для сбора материалов по кормовой емкости угодий оз. Балхаш для ондатры. Тому способствовал и мой прошлый опыт подводного плавания, так как нужно было оценивать биомассу не только околоводной, но и подводной растительности. Также необходимо было собирать материал по половой и возрастной структуре популяции балхашской ондатры. Мне предложили самому выбрать помощников из числа студентов. Я выбрал еще троих: Александра Семко, Вячеслава Своротнева и Николая Перминова.

С Сашей Семко мы сдружились во время рейдов ОБХСС г. Кирова на барахолки (вещевые рынки), куда нас привлекали для идентификации шкурок пушных зверей, конфискованных у торговцев. Размах «черного рынка» пушнины был большой. Достаточно сказать, что в государственную заготовку поступало лишь 5-15% процентов добытой лисицы и ондатры. «Оседало» на руках до 40% соболя и т.д. Крашеного кролика нередко выдавали за ондатру и норку, а крашеного сурка и суслика-песчаника – за норку. Были и другие фальсификации. Однажды подойдя к торгующему шкурами морского зверя, мы спросили: «А где же на шкуре чешуя?». Этот торгаш, у которого были крашеные шкуры собак, на провокационный вопрос сгреб своих «морских зверей» и бросился бежать с рынка. Своим знанием пушнины мы обязаны высококлассному знатоку мехов пушных видов зверей России З.Х.Давлетову, который подобрал великолепную коллекцию мехов для учебных занятий охотоведов КСХИ. Он написал обстоятельный двухтомный учебник по товароведению продукции охотничьего промысла: по пушно-меховому сырью, охотничьим дериватам и другим сырьевым объектам. В будущем многие охотоведы-ученики З.Х. Давлетова добились больших успехов в сфере пушного бизнеса.

 

Удачливый охотники, строгий педагог, пофессионал-товаровед высшей пробы Закария Хадыевич Давлетов (август 2005 г.)

 

В августе месяце, вскоре после моей женитьбы на Ирине - студентке экономического факультета сельскохозяйственного института, я с сокурсниками поехал в Казахстанское отделение ВНИИОЗ в г. Алма-Ату. Там нас разделили. Н. Перминов поехал работать в Баканасский промхоз в дельту р. Или, а мы втроем - в г. Балхаш.

В аэропорту г. Алма-Аты нас не хотели впускать в самолет из-за значительного превышения веса допустимого багажа, так как у каждого было по охотничьему ружью и более 30 кг заряженных охотничьих патронов, да еще прочее снаряжение. Отправили благодаря одному из работников аэропорта, который был охотником.

В промхозе нас встретили хорошо и сразу включили в работу – сортировать сурковые шкурки, проводить их дообработку и обезжиривание в металлическом барабане в опилках с бензином. В июле-августе охотники промхоза добывали сурков в закрепленных угодьях в Карагандинской области и к нашему приезду вернулись с промысла. Со многими промысловиками мы познакомились, и один из них, Володя Стрелков, предложил нам жить в его пустующей трехкомнатной квартире. Он сам жил в доме своих родителей. Мы охотно согласились, и эта квартира превратилась в своеобразный клуб встреч и обмена опытом с охотниками. Они частенько заходили к нам, угощали нас рыбой и другими балхашскими деликатесами, а мы в разговорах выспрашивали у них неизвестные нам тонкости работы промыслового охотника. До начала ондатрового промысла много раз выезжали с ними на охоту на уток, кабана и на рыбалку.

Охота на кабана в камышах своеобразна и опасна. На одной из них, при стрельбе в сумерках по невидимой цели (на шорох камыша), был убит охотовед этого промхоза В. Шишкин. У меня тоже был печальный случай: при загонной охоте убил вместо кабана домашнего теленка. Дело в том, что на южном берегу озера многие охотники круглый год держат на вольном выпасе скот. Когда есть необходимость их продать, то коров и бычков загоняют на специальную баржу и везут на мясокомбинат, к которому от пристани идет изгородь, и одичавший скот гонят по этому проходу прямо на бойню. Периодически хозяева пересчитывают свое поголовье. Иногда бывает отход домашних животных от волков и просто гибель по различным причинам.

До Балхаша диких кабанов я видел только однажды под Сухуми. В Кировской области в угодьях кабанов я не встречал, так как они только начали заселять территорию области.

На охоте меня поставили на узкую перемычку суши между двумя озерами. Предупредили, что кабан бежит быстро, издавая сильный шум от сминаемого сухого камыша, поэтому спутать его не с кем и стрелять надо навскидку и быстро. Все так и было. Я выстрелил по мелькнувшему в проеме тростника животному. Когда его нашли в 30 м в камышах, это был не кабан, а рыжеватый полугодовалый бычок. Охотники посмеялись и примерно вычислили хозяина этого бычка. После охоты ему сообщили об этом. Он махнул рукой и сказал: «Бог дал и бог взял! А с нас ему бутылка водки».

На рыбалке мы впервые увидели аборигенов Балхаша – балхашского окуня и маринку. Особенностью маринки является нежное и вкусное мясо и ядовитость ее икры, имеющей черный цвет. В Балхаше был акклиматизирован осетр, поэтому его лов был запрещен.

С директором промхоза П. Богомоловым мы заключили договор на добычу ондатры и нам выделили оцинкованное листовое железо для лодок, поскольку лодки купить мы не смогли.

 

Слева направо студент 4 курса охотфака КСХИ А. Семко, директор Балхашского коопзверопромхоза П. Богомолов, студент В. Своротнев (Киров,ВНИИОЗ. Май 1972 г.)

 

Нам посоветовали найти мастера и сделать заказ на изготовление промысловых лодок-байдарок, на которых ходят не с веслами, а с шестом. Мы прошли по многим адресам, но перед ондатровым промыслом у всех шла подготовка снаряжения и орудий лова, и никто не соглашался помочь нам.

В поисках лодочного мастера я зашел во двор к опытному охотнику Н. Мурзину, который в это время на столе разделывал полуторометрового осетра. Делать лодку он отказался, но порекомендовал мне одного старого деда Ефима, который за бутылку водки в день будет нас консультировать, а мы будем сами делать лодки. На прощание я сказал Мурзину, что нельзя икру осетра держать в оцинкованном ведре на солнце. Он ответил, что черная икра ядовита и он даже своим песцам ее не дает (он разводил вуалевых песцов и обожал есть их мясо, считая его самым вкусным). Я попросил разрешения взять эту икру, и потом мы почти месяц ее ели и угощали многих охотников. Заблуждение охотника Мурзина было обусловлено тем, что обитавшая в оз. Балхаш рыба Маринка имела черную икру, которой можно смертельно отравиться.

Посетив деда Ефима, мы заключили устный договор и утром принесли ему бутылку водки. Предварительно нам пришлось на стройке украсть доски для днища и боковых обводов лодки.

Бабка Анисья, жена деда Ефима, увидев принесенную нами водку ужаснулась и сказала, что ему и бутылки портвейна в день много. Потом мы приносили портвейн, и аксакал был  доволен.

Мы сделали 2 лодки, за что были очень благодарны деду за науку. Для того чтобы сделать шесты для лодок, нам пришлось идти на ночной промысел на стройку, где один отвлекал сторожа, а другие отбирали доски без сучков, из которых мы потом выстругали прекрасные 6-метровые шесты.

Впоследствии мы познакомились со сторожем, принесли ему черной икры, вяленых лещей и трехкилограммового свежего сазана, на что он сказал: «Надо было сначала принести подарки, а шесты я бы и сам вам сделал».

 

Консультант – дед Ефим и ученик – А.Семко мастерят лодку-байдарку

 

Нас вновь разделили. Славу Своротнева определили в Каратальский производственный участок – самый восточный участок промхоза на северном берегу Балхаша, а нас с Сашей Семко - на южный берег Балхаша. Поэтому нам пришлось выделить Славику лодку, а мы с Сашей на двоих остались с одной лодкой, хотя строили их мы с ним вдвоем.

На катере промхоза «Орел» (капитан Володя, а механик – Леонтич) нас со снаряжением (лодка, шесты, капканы, продукты и пр.) высадили на песчаный полуостров в глубине южного побережья Балхаша, изрезанного многочисленными протоками, где в большом количестве обитала ондатра.

 

Саша Семко на лодке-байдарке с шестом на протоке южного берега Балхаша (октябрь 1971 г.)

 

Кругом были 4-5- метровой высоты заросли тростника. Недалеко от нашей высадки стояла избушка-вагончик штатного рыбака Геннадия с его семьей (его жена, дочка и племянник).

Мы поставили 2 палатки: одна спальная, другая хозяйственная, которая периодически служила для нас баней, для чего мы нагревали на костре камни, затаскивали их в палатку, а потом поливали их водой, после чего можно было париться ветками селитрянки (лиственный полукустарник). Вода была солоноватая, поэтому пить ее можно было только после кипячения. Дров от саксауловых деревьев было в достатке, но за ними нужно было ехать довольно далеко. Здесь нам помог рыбак, который на своем баркасе привозил нам дрова по протоке. Мы помогли ему с продуктами и постоянно снабжали мясом уток и фазанов, которых здесь добыть нам не представляло труда. У Геннадия оружия не было.

 

Наш лагерь на южном берегу Балхаша, октябрь 1971 г.

 

В первый же день мы поставили две рыболовные сетки, и у нас постоянно была свежая рыба, избыток которой мы солили и сушили. В основном ловилась щука, судак, сазан, лещ и балхашский окунь. Маринка попадалась редко. Хлеб быстро кончился, и мы сами пекли пресные лепешки на крышке казана. Пищу готовили на костре. Проблем с пропитанием и жильем у нас не было.

Наш восторг от робинзиады скоро пропал, так как целый день надо было много работать: плавать на лодке, настораживать капканы, обдирать и обезжиривать шкурки. При этом нужно было тщательно вести полевые журналы измерений зверьков, наклеивать на этикетированные листы нижние челюсти, взвешивать и измерять пробы растительности. Первые две недели ондатра ловилась особенно хорошо. Без привычки и опыта работали от зари и до зари, частенько и вечером при керосиновой лампе.

По угодьям шныряли браконьеры, так как шкурки ондатры пользовались большим спросом. Однажды на своем путике я увидел моторную лодку и мужчину. Увидев меня, он выстрелил в меня через тростники, и только одна дробина попала мне в левое бедро. Известны и другие случаи. Так, у охотника на соседнем участке после сильного ветра разогнало сплавины, после чего на месте одной из них обнаружили скелет человека, который много лет пролежал под ней. А к началу учебного года с практики не вернулся наш однокашник Виктор Волошин, которого убили браконьеры, которых он пытался задержать при ловле ондатры в Краснодарском крае. Его именем названа природоохранная дружина в Вятской ГСХА.

К октябрю уже стало меньше ондатры, так как мы обловили большую часть выделенных нам водоемов, да и сноровка появилась. Оставалось время на обследование близлежащих прибрежных угодий. Это в основном песчаные барханы с зарослями саксаула, гребенщика и различных трав. Здесь оказалось довольно много фазанов семиреченского подвида, на границе с камышами обычными были косуля и кабан.

В глубине песков я обнаружил множество следов, а потом и увидел табуны лошадей по 30-50 голов. По рассказам охотников, это выпущенные казахами в 30-е годы ХХ века личные лошади (при раскулачивании). Сейчас они стали одичавшими животными, а потому мои попытки подкрасться к ним в дневные и сумеречные часы не увенчались успехом. На выстрел гладкоствольного ружья они не подпускают. Жеребец зорко охранял табун и при обнаружении опасности мгновенно, стремительно уводил табун в безопасное место. Поскольку южное Прибалхашье совершенно неосвоенный людьми край, где дорог практически нет, лошадям здесь живется довольно привольно. Хотя сейчас, с появлением у многих охотников мощного, с оптическим прицелом нарезного оружия и желания стрелять во все, что шевелится, шансов на жизнь у этих животных остается немного.

В конце октября на Балхаше так называемый период «не лед не вода». Начинает холодать, дуют холодные ветры, и вода в закрытых высоким тростником спокойных протоках и заливах начинает покрываться слоем льда. На открытых плесах, где дует ветер, лед постоянно ломается, и образуется «снеговая шуга». Все это затрудняет передвижение на легких лодках, а слабый лед не позволяет ходить пешком, поэтому промысел прекращается до надежного ледостава.

К этому времени мы выполнили наш план добычи ондатры (300 штук), собрали научный материал по заданию ВНИИОЗа и свернули лагерь. На катере «Орел» нас доставили в г. Балхаш, где нас давно ждал однокурсник Слава, который, к нашему огорчению, бросил лодку на своем участке (сам он ее не делал, поэтому и не ценил). Лодка нам была нужна, поскольку мы с Сашей Семко договорились с директором промхоза о приезде сюда на следующий год на преддипломную практику для работы штатными охотниками на промысле сурка и ондатры.

До отъезда домой я много беседовал с охотниками о способах и организации добычи, обработки шкурок, мяса и жира сурков, смотрел образцы их капканов и другого специфического оборудования охотника-сурколова, чтобы в Кирове приготовить снаряжение, оборудование и приехать оснащенным к промыслу на следующий год.

Зимой наш курс на две недели сняли с занятий (по неделе на группу) и отправили на охоту на зайцев. В Нолинском плодопитомнике (130 км южнее Кирова) выпавший обильный снег (выше изгороди) позволил многочисленным в том году зайцам-белякам свободно заходить на его территорию и уничтожать плантации плодовых кустов и деревьев. За неделю наша группа добыла 123, а другая группа - 81 зайца. Таких веселых и результативных охот на длинноухих у меня больше не бывало.

Весь учебный год на четвертом курсе прошел под лозунгом изучения биологии сурков и подготовки к промыслу. Я перечитал всю доступную в библиотеках КСХИ и ВНИИОЗ литературу по биологии и добыче сурков.

Образ жизни этих грызунов был изучен довольно обстоятельно зоологами противочумных служб и учеными Института зоологии Казахской ССР, так как в горах Средней Азии и в Забайкалье эти зверьки считались основными хранителями очагов этой страшной болезни. В 1967 г. вышла обстоятельная монография профессора Д.И. Бибикова «Горные сурки Средней Азии и Казахстана», которую мне удалось купить. По промыслу же сурков информация была крайне скудной. Проблемой рационального использования ресурсов сурков в стране никто не занимался.

Подготовка снаряжения для промысла потребовала изготовления длинных металлических колышков с прочными цепочками для капканов и специальных вертлюгов к ним. Сделали обдирочные и запорочные ножи, обезжировочные скребки, горбыли и прочие приспособления. Особой заботой было накопление денег на приобретение мотоцикла, поскольку на промысле необходим транспорт. Пришлось записаться на курсы мотоциклистов и получить права на вождение.

Все эти текущие дела благополучно решались. Главной сложностью могла стать летняя сессия, которая по учебному плану была в июле месяце, а на промысел сурка промхоз выезжал  уже 1 июля.

Я пошел к декану охотфака В.Г.Сафонову с просьбой экзамены летней сессии сдать в мае-июне, то есть на 1,5 месяца раньше.

 

В.Г. Сафонов - первый декан охотфака Кировского СХИ (Киров, 1970 г.)

 

Сначала декан не соглашался, но после рассказа о проведенной подготовке к промыслу и уже купленном и специально оборудованном вьючными коробами мотоцикле марки Минск-106 Владимир Георгиевич со вздохом сказал: «Машкин – ты авантюрист» и подписал разрешение на досрочную сдачу экзаменов.

Но возникла еще одна проблема. Мне исполнилось 26 лет, а в 27 лет заканчивается призывной возраст для срочной службы в армии. Учеба в институте предоставляла отсрочку от армии до окончания института, но мне тогда уже исполнялось бы 28 лет. Военкомат завалил меня повестками с приглашением на призывной пункт. Надо отдать должное Владимиру Георгиевичу, он убедил военкома, и меня отпустили на преддипломную практику.

Мы с Сашей Семко заказали контейнер и все наше оборудование и мотоцикл по железной дороге отправили в г. Балхаш. Экзамены успешно сдали и 20 июня были уже в г. Балхаше. Встретили нас как старых друзей. Но все со смехом смотрели на нашу миниатюрную «макаку», которая выглядела как гоночный мотоцикл.

Сурчиные угодья промхоза находились в Егендыбулакском районе, на северо-востоке Карагандинской области, примерно в 600 км на север от г. Балхаша. Некоторые охотники добирались к месту охоты самостоятельно, а большинство (35 человек) погрузили свое снаряжение на грузовые автомашины промхоза, а сами добирались на своих мотоциклах с колясками марки «ИЖ» или «Урал». Мы со своим снаряжением и мотоциклом была загружены в кузов автомашины ЗИЛ-131.

Через сутки, 3 июля 1972, наш караван прибыл в сурчиные угодья, и охотников стали развозить по закрепленным участкам. Мы внимательно рассматривали и запоминали планировку стана охотников, размещение жилых и рабочих помещений. У большинства все размещалось в одном месте: жилая палатка, обезжировочный станок и топочная печь.

Чистотой, аккуратностью и рациональностью планировки особенно запомнился стан Володи Септа. Все сооружения были обтянуты пленкой или клеенкой, оборудованы отводными канавами для воды и навесами от дождя. Располагались они в 10-15 м друг от друга, а выгребная яма и топочный пункт в 60 м от жилой зоны. У него было налажено безотходное производство. Шкуры обезжиривали и сушили пресно-сухим способом, жир перетапливали вперемешку с мясом, потрохами, костями в казане и сливали в 200-литровые бочки. Закапывали в землю только желудочно-кишечный тракт зверьков.

Владимир жил в столице Киргизии г. Фрунзе (сейчас Бишкек) и там перетопленными сурчиными субпродуктами откармливал свиней. Сало от его свиней было очень вкусное, нежное и с множественными мясными прослойками. Секрет заключался в том, что он грубые корма (иногда даже сухой конский навоз) поливал сурковой мясо-жировой субстанцией.

 

 

Нас поставили на самый северо-восточный участок, на границе Карагандинской, Павлодарской и Семипалатинской областей в горах Жельтау. Это невысокие с мягкими склонами и выходами скальных материнских пород горы с богатой луговой травянистой растительностью. По обширным низинам были редкие березовые рощи. Недалеко от нас стоял штатный охотник Михаил Камзараков, которому на полевом стане помогала его жена. Михаил стал нашим первым полевым учителем по установке капканов, обработке тушек и вытопке жира.

 

А. Семко рядом с нашим трудягой- мотоциклом. Правее лежат добытые за день сурки. Справа «горбыль» для обезжиривания шкурок (август 1972 г.)

 

С учетом нашей неопытности на двоих нам дали план добычи - 300 сурков. Штатным охотникам устанавливали план добычи от 500 до 1500 особей.

Руководителем моей дипломной работы З.Х. Давлетовым мне была поставлена задача собрать материал по морфологии волосяного покрова. Этот вопрос у сурков был практически не исследован. На всех шкурках я должен был снять промеры площади шкурки, описать состояние линьки, измерить специальной линейкой на 5 участках шкуры длину направляющих, остевых и пуховых волос, оценить и измерить зонарность их окраски и цилиндрическим пробоотборником 0,25 см² взять кусочки кожи с мехом на огузке для последующего изучения их под микроскопом. А. Семко собирал материал по организации и технике ведения промысла сурков.

Сурков на нашем участке было очень много, и ловили мы их в радиусе 1-3 км от своего лагеря. В пределах нашей промысловой территории стояло 3 зимовья, где жили пастухи-казахи с семьями и выпасали крупный и мелкий рогатый скот. Ловил сурков в основном я, а Саша на стане снимал и обрабатывал шкурки, топил жир. Я помогал ему и осуществлял все промеры тела и волосяного покрова сурков для дипломной работы.

Вначале работа у нас пошла довольно успешно, но потом начались конфликты с чабанами. Я всегда предупреждал чабанов о предполагаемых местах установки капканов. Но вскоре чабаны стали пасти скот в стациях сурков с установленными на них капканами. Овцы заходили на сурчины и нередко попадали в капканы. В этом случае капкан травмировал ногу овцы. Из-за постоянного беспокойства снижалась активность сурков и уменьшалась их уловистость. На мои возмущения чабаны отвечали, что овца при пастьбе всегда идет против ветра, и они ничего с этим поделать не могут. В очередной раз, обнаружив овец на участке с установленными капканами (при этом чабан верхом на лошади наблюдал за ними с вершины холма), я подъехал к чабану и с такой силой дернул за луку седла его лошади, что конь упал и придавил чабана. С этих пор ни один чабан больше не сетовал на ветер, а овцы выпасались там, где я не ставил капканы.

В отместку они стали заставлять своих детей топтать ногами шампиньоны, которые в массе росли на брошенных старых тырлах (стойбищах), так как видели, что после дождя мы всегда собирали грибы и готовили из них пищу. При этом мы иногда угощали жареными грибами их детей, а также огурцами и помидорами, периодически привозимыми нам охотоведом промхоза. На наш вопрос, зачем они это делают (топчут ногами грибы) был дан ответ: «Мы трава не кушаем».

Ситуация, примирившая нас с чабанами, произошла через месяц нашего противостояния. Однажды ночью чабаны всю ночь с фонарями бегали и кричали около своего дома и загородки со скотом. Овцы блеяли, коровы мычали и шарахались в загородке и даже сломали изгородь. На следующую ночь все повторилось.

Утром приехал к нам чабан Сарсек и попросил прогнать волков, которые пришли сюда и не дают спокойно отдыхать животным. И даже утащили одну овцу. Поскольку мы уже устали от постоянных конфликтов с чабанами, Саша чтобы отмахнуться от них, сказал, что мы эту проблему решим. Конечно, мы ничего не предпринимали, но в очередную ночь все прошло спокойно. А в обеденное время мы видим процессию: верхом на лошади едет чабан, за ним идет жена, а следом идут дети и все что-то несут в руках. Оказывается, они пришли поблагодарить нас за помощь в изгнании волков. Мы это восприняли как должное. Нам они принесли молоко, сухой сыр, баурсаки (хлеб), вяленое мясо и пригласили на бешбармак. С тех пор наши взаимоотношения нормализовались. Мать больше не отбирала и не топтала у своих детей помидоры, огурцы, яблоки и арбузы, которыми мы их угощали. Чабан Сарсек попросил только его сфотографировать как Ленина, то есть во весь рост и верхом на лошади. Я это охотно сделал и потом из Кирова отправил фотографии крупного формата. А в последнюю неделю после промысла, когда у нас закончились продукты и за нами пять дней не приезжала машина, жена Сарсека для нас каждый день готовила бешбармак.

Территория нашего промыслового участка имела довольно сильно расчлененный рельеф, и наш мотоцикл без коляски позволял ездить даже по узким тропинкам, где автомашины и мотоциклы с коляской проехать не могли. Мобильность в передвижении позволяла нам равномерно облавливать как равнинные, так и горные поселения сурков. Удивительным для нас в местообитаниях сурков было обилие очень крупной дикой клубники, ягодами которой мы наедались до отвращения.

Отлов у нас шел хорошо, и через 25 дней мы выполнили свой план добычи в 300 сурков. У многих штатных охотников дела шли не лучшим образом, поэтому охотовед промхоза Н. Кузнецов (его все звали «кузнечик») нам разрешил ловить сурков до залегания зверей в спячку. В итоге мы поймали 880 сурков - значительно больше многих штатных охотников. При этом качество нашей пушнины было одним из лучших в промхозе.

Наш мотоцикл исправно отработал весь период промысла. Не выдержала нагрузки только камера заднего колеса, на которое постоянно была повышенная нагрузка из-за ежедневной езды с большим грузом сурков по горным тропинкам. По всей окружности по бокам камера была в микротрещинах и не поддавалась склеиванию. Пришлось переставить камеру с переднего колеса на заднее, а в переднее колесо вместо камеры под покрышку мы заложили кошму и нормально отработали до окончания промысла.

К концу промысла к нам зачастил один чабан, у которого была личная автомашина  ГАЗ-21 «Волга», на которой он иногда выезжал пасти скот. Из-за отсутствия дорог проехать на ней можно было не везде, поэтому он быстро поломал рессоры задних колес. Мы помогали их укрепить, но ничего лучше «казахской сварки» - стальной проволоки - в наличии не было, поэтому прикручивали рессоры проволокой. Конечно, на «отремонтированной» машине ездил он недолго, и машина в основном стояла у его дома.

Этому чабану очень понравилась наша оранжевая мотоциклетная каска. В то время только ввели в правила вождения для мотоциклистов обязательное наличие на голове каски. Чабан просил продать каску ему. Предлагал даже за нее барана. Поскольку мотоцикл нам был больше не нужен, мы предложили подарить ему каску в придачу к покупке мотоцикла. Он проехал на мотоцикле в каске, сразу согласился и выложил запрашиваемую сумму. В городе за подержанный мотоцикл нам не дали бы и половины этих денег, а в Киров нам везти мотоцикл не было нужды.

В последние дни промысла, разжигая очаг, Саша облился бензином и его просаленные сурчиным жиром брюки загорелись. Спасительным для него стал протекающий рядом со станом ручей, в который он упал. Джинсы с него я снимал вместе с эпидермисом кожи на бедре и голени. У нас была перекись водорода, которой я обработал рану, затем полил ожог сурчиным жиром и забинтовал. Затем каждый день поверх повязки я наносил слой жира, а сверху прикладывал полиэтилен для предохранения брюк от жира. Вдоль ноги мы привязали палку-шину, чтобы не бередить рану при сгибании ноги.

На территории Егендыбулакского района, где мы ловили сурков, всех чабанов и членов их семей периодически обследовали врачи, приезжавшие на специально оборудованной амбулаторной машине. Оказывается, в атмосфере этой местности в пятидесятые годы ХХ века было произведено испытание ядерной бомбы. В момент взрыва редкое местное население продолжало оставаться на своих местах и про этот эксперимент никто ничего не знал. Видимо, этим можно объяснить множественные уродства у родившихся местных детей: укороченные руки, или ноги и др., которые мы наблюдали в семьях чабанов.

Нашу терапию с ожогом приехавшие врачи одобрили, так как у них более эффективного, чем сурчиный жир, лекарственного средства не было. Когда мы вернулись в г. Балхаш, примерно через 15 дней после ожога, Саша стал жаловаться, что у него под повязкой начался зуд. Мы предположили, что это мухи отложили яйца и там вывелись черви.

В больницу Саша не хотел идти, поскольку его могли поместить в стационар, а через 20 дней нужно было выезжать на промысел ондатры. Мы долго обсуждали варианты этой критической ситуации и пришли к единому мнению: купили бутылку водки и отправились в старую контору промхоза, куда нас разместили на жительство. Саша лег на кровать, а я привязал к спинке кровати его руки и ноги, чтобы при снятии повязки от боли он не ударил меня. Выпили по стакану водки: Саше как обезболивающее, а мне от вероятного стресса. Повязка на ноге была твердой как кора дерева. Ножницами я сделал продольный разрез и стал убирать бинт. Он отделился от кожи очень легко и был как папье-маше. Червей мы не обнаружили, но по всей ноге на месте ожога была молодая розовая кожа.

За благополучный исход операции мы выпили оставшуюся водку. Через 13 лет Саша даже путал ногу, на которой был ожог, так как на коже не осталось никаких следов. В дальнейшем наши наблюдения и исследования врачей ожогового центра г. Луганска показали, что столь эффективное и быстрое заживление ожога второй степени - результат высоких лечебных и регенерационных свойств сурчиного жира.

После возвращении с промысла в конторе промхоза г. Балхаш меня ожидал приятный сюрприз – приехала моя жена, которую до нашего приезда приютила супруга охотника В. Астровского, бухгалтер промхоза Надя (их дети Виталий и Слава впоследствии закончили кировский охотфак и стали охотоведами). Весь сентябрь с женой и С.Семко мы посвятили рыбалке, охоте и подготовке к ондатровому промыслу.

И в эту поездку от лаборатории охотугодий ВНИИОЗ нам вновь было дано задание собрать материал по половой и возрастной структуре популяции ондатры. Промысловый участок нам выделили опять на южном побережье Балхаша, но в другом месте, и он был больше прошлогоднего по площади. Здесь была камышовая мазанка-домик, в которой была даже печка. Мазанку пришлось изрядно ремонтировать, чтобы в ноябре-январе пережить морозы.

В поисках дров среди барханов и камышей мы нашли плантации конопли, которые принадлежали одному из охотников по имени Стас. Оказалось, что ранее он отбывал 10-летний срок в Вятлаге, поэтому нас считал за земляков. Это был добрый малый, но без наркотиков он существовать не мог. Добытую пушнину в контору промхоза он почти не сдавал, так как перекупщики скупали ее по цене в 4-5 раз дороже государственных расценок. Жил в камышах южного берега Балхаша в добротном доме, к нему частенько приземлялись военные вертолеты и увозили браконьерскую пушнину на Большую землю. Кстати, и другие охотники часто пользовались услугами нелегальных скупщиков ондатровых шкурок. Благодаря Стасу у нас не было проблем со снабжением продуктами и даже свежим хлебом.

В середине октября, накануне периода «не лед не вода», Стас привез мне из конторы промхоза телеграмму от декана охотфака В.Г. Сафонова (ее не могли доставить нам ранее на моторной лодке из-за постоянного сильного ветра на озере) о срочном отзыве с практики. В это время Стасу нужно было оперативно переправить пушнину покупателям на северный берег, поэтому он взял и меня в лодку. При крутой волне на перегруженной лодке-казанке мы пробирались ночью в обход сторожевых постов и милицейских катеров. Обычно люди в такую погоду сидят дома.

В конторе промхоза для меня лежали еще две телеграммы с угрозами передачи дела в прокуратуру за уклонение от службы в армии. Через три дня я был уже в Кирове, а 22 ноября 1972 г. – на учебном пункте молодого бойца. Переговоры декана охотфака с военными позволили определить меня на службу охотоведом в военно-охотничье хозяйство вместо увольняющегося с этой должности после года срочной службы выпускника нашего института, биолога-охотоведа Е.А. Братухина.

В учебном подразделении я попал в отделение моего друга, биолога-охотоведа, сержанта Е.А.Вострикова (он заканчивал срочную службу). После каждого строевого занятия наш командир Востриков  приводил меня в пример другим солдатам и объявлял мне благодарность за отличную службу, а я брал под козырек со словами: «Служу Советскому Союзу» (хотя присягу на верность отечеству не принимал).

