Теории по поводу психических феноменов 18 страница
«…Их духовные вожди настолько исключительно живут в до‑научном прошлом, что даже действительно сильные умы среди них сделались невосприимчивыми к научной истине. Глаза у них есть, а они не видят, уши у них есть, а они не слышат, ибо их глаза и уши заняты видами и звуками другого века По отношению к науке их ультрамонтанистические мозги, вследствие недостаточной тренировки, представляют собою, в сущности, неразвитые детские мозги. И таким образом получается, что являясь детьми по научным познаниям, но и в то же время носителями духовной власти среди невежественных, – они морально поддерживают и осуществляют поступки, заставляющие краснеть от стыда более разумных в их собственной среде» [1 ,Предисловие ].
Вот это зеркало оккультисты держат перед лицом науки, чтобы она увидела себя самое.
С тех пор, как история отметила первые человеком выработанные законы, никогда не существовало народа, законоположения которого не потребовали бы свидетельских показаний двух или трех заслуживающих доверия свидетелей, когда решался вопрос о жизни или смерти граждан того народа. «По словам двух свидетелей, или трех свидетелей, должен умереть осуждаемый на смерть» [Второзаконие , XVII, 6], – говорит Моисей, первый законодатель, которого мы встречаем в древней истории. «Законы, предающие казни человека на основании показаний только одного свидетеля, опасны для свободы», – говорит Монтескье – «Разум требует, чтобы было два свидетеля» [119 , xii, гл. 3]. Таким образом везде, во всех странах люди пришли молчаливо к согласию о ценности свидетельств. Но ученые не принимают свидетельствования миллионов людей против одного. Напрасно сотни тысяч людей свидетельствуют о фактах. Oculos habent et поп vident! [90] Они решили оставаться слепыми и глухими. Тридцать лет практических демонстраций и свидетельства нескольких миллионов верящих в Америке и в Европе, несомненно, имеют право на какое‑то уважение и внимание. В особенности, когда вердикт двенадцати спиритуалистов в силу свидетельских показаний любых двух свидетелей вправе послать на виселицу даже ученого за преступление, совершеннее, возможно, под влиянием побуждения, возникшего вследствие некоего смятения среди мозговых молекул, не удерживаемых сознаванием будущего воздаяния .
|
|
|
По отношению к науке, в целом, как к божественной цели, весь цивилизованный мир должен бы испытывать глубокое уважение, ибо одна только наука может дать человеку возможность понять божество путем правильной оценки его творений.
«Наука есть понимание истины или фактов , – говорит Уэбстер, – это исследование истины ради ее самой и погоня за чистым знанием».
|
|
|
Если это определение правильно, то большинство наших современных ученых окажутся изменившими своей богине. «Истина ради нее самой!» А где же следует искать ключи ко всем тайнам природы, если не в неисследованной до сих пор тайне психологии? Увы! Так много ученых, которые в своих исследованиях природы разборчиво сортируют факты, выбирая для исследования только такие, которые лучше всего согласуются с предрассудками
У психологии нет злее врагов, чем школа медицины, именуемая аллопатией. Напрасно напоминать им, что изо всех так называемых точных наук медицина меньше всех заслуживает этого названия. Хотя изо всех отраслей медицинской науки больше всего врачи должны были бы изучать психологию, так как без ее помощи их практика вырождается в простое угадывание и интуицию, – они же почти полностью пренебрегают ею. Малейшее отступление от провозглашенных ими доктрин рассматривается как ересь, и хотя непопулярный и непризнанный метод лечения мог бы спасти тысячи жизней, они, вся корпорация врачей, готовы цепляться за давно принятые гипотезы и предписания и осуждают и новатора, и нововведение до тех пор, пока на них не ляжет штамп узаконивания. За это время несчастные пациенты могут умирать, но до тех пор, пока профессиональная гордость не будет удовлетворена, это имеет второстепенное значение.
