В которой повествуется о том, как праведные монахи в княжестве Яшмовых цветов устроили волшебное представление, а также о том, как Сунь У-кун, Чжу Ба-цзе и Ша-сэн обрели учеников



И вот Танский монах, радостный и довольный, распрощался с именитым правителем области и, сидя на коне, обратился к Сунь У-куну с такими словами:

– Просвещенный ученик мой! На этот раз ты совершил дело куда более важное, чем в царстве Нищенствующих монахов, где спас детей от гибели.

– В том царстве было спасено всего-навсего тысяча сто одиннадцать детей, – вмешался Ша-сэн, – а здесь после благодатного дождя, напитавшего почву, тысячи и десятки тысяч людей заживут в достатке! Я сам, в душе, не могу нахвалиться силой волшебства, проникающего до небес, которым владеет мой старший брат в монашестве, а также его милосердием и благодеянием, распространяющимися на всю землю!

Чжу Ба-цзе при этих словах рассмеялся.

– У нашего старшего братца есть и милосердие и доброта, – проговорил он, – но беда в том, что все это лишь показное: так, он вроде и совершает добрые, справедливые дела, а в душе таит зло. Стоит ему только побывать где либо со мною, старым Чжу, он так и норовит погубить меня.

– Когда это я норовил погубить тебя? – спросил Сунь У-кун. – Хватит, хватит, – зло перебил его Чжу Ба-цзе, – ты всегда только и думаешь о том, чтобы меня связали да подвесили, зажарили или сварили! Вот и теперь, совершил в округе Бессмертного феникса великую милость, облагодетельствовал миллионы людей, казалось бы, можно хоть с полгодика пожить на месте, поводить меня на пиршества, чтобы я мог поесть всласть и досыта, так нет же, торопит да торопит: «Скорей в путь-дорогу!».

Танский монах, прислушавшись к словам Чжу Ба-цзе, прикрикнул на него.

– Ишь ты, какой обжора ненасытный, Дурень! Живей шагай и не смей пререкаться!

Чжу Ба-цзе не стал больше возражать, потер морду обеими руками, поправил на плечах коромысло с поклажей и, усмехнувшись, поспешил за наставником и учениками на большую дорогу.

Время летело быстро, словно челнок в ткацком станке, и снова наступила поздняя осень. Только и видно было, как

 

На полях исчезают извилины луж,

И вершины хребта оголились,

И багряные листья, слетая с ветвей,

Как бесчисленный рой, закружились.

Вянет сад, наступает пора хризантем,

Стынет небо громадою синей,

С каждым разом становятся ночи длинней,

По утрам появляется иней.

Каждой ночью сияние яркой луны

Полосой проникает сквозь окна,

И под вечер все чаще над кровлями дым

Синеватые стелет волокна.

Зеркалами озера повсюду блестят,

В них студеные льются потоки,

Запах яблоков белых наполнил сады,

Стали красными стебли осоки.

Мандарины на ветках еще зелены,

Но зато все желтей апельсины.

Блекнет ивовый лист, колосятся хлеба

И косяк пролетает гусиный.

У пустынных селений, в цветах тростника

Отдыхает гусиная стая.

Перед сельской харчевнею куры кричат,

То горох, то бобы собирая.

 

Долго шли наши четверо путников, и вот опять увидели неясные очертания городских стен. Подняв плеть, Танский монах протянул ее и указал вдаль:

– Сунь У-кун! Погляди! Опять перед нами какой-то город. Не знаю только, что это за место.

– Ни ты, ни я никогда там не были, откуда же нам знать? – ответил Сунь У-кун. – Вот когда приблизимся к нему, спросим у людей.

Не успел он проговорить эти слова, как вдруг из чащи деревьев вышел какой-то старец с бамбуковым посохом в руке, одетый в легкие одежды, в плетеных туфлях из пальмового лыка, перепоясанный тонким пояском. Увидев его, Танский монах так перепугался, что чуть не слетел с коня, однако выступил вперед и произнес приветствие, положенное при встрече. Опершись на посох, старец ответил вежливым поклоном и спросил:

– Откуда ты, почтеннейший?

Танский монах сложил руки ладонями вместе и смиренно ответил:

– Я – бедный монах из восточных земель Танского государства, послан в храм Раскатов грома поклониться Будде и попросить у него священные книги. Ныне мы добрались до ваших благодатных мест и издали увидели очертания городских стен. Но мы не знаем, что это за город, а потому я и обращаюсь к тебе, благодетель наш, с одной только просьбой – рассказать нам о нем.

Старец выслушал просьбу Танского монаха и ответил так:

– Досточтимый праведный наставник! Эта местность является одним из небольших владений, принадлежащих стране Небесных зарослей бамбука, и носит название Яшмовые цветы. Владетель города приходится сродни государю – императору страны Небесных зарослей бамбука, и ему пожалован титул князя Яшмовых цветов. Этот князь очень мудр, с особым почтением относится к монахам-проповедникам, любит простой народ. Я уверен, что если ты, почтенный наставник, повидаешься с ним, то он с большим уважением отнесется к тебе.

Танский монах поблагодарил старца, а тот удалился в чащу леса и скрылся из виду. Тогда только наставник повернулся к своим ученикам и передал им все, что сказал старец. Те очень обрадовались и собрались было помочь наставнику влезть на коня, но он остановил их.

– Путь до города не очень далек, – сказал он, – и я не хочу ехать верхом.

Все четверо отправились пешком, дошли до улицы на краю города и стали внимательно глядеть по сторонам. Почти все жители занимались торговлей; город был густо населен, и торговля шла бойко. По внешнему виду и по оживлению, которое царило на улицах, город этот очень напоминал города Серединного цветущего государства. Танский монах стал наказывать своим ученикам:

– Братья мои, будьте почтительны и вежливы. Не вздумайте допускать каких-нибудь вольностей.

Чжу Ба-цзе, вняв совету наставника, опустил голову, Ша-сэн прикрыл лицо, один только Сунь У-кун шел как ни в чем не бывало, поддерживая учителя. Люди с любопытством глазели на пришельцев, то и дело слышались изумленные возгласы:

– Нам приходилось видеть добродетельных монахов, укротителей драконов и тигров, но монаха, который водил бы за собой ручную свинью и обезьяну, мы еще ни разу не встречали.

Чжу Ба-цзе не сдержался, обтер рыло и рявкнул:

– А приходилось ли вам когда-нибудь видеть монаха, укротившего царя всех свиней?

Своим видом он до того напугал зевак, что все они повалились на землю и стали в ужасе расползаться в разные стороны. Сунь У-кун рассмеялся.

– Дурень! – крикнул он. – Скорей прячь свое рыло, хватит тебе дурачиться. Да смотри, будь осторожен, сейчас пойдем через мост!

Чжу Ба-цзе тоже рассмеялся и опустил голову.

Путники прошли через висячий мост, вошли в городские ворота и очутились на широкой улице с питейными и увеселительными заведениями, где царило большое оживление. Поистине этот город вполне мог состязаться со священной столицей великой Танской империи. Свидетельством тому могут послужить стихи:

 

Прекрасный город над рекой

Стеною прочной обнесен.

Встав на прибрежии крутом,

О край горы оперся он.

К широким пристаням спеша,

Плывут по озеру суда,

Не счесть товаров дорогих,

Что каждый день везут сюда.

А вдоль базарных площадей

Шумят торговые ряды,

Харчевни, лавки и лотки

Полны товаров и еды.

Несметная толпа людей

Глядит с балконов и террас.

Прекрасен город! Счастлив тот,

Кто повидал его хоть раз.

Напоминает он красой

Столицу Танскую – Чанъань:

В нем так же звонко петухи

Встречают утреннюю рань,

Разносчики на всех углах

Задорно на заре кричат,

И так же громко у ворот

Сторожевые псы рычат.

 

Радуясь в душе, Танский монах думал про себя: «Видимо, никто из людей, рассказывавших о западных странах, не бывал здесь. С первого взгляда здесь кажется все, как у нас. Однако если внимательней присмотреться, то жизнь здесь была совсем не такой, как в великой Танской империи! Видимо, не зря говорят, что есть рай земной!».

Дань риса здесь продавали за четыре цяня, а конопляное масло – по восемь ли3 один цзинь. Танский монах окончательно уверился в том, что место это на самом деле является страной изобилия.

Долго шли наши путники и, наконец, приблизились ко дворцу, в котором жил князь – правитель Яшмовых цветов. По обеим сторонам дворцовых ворот были расположены казенные здания: управление наместника, судебная палата, придворная кухмистерская и подворье для приезжающих гостей.

– Братья, – молвил Танский монах, – вот и управление. Обождите меня здесь. Я зайду предъявлю проходное свидетельство здешнему правителю для проверки, и отправимся дальше.

– А мы что? Так и будем стоять перед воротами? – спросил Чжу Ба-цзе.

– Ты разве не видишь, что над теми воротами красуется вывеска «Подворье для приезжающих», – ответил Танский монах. – Идите, посидите там, узнайте есть ли сено и фураж, купите немного да покормите коня. А я повидаюсь со здешним князем, и если он предложит угощение, то приду за вами, чтобы вместе покушать.

– Наставник! Иди спокойно по своим делам, – вмешался Сунь У-кун, – я сам обо всем позабочусь!

Ша-сэн понес поклажу в подворье. Служащие были настолько поражены безобразной наружностью приезжих, что даже не осмелились ни спросить их, кто они, ни прогнать их вон, а позволили им расположиться по собственному усмотрению. Но об этом мы пока рассказывать не будем.

Между тем Танский монах переоделся, достал проходное свидетельство и направился прямо ко дворцу князя. К нему уже спешил навстречу сановник, распорядитель церемоний.

– Откуда ты, почтеннейший? – вежливо спросил он.

– Я – монах из восточных земель Танского государства, послан в храм Раскатов грома поклониться Будде и попросить у него священные книги. Ныне, прибыв в вашу уважаемую страну, явился сюда только за тем, чтобы получить пропуск по проходному свидетельству и представиться вашему правителю – князю, тысячу лет ему здравствовать!

Сановник тотчас же отправился доложить о Танском монахе.

Правитель в самом деле оказался весьма просвещенным и гостеприимным. Он повелел немедленно пригласить к себе Танского монаха.

