День четвертый, мауи. Полное опустошение
Да, без всякого сомнения, в ходе EPIC5 Мауи задал нам с Джейсоном самую трудную задачу. И на этот раз дело было не в поломках или в организаторских оплошностях. То была внутренняя битва, вынудившая нас на собственном опыте узнать, сколько страданий может в принципе вынести тело.
Ночью в Молокаи, уже на грани между явью и сном, я испытал целый шквал эмоций – страх, ужас, истощение. Так, наверное, чувствует себя человек, когда смотрит в дуло направленного на него пистолета.
Мы с Джейсоном, казалось, дошли до последней черты. Каждая клеточка тела вопила: сдайся. Но знаете, какова была моя последняя мысль перед тем, как я окончательно погрузился в сон?
«Три позади. Два осталось. Сделай это».
Однако когда на следующее утро, еще до рассвета, сработал будильник и его звон слился с кукареканьем петухов на плантациях, у меня было впечатление, будто я не проспал и часа. Я с трудом заставил себя встать. Конечности как будто залили свинцом. Походкой зомби я поплелся на кухню, пробормотал что-то вроде приветствия Ребекке, которая, чтобы упаковать наши вещи и загрузить их в машину (рейс в 7:30), поднялась на час раньше меня. Она была нашей батарейкой «Энерджайзер».
После сборов и перелета, которые я помню не лучше, чем если бы меня накачали транквилизаторами, мы прибыли на Мауи. Там нас встретили жаркое солнце и порывистый ветер – предвестники испытания, с которым мы столкнемся лицом к лицу во время велопробега. Но мы приободрились, обменявшись рукопожатиями с Полом Хопвудом, выдающимся ультрабегуном и членом команды HURT. Он тогда усердно тренировался перед легендарным трейлраннингом на 100 миль (161 км) Western States 100 – это один из самых престижных и самых трудных ультрамарафонов по пересеченной местности в мире. Поль вызвался сопровождать нас в течение всего дня, и, несмотря на жуткую усталость, я воспрял духом. Как-никак рядом с нами будет настоящий профи. Мы быстро погрузили вещи и направились к пляжу Камаоле в части острова под названием Кихеи.
|
|
|
Пляжная парковка была забита до отказа: орды туристов прибыли на пляж кто загорать, кто кататься на серфе. Мы пошли в раздевалку, чтобы натянуть плавательные костюмы. Поскольку наши полусонные мозги по-прежнему застилал плотный туман, а тела пребывали не в лучшем состоянии, то, что должно было бы занять десять минут, отняло почти полчаса. Я просто не мог отыскать силы, чтобы заставить себя двигаться. Следовало бы размяться, поделать растяжки, нанести крем от загара, намазать вазелином подмышки (без этого там во время длительного заплыва неизбежно возникают болезненные натертости). Также следовало бы обсудить с Крисом план на день, позаботиться о питании и смене одежды перед велогонкой. А я неподвижно сидел на бампере машины и медленно кусал банан, упершись невидящим взглядом вдаль. Разумеется, я лишь оттягивал неизбежное. И пока я пребывал в прострации, солнце припекало еще сильнее.
|
|
|
Заплыв был запланирован на девять. Время, однако, приближалось к десяти. Мы с Джейсоном не обменялись ни словом, но, взглянув друг другу в глаза, поняли, что нас гложет одна и та же мысль: пройти «железный» триатлон в нашем состоянии – утопия.
Я сокрушенно покачал головой, но немедленно пожалел, что впустую потратил даже такую толику энергии на нечто негативного характера. «Так ты только вредишь себе, – подумал я. – К чему строить из себя жертву? Все устали…» Я изо всех сил попытался обрести позитивный подход. Но внутренний скептик упорно шептал: «Это даже не смешно».
Джейсон не произносил ни слова – видно, тоже экономил силы. А может, как и я, знал, что лучше скрыть все эмоции, как завзятый игрок в покер. Взглянув на него, я услышал в голове его новую мантру: «Вот что я называю настоящим испытанием».
Кто бы спорил.
Мы снова встретились взглядами и опять прочли в глазах друг у друга осознание абсурдности происходящего. Нам обоим хотелось пожаловаться, но мы мужественно прикусили языки. И тут случилось самое неожиданное. От беспредельного перенапряжения мы оба разразились бесконтрольным смехом, хихикая, будто девочки-подростки. Катарсис. Естественная реакция в нашем положении. Принять боль лучше, чем сделать укол морфия.
|
|
|
Подзарядившись энергией момента, мы пошагали к берегу, чтобы поприветствовать серферов; горячий песок жег наши и без того измученные ноги.
В отличие от Ханалеи-Бэй на Кауаи и безлюдного Попохаку на Молокаи, Камаоле – это гудящий туристический улей, обрамленный магазинами и ресторанами. Обстановка так и взывала: «Расслабься, отдохни, забудь обо всех заботах». Воистину дьявольский искус.