Большинство новобранцев было из сельской местности Средней Азии и Украины.

Стрелять нормально они так и не научились, поэтому на итоговой проверке по стрельбе я лежал на рубеже первым. Я поразил мишень с первого выстрела, второй солдат промазал, но разрешался второй выстрел. После моего выстрела упала и его мишень. В итоге отделение отстрелялось на «отлично», при этом в магазине моего автомата не осталось ни одного из 10 патронов, так как почти все мишени пришлось поражать мне.

 

Дружеские отношения с Евгением Востриковым сложились в студенческие годы и сохраняются до настоящего времен

В день принятия присяги на это торжественное мероприятие приехали моя жена и младшая сестра. В общей массе стоящих в строю солдат они меня никак не могли распознать, настолько мы выглядели «на одно лицо». Когда я вышел из строя и пошел строевым шагом для принятия присяги, жена меня узнала по походке. Потом она сказала, что я маршировал строевым шагом, как будто шел на лыжах!

На «учебке» в пос. Кстинино Кировской области было много выпускников кировских институтов, многих из которых я знал раньше. Нас достаточно часто выгоняли с политзанятий, так как мы подсмеивались над невежеством командиров. Всех кировчан должны были после «учебки» отправить в спортроту в г. Киров, а меня должен был забрать капитан и увезти на УАЗике в «Семиозерское» охотничье хозяйство на р. Моломе для службы в должности охотоведа.

Действительно, пришел УАЗик, меня вызвали в штаб и я с капитаном уехал, но не в охотхозяйство, а на железнодорожный вокзал, откуда поездом - в штаб батальона ВВ в пос. Котчиха (система бывшего Вятлага). Оказалось, что это была «операция» Политотдела дивизии, и присланный капитан на 15 мин опередил капитана из охотхозяйства.

Меня как члена КПСС «бросили» для наведения порядка в одно из лесных подразделений внутренних войск. Об этой роте командир полка отозвался, что эта рота – хорошо вооруженная банда (связи с осужденными, самоволки, пьянки в роте и в карауле, дедовщина и пр.). После приезда меня представили личному составу и «единогласно» избрали комсоргом роты.

С первых дней службы я столкнулся с необычностью быта и взаимоотношений в роте. В столовой из эмалированных кружек чай или компот пить было противно, так как они провоняли одеколоном. «Старики» по ночам из них пили эту мерзость. При виде брошенного в неположенном месте окурка старшина роты поднимал в ружье отдыхающий от службы взвод, и в полной боевой экипировке, с окурком на носилках солдаты совершали марш-бросок, копали глубокую яму (и это в декабре месяце), закапывали окурок и бежали обратно.

В армии в первые дни службы у вновь пришедших молодых солдат обычными были наряды вне очереди, но унизительна была форма их отработки. Однажды ночью я пошел в туалет и увидел, как молодой солдат из нашего отделения моет зубной щеткой пол у тумбочки дневального, а «старик» - дежурный по роте с издевкой подтрунивал над ним. Я возмутился его поведением, но он мне приказал: «Молчать молодой!». В ответ этот «старик» улетел со второго этажа на первый по лестницам. Тотчас с визгом он закричал: «Рота в ружье!». Все построились, и он стал надрывно кричать, что «молодые» обнаглели и т.д. Пощады им не будет! Утром того же дня в туалете (туалет трехочковый на улице) меня окружили три «старика» для ликбеза. Одному я вывихнул руку, двух других воткнул головой в очко. Юношеские занятия самбо и боксом весьма пригодились.

В обед меня вызывают к командиру роты. Ему уже «настучали». Командир, старший лейтенант Н. Кардаш, очень своеобразный человек: нередко перед строем с пафосом вещал, что знает три языка: командирский, матерный и немного русский. Он мне сказал при политруке, что я все делаю правильно, но ссадин, синяков и других следов «воспитания» на теле подозреваемых быть не должно. Я сразу же выдвинул встречные предложения: 1. Из роты убрать пятерых «стариков» (назвал фамилии); 2. Прекратить унизительные похороны окурков; 3. Разрешить солдатам под моим контролем выходить в лес кататься на лыжах; 4. Чаще выводить солдат в гражданский поселок в кинотеатр и пр. Со мной согласились, и все мои предложения были реализованы. Вместо высланного споенного стада «стариков» к нам в роту перевели других, но это были одиночки, и вскоре им понравилось у нас. Правда, одного непокорного отправили в дисбат. То есть, проблема дисциплины и «дедовщины» была решена. Солдаты немного почувствовали себя людьми, и через полгода на очередной проверке наша рота почти все нормативы выполнила на оценку «отлично.

Личный состав нашей роты в основном был укомплектован призывниками из южных, не зимних регионов, поэтому для всех было поразительным второе место в полку нашего взвода в марш-броске на 20 км  на лыжах со стрельбой на промежуточных рубежах (при этом на финише двоих наших лыжников сослуживцы тащили на руках, а я нес 12 автоматов АКМ).

Все командиры в роте были моложе меня по возрасту, следовательно, жизненного опыта у меня было побольше. Я неплохо фотографировал, поэтому меня регулярно приглашали на офицерские и детские мероприятия. На стрельбище учили стрелять из пистолета, а из автомата и пулемета я стрелял лучше всех офицеров. Однажды комбат вызвал меня и поинтересовался моим отношением к рыбалке. Я ответил: «Люблю в клеточку». Спросил о наличии у меня снастей. На утвердительный ответ пообещал увольнительную для поездки в Киров за сетями. Затем мы съездили на рыбалку, потом на охоту, я наловил в реке Вятке ондатр, затем кустарно выделал шкурки и всем офицерам сшили шапки.

Ко мне в роту приезжала окончившая в начале 1973 г. экономфак Кировского СХИ жена, без помощи которой во время службы я не смог бы статистически обработать свои обширные дипломные материалы. Солдат Виктор Фунт, делопроизводитель в штабе батальона, на пишущей машинке напечатал диплом. Во время поездок в Киров в штаб полка в институте я сдал госэкзамены и защитил диплом вместе со своим курсом. Мой дипломный проект был назван лучшим, а председатель ГАК О.К. Гусев назвал его выдающимся за оригинальный материал и многостороннюю статистическую обработку материалов (по этим материалам впоследствии я опубликовал две научные статьи).

Когда о моей успешной защите диплома узнали в штабе полка, была назначена проверка моих командировок. Оказывается, в армии нельзя было учиться в гражданских вузах. Проверка показала, что все мои приезды в г. Киров были обоснованными, а увольнительные (по семейным обстоятельствам) во время сдачи экзаменов и защиты диплома мне выдавал командир полка, замполит полка и даже замполит дивизии. Нарушений устава и служебного распорядка ни с моей, ни со стороны командиров не было.

 

Замкомвзвода, январь 1974 г

 

Командиры мне доверяли и часто отправляли в командировки в полк и дивизию, которые дислоцировались в г. Кирове. Не знаю, по каким соображениям, но пришел приказ о моем переводе в г. Киров для службы в головной роте полка. Я снялся с довольствия в своей лесной роте, приехал в полк и меня тут же отправили на 20-дневные спортивные сборы с последующим выступлением за наш полк в лыжных гонках на первенство дивизии. Я удачно пробежал гонку. До конца моей увольнительной было еще три дня, и я уговорил нашего командира (капитана Роговцева, ответственного за спортподготовку в полку) отпустить меня домой. Вечером, за 10 часов до окончания увольнительной, на квартиру моей жены приезжает военный патруль и меня конвоируют на гауптвахту. Когда привезли в расположение полка, вышел начальник штаба подполковник Мулев и с командирской интонацией вещал: «Ты где, дезертир, был. Ты уже 20 дней в розыске!». Я все объяснил. Оказалось, что по приезде в г. Киров я не встал на довольствие в прикомандированной роте, так как меня сразу же увезли из полка. Если солдат снялся с довольствия в одной роте, но не встал на довольствие в другой роте – значит он сбежал со службы. В данной ситуации моей вины не было, так как меня увезли на спортивные сборы не по моему желанию. Взыскание потом получил офицер, ответственный за сборы. Подполковник скомандовал мне: «Марш в свою роту!». Я тут же встречно обратился к нему: «Поскольку увольнительная у меня до 6 утра следующего дня, поэтому прошу меня отпустить до этого времени домой». Подполковник назвал меня наглецом, посадил в свою черную «Волгу» и отвез домой.

Утром я явился в штаб и меня назначили зам. командира взвода в головной роте.

Поскольку срочная служба в армии для солдат с высшим образованием была укорочена, то я обратился в строевую часть полка, но здесь получил отказ с формулировкой «служить два года». Тогда я отправил документы генеральному прокурору, откуда в полк пришел ответ: «Уволить через один год после окончания вуза». Начальник строевой части капитан Макеев за мое правдоискательство сказал, что меня демобилизуют последним. В этот же день на плацу полка я попался на глаза начальнику штаба подполковнику Мулеву. Он поинтересовался моими делами, и я рассказал о категоричности капитана Макеева. Тут же подполковник забрал мой военный билет и приказал сидеть в роте. Через три часа меня вызвали в штаб. Поблагодарили за службу и выдали документы на дембель. Меня уволили одним из первых - это было в первой половине мая 1974 г. На следующее утро увольняли большую группу солдат, которых я встречал на КПП полка в гражданской одежде и с шампанским.

ВНЕДРЕНИЕ В НАУЧНЫЕ КРУГИ

 

Во Всесоюзном научно-исследовательском институте охотничьего хозяйства и звероводства им. проф. Б.М. Житкова (ВНИИОЗ) меня ждали. После защиты диплома по морфологии волосяного покрова сурков зав. лабораторией товароведения и стандартизации пушно-мехового сырья ВНИИОЗ Лидия Александровна Митрофанова целый год моей службы в армии держала вакансию младшего научного сотрудника.

После увольнения мне предложили работать в этой лаборатории и сразу определили тему научно-исследовательских работ: Сезонные и возрастные изменения волосяного покрова лисицы обыкновенной и лесной куницы. Нельзя сказать, что я с большим энтузиазмом взялся за исследования, но был большой интерес к этой мало изученной проблеме. Кстати сказать, эта проблема так и осталась до настоящего времени слабо исследованной, особенно вопросы линьки волосяного покрова многих видов пушных зверей. Работа предполагала исследования и в лаборатории, и в поле, поэтому для ее выполнения нужен был охотовед. Я интенсивно корпел над книгами, вел наблюдения за зверьками на биостанции института в пос. Зониха, и мои дела продвигались довольно успешно. За полгода наблюдений за лисицей обыкновенной в условиях неволи удалось установить, что осенью у этого вида не происходит выпадения летнего меха и роста нового густого зимнего, а идет доращивание волос, то есть, летний мех остается, но растут новые пуховые волосы.

По материалам дипломной работы задумал написать две статьи: одну по зонарности окраски волосяного покрова, вторую – по структуре меха сурков. Под руководством Лидии Александровны при работе над этими статьями я прошел мастер-класс простого, понятного и достоверного изложения материалов исследования. После многократной и мучительной переделки обе статьи были опубликованы в трудах института.

 

Л.А. Митрофанова, ВНИИОЗ 1974 г

 

Я благодарен Л.А. Митрофановой за эту школу, которая помогла мне в будущем через вычленение и взаимоувязку сути исследования с методикой работы достаточно быстро планировать и писать статьи, монографии и учебники. Основу статьей я стал писать уже в поле, а в кабинете она обретала законченный вид.

В то время многие колхозы и совхозы без помощи горожан не могли справляться со своими плановыми показателями. Все средние школы, техникумы, учебные институты и университеты на 1-1,5 месяца осенью должны были направлять учащихся и студентов на уборку урожая.

За нашим институтом был закреплен подшефный колхоз в Санчурском районе на юге Кировской области, куда с мая по октябрь ежемесячно отправляли новую бригаду по 8-12 человек. В августе меня назначил старшим и со мной направили 10 человек (лаборанты, младшие научные сотрудники) помогать убирать урожай. Наша работа заключалась в скирдовании соломы, перевозке и складировании картофеля. За нами закрепили трактор марки «Белорус» с приспособлением для метания сена. Тракторист Николай был приятным мужчиной в возрасте 45-50 лет, но постоянно утром опаздывал и приходил всегда немного выпивши. Сначала я терпел этот беспорядок, но однажды утром он долго не появлялся, и я пошел к нему домой. Тракторист спал в состоянии сильного опьянения. Я с возмущением стащил его с кровати. Еще бы: мы бросили свою работу в городе, приехали помогать колхозу, а он пьянствует. Его жена запричитала и побежала за сыном Костей, который закончил 10 классов школы и имел права механизатора. Костя завел трактор и весь день выполнял работу на сенокопнителе. На второй и все последующие дни Николай исправно работал, и ни разу пьяным его мы не видели.

Другой тракторист в состоянии опьянения опрокинул свой трактор в кювет и заявил, что ничего страшного в этом нет, а в колхозе ему другой трактор дадут.

Однажды я поехал в сельский магазин за хлебом и увидел над зерносушилкой дым. Взбежав на второй этаж агрегата, увидел пьяного механика, а дым валил из бункера с горящим от перегрева зерном. Пришлось

срочно обрывать провода, так как я не знал управления этой несложной машиной, тушить и отрывать загоревшиеся доски пола и стен.

 

Молодые сотрудники ВНИИОЗ с миссией шефской помощи в д. Мартыново Санчурского района Кировской области (август 1974 г.)

 

Колхоз нас обеспечивал молоком, и я ежедневно с ведром ходил на ферму. Одна корова там постоянно мычала. Я спросил доярок о причине такого беспокойства животного и оказалось, что эта корова дает очень много молока, но у нее очень тугие соски. Доярки сказали, что легче 10 коров подоить, чем одну эту (здесь всех коров доили еще вручную), поэтому ее доят последней – вот она и мычит. Женщины мне сказали, что если я ее подою, то молоко они нам в долг записывать не будут. Я согласился и достаточно быстро подоил, но вечером сухожилия рук сильно болели. Так я ходил несколько дней, и однажды одна доярка запила и не пришла на работу. Остальные доярки отказывались за нее доить, поэтому заведующая фермой попросила меня доить утром и вечером группу коров прогульщицы. Я был дояром еще неделю, пока доярка не вышла из запоя. Все это не столько смешно, сколько грустно, так как имеющееся наличие людей в колхозе позволяло успешно выполнять все работы, если бы не повальное пьянство. Мы работали на границе с республикой Марий Эл, где в это же время такие же работы выполнялись все в срок колхозниками, и шефов у них не было.

Кстати, в этот период в стране начала расти численность диких кабанов, и даже в тех местах, где они исторически никогда не обитали. Причиной тому была регулярная неполная уборка урожая корнеплодов и зерновых. Приходилось наблюдать 100% уход под снег полей зерновых и картофеля, что создавало благоприятные кормовые условия зимой и успешное воспроизводство у кабанов. Все это ярко демонстрировало «достоинства» социалистического ведения хозяйства. После возвращения из колхоза на партсобрании я с болью рассказал о бесполезности и ненужности шефской помощи. Но страна катилась в никуда, и никому особенно до этого дела не было.

В неведомом краю

Тоска по полю, вольному ветру и, главное, по суркам терзала меня. Я продолжал читать и выписывать из других библиотек литературу по пленившим меня зверькам.

Через три месяца работы в институте у меня ежедневно во второй половине дня возобновлялись сильные головные боли. Видимо, это были последствия черепно-мозговой травмы, полученной во время службы в армии, когда на контрольно-пропускном пункте лагерной зоны из прицепа тягача раскатились бревна, одно из которых зацепило меня. После месячного лечения в госпитале головные боли прекратились.

Читать и работать в лаборатории нормально я не мог. Усугубляли ситуацию бытовые проблемы. У нас уже была дочка Маша, а жилья не было. В институте и без меня была огромная очередь нуждающихся в квартирах. И я стал искать работу в местах, где обитают сурки. Разослал по стране более 40 писем с предложениями и получил только два ответа. Меня заинтересовал Чаткальский государственный горно-лесной заповедник, где обитали сурки Мензбира. Там  мне предлагали должность охотоведа.

Я тут же взял отгулы и в октябрьские праздники полетел в г. Ташкент. Приехал в кишлак Паркент, где находилась контора заповедника. Меня хорошо встретили, рассказали о работе, о проблемах, свозили в горы, где я даже поработал на строительстве дороги к полевой базе.

Директор, все сотрудники научной части и бухгалтерии были европейских национальностей, а хозчасть, лесники (охрана) и метеонаблюдатели – азиатских. Видимо, я им пришелся ко двору, поскольку меня на обеде за узбекским достарханом вынудили есть плов руками. Конечно, когда я весь вымазался в масле («по усам текло, а в рот не попадало»), мне милостиво дали ложку, после чего и сами тоже стали есть плов ложками.

Паркент – одноэтажный, достаточно крупный кишлак в предгорьях Западного Тянь-Шаня с населением около 30 тыс. человек, в 40 км от г. Ташкента.

Расположен на берегах р.Паркент-сай, на высоте 880 м над уровнем моря. Река берет начало на склонах самой высокой горы Западного Тянь-Шаня – г. Кызыл-Нура.

 

Вид кишлака Паркент в январе месяце. Справа русло Паркент-сая

 

От полноводного и грозно ревущего весеннего потока реки жилые постройки ограждены мощной дамбой из камней, аккуратно выложенных вдоль русла в специальных сетчатых мешках из 4 миллиметровой металлической проволоки. Летом сай почти полностью без воды, так как основной источник воды – снег - стаивает, а оставшийся небольшой поток разбирается в верховьях на полив полей, огородов и на водопровод кишлака.

Население в основном узбеки, довольно много крымских татар и около 300 человек русскоязычных. Большинство жителей Паркента хорошо владеют русским языком и даже есть русскоязычная средняя школа. Кишлак утопает в зелени садов и виноградников. В кишлаке работает крупный винзавод. Здесь выращивают множество видов тонкокожуристых сортов винограда, которые по своей сахаристости, аромату и нежности превосходят европейские сорта. Соответственно, и все среднеазиатские виноградные вина очень нежные и сладкие. Они не переносят тряску, поэтому из-за дальности перевозок в розничную торговую сеть России их не поставляют.

Почти в каждом доме в тесных клетках держат кекликов или перепелов. Мне так и не объяснили, чем обусловлено это повальное увлечение. Кеклики - самые многочисленные охотничьи птицы в горах и на путях миграций их ловят сетями. Перепелов раньше использовали как бойцовых птиц.

 

В многоснежные зимы нам приходилось спасать кекликов от голода рассыпанием зерна в местах их скоплений

 

В качестве будущего жилья мне показали трехкомнатный коттедж. Узнав о моем интересе к суркам, директор заповедника В.М. Есипов (к.б.н., лесничий по образованию) и его заместитель по научной части О.В. Савич предложили мне заняться изучением этих зверей и обещали добиться должности старшего научного сотрудника. Это был предел мечтаний. До меня эта тема в плане НИР заповедника была уже пять лет, но два предыдущих сотрудника почти не продвинулись в исследованиях вперед. Для заповедника изучение сурка Мензбира было приоритетным, делом чести из-за присутствия его в списке Красной книги Международного союза охраны природы со статусом редкого зверя. Заповедник имел категорию биосферного и подчинялся Главному управлению заповедников при Министерстве сельского хозяйства СССР.

Сделав множество фотоснимков пейзажей, выделенного для меня коттеджа и других местных колоритных достопримечательностей я вернулся в Киров. Жена внимательно посмотрела фотографии, расспросила о климате, людях и пр. и сказала, что не поедет в кишлак. Я был в смятении и тогда поехал к своей бабушке. Евгения Даниловна рассудила просто: «Куда иголочка, туда и ниточка. Если ниточка оборвалась, значит - плохая ниточка. Поезжай!» - благословила она меня. Я собрал рюкзак и поехал. Через полтора месяца пришла телеграмма: «Прилетаем самолетом, встречай в Ташкенте». Вместо двух особ женского пола, прилетели четыре: моя жена с дочкой Машей и ее старшая сестра Людмила с дочкой Юлей. Людмила развелась с мужем, жить было негде, и это обстоятельство перевесило чашу сомнений моей жены в сторону их совместного приезда в заповедник, где был обширный дом. Пустой дом сразу стал полигоном беготни с восторженным визгом двух маленьких девочек.

Первые два года мы жили отдельно от остальных сотрудников заповедника, так как наш дом находился в узбекской махалле (семейном квартале). Национальные узбекские традиции потребовали совершить несколько ритуальных действий. Чтобы на новом месте жизнь складывалась хорошо, пришлось купить козленка и для аксакалов этой махалли из него заказать в чайхане узбекский плов. Аксакалы частенько заглядывали и осматривали наш двор и оставались довольны его чистотой и наличием высаженных цветов.

Знание местных обычаев помогало разрешать даже конфликтные ситуации. Например, если ты зашел в дом через дверь – ты гость, тебя пригласят в дом и с присущим азиатским радушием накроют достархан и угостят чаем. Если забрался во двор через дувал (забор) – ты недруг, и тебя могут поколотить и даже убить (по национальным традициям - хозяин прав). И я в этом убедился, когда ночью один мужчина забрался на дувал моего дома, и не отвечал на мои вопросы. Я ударил его палкой, и он свалился с другой стороны дувала. Там был гвалт и крики, но ко мне в дом никто не зашел. Утром заходит мужчина с извинениями, что ночью забрался на мой дувал с целью посмотреть наличие воды в моем арыке, из которого вода должна течь в его арык. Сестра моей жены, акушерка по образованию, обработала рану на его голове, мы выпили чаю и надолго остались добрыми приятелями.

У наших детей было много разных игрушек, и они всегда были разбросаны по двору. Детям узбеков тоже очень хотелось поиграть, поэтому они стали таскать игрушки в наше отсутствие. Однажды я поймал одного воришку, забравшегося через дувал. Снял с него рубашку и отправил мальчишку домой. За ворованные игрушки родители детей не наказывали, но за потерянную одежду наказание было неотвратимым. Дети плакали, чтобы я отдал рубашку. Я был неумолим. Вскоре пришел с извинениями отец мальчика, и я вернул ему рубашку сына и подарил еще три игрушки. Больше никогда с нашего двора игрушки детей не исчезали.

 

На территории центральной усадьбы заповедника для посетителей содержали различных зверей и птиц. Эти козлята вскоре выросли в могучих и красивых горных козлов

 

Поскольку я почти постоянно находился в горах, местные «донжуаны» решили посетить мою жену и ее сестру. Иногда они кидали камни на крышу, пугая женщин. В описываемый вечер я неожиданно для всех вернулся домой, так как у нас в горах закончились продукты. Рано лег спать, чтобы утром выехать в горы, и вдруг услышал мужской разговор и крик моей жены. Я вскочил, зарядил ружье и, увидев во дворе двух мужчин, тотчас стал стрелять в воздух. Больше попыток проникнуть в дом не было, но с тех пор в кишлаке меня стали звать Машкин-ака (у узбеков ака – вежливое обращение к старшему).

Было еще немало других конфликтных ситуаций. Одна из них была порождена моим обращением в районный комитет партии по поводу массовых заболеваний людей гепатитом. По государственной статистике до 74% людей в сельской местности в Узбекистане переболели или были заражены разными формами гепатита. В письме я подчеркнул, что кишлак Паркент должен «гордиться» цветовым разнообразием обитающих на его территории серых крыс, которые в изобилии обитают на свалках мусора в населенных пунктах, вдоль арыков, в жилых постройках человека, на складах и торговых точках. Зверьки днем бегали по полу и полкам магазинов с продуктами, на глазах посетителей нагло ходили между столами в чайханах и пр. Пестрая окраска обусловлена скрещиванием диких крыс со сбежавшими из лабораторий белыми крысами. Местное население от малого до взрослого очень любит покупать на базаре и лузгать семечки подсолнуха, которые на складах и сараях людей любят грызть и крысы. Но семечки не моются перед продажей. Поскольку крысы являются носителями и переносчиками этой инфекции, то, живя в непосредственном контакте с людьми, являются источниками их заболеваний.

Затронул я и ряд других нарушений. Например, о вольном изменении продавцами цен на продукты в государственных магазинах. В итоге письмо попало в ЦК КП Узбекистана. Была проверка, которая подтвердила все эти нарушения. Проверяемых руководителей на собрании актива райкома партии заставили отчитываться передо мной, а не перед вышестоящими начальниками. Это наиболее примечательная черта менталитета народов Средней Азии - перевести удар на «стрелочника». В результате в кишлаке в ряде магазинов освободили от работы заведующих и продавцов, а со мной в магазинах и на базаре полгода все разговаривали только на узбекском языке, а не на русском. Но поскольку у всех есть дети, которые часто болеют простудными заболеваниями, а я всем обратившимся помогал лечить детей целебным сурчиным жиром, то вскоре все вернулось в нормальное жизненное русло.

Еще одной примечательной особенностью уклада жизни узбеков является выдача замуж и женитьба детей на близких родственниках, чтобы нажитое в семье богатство не ушло в другой род. На свадьбе принято всем родственникам невесты дарить подарки, за невесту платить калым. Жених зарабатывал эти деньги долго и трудно. На свадьбе ставили мощные громкоговорители, чтобы поздравительные хвалебные тосты с характеристиками богатства жениха слышали во всем кишлаке. Приглашали танцовщиц восточных танцев, любование их танцами выражалось в своеобразном состязании зрителей мужчин: кто наибольшую денежную купюру положит ей под тюбетейку или в разрез ее платья.

Таким образом, моя общественная жизнь в Узбекистане была насыщенной и разнообразной. Не знаю с чьей подачи, но меня, молодого и неопытного исследователя, постоянно включали в состав проверочных комиссий ЦК КП, Верховного Совета, Правительства Узбекской ССР и др. по проверке нарушений законодательства по охране природы, природопользованию и другим вопросам на территории всей республики и даже по ревизиям магазинов. Хотя в Ташкенте имеется своя Академия наук и много остепененных ученых. Видимо, я нестандартно смотрел на решение многих проблем, а по результатам проверок никогда не брал суинчи (подарок-взятка).

Безобразий было очень много, особенно финансовых нарушений со стороны высокопоставленных лиц, поэтому, несмотря на наши подробные замечания и предложения, официальные итоговые заключения по проверкам были выхолощенными и часто носили формальный характер. Можно предположить, что ответственные за проверку люди получали хорошую мзду, и наши предложения часто исключались из итоговых выводов. После моего возвращения в Киров в Узбекистане следственной комиссией из Москвы, возглавляемой Ивановым и Гдляном, было раскрыто так называемое рашидовское (хлопковое) дело об огромных хищениях и приписках по заготовкам хлопка, о чем мы в своих служебных записках ранее тоже указывали.

В целом узбеки, таджики и киргизы, с которыми я общался и вместе работал, добрые, очень гостеприимные и трудолюбивые люди. И если со своим уставом не лезть в их монастырь, то с ними уживается представитель любой национальности. Я это правило усвоил на своих примерах.

 

Теплая встреча через 25 лет с шофером заповедника Абдухамидом (Паркент, сентябрь 2005 г.)

 

Когда мы собрались уезжать из Узбекистана, к нам на прощальный той (праздник с достарханом) я собрал много людей. Расставание было очень трогательным. У меня осталось в Узбекистане много друзей. С некоторыми из них мы поддерживаем письменные и телефонные контакты до сих пор.

Формирование натуралиста

По приезде в заповедник меня сразу приняли на должность старшего научного сотрудника, ответственного за ведение раздела Летописи природы по млекопитающим и птицам.

В заповеднике были еще фенолог-энтомолог М. Коржавина; одержимые и высококвалифицированные ботаники – супруги И.Г. Левичев и Л.С. Красовская; зоолог В.А. Вырыпаев, очень увлекающийся в своих исследованиях (специально не читал статьи других авторов по теме своих исследований, чтобы быть абсолютно оригинальным в результатах) и горячий по характеру. Однажды, когда его плохо слушался конь, он укусил его за ухо. Конь сбросил его из седла в пропасть, и при падении у Виталия сломалось ребро.

 

Зимой в горах Тянь-Шаня самая комфортная - меховая одежда (Чаткальский хребет, 2700 м, ноябрь 1978 г.)

 

Через полтора года нашей совместной работы Виталий повздорил с директором заповедника и уехал в Киргизию, а его обаятельная жена Валентина, учительница русского языка, с двумя детьми уехала в Иркутскую область.

После их отъезда мы въехали в их дом на территории центральной усадьбы заповедника, где жили все сотрудники научной части. В 1977 г. в заповедник из Таджикистана приехал со своим многочисленным семейством (3 сына и 2 дочки) кандидат биологических наук Юрий Лынов, который работает в заповеднике и сейчас.

Лесники-объезчики заповедника выполняли функции охранников, и в их обязанности входило еще поддержание в исправном состоянии дорог и троп, участие в биотехнических работах, в учетах численности животных и пр. Все они должны были вести полевые дневники и фиксировать проделанные хозяйственные работы, встречи живых и павших животных и другую информацию. Их наблюдения я ежемесячно разносил в повидовые карточки картотеки мониторинга животных заповедника. Большинство из них были хорошими следопытами и охотниками. Наиболее искусным был начальник Майдантальского участка Хожанов Алимбай.

 

Алимбай (первый всадник) прекрасно знал все горные тропы в заповеднике и его окрестностях  (ноябрь, 1978 г.)

 

В 50-60-е годы лесники (киргизы-саяки) из кишлака Кумышкан жили в горах и были потомственными охотниками. Но после прошедших оползней их выселили из горных селений, поэтому в горах они ориентировались великолепно и чувствовали себя здесь как дома. Алимбай был очень добрым и ответственным человеком. Хорошо знал потаенные тропы в горах, повадки зверей и умело скрадывал их при выслеживании. Много раз сопровождал меня в длительных путешествиях и помогал в исследовательской работе.

