СЕБАСТЬЯН И ТАННЕР ВСТРЕЧАЮТСЯ 5 страница
Обняв папу за плечи, я сдерживаю смех. Он выглядит таким потрепанным.
— Извини.
Положив руку поверх моей, он ее сжимает. Рядом с сидящим отцом я чувствую себя огромным. Так странно, что я сейчас уже такой же высокий, как и он. От маминой внешности я почему-то ничего не унаследовал. Темные волосы, высокий рост и даже ресницы — это все от папы. А вот Хейли вся в маму: рост, цвет волос и глаз, и в особенности дерзкий характер.
— Ты только что пришел домой?
Отец кивает и погружает ложку в хлопья.
— Около полуночи поступил пациент с пробитой сонной артерией. Поэтому меня вызвали на операцию.
— Пробитая сонная артерия? Это он сам себе так?
Папа отвечает едва заметным покачиванием головой.
Ой. Тогда его изможденная поза понятна.
— Паршиво.
— У него осталось двое детей. И ему было всего тридцать девять.
Наклонившись над столом, я ем хлопья прямо из коробки. Папа делает вид, будто ему все равно.
— А как он…
— Попал в аварию.
В животе становится неприятно. Всего год назад папа рассказал нам с Хейли, как три его лучших друга погибли в автокатастрофе почти сразу же после окончания школы. Он тоже был с ними в машине, но выжил. После чего уехал из Нью-Йорка учиться в UCLA, а потом ради медицинской школы переехал в Стэнфорд, где познакомился с мамой, бывшей последовательницей Церкви СПД, и женился на ней — к большому огорчению своей матери и живущих в Венгрии родственников. И даже после стольких лет, проведенных вдали от дома, каждый раз, когда он приезжает в Нью-Йорк, потеря друзей по-прежнему отзывается болью.
|
|
|
Кода мама настояла, чтобы у меня была своя машина, это был один из тех нечастых моментов, когда родители спорили в нашем присутствии. Папа считал, я могу обойтись и без нее. Но выиграла мама. Проблема Прово в том, что тут совершенно нечем заняться и негде ходить пешком. Но большой плюс этого города в его безопасности — тут никто не пьет, а ездят все, как восьмидесятилетние старики.
Кажется, папа только сейчас заметил, что я одет и готов уходить.
— Ты куда так рано собрался?
— Дружеская встреча. Надо поработать над проектом.
— С Отем?
Блин. Зачем я упомянул дружбу?
Надо было сказать, что с одноклассником.
— С Себастьяном, — в ответ на неуверенное выражение его лица я добавляю: — Он помощник учителя на Семинаре.
— Парень, который продал книгу?
Я смеюсь.
— Ага, парень, который продал книгу.
— Он мормон, да?
Я оглядываю нашу кухню, будто тут полным-полно мормонов, которые правда при этом не пьют наш кофе.
— Как и все вокруг, разве нет?
Отец пожимает плечами и возвращается к своим хлопьям.
— Кроме нас.
— А кто мы?
— Либеральные евреи, — отвечает мама, входя на кухню в одежде для йоги и с пучком на макушке. Она подходит к папе, отвратительно долго его целует, от чего я засовываю всю голову в коробку с хлопьями, а потом направляется прямиком к кофеварке.
|
|
|
Наливает себе кофе и спрашивает папу, обернувшись через плечо.
— Поли, ты во сколько пришел домой?
Поморгав, он смотрит на свои часы и прищуривается.
— Где-то полчаса назад.
— Пробитая сонная артерия, — в двух словах рассказываю я ей. — И все безуспешно.
Папа неодобрительно хмурится.
— Таннер, — низким голосом говорит он.
— А что? Я просто избавляю тебя от необходимости проходить через это снова.
Мама тихо подходит к нему и обхватывает его лицо ладонями. Мне не слышно, что она говорит, но тихий звук ее голоса заставляет и меня чувствовать себя лучше.
В черной пижаме и с птичьим гнездом на голове, шаркая ногами, заявляется хмурая Хейли.
— Почему вы так орете?
Забавно, что она выбрала момент, когда все молчат.
— Это просто высокофункциональные люди, — отвечаю я. Она шлепает меня по груди и пытается уговорить маму позволить ей кофе. Как и ожидалось, мама отказывает и предлагает ей апельсиновый сок.
— Кофе затормозит твой рост, — говорю я Хейли.