Ласковые волны омывали мои пылающие ноги журчащей белой пеной, а я наслаждался тем, что никто нас не узнаёт, ни один отдыхающий не имеет ни малейшего представления о нашем мероприятии. У кромки воды девочка лет четырех усердно наполняла голубое ведерко мокрым песком. Глядя на нее, на бирюзовую гладь воды, я на мгновение потерял ощущение реальности, и внутреннему взору предстали дни беззаботного детства на берегах озера Мичиган. И что за путь привел меня с тех берегов на эти?
|
|
|
Но пришло время браться за дело. Я глубоко вдохнул, наполнив легкие теплым соленым воздухом, и медленно вошел в воду. Погрузившись в океан по горло, я закрыл глаза и, распластавшись, лег на воду, погрузившись в очень краткую медитацию. Я попытался очистить разум, поставить заслон негативным эмоциям, проникнуться идеей о том, что то, «кто я есть», не определяется тем, что я «думаю» и даже что я «чувствую» в данный конкретный момент.
«Ты – это не твой разум, ты – это не твое тело…»
На один неуловимый миг я раздвинул границы сознания до бесконечности. И вслед за этим меня настиг прилив энергии, а за ним – глубокая уверенность, что я абсолютно точно пройду сегодняшнее испытание.
Но одновременно я осознал, что обычного упорства на это не хватит. Да, чисто «на волевых» можно одолеть часть дистанции. Но не пересечь финишную черту. Определенно не в этот раз. Придется отыскать способ исключить единственно возможный исход сегодняшней гонки – полная и безоговорочная капитуляция.
Но что, в сущности, это означает – «капитуляция»?
И пока я лежал в теплых объятиях моря, мне пришли на ум слова из книги Дафны Роз Кингмы: «Капитуляция – это прекрасный поступок, когда вы с благодарностью, по собственной воле, спокойно сдаетесь, чтобы отыскать срединный путь, где судьба вдруг открывает вам свои объятия. Сдаться, признать поражение – это значит отпустить ситуацию, и неважно, верите вы в это или нет, но объятия судьбы ждут вас. Это вера в высшие силы – не зацикливаться на том, чем все кончится, а покориться судьбе, веря, что даже отсутствие результата станет идеальным решением».
Порой жизнь преподносит нам бесценный дар – озарение. Меня вдруг осенило, что успеха не будет, если сегодня я буду просто упираться рогом в землю. Нет, он придет, если только я смогу отбросить свое эго и довериться чему-то более великому и более возвышенному.
Но проще сказать, чем сделать. Лишь полностью приняв эту мысль, я сумел стартовать. Один маленький гребок.
Потом еще один.
И еще.
Я просил океан возродить меня к жизни, как тогда на Оаху, но тот молчал. Когда я проплывал мимо мола, океан повел себя неприветливо: я оказался в «стиральной машине» сильных течений, которые, казалось, толкали меня во всех возможных направлениях, но только не вперед. Стало ясно, что таких послаблений, как на благословенном Оаху, и уж тем более того «водного экспресса», который донес меня до финиша на Молокаи, здесь ждать не стоит. Этот заплыв придется отработать по-честному. А если это трудно для меня, то и представить сложно, каково будет Джейсону.
«Отпустить ситуацию». С течением я сражаться не мог, это точно. Единственное, что оставалось: сдаться на волю волн, приняв мысль, что надо будет делать три-четыре гребка вместо одного.
«Ну и что? Подумаешь, беда. Я в Мауи. Это кульминация невероятной авантюры. День чудесный. Наслаждайся моментом».
Сомнения и сожаления рассеялись. Я собрался с мыслями и постарался направить Джейсону заряд положительной энергии, чтобы он успешно прошел первый этап дня. Маршрут заплыва состоял из восьми отмеченных буями витков по заливу. Я обогнал Джейсона на два круга – так тяжко ему приходилось. Но каждый раз я видел, что он настойчиво борется с течением, даже не думая сдаваться. Хотел бы я как-то ему помочь; но я знал, что самое лучшее – оставить его в покое.
Чуть больше чем через час я выбрался из воды, увертываясь от детишек на бугибордах[64] и пляжных бродяг, которые не удостаивали меня даже взглядом – урок смирения для радостного триумфатора. Выбравшись на песок, я отдышался и решил, что пора подкрепиться. День только начался, а я уже обезвожен, вымотан и зеваю во весь рот. Сходил, называется, утречком покупаться.
Высматривая Джейсона, я увидел, как он задел левой рукой чей-то серф. Ему оставалось еще много, но он держался стойко, как и всегда. Он сохранял ровный темп – один гребок на вдох. Я слишком хорошо знал Джейсона, чтобы волноваться за него.
Смыв в душевой с тела соль, я попытался восполнить недостаток жидкости и калорий Endurance Elixir, сэндвичами с авокадо и парой литров кокосовой воды, заполнив живот под завязку. Когда к затрудившемуся желудку прилила кровь, я окончательно обессилел. Да еще эта жара… Палящее солнце стояло в зените, мумифицируя мое бедное тело – ничего подобного на EPIC5 еще не бывало. Взглянув на молодую парочку, нежившуюся на белых и пушистых пляжных полотенцах, я не на шутку позавидовал. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы отвернуться.
