Предводитель первого полухория 10 страница
Не всегда гладиатор, одержавший победу в схватке, мор уйти с арены: бывало, что на смену павшему бойцу приходил другой и сражение возобновлялось. Тела убитых, как уже говорилось, выносил особый раб – либитинарий. Другой, конфектор, т. е. «завершитель», добивал раненых зверей. Гладиатор, выступавший на арене впервые и победивший своего противника, получал табличку из слоновой кости, где было написано его имя и имя хозяина школы, где он обучался, – ланисты; для самого ланисты это всегда было хорошей рекламой. Имея такую табличку, гладиатор как отличившийся переходил в группу более высокую. Заслужив определенное количество таких знаков отличия, гладиатор оказывался, наконец, в группе ветеранов, имея право на почетную отставку.
Как известно, жизнь раненого бойца зависела от воли зрителей. Пораженный мог умолять публику о снисхождении, о сохранении ему жизни, поднимая указательный палец. Если он пользовался симпатиями зрителей, они благосклонно выслушивали его мольбы и оставляли его в живых; если же он имел несчастье не угодить им, если то, как он держался на арене, им не нравилось, они обрекали его на смерть криками «Добей!» и роковым жестом – опустив вниз большой палец.
Некоторые гладиаторы были особенно популярны в Риме: Гермес, Гелий, Адволант. Гермесу, любимцу тогдашней публики, даже посвящена одна из эпиграмм Марциала:
Гермес – Марсова племени утеха,
|
|
|
Гермес может по‑всякому сражаться,
Гермес – и гладиатор, и учитель,
Гермес – собственной школы страх и ужас,
Гермес – тот, кого сам боится Гелий,
Гермес Адволанта презирает,
Гермес всех побеждает невредимый,
Гермес сам себя в схватках замещает,
Гермес – клад для барышников у цирка,
Гермес – жен гладиаторских мечтанье,
Гермес с бранным копьем непобедимый,
Гермес грозный своим морским трезубцем,
Гермес страшный и в шлеме под забралом…
Марциал. Эпиграммы, V, 24
Как и выдающиеся актеры, гладиаторы, даже если они не отличались красотой, пользовались успехом у римских матрон, которым импонировали их сила и слава.
…Что за краса зажгла, что за юность пленила
Эппию? Что увидав, «гладиаторши» прозвище терпит?
Сергиол, милый ее, уж давно себе бороду бреет,
Скоро уйдет на покой, потому что изранены руки,
А на лице у него уж немало следов безобразных:
Шлемом натертый желвак огромный по самому носу,
Вечно слезятся глаза, причиняя острые боли.
Все ж гладиатор он был и, стало быть, схож с Гиакинтом.
Стал для нее он дороже, чем родина, дети и сестры,
Лучше, чем муж…
Ювенал. Сатиры, VI, 103–112
Гладиаторы могли быть даже низкого роста, но силы не должны были подвести никого из них. «Имевший тощее тело, но необыкновенную силу Тритан, славившийся владением самнитским оружием в боях гладиаторов, и его сын, воин Помпея Великого, обладали мышцами, идущими вдоль и поперек, крест‑накрест, по всему телу, на плечах и на руках, – об этом сообщает Варрон, рассказывая о проявлениях необычайной силы» (Плиний Старший. Естественная история, VII, 81–82). Сильные руки и плечи не только давали гладиатору победу и славу, но буквально спасали ему жизнь в схватках.
|
|
|
Между тем программа кровавых зрелищ, столь ценимых римлянами, со временем расширилась. Все чаще на арене устраивали бои с дикими зверями: или боец атаковал зверя поодиночке, или же затевали охоту на целую стаю – венации. Некоторые должностные лица, прежде всего эдилы, были обязаны организовывать такие зрелища на собственный счет в день, когда вступали в должность. Несмотря на большие издержки, должностные лица охотно соревновались между собой в пышности и блеске устроенных зрелищ, ведь это позволяло обрести популярность в городе, что имело немалое значение для всей дальнейшей карьеры. Не удивительно, что в 63 г. до н. э. особым законом было запрещено всем добивающимся какой‑либо должности устраивать гладиаторские игры в течение двух лет, предшествовавших выдвижению гражданином своей кандидатуры; исключение составляли игры, проведенные согласно чьему‑то завещанию и связанные либо с похоронами, либо с годовщинами смерти завещателя. Впрочем, Цицерон не раз утверждал, что закон нарушают используя любую возможность для организации массовых зрелищ, дабы обратить на себя внимание сограждан.