— Вот, значит, почему твой пенис такой…
|
|
|
— Таннер собрался идти работать над своим заданием, — с нажимом в голосе перебивает ее папа. — Кое с кем по имени Себастьян.
— Ага, с парнем, который ему нравится, — говорит Хейли. Мама резко поднимает голову и смотрит на меня.
Все внутри превращается в сгусток чистейшей паники.
— Ничего подобного.
Она скептически смотрит на меня.
— Ну ладно.
Папа подается вперед, выглядя уже более проснувшимся.
— Нравится в смысле нравится?
— Нет, — я мотаю головой. — В смысле, что он хороший человек и может помочь мне получить пятерку. Он всего лишь наш помощник учителя.
Папа широко улыбается, словно дает понять, что даже если мне и не нравится парень, которого мы сейчас обсуждаем, он нормально воспринимает мою сексуальную ориентацию. Этому моменту не хватает разве что мотивационного стикера.
С тяжелым стуком Хейли ставит стакан апельсинового сока на стол.
— Ага, всего лишь ваш помощник учителя, которого Отем описала как суперсекси, а ты сказал, что он краснеет пятнами.
— Но он просто помогает тебе с книгой, да? — вмешивается мама.
Я киваю.
— Ага.
Сторонний наблюдатель приписал бы мамину нервозностью тому, что речь идет о парне. Но нет — она дергается из-за того, что Себастьян мормон.
|
|
|
— Ладно, — мама говорит это так, будто мы только что заключили с ней сделку. — Хорошо.
От беспокойства в ее голосе внутри у меня все горит и вот-вот прожжет дыру. Я хватаю стакан Хейли и выпиваю ее сок до дна, чтобы потушить это пламя. Она смотрит на маму, ожидая, что та меня отчитает, но они с папой молча обмениваются взглядами, будто что-то обсуждают.
— Мне интересно, может ли парень-мормон и парень-анти-мормон быть друзьями? — говорю я им.
— То есть ты рассматриваешь это как эксперимент? — осторожно интересуется папа.
— Вроде как. Да.
— Хорошо, но только не играй с ним, — просит мама.
Я издаю стон. Разговор становится утомительным.
— Народ, хватит, — я иду к двери и беру рюкзак. — Это для школы. Мы просто поработаем над моим планом.
МЫ ПРОСТО ПОРАБОТАЕМ НАД МОИМ ПЛАНОМ.
МЫ ПРОСТО ПОРАБОТАЕМ НАД МОИМ ПЛАНОМ.
МЫ ПРОСТО ПОРАБОТАЕМ НАД МОИМ ПЛАНОМ.
Я пишу в блокноте эти слова раз семнадцать, пока жду Себастьяна в условленном месте: в Писательском алькове Городской Библиотеки Прово.
Когда идеальным почерком он написал мне свой электронный адрес, я почему-то был уверен, что он ожидал от меня предложения встретиться в «Шейк Шаке» — только не в «Старбаксе», ни дай бог, — после чего мы бы прошлись по моему плану. Но сидеть с ним в публичном месте, где нас может увидеть кто угодно из школы, означало бы слишком открыться. Терпеть не могу так думать, но что, если кто-нибудь решит, будто я захотел стать мормоном? Или что, если кто-нибудь увидит его и задастся вопросом, чем это он занят с не мормоном? Что, если Футболист-Дэйв заметит, как на занятиях я глаз не спускаю с Себастьяна, а епископ наведет справки у кого-нибудь из Пало-Альто — и кто-то скажет, что я би, — и он расскажет Себастьяну, а Себастьян, в свою очередь, расскажет всем остальным?
Кажется, я чересчур много думаю об этом.
МЫ ПРОСТО ПОРАБОТАЕМ НАД МОИМ ПЛАНОМ.
МЫ ПРОСТО ПОРАБОТАЕМ НАД МОИМ ПЛАНОМ.
МЫ ПРОСТО ПОРАБОТАЕМ НАД МОИМ ПЛАНОМ.
Позади меня на лестнице раздаются шаги, и времени у меня остается лишь на то, чтобы встать и уронить блокнот на пол, когда появляется Себастьян, выглядящий как модель одежды «Патагония»: в синей дутой куртке, черных брюках-чинос и кроссовках «Меррелл».
Он улыбается. Его лицо раскраснелось от холода, а меня что-то колет изнутри — так сильно я люблю смотреть на него.
