Е.К.В. КОРАБЛЬ «БРИТАНИЯ» 1982

⇐ ПредыдущаяСтр 3 из 3

19 лет при смерти, страдая от врожденной раковой опухоли детства, против часовой стрелки по направлению к отрочеству во внушающей ужас попятной проекции. Мать перекрестилась от счастья, когда П. Рок вычеркнул меня из списка больных. С тех пор прошло 1982 года и 6 лет. Следует подчеркнуть с самого начала, что я не в праве комментировать то, что было до этого. Я имею в виду то, что В.Р. в то время там еще не было. Короче говоря, вскоре мы подняли бунт (Е.К.В.К. «Британия» был отличным кораблем, просто нас начало тошнить от всей этой гребли, и прочей фигни, необходимой для того, чтобы старая лохань не потонула). И даже после этого, с какой стороны рва, возле которого был проведен этот злосчастный год, не посмотри, мы по-прежнему имели дело с очередной музыкальной посредственностью — хлюп, хлюп, хлюп — умирающая страна, медленно вертящаяся вокруг своей собственной оси в луже собственной слякоти и добиваемая на ходу усилиями ДВИЖЕНИЙ и КОЛЛЕКТИВОВ, подзуживаемых «извращенцами, языковыми извращенцами» (Эзра Паунд), шайкой-лейкой, включающей такие тошнотворные коллективы, как «SG-Children-М-Violets», «SD Cult-D Society» и «So Оп», о которых меня и попросили написать — скорее всего, потому, что вышеупомянутый PG как раз тогда присвоил почетный титул прародителей «Нового суперплемени смертопоклонников» — спасибо, не стоит благодарности, да нет, спасибо, да нет, что вы... Стая бумажных тигров, годная лишь на то, чтобы скрывать от публики истину, «великая» группа, которая обязана, по определению, эксплуатировать самые свои потаенные страсти и т.д., что, по определению, отчуждает ее членов, если принять во внимание тот факт, что все подлинные страсти по своей природе эгоистичны, индивидуалистичны и т.д., а также то, что «ВЕЛИКАЯ» песня должна иметь врожденную способность задевать тайные струны слушательской души, вызывая с его стороны участливый отклик, что означает, что любая «ВЕЛИКАЯ» песня обладает множеством измерений — если вы поняли, куда я клоню, и что всякие «SG-Children- £D Cult», если что и ОТРАЖАЮТ (если здесь уместен глагол ОТРАЖАТЬ), то только «Дух Времени» — да простят мне использование этого отвратительного штампа! — т.е. повышенную тягу к насилию и т.д., и т.п., и т.д., а по моему авторитетному мнению, группа, которая ОТРАЖАЕТ что-либо иное, кроме своего уникального внутреннего мира, гроша ломаного не стоит, и вообще мне все это надоело, так что точка. В завершение скажем, что Birth. Р., в сущности, нечто вроде бродячего слизня, поэтому путь наш мучителен и нетороплив, постоянно направлен вперед, и мы оставляем за собой полосу слизи, именуемой искусством и т.д., хотя участники группы ничем кроме самих себя не интересуются, но прощения за это мы ни у кого просить не станем.

перевод Илья Кормильцев

BLINE LEMON JEFFERSON

СЛЕПОЙ ЛЕМОН ДЖЕФФЕРСОН

Перевод Илья Кормильцев

Вот идет Слепой Лемон Джефферсон, тук-тук-тук постукивая клюкой. Вот идет Слепой Лемон Джефферсон, тук-и-тук-и-тук постукивая клюкой. Видишь ли ты там, вдали, кукурузное поле, где поспело зерно? А за кукурузой — поляну, где лиана кудзу душит старый явор, и две лоснящихся черных вороны, словно две мадонны, уселись рядком? Вот к этому-то кривому стволу усталый негр прислонит жестяную гитару, а другою рукой нащупает корень, узловатый и старый, поднявшийся над иссушенной землей, будто вздутая жила, налитая кровью гибких юных корней, и взгромоздится на него, словно третий черный ворон, самый большой.

Проведи неровно по струнам гитары — сбивчивый звук повиснет в воздухе и растает, сбивчивый звук жестяной гитары, гонимый ветром как перекати-поле, бесприютный, как блудный сын, и какого цвета тогда убийство? Вой плакальщицы, обернутый в саваны цвета побоев, синяков и свернувшейся крови, залитый потоками кларета, кошенили и пурпура. Последний крик гитарного грифа, сдавленного рукой душителя; вот пальцы разжались и скрылись в левом кармане брюк, и тогда второй черный кулак, калечивший полое тело, успокаивается и ныряет в карман на противоположной стороне. Вот уже все они попрятались в норы: десять убийц, улизнувших от полуденного солнца, клюющего с небес понурые поля.

