Вступление к песням на тему «Сон в красном тереме» 23 страница
– Вы правы! – поспешили согласиться гости. – В надписи должно быть четыре слова, а у нас всего три. Надо придумать четвертое!
Тут Баоюй не вытерпел и, не спросив дозволения отца, сказал:
– В старинных стихах говорится: «Высится флаг в цветах абрикоса». Надо «высится» заменить на «виднеется», опустить слово «цветы», и получится прекрасная надпись: «Виднеется флаг среди абрикосов».
– Совершенно верно, «виднеется», – подхватили гости. – К тому же в этом названии подразумевается деревня Цветов абрикоса.
– Но «абрикосовые цветы» – это все же банально, – усмехнулся Баоюй. – Однако танский поэт сказал: «Ворота из прутьев у самой воды, и рис ароматный цветет». Почему бы не назвать это место деревушкой Благоухающего риса?
– Прекрасно! – придя в восторг, захлопали в ладоши гости.
– Скотина! – обрушился отец на Баоюя. – Можно подумать, что ты изучил творения всех древних мудрецов! Знаешь наизусть древние стихи и бахвалишься перед уважаемыми господами! Да как ты смеешь! Я решил пошутить, чтобы испытать тебя, а ты принял это всерьез?
Цзя Чжэн круто повернулся и прошел в домик. За ним последовали остальные. Домик выглядел очень скромно, окна изнутри были заклеены бумагой, вдоль стен стояли деревянные скамьи. Ничто не напоминало о богатстве.
Оглядевшись, Цзя Чжэн остался доволен и вдруг в упор посмотрел на Баоюя:
– Нравится тебе здесь?
В этом вопросе гости почуяли подвох и стали подталкивать Баоюя: подумай, мол, прежде чем отвечать. Но Баоюй смело ответил:
|
|
|
– Это место нравится мне не меньше, чем «Торжественное явление феникса».
– Ну и тупица же ты! – возмутился Цзя Чжэн. – Тебе бы только богатство да роскошь, разве ты способен понять утонченную простоту?! А все потому, что книг не читаешь!
– Отец, ваши слова вполне справедливы, но известно ли вам, в каком значении древние употребляли слово «простота»?
Дерзость Баоюя всех привела в замешательство, но, услышав о простоте, они тут же нашлись:
– При чем здесь простота, второй господин? Вы ведь прекрасно понимаете, что простота – это творение природы, а не человека.
– В том-то и дело! – воскликнул Баоюй. – А эта деревушка создана руками человека! Она стоит не на окраине города, да и других деревень поблизости нет. Горы здесь не имеют отрогов, ручьи – источников. Не прячутся в зелени ни башня, ни храм, нет моста, по которому обычно едут в город поселяне. В общем, особого впечатления деревушка не производит. Разве может это место сравниться с теми, где мы только что были, где все созвучно природе? Правда, бамбук там растет не сам, а посажен, источники подведены, и все же это не нарушает гармонии! Еще древние говорили: «Рисуя горы, стремись к простоте, изображая пейзаж, стремись к правдивости, иначе не достигнешь совершенства…»
|
|
|
Не успел он договорить, как Цзя Чжэн закричал:
– Вон отсюда!
Баоюй направился было к выходу, но отец снова крикнул:
– Вернись! Будешь сочинять парную надпись! Но смотри, скажешь глупость, надаю оплеух!
Баоюй, дрожа от страха, произнес:
Все пышней разрастается зелень
в тех местах, где купанье и стирка.
Аромат облаками окутал
собирающих с грядок салат.
Цзя Чжэн сокрушенно покачал головой:
– Плохо! Очень плохо!
Покинув домик, гости пошли дальше. Они огибали горки, любовались цветниками, разглядывали камни. Миновали арку из увитых чайными розами решеток, обошли садик, усаженный гортензиями, и очутились во дворе, где росли красные розы, миновали стоявшие в ряд бананы и продолжали идти, пробираясь между деревьями. Вдруг донеслось журчание ручейка, он вытекал из каменного грота, образуя небольшое озерко, где плавали лепестки цветов. Над входом в грот свисали ползучие растения.
– Что за прелесть! – вскричали гости.
– А для этого места какое вы предложили бы название, господа? – спросил Цзя Чжэн.
