Элементы, элементалы и элементарии 6 страница



Европа гордится открытиями Коперника и Галилея, а нам теперь говорят, что астрономические наблюдения халдеев простираются назад на сотню лет до потопа; а Бунзен относит потоп не менее чем за 10000 лет до нашей эры [74 , т. V, с. 88]. Мало того, один китайский император, живший более чем за 2000 лет до Р. X. (т. е. до Моисея), предал смертной казни двух своих главных астрономов за то, что они не предсказали состоявшегося солнечного затмения.

Следует отметить в качестве примера неточности ходячих мнений в отношении претензии современной науки, что открытие неуничтожаемости материи и корреляции энергий, в особенности последней, должны считаться ее венценосным триумфом. Это «наиболее важное открытие нынешнего века», – выразился по поводу корреляции энергий Уильям Армстронг в своей знаменитой речи, как председатель Британского общества. Но это «важное открытие», в конечном счете, совсем не является открытием. Его источник, оставив неотрицаемые следы, находимые у философов древности, затерялся в густых сумерках доисторических дней Первые его следы открываются в неясных размышлениях ведической теологии, в учении об эманировании и абсорбировании, короче говоря, о нирване. Джон Ориген обрисовал его в своей смелой философии в восьмом веке, и мы приглашаем каждого, кто хочет убедиться в истине сказанного, прочесть его «De Divisione Naturae». Наука говорит, что когда теория неуничтожаемости материи (тоже, кстати сказать, очень, очень старая идея Демокрита) была продемонстрирована, ее пришлось распространить и на энергию. Никакая частица материи никогда не может быть утеряна; никакая часть существующей в природе энергии не может исчезнуть; следовательно, энергия так же оказалась неуничтожаемой, а ее различные проявления или силы в различных видах, как было показано, взаимно обратимы и являются только различными видами движения материальных частиц. И таким образом наука второй раз открыла корреляцию энергий. Мистер Гроу еще в 1812 г. приписал обратимость всем таким силам, как тепло, электричество, магнетизм и свет; придав им, таким образом, способность быть в одно время причиной, а в другое – следствием [227 ]. Но откуда приходят эти силы, и куда они уходят, когда мы теряем их из поля зрения? По этому вопросу наука молчит.

Теория «корреляции энергий», хотя, может быть, по мнению наших современников, «является величайшим открытием века», – не может объяснить ни начала, ни конца одной из таких сил; также эта теория не в состоянии указать причину, из которой она возникает. Энергии могут быть обратимы, и одна может производить другую, и все же никакая точная наука не в состоянии объяснить альфу и омегу этого явления. И в чем же мы тогда опередили Платона, который, ведя дискуссию в «Тимее» о первичных и вторичных качествах материи [32 , с. 22] и слабости человеческого интеллекта, вкладывает такие слова в уста Тимея:

 

«Бог знает первоначальные качества всего; человек может только надеяться на достижение вероятного».

 

Стоит нам только открыть одну из нескольких статей Гёксли и Тиндаля, чтобы найти в точности то же самое признание; но они улучшают свое положение против Платона тем, что даже не разрешают Богу знать больше, чем они сами; и, возможно, они основывают на этом свое превосходство над Платоном? Индусы древности обосновали свою доктрину об эманировании и абсорбции в точности на этом законе. Τό ’Ον изначальная точка в беспредельном круге, «окружность которого не находится нигде, а центр – везде», эманирует из себя все, все вещи, и проявляет их во видимой вселенной в разнообразнейших формах; формы перемешиваются и смешиваются, и после постепенной трансформации из чистого духа (или буддийского «ничто» ), в самую грубую материю, начинают отступать, постепенно возвращаться в свое первоначальное состояние, которое есть абсорбция, поглощение в нирване[179] – что же это есть как не корреляция энергий?