Танский монах вошел в приемный зал и совершил положенный поклон. Князь тут же пригласил его подняться и занять место рядом с ним. Затем Танский монах предъявил князю свое проходное свидетельство. Тот просмотрел его, увидел на нем множество печатей и подписей правителей разных стран и, с радостью достав свою драгоценную печать, тоже приложил ее к бумаге и расписался, затем аккуратно сложил бумагу и спросил:

– Почтенный наставник государя, не скажешь ли мне, как далек путь через разные страны от твоего великого Танского государства до этих мест?

– Я, бедный монах, не подсчитывал пройденного расстояния, – смущенно отвечал Сюань-Цзен, – но, помнится, в прошлые годы, когда перед моим правителем явилась в подлинном образе бодисатва Гуаньинь, она оставила на память о себе хвалебный стих, в котором было сказано, что путь на Запад составляет сто восемь тысяч ли. За все время, пока я путешествую, вот уже четырнадцать раз сменялись летний зной и зимние стужи.

– Четырнадцать раз сменялись летний зной и зимние стужи, – усмехнувшись, повторил князь, – значит, прошло четырнадцать лет. Полагаю, что в пути было очень много всяких препятствий?

– Да как сказать, – замялся Танский монах. – Всего ведь сразу не расскажешь! Прежде чем достичь твоей благодатной земли, не знаю, право, сколько пришлось пережить мучений и страданий от разных зверей и дьяволов!

Правитель, видимо, был очень рад прибытию Танского монаха и сразу же велел придворному сановнику, ведавшему кухмистерской, заказать постную трапезу, чтобы накормить гостя.

– Со мной здесь еще трое моих учеников, – робко заявил Танский монах, обращаясь к правителю, – они ждут у входа в твой дворец. За угощение благодарю, но принять его не смею. Не могу задерживаться в пути.

Но князь не стал слушать его и приказал придворным:

– Ступайте живей и пригласите троих уважаемых последователей достопочтенного наставника пожаловать сюда, чтобы разделить с ним трапезу!

Дворцовые служащие бросились выполнять приказание, выбежали из ворот, но на все их расспросы слуги отвечали только: «Нет, не видели никого!». Вдруг кто-то спохватился:

– В подворье для приезжающих сидят трое монахов безобразнейших на вид, должно быть, это они и есть!

Дворцовые служащие направились в подворье и обратились к служителям:

– Не скажете ли нам, кто из приезжих у вас высокочтимые ученики преподобного монаха великого Танского государства, который следует за священными книгами? Наш властитель повелел пригласить их на трапезу.

Чжу Ба-цзе, сидевший тут же и уже дремавший, услышав слово «трапеза», встрепенулся и вскочил на ноги:

– Это мы, это мы! – закричал он.

Дворцовые служащие взглянули на него, да так и обомлели от страха, душа у них, как говорится, в пятки ушла.

– О небо! – бормотали они, дрожа. – Да ведь это же самое настоящее свиноподобное чудище!

Сунь У-кун, услышав их бормотание, разом схватил и привлек к себе Чжу Ба-цзе.

– Брат! – злобно прошептал он. – Веди себя попристойней, оставь свои мужицкие замашки.

Тем временем все служащие и служители обратили внимание на Сунь У-куна.

– Обезьяна-оборотень! Обезьяна-оборотень! – зашумели они.

Ша-сэн поднес сложенные руки ко лбу в знак приветствия и обратился ко всем присутствующим:

– Уважаемые господа! Не бойтесь нас. Мы трое действительно являемся учениками преподобного Танского монаха.

– Да ведь это дух очага! Дух очага! – отозвались служители, завидев Ша-сэна.

Сунь У-кун тотчас велел Чжу Ба-цзе взять коня, а Ша-сэну – коромысло с поклажей, и все трое в сопровождении слуг отправились ко дворцу князя Яшмовых цветов. Дворцовые служащие опередили их, чтобы известить о прибытии учеников Танского монаха.

Когда князь, подняв глаза, увидел их безобразные лица, его тоже обуял страх. Тут Танский монах сложил руки ладонями вместе и обратился к нему с такими словами:

– Успокойся, правитель, долгие тебе лета здравствовать! Мои ученики хоть и безобразны на вид, зато сердца у них добрые.

Чжу Ба-цзе, глядя исподлобья, произнес монашеское приветствие и сказал:

– Я – бедный монах, пришел наведаться о твоем здоровье! Правитель еще больше испугался.

– Я принял в ученики самых простых людей, – заговорил Танский монах извиняющимся тоном, – они совсем не умеют вежливо вести себя и соблюдать церемонии. Умоляю тебя простить их за это!

Тогда князь, превозмогая страх, велел сановнику, ведавшему кухмистерской, отвести монахов в беседку Белого шелка и накормить их там. Танский монах поблагодарил за милость и, простившись с правителем, отправился вместе с учениками в беседку. Оставшись наедине с ними, он стал укорять Чжу Ба-цзе:

– Вот навязался мне на шею! Никакой вежливости в тебе нет! Уж молчал бы лучше! Разве можно быть таким грубияном?! Ведь от твоего зычного голоса гора Тайшань может опрокинуться!

– Хорошо, что я не произнес монашеского приветствия, – смеясь, проговорил Сунь У-кун, – по крайней мере хоть этим не утрудил себя.

– Не в том дело, – возразил Ша-сэн, – он ведь приветствие произнес нескладно, да еще выставил вперед свое рыло и давай орать!

– Только и знает что придирается, – обозлился Чжу Ба-цзе. – Еще третьего дня наставник учил меня, что при встрече с человеком надо осведомляться об его здоровье – это вежливо; сегодня я так и поступил, оказывается, опять нехорошо. Для чего же, спрашивается, было учить меня?

– Я действительно учил тебя при встрече с людьми спрашивать об их здоровье, – спокойно ответил Танский монах, – но я никогда не велел тебе делать го же самое при встрече с князьями! Ведь не зря говорят: «Товары делятся по сортам, а люди – по рангам». Как же можно не делать различий между знатными и простыми?

Не успел он закончить, как появился сановник, ведавший кухмистерской, со слугами: стали накрывать стол, расставлять стулья и подали еду. Наставник и его ученики принялись молча есть.

В это время из приемного зала вышел правитель и направился к себе, во внутренние покои дворца, где находились трое его сыновей. Взглянув на отца, они поняли, что он чем-то испуган, и стали его расспрашивать:

– Отец наш, князь! Почему у тебя такой встревоженный вид?

– Только что к нам пожаловал монах из восточных земель великого Танского государства, который идет поклониться Будде и попросить у него священные книги, – отвечал правитель. – Он предъявил мне для пропуска свое проходное свидетельство и, прочитав его, я понял, что он не простого происхождения. Я предложил ему остаться на трапезу, но он отказался, сославшись на то, что у входа во дворец его ждут ученики. Я тотчас же велел их пригласить. Вскоре они появились и в моем присутствии вели себя весьма невоздержанно: они не совершили никаких поклонов, а один из них просто поздоровался со мной; я остался недоволен, но когда взглянул на них, то увидел, что все они один другого безобразнее – похожи на дьяволов, и невольно струхнул.

А надо вам сказать, читатель, что сыновья князя отличались задором и воинственностью. Услышав слова отца, они стали сжимать кулаки и засучивать рукава.

– Это не иначе как злые оборотни, принявшие человеческий облик, явились сюда с далеких гор. Сейчас мы сходим за оружием и посмотрим, кто они такие! – сказал один из сыновей.

Ну и молодцы же были эти юноши! Старший взял огромную дубину, вышиной от пола до бровей, второй стал вертеть граблями с девятью зубьями, а третий вооружился черной палкой, покрытой лаком. Храбро и отважно они вышли из дворцового помещения и стали кричать:

– Что за монахи, паломники за священными книгами, объявились здесь? Где они?

В это время поблизости оказались сановник и слуги из кухмистерской, которые, завидев княжичей, повалились им в ноги.

– Повелители наши! Они находятся в беседке Белого шелка и вкушают там трапезу.

Трое княжеских сыновей ринулись в беседку и заорали:

– Вы кто, люди или оборотни? Отвечайте скорей, тогда мы пощадим вас!

Танский монах от страха побледнел, выронил плошку с едой и стал низко кланяться.

– Я – бедный монах из Танского государства, иду за священными книгами, – залепетал он, – я человек, а не оборотень.

– Да ты, пожалуй, еще похож на человека, – сказал один из княжичей, – а те трое уродов, конечно, оборотни!

Чжу Ба-цзе продолжал есть, не обращая ни на кого внимания.

Но Ша-сэн и Сунь У-кун приподнялись со своих мест и сказали:

– Все мы люди. И хотя некрасивы лицом и уродливы телом, зато сердца у нас честные и добрые. Откуда вы появились здесь и как смеете кричать и буянить?

Стоявшие в стороне слуги из кухмистерской заволновались.

– Да ведь это же княжичи, сыновья нашего правителя, – предупредительно произнес один из них.

Чжу Ба-цзе отбросил плошку с едой:

– Что? – переспросил он. – Княжичи? А почему они с оружием? Уж не собираются ли они сразиться с нами?

Тут второй княжич шагнул к Чжу Ба-цзе и, размахивая граблями, приготовился нанести ему удар. Чжу Ба-цзе ехидно засмеялся.

– Твои грабли годятся моим граблям во внуки! – воскликнул он.

Быстро расстегнувшись, Чжу Ба-цзе вытащил из-за пояса свои грабли и взмахнул ими. Десятки тысяч золотистых лучей взметнулись в воздух, затем он несколько раз подкинул грабли, и от них заструились тысячи сверкающих полос. Княжич с граблями до того перепугался, что у него обмякли руки и ноги, и он больше не посмел потрясать своим оружием.

Сунь У-кун заметил, что у старшего княжича палица вышиной до бровей. Тогда он встал, вытащил из-за уха свой посох с золотыми обручами и помахал им в воздухе. Посох сразу же стал толщиной с плошку, а длиной, пожалуй, в два-три чжана. Сунь У-кун изо всей силы всадил его в землю на глубину примерно в три чи.

– Дарю тебе этот посох! – со смехом сказал он, обращаясь к старшему княжичу.

Тот, услышав эти слова, сразу же бросил в сторону свою палицу и потянулся за посохом Сунь У-куна. Он взялся за него обеими руками, изо всех сил стараясь выдернуть из земли, но посох не поддался даже на волосок; он пытался и так и сяк, раскачивал в разные стороны, но посох, казалось, врос в землю.

Третий княжич тем временем тоже начал выказывать свой норов и, изловчившись уже собрался было пустить в ход свою черную палку, покрытую лаком. Но Ша-сэн одним взмахом руки расколол ее, достал свой волшебный посох, покоряющий оборотней, покрутил его пальцами, и он вдруг засверкал чарующим блеском, излучая свет утренней зари. Все присутствующие, в том числе сановник и слуги из кухмистерской, онемели от испуга.

