Из какой Индии богатырь Дюк Степанович?
Былину о богатыре Дюке Степановиче исследователями русского фольклора принято относить к былинам киевского цикла. Это одно из интереснейших произведений русского эпоса. Подавляющее большинство былин, в том числе и киевского цикла, были найдены и записаны на Русском Севере. Вероятнее всего, что и создавались они там, на территориях, принадлежавших в древности Новгородскому княжеству. По нашему мнению, былина о Дюке Степановиче была неверно причислена фольклористами к киевским былинам. Это произошло из‑за недостатка информации в XIX веке о балтийских славянах и из‑за неверного толкования текста былины, в котором исследователи увидели описание взаимоотношений древнего Киева с Галицко‑Волынским княжеством. Предположение породило попытку датировать былину. Былина была создана в ту пору, когда усилившаяся Галицко‑Волынская земля начала соперничать с Киевом. Некоторые исследователи считают эту былину поздней (XVI век).
Эта ошибка – довольно очевидная – произошла, прежде всего, потому, что в некоторых вариантах былины в качестве родины Дюка Степановича упоминается город Волын, Галичия, или город Галич. Неправильно поняв значение топонимов, богатыря «отправили» жить на юг:
Как из той Индеюшки богатоей,
Да из той Галичии с проклятоей,
Из того со славна й Волын города
Да й справляется, да й снаряжается
А на тую ль матушку святую Русь
|
|
|
Молодой боярин Дюк Степанович»
Как нелогично! «Славный» город Волын и тут же «проклятая» Галичия… Как‑то странно и бессмысленно, словно в одном месте сосредоточены и любовь, и неприязнь… Или, может быть, речь идёт не о Галицко‑Волынском княжестве?..
Мы убеждены, что родина Дюка Степановича находится не на юге Руси, а на северо‑западе. Рассмотрим тексты былин внимательнее.
Краткое содержание былины таково: Дюк Степанович приезжает на говорящем, волшебном коне в Киев к князю Владимиру и там на пиру начинает хвастаться своим богатством. Его хвастовство приводит к тому, что он «бьётся о велик заклад» с киевским богатырем Чурилой Пленковичем о том, что они три года будут ходить каждый день в новом платье. Спорят, как положено, на свои буйны головы. Дюк Степанович отправляет на родину к матушке своего коня, и тот привозит ему не по одному, а аж по три одежды на каждый день. Дюк пари выигрывает. Тогда Чурила предлагает состязаться, перепрыгивая через реку на коне. Чурила падает в воду, а Дюк его спасает и опять выигрывает спор. Следующим испытанием для Дюка Степановича становится то, что князь Владимир посылает богатырей – Илью Муромца и Добрыню Никитича – на родину Дюка, чтобы описать его имущество, но, делая это три года подряд, они не могут перечесть его богатств. В результате они признают: чтобы это сделать, нужно продать весь Киев град со Черниговом и на эти деньги купить бумаги и чернила для переписи имущества. Так Дюк Степанович выигрывает и третье состязание, доказав, что он и его родина намного богаче, чем князь Владимир и всё Киевское княжество.
|
|
|
Приведем некоторые распространенные мнения о возможных вариантах происхождении этой былины:
«Среди предполагаемых источников былины называлась и византийская поэма о Дигенисе с её описанием несметных богатств Дигениса, и приезд в Галич в 1165 году Андроника, двоюродного брата византийского императора Мануила. В имени Дюка Степановича видели производное от дука западноевропейского Стефана IV, венгерского короля, хотя помимо западноевропейского титула «дук» (герцог) и имени Стефан, существует украинское слово «дук» (богач) и русское имя Степан, что вполне соответствует содержанию былины о богаче Дюке Степановиче. Но наиболее вероятным первоисточником былинного сюжета все‑таки признается византийское «Сказание об Индийском царстве» XII века, получившее широкое распространение на Руси и оказавшее влияние на многие средневековые литературные памятники. «В числе других произведений, – отмечает современный исследователь древнерусской литературы Г.М. Прохоров, – испытала влияние «Сказания» и былина о Дюке Степановиче. Для читателей русского средневековья «Сказание об Индийском царстве» очевидно, играло ту же роль, которую в современной нам литературе имеет научная фантастика…» (См.: Памятники литературы Древней Руси. XIII. М., 1981). Былинный Дюк Степанович тоже предстаёт боярином из Индии и тоже не менее красочно описывает сокровища своей страны, но на этом сходство «Сказания» и былины заканчивается. По сюжету и содержанию «Дюк Степанович», пожалуй, одна из самых оригинальных былин, отразившая черты реального быта средневековой Руси. «По мастерству композиции, – подчеркивает А.М. Астахова, – и разработанности изобразительной части былина о Дюке принадлежит к лучшим созданиям былинного новеллистического жанра»[89].