Наука говорит нам, что она может показать, как тепло превращается в электричество, и электричество в тепло; как магнетизм переходит в электричество и – наоборот. Движение, нам говорят, есть результат самого движения и т. д. до бесконечности. Это – азбука оккультизма и ранних алхимиков. Для науки, раз неуничтожаемость материи и энергии открыта и доказана, великая проблема вечности разрешена. Какая нам больше надобность в духе? его бесполезность отныне научно доказана!

Таким образом, про современных философов можно сказать, что они ни на один шаг не двинулись дальше того, что было хорошо известно священнослужителям Самофракии, индусам и даже христианским гностикам. Первые показали свое знание в этом удивительно остроумном мифе о Диоскурах, «сыновьях неба»; это братья‑близнецы, о которых говорил Швейгер, «которые постоянно умирают и воскресают вместе, тогда как абсолютно необходимо, чтобы один умер для того, чтобы другой мог жить». Они знали так же, как наши физики, что когда энергия исчезла, она, просто, была превращена в другую энергию. Хотя археология еще не открыла аппаратуры, специально созданной для таких превращений, тем не менее можно утверждать с полным правом на основании аналогических дедукций, что почти все древние религии были обоснованы на такой неуничтожаемости материи и энергии плюс эманирование всего из эфирного духовного огня – центрального солнца, которое есть Бог или дух, на знании, на чьем могуществе основана древняя теургическая магия.

В рукописном комментарии о магии, составленном Проклом он дает следующее объяснение:

 

«Подобно тому, как влюбленные постепенно продвигаются от той красоты, которая проявляется в чувственных формах, к той красоте, которая является божественной; жрецы древности, когда они размышляли о том, что существует некое родство и симпатия одного к другому между всем, что существует в природе, и о том, что проявляется в оккультных силах; они открыли, что все существует во всем, и создали священную науку, обосновываясь на этой взаимной симпатии и подобии. Таким образом они установили существование наивысшего в низшем и низшего в наивысшем; существование в небесных областях земных свойств, преобразившихся в небесные, и существование небесных свойств, преобразившихся в земное».

 

Затем Прокл указывает на некоторые таинственные особенности растений, минералов и животных, которые все известны нашим естествоиспытателям, но никто из них не может этих особенностей объяснить. Одною из таких является вращательное движение подсолнуха, гелиотропа, лотоса, который перед восходом солнца складывает свои листья, втягивает лепестки в себя, так сказать, а затем раскрывает их постепенно по мере того как солнце поднимается, и опять втягивает их в себя, когда оно склоняется к западу; также особенности солнечного и лунного камней и гелиоселена, петуха, льва и других животных.

«Итак, древние», – говорит он, – «поразмыслив над этой взаимной симпатией (небесного и земного), применили их для оккультных целей, как небесную, так и земную природу, посредством чего, через некое подобие, они усмотрели божественные силы в этой низшей обители… Все полно божественною природою; земные организмы получают полноту того, что является небесным, но небесное получает от сверхнебесной сущности, в то время как все категории сущего движутся в прекрасном снисхождении от самого высшего к низшему. [180] Ибо какие бы частности ни были собраны в какую‑либо из вышеупомянутых категорий, они впоследствии расширяются в нисхождении, и различные духи направляются под управление их правящих божеств».[181]