Это плохо. Очень плохо.
— Привет, — немного запыхавшись, говорит он. — Извини, что опоздал на пару минут. Сестре на день рождения подарили огромный домик для Барби, и мне пришлось помочь отцу его собрать перед уходом. А там не меньше миллиона деталей.
— Не беспокойся, — отвечаю я и начинаю протягивать руку для пожатия, после чего резко отдергиваю, потому что — какого черта я творю?
Себастьян замечает, тоже протягивает руку и тоже ее убирает.
— Не обращай внимания, — говорю я.
Он смеется, несколько озадаченный, но при этом явно забавляясь.
— Ох уж этот первый день с новой рукой.
Господи, это просто ужасно. Мы всего лишь два парня, которые встретились, чтобы подготовиться к занятиям. Два бро. Бро не нервничают. Будь бро, Таннер.
— Спасибо, что встретился со мной.
Кивнув, Себастьян наклоняется подобрать мой блокнот. Я выхватываю его, прежде чем он успевает прочитать бесчисленные фразы, которыми я себя успокаивал, пусть и не особенно успешно. Не глядя мне в глаза, Себастьян решает оставить это без внимания, после чего смотрит в пустую комнату за моей спиной.
— Мы сядем здесь? — спрашивает он.
Я киваю, и, зайдя вслед за мной в комнату, он наклоняется заглянуть в окно. Над горами Уосатч плотным туманом нависли снеговые тучи — будто призраки, парящие над нашим тихим городком.
— Знаешь, что странно? — не оборачиваясь, говорит Себастьян.
Я стараюсь не обращать особого внимания на то, как льющийся из окна свет озаряет одну половину его лица.
— Что?
— Я никогда здесь не был. Заходил в книгохранилище, но как следует осмотреться в библиотеке мне ни разу не доводилось.
У меня готова вырваться колкость: «Это потому что все, чем ты занят вне школы, происходит в церкви». Но я сдерживаюсь. Ведь он здесь, чтобы мне помочь.
— А сколько лет твоей сестре? — интересуюсь я.
Повернувшись ко мне, Себастьян снова улыбается. Эта улыбка так легко появляется на его лице. И так часто.
— У которой домик для Барби?
— Ага.
— Фейт десять, — он делает в мою сторону шаг, а потом еще один, и до сих пор незнакомый мне голос кричит прямо из сердца: «ДА, ИДИ СЮДА!». Но потом я понимаю, что так Себастьян дает понять, чтобы мы сели за стол и начали работать.
Будь бро, Таннер.
Разворачиваюсь, и мы усаживаемся за стол, который я занял, как только пришел, — хотя могли бы сесть вообще за любой. В девять утра в субботу в библиотеке больше никого нет.
Ножки его стула с неприятным звуком царапают пол, и, засмеявшись, Себастьян тихо извиняется. Я нахожусь так близко к нему и могу вдохнуть его запах, от чего начинает слегка кружиться голова.
— У тебя есть еще сестра и брат, да?
Он смотрит на меня краем глаза, и мне тут же хочется пояснить свой вопрос — что я не собираюсь отпускать ядовитые комментарии о размерах семей мормонов. Тем более что Хейли учится с Лиззи в одном классе.
— Моей второй сестре, Лиззи, пятнадцать, — отвечает Себастьян. — А еще у меня есть брат Аарон, которому тринадцать, но скоро, конечно же, будет двадцать три.
Мой смех слишком вежливый. Внутри же я клубок нервов — даже не знаю, почему.
— Лиззи учится в Прово Хай, правильно?
Себастьян кивает.
— В десятом классе.
Я как-то видел ее в школе, и Хейли права: Лиззи очень улыбчивая и часто помогает уборщику во время большой перемены. Она почти вибрирует от наполняющей ее радости.
— Она милая.
— Да. Фейт тоже. А Аарон… ну, он любит проверять границы на прочность. Но он хороший парень.
Я киваю. Знакомьтесь — Таннер Скотт, отупел вплоть до скончания времен. Себастьян поворачивается ко мне; я почти физически ощущаю его улыбку.
— А у тебя есть братья или сестры? — спрашивает он.
Видишь? Вот так это и делается, Таннер. Общайся.
— Сестра, — отвечаю я. — Хейли. Кстати, кажется, она с Лиззи в одном классе. Хейли шестнадцать, и она самое настоящее исчадие ада, — сообразив, что именно сейчас сказал, я в ужасе поворачиваюсь к нему. — Господи. Не могу поверить, что сказал это. Или вот это, про господа.