III

Загляни в глаза Слепому Лемону Джефферсону! Загляни в плоть вывернутых век и в свернувшиеся как творог белки! Не отводи глаз, не ведай страха, ибо Слепой Лемон Джефферсон не видит тебя! Смотри! Вместо глаз у него пара монет! Смотри! Вместо глаз у него пара пробок из жести размером с пятак. Каждая пробка покрыта пленкой, молочно-розовой и синевато-белесой, словно осколки разбитой устрицы — перламутром, мутной переливчатою мережей, поймавшей в плен все опенки спектра. О, это опалы катаракт, что похитили ясность очей, сделав Лемона Джефферсона слепцом.

Встань и воззри! Се — земля, что могла бы стать делянкою Господа, да только вот не вышло ни хрена. Стучите ручками метел в крышу небес. Вытравите оттуда шелудивого Бога, что сидит в своей конуре с незапамятных пор, словно шавка, — с тех пор, когда еще райский сад не зарос пыреем и плевелами, репьями и кудзу, чертополохом и ползучим вьюнком. О, Боже Верный и Правый, прости своих заблудших овец! Мы—дети страданья и веры, мы блеем у врат твоего Царства, отвори, а не то нам конец. Пусти нас под кров. Пусти нас под кров. Пусти нас под кров.

А теперь подивимся тому, как подобна сутулость стариковского тела изгибу явора, склонившегося низко к земле. Слепой Лемон Джефферсон страдает в мире, лишенном света, но брызжущем звуком. Он слышит, как трещит могучий стан явора под напором тугого корсета кудзу. Он слушает и слышит, как древние конечности древа скрипят, уступая цепкой хватке лианы-убийцы. Он слышит, как корни медленно выдираются из земли, по мере того, как ствол склоняется все ниже и ниже. Он слышит в этих звуках страдания собственной плоти, томящейся в узах—трещат хребет и ребра, опутаны члены, уколы удушья, в стиснутой, придавленной и прибитой к земле разящим бичом ударов судьбы груди. О, и вот сей плод страданья, слепой и живущий всю жизнь в кровавом мраке, вынужден вновь и вновь невольно проживать в воспоминаньях все былые невзгоды, и это — последняя капля в чаше его мучений. И ныне под старым явором, в объятьях его скрученной тени, Слепой Лемон Джефферсон вспоминает времена, когда его сапоги были начищены до блеска, и поля были жёлтыми, и даже темной ночью хоть одна звезда да светила, или луны ломоть, или в лампе фитиль.

Вот едет верхом Главный Надсмотрщик -

Щелк-щелк-щелк-пощелкивает кнутом

Берегись, это сильно злой Главный Надсмотрщик-

Щелк-щелк-щелк-пощелкивает кнутом

«Смит энд Вессон» заткнут за пояс -

Работай, ниггер, живей, не то сам знаешь, что будет потом.

Мне было четырнадцать, когда я сбежал из дома

В тыща девятьсот двадцать восьмом

Перебрался в Кларксдейле через реку,

Устроился на плантацию батраком,

Уходил на работу и возвращался в потемках,

Мне казалось, что скоро я стану кротом.

Однажды утром мне сообщили-

Я говорю: «Начальник, моя старушка-мать померла!

Мы косили сено и тут мне сообщили -

Так вот, начальник, моя бедняжка-мать померла!»

А начальник сказал: «Ниггер, живо хватайся за вилы,

Не то мамаше недолго скучать без тебя!»

«Чтоб тебя дьявол забрал, Босс!»

Белые пальцы тут же легли на курок

Я ни с того, ни с сего подумал: «Убивать — это грех»

И обернулся, прежде чем раздался щелчок,

А потом я вспомнил, что завтра

Мне стукнет всего пятнадцать,

И ударил надсмотрщика вилами

В бок.

VII

Я прикинул, и вышло, что до границы Арканзаса, не больше четверти мили... и реку переплыть... от берега до берега... еще раз столько же... «Смит энд Вессон» я прихватил как мою законную добычу. Еще старушку-гитару взял... что стояла к дереву прислоненная... и зашагал по дамбе... не мешкал ни минуточки. Ты и сказать бы не успел «Боссу в брюхо воткнули вилы»... или же «Господи, не дай утонуть мне бедняжке!»... ну, шел я все и шел... по воде как посуху... плавать-то я так и не научился... минут двадцать пять, похоже, шел совсем под водой и не дышал.