|
|
|
Утверждение о том, что боярин Дюк Степанович прибыл в Киев из города Галича (Галицко‑Волынского княжества) зиждется на двух или трех наблюдениях. Первое повторяемое во множестве вариантов былин: он из «Индии богатой», а Индия должна находиться не на севере от Киева. Второе: его родиной былина называет город Волынец (и в одном варианте – город Галич). И это все… Предположить, что боярин мог предпринять более длительное путешествие, исследователи не захотели. Однако в былинном тексте есть сюжет, в котором киевляне не верят, что Дюк мог так быстро добраться до Киева. Былинный Галич находится очень далеко, и становится понятно, что сказитель имеет в виду не Галицко‑Волынское княжество, а какое‑то намного более отдаленное место:
|
|
|
Говорил‑де Владимир таково слово:
«Слушайте, братцы князи, бояра!
Да кто бывал, братцы, кто слыхал,
Да от Киева до Галича много ли расстояния?»
Говорят ему князи да и бояра:
«Свет государь ты Владимир‑князь!
Да окольней дорогой – на шесть месяцев,
Да прямой‑то дорогой – на три месяца, ‑
Да были бы‑де кони переменные,
С коня‑де на́ конь перескакивать,
Из седла в седло лишь перемахивать»[90].
Исследователями были не замечены (или нарочно пропущены) другие топонимы, упомянутые в текстах былины.
Например, в одном варианте говорится, что стрелы Дюка, которыми он охотится дома, были сделаны в Новгороде. Что он едет из «Корелы из упрямой»:
Из Волынь‑земли богатые,
Да из той Карелы из упрямые[91].
То есть с северо‑запада, оттуда, где живут карелы. В былине говорится, что богатырь дома охотился на морских орлов на Синем море, а известно, что Синим в былинах называется Балтийское море. Непонятная Галичия может быть трактована как Северная Галлия, земля, с которой некогда граничили балтийские славяне, и откуда постоянно происходила угроза немецкого (саксонского) вторжения. Потому она и называется в былине «проклятая», что не родная, враждебная. Другой возможный вариант нахождения былинной Галичи предложил псковский исследователь Андрей Соловьёв. По его мнению, Галичия может быть землёй балтского племени галиндов, или по‑старому голяди (лит. Galindai)[92], землей также недружественной славянам.
Так или иначе, а упоминанием Галлии или Галиндии автор просто пытается описать направление, сторону, с которой приехал боярин Дюк. То есть со стороны Северной Галии (или балтийской, прусской Галиндии), из славянского города Волына, из Индии (Венедии), через Карелию.
Этноним «Индия» вряд ли может быть найден в пределах Галицко‑Волынского княжества, да и по соседству с ним. А на южном побережье балтийского, моря традиционно проживали славянские племена, которых обобщенно соседи‑германцы привычно называли виндами (индами) или венедами. Соседи финно‑угры (карелы и финны) до сих пор всех русских по привычке называют «венды» или «вене». Иначе говоря, былинная Индия – это Вендия, страна балтийских славян, или как её еще называют – балтийская Русь.
Крупнейшим Венедским торговым городом был город Винета, он же Волын. Скандинавы иначе называли этот город Юмна, или Йом.
Он располагался на острове Волын, отчего на Руси Винету чаще называли Волын или Волынец. Вот мы и нашли город «Волын – Волынец», упомянутый в былине, родину боярина Дюка Степановича.
Современный исследователь Лев Прозоров в своей книге «Варяжская Русь» высказывает мнение, что былинное название «Хвалынское», «Волынское», «Волынческое» море следует соотносить не с Каспийским морем, а с Балтийским или, вероятно, с его частью, омывающей берега острова Волына.[93]
Действительно, общепринятое, но позабытое всеми объяснение того, почему Каспийское море прежде называлось Волынским, выглядит натянутым. Балтика для этого подходит больше. Балтику также называли Варяжским морем и Венедским заливом – всё по названию обитавших издревле на побережье славянских племен венедов и варинов. На этом же основании её могли называть и по имени крупнейшего на Балтике приморского города‑порта.