«Работать, Ричард, солнце еще высоко».
Когда Джейсон выбрался из воды, было видно, как тяжело далась ему победа в битве. Отказавшись от помощи Ребекки и Рика, он ясно дал понять, чтобы его на минутку оставили в покое. Я знал, что в моих словоизлияниях он тоже не нуждается. Да и нечего было говорить. Зато оставалось много чего сделать.
Оставив позади курортную толчею Камаоле-Бич, мы стартовали на своих покрытых солью велосипедах. Спины пекло, как в печке, пока мы жали педали на подъеме, который начинался прямо от пляжа, а потом свернули налево на шоссе Пиилани. Когда мы ехали в сторону аэропорта, я мельком взглянул на ноги Джейсона, молотящие по педалям, – раз-два, раз-два, раз-два. Мускулы моих ног горели от каждого движения. Я страдал как физически, так и морально, и Джейсон – я знал это без всяких слов – испытывал то же самое. Наши велосипеды двигались рядом, всего в нескольких сантиметрах друг от друга, и я ощущал идущий от Джейсона жар, до меня долетали капельки его пота. Солнце жгло, асфальт плавился, а впереди простиралась дорога – черная и сверкающая.
Боль-боль, боль-боль, боль-боль.
– Жара, – прохрипел Джейсон. Я в ответ лишь угумкнул.
Но кроме жары нас подстерегал ветер.
У аэропорта нас встретили яростные шквалы. Я выжимал из себя около двухсот ватт – устойчивый темп в диапазоне моей Z2, который на обычной трассе давал бы по меньшей мере 30 километров в час. Но здесь Garmin показывал всего 13. Было чертовски трудно просто ехать по прямой. Сторонний наблюдатель, однако, вряд ли смог бы оценить всю мощь стихии: открытая равнина, лишь кое-где покрытая низкой растительностью, производила впечатление безмятежности. Только изредка вихри вздымали с земли песок, покрывая наши потные тела мелкой пылью. Попав в такую воронку, мы почти слепли, хоть наши глаза и были защищены очками Oakley Jawbone. Удерживаясь на велосипеде с единственной здоровой рукой, Джейсон являл собой настоящее чудо во плоти.
Пора было внести коррективы в маршрут. Изначально мы планировали два круга, где, как мы теперь выяснили, попадались длинные отрезки со встречными ветрами. Но если бы мы вступили в это сражение вторично, то поставили бы под угрозу не просто успех нашего предприятия, но и собственные жизни. Поэтому, достигнув аэропорта, мы развернулись и поехали обратно к Кихеи, и ветра, на этот раз попутные, донесли нас до поворота направо на шоссе 30, по которому можно было проехать вдоль побережья Западного Мауи на север, к поселению Лахаина.
Однако, избавившись от одной проблемы, мы тут же столкнулись с другой – и уже не в первый раз.
Наши несчастные седалища… Не считая недолгой ремиссии на Молокаи, появившиеся на Оаху натертости, что неудивительно, только усугублялись. Все это время мы усердно пользовались мазью Bontrager, но стало ясно, что профилактика не помогла. Всего 65 километров с начала заезда, а наши с Джейсоном филейные части уже пребывали в аду. Нажав на педали еще раз пять, я не выдержал и решил ехать стоя – крайне энергозатратная манера езды, даже если ты не устал, а в нашем случае и вовсе возмутительная расточительность. Но выбора не было: оставаться в седле – все равно что сидеть на ножах.
И вот тогда у меня поехала крыша. Я осатанел. Ветераны ультрасостязаний говорят: «Никогда не бери в команду друзей или возлюбленных». Почему? Да потому, что, когда глубокая усталость и недосып достигают предела, освобождается наш внутренний зверь, способный порвать в клочья даже самые крепкие отношения. Раньше я не особо верил этому совету, тем более после того, как поддержка жены и детей во время Ultraman-2009 только крепче связала нас друг с другом.
Но после EPIC5 я понял, сколь мудр этот совет.
Я осатанел. Я был невыносим.
На середине дистанции я увидел наш автомобиль, припаркованный на обочине сразу за Лахаиной, слез с велосипеда и потребовал подать мне новые шорты – последняя надежда облегчить мои страдания.
Конечно, никто не имел представления, где их искать. «Да что они, мыслей читать не умеют?!»
– Где моя сумка?!
Пометавшись по фургону, я вытащил оттуда свою спортивную сумку и принялся в ярости кидать вещи прямо в грязь, пока не нашел искомое. Тут же я прыгнул в кусты, чтобы сменить шорты. Когда я возвратился, Молли, Пол и Ребекка глядели на меня широко открытыми глазами. Наверняка они решили, что неплохо бы позвать опытного экзорциста.
Пылая злобой, я одолел еще несколько километров, прежде чем сумел прийти в себя и объективно оценить свое поведение. Да, я вымотался так, как в жизни не выматывался. Но это было не оправдание, чтобы набрасываться на людей, которые самоотверженно отдают себя нашему делу. М-да, некрасиво. И совсем не похоже на меня.
