Итермедия 1. История одной жизни Придворных витязей гроза 10 страница
После завтрака, днем, приехал великий князь Андрей Владимирович и привез подарок – серебряные тарелки от всего Семейства. На обратной стороне каждой тарелки было выгравировано имя одного из членов царствующего дома…
Обед был в присутствии Государя и Государыни, торжественный и праздничный. Прежде чем сесть за стол, Государь и Государыня удалились с моими родителями в туалетную комнату рядом с парадной спальней Императора Павла Петровича и благословили их образом. Кроме того, они подарили матушке брошь с большим аквамарином, окруженным бриллиантами. Аквамарин был любимым камнем Императрицы Александры Федоровны.
Во время обеда играли прекрасные балалаечники Измайловского полка (Константин Константинович был их шефом. – Е. П.). После обеда Татиана, братья и я устроили собственный концерт в картинной галерее: мы дули в чайники, наполненные водой, и таким образом очень прилично сыграли несколько вещей. После концерта Государь и Государыня уехали, а за ними спешно стали разъезжаться и другие.
На следующий день утром, в самый день серебряной свадьбы, когда родители вошли в кабинет, мы с Татианой сыграли им в четыре руки свадебный марш из „Лоэнгрина“, после чего мы все вместе пошли пить кофе в столовую. Мы поднесли родителям в этот день сделанные на серебре наши профили, вроде того, как Императрица Мария Федоровна, жена Императора Павла, нарисовала своих детей. Профили наши писал художник Рундальцев, остальное делал ювелир Фаберже.
|
|
|
Отец подарил матушке раскрашенные фотографии – свою и всех нас, детей, в серебряной раме, в стиле ампир. Кроме наших фотографий в эту же раму были вставлены фотографии Мраморного, Павловского и Стрельнинского дворцов и дома в имении Осташево – то есть тех мест, где протекала жизнь моих родителей в течение 25 лет. А матушка подарила отцу свою и наши миниатюры.
Подарков было очень много: бабушка, дяденька, тетя Оля и тетя Вера подарили серебряную „бульетку“ – для чая. Вышло какое‑то недоразумение: предполагалось подарить серебряный самовар, но получилась вместо русского самовара – заморская „бульетка“. Ювелир Фаберже поднес моим родителям по платиновому обручальному кольцу, которые они с тех пор всегда носили.
Утром был торжественный молебен. Мы все были в парадной форме и альтенбургских лентах. После завтрака поехали в Петербург, в Мраморный дворец. Тут собралось множество народу. Залы во втором этаже, выходившие окнами на Дворцовую набережную, были переполнены депутациями и поздравителями. Дядя Эрнест, Татиана, братья и я шли непосредственно за родителями. Старшие в депутациях говорили речи. Преображенцы преподнесли родителям статуэтку Петра Великого, полк. Воейков – букет красных роз. Прием этот запомнился мне навсегда: родителям было оказано столько внимания, они увидели к себе столько любви. Тут можно было воочию убедиться, какой популярностью и каким уважением они пользовались!
|
|
|
Днем 17‑го апреля состоялся у нас в Павловске спектакль. Шла пьеса П.С. Соловьевой „Свадьба солнца и весны“. В ней приняло участие до пятидесяти детей и в их числе – моя старшая сестра Татиана и мои братья – Константин, Олег и Игорь…
По окончании спектакля папа, мама и все приглашенные собрались в картинной галерее и ждали шествия цветов, жуков, птиц и других, участвовавших в первой пьесе. Все они с цветами в руках проходили мимо папа и мама, причем клали цветы у их ног. Самые маленькие проделывали это настолько смешно, что все улыбались… По окончании шествия всех позвали обедать. В шести залах стояли круглые столы, за которыми сидели дети, их матери и много других приглашенных. Нам, то есть Татиане, Косте и мне, хотелось устроить такой стол, чтобы никого из больших за ним не сидело, а сидели бы только мы и самые симпатичные дети…
Вскоре все задвигали стульями, и надо было прощаться. Это всегда так грустно! За эти репетиции и представление все так сошлись, всем было так весело! И вот теперь все это кончилось, и кончилось навсегда!
|
|
|
Я побежал на большой подъезд, откуда все отъезжали. Гости говорили, что им тоже жалко, что все кончилось. Меня одна девочка даже остановила и сказала: „Кланяйтесь Татиане Константиновне, Константину Константиновичу и Игорю Константиновичу, скажите им, что было очень весело, и поблагодарите их!“
Все уехали. Я пошел в залу, где стоит наша сцена, и показалось мне, что тут сделалось так грустно. Я взошел на подмостки. Везде беспорядок. Лежат декорации, стружки, стулья. Между мусором я нашел ветку какого‑то цветка, кажется, ветку одной из яблонь. Я улыбнулся, поднял ее и ушел».