В упомянутой книге Лев Прозоров приводит интересную немецкую легенду, рассказывающую о Винете как о сказочно богатом городе: «Роскошные дома в нем были украшены окнами из цветного стекла. Колонны из белого мрамора и алебастра удерживали навесы над входом в жилище. Позолоченная черепица отражала солнечный свет и до заката наполняла улицы желтым сиянием. Мужчины в Винете носили отороченные дорогим мехом мантии и береты с длинными перьями. Женщины были затянуты в бархат и шелка, тяжелые золотые украшения с огромными драгоценными камнями обвивали их шеи. Девочки пряли на маленьких прялкахзолотым веретеном. Вино пили из золотых кубков, а дыры в стенах затыкались хлебом»[94].
Из былины мы узнаём о городе Дюка Степановича, что он богат необычайно. Былинный Дюк сравнивает Киев со своей «Индией (Винедией) богатой», и сравнение оказывается не в пользу Киева. Вот как рассказывает об этом былина, изданная замечательным русским историком, фольклористом Александром Федоровичем Гильфердингом[95], написавшим, наверное, лучшую книгу по истории балтийских славян:
А у нас ли во Индеи во Богатые
Церкви у нас все каменные,
А известочкой они да обелены,
На церквах‑то маковки самоцветные,
На домах‑то крышечки золоченые,
Мостовые рудо‑желтым песочком приусыпаны,
Не замараешь тут сапожков зелен сафьян[96].
В другом месте посланные князем Владимиром богатыри видят «Индию богатую» так: войдя в дом матери Дюка, они принимают служанку за хозяйку:
Вот зашли они в палаты белокаменные,
Вот сидит жена да стара‑матера,
Стара‑матера да и вся в золоте .
Они бьют челом, да поклоняются:
«Вы здравствуйте да Дюковая матушка!»
Испроговорила да жена стара‑матера,
«Я не есть‑то Дюковая матушка!
Я есть‑то Дюковой матушки калашница».[97]
Далее богатыри пытаются переписать имущество Дюка Степановича:
Привела их в погреба глубоки
Ко тем ли сбруям лошадиныим
Да тут они писали по три годы (Переписывали сокровища. Г.Б.)
По три годы, да ещё по три дни.
Ещё привела: висят бочки красна золота,
А другие висят чиста серебра,
А третьи висят скатна жемчуга.
Потом вывела на улицу да на широкую:
Течёт‑то струйка золоченая,
И тут они не могли и сметы дать.[98]
Хорошо видно, что в былине говорится о родине боярина Дюка как о необыкновенно богатом крае.
Изделия Винетских мастеров. Археологические находки. Правда, похожи на новгородские?
Как же описывали Волин Венету соседние народы и современники?
Вот что пишет о нем Адам Бременский: «За страной лютичей, которые иначе называются вильцами, протекает река Одер… В устье её… славнейший город Юмне… Это поистине самый большой из всех городов, какие есть в Европе. (Выделено мною. Г.Б.) Населяют его славяне и другие народы, греки и варвары. (…) Город этот, богатый товарами всех северных народов имеет всё, что есть приятного и редкого».
А вот как запомнился город Йом (Винету‑Волынец) в скандинавской саге о йомсвикингах : «Вскоре там был построен большой, хорошо укрепленный град. Часть города находилась на мысу и окружена была морем. Там была гавань, где могло разместиться триста шестьдесят длинных ладей, да так, что все они находились под прикрытием городских укреплений. Все там было устроено так хитро, что вход в гавань перекрывала большая каменная арка. На входе в бухту были установлены железные ворота, которые запирались изнутри. На вершине арки стояла башня, в которой были установлены катапульты».
План Винеты – Йомсбурга[99]
Современный историк В.В. Фомин так описывает размеры и уровень развития города: «Уже в IX в. Он занимал площадь в 50 гектаров, – и его население в Х веке составляло порядка 5‑10 тысяч человек (В Лондоне в то время, проживало около 5 тысяч человек. – Г.Б.) (Для сравнения шведская Бирка, которую обычно не только как крупнейший торговый центр Швеции, но и всего балтийского Поморья, в середине IX в. Быларасположена на территории 12 га, а датский Хедебю в пору своего расцвета – Х в. – занимал площадь 24 га, и число его жителей насчитывало несколько сотен человек, может быть, даже более тысячи) BXI в. Балтийская торговля, достигшая цветущего состояния, была сосредоточена именно в Волине (около него обнаружена почти треть всех кладов Поморья), и он, в чем были тогда твердо убеждены на Западе, уступал только одному Константинополю».