Вышел я в Теннеси.

Но уже на десятой миле я совсем ослеп. Зрение мое заблудилось, потерялось — поди, где-нибудь под водой так и плавает... мои глаза... белые как саван, промыты до слепоты прямо в глазницах омовением мутных вод Миссисипи... к тому же не забывайте... кровавое бремя... унесли прочь... речные волны... и грех мой стал мне ненавистен... рукавицы грешника сошли, словно кожа с рук... река, залитая кровью босса... усыпанная глазными яблоками... ослепление через омовение... ну, да и помолимся и забывать не будем, что были они точь-в-точь по размеру глазниц... где когда-то сверкали мои зрачки... а теперь там свеженькие катаракты, маленькие, белые и круглые, словно плоть Христова... О, Евхаристия! ...О, Таинство Пресуществления!... тонкая освященная облатка.

Большая рыба бьется в тине... на дне реки Миссисипи, словно кто-то прибил ее ко дну гвоздями... кракен во мраке... О, Боже... два речных опала, налитых кровью... вращаются и подмигивают, вращаются и подмигивают, вращаются и подмигивают... О, Боже...

VIII

А затем я все шел и шел по дамбе, миль шестьдесят отмахал всего. А ловила меня, приятель, целая тыща народу. Ты мне уж поверь: не одна только Кларксдейлская плантация на охоту вышла, куда там! В краях этих никого не линчевали с тех пор, как Уилли Крисчена поймали пару лет назад, когда тот затеял обокрасть семейку Сальде. Босс Гроби, братья Шульц, Верной Кэл-лихан — все помогли собаками и людьми. Из Ферн-Вэлли доставили одного мастера выслеживать беглых негров, и к полудню охота уже шла полным ходом от самой дамбы и вдоль всего берега. Слушайте и знайте, что ни один из всех этих ловцов, ни одна из всех этих ищеек, ни один из пропылившихся мужчин и мальчишек, набившихся в кузова грузовиков, нажравшихся до усрачки какого-то говна и размахивающих в воздухе ружьями, словно это были детские пугачи — а в машинах грохочут канистры с безином, черт, столько безина, что можно целый сарай ниггеров спалить, ну и веревка, боже, столько веревки, что запросто можно накинуть петлю на луну, стянуть ее с неба и связать, как хрюшку перед забоем,— так вот, чтоб мне провалиться, никому из всей этой братии и в голову не пришло, что я мог вот так взять и живым через реку перебраться. К сумеркам все сошлись во мнении, что теперь осталось только сидеть и ждать, на какую дамбы речной волной выкинет мою черную гре-баную тушку. Стоит ли упоминать, что ищейки вы-ы-ы-ы-ли от обиды, охотники на негров ругались на чем свет стоит от разочарования, а толпа обратила свои налитые кровью буркала... в сторону... полей... чувствуя себя обманутой.

Жирная ряшка солнца выкатилась на небеса,

Длинные тени деревьев лежат на земле.

И вот на том самом сучке,

Куда я повесил мой жестяной инструмент

Безжалостным утром

Повис, раскачиваясь на ветру,

Черный дымящийся человек.

А звали его Джук Бой Боннер...по крайней мере, мне так рассказывали. Я всю эту историю про ищеек, следопытов и суд Линча узнал только через несколько лет, когда вернулся в эти края, уже прославившись в Чикаго как слепой блюзмен... ну и местечко этот Чикаго... ну и местечко...

Его дорога темна и пустынна,

И нет у него кадиллака,

Его дорога темна и священна,

И нет у него кадиллака -

Это черное небо — слепой его глаз,

А луна — на нем катаракта.

Ну, а потом Чикаго спекся, и вот уже в Центральном Мемфисе взгромоздился я на бочонок с соленьем и настраиваю мою любимую домодельную жестяную гитару, какие все ниггеры на плантациях делали — в старые добрые времена, в старые добрые времена сидел я на бочке.

Девять струн, стибренных из пи-аа-нина сестры босса, натянутых поверх сосновой плашки, смазанной скунсовым жиром (или енотовым, что ли?). Честно говоря, врать не буду, жир тоже был ворованный. Каждую ночь, как гасли огни, подбирался я к старому покосившемуся сараю, и с крыльца через окошечко дотягивался с трудом до банки (истинную правду говорю), а затем отливал из нее чуток в ворованный половник.