Тогда три княжича разом совершили низкий поклон и заговорили:

– О святые наставники! Святые наставники! Признаем себя неразумными мирянами. Умоляем вас не поскупиться и показать нам свое искусство, а за науки будем вечно поклоняться вам!

Сунь У-кун подошел к посоху, легко вытащил его из земли и ответил княжичам:

– Здесь слишком тесно, негде развернуться. Вот я сейчас взлечу на воздух и покажу вам один прием, а вы поглядите!

Молодец Сунь У-кун! Он со свистом перекувыркнулся в воздухе и разом стал обеими ногами на неожиданно появившееся облачко, сияющее всеми цветами радуги. Поднявшись довольно высоко в небо, примерно шагов на триста от земли, Сунь У-кун начал проделывать разные фокусы со своим посохом; он то размахивал им над головой, то вращал вокруг тела, то подбрасывал вверх, то опускал вниз, затем вращал его вправо, влево. Вначале казалось, что Сунь У-кун окружен сиянием, а потом его совсем не стало видно, один только посох рассекал воздух. Чжу Ба-цзе, наблюдавший это зрелище, издал восторженный возглас и, не удержавшись, стал приплясывать.

– Погодите! – воскликнул он наконец. – Я, старый Чжу, тоже сейчас позабавлюсь!

Ай да Чжу Ба-цзе! Воспользовавшись налетевшим ветерком, он быстро поднялся на воздух, примерно на такую же высоту, что и Сунь У-кун, и пустил в ход свои волшебные грабли: вверх – три раза, вниз – четыре, влево – пять, вправо – шесть, вперед – семь, назад – восемь. Движения его становились все быстрее и быстрее, так что слышен был только свист: «фью-фью». Когда Чжу Ба-цзе вошел в раж, Ша-сэн обратился к Танскому монаху.

– Дорогой наставник! Позволь и мне показать свое искусство!

Тут Ша-сэн разом подпрыгнул и, завертев своим волшебным посохом, тоже поднялся в воздух, причем видно было, как его посох излучает золотистый свет. Затем, держа волшебное оружие обеими руками, Ша-сэн начал проделывать удивительно красивые движения, которые у фехтовальщиков называются «Красный феникс смотрит на солнце» или «Голодный тигр бросается на добычу». Ша-сэн то стремительно бросался вперед, то медленно отводил воображаемый удар, то молниеносно поворачивался кругом и поспешно приседал, словно укрываясь от противника. Все три брата в монашестве, обладающие великими волшебными чарами, являли в небе свое могущество и фехтовальное искусство. Вот уж поистине:

 

Движеньями своими три монаха

На смертных в этот миг не походили:

Постигшие Великий путь познанья

Все небеса собой заполонили.

Там, как живой, крутился грозный посох,

Сверкая золотыми ободками;

Со свистом грабли рассекали воздух,

Подхвачены могучими руками;

Волшебный посох в небесах вращался,

Спеша исполнить каждое желанье.

И от оружья воинов небесных

Лилось на землю грозное сверканье.

Так в их руках волшебного оружья

Необычайное происхожденье

Явило людям все свое величье.

Повсюду вызывая преклоненье.

И хоть издревле славили народы

Край Зарослей небесного бамбука

За то, что там царило благочестье

И процветали мудрость и наука,

Но в этот миг и Юй-хуа надменный,

И княжичи, на чудеса взирая,

Склонились ниц, полны благоговенья

К монахам, что явились из Китая.

 

Княжичи до того перепугались, что опустились на колени прямо в пыль и грязь. Все старшие и младшие должностные чины, находившиеся в беседке Белого шелка, сам князь во дворце, военные и штатские, мужчины и женщины, монахи и монахини, даосы и миряне, словом, все жители города, в каждом доме и на каждом дворе держали в руках благовонные свечи, отбивали земные поклоны, молились Будде и совершали жертвенные обряды. Получилось на самом деле так, как говорится в стихах:

 

Увидев, что вернулись в прежний образ

Три путника, блиставших дивной властью,

Все возмечтали жить по их примеру –

Храня покой, даруя людям счастье.

Отныне всем открылся путь широкий,

Чтоб, не колеблясь, шли к Познанью люди

И чтобы знали: Истину постигнешь

Лишь созерцаньем да служеньем Будде.

 

Тем временем спутники Танского монаха спустились на землю, спрятали оружие и предстали перед своим наставником. Они спросили, понравилось ли ему их искусство и поблагодарили за позволение позабавиться. Затем все уселись по своим местам, и мы их пока оставим.

Трое княжичей поспешно вернулись во дворец и бросились к отцу:

– Отец наш, князь! – воскликнули они. – Какое огромное счастье привалило к нам! Мы только что видели удивительное военное искусство! Видел ли ты, что сейчас творилось в небе?

– Я заметил, что небо окрасилось сиянием, похожим на зарю, – ответил князь, – и тотчас же принялся возжигать фимиам и совершать поклоны. Я велел вашей матери и всем остальным последовать моему примеру. Не знаю, откуда снизошли и собрались здесь священные небожители…

– Да это вовсе не священные небожители, – перебили отца княжичи, – а только трое безобразных учеников Танского монаха, направляющегося за священными книгами. Один из них действовал железным посохом с золотыми обручами, другой орудовал граблями с девятью зубьями, а третий – волшебным посохом, покоряющим злых оборотней. Их оружие точь-в-точь такое же, как у нас, нет ни малейшей разницы. Мы упросили их показать нам хотя бы один прием. Один из них и говорит: «На земле очень тесно, неудобно развернуться, вот я сейчас взлечу на воздух и покажу вам один из моих приемов». Друг за другом они взлетели на облаках в воздух, и сразу же по небу разлилось благодатное животворное сияние. Сейчас они спустились на землю и сидят в беседке из Белого шелка. Нам так понравилось их искусство, что мы готовы поклониться им и просить их быть нашими наставниками, дабы выучиться у них владеть оружием и защищать нашу страну. Это будет поистине великое дело! Что ты скажешь, отец, если мы обратимся к ним?

Старый князь внял словам сыновей и дал полное согласие.

В тот же час все четверо: отец и трое сыновей, без парадного поезда и балдахинов, пешком направились к беседке Белого шелка. В это время наши путники уже собрали свою поклажу и хотели идти в дверь, чтобы поблагодарить за трапезу, попрощаться с князем и двинуться в путь, но вдруг увидели самого князя с тремя сыновьями, которые еще издали повалились на колени и стали кланяться до самой земли. Танский наставник подскочил от смущения, а затем тоже бросился наземь и стал совершать ответные поклоны. Сунь У-кун, вслед за Чжу Ба-цзе и Ша-сэном, отошел в сторону и смотрел на эту сцену, насмешливо улыбаясь. Когда церемония взаимных поклонов была окончена, правитель уезда пригласил Танского монаха и его учеников в приемную. Монахи с радостью согласились и вошли в зал.

– Уважаемый и почитаемый Танский наставник! – начал, стоя, говорить правитель. – Есть одно дело, по которому я обращаюсь к тебе с просьбой. Не знаю, право, согласятся ли исполнить ее твои уважаемые ученики?

– Ты только прикажи им, – ответил Танский монах, – они не осмелятся не повиноваться тебе, дорогой правитель, тысячу лет тебе здравствовать!

– Когда я впервые увидел всех вас, – продолжал правитель, – то мне показалось, что ты, уважаемый наставник, удостоен звания Странствующего монаха. Но, видимо, мои плотские очи впали в заблуждение. Только теперь, убедившись, с каким искусством мастера-наставники Сунь, Чжу и Ша фехтуют своим оружием, находясь в воздухе, я понял, что они настоящие небожители, истинные Будды! Трое моих щенков-сыновей всю жизнь занимаются фехтованием, имеют к нему склонность, и сейчас, преисполнившись чувством уважения к твоим ученикам, просят их быть наставниками, чтобы научиться хорошо владеть оружием. Молю тебя, уважаемый и почтенный мой духовный наставник, открой свое сердце, великое, как Небо и Земля, и снаряди в путь свой челн милосердия, на котором могли бы плыть в волнах истины мои презренные сыны! Свято обещаю отблагодарить тебя дарами, которыми можно будет запрудить целый город…

При этих словах Сунь У-кун не удержался и залился громким хохотом.

– Эх ты, а еще правитель! Ничего ты не понимаешь! – проговорил он сквозь смех. – Ведь мы, отрешившиеся от житейских сует, должны иметь учеников-последователей, которым могли бы передать наши знания. Если у твоих сыновей на самом деле есть желание творить добрые дела, то мы готовы научить их, пусть только относятся к нам с добрым чувством! Ни в коем случае не сули нам никаких богатств! Достаточно доброго отношения.

От этих слов князь пришел в неописуемую радость и сразу же приказал устроить большой пир в парадном зале дворца! Стоило только князю произнести одно слово, как приказание уже было исполнено. Поглядели бы вы, читатель, какой это был пир!

 

Чуть колышутся флаги и ленты кругом,

И дымки ароматные тают,

С изукрашенных золотом хрупких столов

Дорогие шелка ниспадают.

А сидения лаком покрыты цветным

И парчою в узорах богатых,

Все, как радуга, здесь ослепляет глаза,

Все сверкает в роскошных палатах.

С веток только что сладкие сняты плоды

И лежат, аромат источая,

И тончайшие запахи реют вокруг

Золотого, горячего чая.

Вот пампушки лежат, весом каждая в лян,

Возвышаясь горою над блюдом.

Сколько подано яств – до пятнадцати смен,

А любое покажется чудом!

А молочные кушанья! Что их вкусней?

Их готовили с медом топленым.

Но не хуже и жареные потроха,

Что приправлены сахаром жженым.

И бутыли отборнейших рисовых вин

Взор гостей привлекают недаром:

Если в чашу нальешь да глоток отхлебнешь –

Не сравнишь и с небесным нектаром!

Вот и чай подают. Сколько разных сортов!

О божественный чай из Янсяня!

Лучше всякой корицы его аромат,

Нет прекраснее благоуханья!

Приготовлено все, чтобы гости могли

Пировать беззаботно и праздно,

И куда ни взгляни – все на этих столах

Так чудесно и разнообразно!

 

Затем позвали шутов. Они пели, плясали, играли на дудках и бренчали на струнах, даже разыграли целое представление.