Как мы видим, самонадеянность богатого боярина Дюка, была небезосновательна. Волын‑Винета был действительно крупнейшим городом региона и, по мнению современников, уступал своим богатством и размерами только Константинополю. Хорошо известно, что территория современной северо‑западной России была населена славянами именно с балтийского Поморья уже в V веке. Впоследствии культурные, политические, экономические и военные связи северной Руси с балтийской Русью сохранялись и поддерживались – этому масса исторических и археологических свидетельств.
Стоит упомянуть и об имени главного героя былины. Некоторые исследователи решительно отказывали Дюку в славянском происхождении его имени. Но давайте обратимся к источникам…
В датской саге о короле Гаральде Гильдетанде, который жил предположительно в VII веке, рассказывается о его войнах с балтийскими славянами: «…он ходил на славян, победил их и такое оказал уважение к храбрости князей славянских, Дука и Даля, что не захотел их убивать, а велел увезти в плен и потом принял в свою дружину»[100].
Датские викинги
Из этого отрывка, ясно, что в VII веке у балтийских славян существовало имя Дук, которое, учитывая особенности записи латинскими буквами, вполне могло звучать точно так, как в былине – Дюк. Мы, конечно, не собираемся доказывать, что князь, взятый в плен датским королем, был именно тем былинным Дюком Степановичем. Мы хотим только обратить внимание на то, что это имя было распространено среди влиятельных и знатных людей балтийской Руси. Сохраненное скандинавской сагой славянское имя князя Дюка укрепляет нашу убежденность в том, что былинный Дюк приехал в Киев не из Галицко‑Волынского княжества, а из знаменитого, богатейшего города, расположенного на острове Волын в Балтийском море.
Можно уверено сказать, что после завоевания германцами и падения балтийской Руси продолжателем её политической, культурной и исторической традиции стала северная Русь. Именно поэтому в былине, записанной на Онежском озере, в Кижах, чувствуется отголосок некоего древнего ревнивого соперничества Руси северной – Новгородской и Руси южной – Киевской. Несмотря на то что половина описанных событий былины происходит в Киеве и Чернигове, она должна быть отнесена, скорее, к циклу Новгородских былин. Также к нему отнесены былины о путешествиях Садка и Василия Буслаева. Дюк Степанович так же путешествует в Киев, как Садко на Балтику и в «Золотую орду», а Василий Буслаев – в Иерусалим. Былина создана новгородцами для новгородцев. А возможно, что и раньше, ещё жителями Винеты, переехавшими жить в Новгород. Именно северную позицию отстаивает сказитель, объясняя слушателям, что культурный и экономический центр Руси находится на северо‑западе, а не в Киеве. К патриотическим чувствам земляков обращается сказитель, воспевая преимущества «Индии» над Киевом.
Показательно и то, что былина заканчивается словами, которую мог создать только народ, давно и постоянно живущий на берегу моря:
Он поехал‑то в Индею во богатую
Ко своей государыне родной матушке,
К пречестной вдове Мальфе Тимофеевне.
А он сделал с нею доброе здоровьице.
А тут век про Дюка старину скажут.
Синему морю на тишину,
Добрым людям на послушанье[101].
Соловей Будимирович
В русской эпической традиции есть немало былин, которые традиционно относят к былинам киевским, тем не менее по ряду признаков их можно отнести и к северному – новгородскому былинному циклу. Некоторые из них не сохранили такие убедительные признаки северного происхождения, как былина о Дюке Степановиче, но имеют черты, позволяющие нам сделать предположение, что былины эти не только были сохранены народной памятью на русском Севере, но и созданы были там же.
Былина о Соловье Будимировиче, который, между прочим, ещё и гусляр, известна в 28 записях. Самая старая из записей принадлежит Кирше Данилову. Профессор В.Ф. Миллер[102] убедительно утверждал, что эта былина северного, новгородского происхождения. Тем не менее, по основному месту действия её отнесли к Киевскому циклу. П.Н. Милюков обратил внимание на то, что в былине упоминаются такие географические реалии, как море Варяжское – Финский залив, город Леденец – замок Линдаписса около Ревеля, остров Кодольский – Котлин. С нашей точки зрения, гидроним «Варяжское море» в этой былине следует понимать шире, чем Финский залив. Варяжским морем называлось всё море Балтийское или как минимум его часть от Финского залива до земли славянского племени варинов, которых немцы именовали ваграми, а на Руси традиционно называли варягами.