«Да что это со мной?»
Как назло, я ехал по одному из красивейших побережий мира. Вдоль шоссе Хоноапиилани на идиллическом берегу росли роскошные пальмы, низко склоняя кроны над невообразимо белыми песками. Серферы выписывали идеальные зигзаги в бирюзе моря. А я не мог думать ни о чем, кроме того, что ноги отказываются жать педали, а задница пылает в огне. Я даже попытался насладиться зрелищем, но тщетно. На какой-то миг в поле моего зрения попал шикарный закат, окрасивший небо розовым, но меня он оставил полностью равнодушным. «Ну да, закат, и что?..» Джейсон ехал за мной, и все мои мысли были сфокусированы на том, чтобы продолжать бороться с ветром и двигаться вперед по прямой. Мне было вовсе не до любования красотами. Вместо этого я уставился на пыльную обочину, неосознанно выбирая место для краткой остановки. «Боже, мне нужно лишь чуть-чуть отдохнуть!» Хоть я и знал: стоит мне слезть с байка, не пройдет и минуты, как я вырублюсь под ближайшим кустом.
От навязчивой мысли меня отвлек автомобиль, который начал догонять нас сразу за Лахаиной. Из пассажирского окошка высунулся человек, который принялся фотографировать нас с Джейсоном. И это не было случайностью – они явно знали, кто мы такие. Хотели подбодрить нас и запечатлеть знаменательные моменты. И я снова осознал: мы не одиноки. Кроме преданной команды были и другие – мы даже не знали этих людей, а они сопереживали нам, специально подъехали, чтобы поддержать.
Боль на время отступила, а энергии чуть прибавилось. Я повернулся к Джейсону:
– На нас люди смотрят, приятель. Мы не одни. Может, мы особенные – из тех, кто ведет других, а?
Теперь мне неловко вспоминать эти слова. Мне вовсе не свойственно упиваться собственным величием… Но что было, то было. Я сказал так, потому что был доведен до крайности. В тот момент мне нужно было так сказать. Чтобы не бросить все к чертовой матери, я должен был верить, что все это безумие имеет хоть какой-то смысл не только для меня одного. И Джейсон испытывал то же. Казалось бы, пустяк, всего несколько слов. Но когда я произнес их, мы перестали думать только о том, как сильно мы устали, и внутренне приняли идею, которая явилась мне утром, во время медитации перед заплывом.
Нужно ли было это все кому-то, кроме меня и Джейсона? Не знаю. Но в качестве средства спасения я должен был убедить себя, что да, нужно. «Пожалуйста, пусть так и будет». А иначе наша затея низводится до попытки потешить собственное эго. Я должен был поверить.
И я поверил.
Я чуть поднажал и проехал еще несколько километров, стараясь не обращать внимания на то, что ягодицы горят, как в аду, что поясницу ломит, а ноги теряют способность двигаться.
На нашем подкорректированном маршруте мы сделали две петли между Лахаиной и Маалаэа. Когда мы второй раз проезжали Лахаину, солнце село, и мы немного передохнули, поскольку пришлось сделать остановку, чтобы надеть на велосипеды передние и задние фары. Но, как выяснилось, мы плохо себе представляли, сколь плотная тьма вскоре окутает остров. Хоть и с фарами, мы все-таки плохо видели дорогу. Пришлось импровизировать, и мы надели на шлемы головные фонарики. Ну вылитые шахтеры в недрах земли, только на велосипедах.
Как-то лента моего фонарика соскочила, и тот съехал на покрытый солью лоб; луч света ударил прямо в глаза, полностью меня ослепив. Но обошлось.
Другой раз я, борясь с сильным боковым ветром, спускался сразу за Джейсоном по оживленному шоссе, где была не обочина, а одно название. Снова фонарик съехал на лоб, и в тот же миг позади раздался выстрел выхлопной трубы большого грузовика. Любой, кто ездил на гоночных велосипедах, знает, какие они неустойчивые при боковом ветре. Все внимание уходит на то, чтобы не упасть. В такой ситуации последнее, о чем вы мечтаете, – это снять руку с руля. Но я был полностью ослеплен бьющим в глаза светом.
Когда грузовик приблизился вплотную, я запаниковал. Попытался позвать Джейсона, но голос подвел. Мысли заметались, прокручивая сценарии: «Где я? У обочины или кривая вывела на середину шоссе, прямиком грузовику под колеса?» Какой-то дремучий инстинкт велел моей левой руке быстро снять с глаз фонарик, не рыпаться ни вправо ни влево и ждать, пока грузовик проедет мимо. Пульс подскочил до ста ударов в наносекунду.
Оставалось всего 65 километров, когда мы, покинув Западный Мауи, повернули на юг, на короткий отрезок федерального шоссе 31, ведущий к городку Ваилеа, благодаря судьбу, что тут есть широкая обочина. С трудом могу вспомнить, как одолел эти мили. Знаю только, что бо льшую часть пути проделал стоя. Мне открылся прежде незнакомый уровень изнеможения.