|
|
|
Почему проведение игр требовало таких больших средств? Прежде всего очень дорого обходились купля или наем гладиаторов: сам предприниматель, владелец гладиаторов, редко устраивал игры, но, как сказано, продавал или отдавал своих учеников внаем организатору зрелищ. При этом цены были всегда высокие – и в эпоху республики, и при императорах. Растущие притязания ланист вынудили властей вмешаться: при императоре Марке Аврелии были законодательно определены условия продажи или найма гладиаторов, причем некоторое установленное властями количество бойцов ланиста должен был уступить организатору зрелищ по цене более низкой, ведь гладиаторские игры считались в то время акцией общегосударственной, способной обеспечить императору поддержку масс.
Другой проблемой было добыть и доставить необходимое количество диких зверей для венаций, ведь зверей – львов, тигров, пантер, кабанов – выпускали на арену не десятками и не сотнями, а тысячами. В так называемом Анкирском памятнике – высеченном на мраморе обзоре государственной деятельности Октавиана Августа, составленном от его имени и обнаруженном в древней Анкире (ныне Анкара), – принцепс упоминает об устроенных им 26 раз в цирке, на Форуме и в амфитеатрах боях с дикими зверями из Африки: в этих боях было убито около 3500 животных. Цифра едва ли завышена, ведь и об императоре Тите известно, что при освящении нового амфитеатра – Колизея – он «вывел гладиаторов и выпустил в один день пять тысяч разных диких зверей» (Светоний. Божественный Тит, 7).
|
|
|
Поставками диких зверей в столицу приходилось заниматься наместникам в провинциях, хотя это отнюдь не входило в их обязанности. Так, когда избранный в Риме эдилом Целий Руф обратился к Цицерону, в то время проконсулу, управлявшему Киликией, с просьбой прислать ему пантер для устройства зрелищ, он вполне сознавал, что речь шла об одолжении. Он упрашивает наместника взять на себя эту заботу и распорядиться, чтобы жители Кибиры в Памфилии отловили для него несколько десятков пантер, которые водились там в изобилии. Эдил готов даже прислать своих людей для кормления пойманных животных и для отправки их морем в Италию (Письма Марка Туллия Цицерона, CCXII, 3; CCXXII, 10). Просьбы эти, однако, ни к чему не привели: Цицерон решительно отказал, ибо, как объясняет он своему другу Аттику, «с моим добрым именем несовместимо, чтобы во время моего наместничества кибирцы по официальному приказу ловили зверей» (Там же, CCLI, 21).
Для большинства римлян эти зрелища были излюбленным развлечением. Они ходили в амфитеатры, чтобы насладиться острыми впечатлениями, увидеть экзотических животных, полюбоваться на лучших гладиаторов, имена которых были так же хорошо известны, как сегодня имена спортсменов и эстрадных певцов. Отправляясь в амфитеатр, публика уже знала, кого она увидит в этот день на арене, ведь существовали афиши с полной программой выступлений и именами участников. Этой популярностью отдельных бойцов пользовались в своих целях оборотистые барышники, заранее скупавшие все билеты, чтобы распродать их в розницу по более высокой цене.
Но иным римским интеллектуалам кровавые массовые зрелища были не по душе, и притом по многим причинам. Римские богачи наперебой задавали пышные празднества, устраивали дорогостоящие игры, не жалея никаких средств, дабы завоевать благорасположение сограждан. От богатых и влиятельных людей, таких, как Крассы, Лукуллы, Квинт Гортензий Гортал, Гай Клавдий Пульхр, сын Аппия Клавдия, Публий Корнелий Лентул, наконец, Помпей Великий, старались не отставать и другие, когда становились эдилами. К таким людям Цицерон относился весьма критически – быть может, еще и поэтому он не спешил выполнять просьбу эдила Целия о ловле пантер. Подобное поведение должностных лиц великий оратор и философ называл расточительством, а вовсе не щедростью или широтой души: «Расточительные – это те, кто проматывает свое состояние на пирушки, на раздачу мяса, на бои гладиаторов, на игры и на травлю диких зверей – на все то, о чем память они оставят недолгую или вообще не оставят никакой». О любой трате денег, «цель которой – снискать расположение толпы», Цицерон отзывается резко отрицательно (Цицерон. Об обязанностях, II, 55–57).