Очевидно, Прокл здесь не пропагандирует просто суеверие, а науку; ибо, несмотря на то, что она оккультна и неизвестна нашим ученым, которые отрицают ее возможности, магия все же наука. Она прочно базируется на таинственном родстве между органическими и неорганическими телами, видимой продукцией четырех царств, и незримыми силами вселенной. То, что наука называет тяготением, гравитацией, древние, а также средневековые герметисты называли магнетизмом, притяжением, родством. Это закон вселенной, понятый Платоном и объясненный в «Тимее» как закон притяжения меньших тел большими, и подобных тел подобными; в последних скорее сказывается сила магнетизма, нежели тяготения. Антиаристотелевская формула, что тяготение заставляет все тела падать с одинаковой быстротой, независимо от их веса, причем разница вызывается каким‑то другим неизвестным фактором, кажется в значительной мере больше указывает на магнетизм, чем на тяготение, т. к. первый притягивает скорее в силу субстанции, нежели веса. Основательное знакомство с оккультными свойствами всего, что существует в природе как в видимой, так и в невидимой; их взаимоотношения, притягивания и отталкивания и их причины, прослеженные до духовного начала, которое насыщает и оживляет все; способность создавать наилучшие условия, чтобы это начало могло проявляться, другими словами, глубокое и исчерпывающее знание законов природы – вот, что было, есть и будет основанием магии.

В своих записках по поводу «Духов и домовых», обозревая некоторые факты, приводимые в качестве доказательств некоторыми известными защитниками подлинности духовных феноменов, а именно, профессора Моргана, мистера Роберта Дэйла Оуэна, мистера Уоллеса; между прочим мистер Рихард А. Проктор заявляет, что он

 

«не находит убедительности в следующих замечаниях профессора Уоллеса: „Как можно оправдаться за непризнание таких доказательств? (Речь идет об изложенном Оуэном феномене.) Десятки и сотни так же засвидетельствованных фактов зарегистрированы, и никаких попыток не предпринято, чтобы их объяснить. Их просто игнорируют и во многих случаях их признают необъяснимыми“».

 

На это мистер Проктор шутливо отвечает, что

 

«так как наши философы заявляют, что они давно уже решили, что все эти рассказы про явления духов – один обман, следовательно остается только проигнорировать их; и они чувствуют себя весьма «раздраженными», когда приводятся новые доказательства в пользу явлений и совершаются новые обращения людей, причем некоторые из новообращенных настолько безрассудны, что требуют новых проверок и испытаний на том основании, что прежние заключения по этим явлениям противоречили очевидности».

 

«Все это», – продолжает он, – «служит нам прекрасным поводом для того, чтобы не смеяться над новообращенными за их веру. Но для этого срочно нужно что‑то еще сделать прежде, чем наши «философы» решатся посвятить значительную часть своего времени предлагаемым исследованиям. Нужно наглядно доказать, что благополучие человеческой расы в значительной степени зависит от этого, тогда как незначительность зарегистрированного до сих пор поведения духов и так видна всем новообращенным».

Эмма Хардинг Бриттен собрала из светских и научных журналов большое количество хорошо удостоверенных фактов, из которых видно, какими серьезными вопросами наши ученые иногда заменяют этот досаждающий им вопрос о «Духах и домовых». Она приводит цитату из одной вашингтоновской газеты, где помещен репортаж об одном из этих торжественных конклавов, состоявшемся вечером 29 апреля 1854 г. Профессора Хэера из Филадельфии, всеми уважаемого химика, заслужившего всеобщее уважение как своим поведением, так и своими пожизненными трудами для науки, профессор Генри «заставил замолчать», как только первый коснулся вопроса о спиритизме.

«Нахальная акция одного из членов „Американского научного общества“», – по словам автора, – «была поддержана большинством этого ученого собрания и впоследствии занесена в протокол заседания» [230 , с. 119].

На следующее утро в репортаже по этой сессии газета «Спиричуэл телеграф» по поводу этого инцидента выразилась так:

 

«Казалось бы, что подобная проблема (выдвинутая профессором Хэером) целиком относится к области „науки“. Но Американская ассоциация[182] решила, что эта проблема или недостойна его внимания или опасна, чтобы вмешиваться в нее, и поэтому проголосовала за ее отклонение. В этой связи мы не можем не упомянуть, что Американская ассоциация на том же самом заседании провела очень ученую, продолжительную, серьезную и глубокую дискуссию о том, почему петухи кричат ночью между 12 часами и 1 часом!»