Сидя в темноте рабского моего приюта, я макал ветошь, которая тоже, по чести говоря, была ворованной, в темную вязкую жидкость и втирал ее изо всей силы в ненасытную сосновую плашку.

XII

Ну вот, а потом и Мемфис спекся и стал делом прошлым, и чертово солнце вновь печет мне затылок, а на дворе 1929 год. В тот самый день чувствовал я себя, словно ангел легкокрылый, черный, слепой, сидя на фанерной коробке на задворках Элизиума, стряхивая клещей и птичье дерьмо с моего уныло поникшего оперенья и наигрывая для тебя колыбельную на обглоданном рыбьем хребте.

Аллилуйя! Аллилуйя! Я в Буффало-Спрингз и в карманах у меня ни хера! Но именно здесь одним воскресным утром на собрании баптистской конгрегации звук гитары, на которой кто-то играл ловко и быстро, коснулся моих ушей и вознес меня над зловонной бездной моей слепоты. Он сказал: «Меня звать Хопкинс, Сэм». Сказал: «Мой папаша сбежал с Кларксдейлской плантации. Жу-у-уткий был урод».

Я сказал, чтобы он залазил в кузов грузовика, где я сидел, да! И мы тут же поняли, что сра-бо-та-ем-ся! Ага! И он поиграл чуток в кузове того грузовика, и я поиграл тоже, и вот, следом за Саннилендом Слаймом, Слепым Снуксом Иглингом и Лайт-нингом Хопкинсом, мы снялись с места, оставив чертовых ангелов сторожить нагретые нашими задницами места.

Короче говоря... мы вместе свалили из Буффало-Спрингз.

XIII

Снукс Иглинг ослеп из-за опухоли мозга. У него за этим не было никакой религиозной подоплеки, как у меня с моими глазами.

XIV

И мы вернулись в Чикаго.

THE FIRST BORN IS DEAD

ТУПЕЛО

Поглядите!

Большой черный смерч

Идет на Тупело, наше Тупело

Около горизонта

Натолкнулся на реку —

Высосал всю до дна

Тупело-о-о, о, Тупело

Тихий мирный наш город Тупело

Гром урчит далекий

Голоден как дикий Зверь

Зверь из Бездны к нам пришел

Оу-оу-о-о-о, всем нам конец!

Тупело-о-о, о, Тупело —

Зверь явился, и всем нам конец!

Яиц куры не несут

И кочет не кричит

Все лошади взбесились

О, Господи, спаси! О, Господи, спаси!

Наши улицы стали как реки

И как улица стала река

Может ты видишь сон, приятель, может

Ты просто сошел с ума

Женщины у окон

И дождь стучит в стекло

Пишет он на крышах: «Горе Тупело!

Горе Тупело!»

О, Господи, спаси! Спаси наш Тупело!

Закройте глазенки, детишки

Песочник к нам идет!

Закройте глазенки, детишки

Песочник к нам идет!

Но детишки точно знают —

Им это подсказала в жилах кровь

Что Песочник мертв!

Идет черный дождь

Кругом вода, одна вода

Ни рыб внизу, ни птиц вверху

Ни рыб, ни птиц

Пока на белый свет

Не явится наш Царь

О, Тупело! Тупело-о-о!

Он родится на белый свет в Тупело!

В жалкой хижине с крышей жестяной

Где лишь грязь и пыль за фанерной стеной

Молодая мать лежит на холодных досках

Рядом ящик с соломой, в руке ее соска

Тупело-о-о, О, Тупело

Колыбелька из ящика для яблок и соска

Суббота дает, а воскресенье крадет

Два брата родились, ангелок и урод

Воскресным утром мертвый первенец лег

В коробку от туфель словно старый шнурок

Тупело-о-о! Эй, Тупело!

Лег в коробку от туфель словно старый шнурок

Мама, люльку покачай

Мама, крошку укачай

Мама, люльку покачай

О, Господи, спаси! Спаси наш Тупело!

Мама, люльку покачай

Сын твой явится в Тупело

Тупело-о-о! Эй, Тупело!

Снимет бремя грехов с Тупело

Тупело-о-о! Эй, Тупело!

Царь твой недалеко

Тупело-о-о! Эй, Тупело!

Снимет бремя грехов с Тупело

Тупело-о-о! Эй, Тупело!