Елизавета Маврикиевна, мужественно поддерживая остальных членов семьи, пережила все несчастья, выпавшие на их долю: смерть в младенчестве первой дочери Натальи, гибель на войне сына Олега и зятя, князя Багратиона, смерть мужа в 1915 году, расстрел большевиками троих ее сыновей Иоанна, Константина и Игоря. Она не сразу, но приняла в семью жену Гавриила – балерину Антонину Рафаиловну Нестеровскую, спасшую великого князя из тюрьмы в дни большевистского террора. После революции она покинула Россию вместе с младшими детьми и двумя внуками и умерла в Германии в 1927 году.
|
|
|
Императрицы
Разумеется, выбор невесты для наследника был делом особенно ответственным. Следовало учитывать не только родственные связи, которые за два века образовали сложную сеть, но и политическую конъюнктуру. Екатерина II требовала, чтобы немецкие невесты приезжали в Россию на смотрины. В XIX веке чаще на смотрины отправлялись женихи.
Вот что рассказывает великая княжна Ольга Николаевна о помолвке своего брата Александра – будущего императора Александра II.
«Здесь я должна рассказать немного о Саше и его поездке по Германии, где он посетил Мюнхен, Штутгарт и Карлсруэ. Там, в Карлсруэ, была принцесса, подходившая ему по возрасту, которая могла бы стать его невестой. Она сидела за столом рядом с ним, и ему предоставили возможность разговаривать с ней долго и подробно. О чем же говорила она? О Гете и о Шиллере, пока Саша, совершенно обескураженный, не отказался от этого разговора. Было взаимное разочарование, и Саша уехал во Франкфурт, чтобы оттуда поехать в Англию. Весной, уже в Берлине, он пережил подобное же разочарование с Лилли, принцессой Мекленбург‑Стрелицкой, и его свита не переставала дразнить его неудачными невестами. Один из свиты – кажется, Барятинский – заметил: „Есть еще одна молодая принцесса в Дармштадте, которую мы забыли посмотреть“. – „Нет, благодарю, – ответил Саша, – с меня довольно, все они скучные и безвкусные“. И все же он поехал туда, и Провидению было это угодно. Под вечер он прибыл в Дармштадт. Старый герцог принял его, окруженный сыновьями и невестками. В кортеже совершенно безучастно следовала и девушка с длинными, детскими локонами. Отец взял ее за руку, чтобы познакомить с Сашей. Она как раз ела вишни, и в тот момент, как Саша обратился к ней, ей пришлось сначала выплюнуть косточку в руку, чтобы ответить ему. Настолько мало она рассчитывала на то, что будет замечена. Это была наша дорогая Мари, которая потом стала супругой Саши. Уже первое слово, сказанное ему, заставило его насторожиться: она не была бездушной куклой, как другие, не жеманилась и не хотела нравиться. Вместо тех двух часов, которые были намечены, он пробыл два дня в доме ее отца. Никто до сих пор ничего не слыхал об этой принцессе, выросшей очень замкнуто со своим братом Александром, в то время как остальные братья уже были давно женаты. Стали собирать сведения, Мама написала Елизавете, дочери тети Марьянны, чтобы узнать побольше. Ответ был очень положительным. Правда, ей еще не было и пятнадцати лет, но она была очень серьезна по натуре, очень проста в своих привычках, добра, религиозна и должна была как раз конфирмоваться. Нельзя было терять времени. Можно себе представить, какое волнение вызвало в Дармштадте, да и во всей Германии, известие, что внимание Саши остановилось на девушке, о существовании которой до сих пор никто ничего не знал. Неужели он в самом деле станет ее женихом, и не было ли это похоже на то, что выбор Наследника русского престола пал на Сандрильону».
Но в то же время Александр влюблен во фрейлину Ольгу Калиновскую. Настолько, что готов расторгнуть дармштадтскую помолвку, что, разумеется, недопустимо. Девушку удаляют от двора, выдают замуж, и Золушка, но Золушка царских кровей, становится русской императрицей.