«Просто продолжай двигаться».
Когда мы подъезжали к Камаоле-Бич, где начался наш день и где мы запланировали сменить экипировку на беговую, я жадно вдыхал манящие ароматы из ресторанов и баров туристического рая. Но от запахов желудок взбунтовался, и горло обожгла отрыжка с банановым привкусом. А в глазах заплясали пятна. Каждая крошечная неровность на и без того ухабистой дороге отдавалась молниями боли в моих многострадальных ягодицах. Единственное, что не дало мне немедленно соскочить с велосипеда, так это мысль о том, что до пляжной парковки осталось всего ничего.
Я сосредоточился на дорожных значках, указывающих расстояние, ведя обратный отсчет. «Три мили… две мили… одна миля… полмили…» Но когда до пляжа было рукой подать, Пол высунулся из окна командной машины и сообщил, что мы недобрали до 180 несколько километров и от пляжа нужно будет сделать еще один челночный заезд: 6,5 километра туда и 6,5 километра обратно.
«Еще тринадцать километров?!!» Не может быть! Но мимолетный взгляд на велокомпьютер подтвердил, что подсчеты верны. В обычный день проехать после долгой поездки лишние 13 километров для меня раз плюнуть.
Но сегодняшний день обычным назвать было нельзя. Я был на последнем издыхании. Будь я иностранным шпионом в Гуантанамо[65], я бы выдал любой государственный секрет, лишь бы меня сняли с этого прокля того байка. Я готов был расплакаться.
«Никто не должен видеть твоих слез. А ну опусти голову».
Слезы пополам с потом жгли полуослепшие глаза.
«Просто продержаться до следующего значка с милями».
Потом промежуточные цели стали измеряться в десятках метров… потом в метрах… Да кончатся ли когда-нибудь эти 13 километров?.. А про марафон можно просто забыть! Ясно, что его мне уже не выдержать. Не в моем состоянии – что физическом, что умственном, что душевном. Джейсон, без сомнений, со мной согласится. Кое-как мы сумеем добраться до финиша. Но дальше – все. Мы сильно постарались, у нас почти получилось, однако нечего и думать о том, чтобы натягивать сейчас на мои бедные ноги кроссовки. Может, завтра, хорошенько выспавшись – но не сегодня. Нет, ни за что.
Когда мы наконец доехали до пляжной парковки, было уже 22 часа с лишним, и я твердо решил за нас обоих, что вечерний марафон официально отменяется.
Пока команда приветствовала нас, я отцепил ноги от педалей, каким-то невообразимым усилием сумел перекинуть ногу через верхнюю трубу велосипедной рамы и просто уронил байк на землю. Если я больше никогда в жизни не увижу эту дымящуюся кучу углеволокна – плакать не стану.
Будто сомнамбула, я, никуда не сворачивая, прохромал мимо Джейсона, Ребекки, Молли и Пола в направлении общественной душевой и там, прямо в одежде, прислонился к покрытой кафелем стенке (иначе я вряд ли устоял бы на ногах) и пустил воду.
Четверть часа я смывал со своего тела грязь, соль, слезы и страдания, глядя, словно завороженный, как вода уносит их в воронку слива. Наслаждаясь душем, я был поглощен одной-единственной мыслью: «Все, с меня хватит». Пусть я не закончу день, как собирался, пусть нам будет стыдно за то, что мы не достигли цели, которая, хвала соцсетям, стала приобретать общественную значимость, я уже выжал из себя все до капли. Ну и славно. Меня и правда ничто не заботило в тот самый момент. Ничего мне не было нужно.
«Слушайте, мне уже сорок три. У меня юридическая практика, которой я не уделяю должного внимания. Что я пытаюсь доказать?»
Я совершил достаточно. Мне нужна моя жена. Я скучаю по детям. А все, в чем я нуждаюсь в данную секунду, так это в подушке, свежих простынях и объятьях Морфея.
Твердо решив как можно скорее вернуться в гостиницу, я выбрался из душа, ухватил полотенце и потащился к Джейсону, который, завернувшись во влажное полотенце, сидел на заднем бампере нашего фургона, низко опустив голову. Я уселся рядом на эту импровизированную церковную скамью.
Мы помолчали.
Тишину нарушила Ребекка, которая подошла и хотела спросить что-то по поводу носков. Но Джейсон перебил ее:
– Пожалуйста, не говори со мной сейчас.
«Спасибо, друг». Конечно, Ребекка ни в чем не была виновата. Как всегда, ею руководили лучшие побуждения. Но не было никаких сил слушать кого-то, не то что отвечать. Было понятно без лишних слов, что на сегодня все, финиш; и я был уверен, что Джейсон чувствует то же.
Прошло еще минут десять. Пол, Ребекка и Молли ждали неподалеку. Никто не вымолвил ни слова. Мы с Джейсоном оба понимали, что пришла пора сдаться, но никто не хотел произносить это вслух первым.