Что ты посеяло, то и взошло

перевод Илья Кормильцев

ВОТ И ВСЕ, МАЛЕНЬКИЙ ПРЕЛЕСТНЫЙ РОСТОК

Вот и все, маленький прелестный росток

Я должен сказать прощай

Этому маленькому прелестному ростку

Я построил вокруг тебя забор

Сложенный из каменной лжи

А правда вонзится в тебя, малышка

Словно топор

Отец, взгляни свою дочь

Кирпичи из горя, выкрошилась известка

Эти кольцом, этим обручем серебряной проволоки

Я стянул ее девичий стволик

Чтоб она навсегда осталась ребенком

Вот и все, маленький прелестный росток

Я должен сказать прощай

Этому маленькому прелестному ростку

Как быстро твои сахарные косточки

Меня оплели

Я должен сказать прощай твоим хрупким костям

Томящимся по мне

Ты знаешь, что я должен сказать прощай —

Так прощай

Даже если меня ты предашь

В ту же минуту, когда я покину тебя

Вот и все, маленький прелестный росток

Бог знает, что я должен сказать прощай

Этому маленькому прелестному ростку

Я выхаживал ее девичьи побеги, и узловатые сучки

Выросли в могучие ветви

Превратились в ползучие лианы

Похожие на вздутые вены на шее

И маленькие прожилки

Все в тебе поет о прощании

Улетает цветущая накидка

Бархатная мантия спадает вниз

Ниже, ниже, ниже

Нижи, ниже, ниже — вот и все

И ты знаешь, что я должен сказать прощай

Ласкают терзающие звуки

Извечного движения любви

Мучительны те сладостные звуки

Как плодоносны сочные плоды

Но ты знаешь, я должен сказать прощай

Этому маленькому прелестному ростку

О, прощай. Да, прощай

Ты знаешь, я погибаю

Все ниже и ниже и ниже

Все ниже и ниже и ниже и прощай

Ты знаешь, я погибаю

Да, ты знаешь, что я погибаю

О, ты знаешь, я погибаю

перевод Елена Клепикова

ПЕЧАЛЬ ДЛИНОЮ В ПОЕЗД

Ту-туууууууууууууууу Туу!

Во имя боли!

(Во имя страданья и боли)

Во имя боли!

(Во имя страданья и боли)

Едет длинный поезд

(Едет длинный поезд)

Да! Длинный черный поезд

(Едет длинный поезд)

Боже мой, длинный черный поезд

Туу-туу! Туу-туу!

Он вырывается из тоннеля

(Тоннель любви наполнен одиночеством)

Мотор работает как кулак

(В котором зажаты воспоминания)

Прямо в слюнявую пасть утра

(Да! О, да!)

И вдруг, малышка, он взрывается!

(Ты понимаешь, он взрывается)

О, малышка, он взрывается

(Ты понимаешь, он взрывается)

Расшвыриваю осколки

Прямо в бесстыдные глаза

В эти издевающиеся глаза

Всех девушек мира

Оооооооо-туууууууууу

Она никогда не вернется \

Она никогда не вернется

И моя боль

Это печаль в целый поезд длиной

По рельсам боли

(По рельсам боли и страдания)

Катится поезд

(Длинный поезд печали)

По рельсам боли

(По рельсам боли и страдания)

И свист его в дожде — словно твое дыхание

Туу-Туу! Туу-туу Туу!

А кто машинист?

(Машинист там в будке)

Зовут его Воспоминаниями

(Воспоминаниями зовут его)

Да, Воспоминаниями зовут его

(Огогого-оооооооо!)

Куда держит путь... К отчаянию

(Отчаянию и боли)

Да, отчаянию и боли

(Отчаянию и боли)

Да, отчаянию и боли! Да! Да!

(Отчаянию и боли)

Да! не самая веселая игра!

О, да, не самая веселая игра!

И моя боль

Это печаль в целый поезд длиной

Вот идет поезд!

(У него есть имя)

Да! Длинный поезд печали

Мой Бог, этот поезд

(Длинный черный поезд)

Наполнен болью, о Боже!

Как ночь черна

(О, да! Так черна)

На дне ее самого темного дна

С ума схожу от тоски

(Тоски по тебе)

Не знаю, что делать

(Не знаю, что делать)

(Печаль в целый поезд длиной, Печаль в целый поезд длиной)

Печаль в целый поезд длиной. Печаль в целый поезд длиной

О, она никогда не вернется

И этот поезд зовется

Страданием и печалью .

перевод Елена Клепикова

КОРОЛЬ ВОРОН

Ммммм-Ммммм-Ммммм

Я —Король Ворон!

Ммммм-Ммммм-Ммммм

Я — Король Ворон

Мой из спелых зёрен трон

Тук! Тук! Тук! Тук!