– Здесь и придумывать нечего, «Улинский источник», – ответили все в один голос.
|
|
|
– Название избитое, да и по существу не подходит, – возразил Цзя Чжэн.
– Ну, а если «Убежище жителей Циньского царства»?[161]
– Это выражение здесь вообще ни при чем, – не вытерпел Баоюй. – Оно означает: «скрываться от смуты». Лучше уж «Отмель осоки и заводь цветов».
– Глупости! – резко оборвал сына отец и обратился к Цзя Чжэню: – А лодки здесь есть? – Ему захотелось побывать в гроте.
– Должны быть четыре лодки для сбора лотосов, – ответил Цзя Чжэнь. – И одна с помостом, для прогулок, но они еще не готовы.
– Жаль, что не удастся побывать в гроте! – произнес Цзя Чжэн.
– Туда можно пройти через горку, по узкой извилистой тропинке, – сказал Цзя Чжэнь и стал подниматься наверх, остальные – за ним, хватаясь за кусты и лианы. Когда добрались до вершины и глянули вниз, на озерко, воды не увидели – поверхность была сплошь усеяна лепестками, ручеек же, бежавший между камней, казался прозрачным и чистым. На берегу озерка, над самой водой, склонились плакучие ивы, росли абрикосы и персики, всюду царили чистота и порядок. Между ивами виднелся деревянный арочный мостик с красными перилами, от мостика в разные стороны разбегались тропинки, чуть поодаль стоял чистенький домик под черепичной крышей, обнесенный кирпичной стеной, утопавшей в цветах. Отроги главной горки доходили до самой стены и проникали во двор.
|
|
|
– Чтобы выстроить дом в таком месте, надо быть начисто лишенным вкуса! – недовольно заметил Цзя Чжэн.
Возле дома, как только вошли в ворота, неожиданно увидели изящную горку из самых разнообразных камней причудливой формы; эта горка заслоняла собой скрытые в глубине двора строения. Ни деревьев, ни цветов не было, зато росли различные травы: диковинные лианы и плющ свешивались с горки, пробивались между камней, обвивали колонны строений, опутывали ступени крыльца, ползли по крыше, изумрудными гирляндами колыхались в воздухе, переплетаясь между собой подобно золотым шнурам; некоторые цвели, и цветы их напоминали не то киноварь, не то коричник и так благоухали, что аромата прочих цветов совсем не чувствовалось.
– Ого, интересно! – воскликнул Цзя Чжэн. – Что это за растения?
Ему пояснили, что это плющ и лианы.
– Разве они так чудесно пахнут? – удивился Цзя Чжэн.
– Нет, конечно, – снова вмешался Баоюй. – Среди этих растений есть, конечно, плющ и лианы, но аромат исходит от поллии и душистой лигулярии. А это, вероятно, гардения, а то – золотистая пуэрария. Вот эта трава называется зверобой, а там растет душистая яшмовая лиана. Красные цветы – это пурпурная рута, синие – ирис. Мне кажется, здесь собраны все удивительные травы, упоминавшиеся в «Лисао»[162], а среди них, кажется, мята, имбирь, шелковый шнур и фиолетовый бархат. Есть еще каменный парус, прозрачная сосна, камыш фулю – они встречаются у Цзо Тайчуна[163] в его «Оде о столице княжества У». А зеленые ростки, красный перец и изящный лотос, которые я вижу здесь, можно найти в «Оде о столице княжества Шу». Но они созданы в незапамятные времена, старые названия забыты, и эти растения теперь называют по-другому, в зависимости от их формы…
– Тебя не спрашивают, – одернул сына Цзя Чжэн.
Баоюй сразу умолк и попятился.
Цзя Чжэн огляделся и пошел к крытым галереям по обе стороны домика. Сам домик состоял из пяти комнат, там были террасы и навесы из циновок; искусно выкрашенные стены и затянутые тонким зеленым шелком окна придавали ему скромный и строгий вид.
– Что может быть приятнее, чем готовить чай на этих террасах и играть на цине, – со вздохом произнес Цзя Чжэн, – здесь даже благовония не нужны. Все устроено наилучшим образом, и я надеюсь, что у вас, господа, найдется достойное название, которое украсит доску над входом в этот дом, и нам не придется испытывать стыд из-за того, что надпись несовершенна.