Я постоянно расспрашивал Алимбая и других людей про горное мумие, о происхождении и природе которого известно около 20 вариантов-легенд. Оно особенно высоко ценится из Чаткальских гор. В Ташкенте продуктивно работает клиника профессора Шакирова, в которой используют мумие при лечении людей. Мне неоднократно приходилось быть свидетелем эффективного снижения кровяного давления, быстрого вылечивания герпеса и ран на теле, профилактики ангины и гнойного отита и многих других отклонений здоровья у людей. В своей семье мы давно и успешно используем мумие. Мой хороший приятель, химик по профессии, в лаборатории крупного химкомбината провел анализ Чаткальского мумие и установил богатейший состав различных соединений с присутствием 64 элементов таблицы Менделеева. Лесоустроитель из г. Ташкента В. Кожухов поведал мне об основных индикаторных признаках поиска мест образования мумие. Находясь в горах, я постоянно искал его, обследовал вынюхиванием встреченные расщелины, скальные ниши и пещеры. Я нередко находил места с интенсивным специфическим запахом мумие, но само мумие обнаружить не смог. Как-то в минуты откровения Алимбай сказал, что в хорошо освоенных людьми горах Западного Тянь-Шаня искать месторождения мумие бесполезно, так как они были давно найдены местными жителями (когда в горах постоянно жили люди в кишлаках). Эти места искусно замаскированы камнями, обросли мхом и лишайниками и сейчас передаются по наследству. Приходят в эти схроны раз в 15-20 лет, забирают мумие и вновь все маскируют.

Однажды зимой меня с лаборантом на вертолете забросили на полевую базу самого дальнего Мандайтальского участка заповедника, куда после выпадения снега другими способами забраться было невозможно либо с большим риском для жизни. Я обследовал доступную для передвижения территорию, впервые на заповедной территории обнаружил следы туркестанской рыси, установил места зимней концентрации кабанов и горных козлов. В малопосещаемом людьми ущелье Зиндан выстрелил из карабина в подозрительного на саркаптоз козла, но только ранил его. Был уже вечер, и на заснеженных склонах в сумерках и темноте было рискованно тропить раненое животное. Утром я вернулся на свой след, обследовал в бинокль склоны, установил по отпечаткам на снегу направление движения и пребывание животного. Козел стоял в скальной нише, глубиной около 2 метров, привалившись боком к стенке. Там же отдыхал еще один козел. Я подошел и добрал подранка. Второй козел убежал.

В нише меня обдало запахом мумие. Обследование показало выход натеков чистого черного мумие (бывает мумие и бурого цвета) из угла свода на высоте около трех метров. По щели и углублению в каменной стенке оно стекало вниз. На высоте чуть выше двух метров в стенке щель с мумие была вылизана языками животных в желобок глубиной около 1 см. Когда я стал обследовать добытого козла, в ротовой полости и на языке его были фрагменты мумие. Похоже, козел после ранения пришел сюда лечиться.

В летнее время я обследовал этот скальный выступ на мелкоземистом, заросшем арчовыми деревьями склоне и нишу в нем. Это была монолитная скала, изнутри которой вытекало мумие. К нише вели три хорошо натоптанные тропинки, по которым сюда приходили разные звери и прилетали даже птицы. Камни на тропе имели вытертые лапами углубления от вековых хождений диких животных к живительному источнику.

Хочется рассказать еще об одном примечательном леснике Анарбае, щупленьком, небольшого роста и неприхотливом человеке. Одевался он бедно, поскольку имел имел 10 детей. У него были удивительно зоркие глаза. Я, да и другие лесники, на большом расстоянии в 12-кратный бинокль порой не могли в скалах увидеть горного козла или другого зверя, а он без бинокля точно идентифицировал место и облик животного. Однажды мы ехали с ним по тропе над глубоким ущельем, на дне которого чуть видна была вода протекавшей речки. Анарбай окрикнул меня со словами, что в воде много маринки (горная рыба, экологический аналог форели, обитавшей в других горных системах). Мы долго спускались к реке. Рыболовных снастей с собой не было. Анарбай снял сапоги и прямо в одежде пошел в одну из заводей, где плавали рыбы. Наклонился, руки по локоть опустил в воду и стал медленно двигаться. Вдруг выбрасывает руками одну рыбину, после следующего захода - вторую и т.д. Мои неуклюжие попытки не увенчались успехом. Я все делал, по словам Анарбая, правильно, но мастерство проявляется в тонкостях и мелочах, которые освоить дано не каждому. Феномен Анарбая не перестает удивлять, и я часто вспоминаю этого скромного маленького киргиза.

Самым старым по возрасту был лесник Берсакбай (дядя Алимбая), который до 1921 г. воевал за басмачей с красноармейцами. Сейчас он стал муллой и правоверным мусульманином. Первый год он не здоровался со мной за руку и даже за один достархан со мной не садился, так как по мусульманской вере я был «грязный», поскольку ел мясо кабана и сурка.

 

Лесные объездчики всегда помогали в моих исследованиях (сентябрь 1979 г), справа налево Берсакбай, Пазивай, Керимбай, Иранбай, Саурсек) 

 

По мусульманским повериям сурок – проклятый Аллахом за свои грехи человек, убивать его нельзя. Но при этом Аллах наделил сурка целебным жиром, чтобы во искупление греха этим жиром можно было исцелить больного человека. Наличие у меня сурчиного жира сломало недоверие и пренебрежение Берсакбая ко мне, так как ему жир нужен был для лечения родственников. Когда меня не было в стационарной горной палатке, я часто находил в ней оставленные Берсакбаем в мое отсутствие очень ароматные и никогда не плесневеющие лепешки. Его жена примешивала в тесто для лепешек какую-то растущую в тех местах травку, которая не давала развиваться плесени.

Берсакбай рассказал мне историю, как рыба маринка помогла правоверным мусульманам поверить в Советскую власть в 1922 году. После изгнания басмачей в их кишлак прислали трех комсомольцев для агитации населения и обучения их грамоте. Мулла сказал людям, чтобы не давали комсомольцам еду. А в речке было много маринки, так как из-за ее ядовитой икры местные люди ее не ловили и не употребляли в пищу. Комсомольцы стали ловить рыбу в реке и мулла сказал, что сейчас аллах покарает неверных. Но комсомольцы жили и продолжали свою агитационную деятельность. Через несколько дней мулла объяснил населению, что если аллах их не покарал, следовательно, комсомольцы говорят и все делают правильно. И иногда на собраниях комсомольцы выступали совместно с муллой. Потом оказалось, что один из комсомольцев ранее учился в университете и знал о ядовитости икры и черной слизистой оболочки, обволакивающей внутренности рыбы. Только за неделю до икрометания икра утрачивает свою ядовитость. Комсомольцы ели только нежное и вкусное мясо рыбы, а икру выбрасывали. Так биологические знания помогли в социально-политическом переустройстве отдельно взятого кишлака.

Еще одна история про очень ленивого и толстого лесника Казакбая - казаха по национальности. Дважды в год, весной и осенью, со стационарных точек на постоянных площадях мы проводили учет численности горного козла. Кому-то по жребию приходилось ехать высоко в горы и мерзнуть на ночевке, а кому-то - в нижние и средние пояса гор, куда и ехать ближе, и ночевать комфортнее.

И вот Казакбаю с другим лесником Иранбаем весной выпало ехать по самому дальнему высокогорному маршруту. Он стал жаловаться на головную боль. С собой у меня всегда была аптечка с лекарствами. Зная уловки Казакбая, перед выездом на маршрут я дал ему две таблетки пургена, со словами, что головная боль скоро пройдет.

 

Обследование территории заповедника

 

После возвращения я поинтересовался его самочувствием. Он запричитал: «Ой-бой, Машкин-ака, голова не болит, но другое место болит…!». Я предложил его вновь полечить, но он наотрез отказался. Его напарник Иранбай потом со смехом рассказывал о той поездке. Казакбай из-за своей лени даже в туалет порой верхом на лошади ездил, а тут только сядет на лошадь и сразу же спрыгивает в кусты. Так и дошел с малыми остановками пешком до самой вершины. После чего и при спуске вниз боялся сесть на лошадь верхом, так как боялся, что его опять «пронесет». С тех пор в моем присутствии Казакбай больше никогда не болел.

Нам часто приходилось сопровождать гостей заповедника, и лесники  потом часто давали свою оценку всем как полевикам. Им понравились доктора наук С.М. Успенский и В.С. Пажетнов своей настойчивостью и бесстрашием, когда они лазили по заповеднику в поисках медведей. Кстати, Савва Михайлович со свойственной ему энергией мне сказал, что защищать диссертацию по сурку Мезбира я должен в Москве, в их институте (ВНИИ природа).

С некоторой жалостью, а больше с пренебрежением они говорили об одном известном специалисте по тигру, когда тот на тропах над ущельями слезал с лошади и шел по тропе на четвереньках, боясь поглядеть вниз. Лесники знают, что лошадь никогда не сорвется в пропасть, а человек без лошади на той же тропе может упасть.

Долго вспоминали великого путешественника и знаменитого телеведущего Ю. Синкевича и известного английского зоолога Д. Даррелла, которых забросили на вертолете на полевую базу дальнего участка, где они долго ждали, да так не дождались хорошей погоды для поездки за горными козлами. В горах все время был туман. С восхищением констатировали, что Синкевич водку пил только стаканами, а Даррелл пил только коньяк, но постоянно малыми дозами.

В заповедник приезжало много разных делегаций и отдельных специалистов. Для веселой преамбулы перед посещением полевой базы в Башкызылсае директор заповедника В.М.сипов договорился с директором винного завода в кишлаке Шампань (это на полпути на базу), что будет завозить к нему гостей, где их будут угощать местным вином.

 

Директор Чаткальского заповедника, кандидат биологических наук Виктор Михайлович Есипов, лесовод по профессии, активно поддерживал все мои научные инициативы

 

На винзаводе были очень рады такому предложению пообщаться со знатными людьми и рекламировать свою продукцию. Гости заходили в кабинет директора, им рассказывали и показывали местные вина, а потом была дегустация в лаборатории, где стояли конические мензурки-стаканы емкостью 1 литр. За отсутствие посуды извинялись и наливали по полной мензурке, предупреждая, что по местным обычаям надо выпивать до дна. На базу в жаркую погоду гости всегда приезжали развеселые, и никто не сетовал на опасную дорогу над ущельями.

В августе 1978 г. после международного конгресса териологов в г. Ашхабаде приехал 21 делегат от Америки, Франции, Германии и других стран. Они благополучно остаканились в Шампани, а на базе их ждало изысканное азиатское угощение с пловом и другими восточными блюдами, но с русской водкой. Как всегда, к вечеру температура воздуха в горах с 38°С опустилась до 20°С. От резкого перепада температур организм человека не успевает быстро перестроиться, поэтому гости замерзали, так как все были в футболках или рубашках-безрукавках. Гостей одели в чапаны (узбекские халаты), во всевозможные полевые куртки и свитера, которые были у сотрудников на базе. Своему соседу по столу - зоологу из Германии - я предложил свитер из нечесаной верблюжей шерсти. Сначала он только поеживался, но через час снял свитер и уже с удивлением поглядывал на кутавшихся в одежду своих коллег-попутчиков. В моем свитере он получил великолепный игломассаж, и ему был нипочем вечерний холод даже в футболке. Я верблюжий свитер одевал только на другой тонкий свитер.

Утром удивлению иностранцев не было предела, так как вместо традиционного кофе на завтрак подали жареную кабанятину под шампанское. Надо было видеть их лица. Но вскоре все с аппетитом позавтракали, под шампанское было сказано около десятка тостов и в заключение от лица делегации зоолог из Италии сказал: «Рахмат, этто… неззабывваеммо!!!». Это был маленький образец традиционного азиатского гостеприимства.

Хочется рассказать еще один случай с американцем, который по всему миру изучал какой-то род растений (признаюсь, не запомнил), искал его и у нас. Он приехал с мешком своих пакетированных продуктов, но во время экскурсий в горах мы его кормили тем, что бог послал (хлеб, мясо, рыба, овощи и пр.). Традиционно перед отъездом Давида в Пакистан я пригласил его на домашний ужин. После ужина Давид спрашивает меня: «Виктор, я у вас ничего не понимаю. У тебя зарплата 150 рублей, жена не работает, есть маленькая дочка. Как вы живете? Я, при моей зарплате 4500 $ в месяц, и любой средний по доходам американец не можем позволить себе питаться так, как питаетесь вы». Я ответил: «Сам удивляюсь!». Уезжая, Давид оставил свои пакетированные и консервированные продукты нам. Их не ели ни кошки, ни собаки, а только клевали куры. Впрочем, сейчас наши магазины завалены такими же несъедобными продуктами. На кого равнялись, то и получили!

Регулярно сотрудники заповедника приглашали на летний период студентов на учебные практики из различных вузов страны. Это были квалифицированные помощники в нашей работе и для себя они собирали достаточный материал для курсовых или дипломных работ. Многие из них впоследствии стали кандидатами и докторами наук (Т. Галанина, Г. Цызин, З. Минина, Р. Будрис, Е. Хлебосолов и др.).

Ежегодно по взаимному обмену студентами к нам приезжали группы студентов-ботаников Ташкентского и Варшавского университетов. В отличие от студентов зоологов, ботаники были очень наивными. Постоянно мы подшучивали над ними, заставляя продувать от червей целые коробки макаронов (предварительно показав одну макаронину с засунутым червячком). На пыльных тропах показывали следы «гномиков», удивительно похожие на детские отпечатки ног, только пяточка у них несколько уже человеческой. И они ночами сидели в кустах у тропы в ожидании гномиков, но никому так и не посчастливилось их увидеть, хотя шорохи они слышали. Это были следы дикобразов, которые активны по ночам, а при движении они шуршат своими иглами.

Для поездки в дальние участки заповедника тестированием мы вели отбор студентов, которые по своим параметрам отвечают требованиям «настоящего путешественника». Главный тест – это введение в раскрытый рот спичечного коробка, развернутого диагональной плоскостью к лицу. Перед тестированием студенты тренировались перед зеркалом или пытались вставить коробок друг другу в рот. Это надо было видеть!!! И других шуток было предостаточно.

Однажды я тестировал студентов на замужество. В Вятке молодым дают вареный кусок выйной связки коровы, и они должны ее перекусить. Быстро перекусишь – быстро женишься или выйдешь замуж. От добытого горного козла я дал студентам по кусочку связки, и в мгновение ока студентка биофака МГУ Олеся Оболина перекусила ее. Через полгода она вышла замуж, а остальные не смогли перекусить, и их бракосочетание состоялось значительно позже. Значит, народные приметы «работают».

Горы масштабны, и там порой очень сложно оценить расстояние. Трудно оценить и свои физические возможности. Не случайно говорят, что в горах самый короткий путь – это тропа. Однажды студенты-охотоведы Валера Дербенцев и Женя Хлебосолов (в будущем доктор биологических наук) усомнились в этой истине и не пошли со мной по длинной тропе с одного хребта на другой. В результате по прямому и короткому пути они приползли вымотанные и по времени вместо 3 затратили 5 часов. Впоследствии они всегда искали торные тропы. «Свои синяки и шишки вкуснее».

Были и печальные случаи. Летом в жару девчата в заповеднике всегда ходили полуобнаженные и, конечно же, собирали цветы. Изумительно красива в цветении купена неопалимая, или ясенец. И хотя всех студентов-ботаников предупреждали о сильнейших ожогах на теле от прикосновения к этому цветку, тем не менее, почти ежегодно приходилось лечить сурчиным жиром ожоги на руках и теле у любительниц прекрасных цветов. Одну польскую студентку с обширными ожогами всей передней части тела срочно пришлось эвакуировать в ожоговую клинику г. Ташкента.

Со всеми лесниками и метеонаблюдателями у меня были добрые отношения. Общаясь с ними, я многому научился: читать следы диких животных; прогнозировать изменение погоды в горах; подковать лошадь в полевых условиях прямо на колене; готовить плов и другие блюда; выбрать брод в горной реке и преодолеть склон при отсутствии тропы; сохранить свежее мясо в летнюю жару; доверять лошади в темноте и в критических ситуациях и многому другому.

Благодаря их урокам, меня 4 раза из бурной реки вытаскивала лошадь, потому что я бросал повод и только держался за луку седла. Правда, вещи уплывали, но я оставался жив. Когда я попал в лавину, которую спровоцировал сам, помог не только случай, но и желание выжить, и я выкарабкался. В таких лавинах погибают и дикие животные. В вытаивающих весной выносах снежных лавин я находил погибших одиночных животных и группы до 5-13 горных козлов. Что интересно, мясо их было хорошо сохранившимся и пригодным в пищу, хотя в желудках было довольно много растительных остатков. Для сравнения: добытый, но не выпотрошенный в течение пяти часов лось даже на морозе приобретает запах разлагающихся пищевых растительных остатков в его желудочно-кишечном тракте. Мясо такого лося из-за этого запаха становится не пригодным в пищу.

Верховой наездник прекрасно знает о подвижности ушных раковин у лошадей. Лошадь при ходьбе постоянно поводит ушами в разные стороны. Однажды я ехал верхом вдоль заросшего кустарниками берега горной реки. Грохот воды был сильный, но мой конь постоянно поводил ушами и головой в сторону противоположного берега. Через некоторое время я увидел на другом берегу (примерно в 100 м) всадника, с удивлением отмечая невероятный слух или какое-то другое восприятие лошади. Потом при верховой езде я постоянно следил за движениями ушей и, ориентируясь на направление ушных раковин, в густых зарослях стал обнаруживать птиц, кабанов и других животных, которые обычно подпускают лошадь ближе, чем идущего по земле человека. Эту особенность я стал использовать на охоте и успешно добывал кабанов, подпускающих лошадь к самой лежке. Таким образом я ожидал верхом на лошади на утреннем пролете очень осторожных уларов (горных индеек). Если на этом же месте стоит один человек, то улары облетают его далеко стороной. Таким образом из малокалиберной винтовки я стрелял планирующих по утрам вниз по склону птиц. В течение дня улары поднимаются вверх по склону и там ночуют. Даже добыл волка, идущего по тропе к нам навстречу. При крупном звере конь не только оба уха направляет строго в одном направлении, но и походка его становится более напряженной. По этим признакам я менял в ружье дробовой патрон на пулевой и совершал результативный выстрел.

Горы сами учат и воспитывают людей. Так, мой лаборант Николай верхом на лошади при переходе в период интенсивного снеготаяния весной бурной горной реки не убрал ноги из стремян. Несущийся в толще воды камень ударил по ноге лошадь, и она упала под струи водопада. Течение затащило Николая под брюхо лошади, так как стремя удавкой захватило его ногу, а лошадь не могла выбраться из водопадной ямы. В этой скоротечной ситуации я не мог помочь Николаю. Тогда я встал по колено в воде на скальный уступ берега и при очередной попытке лошади выбраться, схватился за луку ее седла и выбросил лошадь на сушу. Тут же отрезал от седла ремень стремени, тем самым спас Николая. В критических ситуациях у человека иногда проявляются скрытые возможности организма (сверхспособности), которыми его наделила природа и о которых он сам даже не подозревает. Известен случай, когда на Северный полюс прилетел самолет, и один из летчиков, не успев отойти от самолета, неожиданно столкнулся с белым медведем. Мгновенно он запрыгнул на крыло самолета. Сбежавшиеся люди не поверили, что он сам запрыгнул на высоту 2,5 метра. Для подтверждения летчик решил повторить прыжок. Однако в спокойной обстановке и без «лишней» одежды покорить эту высоту он не смог.

Казалось бы, простое дело - пройти вдоль по бревну. Но при переходе над бурной рекой у некоторых людей начинает «кружиться» голова, и человек падает с бревна в воду. Студентов не один раз приходилось спасать из стремительного потока. Для таких людей дополнительно необходимо натягивать страховочную веревку.

Еще одно правило в горах: никогда не садись на холодный камень. Однажды в конце мая рано утром я пришел для наблюдений на учетную площадку сурков. Солнце еще не взошло и было прохладно. Я сел на плоский камень и почти 3 часа фиксировал внутрисемейные и межсемейные взимоотношения помеченых мною сурков. Около 10 утра появилась тучка и пошел дождь. Я решил спрятаться, но встать не смог – так резко «стрельнуло» в спину. Я лежал под дождем, так как боль в спине буквально парализовала ноги. Тогда я на четвереньках стал двигаться в сторону своей стоянки и таким способом преодолел 3 км, потом еще сутки отлеживался в палатке. Как говорят узбеки, за ночь камень вбирает весь холод гор, если сядешь на него без курпачи (ватная стеганая подкладка), он весь холод отдает человеку.

Горы прекрасны, но и опасны. Весной снег в горах быстрее всего тает у скал, которые еще полностью покрыты снегом (особенно на южных и восточных экспозициях склонов или вершин). Образуются обширные околоскальные подснежные полости. Идя по ровному снегу во второй половине дня, когда снег наиболее мягкий от солнца, можешь провалиться  в такую полость и быть заваленным массой влажного снега. Я не раз был в таких ситуациях, и только благодаря ножу на поясе и веревке в рюкзаке удавалось выбираться из таких ловушек. В горах надо быть осмотрительным и бдительным с точки зрения безопасности, так как неожиданности подстерегают на каждом шагу.

Перед буранами по еле заметным признакам изменения облачности на небе лесники прогнозировали предстоящую бурю. Приходилось иногда в ночь уходить к перевалам и преодолевать их по снегу толщиной до 2 м. Буквально плывешь по снегу. Закутываешься с головой накидкой и полностью отдаешься во власть лошади. Лошади чувствуют тропу, идут вплотную друг за другом. Через 1-2 часа здесь уже не пройти - так быстро накапливается снег, а ветер его быстро уплотняет. И тогда приходится идти несколько дней обходными путями.

В грозовом облаке у высоты Ховля (2100 м) я подъезжал к стоянке знакомых чабанов, у которых хотел укрыться от дождя. В этот момент у их палатки в шест с антенной для тразисторного приемника ударила молния. Откинув полог, я обнаружил мертвым одного чабана, а второй был без сознания. Я перетащил его с подстилки шатра на улицу, и он пришел в себя.

В горах наиболее высоко ценится партнерская взаимовыручка, прямота и честность. Правда, лесники иногда хитрили на охоте. Если мы убивали козлов, то мясо потом нужно было делить поровну между участниками. Охотники знали, что я всегда предпочитаю мясо кабана, и, чтобы моя пайка от горного козла досталась им, они не один раз лукавили. Приходят с номеров и говорят: «Там кабан на нас напал, и мы его убили». Когда однажды по снегу я проверил следы, то оказалось, что кабан убегал, а не нападал на человека.

В горах лесники заповедника - надежные люди, мне всегда искренне помогали. Со своей стороны, я всегда почти все мясо при научных отстрелах козлов и медведей отдавал им, поскольку у каждого было от 5 до 10 детей.

У всех лесников было много предрассудков. Однажды лесники пришли ночевать к моей палатке, в стороне от которой была вырыта яма для бытовых отходов. Там были консервные банки, которые повадились вылизывать горностаи и каменные куницы. По ночам порой был такой грохот, что я даже просыпался. Я поставил капкан. И вот ночью (а ночи на юге очень темные и тихие) раздался душераздирающий крик-верещание. Все лесники выскочили из палаток и стали молиться, чтобы отвести шайтана. Когда я принес куницу, все как один заявили, что кричит, как шайтан, хотя все были прекрасные охотники и зверей знали хорошо.

На прощальном тое (перед моим увольнением из заповедника) один из лесников, произнося тост, сказал: «Мы всегда наблюдали за тобой, Машкин-ака, когда ты скатывался с крутых вершин на своих самодельных лыжах и ждали, когда ты убьешься. Но ты остался живой, значит, ты хороший человек!».

Исследовательская работа

В первые дни пребывания в заповеднике я занимался благоустройством своего быта: устанавливал ванну, газовую колонку и подводил в дом водопровод. Зимой в некоторые годы выпадало до 30 см снега, а температура воздуха опускалась до -23°С, поэтому дом отапливался каменным углем в печках-голландках. В дневные часы зимой температура обычно поднималась выше 0°С.

В зиму 1974-1975 гг. было многоснежно, и мы в горах вместе с охотоведом А.Д. Погребняком, зоологом В.А. Вырыпаевым и лесниками спасали от голода многочисленных кекликов, рассыпая зерно по южным склонам предгорий, обычно наименее заснеженных либо не покрытых снегом. Это основные стации данных куропаток.

В ноябре 1979 года в Бакызылсайский участок заповедника с пограничной территории (бассейн р. Шавас-сай) пришли более 200 кабанов. Там в декабре в военном охотничьем хозяйстве проводили облавную охоту на кабанов. и испуганные звери через перевал пришли в заповедник. В эту же ночь прошел сильный снегопад, «закрыл» перевалы, и кабаны не смогли вернуться назад. Естественная кормовая емкость биотопов заповедника позволяла нормально существовать примерно 240 кабанам. За зимний период местные и пришедшие кабаны многократно перерыли кормные участки, в результате доступные пищевые ресурсы истощились, и к марту месяцу начался падеж от голода среди молодняка. Повысить кормовую емкость не смогла даже подкормка кабанов зерном.

В конце марта этого же года я ехал верхом на лошади по тропе на полевую базу, и с лежки из-под кроны арчи на меня бросился крупный секач. На вскидку уже в 4-5 метрах я убил зверя. Когда я его поднял – это был кожаный мешок с костями (настолько 5-летний зверь был худой) массой тела около 50 кг. Из-за глубокого снега и слабости он уже более недели не мог никуда уйти со своей лежки и в голодном отчаянии бросился на приближающегося всадника. При встрече с человеком кабаны обычно убегают. Иногда за пределами дистанции безопасности могут демонстрировать предупреждающие выпады в сторону человека, но потом уходят. Опасны самки с поросятами. Защищая детенышей от близко подошедшего человека, они нападают, кусают и валяют человека по земле. Такие случаи отмечались в заповеднике неоднократно.

Многоснежье и обилие дичи привлекли с сопредельных территорий волков, численность которых зимой превышала 20 особей. Особенно большой урон волки нанесли молодняку кабанов и косуль. Косуля за пределами заповедника практически повсеместно была уничтожена браконьерами и сохранилась только на территории заповедника. Мы получили фторацетат бария, чтобы отрегулировать поголовье серых хищников.

Закатали яд в капсулы из говяжьего жира, заложили капсулы в шерсть домашнего козла и выпустили его в ущелье, где держались волки. Но волки козла не трогали 5 дней, хотя подходили к нему на 5-7 м. Тогда козла поместили в ограниченном скалами пространстве, а на тропах к нему поставили капканы.

 

Закладывание капсул с ядом в шерсть домашнего козла (Чаткальский заповедник, январь 1976 г.)

 

Поймали двух зверей. Потом волки совсем не проявляли интерес к козлу, но зарезали недалеко от полевой базы лошадь одного из лесников. В тушу лошади мы заложили около 20 капсул с ядом. На следующее утро следов волка ближе 5 м к туше не было. Видимо, обилие пищи делает волков предельно осторожными. Придя на полевую базу, наш метеонаблюдатель сообщил, что в речке у гидропоста плавает мертвый волк. После вскрытия в желудке мы обнаружили непереваренную сороку.

Послали охотоведа вверх по руслу реки и он у воды нашел еще двух мертвых волков. Один из них лежал на отмели, а рядом была отрыжка с останками сороки, то есть к воде волки шли для промывки желудка.

Я с лесниками пошел к месту погибшей лошади, и в радиусе до 500 метров мы нашли еще шестерых мертвых волков, двух лисиц и трех чабанских собак (оказалось, что это были собаки из кишлака, находящегося в 5 километрах от заповедника). У всех найденных животных в желудках были останки ворон и сорок, которые вытащили из туши лошади капсулы с ядом и сдохли от отравления. Их подобрали волки, собаки и лисицы, а поскольку яд не разлагается от желудочно-кишечного сока – он и явился причиной смерти наземных хищников-падальщиков.

Территория заповедника всегда была привлекательной для волков. Летом волки широко рассредоточиваются в горах из-за многочисленных отар скота на джейляу. После выпадения снега обширные горные территории становятся малокормными и семьи волков подкочевывают к заповеднику и объединяются в родственные стаи до 20-22 голов. Зимой нам неоднократно приходилось обкладывать флажками ущелья и охотиться на волков.

Анализируя собранные волчьи экскременты на территории заповедника я установил, что в летние месяцы в рационе волков до 94% составляют встречи мышевидных грызунов, а в зимний период преобладает шерсть кабана, косули и редко горного козла и других животных. Домашние животные в питании также не очень многочисленны, в основном – падшие. Поэтому ряд ученых, экстраполируя на весь год в питании волка только крупных животных (копытные, зайцы), утверждая, что в год взрослому волку надо около 720 кг мяса горного козла, косули, лося и других ценных и хозяйственно важных животных, тем самым общественность вводят в заблуждение.

У каждого чабана имеется свора из 3-8 собак, которые охраняют скот и ловят в районе стоянки все живое: сурков, сусликов, косуль, кабанов, зайцев и других мелких позвоночных, поскольку собак практически не кормят (в день дают тазик мучной мешанки на всю свору). Вокруг стоянок чабана ничего живого не встретишь. Чабанские собаки – это второй после человека истребитель всего живого в горах, поэтому, когда Машкин-ака выезжал в горы, на дневные часы чабаны привязывали собак у своего стойбища (их кто-то об этом предупреждал). По моей инициативе местными властями было издано распоряжение о необходимости в дневные часы собак держать на привязи, а ночью отпускать, поскольку волки охотятся ночью. Чабаны были ознакомлены с этим распоряжением. К тому же они знали случай, когда на плато Ак-тахта на глазах хозяев днем я убил четырех беспривязных собак. Мера была вынужденная: собаки стали облаивать лошадь, на которой ехала студентка МГУ З. Минина. Испуганная лошадь сбросила девушку на землю, и я тут же стал отстреливать собак, так как хозяин даже не попытался их отозвать.

Многим пастухам в качестве наглядного примера я приводил чабана Ахтама (они его хорошо знали), у которого была всего одна обученная для пастьбы скота собака. Чабан сидел у палатки и свистом направлял собаку к стаду в определенном направлении. И стадо, и собака всегда были под контролем хозяина. И таких собак в горах Западного Тянь-Шаня я видел немало.  Обученных собак чабаны кормят тем же, что готовят для себя. Диких зверей и птиц они не трогают, и вокруг стана этих умельцев живут сурки, суслики и другие звери.

Как и все псовые, собаки не терпят псов из других свор. При встрече двух стай драки бывают отчаянные, и обычно ударами камчой (плеткой), пинками ногами и криками хозяева разгоняют собак. В одной ситуации хозяева никак не могли разогнать сцепившихся друг с другом 9 псов. Тогда один чабан спрыгнул с лошади, встал на четвереньки и заорал нечленораздельным диким криком. Собаки поджали хвосты и разошлись в разные стороны. Этот крик - проявление поведенческой доминантности привело псов в состояние подчинения.