Наставник со своими учениками весело провели целый день в обществе князя и его сыновей. Незаметно наступил вечер, и пирующие стали расходиться. Князь приказал быстро постелить постели и натянуть пологи в беседке, после чего предложил Танскому монаху и его спутникам расположиться на ночлег, с тем чтобы на следующий день с самого утра возжечь фимиам, помолиться и начать обучение его сыновей боевому искусству. Монахам подали тазы с теплой ароматной водой для омовения, после чего они отправились спать. Уже наступила пора, когда

 

Птицы в гнезда уселись,

Покой воцарился глубокий.

Лег поэт на тахту,

Перестал подбирать свои строки.

А Река серебристая,

Волны свои разливая,

Озаряет сиянием

Небо от края до края.

Опустели тропинки

В полях у последней заставы,

И в ночной полутьме

Словно гуще становятся травы.

Все затихло вокруг,

Речь людская уже не слышна мне,

Только где-то вальки

Ударяют о гладкие камни.

За извивами рек,

За твердыней хребта векового

Мне о крае родном

Эти звуки напомнили снова.

А над ложем моим,

Разгадав мое горькое бденье,

Все стрекочет сверчок,

Отгоняя во тьму сновиденья.

 

Ночь прошла. Рано утром старый князь со своими сыновьями снова явился к нашим путникам. При вчерашней встрече Танский монах оказывал князю почести, подобающие его званию, а нынче он уже приветствовал его как равного. Трое княжичей встали на колени перед Сунь У-куном, Чжу Ба-цзе и Ша-сэном и земно поклонились им.

– Досточтимые наставники! Покажите нам еще раз ваше волшебное оружие! – взмолились они.

Чжу Ба-цзе, обрадованный таким обращением, достал грабли и бросил их на пол. Ша-сэн вытащил свой волшебный посох и прислонил его к стене. Княжичи, второй и третий по старшинству лет, бросились к оружию, пытаясь поднять его, но все их усилия были столь же тщетны, сколь оказались бы напрасными потуги стрекозы, пожелавшей сдвинуть с места каменный столб. От напряжения их лица раскраснелись, но они так и не смогли приподнять оружие даже на волосок. Старший брат заметил их смущение и крикнул им:

– Братья! Не тратьте зря свои силы. Ведь у наших наставников оружие священное: вес его несоизмерим с нашими силами!

Чжу Ба-цзе задорно рассмеялся.

– Мои грабли вовсе не такие тяжелые, – сказал он, – они соответствуют числу одной только трети священных книг, и вместе с рукоятью весят пять тысяч сорок восемь цзиней!

Второй княжич робко спросил Ша-сэна:

– Почтенный наставник! Сколько же весит твой волшебный посох?

– Тоже пять тысяч сорок восемь цзиней, – смеясь, ответил Ша-сэн.

Старший княжич попросил Сунь У-куна показать посох с золотыми обручами. Сунь У-кун достал из уха иглу, помахал ею навстречу ветру, и она сразу превратилась в посох, толщиной с плошку, который он воткнул в землю перед собой. Старый князь и его сыновья застыли от страха, чины и слуги пришли в ужас. Княжичи совершили вежливый поклон, и один из них спросил:

– Почему у наставников Чжу и Ша оружие находится при себе, под одеждами, и они сразу достают его, а у наставника Суня оно спрятано за ухом? Почему от ветра его оружие увеличивается?

– Где вам знать, что мой посох не простой, – смеясь, ответил Сунь У-кун, – да и не всякий сможет пользоваться им. Вот послушайте, что я вам расскажу:

 

Когда над хаосом извечным

Мир поднялся и заблистал,

Из горных руд железо плавить

Великий Юй впервые стал.

О всех потоках и озерах

И о глубинах всех морей

Издревле посоху известно, –

Когда пробиты были горы

И злоба вод усмирена,

Впервые в мире наступили

Безоблачные времена,

И в те года в Восточном море.

Всегда готовый в смертный бой,

Глубоко во Дворце подводном

Хранился верный посох мой.

Прошли бесчисленные годы,

Века прошли, – и вот, смотри:

С годами снова засиял он

Лучами утренней зари.

Искусством дивным овладел он:

То сокращаться, то расти,

То озарять сияньем дивным

Непроходимые пути.

Добыть его со дна морского

Мне выпала однажды честь. –

Он был послушен заклинаньям,

А обликов его не счесть!

Захочешь – вырастет огромным,

Все мирозданье заслонит,

Захочешь – станет, как иголка,

Совсем невзрачная на вид.

Единственным, неповторимым

Считает посох мой народ.

И даже в небе, средь бессмертных,

Он чудодейственным слывет

Его «Послушным» называют,

Хотя не всем он и с руки,

Его узнаешь, если глянешь

На золотые ободки.

Тринадцать тысяч цзиней весом,

А может даже тяжелей,

Ему прикажешь – он сумеет

Стать то короче, то длинней;

Ему прикажешь – он сумеет

И толще стать и тоньше стать,

То вдруг бесследно исчезает,

То появляется опять…

Служил он мне большой подмогой,

Когда, исполнен дерзких сил,

Я в голубых чертогах Неба

Погром жестокий учинил.

Он был мне верным, сильным другом,

Когда, сквозь тысячи невзгод

В подземном царстве непроглядном

Я страшный совершал поход.

С ним вместе покорял драконов,

Свирепых тигров укрощал,

Повсюду проходил спокойно,

Ни дебрей не боясь, ни скал,

И бесов самых закаленных

Умею побеждать в бою.

И оборотней вероломных

Мгновенной смерти предаю.

Мне стоит только размахнуться,

Любой конец его поднять

И прямо в небеса ударить,

В сияющую благодать,

И сразу солнце потемнеет,

Весь мир сокроется во мгле,

И устрашатся духи в небе

И оборотни на земле!

Из хаоса давно возник он

И все эпохи пережил,

Уходят годы, но с годами

Не потерял мой посох сил!

Пройдут столетье за столетьем, –

Его не старят времена:

Его, как видите, отлили

Не из простого чугуна!

 

Княжичи внимательно слушали Сунь У-куна и беспрестанно отбивали земные поклоны. Затем они подались вперед и, выражая самое искреннее почтение и уважение, стали просить, чтобы их научили приемам фехтования.

– Каким бы оружием вы хотели владеть? – спросил Сунь У-кун.

– Кто пользуется палицей, пусть выучится владеть ею; кто привык пользоваться граблями, пусть научится действовать граблями; а кому нравится посох, пусть учится, как лучше его использовать, – ответили княжичи.

– Научить не трудно, – засмеялся Сунь У-кун, – только силенок у вас маловато, вы не сможете действовать нашим оружием и получится, как у того художника, который рисовал тигра, а вышла собака. Древние люди сложили такую поговорку: «Если обучение ведется не строго, значит, учитель ленив; виноват сам ученик, коль ученье не постиг в совершенстве». Раз вы искренне хотите учиться, то прежде всего принесите сюда фимиам и поклонитесь Небу и Земле. Сначала я придам вам духовные силы, лишь после этого вы сможете перенимать фехтовальное искусство.

Княжичи были счастливы, услышав эти слова. Они собственноручно притащили жертвенник, помыли руки, зажгли ароматные свечи и, обратив лицо к небу, начали отбивать поклоны. Закончив обряд поклонения, они попросили наставников объяснить им приемы.

Сунь У-кун повернулся лицом к Танскому монаху, вежливо поклонился ему и сказал:

– Досточтимый наставник мой! Прошу тебя, прости мою вину! С тех пор как на горе Усиншань ты проявил милосердие и научил меня подвижничеству шраманов и за время нашего пути на Запад я не имел случая отблагодарить тебя за эти милости. Правда, я, не жалея сил, помогал тебе переправляться через реки и горы, и делал это от чистого сердца. Ныне мы вступили на родину Будды и нам посчастливилось встретиться с тремя просвещенными княжичами, которые умоляют нас, твоих учеников, научить их искусству фехтования. Поскольку они становятся нашими учениками, то тебе, наш наставник, они придутся внучатыми учениками. Почтительно прошу твоего благословения, дабы успешно наставлять их.

Танский монах, до глубины души растроганный этими словами, очень обрадовался. Чжу Ба-цзе и Ша-сэн, по примеру Сунь У-куна, тоже повернулись лицом к наставнику и совершили перед ним земные поклоны.

– Отец, учитель наш! Мы глупы и невежественны, и даже складно говорить не умеем, – сказали они, – но просим тебя, разреши и нам взять себе по ученику и позабавиться Пусть останется хоть одно хорошее воспоминание о нашем пути на Запад!

Танский монах обрадовался еще больше и дал свое согласие. Тогда Сунь У-кун велел трем княжичам зайти за беседку Белого шелка. Там они нашли укромное место, где Сунь У-кун нарисовал на земле созвездие Ковша. Он велел всем троим ученикам уместиться в рисунке Ковша, закрыть глаза и ни о чем не думать. Сам он тем временем прочел про себя заклинание и молитву, а затем вдунул в нутро каждого из княжичей божественный дух, после чего души княжичей покинули их. Затем Сунь У-кун при помощи заклинания вселил в каждого из княжичей телесную силу в десятки тысяч раз большую, чем та, которой они обладали прежде. Они, казалось, полностью переродились. К полдню княжичи очнулись и разом вскочили на ноги. Потерев лицо руками, они встряхнулись всем телом и почувствовали в себе огромную силу. Старший сразу же взялся за посох с золотыми обручами, второй княжич стал вертеть колесом грабли с девятью зубьями, а младший поднял вверх волшебный посох, покоряющий дьяволов и оборотней.

Старый князь, видя все это, не помнил себя от радости. Снова был устроен пир для изъявления благодарности Танскому монаху и его ученикам. Перед началом пира каждый из княжичей научился от своих учителей владеть оружием: один – посохом с золотыми обручами, другой – граблями с девятью зубьями, а третий – посохом, покоряющим оборотней. Они хоть и сделали по нескольку выпадов, но все же, как простые смертные, несмотря на старание и усердие, быстро устали и не могли долго держаться. Оружие, которым княжичи фехтовали, обладало волшебным свойством превращений, но разве могли княжичи воспользоваться этими замечательными превращениями!

Пир закончился в тот же день.

На следующий день трое княжичей вновь пришли благодарить.

– Мы очень признательны вам за то что вы наделили нас силой, – сказали они, – мы все теперь можем действовать вашим оружием, хоть нам и трудно вращать его и перекидывать из руки в руку. Мы намерены приказать нашим мастерам изготовить оружие по вашему образцу, но более легкое по весу. Не знаем только, позволите ли вы, наши наставники, поступить так?