Сам же он не находил ни малейшего удовольствия в созерцании кровавых игр на арене. Бои гладиаторов, травли зверей – все это зрелища для черни, собирающие огромные толпы народу. Говоря об играх, устроенных Сципионом Назикой в честь Квинта Цецилия Метелла, Цицерон не без холодной иронии замечает: «Я лично думаю, что большего стечения народа, чем то, какое было во время этих гладиаторских боев, не бывает никогда» (Цицерон. Речь в защиту Публия Сестия, 124–125). Одному из друзей он признается, что вообще тяготится подобными зрелищами, пышность которых его только угнетает. «Как я могу думать что ты жалеешь о том, что не видел атлетов, ты, который отнесся с презрением к гладиаторам, когда сам Помпей признает, что понапрасну истратил на них масло и труд. Остается еще упомянуть о боях с дикими зверями – по два раза в день на протяжении пяти дней. Они были великолепны, никто не отрицает: но что за удовольствие для образованного человека смотреть, либо как слабый человек будет растерзан могучим зверем, либо как прекрасный зверь пронзен охотничьим копьем? Впрочем, если это стоит видеть – ты часто видел это; мы же…не увидели ничего нового. Последний день был день слонов. Он вызвал большое восхищение у черни, у толпы, но не доставил никакого удовольствия; более того, это породило какое‑то сочувствие и мнение, что у этого животного есть нечто общее с человеком» (Письма Марка Туллия Цицерона, CXXVII, 2–3).
Добавим, что подобные зрелища бывали и просто опасны, и не только для бойцов, сражавшихся со зверями, но и для прочих. Об одном таком инциденте на арене мы узнаем из эпиграммы Марциала:
Лев, что обычно сносил укротителя смелого палку
И позволял к себе в пасть ласково руку совать,
Вдруг всю покорность забыл, и к нему вернулась такая
Ярость, какой не сыскать и на Ливийских горах.
Ибо он мальчиков двух из толпы прислужников юных,
Что разгребали комки окровавленной земли,
Дико, проклятый, схватив, растерзал свирепо зубами:
Рима арена досель зла не видала страшней.
Хочется крикнуть: «Злодей, вероломный предатель, разбойник,
С нашей волчицы бери к детям пощады пример!»
Марциал. Эпиграммы. II, 75
Поэт явно имеет здесь в виду легендарную волчицу, выкормившую маленьких Ромула и Рема.
Не приходится удивляться, что и в эпоху империи далеко не все римляне находили удовольствие в кровавых развлечениях «…Нет ничего гибельнее для добрых нравов, чем зрелища, вед; через наслаждение еще легче прокрадываются к нам пороки», – пишет Сенека, делясь с Луцилием своими впечатлениями от гладиаторских боев (во время гладиаторских игр давали два представления в день: утром травля зверей, в полдень бои гладиаторов):
«Случайно попал я на полуденное, надеясь отдохнуть и ожидая игр и острот – того, на чем взгляд человека успокаивается после вида человеческой крови. Какое там! Все прежнее было не боем, а сплошным милосердием, зато теперь – шутки в сторону – пошла настоящая резня! Прикрываться нечем, все тело подставлено под удар, ни разу ничья рука не поднялась понапрасну. И большинство предпочитает это обычным парам и самым любимым бойцам! А почему бы и нет? Ведь нет ни шлема, ни щита чтобы отразить меч! Зачем доспехи? Зачем приемы? Все это лишь оттягивает миг смерти. Утром люди отданы на растерзание львам и медведям, в полдень – зрителям. Это они велят убившим идти под удар тех, кто убьет их, а победителей щадят лишь для новой бойни. Для сражающихся нет иного выхода, кроме смерти. В дело пускают огонь и железо (мечами, факелами и ударами бичей возвращали на арену отступавших гладиаторов. – Прим. пер. ), и так покуда не опустеет арена. „Но он занимался разбоем, убил человека“. – Кто убил, сам заслужил того же. Но ты, несчастный, за какую вину должен смотреть на это? – „Режь, бей, жги! Почему он так робко бежит на клинок? Почему так несмело убивает? Почему так неохотно умирает?“ – Бичи гонят их на меч, чтобы грудью, голой грудью встречали противники удар. В представлении перерыв? Так пусть тем временем убивают людей, лишь бы что‑нибудь происходило» (Сенека . Нравственные письма к Луцилию, VII, 2–5).