Боясь вырубиться, я старался держать глаза открытыми, бессмысленно таращась на океан. Ритмичный шелест волн в полной темноте оказывал гипнотический эффект, останавливая течение времени и мыслей. Но медленному погружению в зыбучие пески усталой дремы помешало грубое вторжение реальности: перед нами явилась женщина из ниоткуда… Ну, вообще-то она пришла со стороны погруженного в тьму пляжа.
Она была такой тощей, что выглядела старше своих лет. Покачиваясь на босых ногах, женщина приблизилась к нам и остановилась прямо передо мной в ярком свете уличного фонаря. Бирюзовый топик и яркие пляжные шорты едва прикрывали обгоревшую, облезающую кожу. Явно находясь в таком же полусознательном состоянии, как и я, но по другой причине, она уткнула затуманенный взгляд в мое лицо и нетвердо выговорила:
– Эй, красавчик, не хошь повеселиться?
Класс. То что нужно. Поддатая мамзель.
– Может, в другой раз, – ответил я, избегая взгляда, чтобы она отвязалась побыстрее.
– Ну, не хошь, как хошь, – просипела она голосом прожженной алкоголички и отправилась искать компанию дальше.
Но тишина была нарушена. Подводя черту, Джейсон встал с бампера, развернулся и, глянув мне в глаза, произнес:
– Ладно, дружище.
«Слава тебе господи. Наконец-то в гостиницу и в кровать».
– Надевай кроссовки, – сказал Джейсон. – Время для пробежки.
«Что?!! Нет, он наверняка шутит!»
Разум немедленно бросился подыскивать всевозможные аргументы, доводы, оправдания и отговорки, чтобы доказать, что идея, мягко выражаясь, неудачная. Но я будто дара речи лишился. И странно: на ум в этот миг пришла та пьяная женщина. Меня захлестнул поток эмоций, когда до меня вдруг дошло, что, если бы не благодать, снизошедшая на меня двенадцать лет тому назад, я был бы сейчас таким же – слонялся бы в ночи пьяным до изумления. «Не такие уж мы с ней и разные». Однако я был не только трезв, но и готов встретиться с реальностью лицом к лицу.
«Почему она подошла именно ко мне?» – подумал я. Единственное объяснение, которое нашел я: в ее образе мне явился ангел, чтобы напомнить, какая милость была мне ниспослана и сколь далеко я ушел от прежнего себя.
Проникнувшись глубочайшей благодарностью судьбе, я совершил невозможное – медленно поднялся на ноги, чтобы встретить задумчивый, направленный куда-то вдаль взгляд Джейсона. А потом… провал. Через пять минут я увидел, что на мне надеты другие шорты, компрессионные носки и кроссовки, – в общем, я полностью готов к бегу. Определенно я не падал в обморок. Однако я был не в состоянии вспомнить, что происходило в течение этих пяти загадочных минут.
Вне всякого сомнения, это был переломный момент EPIC5. И один из переломных моментов для меня. Подняться с бампера, зная, что после этого придется бежать марафон, было труднейшим делом за всю мою жизнь. Загвоздка лишь в том, что я этого не делал. Не мог сделать. Сила воли полностью иссякла, решимость испарилась, сменившись отупением. Так что же произошло? Кто-то взмахнул волшебной палочкой, не иначе. Но только не я сам, поверьте. Заряд энергии, необходимый, чтобы встать с бампера, пришел явно откуда-то извне.
Блаженство опустошения. Я наконец обрел его. Это такое чудесное ощущение аскетической чистоты, которое приходит лишь тогда, когда логическое мышление замирает и все наносное пропадает, оставляя душу – или ваше настоящее «я» – наедине с истиной.
В детстве я обожал популярное телешоу семидесятых That’s Incredible. Каждую неделю ведущие Фрэн Таркентон, Кэти Ли Кросби и Джон Дэвидсон знакомили зрителей с каким-нибудь удивительным достижением человеческого духа. Да, многое там имело сомнительный характер. Но, как и большинство ровесников, я был в восторге и каждую неделю прилипал к телеэкрану.
Одним из гостей шоу был таинственный йогин Куду – мастер йоги, который при росте в метр восемьдесят обладал потрясающей гибкостью. Никогда не забуду, как он медленно втиснулся в коробку из прозрачного пластика площадью в пятую часть квадратного метра, которую потом загерметизировали и поместили в бассейн, придавив грузом, чтобы не всплыла. Через четверть часа кран поднял коробку из-под воды, и из нее выбрался йог – целый и невредимый. Замедлив биение сердца примерно до пяти ударов в минуту, мастер смог вполне спокойно просидеть в коробке без доступа воздуха.
На меня это произвело неизгладимое впечатление. Я до сих пор часто вспоминаю йогина Куду, а еще – индийских монахов, которые, согласно ряду задокументированных свидетельств, способны предаваться медитации неделями, месяцами и даже годами без крошки еды. Эти примеры показывают, что если разум находится под контролем, а дух видит перед собой цель, то тело может сделать больше, чем мы осмеливаемся себе представить.