– Хорошо! Хорошо! Отлично! – обрадовался Чжу Ба-цзе. – Вы очень дельно говорите. Что же касается нашего оружия, то, во-первых, вам не полагается пользоваться им; во-вторых, оно нам самим потребуется для защиты учения Будды от злых дьяволов. Вам, конечно, необходимо сделать себе оружие! Княжичи тотчас же дали распоряжение позвать кузнецов, закупить десять тысяч цзиней стали и устроить на переднем дворе литейную мастерскую с плавильной печью. Здесь первый день плавили сталь, а на другой день княжичи попросили у Сунь У-куна разрешения взять в мастерскую посох с золотыми обручами, грабли с девятью зубьями и волшебный посох, покоряющий дьяволов и оборотней, чтобы изготовить оружие такого же образца. С того времени оружие сутками оставалось в мастерской.

Увы! Это оружие было также и талисманом, с которым носители его не должны были расставаться ни на один миг. Ученики Танского монаха постоянно держали свое оружие при себе, и оно своим сиянием во многих случаях охраняло их от опасностей. А теперь оружие уже несколько дней находилось в мастерской, и дивное сияние зари, исходившее от него десятками тысяч лучей, возносилось высоко в небо, а благовещие пары разносились по земле тысячами струй. И вот в одну из этих ночей объявился злой оборотень. Недалеко от города, на расстоянии всего лишь семидесяти ли, была гора, носящая название Барсова голова, а в этой горе была пещера под названием Пасть тигра, – обитатель этой пещеры, оборотень, ночью заметил дивное сияние и благовещие испарения и тотчас же направился на облаке посмотреть на чудо. Сияние исходило из переднего двора усадьбы князя. Оборотень опустил вниз свое облако, приблизился к тому месту и увидел три разных оружия, от которых исходило чудесное сияние. Обрадованный такой находкой, оборотень стал говорить сам с собою:

– Какие замечательные драгоценности! Ах, какие драгоценности! Кто же ими пользуется? Кто оставил их здесь? Видимо, сама судьба посылает мне эти сокровища прямо в руки. Возьму-ка их с собою! Возьму!

От чувства восхищения, которое охватило оборотня, у него прибавилось силы, он разом забрал в охапку все три вида оружия и умчался обратно, прямо в свою пещеру.

Вот уж верно сказано:

 

Нельзя ни на мгновенье отступать нам

От истинного, светлого пути:

Тому, кто хоть на миг с него собьется,

Назад дорогу трудно обрести.

Пропало все священное оружье –

Потеря, что страшнее всех потерь!

И прежнее стремленье к совершенству,

Труды, мольбы – напрасно все теперь.

 

Если вам интересно узнать, как удалось найти похищенное оружие, прочтите следующую главу.

 

ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ,

 

 

В которой будет рассказано о том, как Желтый лев-оборотень напрасно готовился к пиру в честь волшебных граблей, а ученики Танского наставника, по прозванию Золото, Дерево и Земля, учинили буйство на горе Барсова голова

Мастера-кузнецы, работавшие несколько суток подряд в усадьбе правителя, до того переутомились, что в эту ночь уснули как убитые. Как только начало светать, они проснулись и принялись за работу, но оказалось, что оружия под навесом нет. От испуга они сперва остолбенели, а потом принялись искать и обшарили всю мастерскую В это время вышли три княжича посмотреть, как подвигается работа. Мастера при виде их упали на колени и стали жаловаться, отбивая земные поклоны:

– О княжичи, милые! Не знаем, куда делось оружие ваших троих священных учителей!

От этих слов княжичи в испуге задрожали.

– Наверное, наши наставники убрали оружие к себе этой ночью, – сказали они и с этими словами побежали к беседке Белого шелка. Они увидели белого коня, который стоял на обычном месте под навесом.

– Наставники! Вы еще спите, – стали кричать княжичи.

– Нет, уж встали! – отозвался Ша-сэн и, поспешно отворив дверь, пропустил княжичей. Те, не видя нигде оружия, совсем растерялись.

– Наставники! Не вы ли спрятали свое оружие?

Сунь У-кун сразу же вскочил на ноги.

– Нет, мы не убирали его! – воскликнул он.

– Ночью ваше оружие исчезло из мастерской! – сказали княжичи.

– А мои грабли целы? – разволновался Чжу Ба-цзе, поспешно поднимаясь с постели.

– Мы только что вышли посмотреть, как идет работа, и увидели мастеров, которые всюду ищут ваше оружие, но пока тщетно. Мы подумали, что, может быть, вы, наставники, взяли его себе, а потому и явились сюда, чтобы удостовериться в этом. Оружие нашего старшего наставника обладает способностью меняться в размерах, вот мы и подумали, что он спрятал его где-нибудь на себе, чтобы посмеяться над нами.

– Говорю вам, что мы не брали оружия, – твердо произнес Сунь У-кун. – Идемте на поиски! – добавил он.

Все направились во двор усадьбы, под навес, но там не нашли даже следов оружия.

– Уверен, что это негодяи кузнецы украли! – заявил Чжу Ба-цзе. – Отдайте назад живей! – закричал он. – Будете мешкать, убью вас! Убью!

Кузнецы в смятении стали отбивать земные поклоны и проливать слезы.

– О небо! Мы до того измучились от непрерывной работы, что ночью заснули. На рассвете встали, смотрим, а оружия нигде нет. Мы ведь простые смертные, разве под силу нам поднять ваше оружие? Умоляем вас, отцы родные, пощадите нас! Пощадите!

Сунь У-кун помолчал, а затем с досадой произнес:

– Мы сами виноваты! Надо было показать оружие и тут же унести его с собою. Как только мы решились оставить его здесь? Скорей всего какой-нибудь дурной человек, который не спит по ночам, заметив сияние, излучаемое нашим драгоценным оружием, сегодня ночью похитил его.

Но Чжу Ба-цзе не поверил Сунь У-куну и продолжал настаивать на своем.

– Что ты говоришь, брат! – сказал он. – Откуда может взяться дурной человек в такой мирной стране, да притом не где-нибудь в глуши или в горах? Несомненно, что кузнецы скрывают правду: они, очевидно, заметили сияние от нашего оружия и решили, что оно очень драгоценное. Ночью они вышли из усадьбы, сговорились с шайкой грабителей и сообща украли оружие. Отдавайте же скорей! – закричал он, обращаясь к кузнецам. – Не то я поколочу вас!

Но мастера, не переставая кланяться, клялись и божились, что не брали оружия.

В это время появился сам князь. Узнав, что случилось, он от страха изменился в лице и долго не мог прийти в себя, только стонал да охал. Наконец он проговорил:

– Священные наставники! Подумайте сами! Ведь ваше ору – жие не простое. Его не сдвинут с места даже сто человек! К тому же, пять поколений моего рода правили в этом городе, и я осмелюсь сказать, не ради красного словца или бахвальства, что мы заслужили доброе имя и прославились далеко за пределами округа. Жители города, как военные, так и гражданские, мастеровые и ремесленники, – все боятся нарушать мои правила и законы и ни в коем случае не позволят себе скрывать правду. Подумайте хорошенько, как могло пропасть оружие.

– Нечего тут раздумывать, – усмехнулся Сунь У-кун. – Не надо также мучить подозрениями бедных кузнецов. Позволь спросить тебя, правитель, есть ли где-нибудь в твоем уезде какие-нибудь горы или леса, в которых водятся оборотни?

– Ты очень разумно поступил, задав этот вопрос, – ответил правитель уезда. – К северу от нашего города находится гора Барсова голова и в горе – пещера Пасть тигра. Одни говорят, что в этой пещере живет праведный отшельник, другие – что там водятся волки и тигры; ходят также слухи, что там обитает какой-то оборотень. Однако я никогда там не был и ничего точно не знаю.

Сунь У-кун рассмеялся.

– И этого достаточно, – сказал он. – Теперь ясно, что оружие украл дурной человек, который живет в пещере. Он узнал, что здесь находятся драгоценные сокровища, и ночью похитил их.

Затем Сунь У-кун обратился к своим спутникам:

– Чжу Ба-цзе, Ша-сэн! Оставайтесь здесь и берегите нашего наставника! Охраняйте также весь этот город, а я быстро вернусь. Кузнецам же он приказал поддерживать огонь в горнах и продолжать работу.

Молодец Царь обезьян! Простившись с Танским монахом, он со свистом умчался и исчез из виду. В один миг достиг он горы Барсова голова, которая, как оказалось, находилась всего в тридцати ли от города. Сунь У-кун поднялся на самую высокую вершину, чтобы оглядеть всю местность. Воздух был насыщен зловонными испарениями. Значит, где-то здесь поселился дьявол или оборотень.

 

Как дракон-исполин,

Извивается длинный хребет,

Голый гребень вздымая.

Бесконечной грядою

Гора по земле разлеглась,

Целый край обнимая.

Островерхие пики

Крутыми рядами торчат,

В небо дерзко вонзаясь.

По отвесным ущельям

Стремительно льются ручьи,

С высоты низвергаясь.

У подножья лужайки

Чудесной травой поросли

Вдоль отлогого ската,

И покрыта земля

Пестротой небывалых цветов,

Как парчою богатой.

Вековых кипарисов

И сосен, прямых, как стрела,

Строй сомкнулся зеленый.

Кроны древних деревьев

И рощи бамбука шумят,

Забираясь на склоны.

Стрекотанье сорок,

Горных воронов сумрачный грай

Слышен там над обрывом.

Дикий аист трубит,

И в ответ ему хор обезьян

Вторит плачем тоскливым.

Под нависшей скалой

Так привольно с подругой пастись

И оленям и лосям.

Пары лис и енотов

Резвятся в колючих кустах

Под отвесным утесом.

Грозно дыбится кряж,

Как дракона волнистый хребет,

Острый гребень подъемля.

Сто отрогов его,

Извиваясь, расходятся врозь

И уходят под землю.

От холмов Юйхуа

Начинается главная цепь,

Вдаль стремясь величаво,

С древних лет

Не смолкает об этой великой горе

Легендарная слава.

 

Внимательно оглядывая местность, Сунь У-кун вдруг услышал человеческие голоса где-то за горой. Он быстро обернулся и увидел двух оборотней с волчьими головами. Они шли в северо-западном направлении и о чем-то громко разговаривали.

«Не иначе как это оборотни, посланные в дозор, – решил Сунь У-кун. – Надо пойти за ними, подслушать, о чем они говорят, и узнать, в чем дело».