Прежде чем перейти к рассмотрению упомянутых в былине топонимов, отметим, что по сюжету былина очень близка именно к великорусским свадебным песням, в которых жених приезжает откуда‑то из‑за моря[103]. Это обстоятельство мы можем считать также прямым свидетельством того, что былина создавалась в великорусской среде и мифопоэтическими конструкциями была укоренена в устойчивых мифологических формулах этой традиции.
Одна из наиболее распространенных записей былины перечисляет такие топонимы: Соловей Будимирович приплывает из города «Леденца», из земли «Веденецкой»:
Из‑за славного синя моря Волынского,
Из‑за того Кодольского острова,
Из‑за того Лукоморья зеленова…[104]
С.В. Рогачев в работе «Гледен‑Леденг» так определяет прототип былинного города Леденца: «Скорее всего, название древнего города – предшественника Устюга – Гле’ден есть результат некоторой перекомпоновки финского полунарицательного топонима Ле’денг».
Он предлагает считать прототипом города Леденца либо Великий Устюг, либо населенный пункт на полпути между Никольском и Тотьмой в селе в 200 км к юго‑западу от Устюга. Он стоит на речке Леденге (текущей к Сухоне), деревня выше по течению именуется Леденга. Другой топоним, предложенный С.В. Рогачевым в качестве прототипа, расположен в 200 километрах к югу от Великого Устюга, называется Леденгск, но уже в бассейне Ветлуги.
Распространено еще и такое мнение, что город Лединец, это Линданисса – одно из названий древнего Таллинна.
Былинный «Кодольский» остров П.Н. Милюков считал островом Котлин (Ketlingen)[105]. В.Б. Вилинбахов подразумевал под топонимом «Кодольский» «…искаженное название острова Готланда, мимо которого действительно мог плыть Соловей Будимирович, отправлявшийся на Русь из западнославянских земель»[106].
Несмотря на различные мнения, большинство исследователей локализуют упомянутые топонимы на севере России и в балтийском регионе, расходясь в местонахождении отдельных мест, но всегда связывая их расположение или с Русским Севером, или с Балтийским морем. Былинное «зелёное Лукоморье» всегда единодушно помещается исследователями также на Балтийском море, только одни (В.Б. Вилинбахов) видят в нем искаженное название «Зеландское лукоморье (поморье)»[107], другие (Е. Нефедов) – берег острова Руяна (Рюгена), залив между полуостровом Виттов (на котором стояла та самая Аркона) и полуостровом Ясмунд, имеющим четко очерченную дугообразную форму. В настоящее время он называется Тромпер Вик (Tromper Wiek)[108].
Карта руяна
Вид на залив с Арконы
Присмотревшись к описанию флота богатого гостя, мы обязательно обратим внимание на оформление кораблей Соловья Будимировича. Они роскошно украшены и, что характерно, все эти богатства подчеркнуто северные:
У того было сокола у корабля
Вместо бровей было прибивано
По черному соболю якутскому,
И якутскому ведь сибирскому;
Вместо уса было воткнуто
Два острые ножика булатные;
Вместо ушей было воткнуто
Два востра копья мурзамецкие;
И два горностая повешены,
И два горностая, два зимние;
У того было сокола у корабля
Вместо гривы прибивано
Две лисицы бурнастые[109] ;
Вместо хвоста повешено
На том было соколе‑корабле
Два медведя белые заморские[110].
Соловей Будимирович сидит на кресле из «дорогого рыбьего зуба», то есть из моржового клыка, который добывали только на Русском Севере, на Баренцевом и Карском море.
Соболя, горностаи, бурые лисицы, шкуры белых медведей, моржовые клыки – все говорит о том, что Соловей Будимирович приехал с Русского Севера и с Варяжского (Балтийского) моря.
Начинается былина также с описания севера и северной природы:
А мхи были, болота в поморской стороны,
А гольняя щелья в Бели́‑озери́,
А тая эта зябель в подсиверной страны,
А <…> сарафаны по Моши по реки́,
Да раструбисты становицы в Ка́ргополи,
Да тут темные лесы что смоленские,
А широки врата да чигиринские[111].