Гладиаторы, допущенные к играм, давали присягу. Сенека иронически комментирует: «…в обязательстве самом позорном стоят… слова: „Даю себя жечь, вязать и убивать железом“. Кто отдает руки внаем для арены, кто за еду и питье платит кровью, – от них берут ручательство в том, что они вытерпят все, хоть и против воли…» (Там же, XXXVII, 1–2). И в этих своих суждениях Сенека был вовсе не одинок: не все в Риме разделяли вкусы и пристрастия массового зрителя. Но императоры по‑прежнему старались угодить толпе, откликнуться на ее громкий зов: «Хлеба и зрелищ!»
Когда гладиаторские игры стали так популярны, когда число их участников значительно возросло и в Риме, и в других городах Италии, когда, наконец, зрелища стали длиться часами, тогда уже Бычий форум или любая другая городская площадь перестали годиться для проведения игр, ибо не вмещали всех бойцов, зверей, а главное – зрителей. Пришлось приступить к строительству специальных помещений – амфитеатров, где отныне и проходили подобные зрелища.
Первый амфитеатр в Риме воздвиг в середине I в. до н. э. Гай Скрибоний Курион, предложив оригинальный проект. Эта постройка состояла из двух полукруглых частей, которые могли вращаться (обе части были сделаны из легкого дерева). Разомкнутые, они образовывали два больших театра, а обращенные друг к другу выступали как арена амфитеатра, и тогда зрители рассаживались по окружности со всех сторон площадки. Замысел Куриона удовлетворил далеко не всех. Так, Плиний Старший отзывался о нововведении Гая Скрибония Куриона, желавшего в память о своем умершем отце соорудить нечто, способное превзойти театр Марка Эмилия Скавра, весьма критически, считая эту подвижную конструкцию нелепой и пустой новинкой. Правда, и он признает, что проект Куриона давал некоторые удобства: утром происходили театральные представления сразу в двух театрах, так что актеры на обеих сценах не заглушали друг друга; затем части постройки изменяли свой вид, возникал амфитеатр, где в полдень устраивали гладиаторские бои. «Чему же прежде здесь удивляться? Изобретателю или изобретению? (…) Тому, кто отважился это измыслить, или – совершить, или – приказать, или – послушно исполнить? Превыше всего явится безумие людей, решившихся сесть на столь ненадежные, неустойчивые сиденья. (…) Сколько несчастий могло случиться! (…) И вот весь римский народ, поместившись словно на двух плотах, удерживается только при помощи двух петель и созерцает самого себя борющимся за жизнь, ведь он тут же погибнет, если в какой‑ то момент расшатаются машины» (Плиний Старший. Естественная история, XXXVI, 117–119).
За деревянным амфитеатром с двумя вращавшимися частями последовал в 46 г. до н. э. амфитеатр Цезаря, также деревянный. При Августе был сооружен на Марсовом поле первый в Риме каменный амфитеатр, построенный городским префектом Титом Статилием Тавром. В середине I в. н. э. добавился амфитеатр Нерона. Однако самый большой и самый знаменитый римский амфитеатр возвели в 70‑х годах I в. н. э. между Палатинским и Эсквилинским холмами императоры Веспасиан и Тит: это был громадный, монументальный амфитеатр Флавиев, получивший позднее название Колоссеум, или Колизей. Он мог вместить в себя одновременно более 45 000 зрителей (некоторые авторы говорят даже о 80 000 или 87 000). Это овальная четырехъярусная постройка с прекрасно распланированной системой коридоров, проходов и выходов, лестниц, вентиляции. Конструкция лестниц, входов и проходов – вомиториев – такова, что, по подсчетам современных нам исследователей, зрители, десятки тысяч зрителей, могли при необходимости покинуть здание за пять минут, не теснясь и не толкаясь. Наружные стены разделены четырьмя рядами арок, выдержанных в разных стилях. Длина наружных стен составляет 527 м, высота – 50 м.