 

Проблема, достойная философов! Кроме того, вероятно, будут доказывать, что она в очень значительной степени имеет отношение к «благополучию человеческой расы».

Достаточно кому‑либо сказать, что он верит в таинственную связь или симпатию между жизнью некоторых растений и жизнью человека, и, наверняка, сказавший это станет предметом насмешек. Тем не менее, установлены многие случаи, доказывающие реальность такого родства. Известны лица, заболевшие одновременно с выкорчевыванием дерева, посаженного в день их рождения и умершие, когда умерло дерево. И также наоборот, известны случаи, когда деревья, посаженные при таких обстоятельствах увядали и умирали одновременно с тем человеком, чьими братьями‑близнецами они являлись. Первый случай мистер Проктор назвал бы «следствием самовнушения», а последний – «любопытным совпадением».

Макс Мюллер приводит большое количество таких случаев в своем очерке «О манерах и обычаях». Он указывает, что эта популярная традиция сажать дерево‑брат в день рождения ребенка существует в Центральной Америке, Индии и Германии. Следы ее он находит почти во всей Европе; находит среди воинов Маори, в Британской Гвиане и в Азии. Делая обзор Тэйлоровского «Исследования ранней истории человечества», труда, в котором приведено много таких примеров, великий филолог очень справедливо говорит следующее:

 

«Если бы об этом говорилось только в индийских и германских сказаниях, то мы могли бы считать это только принадлежностью арийцев; но когда мы встречаемся с этим же в Центральной Америке, то нам остается только допустить существование сообщений между поселенцами Европы и американскими сказителями преданий… или же исследовать, нет ли, в самом деле, какого‑то истинно человеческого элемента в этой предполагаемой симпатической связи между жизнью цветов и жизнью человека».

 

Нынешнее поколение людей, которые ни во что не верят за пределами поверхностной очевидности их чувств, – несомненно отвергнет саму идею о такой силе симпатии, существующей у растений, животных и даже камней. Некий покров, закрывающий их внутреннее зрение, позволяет им видеть лишь то, чего никак нельзя отрицать. Автор «Диалога с Асклепием» знакомит нас с причиной этого явления, которая, возможно, подходит и к нынешнему периоду времени и дает объяснение нынешней эпидемии неверия. В нынешнем веке так же, как тогда,

 

«имеет место прискорбный уход божественности из человека, когда он перестает прислушиваться и верить чему‑либо относящемуся к небу или небесному, когда все небесные голоса для неге неуклонно затихают» [231 , с. 553 и далее ].

 

Или, как сказал император Юлиан:

 

«Маленькая душонка (скептика), действительно, сообразительна, но ничего своим крепким и здоровым зрением не видит».

 

Мы находимся на низшей точке цикла и, очевидно, в переходном состоянии. Платон делил умственный прогресс вселенной в течение каждого цикла на плодоносный и неплодоносный периоды. В подлунных областях сферы различных элементов вечно остаются в совершенной гармонии с божественной природой, говорит он; «но их части», вследствие слишком тесной близости к земле и их смешивания со всем земным (что есть материя и поэтому область зла), «иногда согласуются с (божественной) природой, а иногда – нет». Когда те циркуляции, которые Элифас Леви называет «астральными токами», во вселенском эфире, содержащем в себе все элементы, протекают в гармонии с божественным духом, тогда наша земля и все относящееся к ней наслаждаются плодоносным периодом. Сокровенные силы растений, животных и минералов магически симпатизируют с «высшими натурами», и божественный дух человека в совершенстве осведомлен об этих «низших». Но в течение неплодоносных периодов последние теряют свою магическую симпатию, а духовное зрение большинства людей настолько слепнет, что человек теряет всякое понятие о высших силах своей собственной божественной души. Мы находимся в бесплодном периоде; восемнадцатое столетие, в течение которого с неотразимой силой разразился всеобщий скептицизм, перенес его, как заразную болезнь, в девятнадцатый век. Божественный разум затуманен в человеке; только его животный мозг один философствует.