Сказитель как бы описывает, откуда и куда плывут корабли Соловья Будимировича: Поморье, Белое озеро, река Моша (Архангельская область, приток р. Онеги), Смоленские леса, уездный город Киевской губернии Чигирин, Днепр, Киев.
Учитывая перечень этих географических названий, можно утверждать, что Соловей Будимирович – «больший атаман» (кстати, тоже северная – новгородская – должность предводителя дружины) – прибыл с Русского Севера. Очевидно, что его город Леденец находился где‑то там. С.В. Рогачев предполагает – в Великом Устюге, а П.Н. Милюков считает, что это замок Линдаписса около Ревеля, остров Кодольский – Котлин.
Еще можно предположить, что легендарный город Леденец – это старорусский Веденец, древнее название Венеции. Логично допустить, что в этой былине так же, как в былине о Дюке Степановиче, речь идёт не о Венеции, а о знаменитом, крупнейшем в средневековье, торговом славянском городе Винете (Волине, Юмне), превратившемся со временем из Веденца в Леденец. В упомянутом море Волынском многие исследователи видят море Балтийское, названное так в честь знаменитого острова Волин[112].
Можно также предположить, что былинный город Леденец – это торговый город в южной Швеции, на берегу реки Лёдде. Город назывался Лёддечёпинг, что на Руси могло быть сокращено до Леденца. Тем более что это поселение находилось недалеко от острова Руяна (можно сказать «напротив») и располагалось на пути предполагаемого путешествия Соловья Будимировича. О связи Соловья Будимировича с балтийскими славянами свидетельствует и тот факт, что наряду с традиционными северорусскими дарами князю – «сорок сороков соболей», «мелкого зверя и сметы нет», ещё дорогие ткани. Известно, что дорогие ткани выполняли в экономике балтийской Руси ту же функцию, что и меха на Руси северной: они были прообразом денег, эквивалентом стоимости. Не случайно в языческих храмах балтийских славян накапливалось такое огромное количество дорогих тканей:
«…Драгоценные металлы не допускались у ран в обращение. Деньгами служили у них не меха, как у русских в старину, а полотна…»[113], «…по словам Саксона Грамматика, кроме множества денег ( в храмах. Г.Б.) хранился великий запас драгоценных тканей, распадавшихся от ветхости»[114].
Былину о Соловье Будимировиче сближает с былиной о Дюке Степановиче не только их северное – варяжское происхождение, похожие названия их городов, упоминание о Балтике, но и неслыханное, баснословное богатство главных героев. Это наводит на мысль, что оба богатыря прибыли из какого‑то крупнейшего, богатейшего торгового города на Балтике, а таким городом там был именно Волин – Винета.
И если Дюк Степанович в былине просто хвастался своим богатством, то атаман Соловей Будимирович с дружиной приезжает сватать племянницу киевского князя. Вероятно, что не только богатство, но и знатное происхождение позволяли ему так поступать. А.Я. Лыщенко нашел в былине параллели со сватовством норвежского королевича Гарольда III к дочери Ярослава Мудрого. Полагаем, что в былине идет речь о славянском герое. С этим согласен, например, и В.Б. Вилинбахов: «…мы отказываемся видеть в Соловье, носящем чисто славянское имя, скандинавского путешественника. Гораздо более вероятным представляется то, что он был западнославянским мореплавателем; во всяком случае, это был славянин, прибывший на Русь с Балтийского моря»[115].
Вряд ли русские северные былины стали бы с симпатией воспевать сватовство традиционно враждебного норвега к киевскому князю. Разумнее было бы ожидать подобное восхищение от скандинавских сказителей.
Если допустить, что в перечне топонимов, в зачине былины подразумеваются не Новгородские земли, а, возможно, южное побережье Балтийского моря – Балтийская Русь, то и там мы сможем отыскать некоторые аналогичные названия. Например, «поморская сторона» может оказаться не только землёй беломорских поморов, но еще и Балтийским поморьем[116]. Город Леденец (Лёддечепинг) окажется также недалеко.
Следующий топоним из былинного зачина описан так: «А гольняя щелья в Бели́‑озери́…».
Новгородцам, конечно, хорошо известно, что на Белом озере, которое у города Белозерска, нет «гольных щелей», то есть прибрежных, гранитных, покатых скал. Именно такие скалы на Севере называют «щелья». Видимо, в былине подразумевается какое‑то другое Белое озеро. Возможно, что это – озеро Имандра на Кольском полуострове, в старину оно тоже называлось Белым, там множество подобных скал. Не исключено, что речь идет и об озере Белом, расположенном на балтийском острове Руяне (современный Рюген): «А тая эта зябель в подсиверной страны…»[117].