«Ум, спокойная уверенность и скромность в том высоком положении, которое выпало на ее долю, вызвали всеобщее поклонение, – продолжает Ольга. – Папа с радостью следил за проявлением силы этого молодого характера и восхищался способностью Мари владеть собой. Это, по его мнению, уравновешивало недостаток энергии в Саше, что его постоянно заботило. В самом деле, Мари оправдала все надежды, которые возлагал на нее Папа, главным образом потому, что никогда не уклонялась ни от каких трудностей и свои личные интересы ставила после интересов страны. Ее любовь к Саше носила отпечаток материнской любви, заботливой и покровительственной, в то время как Саша, как ребенок, относился к ней по‑детски доверчиво. Он каялся перед нею в своих маленьких шалостях, в своих увлечениях – и она принимала все с пониманием, без огорчения. Союз, соединявший их, был сильнее всякой чувственности. Их заботы о детях и их воспитании, вопросы государства, необходимость реформ, политика по отношению других стран поглощали их интересы. Они вместе читали все письма, которые приходили из России и из‑за границы. Ее влияние на него было несомненно и благотворно. Саша отвечал всеми лучшими качествами своей натуры, всей привязанностью, на какую только был способен. Как возросла его популярность благодаря Мари! Они умели не выпячивать свою личность и быть человечными, что редко встречается у правителей…
Имп. Мария Александровна
Мари сопровождала его во время маневров в лагеря, на смотры и приемы и храбро со своей простой манерой говорила по‑русски с генералами и офицерами частей. Потом, когда Саше внушили недоверие к такому влиянию и представили это как слабость с его стороны, Мари отступила на задний план совершенно добровольно. К тому же ее здоровье оставляло желать лучшего. Смерть ее старшего сына, Наследника, которому она отдала всю свою заботливость, доконала ее совершенно. С 1865 го да она перестала быть похожей на себя. Каждый мог понять, что она внутренне умерла и только внешняя оболочка жила механической жизнью. Ее взгляды, ее отношение к жизни не соответствовали тому, с чем ей пришлось встретиться, и это сломило ее. У нее были свои идеи, свои нерушимые исповедания, главным образом в вопросах религии и веры. Как все перешедшие в православие, она придерживалась догматов, и это было точкой, в которой они расходились с Сашей; он, как Мама, любил все радостное и легкое в религиозном чувстве. Если все, что делается, делается из соображений долга, а не из чувства радости, какой грустной и серой становится жизнь!»
Когда в 1880 году Мария Александровна умирала в Зимнем дворце от туберкулеза, в том же дворце жила возлюбленная Александра, его будущая вторая жена Екатерина Долгорукая со своими внебрачными детьми. Легкой симпатии императора к очаровательной немецкой принцессе оказалось недостаточно для прочного семейного счастья.
* * *
Встреча будущей императрицы обставлялась очень торжественно. Вот как принимали Марию Софию Фредерику Дагмару, будущую Марию Федоровну, супругу Александра III.
«Александр II с супругой и детьми встретили Августейшую Невесту в Кронштадте. Затем на пароходе „Александрия“ они отправились в Петергоф. Пристань была убрана зеленью, украшена гербами и вензелями царственных жениха и невесты. По всему пути следования императорского поезда стояли войска. В Кронштадте и в Петергофе корабль встречали пушечным салютом. Местное купечество во главе с городским главой поднесло принцессе на серебряном блюде хлеб‑соль. Император сел на коня, дамы – в парадный экипаж. Петергофские дамы устилали путь кортежа цветами.
В Александрии кортеж остановился у капеллы. Высочайших гостей встретил протоиерей Рождественский со святым крестом. Во второй половине дня гости уехали в Царское Село».
За этой парадной картинкой скрывалась настоящая трагедия. Первым женихом Дагмары был старший брат Александра и наследник престола Николай. Судя по воспоминаниям современников, молодые люди успели искренне полюбить друг друга. Но Николай скоропостижно скончался от туберкулезного менингита. И принцесса, и великий князь Александр были у постели умирающего. Легенда утверждает, что Николай сам соединил их руки. Так или иначе, но вскоре Дагмара стала невестой Александра.