Все заулыбались, заговорили:
– Пожалуй, лучшего названия, чем «Благоуханный ветер и душистая роса», не придумать.
– Что же, это неплохо, – согласился Цзя Чжэн. – Но как быть с парной надписью?
– Я уже придумал, – отозвался один из гостей. – Пусть все послушают и выскажут свое мнение.
И он громко прочел:
Орхидей все гуще во дворе
при косых лучах душистый запах.
До косы песчаной в полнолунье
аромат свой донесла дужо[164].
– Прекрасно! – вскричали все разом. – Вот только слова «косые лучи» не очень годятся!
Тут гость, предложивший надпись, привел древние стихи: «Двор наполнен ароматом трав зеленых, при косых лучах слез не удержать…»
– Какое уныние наводят эти стихи! – воскликнул кто-то, отражая явно общее мнение.
– Позвольте, я предложу свою парную надпись, – заявил один из гостей, – а вы рассудите, что хорошо в ней, что плохо!
И он прочел:
Яшмовоподобной астры здесь,
около трех троп, благоуханье!
Золотоподобных орхидей[165]
во дворе при лунном свете яркость.
Цзя Чжэн потеребил усы, подумал, но вместо того, чтобы сочинить парную надпись, как намеревался, прикрикнул на стоявшего рядом Баоюя:
– Ну, чего молчишь, теперь твоя очередь! Ждешь особого приглашения?
– В этом месте ничто не напоминает ни золотоподобную орхидею, ни лунный свет, ни песчаную косу, – ответил Баоюй, – и если, подражая древним, идти таким путем, то, придумай мы хоть двести надписей, ни одна не сгодится.
– И откуда в тебе столько дури! – развел руками Цзя Чжэн.
Баоюй между тем продолжал:
– По-моему, лучшей надписи, чем «Чистый аромат ириса», и желать не приходится, а парную надпись я предложил бы такую:
Орех мускатный он воспел в стихах,
и стали эти строки всем известны.
Во сне увидел много чайных роз —
все до единой были так душисты!
– Так ведь это подражание! – возразил Цзя Чжэн. – Нечто подобное уже было. Вот послушайте!
Когда пишу я о листве банана,
слова мои как будто зеленеют…
– Вспомните «Башню Фениксов» Ли Тайбо[166], ведь это подражание «Башне желтых журавлей»! – заметил один из гостей. – Главное, чтобы подражание было искусным! А надпись, предложенная вашим сыном, пожалуй, изящнее строки «Когда пишу я о листве банана…».
– Да что вы! – улыбнулся Цзя Чжэн.
Так, разговаривая между собой, гости продолжали путь. Вскоре их взору открылись величественные палаты, вознесшиеся к небу многоярусные пагоды и соединенные между собой крытыми переходами храмы, от которых вдаль убегали извилистые дорожки. Ветви раскачивавшихся на ветру деревьев бились о карнизы храмов и пагод, яшмовые орхидеи у входа вились по ступеням, украшенным с двух сторон оскаленными мордами диких зверей, золочеными головами драконов.
– Вот это и есть главное строение, – объявил Цзя Чжэн. – Мне кажется, здесь много излишеств в украшениях.
– Вот и хорошо! – поспешили отозваться гости. – Гуйфэй, ваша дочь, конечно, предпочитает скромность, но в ее нынешнем положении такая роскошь не покажется ей чрезмерной.
Спустя немного они подошли к арке, украшенной вырезанными из яшмы драконами.
– Какую же надпись мы сделаем здесь? – спросил Цзя Чжэн.
– Больше всего подойдет «Остров бессмертных Пэнлай», – ответили гости.
Цзя Чжэн ничего не сказал, лишь покачал головой. А Баоюй впал в раздумье. Ему показалось, что он уже видел это место, но где и когда, вспомнить не мог.
Отец велел ему сочинить надпись, но Баоюй был так поглощен созерцанием пейзажа, что ничего не слышал. Гости же, полагая, что мальчик устал от понуканий отца и ничего больше не может придумать, принялись уговаривать Цзя Чжэна:
– Не надо его принуждать, остальные названия можно завтра придумать.
Цзя Чжэн между тем, опасаясь, как бы матушка Цзя не забеспокоилась о Баоюе, холодно усмехнулся:
– Наконец-то и ты, скотина, ничего не можешь сказать! Ладно, даю тебе день сроку, если завтра не сочинишь достойную этого самого прекрасного места надпись, пощады не жди!