Прищелкнув пальцами, Сунь У-кун прочел заклинание, встряхнулся и превратился в мотылька. Расправив крылышки и порхая, он догнал оборотней. Мотылек из Сунь У-куна получился великолепный. Вот послушайте.

 

Парой крылышек он наделен,

Белоснежных, как пудра.

Два серебряных усика –

Блещут в сиянии утра.

То несется стремительно,

Ветром подхваченный резким,

То задумчиво, медленно

Кружится в солнечном блеске.

Через речки летит,

Перепархивает через кручи

И соцветий раскрывшихся

Запах впивает летучий.

Ароматы крадет

И пыльцу по пути собирает,

Беззаботно и весело

С ивовым пухом играет.

Грациозный, живой,

Полный света и радостной дрожи,

Лепестки своих крылышек

Он то раскроет, то сложит.

 

Летая прямо над головами оборотней, мотылек прислушивался к их разговору.

– Дружок! – громко воскликнул один из них. – Нашему великому князю чертовски везет. В позапрошлом месяце раздобыл себе красотку и теперь забавляется с ней в своей пещере, а вчера ночью достал замечательное оружие трех видов, настоящий клад, которому даже цены нет! Завтра утром он устраивает пир в честь волшебных граблей, то-то мы полакомимся!

– Да и нам изрядно подвезло, – отозвался другой оборо – тень. – Дали нам двадцать лянов серебра на покупку свиней и баранов. Сейчас придем на рынок и первым делом выпьем несколько сосудов вина. К счету на покупку сделаем приписку, заработаем на этом деле два-три ляна и купим себе ватную одежду на зиму. Ладно?

Оборотни, смеясь и разговаривая, вышли на большую дорогу и помчались словно на крыльях.

Сунь У-кун очень обрадовался, услыхав, что будет устроен пир в честь волшебных граблей. Он хотел было убить оборотней, но решил, что они не виноваты, к тому же у Сунь У-куна не было оружия. Обогнав оборотней и приняв свой первоначальный облик, Сунь У-кун встал посреди дороги, поджидая их. Когда оборотни увидели его и подошли вплотную, он дунул на них своим волшебным дыханием и прочел заклинание: оборотни остановились как вкопанные и больше не двигались с места. Они застыли, упершись ногами в землю, вытянувшись вперед с выпученными глазами, не успев вымолвить ни слова. Сунь У-кун повалил их наземь, обыскал и действительно нашел двадцать лянов серебра в мешочках, привязанных к поясу. Там же у каждого лежали таблички, покрытые белым лаком. На одной было написано «Плут-чудак», а на другой – «Чудак-плут».

Великий Мудрец взял серебро, отвязал таблички и направился обратно в город. Прибыв в усадьбу князя, он приветствовал Танского монаха, а также всех больших и малых чиновников, затем мастеровых, и рассказал все, что произошло.

Чжу Ба-цзе начал радостно смеяться.

– Должно быть, мое сокровище излучает самое яркое сияние, а потому в честь его и устраивается пир, для которого послали купить свиней и баранов. Но как же теперь отнять его у оборотня?

– Придется нам троим пойти на выручку, – отвечал Сунь У-кун. – Серебро, предназначенное на покупку живности, мы отдадим в награду мастерам, а у правителя уезда попросим несколько свиней и баранов. Ты, Чжу Ба-цзе, превратишься в оборотня по имени Плут-чудак, а я – в оборотня по имени Чудак-плут, а Ша-сэн пусть нарядится торговцем, продающим скот. Мы пройдем к пещере Пасть тигра и попытаемся проникнуть в нее. Там каждый из нас, как только представится случай, возьмет обратно свое оружие, мы истребим всех оборотней, а потом вернемся сюда, соберем поклажу и отправимся в дальнейший путь.

– Прекрасно! Замечательно! Восхитительно! – смеясь, восклицал Ша-сэн. – Не будем медлить! Идемте скорей!

Князь одобрил этот хитроумный замысел и велел своим служащим купить восемь свиней и пять убойных баранов.

Ученики Танского монаха простились со своим наставником, вышли за город и там занялись волшебством превращений.

– Брат, – обратился Чжу Ба-цзе к Сунь У-куну, – я не видел, каков из себя оборотень Плут-чудак, как же я смогу принять его облик?

– Этих оборотней я пригвоздил к месту, – отвечал Сунь У-кун. – Они находятся недалеко отсюда и очнутся лишь завтра, в это же время. Я запомнил их облик. Ну-ка, встань прямо, я сейчас превращу тебя! Вот так! Вот этак! Ну вот, совсем такой же! – приговаривал он.

В это время Дурень Чжу Ба-цзе с серьезным видом читал заклинание. Затем Сунь У-кун дунул на него волшебным дыханием, и сразу же вместо Чжу Ба-цзе появился оборотень Плут-чудак. Он привязал к своему нательному поясу белую лакированную табличку со своим именем. Сунь У-кун в один миг превратился в оборотня по имени Чудак-плут и тоже подвязал к поясу именную табличку. Тем временем Ша-сэн нарядился торговцем, продающим скот. Все трое погнали свиней и баранов на большую дорогу и направились к горе. Вскоре они вошли в ущелье, в котором повстречались с каким-то бесенком. Он был настолько страшен, что стоит описать его наружность. Вот послушайте:

 

Два слезящихся глаза,

Круглы, горячи,

Так и пышут двумя фонарями.

Иглы рыжих волос

Над уродливым лбом

Вьются огненными языками.

Провалившийся нос,

Искривившийся рот,

Полный острых, клыкастых зазубрин.

Уши кверху торчат,

А раздвоенный лоб

Словно надвое саблей разрублен.

Черномаз, угреват,

В светло-желтый халат

Он, как щеголь заправский, закутан,

А на ноги взгляни –

В башмаки из простой

Тростниковой соломы обут он.

Дикой злобою глаз

И жестоким лицом

С ним сравнится лишь дух злодеяний,

Но хитер, суетлив,

Он кривится, юлит,

Словно лжец, уличенный в обмане.

 

С левой стороны под мышкой у бесенка торчала продолговатой формы цветная коробочка, в которой обычно носят пригласительные грамоты.

Выйдя навстречу Сунь У-куну, бесенок закричал: – Эй вы, уже возвращаетесь? Сколько купили свиней и баранов?

– Да вот, сколько видишь, – отвечал Сунь У-кун.

Уставившись на Ша-сэна, бесенок спросил:

– А это кто?

– Это – торговец, у которого мы купили свиней и баранов. Мы остались должны ему несколько лянов серебром и ведем его к нам, чтобы рассчитаться. А ты куда направляешься? – в свою очередь спросил Сунь У-кун.

– Я иду на гору Коленце бамбука пригласить старого князя на пир, который состоится завтра утром.

Подделываясь под него, Сунь У-кун спросил:

– А сколько гостей приглашено на пир?

– Приглашен старый князь, он займет почетное место, а всего вместе с нашим князем и главарями отрядов наберется до сорока человек.

Тут Чжу Ба-цзе прервал их разговор.

– Идем, идем! Не то свиньи и бараны разбредутся!

– Ступай, гони их! А я пока попрошу его показать мне пригласительную грамоту, – отмахнулся от него Сунь У-кун.

Бесенок, не раздумывая, открыл коробочку, достал грамоту и вручил ее Сунь У-куну. Сун У-кун развернул свиток и прочел следующее:

«Почтительно прошу вас завтра утром пожаловать на пир, который я устраиваю в честь волшебных граблей. Вы осчастливите меня, если не откажетесь принять приглашение, за что заранее выражаю крайнюю признательность! Вышеизложенное сообщаю Вам, достопочтенный дед и великий господин мой, Премудрый обладатель девяти чудес. Твой внук Желтый лев бьет челом и кланяется сто раз».

Прочитав до конца, Сунь У-кун вернул грамоту оборотню, а тот положил ее в коробочку и пошел своей дорогой прямо на юго-восток.

– Брат, что же там написано? – спросил Ша-сэн.

– Это приглашение на пир в честь волшебных граблей. Внизу написано: «Твой внук Желтый лев бьет челом и кланяется сто раз». Приглашение послано деду, которого величают великим господином, Премудрым обладателем девяти чудес.

– Жёлтый лев? – с улыбкой переспросил Ша-сэн. – Так это должно быть и есть тот самый оборотень, который превратился из льва золотисто-желтой масти. Но кто же тогда Премудрый обладатель девяти чудес?

– Это по моей части, – засмеялся Чжу Ба-цзе, слышавший слова Ша-сэна.

– Что это значит? – удивился Сунь У-кун.

– Древние люди сложили поговорку: «Паршивая свинья гоняется только за львом золотисто-желтой масти». Вот почему я и сказал, что лев по моей части!

Так, разговаривая и посмеиваясь, трое монахов гнали свиней и баранов. Но вот показался вход в пещеру Пасть тигра, и взору наших путников открылась такая картина:

 

Разрослась, опоясав подножие гор,

Изумрудная зелень густая.

Животворная сила струится над ней,

Городов Юйхуа достигая.

По отвесным утесам, карабкаясь вверх,

Разостлался лишайник ползучий,

И лиловый терновник склоняет цветы

И кивает с обрывистой кручи.

Гомон птиц раздается из чащи лесной –

Им никто в этих дебрях не страшен,

И глубокой пещеры запрятанный вход

Прихотливо цветами украшен.

Красотою сравнится с таким тайником

Только Персиковая пещера.[40]

Да, могли бы приют от мирской суеты

Здесь найти благочестье и вера!

 

Приближаясь к пещере, наши монахи заметили целое сборище бесов-оборотней, самых разных по виду и по росту. Все они весело резвились под цветущими деревьями. И как только услышали гиканье Чжу Ба-цзе, погонявшего скот, сразу же выбежали навстречу. Одни бросились ловить свиней, другие погнались за баранами и быстро связали и тех и других. Встревоженный шумом и гамом, князь вышел из пещеры и направился к воротам.

– А, это вы! – успокоился он. – Сколько купили свиней и баранов?

– Мы пригнали восемь свиней и семь баранов, всего пятнадцать голов, – отвечал Сунь У-кун. – За свиней заплатили шестнадцать лянов, за баранов следует уплатить девять. У нас было при себе всего двадцать лянов, поэтому мы и остались должны еще пять. Вот торговец скотом. Он явился за деньгами.

Оборотень-князь выслушал его и сейчас же приказал слугам:

– Отдайте этому человеку пять лянов и выпроводите его отсюда!