Себастьян издает стон.
— Ну ты молодец. Теперь я не смогу с тобой разговаривать.
На моем лице появляется маска презрения, и я слишком поздно понимаю, что он шутит. Улыбка Себастьяна тоже исчезает. Она сползла с его губ в тот самый момент, когда он понял, как сильно я запутался и насколько легко верю в самое худшее относительно его религии.
— Извини, — говорит он и улыбается одним уголком рта. Внешне кажется, Себастьян совершенно не испытывает дискомфорт. Его это словно даже развеселило. — Я пошутил.
Мне так неловко и стыдно. Я изо всех сил пытаюсь вернуть свою уверенную улыбку — ту, благодаря которой всегда получаю желаемое.
— Полегче со мной. Я все еще учусь, как разговаривать с мормонами.
К моему глубочайшему облегчению, в ответ на это Себастьян искренне смеется.
— Готов перевести с одного языка на другой.
После этого мы склоняемся над моим ноутбуком и читаем написанные мной скупые строки.
Наполовину еврей, наполовину непонятно кто, этот парень-квир живет в наводненном мормонами городе. И он ждет не дождется возможности уехать.
Я чувствую, как сидящий рядом Себастьян замирает, и тут же понимаю свою ошибку: идея книги так и осталась без изменений. Мое сердце ухает куда-то вниз.
Я не против рассказать Себастьяну, что хочу уехать. И даже не чувствую вину за грубоватые слова про наводненный мормонами город, хотя, наверное, должен бы. Но все это затмевает единственное слово.
Я забыл удалить «квир».
Никто здесь — по крайней мере, помимо моей семьи — не знает этого обо мне.
Незаметно стараюсь оценить реакцию Себастьяна. У него розовые щеки, а взгляд прыгает на начало фразы, чтобы перечитать.
Я открываю было рот, чтобы что-то сказать — и объяснить, — но тут Себастьян говорит:
— Значит, это твоя основная идея, так? Ты будешь писать о некоем гомосексуале, живущем в Прово?
По всему кровотоку приятной прохладой разливается облегчение. Конечно же, он и не подумал, что книга будет обо мне.
Я энергично киваю.
— Решил, что он будет бисексуалом. Но да.
— И он недавно сюда переехал…
Снова киваю, но потом улавливаю в его интонации что-то привлекающее внимание, какую-то догадку. Если Себастьян захочет разузнать побольше про Таннера Скотта, то выяснит, что я переехал сюда как раз перед началом десятого класса и что мой отец еврей и врач в долине Юты.
Он даже может узнать, что моя мама была отлучена от церкви.
Когда мы встречаемся взглядами, Себастьян улыбается. Кажется, он давно отточил свою реакцию на подобное. И я уверен, что он знает. А мои страхи насчет того, что Футболист-Дэйв расскажет епископу, а епископ — Себастьяну, кажутся теперь чересчур надуманными. Потому что я просто взял и сам себя выдал.
— Больше никто не знает, — слова вылетают сами собой.
Качнув один раз головой, Себастьян говорит:
— Все в порядке, Таннер.
— Буквально — больше никто, — говорю я, проведя рукой по лицу. — Я собирался удалить слово «квир», и это одна из причин, почему у меня все застопорилось. Мне по-прежнему хочется оставить главного героя бисексуальным, но я не понимаю, как напишу подобную книгу во время этого курса. И захочет ли Фудзита — или родители, — чтобы я это сделал.
Наклонившись, Себастьян ловит мой взгляд.
— Таннер, ты можешь написать книгу о чем хочешь.
— Родители установили твердое правило не рассказывать о себе, пока мы живем здесь. Разве что этому человеку действительно доверяю.
Я не рассказал своей лучшей подруге, а сейчас откровенничаю с тем, кому, наверное, вообще не стоило бы об этом говорить.
Его брови медленно поднимаются.
— Твои родители знают?
— Ага.
— И они нормально к этому относятся?
— Мама… вообще-то, она меня яростно поддерживает.
После секундного молчания Себастьян снова поворачивается к ноутбуку.
— Думаю, это будет отличная идея — написать об этом, — тихо говорит он. Подавшись вперед, Себастьян показывает на экран указательным пальцем. — В этих двух предложениях уже немало сказано. Много чувств и боли, — потом он снова смотрит мне в глаза. В его радужках безумный микс из зеленого, коричневого и желтого цветов. — Точно не скажу, насколько смогу быть полезен по этой теме, но буду рад обсудить.