Цзя Чжэн зашагал дальше, но тут оглянулся и определил, что они прошли от ворот лишь малую часть всего расстояния. К счастью, в этот момент подошел слуга и доложил:
– Господин Цзя Юйцунь прислал человека засвидетельствовать вам свое почтение.
– Жаль, что мы не успели всего осмотреть, – проговорил Цзя Чжэн, – остальное мельком увидим, когда перейдем на другую сторону.
Вскоре они подошли к мосту, под которым текла чистая, как кристалл, речка. Мост стоял на плотине, что подавала воду всем ручейкам.
– Как бы вы назвали эту плотину? – спросил Цзя Чжэн.
Баоюй сказал:
– Поскольку плотина перегородила главный ручей, берущий начало у источника Струящихся ароматов, лучше всего назвать ее плотина Струящихся ароматов.
– Бессмыслица! – бросил Цзя Чжэн. – Что значит «струящиеся ароматы»?
Пока они шли, им то и дело на пути попадались светлые залы, камышовые хижины, груды камней, увидели они и буддийскую кумирню у подножья горы, и храм в густой роще, длинные галереи и извилистые гроты, квадратные палаты и круглые беседки. Заходить в них уже не было времени.
Расстояние они преодолели немалое, ни разу не отдыхали, поэтому ноги гудели и ныли. Цзя Чжэн наконец предложил:
– Давайте передохнем немного.
С этими словами он, а за ним остальные, обогнули группу персиковых деревьев, прошли через увитую лианами арку и очутились у побеленной стены, над которой склонились зеленые ивы. Затем через ворота они попали во двор с галереями по обеим его сторонам и каменной горкой посередине. Возле горки росли бананы, розы и несколько райских яблонек, с кронами, по форме напоминавшими зонт. Их тонкие ветки, усыпанные цветами, свисали, словно шелковые нити.
– Какие прекрасные цветы! – восхищались гости. – Райская яблонька! Такой красивой мы никогда не видели!
– Это «Девичья яблонька»! – пояснил Цзя Чжэн. – Привезена из-за моря, как говорят, из Нюйго – Царства женщин[167], цветы ее красивы, словно юные девы. Но я не верю этому вздору!
– Однако цветы и в самом деле необыкновенные! – возразили гости. – Вполне возможно, что они из Царства женщин.
– Это название, наверное, придумал какой-нибудь поэт, – не утерпел Баоюй. – Ведь цветы яблоньки напоминают румяна, которыми красятся девушки, а сама она такая же хрупкая, как обитательницы женских покоев. Вот он и дал ей название «цветок Нюйго»! Люди поверили этой легенде и друг другу передают.
– Весьма благодарны вам за такое прекрасное объяснение! – сказали гости.
Все сели на скамью, стоявшую на террасе.
– Ну как, придумали название этому месту? – обратился Цзя Чжэн к гостям.
Один сказал:
– Может быть, «Журавль среди бананов»?
– По-моему, лучше «Сияние ясного света», – промолвил другой.
– Прекрасно! – воскликнул Баоюй, но тут же добавил: – Какая жалость!
– В чем дело? – удивились гости.
– А в том, – пояснил Баоюй, – что здесь растут бананы и розы и в названии непременно должны быть понятия «зеленый» и «красный». А их нет в вашем названии.
– Что же ты предлагаешь? – грозно спросил Цзя Чжэн.
– Чтобы отразить всю прелесть этого места, его следовало бы назвать «Аромат роз среди зелени яшмы», – ответил Баоюй.
– Плохо, очень плохо! – заявил Цзя Чжэн.
Они вошли в дом и сразу заметили, что убранство здесь отличается от того, что они видели прежде, и очень гармонирует с общим стилем постройки. На стенах резьба лучших мастеров – изображения летучих мышей в облаках, трех неразлучных в студеную зиму друзей[168], гор, рек, людей и животных, старинных вещиц и иероглифов «счастье» и «долголетие» с инкрустациями из яшмы и золота. Треножники на подставках, вазы для цветов, на столах – книги, бумага, кисти для письма. Подставки самые разнообразные: круглые и квадратные, как подсолнух или же лист банана, кольцо[169]. Обилие узоров и красок! Тонкой ажурной резьбы! То вдруг взору предстанет тонкий флер на маленьких окнах, то драпировка из шелка, за которой прячется дверь! В стенах – ниши, той же формы, что и вставленные в них предметы: лютни, вазы, мечи и другие, и потому кажется, что все они нарисованы на стене.