Прежде магия была всеобъемлющей наукой, целиком находящейся в руках священнодействующего ученого. Хотя основа ее ревниво охранялась в святилищах, ее лучи освещали все человечество. Иначе, как же объяснить эту чрезвычайную тождественность «суеверий», обычаев, традиций и даже сентенций, повторяющихся в народных пословицах и широко рассыпанных от одного полюса до другого, так что мы находим в точности те же самые идеи как у татар и лапландцев, так и у южных национальностей Европы, у обитателей российских степей и туземцев Северной и Южной Америки? Например, Тэйлор нам наглядно доказывает, что одно из изречений Пифагора: «Не вороши в огне мечом», – распространено среди ряда национальностей, которые не имели ни малейшего соприкосновения друг с другом. Он цитирует Де Плано Карпини, который обнаружил, что это изречение было в ходу у татар уже в 1246 г. Татарин ни за какие деньги не согласится ткнуть ножом в огонь и коснуться его любым отточенным или заостренным инструментом из боязни порезать «голову огня». Камчадалы северо‑восточной Азии также считали это великим грехом. Индейцы племени сиу Северной Америки не осмеливаются коснуться огня ни иголкой, ни ножом, ни каким‑либо другим острым инструментом. Того же самого опасаются калмыки, а абиссинец скорее обожжет свои локти в огне, чем использует поблизости огня нож или топор. Все эти факты Тэйлор так же называет «просто любопытными совпадениями». Макс Мюллер, однако, думает, что они много теряют в своей силе от того факта, что «на дне их покоится пифагорово учение».

Каждое изречение Пифагора, подобно многим древним изречениям, имеет двойное значение; и в то время, как оно обладало оккультным физическим значением, выраженным буквально в его словах, оно заключало в себе нравственное наставление, которое объяснено Ямвлихом в его «О пифагорейской жизни». Это «Не вороши в огне мечом» является девятым символом в «Поучениях» неоплатоников.

«Этот символ», – говорит он, – «призывает к благоразумию». Он указывает на «неуместность употребления резких слов по отношению к человеку, полного огня и гнева, на вред спора с ним. Ибо часто невежливыми словами вы возбуждаете невежественного человека, от чего страдаете сами… Гераклит также свидетельствует об истине, скрытой в этом символе, ибо он говорит: „Трудно побороть гнев, но что бы то ни было, это следует делать для искупления души“. И правильно он говорит это. Ибо многие, дав волю своему гневу, изменили состояние своей души и предпочли смерть жизни. Но правильно управляя своим языком и сохраняя спокойствие, ты создашь дружбу из раздора, огонь гнева будет потушен, и вы докажете, что вы сами не лишены ума» [75 ].

Иногда у нас возникали опасения; мы ставили под сомнение беспристрастность нашего собственного суждения, нашу способность к вызывающей уважение критике трудов таких гигантов, как некоторые из современных философов – Тиндаля, Гёксли, Спенсера, Карпентера и некоторых других. В нашей неумеренной любви «к людям далекого прошлого», мудрецам старины мы всегда опасались преступить границы справедливости и не воздать должного тому, кто это заслуживает. Постепенно мы отделались от этих опасений перед лицом неожиданно полученного подкрепления Мы узнали, что мы являемся лишь слабым эхом общественного мнения которое, хотя и подавлено, но иногда прорывается в хорошо написанных статьях, рассеянных по всей периодической прессе нашей страны. Одна из таких статей помещена в «Национальном квартальном обозрении» за декабрь 1875 г., под заглавием «Наши сенсуальные современные философы». Это очень талантливая статья, бесстрашно рассуждающая о претензиях некоторых наших ученых на новые открытия, касающиеся природы материи, человеческой души, ума, вселенной; каким образом возникла вселенная и т. д.


Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 205; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!