|
|
|
Теоретически медицина самая добрая наука, и в то же самое время никакая другая наука не проявляет столько примеров мелочных предрассудков, материализма, атеизма и злобного упрямства, как медицина. Пристрастие к какому либо одному методу и покровительство ведущих врачей едва ли когда‑либо измерялись полезностью открытия. Кровопускания, пиявки, банки и ланцет – все проходили через свою эпидемию популярности, чтобы под конец впадать в заслуженную немилость. Воду, которую теперь свободно дают лихорадочным пациентам, когда‑то им не давали; теплые ванны были вытеснены холодной водой, а одно время гидропатия стала манией. Хинная кора – которую один современный защитник библейского авторитета серьезно пытался отождествить с райским «Древом Жизни»,[91] и которая была привезена в Испанию в 1632 г., – годами оставалась в небрежении. Церковь однажды проявила больше благоразумия, чем наука. По просьбе кардинала де Луиджи, Инокентий X дал ей покровительство своего могущественного имени.
В одной старинной книге под заголовком «Демонология» автор приводит много примеров, когда очень действенные лечебные средства, которыми сперва пренебрегали, впоследствии обратили на себя внимание благодаря чистой случайности. Он также доказывает, что большинство новых открытий в медицине оказались ничем иным, как «оживление и новое приспособление очень древней практики». В прошлом столетии мадам Ноуфлэ, знахарка, широко рекламировала и продавала секретное средство от ленточного червя – корень мужского папоротника. Секрет этот был куплен Людовиком XV за большую сумму денег; а после этого врачи открыли, что уже Гален рекомендовал это средство и им лечил. Знаменитый порошок герцога Портландского от подагры был diacentaureon Целия Аврелиана. Позднее было установлено, что этим порошком пользовались писатели раннего средневековья, открывшие его в писаниях древнегреческих философов. То же самое было с eaumedicinale доктора Хассона, чье имя оно носит. Это знаменитое средство от подагры было опознано под его новой маской как Colchicum autumnale, или луговой шафран, который тождественен с неким растением, называемым Hermodactylus, чьи достоинства, как несомненного противоядия от подагры, были признаны и защищаемы Орибасом, великим врачом четвертого века, и также Этием Амиденом, другим выдающимся врачом в Александрии (пятого века). Впоследствии этим средством перестали пользоваться: оно впало в немилость лишь потому, что было слишком старо, чтобы заслужить благосклонность со стороны медицинских факультетов, процветавших в конце прошлого столетия!
|
|
|
Даже великий Магенди, мудрый физиолог, не избег того, чтобы открыть то, что уже было открыто и одобрено старейшими врачами. Предлагаемое им средство от туберкулеза, а именно, применение синильной кислоты можно найти в сочинении Lumжus под названием Amenitates Academicae, том IV, в котором он указывает на дистиллированную лавровую воду, которую с большим успехом применяли против легочного туберкулеза. Плиний также уверяет нас, что экстракт из вишневых косточек и миндаля вылечивает наиболее упорные кашли. Как очень правильно замечает автор «Демонологии», можно смело утверждать, что «все различные секреты препаратов опиума, которые воспевались как открытия современности, могут быть опознаны в сочинениях древних авторов», которых так дискредитируют в наши дни.
Всеми признается, что с незапамятных времен Дальний Восток был страною знания. Даже в Египте ботанику и минералогию не изучали так пространно, как их изучали ученые архаической Средней Азии. Шпренгер, несправедливый, с предвзятыми мнениями, каким он оказался во всем остальном, признает это в своей «Истории медицины». И все же, несмотря на все это, каждый раз, когда речь идет о магии, индийская магия редко кому приходит в голову, так как о пользовании магией в Индии известно меньше, чем среди других древних народов. У индусов магия была и есть более эзотерична, возможно – даже более эзотерична, чем у египетских священнослужителей. Настолько она считалась священной, что ее существование едва допускалось и ею пользовались только при крайней общественной необходимости. Дело магии считалось чем‑то большим, чем дело религии, ибо ее считали божественной. Египетские иерофанты, несмотря на их суровую чистую нравственность, ни на миг не могли быть сравнимы с аскетическими гимнософистами ни по святости жизни, ни по чудодейственным силам, развитым в них сверхъестественным удалением от всего земного. Со стороны тех, кто их знали, они пользовались большим уважением, чем халдейские маги. Отказывая себе в простейших удобствах жизни, они обитали в лесах и вели жизнь наиболее уединившихся отшельников [59 , xxiii, 6], тогда как их египетские братья, по крайней мере, собирались вместе. Несмотря на пятно, бросаемое историей на занимающихся магией и предсказаниями, она провозгласила их обладателями величайших тайн в медицинских познаниях, непревзойденными в их применении на практике. Многочисленные тома, сохранившиеся в индийских монастырях, где приведены доказательства их учености. Попытка сказать о том, были ли гимнософы действительными основоположниками магии в Индии, или же они только пользовались тем, что было им передано, как наследство от самых ранних риши[92] – первых семи мудрецов – будет рассматриваться как простая спекуляция представителей точных наук.