Но Сунь У-кун запротестовал.

– Этот купец пришел сюда за своими деньгами и, кроме того, он хочет посмотреть на пир.

Оборотень-князь страшно обозлился и стал ругаться:

– Плут ты этакий! Грубиян! Купил скотину, ну и ладно, так нет, надо же было еще разболтать о пире!

Чжу Ба-цзе не дал ему договорить:

– Господин и повелитель мой! – воскликнул он. – Ты раз – добыл сокровища, редчайшие и ценнейшие во всей Поднебесной. Отчего же ты боишься показать их этому человеку?

Старый оборотень, услышав эти слова, с досады даже плюнул. – Да и ты, Чудак, не лучше, мерзавец этакий! – воскликнул он. – Я добыл эти сокровища в главном городе уезда Яшмовые цветы, и если этот купец увидит их, он пойдет туда и станет всем рассказывать. Молва быстро дойдет до правителя уезда, и он тотчас появится здесь, чтоб вернуть свои сокровища. Что тогда делать?

– Господин и повелитель! Этот купец из местности, расположенной за рынком Цяньфанцзи, а это очень далеко от уездного города, – возразил Сунь У-кун. – Кому же он станет рассказывать? Кроме того, он тоже проголодался, ведь мы дорогой ничего не ели. У нас здесь есть и вино и еда. Накормим его и отпустим!

В это время к Сунь У-куну подошел бесенок. Он вручил ему пять лянов серебра, а Сунь У-кун передал их Ша-сэну со словами:

– Получай свои деньги, купец! А теперь пойдем с нами на задний двор, перекусим.

Ша-сэн набрался храбрости и вместе с Чжу Ба-цзе и Сунь У-куном вошел в пещеру. В просторном зале за вторыми воротами они сразу же заметили помост, стоявший посредине, на котором были высоко водружены волшебные грабли с девятью зубьями. От них исходило дивное сияние, даже глазам было больно. С левой стороны от граблей к возвышению был прислонен посох с золотыми обручами, а с правой – волшебный посох, покоряющий злых духов и оборотней.

Вслед за монахами шествовал князь оборотней.

– Смотри, купец, – сказал он, обращаясь к Ша-сэну, – видишь, что в середине светится? Это и есть волшебные грабли. Гляди сколько тебе хочется, только помни: когда выйдешь отсюда, ни в коем случае никому не рассказывай!

Ша-сэн в ответ лишь кивал головой и непрестанно благодарил.

Увы! Случилось как раз то, о чем говорится в поговорке: «Вещь хозяина найдет, он себе ее возьмет!». Чжу Ба-цзе был груб и невоздержан. Увидев свои грабли, он ринулся к ним, и никакие уговоры уж не могли на него подействовать. Схватив свое сокровище обеими руками, он начал вращать его колесом, а сам тем временем принял свой обычный вид. Не помня себя, он исступленно набросился на князя оборотней, намереваясь раскроить ему череп. В это время Сунь У-кун и Ша-сэн кинулись к возвышению, и каждый из них, взяв свое оружие, принял первоначальный вид. Трое братьев в монашестве дружно принялись колотить оборотней и бесов. Перепуганный князь поспешно юркнул в сторону, скрылся в пещеру и там достал свое оружие – секиру с длинной рукоятью и острыми концами. С этим оружием он помчался во внутренний дворик и там принялся отражать нападение троих монахов.

– Кто вы такие? – орал он. – Как смели тронуть меня и похитить мои сокровища?!

– Сам ты грабитель, мохнатая тварь! – выругался в ответ Сунь У-кун. – Ты еще не знаешь, кто мы такие! Мы – ученики премудрого монаха-наставника из Танского государства, которого прозвали Типитака. Наш путь проходил через уезд Яшмовые цветы, где мы должны были получить пропуск по нашей подорожной. Просвещенный правитель этого уезда удостоил нас чести; он просил нас обучить фехтовальному искусству его трех сыновей и велел изготовить оружие по образцу наших драгоценных талисманов, которые по сему случаю оставались в мастерской, во дворе усадьбы правителя. А ты, грабитель, мохнатая тварь, под покровом глубокой ночи украл наши драгоценные талисманы и смеешь еще говорить, что мы обморочили тебя и похитили твои сокровища! Стой, ни с места! Сейчас мы угостим тебя как следует, каждый своим оружием!

Тут князь оборотней замахнулся своей секирой и ринулся в бой. Сражаясь, противники покинули двор и очутились у передних ворот пещеры. Вы бы видели, как трое монахов бились с одним оборотнем! Ну и бой был! Вот послушайте:

 

Как ветер яростный, свистит

Большого посоха удар,

И взмахи грабель, словно дождь,

Обрушились, взметая прах,

От блеска посоха кругом

Пылает в небесах пожар,

Секиры острой лезвие

Узоры чертит в облаках.

Покажется издалека,

Что три бессмертных мудреца,

В горах поставив аламбик,[41]

Над зельем дивным ворожат,

Блестят лучи, кипит огонь,

Гремят удары без конца,

Смутились духи в небесах,

И бесы под землей дрожат.

Уж если надо страх нагнать,

На это мастер Сунь У-кун,

И как не гневаться ему

На этот дерзостный обман?

Поплатится любой наглец,

Будь оборотень или колдун,

За то, что унести посмел

Его волшебный талисман!

Недаром раньше Чжу Ба-цзе

Сражался под звездой Тянь-пэн –

Пришла пора явить ему

Всю силу грозную свою.

Как полководец древних лет,

Неутомим и смел Ша-сэн.

Смотри, как дружно, горячо

Монахи действуют в бою!

Они в пещере бой ведут,

Что Пастью тигра названа,

Изобретательны они:

То отступают, то разят.

Но ведь и оборотень смел,

Хитер и зол, как сатана,

На все готов он, чтоб опять

Вернуть оружие назад!

На запад солнце держит путь,

А бой по-прежнему гремит.

Все четверо, как львы, смелы,

Никто не хочет уступать.

Но наконец слабеет враг,

Густой испариной покрыт,

И с каждым мигом все трудней

Ему удары отбивать.

 

Долго не прекращался бой на горе Барсова голова. Наконец князь оборотней, чувствуя, что не в силах больше сопротивляться, крикнул Ша-сэну:

– Сейчас я тебя угощу секирой!

Ша-сэн невольно отклонился в сторону, и оборотень, воспользовавшись этим, улизнул. Он помчался на юго-восток, подгоняемый попутным ветром, в чертоги правителя этой части неба. Чжу Ба-цзе кинулся было вдогонку, но Сунь У-кун остановил его.

– Пусть бежит! – сказал он. – С древних времен существует поговорка: «Не преследуй противника, доведенного до крайности». Давай-ка лучше отрежем ему путь к отступлению.

Чжу Ба-цзе послушался.

Все трое ворвались в пещеру и там перебили всех бесов и бесенят до единого, а их было больше сотни. Оказалось, что все они дикие звери: тигры, волки, тигрята, барсы, олени и горные козлы. Великий Мудрец прибег к колдовству и одним мановением руки извлек из пещеры все находившиеся в ней тонкие изделия и мягкие ткани, всех убитых оборотней, а также пригнанных в пещеру свиней и баранов. Ша-сэн тем временем натаскал сухого хвороста и развел огонь. Чжу Ба-цзе принялся раздувать его, хлопая своими огромными ушами, и вскоре логово оборотня сгорело дотла. Монахи забрали с собой все добро, которое вытащили из пещеры, и вернулись в уездный город.

Ворота были еще открыты, и жители не спали. Правитель уезда сидел с Танским монахом в беседке Белого шелка, находясь в томительном ожидании. Вдруг до них донесся шум: казалось, что-то тяжелое падает на землю. Вскоре весь двор был завален тушами убитых животных. Там же оказались живые свиньи и бараны, а также разные тонкие изделия и мягкие ткани.

– Наставник! – разом воскликнули ученики, представ перед ним. – Мы вернулись с победой!

Правитель уезда не переставал выражать благодарность, бормоча одни и те же слова. У Танского монаха сердце переполнилось чувством огромной радости. Трое княжичей, уже в который раз, поклонились своим учителям до самой земли. Ша-сэн подошел к ним и, поднимая, сказал:

– Пока еще рано благодарить! Подойдите ближе и посмотрите, что мы приволокли сюда!

– Откуда все это? – удивились княжичи.

– Все эти тигры, волки, тигрята, барсы, олени и горные козлы были оборотнями, – смеясь, сказал Сунь У-кун. – Мы убили их, когда достали свое оружие. Их главарь тоже оборотень. До своего превращения он был золотисто-желтым львом. Оружие его – секира. Мы дрались с ним допоздна. Проиграв битву, он, спасая свою жизнь, удрал на юго-восток. Мы не погнались за ним, зато отрезали ему путь к отступлению: убили всех бесов, прислуживавших ему, и притащили сюда все его добро.

Старый князь, слушая этот рассказ, и радовался и тревожился. Хорошо, конечно, что учителя его сыновей возвратились с победой, страшно лишь подумать о том, как отомстит оскорбленный оборотень.

– Успокойся, правитель! – сказал тут Сунь У-кун. – Я уже все обдумал. Прежде чем пуститься в дальнейший путь, мы непременно избавим тебя от этого зла. И не уйдем отсюда до тех пор, пока не убедимся, что тебе не грозят никакие беды. В полдень на той горе я повстречался с черномазым рыжеволосым бесенком и обманом прочел грамоту, которую он нес. Вот что там было написано:

«Почтительно прошу Вас завтра утром пожаловать на пир, который я устраиваю в честь волшебных граблей. Вы осчастливите меня, если не откажетесь принять приглашение, за что заранее выражаю крайнюю признательность!

Вышеизложенное сообщаю Вам, достопочтенный дед и великий господин мой, Премудрый обладатель девяти чудес».

Это послание было подписано так:

«Твой внук Желтый лев бьет челом и кланяется сто раз».

Нет сомнения в том, что теперь, потерпев поражение, оборотень помчался к своему деду, сообщить, что с ним случилось. Завтра утром они наверняка будут искать нас, чтобы отомстить, и мы сочтем своим долгом, из чувства приязни к вам, уничтожить этих оборотней и очистить от них весь ваш уезд.

Старый князь опять стал благодарить и устроил вечернюю трапезу. Плотно поужинав, Танский монах и его ученики отправились спать, и мы их на время оставим.