Вел. кн. Александр Александрович и принцесса Дагмар
Цесаревич написал отцу: «Я уже собирался несколько раз говорить с нею, но все не решался, хотя и были несколько раз вдвоем. Когда мы рассматривали фотографический альбом вдвоем, мои мысли были совсем не на картинках; я только и думал, как бы приступить с моею просьбою. Наконец я решился и даже не успел всего сказать, что хотел. Минни бросилась ко мне на шею и заплакала. Я, конечно, не мог также удержаться от слез. Я ей сказал, что милый наш Никс много молится за нас и, конечно, в эту минуту радуется с нами. Слезы с меня так и текли. Я ее спросил, может ли она любить еще кого‑нибудь, кроме милого Никса. Она мне отвечала, что никого, кроме его брата, и снова мы крепко обнялись. Много говорили и вспоминали о Никсе, о последних днях его жизни в Ницце и его кончине. Потом пришла королева, король и братья, все обнимали нас и поздравляли. У всех были слезы на глазах».
Историкам неизвестно о каких бы то ни было увлечениях Александра после свадьбы, по‑видимому, он был верным мужем. Императрица энергично и с большим удовольствием выполняла светские ритуалы: она была общительна, любила танцевать, умела держать себя с людьми, в отличие от мужа, который был, скорее, замкнут и нелюдим. Вероятно, он был благодарен ей за то, что она взяла на себя обязанности представлять императорскую чету перед светом.
«Придворные балы были наказанием для государя, – вспоминает друг Александра, граф Шереметев, – но они имеют свое значение, в особенности большой бал Николаевской залы. Это предание, которое забывать не следует, и балы по‑прежнему продолжались: Концертные, Эрмитажные, Аничковские…
Приглашенный однажды на бал в английское посольство, государь предпочел остаться в Гатчине… Императрица поехала и вернулась очень поздно. На другой день я завтракал у государя, и он забавно подтрунивал над нею, говоря, что наслаждался всю ночь на Гатчинском озере, где ловил рыбу, и вдвойне наслаждался при мысли, что без него отплясывают в английском посольстве…
Аничковские балы, которых бывало по нескольку в сезон, отличались немноголюдством и носили несколько домашний, семейный характер. Нетанцующих бывало немного, и для этих немногих время казалось несколько томительным. Государь показывался вначале, радушно принимал и уходил в свой кабинет, где у него была партия. Возвращался он ко времени ужина. Когда котильон продолжался слишком долго, а императрица не хотела кончать, государь придумывал особое средство. Музыкантам приказано было удаляться поодиночке, оркестр все слабел, пока наконец не раздавалась последняя одинокая струна, и та наконец смолкала. Все оглядывались в недоумении, бал прекращался сам собою. Иных государь приглашал в свой кабинет, чтобы покурить, впрочем, весьма немногих дам и кавалеров. За проникавшими в кабинет следили со вниманием, предаваясь праздным выводам и замечаниям, другим донельзя хотелось туда проникнуть. В пустых гостиных кое‑где в углу образовывалась партия. Иные ходили из угла в угол, не находя покоя. Иные держались на виду императрицы и дорожили сидением неподалеку от нее. Императрица неутомима. Вальсы, мазурки, котильоны с разнообразными фигурами чередовались без умолку. Изредка показывался государь и, стоя в дверях, оглядывал танцующих и делал свои замечания, но долго он не выдерживал».
Зато Александр III увлекался классической музыкой и даже играл на корнете (медный духовой инструмент) в маленьком придворном оркестре. (Коллекция духовых инструментов Александра III – квартет корнетов – хранится в Музее музыки в Шереметевском дворце среди других коллекций инструментов, принадлежавших семье Романовых.) Александр Берс, еще один из участников этого оркестра, вспоминает: «Раз в месяц весь наш кружок собирался в Аничковом дворце у ее высочества. Выходило так, что три четверга подряд мы играли в адмиралтействе, а четвертый четверг во дворце. Пьесы, назначенные к исполнению во дворце, разучивались весьма тщательно. На этих вечерах во дворце все были в сюртуках с погонами, а цесаревич, по своему обыкновению, в тужурке и белом жилете. Приглашенных на эти музыкальные собрания было всегда немного, человек шесть–восемь, и то все приближенные их высочеств. Эти вечера устраивались для цесаревны Марии Федоровны…»
Об одной выходке императрицы, также связанной с балом, долго судачили современники. В январе 1889 года стало известно о кончине австрийского эрцгерцога, и пришлось отменить назначенные императорские балы. Но императрица вспомнила, как австрийский двор в свое время пренебрег трауром в России, и решила, что подвернулся хороший повод для мести: она назначила «Черный бал», на который приглашенные должны были прийти в черных платьях. Во время бала исполнялась только венская музыка, чтобы намек был еще яснее. Один из участников «Черного бала», великий князь Константин Константинович Романов (поэт «К. Р.»), записал в дневнике: «Бал в Аничковом 26 января 1886 г. был очень своеобразным, с дамами во всем черном. На них бриллианты сверкали еще ярче. Мне было не то весело, не то скучно».