«Забота, какую они проявляли в образовании молодежи, знакомя ее с возвышенными добродетельными мыслями и чувствами, делает им особую честь, а их афоризмы и беседы, насколько они зафиксированы историками, доказывают, что они были знатоки философии, метафизики, астрономии, нравственности и религии», –
говорит современный писатель. Они сохраняли свое достоинство под властью самых могущественных принцев, которых они не удостаивали своими посещениями и не беспокоили ни малейшими просьбами. Если последние хотели получить совет или молитвы этих святых людей, то они должны были или пойти к ним сами, или же послать послов. Для этих людей нет скрытой силы растения или минерала, который они бы не знали. Они измерили глубины природы, тогда как психология и физиология были для них открытыми книгами; результатом этого была наука или махагиотия, которую теперь презрительно называют магией.
В то время как чудеса, записанные в Библии, стали у христиан признанными фактами, не верить которым уже считалось неверностью, отступничеством, – повествования об удивительных происшествиях и чудесах, находимые в «Атхарваведе»,[93] вызывают у них презрение и рассматриваются, как доказательства дьявольщины. И все же, в более чем в одном отношении, несмотря на нежелание некоторых санскритологов, мы можем показать тождественность между этими двумя. Кроме того, так как теперь учеными доказано, что Веды появились на много веков раньше еврейской Библии, то, если было заимствование одной от другой – легко сделать вывод что тогда – не индийские священные книги можно обвинять в плагиате.
Прежде всего, их космогония показывает, как ошибочно было мнение, преобладающее среди цивилизованных наций, что Брахму индусы когда‑либо считали своим главным, верховным богом. Брахма – второстепенное божество и, подобно Иегове, является «двигателем вод». Он есть творящий бог и в своих аллегорических изображениях обладает четырьмя головами, что соответствует четырем странам света. Он – демиург, архитектор мира.
«В первоначальном состоянии творения, – говорит Полиер в „Индийской мифологии“, – зародышевая Вселенная, погруженная в воды, покоилась в лоне Вечности. Появившись из этого хаоса и мрака, Брахма, архитектор мира, плыл на листе лотоса, несомый по водам, не в состоянии различить что‑либо, кроме воды и мрака».
Здесь налицо полная идентичность смысла египетской космогонии, которая в первых же фразах говорит об Астор[94] или Матери Ночи (которая представляет беспредельный мрак) в качестве первичного элемента, что покрывает бесконечную бездну, оживляемую водою и вселенским духом Вечного, одиноко пребывающего в Хаосе. Как и в еврейском священном писании, история сотворения начинается от Духа Божьего и его творческой эманации – другого божества.[95] Отдав себе отчет в таком печальном состоянии, Брахма в ужасе спрашивает самого себя:
«Кто я? Откуда я?»
Затем он слышит голос:
«Направь свою молитву к Бхагавату – Вечному, известному также под именем Парабрахма».
Из своего плавательного положения Брахма встает и принимает позу сидящего в созерцании на лотосе и обращает мысли к Вечному. Последнему по душе такая набожность, он рассеивает первичную тьму и открывает его понимание.