 

Самец центральноазиатского козла

 

Одним из массовых видов зверей в горах являются центральноазиатские горные козлы (киик по-узбекски), размах рогов у отдельных особей достигает 1,5 метра. К моему приезду на территории заповедника у козлов уже угасала эпизоотия саркоптоза (чесотки) и приходилось постоянно контролировать стада этих животных на наличие больных особей, которые легко отличаются по своеобразному поведению и позам стояния.

Из-за усыхания кожи с выпадением меха животное медленно ходит, а при остановках его передние и задние конечности копытами сближены друг к другу, как в пучке. Таких зверей мы отстреливали и обследовали. Для профилактики у всех солонцов и в местах традиционных мест отдыха козлов на скалах мешками высыпали порошкообразную серу. Эффект был положительный.

Однажды на изолированном Мандайтальском участке заповедника мы добыли бесполого козла, у которого, как у курицы, была клоака (не было дифференцированных половых органов ни самца, ни самки). Рога были маленькие, завитые кольцом у головы, а не саблеобразные, как у нормальных особей. Лесники-киргизы назвали его «эчке», то есть среднего рода. Они не удивились этому зверю, так как и раньше здесь они добывали таких бесполых особей. В научной литературе описаний таких аномалий в развитии горных козлов я не встречал. К сожалению, я не смог сохранить этот трофей, так как оставленную на ветках ивы голову (эчке) ночью утащили волки.

Примечательным зверем гор является белокоготный подвид бурого медведя (аю по-узбекски), внесенный в списки Красных книг Узбекистана, Казахстана и Киргизии. Он мельче и светлее российских подвидов, и когти на его лапах не темные, а светлые. Это преимущественно растительноядный зверь, и основным кормом для него являются плоды многочисленных дикорастущих деревьев, кустарников, луковичных растений и различных трав.

Белокоготный медведь достаточно миролюбивый зверь. Весной мне неоднократно приходилось наблюдать сцены группового катания на огузке медведей по снежным склонам. Наблюдал я и элементы воспитания медвежат самкой. Однажды по склону шла и кормилась луковицами тюльпанов медведица с двумя медвежатами. Один был послушный и после рыка матери сразу же следовал за ней, а другой – оставался на месте и копался в земле. Мать возвращалась и после ее удара лапой медвежонок визжа летел по воздуху 5-6 м и вновь копался в земле. Этот склон длиной около 300 м в течение получаса один медвежонок прошел вместе с матерью, а второй преодолел маленькими перелетами. Через полтора месяца я вновь увидел эту медведицу, но с одним (послушным) медвежонком (его отличал белый мех на шее). Другой, видимо, где-то погиб (в бурном речном протоке, камнепаде и пр.), пренебрегая воспитанием матери. Кстати, эта медведица постоянным пребыванием в одном месте показала мне произрастание травы аю-доре (медвежье лекарство), которое люди применяют при заболеваниях желудочно-кишечного тракта.

Медведица отчаянно защищает медвежат и может даже мстить. В одном из урочищ рядом с заповедником Кок-тахта жила медведица с двумя медвежатами. Из Ташкента приехала машина с людьми, самку оттеснили от медвежат и, посадив их в клетку, увезли. В этом урочище стояла палатка чабана и отара овец. В тот день чабан уехал на лошадях за солью для овец. Вернувшись вечером, он обнаружил разорванную в клочья палатку, разбросанные и истоптанные продукты и вещи и 12 овец с переломленными хребтами. Были и свидетели этого жестокого разбоя, которые видели медведицу, лишенную медвежат. В такой ситуации она могла напасть и на человека.

С медведями в непосредственной видимости я работал довольно часто. Сталкивался нос к носу на горных тропах, при этом у медведей часто отмечалась медвежья болезнь (понос).

На тропе над пропастью я вместе с конем попал в петлю из 5 мм троса. Конь рвался вперед, и от этих рывков мы чуть не упали в пропасть, но конь, видимо, почувствовал опасность и на мои мягкие успокаивающие команды потихоньку сдал назад, и нам удалось освободиться от удавки.

Немного комичный и поучительный случай произошел в узком и почти не посещаемом сотрудниками заповедника ущелье Зиндан. Мы остановились с лаборантом Колей на дне ущелья на небольшой удобной для стоянки и пастьбы лошадей лужайке. Я ушел на маршрут. Вернувшись к вечеру, услышал от Николая странный рассказ, что на него кто-то весь день сверху ущелья кидал камни. Я поднялся на противоположный склон и в бинокль стал наблюдать. На водораздельной площадке медведица с медвежонком выворачивали камни и спускали их вниз в сторону нашей стоянки. Медвежонок тоже пыхтел и брал камешки, которые иногда выпадали из его лап, но он в той же позе продолжал имитировать ношу и бросок камня. Это была своеобразная школа для медвежонка, а медведица прогоняла нас со своей традиционной тропы в узком ущелье. Спустившись на дно ущелья, я обнаружил звериную тропу в узкой части, по которой ходили медведи, козлы, барсуки, лисицы, рыси (следы мы установили на влажном глинистом участке), мы же разбили здесь свой лагерь.

Если животных не трогать и не пугать своими действиями - они проникаются доверием. Возле моей палатки, которая месяцами стояла на одном месте, постоянно в пределах видимости паслись медведи, горные козлы, косули, сурки, а ночью в 15 м от нее проходил даже снежный барс.

Выезжая надолго в горы, на первые дни я всегда брал свежие огурцы и зеленоватые помидоры, чтобы не раздавить при перевозке во вьюке. На полевом стане томаты выкладывал на солнце, чтобы быстрее дозревали. Я жил один, и во время моего отсутствия кто-то стал съедать зрелые помидоры. Потом стал выгрызать только наиболее зрелую часть плода. Я сделал следовую полосу из пыли и выяснил, что лакомкой был реликтовый суслик. Они во множестве обитали вокруг. Когда кончились помидоры, суслик стал открывать початую банку с томатным соусом и облизывать соус по краям. Тогда я поставил банку в палатку и придавил ее камнем. Вернувшись вечером в палатку, я с ужасом увидел размазанный по днищу палатки томатный соус, а рядом суслика, с удовольствием облизывающего «томатную шерсть» на своем туловище. Впоследствии во время своей трапезы на один из камней очага я стал выкладывать ему ложку каши или макарон, поливал сверху соусом, и у нас был премилый «ужин на двоих».

Изучение сурков

Моя работа по изучению сурков Мензбира в заповеднике началась с обобщения и анализа всех имеющихся зафиксированных наблюдений за этим зверем. Я подготовил перспективную программу, план работ по годам и отправил ее в институт зоологии Казахской ССР к Вадиму Ивановичу Капитонову с предложением быть моим научным руководителем. В то время были опубликованы его довольно обстоятельные исследования по сурку Мензбира в горах Каржантау в Казахстане (хребты Угам, Бадам и Сайрам). Из активно работающих специалистов по суркам в СССР, на мой взгляд, Вадим Иванович был самый дотошный, скрупулезный и разносторонне и глубоко знающий сурков полевой исследователь. Он одобрил мою программу и дал согласие быть научным руководителем. Программа была комплексная, с применением методов смежных наук: ботаники, физиологии, цитологии и других. Предполагалось изучить не только наземную, но и подземную жизнь сурков во всех ее проявлениях. За сорок лет работы с сурками я не выполнил и половины задуманного, потому что с течением времени появлялись новые вопросы, а также необходимо было более глубоко изучить уже известные факты, выявленные предыдущими исследователями.

Специфика изучения редкого вида животного в условиях высокогорий обусловлена отсутствием необходимых методик исследований и соответствующей материальной базы - приборов, оборудования, особенно востребованных при работе на стыке наук: биологии и медицины, биологии и цитологии, биологии и ветеринарии и т.д.

Сложность изучения биологии сурка Мензбира в том, что живет он по долинам рек и ущельям в очень широком высотном диапазоне: от 2200 до 3400 м над уровнем моря. Чтобы облегчить и интенсифицировать поиск и обследование по снежному покрову поселений зверьков с первых дней их выхода на поверхность после спячки, я решил использовать лыжи. По рыхлому снегу местные лесники в горах Тянь-Шаня ходят на джапаках (снегоступах).

На вещевой базе неликвидного снаряжения Туркестанского военного округа мы приобретали некоторое обмундирование для лесников, и в одном из складов я обнаружил трехжелобковые пулеметные лыжи из бука. Лыжи длиной 2 м, очень тяжелые, но крепкие. Пришлось их укоротить, соорудить площадку для жесткого крепления и для ног. Зимой опробовал в предгорьях, и они оказались пригодными для ходьбы по уплотненному снегу. Неплохо показали себя на виражах при спуске с гор. Надо мной подтрунивали и смеялись, так как я настоящих гор не видел, а тем более не катался с таких высоких гор на лыжах.

Действительно, знаний и практических навыков работы в горах у меня не было. А мое неумение закрепить вьюки на лошади, ездить верхом по склонам и другие «проколы» вызывали у многих даже раздражение. Тем не менее, с Колей Турдыбаевым (моим лаборантом, только что окончившем 10 классов), еще более неопытным знатоком гор, в середине мая поехали обследовать высокогорные местообитания сурков, которые до нас никто толком изучить не смог.

В мае месяце в предгорьях и нижних поясах гор уже повсюду цвели и даже отцветали тюльпаны, а в среднегорье и высокогорье нередки были снегопады с сильным ветром. Помимо лыж, фотоаппарата и бинокля в свои ежедневные экскурсии я брал рюкзак с меховой безрукавкой, плащ-накидкой и веревкой.

Через месяц обветренные и обгорелые на солнце, ободранные, без снаряжения и носильных вещей, но с полностью выполненной программой картирования всех поселений сурков на обоих участках заповедника (Башкызылсайский и Майдантальский), мы возвратились в контору.

В последний день полевых обследований перед возвращением домой Николай, выходя на условленную точку встречи со мной, проявил инициативу и повел лошадей не по намеченному пути. В результате чуть сам не сорвался в пропасть, а все наши вьюки с вещами и продуктами улетели с лошадей в ущелье, и их унесло рекой. По ночам еще были заморозки, а у нас остался только кусок полиэтилена и дневная (легкая) одежда. К счастью, в моем рюкзаке оказались плащ-накидка и спички, благодаря которым по ночам мы согревались у костра.

Когда мы вернулись в контору, директор решил поставить нам в начет утраченное имущество заповедника: палатки, спальники, бинокли, фотоаппараты. Но оказалось, что перед нашим отъездом в горы главный лесничий Б. Баннапов не провел с нами инструктаж по технике безопасности и мы не расписались в соответствующем журнале, что освобождало нас от ответственности за нарушение правил техники безопасности работы в горах. Администрация заповедника была вынуждена списать утраченное снаряжение. Благосклонность директора была обусловлена и поразившими его научно-исследовательскими результатами выполненной нами за короткий срок работы.

Слухи о том, что я катался на лыжах с самых высоких вершин заповедника (около 4 тыс. м над у.м.), в контору просочились от лесников, которые на соседних хребтах проводили площадной учет горных козлов и одновременно в бинокль наблюдали за мной. В это время в средних и верхних поясах гор (2300-4000 м над у.м.) в местообитаниях сурков еще лежал не стаявший плотный снег.

Свой лагерь мы обычно устраивали в верхней части арчового пояса (арча – древовидный можжевельник в горах Тянь-Шаня), где были удобные травянистые лужайки для выпаса лошадей. Методология обследований поселений сурков была проста: ежедневно перед выходом на маршрут я внимательно обследовал в бинокль все склоны и намечал маршрут следования во время подъема по склонам к верховьям долины (ущелья) и последующего спуска на лыжах. Таким методом я ежедневно во время 6-8 часового восхождения картировал семьи сурков и постепенно поднимался до самых верхних пределов их обитания. К вечеру за 20-30 минут этот маршрут я преодолевал по уплотненному снегу, спускаясь на лыжах.

Надо отметить, что после многочасовой ходьбы вверх по склону в условиях разреженного воздуха накапливалась сильнейшая усталость, которая усугублялась при стремительном и напряженном спуске, отчего мышцы ног нередко схватывали судороги, приходилось их массировать и некоторое время отдыхать. Опыт лыжника (раньше я немного занимался лыжным слаломом и даже участвовал в соревнованиях) и неплохая физическая подготовка избавили меня от возможных неприятностей и катастрофических падений. Не один раз приходилось совершать спуск, закутавшись в плащ-накидку от неожиданно возникающего снежного бурана в условиях ограниченной видимости.

В высокогорье родилась и идея методики учета сурков семьями. Поднявшись холодным утром 8 мая 1975 г. на циркообразное плато в верховьях реки Терекли, полностью покрытое 4-6-метровым слоем снега, я увидел отверстие от выхода сурка на поверхность после зимней спячки. Заглянул в нее и в 0,5 м от входа увидел отдыхающего там сурка. От неожиданности зверек отчаянно засвистел, и в ответ в разных концах плато из таких же снежных нор высунулись сурки. Образно выражаясь, ситуация напоминала коммунальную квартиру у людей: на крик в коридоре высовываются из всех квартир головы хозяев. То есть каждая дырка в снегу (выход-лаз из постоянной норы) принадлежала отдельно зимовавшей семье сурков, так как временные норы на участке семьи зверьки откапывают только после стаивания снега.

Обследовать изолированное поселение сурков за пределами заповедника в районе высоты Чимган, омываемой Чарвакским водохранилищем и воспетой известными бардами – супругами Никитиными - в песне «Бричмулла», меня привезли на автомашине. У подножия горы был сооружен обширный поселок из легких домиков для отдыхающих и оборудованы площадки для установки палаток туристами и альпинистами. Это район любимого отдыха жителей Ташкента и Чирчика летом и зимой. В ноябре-марте на склонах Чимгана можно было покататься на горных лыжах. Был даже канатный наземный подъемник, зацепившись за который лыжник въезжал на верхнюю часть склона. В мае месяце на слаломном склоне снега уже не было.

Я обследовал в бинокль склоны горы. В верхней части южных склонов я не обнаружил сурков и снежных языков, по которым можно было спуститься на лыжах. По опросным данным мне было известно, что на склонах северной экспозиции Чимгана были жилые колонии сурков. Взял свой рюкзак с плащом- накидкой и меховой безрукавкой, так как весной в высокогорье погода очень переменчива, закинул за спину лыжи и в своих испытанных резиновых сапогах я стал подниматься к вершине. Подъем занял около четырех часов.

У вершины горы я увидел группу людей, подошел и спросил у одного из них о наличии снега и снежных полей на противоположном склоне Чимгана. На меня посмотрели как на «снежного человека» и спросили: «Парень, кто ты и как сюда попал?». Я ответил, что работаю здесь, и объяснил цель моего пребывания.

Мы стояли у самой вершины, где был установлен небольшой бюст Ленина, и на земле и камнях валялось множество бутылок с этикетками от вермута и портвейна.

Эти молодые люди держали в руках стаканы с налитым портвейном. Оказалось, что это альпинисты, в специальном снаряжении покорившие эту вершину, а пили они за покорение Чимгана.

У альпинистов есть такая традиция – пить красное вино после покорения пика. Водку не пьют, так как в высокогорье это большая нагрузка на сердце (здесь высота была всего 2200 м).

 

Пик Большого Чимгана, с которого меня принудительно спускали альпинисты (май 1976 г)

 

О крайне негативных последствиях пития водки в высокогорье вскоре я убедился лично, когда помогал при съемке фрагментов фильма о диких животных на территории заповедника. Я отлавливал живых сурков, барсуков, куниц, дикобразов и других животных, чтобы потом в вольере или другом сооружении их могли снять на кинопленку  как в естественной среде.

В горных урочищах, наиболее часто посещаемых дикими животными, соорудил множество скрадков, из которых было снято много интересных фрагментов из жизни зверей и птиц. Кинооператоры постоянно возили с собой водку и пили ее при каждом удобном случае. В результате после съемки горных козлов на высоте 3300 м одному из ассистентов стало плохо и его спасали на вертолете. Киношники были самонадеянны и чуть не поплатились за это.

У альпинистов существуют писаные и неписаные правила поведения в горах, и, когда я собрался покинуть группу покорителей Чимгана, их руководитель схватил меня за руку и сказал, что они меня одного здесь не оставят.

 

Дикобраза во время киносъемки я придерживал привязанным к его задней ноге шпагатом (Чаткальский заповедник, 1978 г.)

 

Меня обвязали прочными альпинистскими веревками и начался спуск по склону, где я ранее поднимался вверх без снаряжения и в простых резиновых сапогах. Я с удивлением «ломал» себе голову: «А как же я здесь поднимался?», так как это была почти отвесная стенка. Спуск прошел нормально, и мы дружески расстались с этими ребятами и девчатами. Они мне потом неоднократно присылали письма с описанием встреч сурков в других участках Западного Тянь-Шаня. Но последующие проверки их сообщений показали, что это были не сурки, а суслики. В следующей поездке я нашел сурков на северо-восточных склонах Чимгана и на прилежащем плато Пулатхан.

Нам поставили задачу закартировать поселения сурков на всем ареале сурка Мензбира. В мае 1976 г. с вертолета мы обследовали все колонии и подсчитали сурков на территории Узбекистана и Киргизии, проверяя и уточняя их затем наземными обследованиями при пеших, конных и автомобильных учетах.

В 1978 г. наша конная экспедиция в горы Каржантау показала удручающее состояние колоний сурков Мензбира в Казахстане. Это обусловлено автомобильной доступностью колоний и высоким размахом браконьерства, как и на плато Ангрен в Узбекистане. Здесь также много чабанских отар со сворами собак, которые питаются сурками, организуя искусные загонные охоты на этих норников.

Мой надежный помощник и трудяга конь по кличке «Боксер». Когда я открывал полевую сумку, он спешил получить хлеб с солью. Незнакомые чабанские собаки ко мне относились с назойливым доверием (июль 1977 г у перевала Чапчама, 3300 м над у.м.)

 

Здесь я познакомился с азиатской методологией получения государственных льгот и благ при организации социалистического соревнования животноводов. В выровненных платообразных верховьях р.Угам я стоял лагерем рядом с юртой Героя социалистического труда Ахмата. В его стаде было 900 государственных овец и 1300 собственных. Одним из показателей успешности работы чабана было число рожденных ягнят на одну овцематку. В конце лета Ахмат сдал колхозных и своих ягнят в колхоз, выдав всех их за приплод от колхозных овцематок. Средний приплод на одну колхозную овцематку оказался 1,8 ягненка. За выдающиеся результаты ему дали премиальную автомашину марки «Волга». Финансово ему было выгоднее сдать ягнят, чем продавать собственное мясо, да и автомашину раньше просто прийти и купить в магазине было невозможно. Через два года таким же способом ему присвоили звание Героя Социалистического труда. Аналогично поступали и другие чабаны. Вот она цена некоторых наиболее зажиточных ударников коммунистического труда!

Пешком и верхом на лошади я объездил практически все горы Западного Тянь-Шаня до Таласского хребта. Надо отдать должное директору заповедника В.М. Есипову и его заместителю О.В. Савичу, принявших деятельное участие в обеспечении моих исследований различными видами транспорта и за пределами заповедника. Это позволило обследовать весь ареал вида и оценить общее состояние ресурсов сурка Мензбира, составляющее на 1980 г. 42-44 тыс. особей.

Сейчас по разработанной нами методике учитывают все виды сурков в России, Казахстане, Узбекистане, Таджикистане, Киргизии, в Словакии и Монголии.

Размах браконьерства и истребления этого зверя собаками был очень велик, а в последние годы еще более увеличивается. В период наших исследований ареал сурка Мензбира был монолитный, а сейчас имеет множественные разрывы. Все это свидетельствует о полном отсутствии реальной охраны зверьков. Даже в заповеднике численность снижается. С моим приходом в заповедник в ряде урочищ заповедника сурок был редок. Это были удобные для охоты места. За 8 лет моего присутствия и постоянного контроля во всех этих урочищах зверьки заселили все пустующие норы и даже расширили площади своих колоний. Как и все другие виды млекопитающих, сурок Мензбира положительно реагирует на реальную охрану увеличением своего поголовья.

 

Заместитель директора Чаткальского заповедника по научной работе О.В. Савич на учетах численности горного козла (октябрь 1977 г.)

 

Сложностью и особенностью изучения редких видов животных является сбор материалов по крупицам длительное время; порой невозможность применения общепринятых методов исследования. Приходилось изобретать свои оригинальные подходы в индивидуальной маркировке зверей, определении абсолютного возраста живых особей и др. Поскольку часто приходилось работать в одиночку, то для промеров пойманного живого зверя нужно было надежно фиксировать, для чего я соорудил металлическую рамку-фиксатор с ремнями. Основным методом изучения биологии сурка Мензбира было стационарное многолетнее наблюдение за индивидуально помеченными зверьками известного пола и возраста, то есть биографическое изучение жизни особи, семьи и колонии.

Белым пятном в биологии сурка Мензбира были внутривидовые отношения особей, социальная, экологическая, этологическая и территориальная структура вида. С этой целью осуществлял массовый живоотлов (по специальным разрешениям из Москвы) с последующим индивидуальным мечением зверьков крашением Урзолом Д, горячим таврением и таврением жидким азотом с последующим выпуском зверей в свои норы и наблюдением за ними весь сезон активности. Криометки белого меха на теле сохраняются всю жизнь сурка. В дальнейшем я усовершенствовал метод криомечения применением сжиженного фреона и углекислоты. Метод стали успешно применять и на других видах животных.

Для биографического изучения сурков необходимо было знать и абсолютный возраст зверьков, для чего я стажировался в стоматологической клинике г. Кирова у врача-стоматолога А.И. Лалетина по обезболиванию и экстракции зубов. У живых и помеченных зверей по слоистости в цементе корня вырванного верхнего премоляра у сурка под микроскопом определял абсолютный возраст (как по годовым кольцам на срезе дерева). Удаление зуба не причиняло вреда зверьку.

Однажды в разговоре с одним американским коллегой я посетовал на трудности работы по изучению возрастной структуры популяции из-за невозможности приобрести стоматологические инструменты. Через некоторое время от него пришло письмо, в котором он спрашивал меня: «Какой номер (1, 2, 3 или 4) стоматологического кабинета мне нужен?». Я рассказал об этом московским коллегам, и мне пояснили, что в Америке в свободной продаже имеются полные наборы для оборудования стоматологического кабинета различной комплектации и даже портативные в чемоданной упаковке. Главное, ни в коем случае не соглашаться на предложение, так как американцы подарков не делают, а следом за посылкой высылают счет в долларах. А где же можно было взять валюту в советское время простому ученому? Я ответил американскому коллеге, что приобрел инструменты в России. Действительно, нелегально мои школьные товарищи достали для меня списанные стоматологические щипцы-клювики, специальные скальпели и роторасширители. Сейчас все это можно свободно купить в магазинах «Медтехника».

Большую работу по изучению поведения помеченных сурков провели студенты биофака МГУ Т.М. Галанина и А.Л. Батурин. Последний после окончания университета приехал на работу в заповедник для продолжения наблюдений за сурком Мензбира. Но через год после моего ухода из заповедника по семейным обстоятельствам он возвратился в Москву и, к большому сожалению, далее не занимался изучением сурков.

Мы раскопали 14 нор различного биологического назначения: постоянные, временные, зимовочные, в чем мне помогали студенты биофака МГУ (В. Кашинин, О. Аболина, Г. Цызин, А. Батурин, И. Потапова) и ученые-волонтеры (физики, химики, математики из Москвы, Казани, Самары, среди них были доктора наук и даже академик), которым хотелось побывать в интересных местах и быть полезными в заповеднике в период своего отпуска. Когда местные чабаны узнали, сколько нам за эти раскопки платят денег, посчитали нас наивными дураками. А для териологической науки это были фундаментальные знания. Оказалось, что в разных типах нор глубина залегания ходов и гнездовых камер от 0,5 до 4,3 м, протяженность ходов от 2 до 130 м. В норе имеется туалет, мастерская по изготовлению шаров для пробки, спальня с подстилкой и захоронения погибших сородичей. Стенки гнездовой камеры в выводковых норах оштукатурены экскрементами сурков. При сильном уплотнении зимней пробки норы весной сурки выкапывают новый вертикальный ход и через него выходят на поверхность, а пробку разбирают позднее.

Мы детально изучали питание зверьков, сезонный ход их упитанности и химический состав жира. Сурки употребляют в пищу большую часть произрастающих на их семейной территории видов растений. При этом скусывают только верхушечную часть стебля, не уничтожая растение. Такая повадка обусловлена тем, что клетчатка грубой прикорневой части растения очень плохо или совсем не переваривается в желудке сурка. При этом верхушечная часть растения самая питательная. Охотно выкапывают луковицы и сочные корни растений, а осенью поедают высококалорийные семена и плоды.

Постоянно в экспедиции я возил подшивки газет и ботанические сетки для сбора гербария поедаемых сурками растений. В мае 1977 г. на стационаре мы жили в небольшой пещере с лаборантом Зуфаром (заочник 3 курса биофака Ташкентского университета). В лагерь я обычно возвращался затемно, и в это время на стане всегда горел костер и меня ждал горячий ужин. В этот раз костра на стане не было, и я встревожился. Волнение было напрасным, но у входа в пещеру, где мы ночевали, сидел унылый Зуфар. Оказалось, он не смог разжечь костер, так как кончились газеты, которые я привез для сбора гербария. Весь день он сидел без чая и горячей пищи. Он не мог даже представить, что можно нащепать стружек из арчовых или березовых дров, которых кругом было предостаточно, и ими разжечь огонь.

Для изучения жизнедеятельности сурков зимой на полевой базе мы сделали две бетонные искусственные норы с обширной вольерой и содержали в них круглый год две семьи сурков. На центральной усадьбе в бетонной норе также два года содержали семью сурков. К спячке сурки стерелизуют свой организм. У нормально упитанных зверьков из желудочно-кишечного тракта выводятся все гельминты, в тканях организма убиваются все микроорганизмы, даже чумные. В гнезде в состоянии анабиоза сохраняются только блохи. Температура тела сурка в спячке 4-6°С, сердце бьется 2-3 раза в минуту, а дыхание 1 раз в 2-3 минуты.

Выяснилось, что сурки 1-2 раза в месяц просыпаются для освобождения мочевого пузыря от продуктов метаболизма. Для определения возраста зверьков по срезам костей фаланг пальцев, отрезал у одного зверька палец, а кровь из забинтованной ранки сочилась и не сворачивалась 3 дня. Чтобы спасти зверька, я его перенес домой, через 5 часов температура его тела поднялась до 36°С и кровь сразу же прекратила капать (свернулась). Последующие исследования подтвердили сезонную гемофилию у сурков, сусликов, ежей. Было получено еще много новых интересных результатов, которые затем были опубликованы в совместной с А.Л. Батуриным монографии о сурке Мензбира.

Зимой 1978 г. я написал отчет о проделанной работе и поехал в Алма-Ату к своему научному руководителю. В то время в институте зоологии АН Казахской ССР был очень мощный состав маститых ученых во главе с член-корреспондентом АН Казахской ССР А.А. Слудским. Там периодически организовывали специальные слушания (чтения) различных ученых. Решили послушать и меня. Я развесил свои плакаты, рисунки и рассказал суть моей работы, основанную на этологическом методе. Первое категоричное и грубоватое возражение было со стороны И.Г. Шубина: «Что ты нам лапшу на уши вешаешь! Мы сурков десятки лет изучаем, а такого не отмечали». И только В.И. Капитонов на моих фотограммах отметил несколько поведенческих фрагментов, которые он видел у сурков в природе и в вольерах, но объяснение этому раньше не нашел. Когда я уточнил, что работал стационарно несколько лет с наблюдениями за маркированными известного пола и возраста зверьками, а ученые из Алма-Аты работали только экспедиционным методом, без длительных наблюдений на одном месте, – тогда стала понятна причина расхождений в результатах. В заключение сказали, что мне нужно ехать в диссертационный совет. Еще три года потребовалось для сдачи кандидатских экзаменов.

Я обратился в отдел аспирантуры Ташкентского университета и раз в неделю должен был посещать занятия. Без личного транспорта поездки в Ташкент совершал с большими трудностями, так как после занятий вечером транспорт в сторону заповедника не ходил. При подготовке к экзамену по иностранному языку на листах ватмана я нарисовал множество плакатов с правилами по грамматике и текстами на немецком языке. Трудно было с разговорным, так как собеседников не было. Философию и иностранный язык я сдал успешно, при этом председатель экзаменационной комиссии поинтересовался моим баварским диалектом. Видимо, это были особенности выговора моей первой учительности по немецкому языку в 5-6 классах школы. В дальнейшем немецкий язык мне почти не пригодился, а английский я не изучал, так как до 1995 года был «не выездным» из страны. Это следствие моей работы в секретной геологической партии в 1963-1964 годы, где я подписал несколько документов о неразглашении секретов страны (об объекте изучения нашей геологической партией). В 1995 году меня не выпустили в Италию даже по персональному приглашению на симпозиум, хотя в 1990 году в газете «Аргументы и факты» была опубликована карта секретных объектов СССР, в том числе и «наш объект», который числился как крупнейшее захоронение ядерных отходов. В пятидесятилетнем возрасте английский мне уже «не давался», о чем я с прискорбием констатирую. Хотя пытался изучать и самостоятельно, и с репетиторами.

Пока я писал отчет по теме, в горы почти три месяца не выезжал. После возвращения из Алма-Аты в начале апреля поехал на несколько дней на колонию сурков в районе г. Кызыл-Нура (3200 м над уровнем моря), чтобы зафиксировать сроки выхода сурков из спячки. Через три дня я спустился с гор на полевую базу. Чистейший воздух высокогорья, прямые и отраженные от снега лучи солнца, насыщенные ультрафиолетом, равномерно сожгли кожу на моем лице, и оно опухло так, что перед глазами пришлось ставить спички-распорки, чтобы смотреть через щелки.

На полевой базе через день терапии сурчиным жиром опухоль исчезла, и я поехал домой. Когда жена открыла дверь, при виде меня тотчас с испугом ее захлопнула. На моем красном лице висели черные лохмотья обгорелой кожи. В зеркале я себе тоже не понравился.