Когда мы стартовали, это больше походило на спортивную ходьбу, а не на бег. В движении мы заправились сэндвичами с миндальным маслом и выпили огромное количество жидкости, медленно разминая ноги, которые должны были пронести нас 42 километра в полной темноте.
– У нас вся ночь впереди, брат. Неважно, сколько это займет. Если придется всю дорогу идти пешком, значит, пойдем пешком.
Слова Джейсона подействовали на меня успокаивающе. А вспомнив свое решение капитулировать, я расслабился. И начал потихоньку оживать.
После первого пешего километра мы перешли на трусцу. Что ж, неплохо. И прежде чем сумели осознать, что происходит, мы уже бежали по-настоящему, болтая и перешучиваясь. Пол Хопвуд и Молли Кляйн бежали с нами. Их энтузиазм помог заглушить мрачные мысли, циркулировавшие в моей голове последние несколько часов.
Добравшись до шоссе 31, мы побежали обратно к аэропорту, где к нам присоединилось несколько местных бегунов, которые следили за нашим мероприятием по интернету. Появился свет в конце тоннеля, к нам мало-помалу стала возвращаться способность получать удовольствие от происходящего, мы вошли в ритм – немного пробежали, немного прошагали, и опять.
Около полуночи мы усердно трамбовали трассу, когда с нами поравнялся автомобиль. Машина остановилась, наружу выпрыгнул известный местный триатлет Дилан Рист и – прямо в галстуке, брюках и тяжелых кожаных ботинках – побежал с нами. Он только что отработал официантом смену в ресторане. Ну, теперь уж точно – пошло веселье.
Несколько километров мы одолели, перемежая ходьбу с бегом (если, конечно, можно было назвать это бегом). Мы не торопились, разговаривали, наслаждаясь хорошей компанией и теплым ветерком с полей сахарного тростника, выстроившихся вдоль дороги. Не успел я оглянуться, как мы достигли отметки в 10 миль (16 км).
«Похоже, нам все же удастся добраться до финиша».
Глухой ночью мы миновали тихий городок Кахулуи, пересекли аэропорт и направились по шоссе Хана к длинному подъему по шоссе Халеакала. Когда мы продвигались вверх по крутому подъему шоссе Халеакала (со старта прошло уже несколько часов), Джейсон повернулся ко мне и с улыбкой сказал:
– Почти на месте, брат. Так держать, и сам не заметишь, как все будет позади.
Я взглянул на наручный компьютер Garmin Forerunner 310XT – прибор, напоминающий массивные часы, который показывает разнообразные данные: пульс, темп бега, наклон дороги, истекшее время и – что тогда было для меня важнее всего – расстояние. Прибор показывал 20 километров. Мы не одолели еще и полпути! Джейсон, этот пуританин в том, что касается гаджетов, не имел абсолютно никакого представления, сколько мы пробежали. Но чтобы не снижать его оптимизма, я промолчал.
Когда мы проделали пять километров в гору, а подъему все еще не было видно конца, я засомневался, что Пол выбрал удачный маршрут. Образно выражаясь, колеса моего локомотива начали проскальзывать. Я опять возвращался в мрачное, до боли знакомое состояние, когда нет мочи с кем-нибудь спокойно разговаривать. В общем, я снова сатанел.
И вот, не в силах вынести мысль, что еще бог весть сколько нужно бежать вверх, я вышел из себя.
– Какого черта мы делаем?! – прокричал я сквозь зубы, да так, что изнутри ударило по глазам. – Надо обратно на равнину. Этот бесконечный подъем – просто идиотизм.
Продолжая пребывать в своем внутреннем мире – или, что скорее, устав от меня и моих жалоб, – Джейсон промолчал. А Пол, свеженький, как утренняя роса, просто не видел проблемы.
– Не такой этот подъем и крутой, – откликнулся он вместо Джейсона.
«Достаточно крутой», – проворчал я себе под нос. Может, он и ультрабегун, но это же не он наматывает четвертый «железный» триатлон за неделю.
Еще километра три я героически молчал и бежал вверх по незнакомой местности, не видя ничего за пределами овала света от головного фонарика. Но на 25-м километре я снова вскипел.
– Полный бред. Я – обратно в аэропорт. Кто со мной?
Не дожидаясь ответа, я развернулся и побежал вниз, и тем самым стал виновником того, что в монолите нашей группы появилась трещина. В конце концов остальные, отступив от плана, присоединились ко мне, но вред уже был нанесен: я подорвал дух команды, нарушив святое правило: «Что бы ни случилось, держаться вместе».
Сначала я радовался, что можно бежать под горку, но вскоре крутой спуск взял плату болью в квадрицепсах. Каждый шаг впрыскивал в ногу очередную порцию молочной кислоты, и вонзавшиеся в плоть кинжалы убеждали остановить безумие. Кругозор вновь сузился, я стиснул зубы и постарался отстраниться от действительности.
Вскоре мы достигли равнины, опять миновали аэропорт и пошли на дугу в западном направлении через город Кахулуи. Я отстал и бежал вслед за Джейсоном, который продолжал болтать с Полом и Молли. Я велел себе смотреть только на них.