«После этого Брахма исходит из вселенского яйца (бесконечного хаоса) в виде света, ибо понимание его теперь открылось, и он приступает к работе; божественным духом, заключенным в нем самом, он двигает вечные воды; в своей способности двигателя вод он есть Нарайяна».
Лотос, священный цветок как египтян, так и индусов, служит символом Гора так же, как и Брахмы. В Тибете или в Непале не найдется ни одного храма без него; значение этого символа весьма многозначительно. Ветка лилии, помещенная в руке архангела, который преподносит ее Деве Марии на картине «Благовещание» по своему эзотерическому символизму имеет в точности то же самое значение. Интересующихся этим отсылаем к сэру Уильяму Джонсу [120 ]. У индусов лотос является символом творящих сил природы, действующих посредством огня и воды (духа и материи).
«Вечный! – говорится в стихе «Бхагавадгиты», – Я вижу Брахму‑творца на троне в тебе над лотосом!»
и сэр У. Джонс показывает, что семена лотоса содержат – еще до того, как они начинают прорастать – в совершенстве сформированные листочки, миниатюрные образцы того, что однажды станет полным растением или, как выражается автор «Языческой религии», таким образом –
«природа дает нам образчик преформирования своей продукции», – добавляя затем, что – «семена всех явнобрачных растений, расцветающих определенными цветами, содержат в эмбрионе уже сформировавшееся растение » [121 , с. 195].
У буддистов оно имеет то же самое значение. Маха‑майя, или Маха‑дэва, мать Гаутамы Будды была заранее предупреждена о том, что у нее родится сын, бодхисаттвой (духом Будды), который появился около ее ложа с лотосом в руке. Также Озирис и Гор всегда изображались египтянами с цветком лотоса.
Все эти факты указывают на общность источника этой идеи в трех религиозных системах – индийской, египетской и иудео‑христианской. Где бы ни фигурировала мистическая водяная лилия (лотос), – она символизирует эманацию объективного из сокровенного, или переход вечной мысли всегда незримого божества из абстрактности в конкретные или зримые формы. Ибо, как только тьма рассеялась и «был свет», понимание Брахмы раскрылось, и он увидел идеальный мир (который до тех пор лежал в вечности скрытый в божественной мысли), архетипные формы бесконечного множества будущих вещей, которые будут вызваны к существованию и, следовательно, станут видимы. В этой первой стадии действия Брахма еще не стал архитектором, строителем вселенной, ибо ему надо было, как архитектору, ознакомиться с планом и представить себе идеальные формы, которые покоились в лоне Вечного Единого так же, как будущие листья лотоса скрыты в семени этого растения. И вот это и есть та идея, в которой мы должны искать происхождения и объяснения стиха в еврейской космогонии, где сказано:
«И сказал Бог, пусть земля производит плодовые деревья, приносящие плоды своего рода, чьи семена в них заключены».
Во всех примитивных религиях «Сын Отца» есть творящий Бог, т. е. Его мысль, ставшая видимой; и в дохристианской эре, от индийской Тримурти до трех каббалистически объясняемых голов еврейских священных писаний триединое божество каждой нации полностью определяется и обосновывается в своих аллегориях. В христианском вероисповедании мы видим только искусственную прививку новой ветки на старый ствол; и принятие греческой и римской церквями символической лилии, которую держит архангел в момент благовещания, показывает мысль в точности того же самого метафизического значения.
Лотос – продукт огня (тепла) и воды, отсюда – двойной символизм духа и материи. Бог Брахма является вторым лицом Троицы, каковыми являются Иегова (Адам‑Кадмон) и Озирис или скорее Пэмандр, или сила божественной мысли Гермеса, ибо Пэмандр представляет собою корень всех египетских солнечных богов. Вечный есть Дух Огня, который возбуждает и оплодотворяет и развивает в конкретную форму все, что порождено из воды или изначальной земли, вышедшей из Брахмы. Но вселенная сама есть Брахма, и он есть вселенная. Это философия Спинозы, которую он выводит из учения Пифагора; и она та же самая философия, за которую Бруно принял мученическую смерть. Насколько христианское богословие заблудилось, ушло в сторону от своей отправной точки, показано в этом историческом факте. Бруно был казнен за толкование символа, принятого первоначальными христианами и разъясненного апостолами! Ветка водяной лилии бодхисаттвы, а позднее ангела Гавриила, представляющая символ огня и воды или идею творения и порождения, разработана в самом раннем догмате таинства крещения.