В апреле 1980 г. на вертолете МИ-4 нас с Андреем Батуриным высадили на Ангренском плато, чтобы изучить особенности первых дней жизни сурков после выходя их из спячки на поверхность снега. Все плато было покрыто толстым слоем снега. Вдруг однажды мы услышали непонятный гул. Пошли в том направлении и увидели на белой равнине вылетающий вверх снег. Приблизившись, наткнулись на траншею, глубиной 5-7 м, со дна которой автомобиль с роторным снегоочистителем выбрасывал снег. Это были геологи, которые уже второй месяц пробивались к месту установки разведочной буровой установки.

 

А.Батурин у нашего жилища (плато Ангрен, Узбекистан, 3200 м, июнь 1979 г.)

 

Узнав, кто мы и чем здесь занимаемся, они сочли нас еще более чокнутыми, чем сами геологи. При этом мы отказались жить в их вагончике, а остались жить в бетонном домике чабанов, где были тысячи горных полевок (был пик их численности). Полевки разгрызли все наши мешочки с продуктами, после чего продукты пришлось развесить под потолком. Но тут же на проталине жили реликтовые суслики, впадающие в экстаз от подкладываемых к их норкам фруктовых карамелей. За всем этим фаунистическим сообществом тоже нужно было вести наблюдения. Геологам зоологов трудно понять.

В марте 1981 г. меня вызвали в Паркентский райком партии (уже второй год Паркент был районным центром) и предложили перейти на работу в райком на правах заведующего отделом. Я попросил только отсрочку на 6 месяцев для защиты кандидатской диссертации, которая уже была готова. На это охотно согласились. Я пришел домой и впервые в жизни почувствовал, как болит сердце, потому что я воочию представил свою деятельность в партийно-административных органах, пронизанных снизу доверху формализмом, приписками, меркантилизмом и взяточничеством.

Местные люди сразу кинулись меня поздравлять с предстоящим большим назначением со словами, что за два года материально я обеспечу всю свою жизнь. Основная моя функция в райкоме заключалась в растолковывании местным руководителям политики и стратегии постановлений из Москвы. В Узбекистане все централизованные всесоюзные финансовые вложения в строительство, мелиорацию и другие мероприятия считали манной небесной, которую нужно правильно реализовать (понимай - воровать). В этой ситуации для «схваченных за руку» воров и мошенников козлом отпущения будет толкователь политики Москвы, то есть я. Кстати, через два года мне сообщили, что почти половину состава нового Паркентского райкома партии отправили в места не столь отдаленные.

Через месяц, в апреле, в Москве состоялась научная конференция, где присутствовал директор Всесоюзного научно-исследовательского института охотничьего хозяйства и звероводств им. проф. Б.М. Житкова (ВНИИОЗ) В.Г. Сафонов. Я спросил его о возможности трудоустройства в институте. Он пообещал объявить конкурс на должность старшего научного сотрудника в лабораторию экологии и прогнозирования охотничьих ресурсов. Конкурс прошел благополучно, и в июле 1981 г. я уже работал во ВНИИОЗе.

С благодарностью вспоминаю свой азиатский период жизни, где я прошел прекрасную школу натуралиста, много поездил по республике, посмотрел умирающий Арал и процветающие пустыни, обрел уверенность в научном поиске и познакомился со множеством интересных людей. Получил известность в научных кругах России и за рубежом благодаря моим публикациям в центральных реферируемых изданиях.

Жизнь в Азии научила «отделять зерна от плевел» и «отличать черное от белого», ни перед кем «не прогибаться» и «иметь по любому вопросу свое мнение», всегда советоваться со своим «внутренним голосом», который есть у каждого человека и является бессознательным накопителем, фильтром и аналитиком поступивших в мозг знаний, а также творческим генератором идей и новых замыслов.

ВНИИОЗовец

 

Во ВНИИОЗе я сразу же включился в работу по тематике лаборатории и завершил шлифовку окончательного варианта диссертации. Лаборатория экологии и прогнозирования охотничьих ресурсов по числу сотрудников была самая большая в институте.

В ее составе были маститые ученые – Г.И. Монахов, Н.Н. Бакеев, И.П. Карпухин, Л.М. Шиляева, В.А. Кукарцев и др. Достаточно обособленно функционировал сектор этологии, сотрудники которого, в основном молодые исследователи, вели наблюдения за дикими животными в поле и на биостанции института в пос. Зониха.

Возглавлял лабораторию доктор биологических наук С.А. Корытин, первый в стране и самый значимый исследователь, системно занимающийся изучением особенностей поведения охотничьих животных в полевых условиях и экспериментально на базе биостанции института в пос. Зониха. Несомненной заслугой Сергея Александровича является и его летописная деятельность в области истории российского охотоведения, обстоятельно и в оригинальном авторском видении и интепретации изложанная в книгах: «Люди и звери» (2002) и «Храм Дианы на Пахре» (2006, в соавторстве с В.А. Игнатьевым).

В лаборатории было у кого и чему поучиться. Особенно интересна и поучительна была практика регулярного заслушивания и обсуждения отчетов сотрудников лаборатории о проделанной работе.  

 

 

 

Лаборатория экологии и охотничьего ресурсоведения ВНИИОЗ. Справа налево – первый ряд сидят:М.Ф. Азбукина, О. Морозова, .М. Шиляева, Н.М. Карпухина, Г.И. Монахов. Второй ряд стоят: С.А. Корытин, В. Бобрикова, В.А. Фролова, Мария, Лера, Аля, Н.Н Соломин. Третий ряд: Н.Н. Бакеев, В.А. Кукарцев, А.А. Синицын, Н.Н. Ефимовых, Ю.М. Лисенков, А.А. Останин, В.И. Машкин, Ю.С. Заболотских, А.Ю. Петухов. Вверху Н.Д. Давыдов (8.04 1983 г)

 

В целом каждый из сотрудников увлеченно был занят изучением своего вида животного или направления и не особенно вникал в чужие дела. Все были закоренелые полевые исследователи, чаще всего подолгу стационарно вели наблюдения в различных коопзверопромхозах Сибири. Весь состав лаборатории собирался вместе обычно только весной.

На новом месте я стал ловить себя на мысли, что вновь возобновятся головные боли, которые донимали меня в 1974 году (последствия травмы во время службы в армии). К счастью, этого не произошло, так как в Азии мы жили в оптимальных для человека условиях с благоприятным балансом положительной и отрицательной ионизации воздуха. На достижении этого баланса основан лечебный эффект лампы Чижевского. То есть, климатические условия среднегорья оказали нормализующее влияние на мой организм и избавили меня от хвори. Не случайно в предгорьях Западного Тянь-Шаня, где мы жили и работали, много домов отдыха, санаториев и пансионатов, в которых отдыхали и лечились люди из разных регионов СССР.

Опять появилась проблема жилья, которая решилась через год. Как прошедшему по конкурсу с переводом из другой местности с предоставлением жилья мне предоставили квартиру. К этому времени у нас родился сын Илья.

В феврале 1982 г. во ВНИИ охраны природы в Москве успешно защитил диссертацию по биологии сурка Мензбира. Процедура моей защиты началась с того, что все развешенные на специальном веревочном приспособлении иллюстрации к докладу оборвались и упали на пол. От пережитого волнения у меня сорвался голос и я стал говорить с большим трудом. Постепенно дикция нормализовалась, и в заключительной стадии защиты я даже критически высказался в адрес своего официального оппонента А.А. Никольского. Но это не помешало нам подружиться и все последующие годы поддерживать теплые отношения.

 

Профессор А.А. Никольский (справа) в музее сурков в г. Монтре (Швейцарские Альпы, 2003 г.)

 

В этот период стали особенно тщательно следить и наказывать за послезащитные банкеты. Ю.П. Язан (в 1982 г. зам. директора НИИ охраны природы) меня даже специально предупредил, чтобы никого из членов диссертационного совета на свой банкет не приглашал, поскольку всегда найдутся писучие «кроты». В таком случае могут аннулировать защиту, а Совет лишить права присуждения ученых степеней. Тем не менее, все члены совета уехали на квартиру Н. Томиловой, с которой мы защищались в один день (со многими членами Совета она дружила и была их сверстница), а я смог собрать на квартире А. Батурина всех моих московских друзей, которые раньше приезжали ко мне в Чаткальский заповедник. Эта встреча была даже более радостной и волнительной, чем защита диссертации.

Во ВНИИОЗе я стал заниматься исследованиями по проблеме мониторинга охотничьих животных в СССР, а точнее службой «урожая». Два года ездил в Кабанский коопзверопромхоз в Бурятии оценивать ресурсы охотничьих животных, для чего проводил длительные и трудные учетные работы в резко расчлененной местности. Перед учетами численности некоторые охотники в запечатанных конвертах давали мне свои экспертные оценки численности зверей на их промысловых участках. После проведения полевых работ я вскрыл конверты, и в записках были почти полностью совпадающие с моими расчетами оценки поголовья соболей, белок и изюбрей. То есть, без длительных трудоемких специальных учетных работ они, как в собственном подворье, знали поголовье обитающих на их участках животных. Более того, двое из них указали даже наличие самцов и самок соболей. Получалось, что длительно работающие на одном участке люди могли почти без ошибок оценивать состояние ресурсов в тайге. Этот феномен интегрированных экспертных оценок заложен в опросный метод охотников службы «урожая» ВНИИОЗа, которая по инициативе А.Н. Формозова функционирует с 1932 г. по настоящее время.

Государственная служба «учета» ЦНИЛ Главохоты РСФСР в то время плодотворно сотрудничала с ВНИИОЗ и ее специалисты однозначно признавали достоверность трендов движения численности охотничьих животных, полученных опросным методом. Эта информация помогала им в некоторых случаях корректировать сомнительные данные зимнего маршрутного учета в ряде регионов. Ротация кадров (смена охотоведов в руководстве на животноводов) и смена приоритетов в ЦНИЛ (амбициозная уверенность в том, что им из Москвы виднее и понятнее, чем магаданцам о своих делах в Магадане) разрушили плодотворное сотрудничество двух ведущих в стране организаций по оценке охотничьих ресурсов, хотя мы делали одно общее и важное для страны дело.

В 2010 году службу «учета» Центрохотконтроля и Департамент охотничьего хозяйства России из Министерства сельского хозяйства передали в Министерство природных ресурсов. Новые люди, новое ведомство, новые приоритеты и подходы в оценке ресурсов, хочется надеяться, по-новому будут реализовывать и решать проблему учетов численности и мониторинга охотничьих животных в стране.

С моим приходом в тематический план НИР института ввели сурков, исследований по которым ВНИИОЗ никогда не проводил. Основными объектами исследований сотрудников института были наиболее хозяйственно значимые виды животных, обитающие в лесах и водоемах (белка, ондатра, бобр, соболь, лесная куница, норка, волк, лисица обыкновенная, песец, бурый медведь и лось). Большая часть сотрудников занималась изучением ондатры и соболя. Практически все филиалы института, кроме Казахстанского, Среднеазиатского и Краснодарского, находились на территории лесной зоны. Специалистов по охотничьим животным - обитателям степей, пустынь и гор в институте не было.

Я поехал в Казахстан в поисках места организации стационара для изучения совершенно неисследованной проблемы - рационального использования ресурсов сурков. Из пяти обследованных областей наиболее привлекательной оказалась Целиноградская, так как на ее территории были самые большие в Казахстане промысловые запасы степных сурков. К тому же при областном обществе охотников и рыболовов было более 50 штатных охотников, которые летом занимались промыслом сурков, осенью и зимой – добычей ондатры, лисицы, корсака и степного хорька, а весной в озерах – промысловым ловом рыбы.

Весной 1982 г. в г. Целинограде по моей просьбе председатель Целиноградского областного общества охотников и рыболовов П. Череп собрал всех штатных охотников в контору. Я объяснил цель и задачи моих исследований и спросил о желающих сотрудничать со мной. Для этого нужно было организовать контрольные наблюдения в заказнике, а опыты по отработке нормативов изъятия и способов добычи проводить на закрепленном участке охотника. Все охотники молчаливо вышли покурить, поскольку я для них был «темная лошадка». Тут пришел опоздавший охотник А.Н. Крыжановский. Председатель общества тут же сообщил, что к нему на участок направляют «науку», то есть меня, на что Анатолий молча согласился. Впоследствии 8 лет мы плодотворно сотрудничали вместе. И как же потом многие охотники сожалели о своем отказе работать с «наукой», так как по моему обоснованию Анатолию давали повышенный план добычи, а при ограничении промысла он продолжал охотиться по-прежнему. Ему первому в Казахстане разрешили экспериментально охотиться на сурков с карабином для научного обоснования этого способа добычи. Ранее охота на сурков с карабином была запрещена.

После переговоров по организации научного стационара в Целиноградской области я возвращался поездом Алма-Ата-Ленинград в Киров. В день своего рождения в 2 часа ночи поезд должен быть в г. Перми, где жил и работал мой друг и однокашник А. Семко. Я отправил ему телеграмму. Поезд стоит в Перми 20 минут. Перед остановкой на всякий случай я с бутылкой коньяка стоял в тамбуре. Перрон был абсолютно пуст. Когда поезд остановился, проводница открыла дверь - прямо перед входом в наш вагон на перроне стоял богато накрытый стол с выпивкой и закусками и рядом три мужика с белыми полотенцами на правом предплечье. За 20 минут мы с приглашенными к столу проводницами ближайших вагонов отпраздновали эту незабываемую встречу друзей-охотоведов. В дальнейшем встреч у нас было еще много, но эта по оригинальности и эмоциональности не сравнится ни с чем.

В мае 1982 г. в 40 км от Целинограда в заказнике «Софиевский» я организовал стационар, где живоловками отловил и пометил более 100 сурков, у которых после анестезии вырывал один предкоренной зуб и выпускал зверьков. Закартирывал поселения и ежегодно отслеживал перемещения и внутривидовые взаимоотношения меченых криометками и урзолом-Д зверей, отслеживал ротацию состава семей, учитывал динамику размножения в семьях и проводил другие наблюдения.

В поисках расселившихся помеченных байбаков большую помощь оказали пастухи, которые пасли скот на территории заказника. Они показывали мне семьи, куда вселились помеченные особи. Поскольку я жил в палатке один, то с удовольствием принимал в гости этих парней. Они задавали массу вопросов о сурках и очень много своих интересных наблюдений поведали и мне.

Мои наблюдения за мечеными сурками известного возраста позволили расшифровать крайне любопытную поведенческую и социальную структуру в семьях сурка. Оказалось, что сеголетки и годовики довольно активно и успешно переходят в чужие семьи, где их быстро принимают за своих. Наиболее стабильной частью семьи являются взрослые самцы, а самки могут почти каждый год уходить в другие семьи, где их охотно принимают, если своя ушла к другим. Основу внутрисемейных и межсемейных взаимоотношений определяют индивидуальные и семейные запахи. Маркированные зверьки продемонстрировали закономерности суточной активности особей, что позволило уточнить сроки учета зверей в семьях, а также выяснить много других, ранее непонятных аспектов внутривидовых и межвидовых взаимоотношений. В дальнейшем эти данные по биологии и поведению сурков помогли объяснить и обосновать стратегию, тактику и нормирование капканного лова и добычи байбаков методом отстрела.

Полевая жизнь полна сюрпризов и неожиданностей. Однажды в июне поздно вечером я сидел у палатки за столом с приготовленным пловом из сурка и бутылкой водки. Это был первый день рождения моего сына. Ни пить, ни есть в одиночку не хотелось. Вдруг увидел вдали блуждающий свет фар. Я взбежал на холм и стал электрическим фонариком махать в воздухе. Подъехал мотоцикл с двумя мужчинами. После обоюдных приветствий я без разговоров пригласил их к столу, налил водки, сказал тост за здоровье сына, выпили и закусили. После этого разрешил им поведать цель их поисков ночью. Им нужно было сено, которое здесь на полях с сеяными травами заготавливал близлежащий колхоз «Софиевский». Я показал им в одном кювете сено из перевернутой накануне тракторной тележки пьяным трактористом. К утру этого сена уже не было. Потом сын одного из моих ночных гостей несколько раз привозил мне свиное сало и молоко в подарок от их Буренки, для которой они украли сено.

В начале июля начинался промысел сурков, и я из заказника переезжал на участок охотника Анатолия Крыжановского и по той же программе, что и в заказнике проводил аналогичные исследования. Промысловый отлов он осуществлял по разработанной мной территориальной схеме.

Вместе с нами на стане работала его жена Елена Франциевна и два их 13-летних сына близнеца – Александр и Сергей.

 

В. Машкин, Саша и Сергей Крыжановские (Ерментаусский район Целиноградской области, июль 1985 г.)

 

Оба прекрасные охотники, знатоки автомобиля (впоследствии закончили автотранспортный техникум), но Саша тяготел к отлову сурков, а Сережа – к их обработке.

Сережа особенно много помогал мне в различных измерениях зверьков, взвешивании жира и пр., а при моем временном отсутствии - все делал за меня. Я его называл самый младший научный сотрудник, чем Сергей даже гордился. Семья дружная и на редкость гостеприимная, поэтому к нам на стан очень часто приезжали различные люди на сурчиный шашлык, который мы делали почти каждый день. С этой семьей мы крепко подружились, и я даже дочку Машу привозил сюда на промысел.

Каждую весну я приезжал для проведения учетов численности сурков на стационаре в заказнике и на промысловых участках. Однажды после проведенных учетов на стационаре и экспериментальном участке Анатолия мы приехали к охотнику Е. Махорину, чтобы помочь провести учет сурков и у него на участке (все охотники каждый год обязаны проводить учет, и его результаты представлять в областное общество). Жена Анатолия в Целинограде купила торт и по приезде к Евгению передала его хозяйке. После ужина они уехали домой, торт остался на холодильнике.

Хозяйка дома Елена, жена Евгения, знала, что я люблю молоко, и утром на завтрак принесла мне только что выдоенную литровую банку парного молока. Утренний чай пили с тортом. Дети еще спали и торт попробовать не успели. Затем  мы с Евгением поехали учитывать сурков, и через 3 часа ему стало плохо: он побледнел, его знобило. Тогда я сел за руль мотоцикла, и мы поехали домой. Его самочувствие все ухудшалось, и я сразу же повез его в пос. Павловку в больницу. Когда приехали в больницу, у Евгения уже пропадал пульс, и ему тут же сделали укол в сердце. Его спасли, но к вечеру привезли в больницу в тяжелом состоянии его жену. Оказалось, что это была сильнейшая интоксикация от съеденного торта. Поскольку я пил с тортом молоко, а не чай - отравления не произошло. Таким образом, литровая банка молока спасла от смерти трех человек.

С 1986 г. на участке Анатолия от лица «науки» кроме меня работали еще научный сотрудник лаборатории товароведения и стандартизации пушно-мехового сырья ВНИИОЗ Б.Е. Зарубин и студент очного отделения третьего курса охотфака КСХИ В.В. Колесников (впоследствии он стал работать во ВНИИОЗ и изучать сурков). Борис изучал товарные свойства шкурок сурков, а Вячеслав помогал мне в отработке технологии переработки жира сурков и постановке опытов промысла. Славе ежедневно очень много приходилось крутить ручную мясорубку для измельчения жира сурков. Мы втроем спали в одной палатке. Однажды ночью я проснулся от толчков в бок. А это Слава во сне делал рукой крутящие пассы. То есть он и во сне крутил ручку мясорубки. Через 10 лет и Борис, и Вячеслав успешно защитили по сурку диссертации и стали кандидатами наук.

Однажды в июле месяце в 11 часов дня на наш стан заехала многочисленная делегация из представителей областной госохотинспекции, общества охотников и комитета по охране природы, сопровождавшие начальника Главного управления охотничьего хозяйства Казахстана. Они проверяли состояние численности сурков в угодьях после раскрытия правоохранительными органами нашумевшего дела браконьера Пашки-миллионера. Суть в том, что нелегальная бригада охотников ездила по степи и путем отстрела из карабина добывала в год до 5000 сурков. В результате на обширных территориях после такой охоты сурков якобы не стало. К тому же охота из карабина в Казахстане тогда была запрещена, а разрешался только капканный промысел.

Анатолий с сыном Сашей только что приехали с утренней проверки капканов, и сгрузили с автомашины около 30 тушек сурков. Увидев богатый улов, «большой» начальник закричал, что они ехали по его участку и не увидели ни одного сурка, значит, охотник тотально уничтожает поголовье байбаков. Я попытался ему объяснить, что в полуденную жару сурки сидят в норах, а не разъезжают на автомобилях. На изменчивости суточной активности зверей основан и метод учета сурков: рано утром и вечером. Но амбициозный начальник даже слушать меня не захотел. Приехав в Целиноград, этот биологически неграмотный начальник отправил во ВНИИОЗ письмо о том, что сотрудники института В. Машкин, Е. Зарубин, В. Колесников занимаются не исследованиями, а нанялись и работают на охотников так как он нас увидел в спецодежде за измерениями, взвешиванием и снятием шкур с сурков.

Пикник на даче. В. Машкин, В. Колесников, Б. Зарубин (Юрьянский район Кировской области, август 1998 г.)

 

В Целинограде он дал распоряжение со следующего года запретить промысел сурков в области из-за повсеместно низкой численности зверей в результате перепромысла их поголовья.

После окончания полевых работ в сентябре и возвращения в институт мы отправили письмо за подписью директора ВНИИОЗ, в институт зоологии АН Казахской ССР и в партийные органы Алма-Аты с аргументацией неграмотности и вредительских распоряжений руководителя Главного охотничьего ведомства Казахстана. Через некоторое время его освободили от должности. Оказалось, что по образованию он саксофонист, а не биолог!!! То есть, пироги здесь пек сапожник, а сапоги тачал пирожник.

Но местные власти в Целинограде уже приняли решение о закрытии промысла сурков. То есть более 70 человек (охотников) лишили работы. Я пошел в облисполком и потребовал проведения учетов численности сурков на территории всей области, и только после получения результатов принимать решение о запрете.

Распоряжение об учетах сурков на территории всей области дали, и мы собрали всех охотников. Я изложил им организационные основы учета и все расписал по дням и по охотничьим участками. В итоге мы втроем (В. Машкин, Б. Зарубин, В. Колесников каждый в своей зоне области) на 74 автомашинах охотников за один месяц провели учет на территории всей Целиноградской области (более 1 млн. га, в это время к ней присоединили и Тургайскую область). Охотники были заинтересованы в проведении учета, поэтому беспрекословно выполняли все наши указания. Работа была тяжелая. Нас, как эстафетную палочку, передавали с участка одного охотника на другой. Спали в полуденные часы (сурки в это время сидят в норах) и ночью, когда нас везли на другие участки.

Когда подвели итоги, то оказалось, что в области обитает более 1 млн. байбаков. Мы охватили учетами все сурчиные угодья области. До нас и после нас такого детального наземного обследования никто не проводил. Наши данные почти в три раза превышали оценки местных специалистов, которые в основном оценивали ресурсы экспертно, «на глаз».

Ранее (в 1984-1985 гг) я уже имел опыт организации и проведения Всесоюзного учета сурков. По всей стране сурков учитывали уже по моей, утвержденной государством методике. Для совершенствования метода учета и его удешевления на обширных равнинных территориях я даже ездил стажироваться в Ростов-на Дону и в Москву к энтузиастам-самодельщикам мотодельтопланов для использования их в работах по учету сурков. Эти аппараты за рубежом используют в сельском хозяйстве для распыления с воздуха удобрений на небольшие поля. У нас эта проблема не решена до сих пор, так как мотодельтопланеристам и мотопарапланеристам не дают горизонты (высота и коридоры) воздушных полетов. Для наших целей этот летательный аппарат был бы идеальным помощником, так как он позволял бы быстро, точно и дешево проводить учет семей сурков на огромных территориях.

Я доложил результаты учетов на расширенном заседании Целиноградского облисполкома, но наши материалы председатель облисполкома А.Таукенов поставили под сомнение. И здесь «сапожники подменяли пирожников». Я спросил тогда председателя облисполкома, а сможет ли он уважаемому собранию, используя материалы подотчетного ему ведомства, прямо сейчас сказать: «Сколько на фермах  Целиноградской области имеется голов овец?». На этот вопрос зал зааплодировал, а председатель облисполкома пригрозили отдать наши учетные материалы в следственные органы и в прокуратуру как недостоверные, поскольку нас никто не контролировал. Тогда я предложил провести контрольные учеты с участием представителей местной власти. Со мной согласились и поручили провести учеты в присутствии народных депутатов. После трех дней учетов на пыльных проселочных дорогах, по целине, вдоль полей и на полях все народные избранники согласились подписать все наши заключения.

Вопрос достоверности учетных данных благополучно решился, и промысел открыли, но А. Крыжановскому, на участке которого мы вели сравнительные и экспериментальные исследования, при прежнем плане добычи в 500 особей площадь промыслового экспериментального участка директивно уменьшили в два раза. Тогда мы немного изменили тактику лова, и контрольные учеты на следующий год показали, что более интенсивный промысел ущерба популяции не нанес. На следующий год при плане 500 сурков участок еще уменьшили в 2 раза. Мы еще внесли коррективы в тактику лова, и вновь ущерба популяции не было. Эти невольные эксперименты показали, что при грамотном изменении стратегии и тактики добычи промысел можно интенсифицировать и существенно увеличить заготовку шкурок и жира сурков, не подрывая численности маточного поголовья. То есть можно управлять популяциями и вести промысел неистощимо бесконечно долго.

По материалам газеты «Правда» по громкому сурчиному делу «Пашки-миллионера» я поехал в места «истребительных» охот и был изумлен обилием выводков в этих колониях. То есть истребления не было, а было стимулирование размножения сурков. На основании этих наблюдений и расчетов мы добились на нашем стационарном участке охотника разрешения на проведение сравнительного эксперимента по отлову сурков и отстрелу их из карабина «Барс». Работа показала более эффективное, с наименьшими затратами избирательное изъятие сурков при отстреле, чем при отлове. При отстреле в первую очередь под выстрел попадают наиболее активные и наименее осторожные неполовозрелые (1-2-летние) особи, а остаются в семьях наиболее продуктивные взрослые животные. Вот почему после охоты с карабином воспроизводство повышается. Это срабатывает компенсаторный механизм в популяции, усиливающий размножение животных после стихийных бедствий и других негативных влияний на поголовье.

В результате проведенных экспериментальных исследований мы издали книгу (методическое пособие для охотников и специалистов) «Промысел сурков в Казахстане» и передали весь тираж в Казпотребсоюз. Тем самым мы решили научную проблему: экспериментально проверили и на практике доказали стратегию и тактику управления популяциями сурков с возможностью рационального (неистощимого) использования ресурсов байбака в Казахстане.

Кроме шкурки на одного добытого зверька после промысла охотник обязан сдать и по 0,5 литра вытопленного сурчиного жира. Из-за высоких лечебных свойств жира спрос на него был высокий, и на базарах даже были выявлены случаи подделок. С применением жира сурка был сделан крем «Медео», пользующийся особой популярностью у женщин из-за удивительно высокой проникающей способности жира, обусловленной уникальным и сложным составом, благодаря чему кожа рук, лица и тела становится мягкой, упругой и без морщин.

Охотники получали жир из сырца методом вытапливания в котле на огне. В результате у одного охотника готовый жир был желтоватого цвета, у другого – золотистого, а у некоторых – темно бурого. И по запаху различные пробы существенно отличались. Проверка на хроматографе показала изменчивость вытопленного жира и по составу жирных кислот.

Я задался целью отработать технологию вытапливания жира в полевых условиях с максимальным сохранением его лечебных свойств. Необходимость единой технологии была обусловлена и требованиями поставки однотипных больших партий жира для парфюмеров, заказчиков из Франции. Французские парфюмеры и наши специалисты из московского НИИ парфюмерии утверждали, что сурчиный жир – это лучшая основа для питательных кремов. Он обладает исключительными питательными и проникающими в кожу свойствами и с ним в кожу даже можно ввести любое лекарство.

Мы испытали технологии выдавливания и вытапливания жира в различных конструкциях топочных агрегатов. Наша работа завершилась получением авторского свидетельства и автоклавного котла для централизованной вытопки жира в полевых условиях у всех зимоспящих животных (сурки, суслики, медведи, барсуки и др.).

Жир, приготовленный по нашей технологии, светло-желтый по цвету, не имеет специфического запаха и обладает высокими лечебными свойствами.

Давно известно широкое применение жира зимоспящих животных (медведя, барсука, сурков, сусликов, ежей и др.) в народной медицине. Мы собрали обширные сведения по вылечиванию различных заболеваний жиром сурков и нашли врачей-энтузиастов в Саратовском институте травматологии и ортопедии для лечения жиром людей с множественными ранами и травмами, а также в Луганском ожоговом центре. В Саратове главврач доверительно, но с подстраховкой себя, все отдал на ответственность врачей со словами: «Я не запрещаю, но и не разрешаю использовать жир на людях».

Три года мы возили жир в этот институт до 30 литров год. В последний год С. Стадников даже телеграфировал привезти жира больше, так как больные стали жаловаться на врачей, считая, что они прячут жир для себя. Когда я привез жир, меня провели по палатам с больными со словами: «Вот ваш благодетель привез лекарство». Оказывается, жаловались не на этих лечащих врачей, а на врачей, которые отказывались использовать жир для лечения. Больные видели, что эффект от лечения жиром был существенно выше, чем от традиционных методов. В результате наветы и злобная профессиональная зависть этих врачей-консерваторов вынудила уволиться обоих энтузиастов-новаторов. В итоге они не смогли набрать статистику нужного числа вылеченных людей для подачи заявки в фармкомитет СССР для придания сурчиному жиру статуса лекарства при пролежнях, остеомиолите, ожогах и др. заболеваниях.

С развалом СССР все промысловые массивы сурков остались за пределами России, поэтому переговоры с иностранцами должны были вести казахские специалисты. Но эта проблема в Казахстане никого не интересовала и по-прежнему многие охотники там жарят жир по дедовской технологии - в котле.

В 1987-1990 гг. я проводил исследования на «два фронта»: частично в Казахстане, а основную часть – в горах Киргизии. В Казахстане по единой программе продолжали работать Б.Е. Зарубин и В.В. Колесников. В Киргизию я поехал по приглашению Киргизглавохоты для проведения исследований по рационализации промысла горного вида сурка – серого, так как ученые института зоологии АН Киргизии не смогли получить практически значимых результатов по этой проблеме. Я охотно согласился и решил сразу же начать с учетов сурка.

