Сего Амфилохия, опечаленного разлукой с сыном Амфилохием же, который поставлен в епископа Иконийского, извещает о кончине своего родителя (374 г.).
Ты скорбишь? А я, конечно, радуюсь! Ты проливаешь слезы? А я, как видишь, праздную и величаюсь настоящими обстоятельствами! Тебя печалит, что похищен у тебя сын и удостоен почести за добродетель; для тебя несносно, что его не будет при тебе, что не станет ухаживать за тобой в старости и по обычаю услуживать, в чем должно? А мне не горько, что отец пошел от меня в последний путь, с которого уже не возвратится ко мне, и я не увижу его более! После этого нимало не жалуюсь, не требую должного утешения, зная, что собственные свои несчастья не дают времени позаботиться о чужих; а нет человека столько дружелюбного и любомудрого, чтобы был выше страданий и стал утешать другого, когда сам имеет нужду в утешении. Но ты присовокупляешь удар к удару, обвиняя нас, как слышу, и думая, что не порадели о твоем сыне и о нашем брате или (что всего тяжелее) изменили ему, и даже не сознаем той потери, какую понесли все, друзья и родные, особенно же ты, который больше всех полагал в нем надежду жизни, видел в нем единственную опору, единственного доброго советника, единственного сообщника в благочестии. На чем же основываешь такие свои догадки? Если на прежнем, то припомни, что, встревоженный слухом, с намерением приходил я к вам и готов был сообщить свое мнение, когда еще было время об этом посоветоваться; но ты говорил со мной обо всем, кроме этого, не знаю, по причине ли той же скорби или с другой какой целью. Если же заключаешь по последнему, то мне не дозволили увидеться с тобой в другой раз более всего моя скорбь, должная честь отцу и погребение, чему я не мог предпочесть ничего другого, особенно же когда скорбь была так свежа, что любомудрствовать безвременно и выше человеческой природы было бы не только не благочестиво, но и в других отношениях неблагопристойно. Наконец подумал я, что дело само меня предупредило, получив уже свой конец, как угодно сие было Правителю наших дел. И об этом сем довольно. А теперь умерь свое огорчение, как я сам себя уверяю, самое неразумное. Если же представляется тебе еще что‑нибудь, сообщи мне, чтобы тебе не огорчать и меня отчасти, и себя самого и чтобы не потерпеть чего‑либо такого, что очень недостойно твоего благородства, вместо других обвиняя меня, который ничем тебя не обидел, но, если надобно сказать правду, такое же испытал принуждение от общих наших друзей, которых почитал ты единственными своими благодетелями.
|
|
|
К Евсевию, епископу Самосатскому (59)
Просит молитв этого епископа, который императором Валентом был сослан в заточение во Фракию и с которым св. Григорий по болезни своей не мог видеться во время проезда его чрез Каппадокию (374 г.).
|
|
|
Когда твое богочестие проезжал чрез наше отечество, не мог я выглянуть из горницы, находясь в высшей степени болезни. Но не столько огорчала меня болезнь, приводившая в страх смертный, сколько то, что лишился твоей священной и доброй беседы. Такое имею желание видеть твое почтенное лицо, какое свойственно человеку, которому нужно уврачевание душевных ран и который надеется получить его от твоего совершенства. Но если следствием моих грехов было то, что не мог я иметь свидания с тобой в то время, то ныне по твоей доброте возможно мне некоторое утешение в горести. Ибо, если удостоишь и о мне творить поминовение в твоих доступных к Богу молитвах, то сие будет для меня напутствием ко всякому благословению Божию, как в сей моей жизни, так и в будущем веке. To самое, что такой муж, столько подвизавшийся за веру евангельскую, претерпевший столько гонений и терпением в скорбях уготовавший себе такое дерзновение пред правосудным Богом, удостаивает быть и моим предстателем в молитвах, это самое, как уверен я, имеет такую же для меня силу, как и предстательство кого‑нибудь из святых мучеников. Посему молю непрестанно поминать твоего Григория тем, чем сам желаю соделаться достойным твоего памятования.
|
|
|
К нему же (60)
Хвалит Евпраксия, который вызвался прислуживать Евсевию, ублажает самого Евсевия, как страдальца за Церковь Христову, и, благодаря за известие о себе, просит извещать впредь.
Всем для нас драгоценный, один из искренних друзей, достопочтеннейший брат наш Евпраксий оказался еще более драгоценным и искренним по своему расположению к тебе. Он и теперь с таким усердием устремился служить тебе, как многожаждущий елень (скажу словами Давида) утоляет нестерпимую жажду в приятном и чистом источнике (Пс. 41:2). За терпение скорбей и ради нас соблаговоли стать для него сим питием. Блажен, кто удостаивается быть близ тебя. А еще блаженнее, кто страданиями за Христа и подвигами за истину приобретает себе подобный венец, какого сподобились не многие из боящихся Бога. Ибо ты показал в себе добродетель, которая была не без испытаний: не только во время хорошей погоды плыл прямо и управлял душами других, но просиял и среди тяжких искушений, став выше гонителей тем, что мужественно оставил родину. У других есть отечественная земля, а у нас – горний град; другим, может быть, стал принадлежать наш престол, а у нас – Христос. Какое приобретение! Что нами оставлено, и что получено! Проидохом сквозе огнь и воду, а я уверен, что внидем и в покой (Пс. 65:11), потому что Бог не до конца оставит нас и не вознерадит о гонимом правом учении, но по множеству болезней наших возвеселят нас утешения Его. Сему верим и о сем молимся. А тебя прошу молиться и о нашем смирении. И если когда выпадет время, не обленись благословить меня своим писанием и придать мне благодушия известием о себе, чего удостоил теперь.
К нему же (61)
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 133; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!