Вернемся теперь к князю оборотней, потерпевшему поражение. Он действительно помчался на гору Коленце бамбука, которая находилась на юго-востоке. На этой горе была пещера, носившая название Девять кольцевых извивов. В ней жил Премудрый обладатель девяти чудес, приходившийся оборотню дедом.

Пользуясь попутным ветром, оборотень мчался всю ночь, не останавливаясь, и ко времени пятой стражи прибыл к пещере. Он постучался, и его впустили. Бесенок-привратник не удержался от удивления:

– Великий князь! Лишь вчера вечером прибыл твой темнолицый гонец с пригласительной грамотой, – сказал он. – Почтеннейший дед твой изволил оставить его здесь переночевать до утра и пожелал отправиться вместе с ним на пир в честь волшебных граблей. Что же это ты в такую рань сам прибыл сюда с приглашением?

– Эх! Как нехорошо получилось! Очень нехорошо! Никакого пира не будет… – сокрушенно ответил оборотень.

В это время из внутреннего помещения неожиданно появился чумазый бесенок-гонец.

– Великий князь! Зачем ты пожаловал? – в свою очередь изумился он. – Твой почтеннейший дед, великий господин наш, сказал, что как только встанет, так сразу же отправится к тебе на пир вместе со мной.

Но оборотень от волнения ничего не ответил ему и лишь замахал руками.

Вскоре проснулся почтенный дед и позвал внука к себе. Отложив оружие в сторону, оборотень повалился наземь перед дедом и стал низко кланяться ему, не в силах сдержать хлынувшие слезы.

– Просвещенный внук мой! Что с тобой? Вчера ты прислал мне приглашение, и я сегодня с утра собирался отправиться к тебе на пир. А сейчас ты сам явился ко мне, такой печальный и огорченный.

Стукнув лбом об пол, оборотень стал рассказывать:

– Позапрошлой ночью я вышел полюбоваться луной, как вдруг заметил, что из главного города уезда Яшмовые цветы к небу восходит удивительное сияние. Я тотчас же поспешил туда, чтобы собственными глазами взглянуть на это чудо. Оказалось, что удивительное сияние исходит от трех видов оружия, находившегося во дворе усадьбы правителя уезда. То были: позолоченные грабли с девятью зубьями, драгоценный посох и посох с золотыми обручами. При помощи колдовства я забрал все это оружие к себе и решил устроить пир в честь волшебных граблей. Я послал слуг закупить свиней, баранов, свежих плодов и многое другое. Решил пригласить тебя, уважаемый дед, чтобы ты повеселился. Вчера я отправил к тебе этого чумазого бесенка с пригласительной грамотой, а вскоре после этого появились бесенята Плут-чудак и Чудак-плут. Они пригнали несколько свиней и баранов и прихватили с собой продавца скота, которому остались должны. Он пожелал во что бы то ни стало остаться на пир, но я не позволил ему, опасаясь, что он все разболтает. Тогда он стал говорить, что очень голоден, и попросил, чтобы его покормили. Я велел ему отправиться на задний двор и там поесть. Затем он вошел в пещеру, увидел волшебное оружие и заявил, что оно принадлежит ему. Плут-чудак, и Чудак-плут, и торговец кинулись к оружию и тут предстали в своем первоначальном виде. Один из них оказался монахом с мохнатым лицом и острой мордой, как у бога Грома, у другого монаха было длинное рыло и огромные уши, а у третьего – темное лицо. Ни с чем не считаясь, они подняли крик и полезли драться со мною. Я поспешил достать мою секиру и вступил с ними в бой, предварительно осведомившись, кто они такие и как осмелились морочить меня. Один из них сказал, что они ученики Танского монаха из восточных земель, посланного государем великого Танского государства на Запад к Будде, что они попали в этот уездный город по пути, чтобы получить пропуск по подорожной, но правитель округа задержал их у себя и просил обучить его сыновей фехтованию. Они сказали так же, что по образцу их оружия мастера должны были изготовить такое же, а потому оставили оружие в мастерской во дворе, а я, дескать, украл. Тут я не вытерпел и схватился с ними. Не знаю, как их зовут, этих монахов, но должен признаться, что все они очень сильны. Я один не в силах был одолеть их и решил бежать к тебе, уважаемый дедушка. Прошу тебя, помоги мне разделаться с этими монахами и отомстить им, этим ты докажешь свою любовь ко мне, твоему меньшому внуку!

Старый оборотень выслушал его и некоторое время молчал, о чем-то думая.

– Так вот это кто! – смеясь, воскликнул он наконец. – Внучек мой, зря ты их разгневал!

– А ты разве знаешь их? – удивился внук.

– Знаю! С длинным рылом и большими ушами – это Чжу Ба-цзе, а с темным лицом – Ша-сэн. Эти оба еще ничего, с ними можно справиться. А вот тот, что похож на повелителя Грома, с мохнатой мордой, зовется Сунь У-куном. Он действительно владеет огромной волшебной силой. Пятьсот лет назад он учинил буйство в небесных чертогах, и стотысячное небесное войско не могло справиться с ним. Он только и знает, что гоняется за нами и ищет нас всюду. Он не постоит даже перед тем, чтобы обыскать горы и моря, ворваться в пещеры и проломать городские стены, лишь бы только причинить нам беду. Он несет нам смерть! Как же это ты связался с ним? Ну ладно! Так и быть! Отправлюсь вместе с тобой и захвачу этого мерзавца, а заодно правителя уезда Яшмовые цветы и его сыновей, чтобы ты отвел душу.

Князь оборотней, услышав эти слова, в знак благодарности поклонился старому деду до самой земли.

Старый оборотень тотчас же вызвал остальных своих внуков: Обезьяноподобного льва, Белоснежного льва, льва Пожирателя тигров, льва Бо-цзэ[42], льва Охотника на лисиц и льва Ловца слонов. Все они явились со своим остроотточенным оружием. Желтый лев повел всех за собой. Налетел буйный порыв ветра и понес их прямо на гору Барсова голова. Когда они примчались туда, в ноздри им ударил запах дыма и гари. До них донеслись плач и причитания. Внимательно присмотревшись, они увидели двух бесенят: Плута-чудака и Чудака-плута, которые, плача навзрыд, взывали к своему господину-повелителю. Старый оборотень приблизился к ним и строго спросил:

– Вы настоящие или поддельные?

Бесенята опустились на колени и, проливая горькие слезы, стали отбивать земные поклоны.

– Какие же мы поддельные?! – восклицали они сквозь слезы. – Вчера, как раз в это же время, мы получили от тебя серебро и отправились покупать свиней и баранов. Едва мы вышли на большую дорогу, как увидели монаха с мохнатым лицом и острой мордой, как у повелителя Грома. Он дунул, и мы почувствовали, как у нас обмякли ноги и отнялся язык. Мы не могли вымолвить ни слова, не в состоянии были даже пошевельнуться. Он повалил нас наземь, вытащил у нас серебро, снял с нас именные таблички и исчез, а мы оба остались на месте и лишь только что очнулись. Когда мы подошли к нашему жилью, пожар уже утих; дома, постройки – все сгорело дотла. Мы стали искать тебя, наш господин и повелитель, но не нашли. Наших главных и младших начальников тоже нигде не было. Тогда мы начали плакать и причитать. Неизвестно, каким образом у нас произошел такой пожар?

От этих слов у князя оборотней слезы хлынули из глаз. Ноги у него подкосились, и, пронзительно вскрикнув, он стал браниться:

– Негодяи бритоголовые! Мерзавцы! Как они смели совершить столь неслыханное злодеяние? Они сожгли дотла весь мой прекрасный дворец! Сожгли моих красавиц! Убили моих приближенных и слуг! Не могу! Гнев душит меня! Я умру от гнева!

Дед-оборотень велел Обезьяноподобному льву подвести князя оборотней.

– Просвещенный внучек мой, – ласково сказал он, – раз уж так случилось, нечего зря сердиться! От этого ведь никакой пользы нет! Побереги свои силы, они пригодятся, когда мы явимся в уездный город и захватим этих монахов.

Однако князь оборотней никак не мог успокоиться и продолжал громко плакать.

– Дедушка! Ведь свой дворец я нажил не в один день! – рыдая, говорил он. – А этот подлец, плешивый бритоголовый монах, все разорил и уничтожил. Для чего же мне теперь жить? С этими словами он стал биться головой о камни и скалы.

И только Белоснежный лев и Обезьяноподобный лев уговорили его, наконец, успокоиться.

После этого все покинули пожарище и помчались в уездный город.

Налетел ураганный ветер, тучи пыли окутали город непро – ницаемой мглой. Перепуганные загородные жители целыми семьями, поддерживая стариков и женщин, бросили на произвол судьбы свои дома и имущество и устремились в уездный город под защиту его стен.

После этого городские ворота были крепко-накрепко заперты.

Кто-то вбежал в усадьбу князя и закричал:

– Беда! Беда!

Правитель уезда и Танский монах в это время как раз завтракали в беседке Белого шелка. Услыхав, что кто-то кричит, они вышли из беседки узнать, что случилось. Из толпы слышались отдельные голоса.

– Целая шайка оборотней приближается к нашему городу! Пыль поднялась столбом, песок струится в воздухе, и даже камни катятся! Бесы напустили туман и подняли бешеный ветер!

Князь растерялся:

– Как же нам быть? – спросил он упавшим голосом.

Сунь У-кун рассмеялся.

– Будьте покойны! Не волнуйтесь! Обитавший в пещере Пасть тигра оборотень, тот самый, который вчера проиграл битву со мною, удрал на юго-восток, там собрал целую шайку во главе с каким-то Премудрым обладателем девяти чудес и вот теперь явился сюда. Сейчас мы вместе выйдем из города, а ты прикажи закрыть все городские ворота и отбери надежных людей для защиты городских стен.

Правитель округа сделал все, как сказал Сунь У-кун. Затем, вместе со своими сыновьями и Танским монахом, он поднялся на сторожевую башню, возвышавшуюся над городскими стенами, чтобы наблюдать за выполнением всех распоряжений. Флаги и знамена затмили солнце, огни ракет осветили все небо. Сунь У-кун и оба его спутника под прикрытием темноты тайком выбрались из города и выступили навстречу врагу.

Обо всем этом рассказано в стихах:

 

Смотри готовится великое сраженье,

Неосмотрительность была всему виною.

Дай бесу голову поднять хоть на мгновенье,

И все несчастия обрушатся волною!

 

О том, каков был исход сражения, вам расскажет следующая глава.

 

ГЛАВА ДЕВЯНОСТАЯ,

 

 


Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 133; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!