Приехали в г. Нарын, а оттуда на территорию Нарынского коопзверопромхоза в горах Центрального Тянь-Шаня (бассейн р. Ак-сай). Штатные охотники киргизы требовали новых промысловых участков, потому что на их участках стало мало сурка.

Действительно, учеты в мае месяце показали, что на участках киргизов сурков очень мало, а на участках русских охотников состояние популяций и воспроизводство было благополучным. Обследование следов деятельности на бутанах сурков у киргизских охотников позволило заключить, что сурков ловят весной, вне сезона промысла. Сурчиные угодья здесь находятся в погранзоне. Пограничники мне сказали, что весной по перевалам верхом на лошадях браконьеры выходят из погранзоны без пограничного контроля, а далее на машинах сырье (шкуры сурков) увозят. Контроля государственной охотничьей инспекцией весной здесь не проводится.

Полевой стан промыслового охотника. На переднем плане моя полевая лаборатория (Киргизия, долина реки Ак-сай, 3000 м над у.м., август 1988 г.)

 

Обо всем этом я рассказал в Управлении охотничьего хозяйства Киргизии и указал на необходимость наведения действенной охраны на территории Нарынского промхоза, чем сразу настроил против себя работников управления.

Для проведения научных изысканий по отработанной методике я стал работать со штатным охотником промхоза Холодовым Анатолием, который был мастером спорта СССР по пулевой стрельбе. В отличие от Казахстана, здесь по желанию охотника можно было вести добычу методом отстрела из карабина «Барс» или ловить капканами. С А. Холодовым и другими штатными охотниками (Н. Безнарытным, В. Кравцовым, М. Адельгериевым) мы поставили несколько научно-производственных сравнительных экспериментов по эффективности капканного отлова и отстрела из карабина.

В сезон 1988 г. после учетов сурков Киргизская Главохота решила закрыть промысел, так как на участках охотников-киргизов сурка было очень мало. Такое положение устраивало киргизов, так как весной они могли охотиться на участках русских охотников. Я сказал об этом на собрании охотников и уехал проводить наблюдения на стационаре в Целиноградской области.

Из-за закрытия промысла на сурков в Киргизии на совместном заседании чиновников правительства и охотхозяйственных органов республики было принято решение: В. Машкина не пускать в сурчиные угодья Киргизии для проведения исследований. Видимо, кому-то я очень мешал наживаться на незаконной добыче сурков. Впрочем, и в Казахстане неприязнь ко мне была обусловлена тем же: моим знанием ситуации в сурчином промысле и обширном браконьерстве, а также неоднократными откровенными интервью об этих проблемах казахстанскому радио и телевидению.

По возвращении из Казахстана в Киргизию я собрал русскоязычных охотников. Мы с ними подготовили плакаты для пикета на площади у правительства с требованием открыть промысел и не ущемлять права русскоязычных охотников. От имени охотников я подготовил текст письма в ЦК КПСС в Москву о готовящейся публичной акции протеста на площади в г. Фрунзе. Все охотники подписались, я поставил дату отправки, и послал письмо в Москву. Копию письма охотники тут же отнесли в приемную прокуратуры Киргизии. На второй день (удивительно быстро!) представители охотхозяйственных органов республики собрали охотников, объявили об открытии промысла. Я благополучно проработал в горах Киргизии еще три года и закончил свои исследования.

Здесь я работал по отработанной ранее в Казахстане программе, но основное внимание было уделено экспериментам по отработке технологии отстрела серого сурка в условиях горной местности. Мы даже поставили эксперимент: как быстро можно уничтожить всех зверьков на изолированной территории методом отлова капканами и при отстреле из карабина. Оказалось, что капканами за 5-8 дней непрерывного лова можно уничтожить до 96% поголовья, а при отстреле из карабина за весь период промысла с различного авто-мототранспорта было добыто лишь 51,2% поголовья сурков. Первыми под выстрел попадали самые молодые, неопытные и наименее осторожные звери.

В проведении этого эксперимента нам помогли пограничники, приезжая по нашей просьбе на автомашинах разных марок. Выяснилось, что зверьки быстро запоминают «опасную» для них машину и не подпускают ее на выстрел. А регулярный отстрел так натренировал этих грызунов, что при шуме любого транспортного средства (автомашина, трактор, мотоцикл, представляющего опасность) они прятались в норы за 300-400 метров.

В Киргизии все поселения сурков находятся в очагах чумы, поэтому в местообитания сурков можно было приехать только после противочумной прививки. Раньше специальные отряды «противочумников» истребляли зверьков отловом и травили цианплавом, в результате на обширных территориях сурков не стало. Когда установили, что опасность представляют не сурки, а паразитирующие на зверьках блохи, то соорудили примитивный пистолет, из которого в нору выстреливали порцией дуста. Порошок оседал на стенках норы, затем попадал в шерсть зверька, и все блохи погибали. Для примера, у байбаков в Казахстане я вычесывал до 200 и более блох с одного зверька, в то время как на профилактически обработанных дустом участках в Киргизии в лучшем случае вычесывалось 4-5 блох. Установлено, что в брошенной сурками зимовочной норе блохи могут без корма существовать до 2-3 лет.

Феноменом сурка является его способность перед зимней спячкой освобождать свой организм от гельминтов и от инфекций. Готового к спячке хорошо упитанного сурка не удавалось заразить чумой. Видимо, у зверьков вырабатывается сильный защитный механизм, спасающий их организм от возможных заражений в беспомощном состоянии во время спячки. И еще одна загадка природы, которую не могут решить медики, решена у сурка – это сезонная гемофилия. То есть во время зимней спячки кровь утрачивает способность свертываться, а при наземной активности и нормальной температуре тела (36°С) быстро свертывается.

Из-за больших высот (2900-3200 м над уровнем моря, вода здесь закипает при температуре 87-88°С) и большого объема работ после командировки, при массе собственного тела около 75 кг, я терял к концу полевого сезона до 10 кг. Чтобы облегчить свою работу, приспособил для транспортировки груза по горам велосипед, который существенно снижал физическую нагрузку на выровненных участках. Иногда мне помогали чабаны, так как они регулярно обращались ко мне за сурчиной желчью для лечения заболеваний печени и желудка. При этом всегда спрашивали для мужчин желчь от самок, а женщинам – от сурков самцов. Много людей приезжало из ближайших аулов с просьбой дать им жир сурков.

Сурчиный жир спас самого крупного в то время в стране исследователя по суркам – профессора Д.И. Бибикова. У Дмитрия Ивановича были проблемы с венами на ногах, и ему грозила ампутация ноги. К счастью, операция по пересадке вен прошла удачно, но удаленная на голени кожа не приживалась. Никакие лекарства не помогали, и больной уже три месяца лежал в постели. В сентябре 1990 г. я возвращался с полевых работ из Киргизии через Москву. Зашел домой к Дмитрию Ивановичу и предложил ему использовать для операции по пересадке кожи жир сурка, приготовленный по моей технологии. Через два месяца он мне позвонил, благодарил за спасение и провиденчески заявил, что жир спасет еще немало безнадежных больных. Действительно, в Кирове больным раком кожи при пересадке успешно применяли жир сурка, также его использовали при многих других заболеваниях. Ко мне за жиром сурка многие врачи города направляли больных с простудными, легочными и другими заболеваниями, которым традиционные медикаментозные методы лечения не помогали.

Мое общение с саратовскими врачами-энтузиастами, увлеченными своей профессией, врачами в г.Кирове, Луганске и других городах показали, что все новое и прогрессивное внедряется в жизнь только такими беззаветно преданными своему делу специалистами.

Сурчиным жиром я вылечил своего шестимесячного сына от двухсторонней пневмонии легких, которой он заболеет в новой, безобразно сделанной и очень холодной квартире. В больнице в течение первого дня пребывания этому крошке вкололи семь уколов. Жена мне тот час позвонила, чтобы я забрал их из клиники. Я приехал, но врач отказался выписывать их домой. Тогда я заявил, что выкраду сына и не позволю «гробить» его. Врач назвал меня извергом и под мою расписку отпустил жену с ребенком домой. На некоторое время мы переехали к родственникам в теплую квартиру и ежедневно делали сыну массаж с сурчиным жиром и примесью скипидарной мази. Через 20 дней никаких симптомов пневмонии у него не осталось.

Дело в том, что когда я сотрудничал с врачами, то много читал медицинской литературы по механизму действия на живой организм лекарств, трав, различных массажей, мануальных действий и пр. Известно, что до трехлетнего возраста у детей идет формирование собственного иммунитета, а уколы подавляют его развитии. В этой связи следовало ожидать, что в будущем мой сын будет постоянно заболевать самыми различными болезнями, так как в его организме не будет собственной защиты.

После этого я особенно внимательно стал читать литературу по массажу и впоследствии даже прошел курс обучения этому ремеслу. В четырехлетнем возрасте сын вновь заболел, но на этот раз он не мог ни есть ни пить – его тошнило. Мы посетили шестерых различных врачей, и ни один из них не смог даже поставить диагноз, хотя я им говорил, что у него все симптомы на заворот кишок. Уже трое суток он не спал, в полудреме постоянно находился на руках своей мамы, по телу пошла своеобразная синюшность. «Езжайте в инфекционную больницу»,- сказали нам врачи, как приговор, то есть практически уже «махнули рукой» как на обреченного. Тогда я сделал ему массаж живота (по часовой стрелке) с последующей максимальной оттяжкой кожи живота и кишечника вверх, а затем резким отпусканием. После трехкратных действий Илья мгновенно уснул и даже захрапел. Через 4-5 часов в течение двух суток я делал такой массаж, жена с ложечки стала давать куриный бульон (рвоты сразу же не стало) -  и болезнь как «рукой сняло».

Разочарование в профессионализме таких горе-врачей я ощутил и на себе. От продолжительной работы на компьютере (готовил докторскую диссертацию и одновременно писал учебник по биологии охотничьих зверей) у меня начали «чесаться» глаза. Я пришел к окулисту и после осмотра он мне сказал, что в глазном яблоке расширены сосуды. Мне дали глазные капли и инструкцию по их использованию. Через 3 дня закапываний у меня произошло кровоизлияние в глаза, и левым глазом я много лет ничего не видел. В стационаре мой лечащий врач о том окулисте отозвался как о равнодушном студенте-двоечнике. И таких специалистов-двоечников в лечебных учреждениях сейчас довольно много. Они в основном занимаются вымаганием денег с больных, не заботясь о результативности лечения...

Наш полевой стан в бассейне реки Аксай Восточного Тянь-Шаня  находился в закрытой погранзоне, поэтому к нам регулярно заезжали пограничники, предлагали и оказывали свою помощь в нашей работе. Нередко офицеры ближайших погранзастав организовывали у нас праздничные пикники для своих семей, где мы готовили из мяса сурка шашлыки, паштет, колбасу, копчености, так как в этой отдаленной местности мы для них были своеобразной отдушиной в однообразном бытие замкнутого пространства погранзоны, находящейся на высоте около 3100 м над у.м.

Мы ходили с ними испытывать китайского производства автоматы Калашникова (АКМ), взятые у задержанных китайских пограничников. Дело в том, что следовая полоса иногда проходит не по истинной границе, а в удалении от нее до 40 км. В скалах и на крутых склонах невозможно построить контрольно-следовую полосу с забором и сигнализацией, поэтому в пределах этой части погранзоны во время частых туманов наряды китайских и советских пограничников иногда «блудили» и уходили на чужую территорию, где их задерживали. Обычно 3-4 дня шла процедура дипломатических согласований и передачи задержанных другой стороне, в это время пограничники при нас проверяли боеспособность оружий задержанных китайских пограничников. Некоторые китайские автоматы не выдерживали непрерывной стрельбы: после 300 патронов ствол от стрельбы нагревался и пули падали рядом с автоматом.

Однажды я присутствовал на церемонии передачи китайских пограничников, после которой китайская сторона устраивала обед. Всего за столом каждому человеку в маленьких пиалушках (по очереди) подали 12 блюд (каждое по объему чуть больше столовой ложки). Этот набор кушаний называется «самовар». После обеда начальник нашей заставы спросил меня о вкусовых качествах подаваемых блюд, на что я ответил, что все было с большим набором пряностей и вкусно. Тогда он сказал, что я ел опарышей комнатных мух, дождевых червей, кузнечиков и другие нетрадиционные добавки. Что тут скажешь – кулинария – это великое искусство!

К нам на полевой стан регулярно приезжали с проверкой охотинспекторы и сотрудники КГБ республики. В последний свой приезд парней из госбезопасности мы угостили сурчиными шашлыками, сурчиной колбасой и сурчиным печеночным паштетом. Один из них (подполковник) моему напарнику охотнику А. Холодову (он бывший прапорщик, пограничник) сообщил, что они приезжали к нам не только из-за знакомства с Анатолием, а по поручению начальства свыше «подставить» В. Машкина на каком-либо криминале, чтобы со скандалом выгнать из Киргизии. Еще он сказал, что знают о моем авторстве при подготовке акции протеста охотников в г. Фрунзе и резюмировал: «Все было сделано правильно, но мы своих не сдаем». Получается, что в Киргизии я все время работал под надежным прикрытием русских парней из спецслужб.

По итогам работы в горах Центрального Тянь-Шаня я написал книгу о промысле сурков в Киргизии, о которой до настоящего времени до меня доходят одобрительные отзывы от охотников и специалистов. Это результат моих исследований и обобщение опыта и охотничьих секретов многих охотников, которые они скрывают друг от друга, но которыми делились со мной.

Перед выходом в печать рукопись этой книги обсуждали на научно-методической комиссии ВНИИОЗ, где заведущий лабораторией охотничьих угодий, кандидат биологических наук Б.М. Михайловский спросил меня: «Зачем с такой тщательностью я прописываю в книге многие очевидные специалистам положения?». Я ответил, что это необходимо для ясности «круглым дуракам». Когда я передал изданную книгу охотпользователям Киргизии, ко мне подходило несколько человек с вопросами для разъяснений. Я рассказал А. Холодову о заданном мне вопросе на методической комиссии, на что Анатолий ответил, что в Киргизии есть дураки не только круглые, но и квадратные (без комментариев).

Последние десятилетия ХХ века были переломными в жизни страны. Я это отчетливо прочувствовал на себе, так как в 1983 г. меня избрали секретарем партбюро института. Пять лет секретарства я считаю потерянными для моих исследований. Не проходило и дня, чтобы не приходили партийные директивы и меня не вызывали в райком или горком партии. Институт имел статус всесоюзного, поэтому не только райком, но и горком, обком партии буквально торпедировали институт плановыми и внеплановыми проверками по анонимным жалобам трудящихся. Например, в 1986 году было 13 проверок от райкома до ЦК Профсоюзов и Центросоюза. Работать было некогда. Весь институт лихорадило от подозрений на скрытых «писателей». В итоге ни одна проверка не подтвердила наветы граждан на злоупотребление финансами, распределение квартир и пр.

В целом коллектив института был сильный, объективный и адекватно оценивал политическую обстановку в стране и роль в этом местных партийных органов. Члены райкома и даже обкома (а они заядлые охотники) позже мне признавались, что в институт ходить не любят и даже боятся, так как на двуличие партийных лозунгов и установок и на различные нестандартные и дотошные вопросы членов партоганизации нашего института у них не было ответов.

Не смогли парторганы заставить нас (директора института, его заместителей и практически всех членов партии со мной во главе) вступить в общество трезвости. На заседании члены райкома партии не смогли ничего привести в противовес моей (от имени партбюро и парторганизации института) аргументации, что сотрудники института в повседневной жизни могут жить без спиртного, но по технике безопасности наша работа в экстремальных условиях автономного существования в полевых условиях обязывает каждого сотрудника для страховки от простуды, травм и при форс-мажорных ситуациях иметь при себе и нередко принимать внутрь водку или спирт. Здесь мы не покривили душой, но на партийную компанейщину вынуждены были организовать добровольное общество трезвости из трех человек, в том числе один член партии, которому спиртное по состоянию здоровья было противопоказано.

Существующая практика в институте предусматривала по итогам НИР пятилетия писать отчет, который потом лежал в библиотеке чаще всего никем не востребованный. Выпускали в институте сборники научных статей и даже монографии, но вся эта печатная продукция мало доходила до основных потребителей научных разработок – охотников.

Мой опыт убедительно подсказывает, что по итогам проведенного исследования сразу же следует издавать книги (брошюры), которые вскоре попадают в руки охотников и специалистов. Это начинание было подхвачено в институте и аналогичные пособия выпустили В.М. Глушков (по лосю), В.В. Ширяев (по ондатре). Но кошмарная перестройка с разрушением и полным игнорированием  положительного опыта в стране, наработанного предыдущими поколениями, привела к резкому ухудшению финансового положения в науке. Здесь было не до книг. Мы по всей стране стали искать договоры на проведение исследований. Но и в производстве дела обстояли не лучшим образом.

Нам удалось заинтересовать украинских охотпользователей на проведение исследований по суркам, быстро расширяющих свой ареал в условиях интенсивного ведения сельского хозяйства в Украине. После завершения исследований в Казахстане и Киргизии нас вдохновляло то, что, наконец-то, будем работать со своими братьями-славянами. Но действительность перевернула наши радужные ожидания. Своеобразие украинского менталитета, особенно у начальников, проявляющееся не в настойчивости и упорстве в делах, а в «упэртости», мешали в работе больше, чем лукавство и подковерные игры азиатов. Например, в Беловодском районе Луганской области я провел учет численности сурков и приехал с результатами оценки ресурсов в областное управление к ответственному за охотничье хозяйство В. Колесниченко. Он не поверил моим результатам. Я предложил поехать и провести совместный учет на месте. Объяснил ему технологию учета, показал на конкретных примерах в колониях сурка, и мы поехали по учетному маршруту. Едем в одной машине, и каждый фиксирует в своем блокноте увиденных им зверей и семьи сурков. После окончания учета каждый суммировал свои результаты, после чего мы их сверили. Оказалось, что у Колесниченко сумма семей оказалась даже больше моей, соответственно, 125 и 123 семьи. Он долго сидел молча, а потом выпалил: «Все равно не верю!»

В исследованиях на Украине мы разделились на 2 группы: Б. Зарубин с  В. Колесниковым работали в Харьковской области, а я - в Луганской. Работали по единой программе. Я работал со штатным охотником, великолепным следопытом В. Конаревым при покровительстве Председателя областного общества охотников и рыболовов Н. Наумова. В Харьковской области ребята проводили исследования совместно с охотниками Великобурлукского общества охотников и при активной поддержке грамотного охотоведа Харьковского областного общества охотников А. Авдеева.

За два года работы мы так и не смогли развернуть наши исследования по полной программе, на что были причины объективного характера, обусловленные начавшимся процессом суверенизации отдельных субъектов. Правда, нам удалось провести учеты всех колоний сурков в Харьковской и Луганской областях, научить охотников ловить и обрабатывать продукцию промысла. Была отработана технология приготовления тушенки из мяса сурка в полевых условиях, которая принципиально отличается от заводской технологии. Дело в том, что мясо сурка содержит мягкоплавкий жир (легкие жирные кислоты, испаряющиеся при 80-90°С), отчего при заводской технологии рвет стеклянные банки или срывает крышки с банок. Особенность нашей технологии в том, что тушенка делается в автоклаве, но не в воде, а в атмосфере насыщенного пара с незакатанными крышками банок. Крышки закатываются сразу же после извлечении банок из автоклава. Эта тушенка сохраняет свои вкусовые качества после 6-летнего хранения в тепле при температуре +20-25°С.

Однажды во время обследования сурчиных угодий я увидел, как высокий стебель 80-сантиметрового куста люцерны на глазах стал проваливаться под землю. От изумления и даже какого-то панического страха от увиденного я решил, что у меня что-то с головой. Вскоре выяснилось, что это обыкновенный слепыш во время своей трапезы сначала съел корень растения, а потом утащил в свой подземный ход и стебель. Ранее живых слепышей в природе я не видел, так как они обитают только на европейской территории.

С Украины нам не могли перевести в институт деньги за выполненные работы, так как не было единой банковской системы, а украинские купоны не являлись разменной межгосударственной денежной единицей. Например, мне за работу предложили три тонны подсолнечного масла, но при пересечении границ любой области тогда нужно было платить пошлину, поэтому до Кирова трех тонн масла могло бы хватить только на плату за пересечение границ многочисленных административных субъектов. За год работы оплаты я не получил. С одним из сотрудников нашего института за выполненную работу на Украине расплатились телевизорами, которые он продал по пути в Киров.

Мы были вынуждены прекратить работу в Украине и организовать стационар в пограничном с Украиной Кантемировском районе Воронежской области на землях колхоза «Новомарковский».

В Кантемировском районе в 1984 г. я уже проводил вертолетный учет сурков (во время Всесоюзного учета). За последующие 8 лет численность зверьков существенно увеличилась. Сурки уже обитали за пределами района. Мы стали очевидцами стремительного расширения ареала и роста численности сурков в Воронежской и других близлежащих областях и в Поволжье.

Вскоре от специалистов сельского хозяйства посыпались жалобы на вредоносную деятельность байбаков. Звери постоянно стремились поселиться на открытых и выровненных участках – исконных местообитаниях этих грызунов. Но все ровные участки были распаханы и засеяны, поэтому сурки были вынуждены жить в неудобьях, по межевым полоскам и в балках, где выпасали скот. Наибольший ущерб они причиняли полям подсолнечника, поедая нежные всходы в стадии до 4-листиков. Суммарный ущерб только в Воронежской области составлял сотни гектаров уничтоженных посевов этой технической культуры, исчисляемый десятками миллионов рублей.

На тему предотвращения вредоносной деятельности сурков на культурных полях мы побеседовали с председателем колхоза «Новомарковский» Владимиром Васильевичем Васильевым. Он пригласил агронома колхоза А. Татаркова, распорядился разместить нас и обеспечить всем необходимым для работы. Нам выделили жилое помещение на полевом стане одной из бригад, а при необходимости по моей просьбе предоставляли трактора и сеялки для кулисного посева различных сельскохозяйственных культур, тракторные опрыскиватели для обработки полей, мотоцикл с коляской марки ИЖ-Юпитер. На кухне полевого стана вместе с механизаторами нас вкусно кормили. О такой организации работы можно только мечтать. За 5 лет исследований в этом хозяйстве мы поставили 7 различных экспериментов по сохранению сурков и предупреждению их вредоносной деятельности. Для этого осуществляли живоотлов, мечение, выпуск помеченных зверей и наблюдения за ними. Через 10 лет после мечения нам все еще поступала информация о наличии и перемещениях помеченных криометками сурков.

В итоге для спасения лакомых для сурка сельхозкультур (подсолнечник, люцерна, эспарцет, бахчевые и др.) и сохранения сурков (в то время европейский байбак был в списках Красной книги России) мы отработали технологию кулисного посева озимой пшеницы, третикале и суданской травы, которые предотвращали весенние кочевки сурков на поля.

Нас умиляло теплое и доброжелательное отношение не только начальства, но и рядовых колхозников, которые нередко предлагали свою помощь, постоянно привозили нам молоко, свежие овощи и фрукты. В свою очередь, из мяса добытых сурков на полевом стане в автоклаве мы делали тушенку и угощали всех приезжавших к нам работников колхоза.

По пути в Новомарковку в 1992 г. я заехал в г. Воронеж, посетил кафедру зоологии Воронежского госуниверситета и обратился к старейшему профессору кафедры Г. Хисцовой с предложением организовать несколько пробных площадок во вновь образовавшихся колониях байбаков в различных районах области, поручить студентам их кафедры по единой методике наблюдать за сурками. Но она отказалась под предлогом, что они сами все организуют.

Через год я приехал вновь и поинтересоваться ходом реализации моего предложения. Хисцова мне ответила, что все не так просто. С другой стороны, она сама меня спросила: «А как это мне удается так быстро организовать работу и получить (а у меня по Воронежской области уже были публикации) такие обширные результаты?». Я объяснил, что у охотоведов есть проверенный метод организации работ: приходишь к охотнику или другому нужному человеку, знакомишься и начинаешь разговор о его семье, делах и проблемах в их деревне. Начинаешь говорить о домашнем скоте и диких животных. В этот момент вынимаешь бутылку водки и начинаешь задавать вопросы на интересующую меня тему и интерпретировать ответы хозяина. Потом спрашиваешь, а нельзя ли посмотреть, оценить и т.д., то есть говорить уже не про жизнь, а за жизнь. Тут хозяин зажигается и даже сам предлагает куда-нибудь свозить меня и показать. Таким образом, за очень короткое время он может познакомить меня с нужными людьми, показать нужные мне биотопы и пр., потом и помогает организовать здесь какое-либо наблюдение. Хисцова на это обиделась, посчитав мой рассказ за розыгрыш. Она не позволила над собой «так шутить». В итоге так и не удалось организовать наблюдения за сурками по методике Хисцовой.

На материалах исследований в Украине и России в 1997 г. я издал монографию «Байбак европейский: экология, сохранение и использование», которую американские коллеги назвали «лучшей видовой охотоведческой книгой в последние годы», за что мне присвоили звание почетного профессора университета штата Айова. До настоящего времени она пользуется повышенным спросом со стороны охотоведов и специалистов охотничьего хозяйства России.

Интересна история появления этой книги. Я оказался на пикнике в компании работников охраны природы, охотничьего хозяйства и других руководящих лиц Кантемировского района. Здесь же присутствовал директор Россошанского завода минеральных удобрений. В разговоре я упомянул о почти полной готовности рукописи книги о любимом всеми байбаке, но существует проблема с финансирования ее издания. Директор завода минеральных удобрений, технологии производства которого была «грязной», за регулярные вредные выбросы газов в атмосферу платил штрафы в Комитет по охране природы района. Он предложил председателю комитета перечисленные им штрафные деньги по статье «пропаганда и популяризация охраны природы» направить на издание книги о сурке. Заключили соглашение: я даю рукопись книги и передаю ее в редакцию, деньги перечисляет в типографию завод, а книги забирает Комитет по охране природы и распространяет ее среди населения. Так реализовался оптимальный проект компенсации за ущерб окружающей среде вложением средств в обучение населения идеям охраны природы в виде книги.

В 2004 году мы вновь приехали обследовать состояние численности сурков в Воронежской области. Охотовед управления охотничьего хозяйства области сказал, что я издал прекрасное пособие по браконьерству на сурков, и в результате сурков сейчас в области почти не осталось. Действительно, во многих местах сурков мы не увидели. Когда я стал обследовать бутаны, то обнаружил следы жизнедеятельности и запах сурков. К следующей балке я предложил подойти пешком, а не подъезжать на автомашине. В этой балке сурков мы увидели на всех бутанах. Тогда мы остались на наблюдательном пункте, а нашего шофера попросили заехать по дороге в эту балку. Как только автомашина выехала из-за поворота и стал слышен гул ее мотора, все сурки тотчас спрятались в норы. Такое поведение сурков свидетельствует о регулярном браконьерском отстреле сурков с транспорта. А для охотоведа это показатель его безобразной работы по охране сурков и пресечению браконьерства. Если бы сурков здесь ловили капканами, то мы их, действительно, не увидели бы.

Если оценивать в целом исследования по суркам в стране, то эти работы координируются регулярными после 1983 г. совещаниями и конференциями по этим грызунам рабочей группой специалистов сурчатников при Териологическом обществе РАН.

Председателями группы были В.Ю.Румянцев, и с 1997 г. О.В.Брандлер. По итогам каждого совещания выходят сборники тезисов либо докладов

участников. Аналогичные группы при ВТО были по куньим, медведям, копытным, волку, рукокрылым, но почти все они в последнее десятилетие ХХ века прекратили свою работу, кроме группы по суркам.

Аналогичные группы исследователей при ВТО были по куньим, медведям, копытным, волку, рукокрылым, но почти все они в последнее десятилетие ХХ века прекратили свою работу, кроме группы по суркам.

 

Международная конференция по суркам в г. Чебоксары (1997 г). Слева направо – А.Плотников, И.Рымалов, О.Брандлер, В.Румянцев, А.Димитриев (Чебоксандр), А.Поляков

 

В 2010 году было юбилейное, 10-е совещание по суркам в Бурятии на о. Байкал. Конечно, к этому времени размах и география исследований несколько уменьшились, но группа сохранила свою работоспособность. А сейчас стали появляться молодые исследователи в различных областях страны.

Координируются исследования с зарубежными учеными Азии, Европы и Америки и через три года организуются Международные симпозиумы по суркам.

 

У российской группы исследователей по суркам имеется своя эмблема, которая была выбрана на конкурсе. Авторами эмблемы являются вятские сурчатники (В. Машкин сфотографировал позу «скучивание сурков Мензбира», а затем с В. Колесниковым оформили в эмблему

 

Я давно мечтал и предлагал свои услуги ИЭМЭЖ (Институт эволюционной морфологии и экологии животных, г.Москва) для работы в Монголии по изучению сурков на территории этого государства. В 2006 г. мне предложили принять участие в работе российско-монгольской экспедиции для проведения учета поголовья и оценки состояния популяции тарбагана в Монголии, обусловленных резким падением численности этих массовых охотничьих животных. Но, к несчастью, к этому времени у меня появился «букет» болезней, и продолжительное пребывание под солнечными лучами стало негативно отражаться на самочувствии. Чтобы не сорвать грандиозную работу, я предложил вместо себя моего ученика В.В. Колесникова, который прошел под моим руководством двадцатилетнюю полевую школу исследований. Со своей работой он справился успешно и к 2009 г. дал развернутую картину состояния ресурсов, вскрыл причины снижения поголовья и дал предложения по их устранению.

Актуальность проводимых исследований по суркам не может вызывать сомнений, так как я со своей группой помощников всегда пытался выполнить проблемные решения Всесоюзных и Всероссийских совещаний по суркам: по их сохранению, восстановлению ареала и численности с дальнейшим рациональным использованием их ресурсов.