Снова в былине говорится о северной «зябели», от слова «зябнуть», то есть о холоде, может быть, и о ветре:
А <…> сарафаны по Моши по реки́…[118]
Река Моша протекает в Архангельской области, в Плесецком и Няндомском районах. Является правым притоком Онеги. В четырёх километрах от места впадения находится село Федово. Опять северный топоним:
Да раструбисты становицы в Ка́ргополи…[119]
Река Моша
Каргополь – город, расположенный на правом берегу реки Онеги в Архангельской области. Каргопольский район граничит с Вологодской областью и республикой Карелия.
Обратите внимание, что почти везде речь идёт о водных путях. Этим, кажется, сочинитель былины хотел подчеркнуть, что былина о людях флотских, много путешествующих на кораблях.
Город Каргополь, на берегу р. Онеги
Большинство упомянутых топонимов (а их можно без натяжки назвать и гидронимами) находятся на территории древней Новгородской земли, теперь это Карелия, Вологодская и Архангельская области.
Далее в былине говорится о смоленских лесах и «Вратах чигиринских», видимо, как о дальнейшем маршруте кораблей Соловья Будимировича в Киев:
Да тут темные лесы что смоленские,
А широки врата да чигаринские.
Ещё одним характерным маркером, подтверждающим северорусское происхождение Соловья Будимировича, является его страсть к игре на гуслях:
Струну к струночке натягивает,
Тонцы по голосу налаживает,
Тонцы он ведет от Новагорода,
А другие ведёт от Еросолима,
А все малые припевки за Синя моря,
За синя моря Волынскаго,
Из‑за того Кодольского острова,
Из‑за того Лукоморья зелёного[120].
Интересен перечень старинных музыкальных терминов и приёмов:
«Тонцы по голосу налаживает» – то есть настраивает гусли не по камертону, а под собственный голос. Так действительно поступало большинство народных исполнителей вплоть до конца XX века. При таком строе инструмента легче петь.
«Тонцы он ведет от Новагорода» – видимо, использует гусельный строй, известный тогда как «новгородский». Скорее всего, это именно тот строй, который этномузыкологи чаще всего находили в экспедициях по северо‑западу России в конце XX века, хорошо известный строй «по звукоряду». Можно предположить, что под «новгородский строй» Соловей исполнял именно северные исторические песни и былины, сложившиеся на Новгородской земле.
«А другие ведёт от Еросолима» – по нашему мнению, тут говорится, что гусляр – Соловей – умеет перестраивать гусли на «иерусалимский лад», видимо, для исполнения христианских духовных стихов и псалмов, так как это было принято делать на инструменте псалтырь (от греч. Ψαλτήριον). Вероятно, этот строй напрямую ассоциировался с исполнением религиозных произведений. Не случайно шлемовидные гусли, наиболее близкие по конструкции к библейскому инструменту псалтирь, получившие широкое распространение среди духовенства, в народной традиции назывались «гуслями поповскими»:
А все малые припевки за Синя моря,
За синя моря Волынскаго,
Из‑за того Кодольского острова,
Из‑за того Лукоморья зелёного…
1696 г. Буква «Пси». Псалтирь
Показательно, что «малые песни», вероятнее всего, – это припевки и песни «под пляску», лирические и весёлые частушки, географически привязанные к Лукоморью зелёному, к морю Волынскому, то есть Балтийскому: они из‑за моря Волынского, из земель, находящихся за морем, то есть из Балтийской Руси. Подобные песни на Руси часто назывался песнями «елинскими», то есть языческими. И не мудрено, ведь до XIII века обширная часть земель Балтийской Руси оставалась в языческой вере, в то время как остальная Русь была уже крещёной. Видимо, весёлые пляски и припевки устойчиво ассоциировались с дохристианской религией и соответственно с Балтийской Русью и поэтому выделялись в особый жанр, отстоящий от исторических песен, былин и духовных стихов. Однако в былине к этому песенному жанру, происходящему из‑за моря Волынского, с Лукоморья зелёного, отношение одобрительное и это видно в описании музыки, которая слышна из теремов, построенных в Киеве Соловьём Будимировичем. Там играют «во гуселька яровчаты» и опять повторяется перечисление трёх жанров гусельной игры: новгородской, иерусалимской и лукоморской:
Тонцы ведут от Нова города,
Другие ведут‑то от Еросолима,
Припевы припевают хороши[121].