«Успокойся. Расслабься».
Беговая форма Пола была просто потрясающая. Как истинный профи в ультрабеге, он передвигался без видимых усилий. Пол из тех бегунов, для кого придуманы гонки на 100 миль (161 км). До сих пор я все еще приучаю себя к мысли о сотне миль. «Когда-нибудь…» Но не сегодня.
Время близилось к трем. Пол провел целый день в заботах о нас, но все же бежал с нами всю дорогу и выглядел бодрячком. На самом деле в ту ночь он пробежал гораздо больше марафонской дистанции, потому что постоянно сновал между Джейсоном и мной, поднося нам воду и отзываясь на любые другие просьбы. Хотя я-то отказывался подкрепиться, не поддерживал разговоров и вообще требовал, чтобы меня оставили в покое. Но Пол прекрасно понимал, что со мной происходит. Не понаслышке зная, каково пребывать в «пещере боли», он смиренно сносил мое хамство.
Позже мне было очень стыдно за свое поведение. Форменное свинство грубить человеку, который добровольно потратил на нас столько времени и сил. Я извинился перед Полом, и он сказал, что все понимает, ничего личного.
Достигнув Кахулуи и направившись обратно к аэропорту, мы одолели отметку в 30 километров. Картина получилась воистину сюрреалистичной, когда фоном нам стали служить горящие поля сахарного тростника[66]. Сотни гектаров пламени. Предрассветное небо окрасилось в фантастический оранжевый оттенок, и повсюду разливался сильный едкий запах. Экстравагантные декорации – то ли пейзаж Дали, то ли сцена из «Апокалипсиса сегодня» – добавляли абсурда происходящему (хотя абсурда и так было с избытком).
Но конец был уже близок. Мы с Джейсоном все реже переходили на шаг.
Сделав большой крюк вокруг торгового района Кахулуи, наша группа направилась к парковке аэропорта, где проходила финишная черта. Радуясь, что можно смотреть хоть на что-то кроме пылающих тростниковых полей, я хватался взглядом за сияющие вывески: здесь заправка Chevron, там круглосуточная аптека Rite Aid – что угодно, лишь бы отвлечься от боли. А километры уходили в прошлое.
Но чем ближе мы были к пункту назначения, тем гуще становился дым от горящего тростника. Хотя мы сняли майки и повязали их на лица в качестве респираторов, вскоре дышать стало невозможно. Снова смена маршрута.
Наша команда оставила нас, чтобы забрать с парковки аэропорта машину Пола. Мы условились встретиться на новом финише, за границей едкого дыма. И вот на последних трех километрах мы с Джейсоном остались вдвоем, на фоне пламенеющего неба, наперегонки с надвигающимся восходом. Мы бежали, храня молчание, как в первое утро EPIC5 на Кауаи – целую вечность тому назад.
«Почти на месте. Просто дойди до конца».
Каждую минуту, каждую сотню метров я поглядывал на Garmin. Наши добровольные муки выглядели весьма по-дурацки: бегать кругами по окрестностям, пока наручный компьютер не позволит остановиться. А потом – без фанфар и даже без единого человека, кто бы мог поздравить нас или хотя бы похлопать по плечу, – мы оказались на финише.
Слишком усталые, чтобы обниматься, мы коротко пожали друг другу руки. Нашей команды нигде не было видно. Оставалось только ждать; они прибудут вот-вот.
Я осторожно улегся на жесткую бетонную площадку перед автосервисом Royal Hawaiian Tire & Auto – не слишком подходящий антураж, чтобы почивать на лаврах. Прошло минуты полторы, а потом… забытье. Я провалился в сон.
Не уверен, сколько минут протекло – может, десять, самое большее пятнадцать. Но когда нас нашли Пол, Молли и Ребекка, я дрых без задних ног. Когда Пол растолкал меня, ему пришлось в буквальном смысле на себе тащить меня в машину, где я прислонился головой к окну в надежде, что это помешает мне заснуть по дороге в отель.
Когда мы прибыли в весьма милую гостиничку старомодного городка Паиа, Джейсон помог мне выбраться из машины и провел в холл. «Должно бы быть наоборот», – подумал я. Я был плох – намного хуже, чем Джейсон. Принять горизонтальное положение – предел мечтаний. Я не мог говорить. Не мог двигаться. Девушка за стойкой искренне старалась разместить нас побыстрее, но в столь ранний час ей понадобилось немало времени, чтобы разыскать ключи и разобраться, кому какой номер заказан. Все мои ресурсы давно были на исходе, и меня снова все стало бесить.
Я не помню почти ничего из происходящего далее, кроме того, что мне понадобилась помощь Джейсона, чтобы преодолеть всего один лестничный пролет и забраться в постель. Я знал, что нужно поесть, но смог затолкать в себя лишь немного лапши, которую принесла Ребекка. И когда поднялось солнце, я закрыл жалюзи, натянул на голову одеяло и провалился в небытие.
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 221; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!