Попытки ученых академических учреждений РАН в Москве, АН в Алма-Ате и Фрунзе и специалистов различных университетов решить проблему неистощимого промысла сурков были обречены на неуспех, поскольку позитивный результат можно было получить при выполнении работ не только методами фундаментальных, но и охотоведческих исследований. Последними они не владели. Наши исследования были комплексными, и выполнялись всеми известными общедоступными методами по морфометрии, краниометрии, прямым полевым наблюдениям за активностью, поведением и территориальным размещением индивидуально помеченных криометками зверей известного пола и возраста на стационарах и другими Результаты этих наблюдений проверяли и дополняли охотоведческими экспериментальными методами и подходами: исследование половой и возрастной структуры естественной и эксплуатируемых популяций, постановка сравнительных разнообразных экспериментов по использованию ресурсов сурков во временном и территориальном аспектах с ротацией различными способами и методами добычи, оценка влияния охоты на товарные качества получаемой продукции и др. В конечном итоге были получены новые теоретические знания, успешно реализованные в практике..

В дальнейшем на основании длительных экспериментальных исследований Вячеслав Васильевич Колесников смог использовать полученные данные для построения математической модели популяций сурков и составил компьютерную программу, позволяющую прогнозировать ход движения внутрипопуляционных процессов и динамику ожидаемых трендов численности различных видов сурков. Таким образом, он дал природопользователям инструмент для принятия ими управляющих решений в дальнейшей деятельности: сохранять или эксплуатировать поголовье; через сколько лет ожидать достижения определенной плотности населения сурков; когда, каким способом и в каких объемах эксплуатировать поголовье и т.д. Без ложной скромности и с чувством огромного удовлетворения хочу сказать, что ни по одному другому виду зверей России такой работы не сделано, хотя там могли работать сотни ученых (как например, по соболю или ондатре).

С 1998 г. стационарных многолетних исследований я не проводил в связи с отсутствием средств. Мой метод основан на биографическом изучении всего годового цикла меченых животных на протяжении нескольких лет, который требует тщательной подготовки стационара и проведения исследований с множеством разных методических приемов. Наши сравнительные исследования разных видов сурков позволили установить много общих черт в организации их жизни и найти решение проблемы сохранения и неистощимого использования поголовья этих замечательных грызунов. Конечно, при условии здравого смысла в деятельности наших природоохранных ведомств.

Ни отечественные, ни зарубежные финансовые гранты не поддержали мои научные проекты по сохранению и рациональному использованию других видов сурков (байбак, серый, черношапочный, длиннохвостый и тарбаган) охотоведческими методами. Хотя длительный опыт наблюдений за многими видами охотничьих животных показал, что лучшая охрана животных - это их рациональное использование. Кстати говоря, вышедшая наша монография «Экология, поведение и использование сурков Евразии» была с большим интересом воспринята и востребована зарубежными коллегами, так как на сурков в Европе и Америке охотятся, но исследований по влиянию охоты на сурков не проводят из-за отсутствия средств. За рубежом финансово поддерживают только фундаментальные исследования по биологии, поведению и охране сурков. В этой связи наши разработки за рубежом охотно и успешно применяются.

Убить можно и жалостью, милосердием. Как совместить пользу и законы эволюции - вот высшая математика природы, формула со многими неизвестными. Потому-то приходится снова и снова изучать то, что кажется давно известным. Природа давно решила многие задачи (тайны), которые пытается разгадать человек. Например, американские биологи обнаружили в крови сурков антитела гепатита, которые можно было бы использовать при лечении этого распространенного заболевания. Мной у сурков установлена сезонная гемофилия крови, а люди от этой болезни не могут вылечиться и умирают ежегодно тысячами. Поняв (расшифровав) это механизм свертывемости и не свертываемости крови у сурков, можно найти решение лечения этой болезни у человека. Уходя в зимнюю спячку сурок «стерилизует» свой организм от всех гельминтов и болезнетворных микробов. Не раненый и хорошо упитанный сурок невосприимчив даже к возбудителям особо опасной болезни – чуме. Не установлено у сурков заболеваний и другими опасными для человека болезнями. Следовательно, и эту задачу у сурков природа успешно решила. А целебные свойства жира, которым успешно вылечивают тысячи людей от множества заболеваний. Можно смело сказать, что имеется обширнейшее поле работы для медиков. Какие еще тайны откроет нам толстый забавный зверек?

Разовые поездки по регионам страны, где обитают сурки для меня сейчас как праздник души. Но езжу я не только из-за любви к диким животным, а также для передачи своего богатого природоохранного, охотничьего и исследовательского опыта и знаний практическим работникам и студентам.

Пока мои дети были маленькими, мы держали дома самых разных животных: собаки, в том числе динго, кошки, кролики, хомячки, морские свинки, черепахи, ежи и др. В 1984 г. впервые в Киров из Казахстана я привез сурчиху-Дашку. Подобрал двухнедельную малышку прямо на пашне, так как трактор распахал их семейную нору.

Выкормил ее детской молочной смесью «Малыш» из соски и повез в посылочном ящике. Вначале, в полевых условиях, она спала вместе со мной в спальном мешке. В наше купе в поезде постоянно приходили дети и кормили сурчонка печеньем, хлебом, сушеной рыбой, колбасой, конфетами, то есть всем, чем их кормили в дороге родители. На ночь я посадил ее в ящик и убрал под сиденье. Ночью мы проснулись от крика и воплей, которые издавала пожилая женщина с нижней полки. Оказалось, что ночью сурчиха забралась к ней под одеяло. Валерьянкой и другими успокоительными пришлось приводить женщину в чувство.

 

Любимице семьи сурчихе-Дашке прощали все ее проказы

 

В Кирове «сурчиха» прекрасно поселилась в стандартной городской квартире. Вначале вела себя прилично, особенно терпеливо относилась к детям. Кошка и та бы не согласилась играть в те игры, какие выдумывал для сурка сын Илья, но у него не было ни одной царапины и укусов. Часто Дашка сама провоцировала Илью на безумные игры. Но стоило хозяевам выйти за порог, Дашка начинала хулиганить: оставляла следы своих резцов на дверях, подоконнике, все вазы казались ей лишними. Со стеллажей сбрасывала книги, с подоконников цветы. Пришлось отправить Дашку в деревню к бабушке Евгении Даниловне. Целый год они жили дружно.

Сурчиха, почти не видевшая своих сородичей, полностью копировала их образ жизни. Выкопала себе глубокую нору под домом, выходы из нее сделала в подполье, в сени и к колодцу.

 

Сурки устроили нору под домом в деревне у моей бабушки. Для них она ходила за 4 км в магазин за конфетами и печеньем

 

До того Дашка освоилась, что принялась еще и защищать свою территорию, свистом встречать чужих, своими признавала только членов нашей семьи. Особое ее недовольство вызывали машины. Встанет столбиком и свистит на них. Оставлять ее в деревне стало опасно. Вскоре я привез еще двух сурчат, которые вместе с Дашкой потом стали пионерами созданной на биостанции института сурчиной зверофермы. К сожалению, из-за отсутствия средств на научные исследования звероферму пришлось расформировать.

Да и охотоведческие исследования сузились до минимума или прекратились, так как они должны быть основаны на длительных полевых изысканиях, а на командировочные, снаряжение и оборудование денег также не было.

Не могу обойти вниманием собак, которых я любил с детства, и они отвечали мне взаимностью. Возможно, здесь есть связь с моим гороскопом: по восточному календарю я родился в год собаки. Я даже держал самку собаки динго, подаренную сотрудниками ташкентского зоопарка. Ее повязали с западносибирской лайкой и получили двух щенков-великолепных охотников на кабана и кур. Окрас был, как у матери, палево-рыжий, а экстерьер туловища, головы и хвоста – типичный западноевропейской лайки. Все это подтверждает филогенетическую молодость собаки динго и ее статус завезенного пришельца в фауну Австралии.

Из любопытных случаев первый был в Ташкенте. Народный художник Узбекистана В.П. Владимиров держал в доме овчарку, она заболела, и у нее отказали задние конечности. Приехав ко мне в гости, он рассказал, что консультировался и показывал собаку многим ветеринарам и врачам. Собаке не помогали никакие лекарства. Я попросил его рассказать о питании собаки, особенностях поведения. Он кормил собаку качественными продуктами, теми же, чем питался сам. Но была одна странность у собаки – она все время тянулась к помойкам, и когда хозяйка выносила испортившиеся продукты, собака, уже будучи больной, подавалась туловищем к ведру. Я предложил Виктору Петровичу накормить собаку тухлым мясом. Он сказал, что собака благородная и тухлятину есть не будет. Но послушал меня, сходил на знаменитый Алайский базар в Ташкенте, купил 2 кг отборной говядины, и поставил в закрытой кастрюле на солнце. Когда через 3 дня он открыл крышку, его вытошнило от обдавшего запаха. А его любимая собака почти не жуя проглотила все мясо и через день уже ходила на всех четырех ногах. Природу собаки не обманешь, все псовые – падальщики, и без тухлятины у них нарушаются обменные процессы, случаются и другие патологии.

Другой случай был в Москве, когда я впервые заехал в гости в семью Галаниных (потомственных ученых-физиков). Они жили на ул. Большой Молчановке в огромной старой пятикомнатной квартире и дверь часто не запирали, так как огромная беспородная собака никого в квартиру не впускала. Я зашел в незапертую дверь, и на меня по коридору кинулась собака, но, подбежав ко мне, завиляла хвостом. Я пошел по квартире к открытой в коридор двери и увидел всю семью за обеденным столом. После обоюдных приветствий первым вопросом ко мне было: «Что ты сделал с собакой?». Я только пожал плечами. Спать мне постелили на диване, а утром, просыпаясь, я почувствовал сопение. Это был Дружок (так звали собаку), а его голова лежала на моей подушке. Чем я ему приглянулся – остается загадкой. Или я действительно «собака»? Полагаю, что многие читатели видели, как одна собака на одного прохожего лает, а при виде другого виляет приветливо хвостом. Возможно, собака улавливает «энергетические волны» страха, злобы, доброжелательности и другие чувственные переживания человека и демонстрирует адекватную реакцию на него.

И еще один любопытный эпизод произошел на охоте в пойме р.Чу недалеко от г. Фрунзе. После промысла сурков в сентябре 1989 г. мы с большой компанией поехали на утиную охоту. Перед охотой, как водится, накрыли на земле достархан и тут же откуда-то появилась небольшая серая собачка породы «двортерьер». Она сидела и ждала подачку. Ее несколько раз отгоняли, но я все же дал ей два кружочка колбасы. Когда мы пошли на вечернюю зорю, то я сбил только двух уток, которых из воды мне принес этот Малыш. Другие охотники встали удачнее, и у них пролет уток был лучше, соответственно, и стрельбы было довольно много. Я простоял два часа, и все это время Малыш таскал мне уток, доставая их из камышей вне пределов досягаемости охотников. В итоге я вернулся к нашему ночлегу с 27 утками. В следующую субботу история повторилась, только Малыш принес мне 12 уток. Один из охотников хотел ее забрать себе, но собачка куда-то пропала.

Конечно, можно еще много рассказать забавных историй о моих взаимоотношениях с собаками, но главное то, что эти случаи показывают удивительную привязанность и понимание собаками человека. Конечно, в первую очередь это чувственные эмоции, свойственные человеку и собакам, о которых мы можем судить по двигательной активности собак, вилянию хвостом, выражению глаз и другим реакциям, своеобразным «движениям души».

Поскольку моя профессиональная деятельность связана с охотничьими животными и моя специальность биолог-охотовед, я пытался найти свою мотивационную составляющую вхождения в эту профессию. Среди моих родственников не было охотников, кроме брата моего деда. От него осталось одноствольное ружье, которым никто не пользовался и оно лежало завернутое в ткань на полатях. Это было курковое ружье с очень длинным стволом. В десятилетнем возрасте из него я убил свою первую утку на пруду и в это же время подбил белку, которая оказалась на тополе в деревне. Но белка была только ранена и я стал ловить ее на земле руками. Своими острыми резцами она сделала мне на указательном пальце правой руки прокус в виде латинской буквы L и убежала. Шрам этой конфигурации сохранился на всю жизнь. После этого случая ружье спрятали и я его больше не видел.

На охотфак я поступал не из-за страсти к охоте, а из-за трезвого понимания необходимости изучения биологии и сохранения диких животных. До учебы в институте своего ружья у меня не было, а на уток, тетеревов, куликов, зайцев и сайгаков я охотился с чужим ружьем. В молодости был невероятный охотничий азарт и неистребимое желание добыть дичь. Благо, что боровой и водоплавающей птицы в лесах и в пойме р. Полой было много, и без добычи я возвращался редко. Однажды в августе в поскотине деревни я настрелял малых веретенников (куликов). Когда моя бабушка попробовала сваренный из них в русской печи суп, ее заключение было категоричным: «Мне не нужны твои глухари, тетерева и утки – приноси только этих пóток». То есть моя бабушка стала истинным знатоком кухни элитных охотников на болотно-луговую и полевую дичь.

Охотился в лесах, лугах, степях, пустынях, горах. Из крупных зверей я добыл 21 лося, 1 благородного оленя, 3 бурых медведей, 11 волков, 12 шакалов, 1 рысь, 4 горных баранов, 63 горных козлов, 18 сайгаков, 26 кабанов. Имел массу возможностей подстрелить косулю, но из-за ее внешней грациозности и изящества всегда отпускал с миром. Правда, более 14 свежих туш косули отобрал у волков при изучении организации охот этим хищником методом тропления. Одного лося по следам на тонком снегу загнал пешком и добыл.

Добывал зайцев: беляка, русака и толая; белок, сусликов, хомяков, лисиц, корсаков, хорьков, барсуков, солонгоев, горностаев, каменных куниц, американских норок. Сколько ни пытался, а выдру добыть так и не смог. Отловил более 11 тысяч особей ондатр, сурков и мышевидных грызунов. Всего не перечислить. Среди добытых были утки, гуси, различные кулики, глухари, тетерева, рябчики, белые и серые куропатки, кекликм, перепела, фазаны и улары. Суммарно за свою жизнь я загубил более 15 тысяч зверей и птиц, и в 2001 году произошла «внутренняя ломка», после чего я почувствовал, что больше не могу и не хочу смотреть на диких животных через прорезь прицела. С огромным желанием езжу на охоту в компании друзей, но без ружья. Либо участвую номинально, где животное не выйдет на мой стрелковый номер.

Если перечислять и описывать все курьезные, печальные и смешные случаи и ситуации, происходившие с нами на охоте, нужна отдельная книга. Но не могу умолчать о беспечности людей на охоте при поедании непроверенного мяса зверей, птиц и рыб, отчего люди заболевали и даже умирали.

Все дикие животные страдают от различных инфекций, гельминтозов и пищевых отравлений. Утки при кормежке отцеживают клювом водные растения и мелких животных, аккумулируя в свой организм все примеси, различные токсичные поллютанты и другие загрязнители, которые попадают в водоемы с поверхности земли с вешними водами и промышленными отходами. Известны случаи накопления в мышцах водоплавающих птиц тяжелых металлов до 300-500 ПДК. Съев такую утку, люди умирали от отравления. Разумеется, такие случаи крайне редки и отмечаются в индустриальных районах обитания уток.

Кабаны, медведи, барсуки, волки, рыси, лисицы и др. нередко бывают заражены трихинеллами (мелкие черви в мышцах). Известны случаи массовых заболеваний людей (даже смертельные), которые тушили, жарили либо ели строганину из не проверенного ветслужбой мяса зараженных животных. Правда, при изрядной дозе выпитой водки, люди не заражались трихинеллезом. Аналогичная ситуация и с рыбой. Особенно опасны дифиллоботриоз (лентец широкий), эхинококкоз и другие гельминтозы. Лично я заболел дифиллоботриозом, приготовив из 13-килограммовой щуки острое корейское блюдо под названием «хе» (сырое мясо с перцем). Все, кто пил водку, не заразились, а трое, в том числе и я, кто водку не пили, в результате тяжело болели. Беспечность и неосмотрительность, игнорирование элементарных правил гигиены в условиях автономного существования в естественной природе приводят к таким печальным последствиям.

На прожитые годы я оглядываюсь с сожалением и теплотой. «Застойные» годы не построенного социализма были золотым веком российской науки. Конец ХХ и начало ХХI века - период мутного демократизма, жульничества и разрушения науки. Особенно остро это мы отмечаем в решении охотоведческих проблем. И света в конце тоннеля мы пока еще не видим, так как продолжается бессмысленная и непрерывная череда реформ, полностью отрицающих преемственность, ухудшающих и разрушающих позитивные наработки прошлого.

В 1991-1992 гг. - первые годы после развала СССР и перевода науки на полный хозрасчет - заказов и договоров, соответственно, и средств к существованию не было. Выходом из ситуации было обратиться к спасительнице земле и для выживания заняться выращиванием овощей. Участок земли в сельской местности (в 40 км от г. Кирова) удалось получить без большого труда. Сразу же посадил фруктовые деревья (яблони, груши, терновник, облепиха, черноплодная рябина) и кустарники (малина, смородина, крыжовник, калина). Построил на участке сарай. Мой давний и верный друг Александр Семко из г.Перми привез мотоблок, к которому я еще докупил тележку, но для нормальной жизни нужен был дом.

Купил в лесничестве за гроши порубочный билет на рубку сухих деревьев. Но они годятся на дрова, а не на строительство добротного дома. Пригласил в лес лесника и стал показывать ему на делянке сосны с оголенными от хвои вершинами и ветками, как, якобы, начинающие заболевать и могущие заразить и соседние деревья. Лесник помечал их затесками для меня к порубке. На самом деле это были деревья, объеденные глухарями. Одновременно я проверил эффект консервативного предпочтения глухарями определенных кормовых деревьев. После порубки этих «больных» деревьев глухари стали объедать хвою на соседних деревьях. То есть консерватизм глухарей в питании на определенном дереве обусловлен не его повышенными вкусовыми качествами, а привычкой птиц кормиться на одном знакомом дереве.

Я никогда не валил лес, не принимал участия в строительстве домов, не обладал плотницкими навыками. Пришлось изучать специальную литературу, купить плотницкие инструменты, бензопилу. Колхозы и совхозы разваливались, поэтому я без труда за водку и сигареты нашел помощников среди местных мужиков. «Жидкий доллар» в то время был твердой валютой, надежно обеспечивающий текущие платежи. Нарубили лес, трелевочным трактором притащили хлысты из леса на мой дачный участок, а часть бревен - на колхозную пилораму, где мне напилили досок. Из этих досок заказал местному столяру двери и рамы для окон. Купил на кирпичном заводе кирпич для печки. То есть фронт работ я подготовил.

На наем профессиональных работников средств не было, сыну только исполнилось 11 лет, поэтому в одиночку залил из бетона ленточный фундамент, при помощи рычагов и веревок за полтора месяца летом 1993 года из бревен толщиной 30 см сделал сруб «в чашку» размером  6х6 метров, поставил стропила  крыши и покрыл ее шифером. На следующее лето завершил внутреннюю отделку, сложил печь по консультациям и советам моего коллеги А.Синицына, пристроил веранду, срубил и поставил баню, выкопал 6-метровый колодец, срубил и опустил в него сруб. При проверке санэпидслужбой вода в нем соответствовала всем экологическим и пищевым требованиям, правда, оказалась удивительно мочегонная (хорошо промывала почки). Кстати, место для колодца выявили алюминиевой рамкой по методике «лозаходцев»у. Таким образом, свои тылы на безнадежное будущее я обеспечил. На случай дальнейших трудностей планировал купить коня, козу и жить в своем имении.

Центросоюз, которому подчинялся ВНИИОЗ, распался. Единственный в стране институт охотничьего хозяйства был никому не нужен. В 1994 г институт (здания и оборудование) у Центросоюза за бесценок купила Российская академия сельскохозяйственных наук. Из более 100 научных сотрудников в институте остались только инициативные и преданные своему делу люди: Н.Н. Граков, С.А. Корытин, Л.М. Шиляева, В.И. Машкин, В.А. Макаров, Б.Е. Зарубин, В.В. Колесников, Н.А. Краев и другие. Многие ушли в чиновничьи конторы (В.В. Ширяев, Г.Н. Щенников, А.К. Петров и др.), на преподавательскую работу (В.М. Козлов, Ю.С. Заболотских, А.А. Шулятьев и др.) и в производство, а кое-кто и забомжевал. Из оставшихся от 12 лабораторий менее 40 сотрудников сформировали 6 отделов. Поскольку зарплату какое-то время вообще не платили, большинство оставшихся зарегистрировались как предприниматели и искали хозяйственные договора для собственного выживания и спасения института.

Мы выполняли ОВОСовские договоры по обоснованию прокладки газовых и нефтяных газопроводов, разработки месторождений газа и нефти, по учетам поголовья животных и др. Постепенно экономическая ситуация в стране стабилизировалась, но возврата к золотому для науки времени в «застойные» времена и к прежним методам организации и проведения исследований не получилось. Отсутствовали средства на командировочные, снаряжение, из-за дороговизны невозможно было купить необходимое современное оборудование и пр.

Раньше в полевых условиях мы находились по 5-8 месяцев в году. В разных точках страны на многолетних стационарах проводили обстоятельные, методически выверенные на индивидуально помеченных особях исследования по влиянию различных стратегий и тактик эксплуатации популяций отдельных видов животных, изучали следовую и сезонную активность зверей и птиц для разработки надежных и простых методов учета их численности; последствия различной хозяйственной деятельности человека на среду обитания, изменение структуры популяций и многие другие работы. Нам разрешали на договорных условиях нанимать транспорт и проводников, обеспечивали оплату поступающего от охоткорреспондентов и охотников биоматериала. Такая поддержка позволяла обследовать обширные территории, получать репрезентативные сборы биопроб, а в дальнейшем писать и публиковать фундаментальные статьи и книги, разрабатывать достоверные рекомендации для производства. Работы сотрудников ВНИИОЗ высоко котировались у отечественных и зарубежных коллег.

Сейчас молодых отечественных, в том числе и из нашего института, сотрудников ориентируют на участие в конкурсах на гранты. Мой многолетний опыт участия в грантах показал, что отечественные грантодатели «прогибаются» перед зарубежными в оценке приоритетов зоологической и териологической науки. На охотоведческие тематики с управлением популяциями охотничьих животных я ни разу не получил грант, а на изучение биологии животных, последствий влияния хозяйственной деятельности людей, мероприятий по сохранению животных и пр. меня приглашали быть участником исследований. После выхода книги «Экология, поведение и использование сурков Евразии» зарубежные коллеги в очередной раз признались, что это давно ожидаемая книга, так как им такие исследования не финансируют. Охота на сурков ведется и в Америке, и в Европе, а обоснованных наработок по рациональному использованию ресурсов сурков у них нет.

В трудные 90-е годы переходного периода «мутного демократизма» в стране мы выживали за счет хозяйственных договоров. Провели экологическое обследование по пути прокладки нитки газопровода через всю территорию Вологодской области и Республику Коми и дали положительное заключение на строительство. В счет покрытия ущерба окружающей среде газовики выделили средства на живоотлов и переселение из Кировской области в угодья республики Коми бобров черной окраски, которые здесь успешно прижились. На большей части территории Нижегородской области провели оценку ресурсов бурого медведя, ондатры, норки, бобра и выдры. Осуществляли исследования по составлению кадастров животного мира на территориях, планируемых под разработку газо-нефтяносных месторождений в Западной Сибири и многие др.

Не устаешь удивляться парадоксам и перекосам нашей действительности. Во время выполнения исследований по влиянию строительства газопроводов на охотничью фауну на территории Вологодской области в лесу у лесников увидели на базе трактора «К-750» невероятной проходимости вездеход, на котором можно даже автономно жить. Нам рассказали такую историю. Наши спецслужбы со спутников обнаружили в Антарктиде машины, которые двигалась по невероятным кручам и торосам. Оказалось, что это машины полярников из ЮАР. Наша разведка сработала успешно - и в ЮАР была получена техническая документация этого вездехода, по которой удалось узнать, что машина спроектирована и сделана в СССР. У нас на нее заказов не поступало, и, чтобы как-то выжить в условиях «мутного демократизма», отечественные разработчики продали два из трех экспериментальных экземпляров этих чудо-машин в ЮАР.

Во ВНИИОЗе мои научные интересы значительно расширились. С 1990 г. возглавил бюджетные исследования по мониторингу ресурсов и управлению популяциями охотничьих видов животных и по настоящее время руковожу НИР по этой тематике (Служба «урожая») по всем субъектам Российской Федерации.

Будучи руководителем отдела Экологии и охотничьих ресурсов, консолидировал и возглавил по этому направлению группу исследователей, итогом деятельности которых стал выход 6 коллективных монографий по различным аспектам охотоведения (Экологическое нормирование, 1990; Управление популяциями, 1997; Биотехния и воспроизводство охотничьих животных, 2001; Учеты и ресурсы охотничьих животных, 2003 (2-е издание, переработанное и дополненное, 2007); 2008 г. – Учеты - электронная версия (на CD диске), Охотничьи ресурсы России, 2005; Нормирование использования ресурсов охотничьих животных, 2008). Результатом исследований по суркам разных видов в Узбекистане, Казахстане, Киргизии, Украине и России стал выход четырех методических книг-пособий для специалистов природопользователей и охотоведов (о них было сказано выше). В 2010 г. вышла монография «Экология, поведение и использование сурков Евразии» (В.И.Машкин, А.Л. Батурин, В.В.Колесников) - итог тридцатилетних экспериментальных исследований. Я являюсь автором 278 научных работ, изданных в отечественных и зарубежных изданиях, в т.ч. 22 в изданиях, рекомендованных ВАКом.

Мой вклад в науку укладывается в несколько строк. Изучил биологию редких видов сурков: сурок Мензбира (Красная книга МСОП), байбак европейский (Красная книга России). Выявил сезонную гемофилию (несвертываемость) крови у сурков, расшифровал физиологический механизм активности сурков во время зимней спячки. Разработал технологию, нормативы рационального использования и сохранения сурков. Экспериментально доказал безущербность и неистощимость эксплуатации ресурсов этих животных, благодаря чему в Казахстане в три раза увеличили заготовки сурков. Организовал и провел первый Всесоюзный учет сурков.

Под моим руководством и при моем непосредственном участии разработаны пересчетные коэффициенты перевода относительных (опросных) оценок обилия большинства охотничьих животных России в абсолютные показатели численности, что финансово является очень дешевой альтернативой дорогому и трудоёмкому зимнему маршрутному учету, а также дает возможность оперативно к промысловому сезону давать количественные показатели состояния ресурсов охотничьих зверей и птиц во всех регионах РФ.

Мной разработано ряд методов: Это методика учета ресурсов сурков. Методика прижизненного определения возраста сурков. Методика расселения сурков семьями. Методика криомечения диких животных. Методика контроля за состоянием популяций и прогнозирования численности сурков. Методика предотвращения ущерба от жизнедеятельности сурков. Рамка для фиксирования обрабатываемых (промеры, взвешивание, экстракция зубов, биопсия и пр.) живых зверей в полевых условиях. Практическое руководство для охотников по нормативам и технологиям изъятия сурков. Изобретение, благодаря которому охотники стали приготавливать жир зимоспящих животных (сурок, барсук, медведь и др.) без потери их целебных свойств «Способ получения жира из жиросодержащего сырья. Авторское свидетельство № 178829, 1992».

Возвращаясь к моей работе во ВНИИОЗ, могу сказать, что это был мой второй дом, хозяином в котором был «дух поиска и творчества» во главе с директором института В.Г. Сафоновым. Это был лучший среди равных, честный и порядочный человек, прекрасно владеющий меняющейся ситуацией в охотхозяйственной отрасли, поэтому в своих выступлениях по вопросам охотоведческой науки всегда был на острие решения актуальных проблем. Мы к нему шли за советом и всегда находили понимание. Благодаря своим актуальным научным наработкам институт по праву считался головным в стране: не на словах, а на деле.

В жизни каждого человека могут встречаться люди, от которых хотелось бы дистанцироваться. Немного, но такие личности встречались и на моем пути. Таковым оказался прекрасный краевед, трудолюбивый и дотошный полевой наблюдатель, хорошо владеющий пером, – А.Н. Соловьев, которого в его трудные времена я пригласил на работу в свой отдел. По человеческим меркам он никак не мог вписаться в наш сложившийся дружный коллектив, так как ни с кем не желал считаться. Трижды он приходил ко мне с заявленим об уходе, но я не подписывал, говорил, что его брали на работу как квалифицированного специалиста-биолога, а не на должность армейского старшины, который всех «строит». С коллегами нужно быть корректным и уважать их заслуги.

В дальнейшем он перешел в другой отдел. Вокруг него витала какая-то угрюмая аура. Когда он только устраивался на работу в институт, кировские коллеги предупреждали меня о его скандальности. Так, однажды мы заключили хоздоговор, где были расписаны все расходы на работу и на снаряжение для всех участников. Он в моем отсутствии все средства на снаряжение израсходовал лично на себя, хотя в работе было 5 исполнителей. «Журналисткими приемами» притягивал за уши факты (передергивал действительность) по Марадыковскому полигону с химоружием, при этом подписывался научным сотрудником института. С такими людьми работать сложно. Я думаю, ему самому тяжело со своим характером, а в конечном итоге «каждому воздается по делам его».

В институте существует отдел, занимающийся изучением состояния ресурсов дикорастущих растений (плодово-ягодных, лекарственных и других) в различных регионах России. Его длительное время возглавляла замечательный полевик и целеустремленный геоботаник А.А. Скрябина. В отделе работала выпускница Ленинградского университета Т.Л.Егошина. Она занималась изучением лекарственных трав. В начале 90-х из-за отсутствия средств на исследования уволились почти все сотрудники отдела. Т. Егошина упорно продолжала работать и успешно защитила кандидатскую диссертацию. Милая и добропорядочная Ангелина Алексеевна Скрябина, приходя иногда в институт, встреч с Т.Егошиной старалась избегать. Я стал интересоваться причинами такого недоброжелательства, и выяснилось, что эта «тихая овечка» стала распоряжаться неопубликованными материалами уволившихся сотрудников отдела как своими, без ссылок на авторство. Они хранились в фондах отдела в виде машинописных научных отчетов.

Постепенно в отделе появилось много молодых сотрудников, и они во главе с Егошиной продолжали проводить полевые исследования и собирать материалы на территории европейской части России. В 2003 г. редакция НИА-Природа (г. Москва) предложила отделу охотресурсов и отделу дикоросов ВНИИОЗ подготовить сводки по соответствующим ресурсам на территории всей страны и попросили, чтобы мы приложили коллективные фотографии авторов. Авторы раздела по охотничьим ресурсам (11 человек) и по дикорастущим (7 человек, в том числе 2 сотрудника отдела охотресурсов - Л.М. Шиляева и А.Д. Чесноков) сделали такие фотографии. Мы свою рукопись быстро подготовили, и в 2004 г. вышел наш аналитический доклад-книга «Охотничьи ресурсы России», в соавторах которого также были и московские ученые Н.Г. Рыбальский, В.В. Снакин и С.С. Борисов, принимавших деятельное участие в совместной работе.