В теме гусельной игры из трёх «тонцев» – строев и жанров исполнения на гуслях – два происходят из Новгородской земли и Балтийской Руси. Третий, также не киевский, а иерусалимский – традиция исполнения псалмов. В некоторых вариантах былин отчество Соловья совсем «гусельное» – «Соловей да сын Гудимирович!». Можно осторожно предположить, что его отец – Гудимир – мог быть назван в честь инструмента гудка или гуслей, двух наиболее сакральных инструментов древней Руси.
По свидетельству фольклорных экспедиций этномузыкологов консерватории им. Римского‑Корсакова на территории современной северо‑западной России гусли были наиболее распространены и популярны. Аналогичные инструменты найдены в Балтийской Руси и даже оставили свой след в Дании, где некогда находились славянские колонии: «Очевидное сходство с новгородскими древними гудками и гуслями, их частями, деталями или заготовками обнаружено археологами в Хедебю – это граница Германии и Дании, в Польше в городах Ополе и Гданьске…»[122].
Традиция игры на гуслях сохранилась в России до конца XX века и была благополучно перенята нашими современниками. На Украине традиции гусельной игры слабо прослеживаются и в фольклорном материале, и исторически.
События былины выстроены по классической кольцевой композиции, как большинство русских богатырских сказок. Выйдя из дома, богатырь совершает подвиги и возвращается домой, проделав гигантский круг. Мы помним, что повествование начинается с севера, с описания мест – родины Соловья. В записи былины, сделанной Сорокиным в Пудоге, Соловей не только приезжает из «земли Веденецкия», но и возвращается на северо‑запад с невестой:
Тут‑то млад Соловей сын Будимирович
Не венчался во славном городе во Киеве,
Поехал в свою землю Веденецкую
На тех‑то на черныих на кораблях[123].
Это также приводит к выводу, что Соловей Будимирович – человек с северо‑запада.
М.П. Чевалков Соловей Будимирович и Забава Путятична, 2003
Основные противоречия внимательных исследователей сосредоточиваются на споре: откуда же всё‑таки пришли корабли атамана Соловья в Киев? С русского Севера или с Балтийского побережья? Нам кажется, что это противоречие можно устранить, вспомнив о том, что некогда Русь Новгородская была заселена славянами именно с южного побережья Балтийской Руси, с того моря Варяжского, Волынского, Синего, в «Повести временных лет» новгородцы происходят «от рода варяжского». Довольно продолжительное время связи земель Новгородских и Балтийской Руси были очень крепкими. Об этом свидетельствуют и археологические открытия последнего времени, и северный русский эпос[124]. Весьма вероятно, что атаман Соловей мог жить на Балтийском побережье, а «коммерческое дело» вести в районе современной Вологодчины и Архангельской области. Именно там добывалась драгоценная пушнина и чрезвычайно дорогой моржовый бивень. Традиционно считается, что в VI веке на земли Новгородского княжества с запада пришли племена кривичей, а в VII веке в процессе славянского заселения Восточно‑Европейской равнины пришло племя ильменских словен. Если наше предположение верно, то время происхождения былины можно с определенной степенью вероятности датировать периодом с VI по X век. Если упомянутого в былине князя Владимира Красное Солнышко предположительно считать реальным историческим персонажем – князем Владимиром Святославичем (который стал новгородским князем в 970, а в 978 году захватил киевский престол), то былину следует отнести к Х веку. Князь Владимир, родившийся под Псковом и имевший весьма тесные связи как с Новгородом, так и варягами Балтийской Руси, вполне мог благосклонно отнестись к сватовству какого‑нибудь князя или родовитого и богатого атамана из Варяжской (Балтийской) Руси, из Леденца или Волина к своей племянницы.
Н. Кочергин. Автолитография. 1949
Былина о Соловье Будимировиче, безусловно, северорусского происхож‑дения, имеющая очевидное отношение к Балтийской Руси и сохранившая воспоминания о былой близости, об административных, хозяйственных и культурных связях древней Новгородчины не только с Киевским княжеством, но и со славянскими княжествами Балтийского Поморья. Несмотря на то, что основные события происходят в Киеве, её всё же корректней было бы отнести к былинам Новгородского цикла, вслед за были‑нами о путешествиях Садка, Василия Буслаева и Дюка Степановича.
Дата добавления: 2018-10-25; просмотров: 263; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!