Каждый молот тут бьёт

Каждый гвоздь в ответ поёт —

Сладок, низок звук

Услышите это в долине

Где жили слепой и убогий

Ползли на мой холм, обдирая колени, -

Уходят теперь по дороге

Гостей я приветствовал жестом -

Подпрыгнув, прибили его к моей тени

Мой жест был уловкой, как сети сплетенье

Из дерева тень — слабым местом

И смерч как смерть

И смерч-юла

Каса-ется крыла

Кружу на холме, все уходят

Кружу на холме, всё проходит

Я здесь, я король, одинокий кумир

И пастве моей не затеять здесь пир

Пока этот кружится мир

Я — Король Ворон!

Из забытых зёрен трон

Я — Король

И повторять не буду

Дождь идет ко мне, вода повсюду

Боже

Смой мою одежду тоже

Я отдам оружие своё

Пусть вокруг летает вороньё

Я — Король Ворон

И повторять не буду

Становится тесен терновый венец

Рубины на каждой колючке

Ростки превращаются в гадов ползучих

Я чую, приходит конец

И смерч как смерть

И смерч-юла

Каса-ется крыла

Кружу на холме, все уходят

Кружу на холме, всё проходит

Я здесь, я король, я оживший кумир

Все птицы вернулись, устроили пир

Я властвую, кружится мир!..

Я — Король Ворон

Из ненужных плевел трон

Ко-роль! Ко-роль!

Без королевства, глупая роль

Каждый молот тут бьёт

Каждый гвоздь в ответ поёт

Каждый шип венца — в лад

Что ни тёрн, то — гад

Что ни птица, то — смех

Зерна —на всех!

И смерч как смерть

И смерч-юла —

На два крыла

перевод Павел Гончар

ЯВИЛИСЬ ЗА ДЖО

Цепь скорби моей тяжела — это факт

И запоры не откроешь даже тысячей ключей

Тюремщик, ты можешь меня к ядру приковать

Но, прошу тебя, только пойми

Но, прошу тебя, ты только пойми

Но, прошу тебя, ты все-таки пойми

Ты не можешь сковать мои сны

Ву-ву-ву

Вот я иду!

Явились за Джо!

Квадратный фут неба — все, что есть у меня

Явились за Джо

Ву-ву-ву

Все смертники знают

Что явились за Джо

Начальник, я — твоя опала

Ты больше не причинишь мне боль

Смотри — эти руки не будут уже

Мусолить тряпкой в камере смертников пол

Священник, я уж больше тебя не боюсь

Вели только Нэнси сюда не ходить

Скажи ей больше сюда не ходить

Вели ей больше сюда не ходить

Пусть перед казнью живым ей приснюсь

Ву-ву-ву

Вот я иду!

Явились за Джо!

Короли покоев и отребья в помоях

Все вы подохнете тут как изгои

А я пошел, камер смертников вдоль

Явились за Джо!

Тело Нэнси — мой гроб, а надгробье — ее голова

Ее тело как гроб

На платье из бархата — золотое шитье

А с меня кладбищенский вор последнее снимет тряпье

В дверь стучат и я иду —

Явились за Джо.

Эти руки не будут уже мусолить в камере смертников пол

Ты можешь прятаться! Можешь бежать!

Но суд свершится и над тобой

Да, ты можешь прятаться! Можешь бежать!

Но рано или поздно свершится суд!

Ты можешь меня к ядру приковать

Явились за Джо

Ты можешь меня приковать

Ты можешь меня привязать

Они явились за Джо

Ты не сделаешь больно мне уже никогда

Они явились за Джо

перевод Елена Клепикова

перевод Илья Кормильцев

В РОЗЫСКЕ

Меня разыскивают

Разыскивают

Меня разыскивают

Да, да, детка, меня разыскивают

............................................................

Разыскивают в Аризоне, разыскивают в Гальвестоне

Разыскивают в Эльдорадо, я сыщиками окружен.

Застанешь спящим ты меня?

Вон, видишь, что-то светится?

Вглядись получше — это пистолет в голову прицелился

Разыскивают сестры Борланд, разыскивает Кэйт Каллган

Ты только сказать попробуй, что сам не ищешь меня

Разыскивают, хоть давно нет на битву сил

Разыскивают, но меня уж и след простыл

Видишь тетку у могилы

Что цветы в нее зарыла?

Разыскивают там, где ветер, разыскивают в Теннесси

В «Продырявленном колене» и «Поломанной оси»

Разыскивают в Джексоне, а также в Эль Пасо

Разыскивают те, на кого б не подумал никто

Разыскивают в Аризоне, в окрестностях Луисвилля

В Долине Смерти и в Голливуде — повсюду ищут меня

Возможно, черт придет за мной

Забрать на небеса

Пусть в руку возьмет один пистолет, а в зубы еще два!