Доктрины Бруно и Спинозы почти тождественны, хотя слова последнего более завуалированы и более осторожно подобраны, чем те, которые мы находим в теориях автора «Causa Principio et Uno» или «Infinito Universo e Mondi». И Бруно, который признается, что источником ему служил Пифагор, и Спиноза, который без прямого признания источника самой своей философией выдает секрет ее происхождения, – оба они рассматривают Первопричину с одной и той же точки зрения. У них Бог есть Сущность целиком per se. Бесконечный Дух и единственное Существо, совершенно свободное и независимое и от следствий и от других причин; Он через ту самую Волю, которая произвела все и дала первый импульс каждому космическому закону, – беспрерывно поддерживает существование и порядок во всем во вселенной. Так же как индийские свабхавики, которых ошибочно называют атеистами и которые полагают, что все люди так же, как боги и духи, родились от Свабхава или их собственной природы,[96] – также и Спиноза и Бруно пришли к заключению, что Бога нужно искать внутри природы, а не вне ее. Так как творение пропорционально мощи творца, то вселенная так же, как ее творец, должна быть бесконечной и вечной, причем одна форма эманирует из своей собственной сущности и творит в свою очередь другую. Современные комментаторы утверждают, что Бруно «не будучи поддерживаем надеждой на другой и лучший мир, все же предпочел лучше поступиться жизнью, нежели своими убеждениями»; тем самым давая понять, что Джордано Бруно не верил в продолжение жизни после смерти. Профессор Дрейпер решительно утверждает, что Бруно не верил в бессмертие души. Говоря о бесчисленных жертвах религиозной нетерпимости папистской церкви, он замечает:
«Переход от этой жизни к следующей, хотя и через тяжкие испытания, являлся переходом от преходящих страданий к вечному счастью… На своем пути через долину мрака мученик верил, что невидимая рука поведет его… Для Бруно такой поддержки не было. Философские убеждения, ради которых он пожертвовал своей жизнью, не могли дать ему такого утешения» [48 , с. 180].
Но профессор Дрейпер, кажется, обладает очень поверхностными знаниями об истинных верованиях философов. Мы не будем касаться Спинозы и даже позволим ему оставаться в глазах его критиков крайним атеистом и материалистом, ибо осторожность его выражений такова, что человеку, не читающему между строк и незнакомому с сокровенным значением пифагорейской метафизики, чрезвычайно трудно убедиться, каковы, в самом деле, его убеждения. Но что касается Джордано Бруно, то он, если он придерживался доктрин Пифагора, должен был верить в загробную жизнь и, следовательно, не мог быть атеистом, чья философия не давала ему такого «утешения». Его обвинения и следующие затем признания, как они изложены профессором Доменцио Берти в его «Жизнь Бруно», которая собрана по подлинным документам, недавно опубликованным, доказала, без сомнения, какова была, действительно, его настоящая философия, вера и доктрины. Вместе с александрийскими платонистами и более поздними каббалистами он верил, что Иисус был маг в том смысле, в каком это слово применялось Порфирием и Цицероном, который называл магию divina sapientia (божественное знание); в том смысле, как она употреблялась Филоном Иудеем, который описывал магов, как обладающих наибольшей способностью проникновения в сокровенные тайны природы, а не в унизительном значении, придаваемом этому слову в нашем веке В его возвышенной концепции маги были святыми людьми, которые, отстранившись от всего на этой земле, размышляли о божественных добродетелях и более глубоко понимали божественную природу богов и духов; они посвящали других в те же тайны, которые состоят в том, что человек на протяжении всей своей жизни может поддерживать непрерывную связь с этими невидимыми существами. Но мы лучше можем продемонстрировать сокровенные философские убеждения Бруно, приводя отрывки из его обвинений и его собственных признаний .
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 202; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!