У меня такое ощущение, словно его слова меня поцарапали, и я морщу нос.
— Ты был бы так же готов помочь, решись я написать про драконов и зомби, да?
Смех Себастьяна тут же становится моим любимым звуком.
— Верно подмечено.
На восстановление нормального сердечного ритма уходит минут двадцать, а все это время Себастьян продолжает говорить. Я практически чувствую, что он в курсе моего умственного затыка и нарочно успокаивает меня разговором, но его слова лишь завораживают ритмом.
Он говорит мне, что все в порядке и в наличии одной только идеи нет ничего страшного. Что каждая книга начинается с чего-то вроде этого — с предложения, образа или кусочка диалога. Он предлагает мне для начала решить, кто главный герой и в чем основной конфликт.
— Сосредоточься на этих двух важнейших сторонах его личности, — говорит Себастьян и показывает два пальца. — Герои книги анти-мормон и…
Он замолкает, а второй палец так и остается не загнутым.
— Квир, — заканчиваю я вместо него.
— Точно, — Себастьян сглатывает и сжимает пальцы в кулак. — А что, этот парень ненавидит всех мормонов и замышляет побег, в итоге которого его родители вернутся в Церковь и отрекутся от него?
— Нет… — видимо, он знает обо мне не так уж и много. — Думаю, семья его будет поддерживать.
Себастьян в задумчивости откидывается на спинку стула.
— Тогда может, он ненавидит Церковь СПД и уедет, чтобы примкнуть к какому-то другому «культу»?
Я смотрю на него и поражаюсь способности смотреть на свою религию глазами неверующего и даже представить ее в негативном свете.
— Возможно, — отвечаю я. — Но я точно знаю, что не хочу при этом демонизировать Церковь.
Себастьян встречается со мной взглядом, после чего быстро отворачивается.
— Какую роль в книге будет играть… м-м-м… бисексуальность? — за все время это первый раз, когда он запнулся. И по всему его лицу разлился румянец.
Я хочу ответить ему, что мне интересно, могу ли я тебе понравиться. И вообще — может ли кто-то вроде тебя дружить с кем-то вроде меня.
Но ведь он уже — здесь. Уже бескорыстен и искренен с кем-то вроде меня. Я думал, Себастьян придет и всего лишь проявит себя хорошим помощником учителя, ответит на несколько вопросов и заставит меня писать, пока я буду таращиться на него. И совершенно не ожидал, что он станет спрашивать обо мне, чтобы понять. Не ожидал, что он мне по-настоящему понравится. Теперь же, когда конфликт очевиден, я ощущаю, как что-то до сих пор устойчивое внутри меня с тревогой сворачивается в плотный клубок, потому что писать об этом еще страшней.
— Подумай об этом, — крутя в руке скрепку, тихо говорит Себастьян. — Сюжет может свернуть куда угодно. И во многом все зависит от того, куда направится герой и что отыщет. Повествование начнется с его обиды и возмущения, ведь он чувствует себя подавленным в этом городе и обязанным сдерживать самого себя. Как он найдет свободу: оставшись или уехав? Случится ли что-то, способное изменить его решение?
Глядя на экран ноутбука, я киваю, потому что прямо сейчас не могу смотреть на Себастьяна, не выдав при этом свои чувства. От этого влечения моя кровь закипает.
Снаружи начинает идти снег, и, к счастью, мы пересаживаемся в кресла у окна, чтобы полюбоваться видом и на время отложить книгу в сторону. Себастьян рассказывает, что родился в этом городе и живет в нескольких километрах отсюда. Его отец, в прошлом налоговый адвокат, почти два года назад был призван служить епископом. До рождения Себастьяна его мать заведовала финансами в Vivint, а сейчас она домохозяйка и жена епископа, что, по словам Себастьяна, как бы делает ее матерью всего прихода. Ей всегда нравилась подобная роль, но это означало, что ему с Лиззи пришлось повзрослеть чуть быстрее, чем Фейт и Аарону. Еще я узнал, что Себастьян с шести лет играет в футбол и бейсбол. Что его любимая группа «Бон Ивер». И что он играет на фортепиано и гитаре.
Дата добавления: 2018-10-27; просмотров: 172; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!