Колизей
Строили амфитеатры и в других городах Италии и провинций: в Помпеях, Сполето, Путеолах, Поле, Вероне, Пренесте и во многих иных местах, в Галлии – в Арелате (Арль), Немаузе (Ним), Лютеции (Париж), Везунне (Периге), в Испании – в современных Мериде и Севилье, а также на острове Сардиния, в Тунисе. О популярности гладиаторских игр в Италии говорит хотя бы то, что там насчитывалось 99 амфитеатров, из которых археологами изучено 27. Все они были сооружены за счет города или за счет какого‑либо частного лица, а иногда строительство частично финансировал сам император. Так, Адриан помог возвести амфитеатр в Капуе. Частные жертвователи рассчитывали прославить родной город, а заодно и самих себя, что очень помогло бы им на выборах местных должностных лиц. Надписи заставляют сделать вывод, что на средства частных граждан были сооружены амфитеатры в 15 городах Италии, а кое‑где и не один (например, в Помпеях). Среди частных жертвователей, оплативших строительство целиком или частично, были и магистраты, и женщины, и вольноотпущенники, среди которых было немало богатых людей. В Тибуре (Тиволи) некто Марк Туллий Руф передал на строительство амфитеатра 20 000 сестерциев, выполняя последнюю волю своего покойного отца. В Синуэссе Секст Цецилий Биррониан соорудил на свои деньги только арену. В Казине (ныне Монтекассино) амфитеатр и храм подарила городу богатая матрона Уммидия Квадратилла, о которой упоминает в своем письме Плиний Младший. Также и в Помпеях видные горожане Гай Куспий Панса и его сын построили амфитеатр, разрушенный в 62 г. н. э. землетрясением, а потом вскоре возвели новый – незадолго до рокового извержения Везувия в 79 г.
Примечательно, что больше всего таких посвятительных надписей на амфитеатрах обнаружено на территории Латия и Кампании: здесь особенно любили гладиаторские игры. И только одна надпись происходит с юга Италии, из Калабрии: там вкусы населения, очевидно, были иными, ведь в южной части страны сильнее ощущалось влияние греческой цивилизации, которой кровавые зрелища остались чужды.
Частные инициаторы таких построек шли на все ради славы, так что уже при Тиберии пришлось впервые ограничить законом участие частных граждан в подобных начинаниях. Богатые и предприимчивые горожане мало заботились о соблюдении инженерных требований, о том, чтобы отыскать подходящее место, грунт, заложить надежный фундамент, а это, как нетрудно понять, нередко влекло за собой трагические последствия. Достаточно вспомнить катастрофу, случившуюся в 27 г. н. э. с амфитеатром в Фиденах и ярко описанную Тацитом (Анналы, IV, 62–63), – о ней мы уже упоминали в ряду подобных же строительных катастроф в античном мире. Римский сенат тогда не только наказал виновного подрядчика – вольноотпущенника Атилия, рассчитывавшего разбогатеть сэкономив деньги на укреплении постройки, но и постановил, что устраивать гладиаторские игры вправе лишь те, чье состояние оценивалось более чем в 400 тыс. сестерциев, и что запрещается возводить амфитеатры без предварительного обследования надежности грунта. При императоре Траяне был, кроме того, принят закон, по которому человек, затеявший строительство амфитеатра на собственный счет, обязан был довести работы до полного завершения. С III в. сооружение амфитеатров на средства частных лиц почти прекратилось. Лишь одна сохранившаяся надпись, датируемая IV веком, сообщает, что некий Лоллий Кирий, возглавлявший городскую курию, вернул в прежнее состояние обветшавший старый амфитеатр – речь шла следовательно, лишь о реставрации древней постройки, а не о строительстве нового здания.
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 198; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!