Мария Федоровна не покинула светской сцены даже после смерти Александра. Ее невестка и новая императрица Александра Федоровна была застенчива, и к тому же постоянно плохо себя чувствовала, ей отказывали ноги, и ее приходилось возить в коляске.
«Обе женщины разительно отличались своим характером, привычками и взглядами на жизнь, – рассказывала Ольга Александровна. – После того как острота потери притупилась, Мама снова окунулась в светскую жизнь, став при этом еще более самоуверенной, чем когда‑либо. Она любила веселиться; обожала красивые наряды, драгоценности, блеск огней, которые окружали ее. Одним словом, она была создана для жизни двора. Все то, что раздражало и утомляло Папа, для нее было смыслом жизни. Поскольку Папа не было больше с нами, Мама чувствовала себя полноправной хозяйкой. Она имела огромное влияние на Ники и принялась давать ему советы в делах управления государством. А между тем прежде они нисколько ее не интересовали. Теперь же она считала своим долгом делать это.
Воля ее была законом для всех обитателей Аничкова дворца. А бедняжка Алики была застенчива, скромна, порой грустна и на людях ей было не по себе…»
Мария Федоровна попечительствовала Женскому патриотическому обществу, Обществу спасения на водах, возглавляла Ведомство учреждений императрицы Марии – ее «тезки», жены, а потом вдовы императора Павла I, которая заложила основы регулярной императорской благотворительности. Под патронажем Марии Федоровны находились учебные заведения, воспитательные дома, приюты для детей, богадельни, а также Российское общество Красного Креста.
* * *
Становясь русской императрицей, принцесса соглашалась на «жизнь под колпаком», на то, что за ней будут постоянно наблюдать тысячи глаз. Еще в 1855 году Астольф де Кюстин писал о супруге Николая I Александре Федоровне: «Императрица обладает изящной фигурой и, несмотря на ее чрезмерную худобу, исполнена, как мне показалось, неописуемой грации. Ее манера держать себя далеко не высокомерна, как мне говорили, а скорее обнаруживает в гордой душе привычку к покорности. При торжественном выходе в церковь императрица была сильно взволнована и казалась мне почти умирающей. Нервные конвульсии безобразили черты ее лица, заставляя иногда даже трясти головой. Ее глубоко впавшие голубые и кроткие глаза выдавали сильные страдания, переносимые с ангельским спокойствием; ее взгляд, полный нежного чувства, производил тем большее впечатление, что она менее всего об этом заботилась. Императрица преждевременно одряхлела, и, увидев ее, никто не может определить ее возраста. Она так слаба, что кажется совершенно лишенной жизненных сил… Супружеский долг поглотил остаток ее жизни: она дала слишком многих идолов России, слишком много детей императору… Все видят тяжелое состояние императрицы, но никто не говорит о нем. Государь ее любит; лихорадка ли у нее, лежит ли она, прикованная болезнью к постели, – он сам ухаживает за нею, проводит ночи у ее постели, приготовляет, как сиделка, ей питье. Но едва она слегка оправится, он снова убивает ее волнениями, празднествами, путешествиями. И лишь когда вновь появляется опасность для жизни, он отказывается от своих намерений. Предосторожностей же, которые могли бы предотвратить опасность, император не допускает: жена, дети, слуги, родные, фавориты – все в России должны кружиться в императорском вихре с улыбкой на устах до самой смерти, все должны до последней капли крови повиноваться малейшему помышлению властелина, оно одно решает участь каждого. И чем ближе кто‑либо к этому единственному светилу, тем скорее сгорает он в его лучах, – вот почему императрица умирает!»
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 139; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!