Выход книги по дикорастущим ресурсам задерживался по организационным и техническим причинам. Через год книга вышла из печати, и автором ее был указан один человек – Т.Л.Егошина. Это был шок для всех сотрудников института! Безнаказанность при использовании чужих научных материалов в период научной юности Т.Л.Егошиной, с возрастом переросло в беззастенчивое и чудовищное воровство материалов своих коллег. Безнаказанность развращает и поощряет людей на более тяжкие проступки!

В 2005 г., по достижении В.Г.Сафоновым семидесятилетия директор во ВНИИОЗе сменился. Им стал бывший заместитель по научной работе института. Его появление на месте заместителя директора по науке было темной историей. Когда в мутное и трудное время 1993-1994 гг. Россельхозакадемия купила ВНИИОЗ у Центросоюза, благодаря лоббистам из Москвы заместителем директора стал неприметный кандидат ветеринарных наук, которому всегда были чужды проблемы института, о чем я неоднократно говорил ему прямо в лицо. Он работал только на себя, хотя в это время, как я уже отмечал выше, большинство оставшихся сотрудников по хоздоговорам работали на институт. Хотя о себе помнил всегда. Например, В.Г. Сафонов и заведующий отделом техники института С.И. Миньков на средства по гранту С.И. Минькова по проблеме «гуманных» капканов уехали в командировку в США. У них были банковские карты, поэтому наличные доллары они с собой не взяли. Когда в Америке им нужно было снять деньги в банке, то оказалось, что валютный счет института пуст. Оказалось, что заместитель директора за счет долларов по чужому гранту поехал в Грецию. Но мир не без добрых людей - В. Г.Сафонов с С.И. Миньковым после немалых моральных издержек все же выехали из Америки.

Заместитель директора по науке был номинальной фигурой, поскольку не владел ситуацией в охотхозяйственной отрасли страны, и в институте мы с ним не решали никаких дел, не говоря уже о проблемах. Если был на месте В.Г. Сафонов, то шли только к нему. Когда он отсутствовал, то мы ждали его приезда.

Вступив в должность, новый директор сразу начал «играть в начальники». Разрушил отношения с детищем института - отделением охотоведения Вятской ГСХА. На тот период в г. Кирове сложилась благоприятнейшая ситуация по формированию диссертационного совета по защите докторских диссертаций по специальности «Звероводство и охотоведение», поскольку было во ВНИИОЗ 9 докторов наук и 6 в Вятской ГСХА (все бывшие сотрудники ВНИИОЗ). То есть мы все совместно и очень долго делали одно общее дело, а для Вятской сельхозакадемии нужно было создать объединенный совет, но по двум специальностям: по биологическим наукам – 06.02.03 и по сельскохозяйственными наукам - 06.02.01. Работать в его составе дали согласие доктора наук из ВНИИОЗ - В.Г. Сафонов, М.В. Мухамедянов, В.А. Чащухин и все документы в ВАК были отправлены. Защиты по биологическим наукам ректор Вятской сельхозакадемии предлагал проводить во ВНИИОЗ, а по сельскохозяйственным наукам – в Вятской ГСХА. Но директор ВНИИОЗ захотел иметь только «свой» совет - по биологическим наукам, и для этого пригласил других ученых из Москвы, Санкт-Петербурга, Казани, Екатеринбурга. На каждое заседание этим приезжим членам совета нужно оплачивать их командировки из средств ВНИИОЗа, что сильно ущемляло финансовые дела института (директора это ничуть не смущало). А  так как финансирование науки существенно снизили сотрудникам ВНИИОЗ стали урезать зарплату.

По неизвестным причинам документы на совместный Диссертационный совет в ВАКе «потерялись» и «нашлись» только через три месяца после утверждения Диссертационного совета ВНИИОЗ (хотя документы на этот совет были представлены в ВАК позднее, чем документы на объединенный совет). Снобизм директора и «потеря» документов в ВАКе, корее всего взаимосвязаны, так как директор является экспертом ВАКа по ветеринарным специальностям и может контролировать» ситуацию. Все эти факты только добавили ему негативной репутации, подтвержденной другим, не менее отвратительным случаем.

Охотбригада сотрудников института по специальным разрешениям отстреляла в научно-опытном охотхозяйстве ВНИИОЗ несколько лосей. Часть этого мяса накануне Нового 2011 года на автомашине института по распоряжению директора увезли в Москву в Россельхозакадемию. Я не классифицирую правовую сторону этого деяния, но констатирую крайне негативное отношение сотрудников института к деяниям директора и этому факту.

Сейчас с сожалением можно констатировать, что имидж головного в стране института по охотничьему хозяйству заметно упал. О причинах ставшего «незаметным» в охотоведческих кругах ВНИИОЗа и «значимости» появившегося нового директора в институте меня уже неоднократно спрашивали коллеги в Москве. Я это уклончиво объяснял «издержками переходного периода», хотя причины лежат на поверхности… А некоторые сотрудники института стали сетовать, что сейчас в институте их не покидает ощущение принадлежности к приватизированной конторе...

ПРЕПОДАВАТЕЛЬСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

 

После неожиданной кончины в ноябре 1996 г. доктора биологических наук, профессора кафедры биологии промысловых зверей и птиц Вятской ГСХА И.П. Карпухина студентам второго курса биофака специализации «охотоведение» нужно было дочитывать читать лекции по дисциплине «Биология промысловых зверей». Я считал себя совершенно неспособным к преподавательской работе, поэтому представители академии долго уговаривали меня прочитать лекции студентам, хотя бы до конца семестра. Писать с нуля новые лекции было нелегким занятием. Я справился с этой работой. Но в мае 1997 г. покончил счеты с жизнью кандидат биологических наук, доцент этой же кафедры Б.Д. Злобин, и меня уговорили дочитать за него лекции по дисциплине «Методы воспроизводства охотничьих животных». В этой ситуации мне также пришлось писать заново лекции по новому предмету. Имея такой трудный опыт, я согласился и дальше вести дисциплину «Биология промысловых зверей».

Кстати, сейчас у каждого преподавателя сформирована папка «Учебно- методический комплекс по дисциплине….», в которой собраны все необходимые по конкретной дисциплине учебно-методические пособия, планы, программы и другие документы на бумажных и электронных носителях. В случае форс-мажорных обстоятельств эти документы обеспечивают своевременную преемственность при ведении учебной дисциплины.

Постепенно я втянулся в преподавательскую деятельность и воспринимал студентов как своих детей, которым нужно привить интерес к своему делу и дать хорошее образование.

При подготовке лекций пришлось проанализировать всю доступную литературу по биологии зверей. В результате я пришел к заключению, что нужен новый учебник по этой дисциплине. Существующий учебник, изданный в 1968 г. был несовершенен, поскольку в нем отсутствовало много общих разделов по биологии животных, а также не раскрывался полный цикл жизни у большинства охотничьих животных.

 

Поздравление студентов- охотоведов от имени сурков профессору МашкинуВ.И.

 

Отдельной заботой было научить студентов написать свою первую курсовую работу по биологии промысловых зверей. Многие из них с трудом излагают свои мысли, поскольку плохо знают правила правописания русского языка. Поощрялись личные наблюдения авторов (студентов), но основу работы составлял анализ и синтез данных различных авторов по выбранной ими теме. Не всегда умелое встраивание собственных материалов в текст на фоне слабых биологических знаний и отсутствия личных наблюдений в природе за дикими зверями иногда приводит к стилистическим несуразным построениям и фразам. Здесь уместно сказать, что «язык мой – враг мой». Но, тем не менее, это было своеобразное творчество, которое свидетельствовало о напряженной работе студентов с целью познания разных сторон жизни диких зверей.

В последние годы мотивацией многих студентов стало не получение знаний, а получение диплома. Поскольку в средней школе их не научили учиться, с литературой многие из них работать не умеют, почти все скачивают из Интернета. Все просто, но и бесполезно для них самих, потому как новых знаний от такой бездумной работы они не получают. К тому же  в Интернете надо уметь отделять «зерна от плевел», так как этот источник информации как помойная яма: здесь можно найти и бриллиант, и откровенно сгнившее дерьмо. Такие студенты умеют приспосабливаться к ситуации, а думать и анализировать не умеют. Будущее у них в автономных ситуациях, где нужно принимать разумные решения, туманно и бесперспективно.

В вузе студент должен научиться думать и анализировать, чтобы профессионально и продуктивно реализовать полученные знания в своей дальнейшей деятельности.

Опыт преподавания традиционными методами (чтение лекции и использование плакатного иллюстративного материала, в том числе и с интерактивными досками) показал, что часто студенты не воспринимают подаваемую им информацию. То есть студенты слушают, но не слышат, смотрят, но не видят. Словно преподаватель и студент говорят на разных, не знакомых друг другу, языках. Они почти никогда не задают вопросов, потому что им все или многое из сказанного непонятно.

В горчицу булку искроши

И полной ложкой съешь,

Чтоб смог понять

Как горек хлеб твоих учителей!

Кроме того, большинство студентов на лекциях не работают: сидят тихо, преданно смотрят на преподавателя, но не конспектируют услышанное. Они не научены на слух анализировать и вычленять главное из выданной им информации, хотя материал подавался и под диктовку, и виде рассказа. Анализ контроля знаний и ответов на экзаменах показал неспособность многих студентов осмысливать услышанное и даже ими же записанное. Часто правильный (заученный) ответ студента при рассмотрении его под ракурсом практического применения или сравнения с другими данными приводил студента в полное замешательство и беспомощность. Жаль, что многие из них не способны реализовать на практике теоретические знания.

Изначально складывалось впечатление, что многие студенты не владеют базовыми (школьными) знаниями по многим предметам. При личном контакте с некоторыми студентами это предположение подтвердилось. Приходилось мириться с мыслью: «Какой материал имеем с таким и работаем».

В последние годы довелось много читать лекций на курсах повышения квалификации специалистов охотничьего хозяйства. Многие слушатели имели богатый профильный стаж работы и солидный возраст. И в этой аудитории нам также приходилось наблюдать апатичность и даже какое-то равнодушие к тому, что говорит лектор.

Когда появилась доступная мультимедийная оргтехника, лекции и практические занятия стали более наглядными и информативными, поскольку посредством зрения воспринимается до 80% информации из окружающего мира. Но и в этой ситуации большинство студентов только наблюдают, а не конспектируют услышанное и увиденное, то есть опять же на лекции не работают. Правда, некоторые учащиеся стали на лекциях фотографировать выведенные на экран слайды или видео сюжеты.

Видимо, это итог непрерывных двадцатилетних реформ и экспериментов в средней школе. Глядя на некоторых студентов складывается впечатление, что в школе они не учились совсем, а присутствовали только в ее коридорах. Существенный провал в знаниях учеников основан в сути подготовки к тестированию на ЕГЭ. Школьниками стали заложниками этой системы. Учеников не учат учиться (трудиться, думать, анализировать и принимать решение в конкретной производственной, научной или жизненной ситуации), а лишь натаскивают на нужные ответы. Мне жаль этих ребят, так как с таким подходом они «потеряются» в жизни и не смогут реализоваться так, как этого им хочется. Спрашивал студентов: «Зачем ваши родители ходят на работу?». Они даже с недоумением отвечают: «Чтобы зарабатывать деньги». «Зачем же тогда вы пришли в академию?», на что все отвечают: «Учиться». Они не понимают того, что учеба – это тяжелейший каждодневный, но необходимый труд, в результате которого они получат профессиональные знания, являющиеся надежной гарантией их успешного будущего. В результате различных жизненных перипетий человек в одночасье может потерять все: деньги, недвижимость, друзей, но никогда не потеряет свой опыт и знания, которые будут залогом его нового подъема и возрождения после форс-мажорных ситуаций. Конечно, при наличии силы духа, желания и воли.

Углубленное изучение и преподавание биологии промысловых зверей существенно расширило мои знания и перевернуло некоторые представления о представителях животного царства и человека в частности.

Существует расхожее выражение о диких животных, что они «братья наши меньшие». Если рассматривать с позиции эволюционного возраста, то самый младший в царстве зверей – это человек, но он обладает самым крупным и развитым мозгом, что обусловливает его высший ранг в иерархии позвоночных.

Сравнивая структуру внутривидовых отношений и мотивационной целесообразности многочисленных поведенческих актов различных животных с таковыми у человека, мы видим, что у тех и других они поддерживаются на единых коммуникативных связях: зрительных, звуковых, запаховых и тактильных. Нас объединяет выразительная чувственность и эмоциональность. У людей есть неоспоримое преимущество – наличие речевого общения. Но при всех достоинствах человека перед другими видами млекопитающих и птиц у Homo sapiens патологически развилась и закрепилась агрессивная повадка - убивать себе подобных особей (своего вида), чего в норме нет во взаимоотношениях других видов позвоночных. В естественной живой природе нет понятия добра и зла. У многих видов животных в процессе эволюции выработан совершенный механизм территориальной регуляции, обеспечивающий оптимальное перераспределение особей (групп особей) в пространстве без уничтожения представителей своего вида. На нейро-гуморальном уровне действенно работает механизм саморегуляции баланса рождаемости и смертности животных в соответствии с обеспеченностью пищевыми ресурсами, наличием врагов и влиянием на них абиотических факторов среды, что позволяет на протяжении миллионов лет видам животных существовать, вырабатывая адаптации к меняющимся условиям среды обитания: при увеличении плотности населения в организме половозрелых особей происходит подавление воспроизводственных способностей, а при снижении численности – активизация половой функции и рост рождаемости.

У диких животных существуют три главные заповеди целесообразности их бытия: «насытиться», «не быть съеденным или не погибнуть» и «продолжить род свой», в своей сути свойственные и человеку. У позвоночных в норме существует сложный и совершенный регуляторный внутрипопуляционный механизм снижения внутривидовой агрессии и предупреждения гибели особей своего вида. У животных нет лукавого понятия «гуманность». Но когда человеческие моралисты утверждают, что другую особь своего вида можно «убить гуманно» - мгновенно умертвить без мучений, то это свидетельствует о достижении «цивилизованным» человечеством высшей точки маразма. В сложившейся ситуации люди существенно хуже диких животных, поэтому неконтролируемая и все возрастающая внутривидовая агрессия обрекает человечество на исчезновение раньше «наших диких братьев».

История существования человека самая короткая в животном мире и на последнем этапе своего развития при переходе от охотничье-собирательного и кочевого образа жизни (около 10 тыс. лет назад) к оседлому, с освоением производительного скотоводства и земледелия, сейчас достигла высокого уровня развития и небывалой (около 7 млрд.) численности людей., Добрая половина населения на обширных пространствах планеты сейчас существуют в условиях недостатка воды и пищи. И венец эволюции на Земле – человек с его развитым мозгом, не способный контролировать гуморально-рефлекторные механизмы внутривидовой регуляции в сообществе людей, несмотря ни на что продолжает «рубить сук, на котором сидит», все больше разрушая экологическое равновесие на планете, и стремительно идет к естественному самоуничтожению.

В 1998 г мне предложили читать лекции и вести лабораторно-практические занятия по Зоогеографии для студентов третьего курса. По этой дисциплине новейшим был учебник 1961 года выпуска, а потому он уже был библиографической редкостью и в чем-то отставал от современных знаний и реалий. В процессе подготовки и чтения лекций меня увлекла идея подготовки учебника. И к 2000 году я написал и издал курс лекций по данной дисциплине с ориентацией на биологов-охотоведов.

Здесь пришлось окунуться в слабо знакомую мне историю формирования материков, биосферы Земли и закономерностей формирования фауны планеты. По современным работам отечественных и зарубежных палеогеографов я в другом свете увидел современную фауну и присущие животным различных континентов специфические адаптации. Углубленное изучение зоогеографических аспектов распространения животных на планете позволили мне распознать некоторые ошибки отечественных охотоведов при акклиматизационных мероприятиях в стране, обусловленные слабыми зоогеографическими знаниями.

Например, сотрудники ВНИИОЗ в 70-х годах ХХ века предприняли попытку акклиматизации в горах Памира южноамериканского грызуна высокогорий – длиннохвостую шиншиллу. Успешное разведение шиншиллы в условиях неволи (на биостанции ВНИИОЗ) показало, что для удовлетворения комфортных потребностей зверьку нужно купаться в сухом песке. Для этого каждому зверьку в клетку ставили сосуд с прожаренным речным песком.

В естественных условиях обитания этих грызунов, в высокогорье Анд, осадки выпадают только в виде туманов (дождей не бывает), поэтому сальных желез на теле шиншиллы нет (так как нет надобности смазывать волосы в условиях сухого климата). С другой стороны, на родине она не роет нор, а убежища устраивает в расщелинах скал и других естественных образованиях.

В высокогорье Памира обильные дожди бывают весной, а иногда и осенью, но по ночам в это время температура опускается до -5-15°С. Зверек с намокшим мехом на морозе прячется в расщелинах и погибает от переохлаждения – таков печальный результат этого «грандиозного мероприятия». Трупы погибших шиншилл в расщелинах были недоступны хищникам, поэтому не находили останков зверьков ни в погадках хищных птиц, ни в экскрементах наземных хищников.

Давно известно, что любой интродукции животных должна предшествовать очень большая организационная работа: сокращение поголовья хищников, оповещение населения о выпуске новых животных, изучение состояния популяций местной фауны и др. В 70-х годх сотрудники ВНИИОЗа в предгорьях Западного Тянь-Шаня произвели выпуск европейского кролика, и попросили меня проследить за результатами (я тогда работал в заповеднике, вблизи которого выпустили кроликов). Я лично искал в районе выпуска кроликов, опрашивал местное население, но все попытки найти следы жизнедеятельности зверьков были тщетными.

В 2005 году (более чем через 25 лет) я вновь приехал сюда, и мои старые знакомые местные жители сказали мне, что кролики сейчас живут не только в долине р.Ак-сай, где выпускали европейских кроликов, но и в других ущельях. Но это оказались не европейские кролики, а одичавшие домашние.

Дело в том, что в 70-е годы в месте интродукции было много каменных куниц, лисиц, шакалов, волков, беспривязных собак и других мелких хищников. Традиций самоловной охоты на хищных пушных зверей здесь не было, их лишь изредка попутно стреляли при охотах на копытных. Я установил это в процессе целенаправленного и успешного самоловного промысла на лисиц и шакалов в предгорьях Западного Тянь-Шаня, заработки от которого позволяли мне ежегодно приезжать в отпуск в Москву и Киров для камеральной (инструментальной) обработки моих полевых материалов.

Последние 20 лет в предгорьях местное население активно стало заниматься пчеловодством и во всех ущельях появились тележки или автомашины с пакетными модульными пасеками на колесах. Постоянное присутствие пасечников, которые стали регулярно ловить капканами и стрелять хищников, существенно снизило их поголовье. Многие пасечники жили стационарно, на их стоянках были и домашние животные: козы, куры и домашние кролики. Кролики часто убегали из клеток и успешно перезимовывали и размножались в условиях низкой численности хищников.

В 2001 г. меня пригласили прочитать лекции охотоведам в Аграрном госуниверситете г. Астаны (ранее Целиноград), в котором только начинали готовить подобных специалистов, поэтому учебники и специальные учебные, методические пособия и другое учебное обеспечение у них практически отсутствовали. В этой связи они согласились издать у себя мой учебник «Биология промысловых зверей». С большими приключениями я переправил к ним рукопись, и в 2003 г. учебник был издан. Еще с большими приключениями в Киров переправили нелегально через границу Казахстана с Россией 150 экземпляров учебника. Кстати, при подготовке курса лекций по биологии промысловых зверей и написании учебника пришлось «перелопатить» множество литературы. По большинству охотничьих видов слабее всего были изучены весенний и летний аспекты жизнедеятельности животных, а значительно полнее – осенний и зимний периоды годового цикла жизни животных. Этот перекос, видимо, обусловлен тем, что изучение биологии животных осенью и зимой сочеталось у многих исследователей с проведением  охоты на изучаемые объекты.

Я получил немало замечаний по этим учебным пособиям от коллег из различных научных и учебных заведений России, за что им очень благодарен. В 2006 г. дополненный и существенно переработанный учебник «Зоогеография» под грифом МСХ РФ был издан в Москве. В 2007 г. в Кирове вышло второе издание дополненного и переработанного с грифом МСХ РФ учебника «Биология промысловых зверей России», который был награжден дипломом за лучший учебник по естественным наукам в Приволжском федеральном округе. С издательством Колос заключен договор на издание учебника с грифом УМО МГУ «Основы териологии» для студентов университетов, получающих классическое биологическое образование. Здесь появилась неожиданная проблема: летом 2010 г. в Москве делили недвижимость. Офисное здание на Садовом кольце, где находится Издательство Колос опечатали, а книга по договору не может издаваться в других издательствах. В 2011 г. закончил рукопись книги (пособие для начинающих исследователей) «Методы изучения охотничьих и охраняемых животных в полевых условиях», в которую вошли методы исключительно прижизненного изучения животных (без умерщвления и минимального их травмирования).

Выпуск мной более 20 методических пособий и учебников обусловлен отсутствием таковых и слабой обеспеченностью учебного процесса современными знаниями. С другой стороны, это самореализация накопленных знаний и опыта, а также служебный долг, и выполняю я его с большим удовольствием, поскольку вижу большой спрос и интерес к собственным изданиям. По ним сейчас учатся охотоведы России, Украины, Казахстана и России.

Я постоянно поддерживаю научные контакты с учеными ближнего и дальнего зарубежья. С 1983 г. являюсь экспертом ЮНЕСКО по редким и исчезающим видам животных. Всю свою жизнь я не работал, а служил своему делу: сохранить, приумножить и неистощимо использовать ресурсы диких зверей и птиц.

Судьба подарила мне и надежную спутницу жизни. Не устаю удивляться терпению и уравновешенности моей дорогой супруги Ирины Игнатьевны, с которой мы благополучно прожили 40 лет. Ее трудами и заботами поддерживался мир и уют в доме; воспитание наших детей Марии и Ильи, получение ими школьного и музыкального образования во время моих продолжительных командировок тоже легло на ее плечи. Мой вклад в их воспитание выражался в приобщении к живой природе во время наших совместных полевых экспедиций в Казахстан, Узбекистан и по степям России, в содержании дома различных животных, которых они очень любили. Но профессионально дети пошли по стопам своей мамы и окончили вузы по экономическим специальностям. Одним словом, всю жизнь мои тылы были надежно обеспечены, что явилось залогом и моей продуктивной работы.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Оглядываясь назад, хочется понять мотивации, которые руководили мной по жизни. С детства мне привили уважительное отношение к старшим и результатам их труда. Не знаю почему, но всегда боготворил женщин и их роль в нашей жизни, поэтому не мог им даже сказать грубого и обидного слова. Но часто не мог понять, да и сейчас тоже, логику их мышления, поступков и парадоксальную интерпретацию мужских поступков. Крайне негативно отношусь к скандальным женщинам.

Когда занимался спортом, у меня было стремление не только ощутить приятное чувство победы над соперниками, но и осознать, что я смог преодолеть трудности и добиться поставленной цели. Это поддерживало веру в свои способности и оптимизм в сложных жизненных ситуациях.

С детства мне приходилось преодолевать жизненные трудности, которые всегда неизбежные. Все это воспринималось как явление закономерное, поэтому даже не думал о необходимости их преодоления, а просто делал дело так, как считал возможным, по принципу: кто, если не я. И если принимал решение, то бремя ответственности за его выполнение брал полностью на себя. С другой стороны, у меня всегда было чувство необходимости собственной полезности. Если я это осознавал, то меня не останавливали никакие трудности, и я ощущал радость бытия. Всегда искал в жизни свою дорогу, а где не находил, то прокладывал ее сам.

Я никогда не стремился к обогащению, у меня не было цели любой ценой накопить как можно больше финансовых и материальных благ. Это должно быть итогом моей трудовой праведной деятельности.

Всегда искал работу, которая мне интересна, выполнялась с удовольствием и пониманием ее полезности, поэтому перегрузок на работе не ощущал (лишь в редких случаях, связанных с состоянием здоровья). В науке меня не покидало ощущение таинственности, что и было лейтмотивом моей деятельности – разгадывать (расшифровывать) тайны-загадки природы для получения нового знания.

Не осознавая значимости, с детства придавал большое значение физическому развитию. Занимался спортом, не боялся никакого физического труда: рубил дрова, копал землю, носил в ведрах воду и др. Позднее я понял, что физические упражнения и закаливание организма повышают не только бодрость духа, но и улучшают мыслительные способности.

Методом проб и собственных ошибок для себя я выработал систему физических нагрузок: с утра не делать резких движений и интенсивных упражнений. Утреннюю физзарядку я не выполнял даже в период активного занятия спортом. Отказался от бега трусцой и других активных мероприятий, так как у меня сразу ухудшалось настроение и самочувствие.

С 1982 г. взял за правило в день в среднем проходить 8-10 тыс. шагов (установил опытным путем с измерениями пройденного расстояния шагомером). Ходить надо и в дождь, и в мороз, и в другую непогоду. И этому распорядку не изменяю более 30 лет. До 1970 г. активно занимался спортом, с 1974 по 1998 гг.и по 6-9 месяцев проводил на полевых работах, которые требовали огромных физических нагрузок. Если периодически несколько дней подряд получаются вынужденные пропуски ежедневных моционов с ходьбой (командировки и пр.), самочувствие и работоспособность сразу ухудшаются.

Утренняя ходьба особенно полезна и высоко продуктивна для умственных размышлений. За 30-40 минут утренней ходьбы составляешь план работы на день, обдумываешь многие проблемы, разделы статьи или книги и пр. Тебя никто не беспокоит, не дергает и не отвлекает. Придя на работу, можно сразу быстро «набросать» конспект статьи, написать 1-3 страницы текста книги и пр. Крайне мешает работе мобильный телефон, поэтому у меня его нет, хотя друзья уже дважды дарили мне это чудо ХХI века.

Меня спрашивают о секрете быстрого написания статей и книг. Тема и план книги формируются в сознании довольно долго. А тактика формирования рукописи довольно проста: ежедневная ходьба в одиночестве и последующие 2-5 часов спокойной работы за столом или на компьютере. Ежедневно написанные 1-3 страницы текста, помноженные на 200 рабочих дней в году – вот и готова книга. Я никогда с утра до вечера не работаю над статьями и книгами, поэтому людям неведома моя продуктивная для написания часть суток, так как я прихожу на рабочее место в 7 часов утра, а интересующиеся моей организацией труда приходят на свое рабочее место не ранее 10 часов. К этому времени я уже закончил творческие бдения, а дальше занимаюсь текущими делами и прочей механической рабочей рутиной.

 

СВЕДЕНИЯ

 

 

Машкин Виктор Иванович, биолог-охотовед, доктор биологических наук, профессор, автор 13 монографий и соавтор 3 научно-популярных книг по вопросам охотничьего хозяйства. Им также написано 4 учебника для охотоведов по териологии, зоогеографии, биологии зверей и методам изучения животных в полевых условиях; 277 научных и более 30 популярных изданий (статьи, брошюры), в том числе за рубежом опубликовано 15 работ.

В 1982 г. в Москве, в НИИ охраны природы, защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата биологических наук на тему: «Биология сурка Мензбира Чаткальского хребта».

В 1996 г. в Москве, в ИПЭЭ им. А.Н. Северцова, защитил диссертацию на соискание ученой степени доктора биологических наук на тему: «Экологические основы сохранения и рационального использования ресурсов сурков», которая была особо отмечена президиумом ВАК России.

В 2004 г. присвоено звание профессора.

Опубликованные материалы его научных работ используются в государствах бывшего СССР, в Монголии, США, Франции, Швейцарии, Австрии.

С 1996 является профессором кафедры биологии промысловых зверей и птиц биологического факультета Вятской государственной сельскохозяйственной академии, где читает лекции, ведет практические занятия, осуществляет научное руководство дипломниками и аспирантами. Его учебно-методические пособия и учебники используются в учебном процессе многих вузов России, Украины и Казахстана. С 2006 г. заведующий кафедрой биологии промысловых зверей и птиц. Регулярно приглашается для чтения лекций в различные вузы России и Казахстана и институты повышения квалификации.

В настоящее время у В.И. Машкина учатся 10 аспирантов, под его руководством 6 человек защитили кандидатские диссертации.

 Является членом диссертационного совета по защите диссертаций. Регулярно приглашается в различные диссертационные советы в качестве официального оппонента по защите кандидатских и докторских диссертаций.

Принимал участие в работе более 60 региональных, всероссийских и международных совещаний. Консультировал строительство сурчиного центра для туристов, г. Монтрё в Альпах Швейцарии.

Профессиональные награды: серебряная медаль ВДНХ за исследования по биологии сурка Мензбира; серебряная медаль ВДНХ за исследования по байбаку европейскому; медаль святого великомученика Георгия Победоносца за заслуги в развитии охотничьего хозяйства; медаль С. Аксакова за учебник «Биология промысловых зверей России»; медаль Д. Соловьева за научную и просветительскую деятельность. В.И.Машкин - Заслуженный работник охотничьего хозяйства России. Почетный профессор университета штата Айова США.

В молодости занимался различными видами спорта. Мастер спорта СССР по лыжным гонкам.

Увлекается фотографированием и видеосъемкой диких животных, что помогает в научных исследованиях.

Любимая охота – на тяге вальдшнепа и подводная на рыбу в реках и озерах. Общителен, любит организовывать для друзей пикники на природе с приготовлением фирменных блюд и снятием проб сухого вина собственного приготовления.

Персоналии и чествования не любит, хотя они имеются в ряде некоторых газет и журналов.

 

 

Машкин Виктор Иванович.

 

Вехи в пяту

 

 

Компьютерная верстка В. И. Машкин

 

Редактор А.В. Зверева

 

Фотографии В. И. Машкина

 

Формат 60х80 1/16 . Бумага офсетная

Усл. печ. л. 8.6…… тираж 50 экз.

 

 

Отпечатано с готового оригинал-макета

ВНИИОЗ, Россия, 610000, г. Киров, Энгельса, 79

---

Дата добавления: 2018-10-27; просмотров: 291; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!