– Какая тонкая работа! – раздались восхищенные возгласы. – Нелегко, должно быть, сотворить подобное чудо!
Еще не дойдя до верхнего этажа, Цзя Чжэн заблудился. Слева – дверь, справа – окно. Направился к двери – путь преградила книжная полка; обернулся – и увидал проем, затянутый тонким флером, а за ним дверь. Повел гостей к двери, а навстречу им идут люди, похожие как две капли воды на них самих. Только сейчас все догадались, что перед ними большое зеркало. Обогнули его и увидели множество дверей.
– Пожалуйте за мной, господа, – пригласил Цзя Чжэнь. – Сейчас мы выйдем во внутренний дворик, а оттуда уже недалеко до ворот.
Они миновали два шкафа, обтянутых шелком, и действительно вышли во двор, усаженный розами, которые вились по решеткам, за этой оградой из живых цветов бежал прозрачный ручеек.
– Откуда он течет? – недоумевали гости.
– Вон от той плотины, – Цзя Чжэнь указал рукой. – Он течет с северо-востока через каменный грот, между горками и попадает в деревушку, где разветвляется и уходит на юго-запад, там его воды снова сливаются и попадают сюда, а здесь он уходит под стену.
– Чудесно, неподражаемо! – вскричали все разом.
За разговором не заметили, как вновь сбились с дороги, наткнувшись на высокую горку.
– Ступайте за мной, – с улыбкой сказал Цзя Чжэнь и уверенно зашагал вперед, увлекая за собой остальных. За горкой открылась широкая ровная дорога, которая вела к большим воротам.
– До чего интересно! – снова воскликнули гости. – Только волшебникам под силу подобные чудеса!
Наконец все вышли из сада.
Баоюй все время думал о сестрах, но без разрешения отца не осмеливался уйти и вместе со всеми пошел к нему в кабинет.
Тут Цзя Чжэн вспомнил о нем и, обернувшись, спросил:
– Ты еще здесь? Смотри, как бы бабушка не разволновалась. Неужели не нагулялся?
Только теперь Баоюй смог уйти. Во дворе к нему подбежали мальчики-слуги Цзя Чжэня, один из них обнял Баоюя.
– К счастью, – сказал он, – старый господин нынче доволен вами! Старая госпожа несколько раз посылала людей справляться о вас, и ей передали, что старый господин вами доволен. Поэтому она и не велела вас звать, чтобы вы могли блеснуть своими талантами. Вы, говорят, лучше всех сочиняли стихи, и по этому случаю вам следовало бы наградить нас на радостях.
– Каждый из вас получит по связке монет[170], – с улыбкой пообещал Баоюй.
– По связке монет? Вот так невидаль! Лучше подарите нам свой кошелек! – загалдели слуги, бросились к Баоюю и, не дав опомниться, сняли висевший у него на поясе кошелек, веер с чехлом, украшения и мигом все растащили.
– А теперь мы вас проводим!
Они сопровождали Баоюя до самых ворот дома матушки Цзя.
Матушка Цзя ожидала его и, как только взглянула, сразу догадалась, что отец им доволен, и это доставило ей огромную радость.
Вскоре Сижэнь подала чай. Заметив, что с пояса Баоюя исчезли все украшения, она с улыбкой сказала:
– Опять эти бесстыжие сорванцы все отняли у тебя?
Подошла Дайюй и, как только увидела, что на поясе у него в самом деле ничего нет, спросила:
– И кошелек, что я тебе подарила, ты тоже отдал? Попробуй теперь у меня что-нибудь попросить!
Рассерженная, она убежала к себе, схватила ножницы и стала резать еще не законченный мешочек для благовоний, который Баоюй третьего дня попросил ее сшить.
Баоюй побежал за ней, но мешочка спасти не успел.
Он очень нравился Баоюю, этот изящный мешочек, и мальчик вспылил. Расстегнул ворот халата, вытащил кошелек и протянул Дайюй со словами:
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 103; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!