Разыскивается милый друг, так прячь его скорей

Пока не дал он деру от ищущих людей

Разыскивают в Нью-Йорке, и в городке Сан-Антон

Разыскивают в Ларедо, и даже в Тупело

Разыскивают его в Техасе, разыскивают в штате Мэн

Но скоро он исчезнет, детка

Среди железнодорожных путей

Разыскивают в каждом борделе, в салунах и барах ищут

Призрак в сотнях квартир

Тенью в комнатах свищет

Разыскивают в Сент-Луисе, разыскивают в Нью-Орлеане

Разыскивают в Кривой Бухте и даже в Заливе Пьяных

Разыскивают в Детройте, и в городке Сан-Антон

В одном лишь месте меня не ищут —

Зовется оно «мой дом»

Разыскивает меня весь мир, разыскивает весь свет

Но если черт придет за мной, пусть в зубы возьмет пистолет

перевод Елена Клепикова

СЛЕПОЙ ЛЕМОН ДЖЕФФЕРСОН

Вот идет Слепой Лемон Джефферсон

Тук-тук-тук постукивая клюкой

Вот идет Слепой Лемон Джефферсон

Тук-тук-тук постукивая клюкой

В конце мытарств ждет его канава

Канава с дождевой водой

О, старый явор! Старый явор!

Протяни свои руки сквозь шторм

Вниз слетают два братца-ворона

Хлоп-хлоп-хлоп стук-стук-стук

Словно сборщики налогов, что ломятся в дом

Стук-стук-стук стук-стук-стук

Хлоп-хлоп-хлоп гроб-гроб-гроб

Приколотят к двери смертный приговор

Прибыл поезд Судного Дня

Залазь в вагон!

Черный паровоз летит вперед

Давай быстрей!

По тоннелю

Жуткому, как этот мир

На последней станции

Нас кто-то ждет

Словно третий ворон, самый большой

Давай быстрей!

Его дорога темна и пустынна

И нет у него кадиллака

Его дорога темна и священна

И нет у него кадиллака —

Это черное небо — слепой его глаз

А луна — на нем катаракта

Быстрей! Еще быстрей!

перевод Илья Кормильцев

THISTLES IN THE SOUL

ЗАНОЗЫ ДУШИ

Первый раз я увидел Einstuzende Neubauten по голландскому телевидению. Было это в 1982 году. Группа, с которой я играл тогда, The Birthday Party, выступала в Голландии с серией концертов, и это случилось уже почти под самый конец тура — мы все были уже смертельно вымотаны. Только я собирался покинуть наш скромный, но гостеприимный отель, как вдруг странный гипнотический звук, коварно соблазнительный, неотразимо печальный выплыл из комнаты, где стоял телевизор. Эта мрачная мелодия повлекла меня за собой, и когда я вступил в комнату, откуда она исходила, увиденное на экране превзошло даже те потрясающие звуки, которые я услышал.

Там был молодой человек в темных очках, дувший в колено канализационной трубы. Позже мне рассказали, что его зовут Александр ван Борциг. Молодого человека, конечно,— а не колено. Колено же называлось «Жаждущее Животное». Благодаря совершенно нетрадиционной, если не сказать примитивной работе оператора голландского телевидения мы могли созерцать маниакального ван Борцига без перерыва все пять или шесть минут, наблюдая за тем, как его естественно бледная древнегер-манская внешность приобретает опенок спелой сливы. Как тоскливо звучал голос Жаждущего Животного, разливаясь в воздухе словно присвистывающая, умирающая сирена! Я помню, что лицо ван Борцига постепенно становилось такого же цвета, как те красные чулки, что носила Хейди, горничная в отеле. Привет.

Затем ужасный грохот, исходивший, казалось, из самого чрева другого зверя — очень голодного — принялся опустошать поле плача, уже утрамбованное Жаждущим Животным ван Борцига, пока эти два звука не слились в сочетании, заставившем подскочить меня прямо до потолка. Это было похоже на то, как если бы Улисс и его пьяные матросы, оседлали одинокую сирену, затащили ее на скалы и скопом там изнасиловали. Довольно медленно, что редко случается в телевизионных шоу подобного рода, камера двинулась вдоль стены и остановилась на человеке с двумя деревянными молотками в руках, стоявшем подле двух огромных листов стали, которые он колотил все сильнее и сильнее, в то время как ван Борциг продолжал дуть с такой силой, словно хотел заработать опухоль мозга. Этим человеком был Эндрю Унрих, отличавшийся гитлеровскими усиками и прической, похожей на поле после боя. Наконец, камера остановилась на третьем персонаже. Это был самый красивый человек в мире. Он стоял в черном обтягивающем свитере, черных каучуковых брюках, черных каучуковых ботинках. На его шее болталась совершенно затраханная гитара. Кожа обтягивала его кости, щеки были покрыты струпьями, словно от неизлечимой болезни, а глаза выпрыгивали из орбит, как у слепого. Но все же глаза эти смотрели на нас так, словно созерцали божественного пришествие. Перед нами был человек, полный величия; Наполеон-победитель, стоящий посреди своих трофеев, Цезарь-завоеватель, принимающий парад, на своем параде, Христос, взошедший на Голгофу. Бликса Баргельд.

Примерно шестьдесят секунд он стоял, словно парализованный, созерцая собственное сумасшествие. Затем открыл рот и заорал так, словно кто-то выдернул занозу из самой его души.

Когда представление было окончено, мой друг сказал, что встречался с Сюзанной Кункл из группы Malaria за день до того в Амстердаме, и она рассказала ему о вечеринке E.N. в амстердамском отеле. Все были практически голыми и бродили по комнате. Александр ван Борциг сидел в углу, уставившись на метроном и раскачиваясь вперед-назад — тук-тук-тук-тук — в такт ему.

Через несколько месяцев, когда The Birthday Party переехали из Лондона в Берлин, мы познакомились с E.N. и стали друзьями. Я помню, что навещал их во время записи «Жаждущего Животного» в маленькой крузбергской студии, очень холодной и затхлой, заваленной кучей старья. И в центре комнаты стоял микрофон, указывающий на маленького паршивого пса, копавшегося в куче дымящихся поросячьих кишок. К груди Бликсы Баргельда был прикреплен контактный микрофон, а жилистый Мафти барабанил кулаками по доске. Бум-бум Бум-бум. Бум-бум Бум-бум. E.N. принадлежат к той разновидности групп, которые работают в туманной области «новой музыки», что для меня лично не более чем ярлык, раздаваемый чересчур щедро и чересчур быстро. Ярлык, который с готовностью принимается большинством групп в наши дни, особенно в Германии; группами, чьи амбиции не имеют иной цели, чем собственное бессмысленное самовыражение через запугивание публики неизвестным и новым. Einstuzende Neubauten не таковы. Они просто «великая» группа — я употребляю это слово в его классическом смысле. Лично для меня их сущность кроется вовсе не в неортодоксальной манере игры на музыкальных инструментах — напротив, она имеет вполне ортодоксальную природу. Einstuzende Neubauten делает великими в моих глазах, то же самое, что делает великими Джонни Кэша или же Velvet Underground, Джонни Ли Хукера, Suicide, Элвиса, Дилана, Leadbelly, The Stooges. Все они — первопроходцы, но что выделяет Ханка Уильямса из массы его современников, то же отделяет E.N. от огромной, безликой трясины, которую представляет собой музыка современной «новой волны». Благодаря собственному трудолюбию, стойкости по отношению к компромиссам, благодаря боли истинного самовыражения, благодаря неподдельной любви к своему искусству, они добились звука, который, прежде всего, является их собственным, их подлинным звуком. Но не для того, чтобы как-то выделиться. Эта группа разработала свой язык исключительно с одной целью — дать голос своей душе.

И вот в чем основное отличие между E.N. и теми, кто им подражает. Вот почему E.N. не подвластны времени. Они всегда знали значение и цель своей музы: дать высказаться своей душе.

перевод Елена Клепикова

YOUR FUNERAL, MY TRIAL

ЧЕРНАЯ ЖАННА

О, че-е-е-е-ерная Жанна

Ужас в голове

Язык словно рана

Живет у реки

Боли и обмана

Горящий фонарь воду пронзает

Компанию освещает

Двадцать шляп

Двадцать голов

Каждый из них готов

Расправиться с ней в подвале

Ее виски распили

Ее саму истерзали

О, че-е-е-е-ерная Жанна

Ты снова вспомнила

Про крепкий сон, про крепкий сон

Бездомные псы изгадили твой огород

Цепными псами торфяник твой окружен.

«Г-н Смит, г-н Вессон,

Почему вы сегодня закрылись так поздно?»

Да вот нас задержала девочка

Очень похожая на ворону

.32, .44, .38 она просила нас взвесить

А когда мы спросили, куда держит путь

Она ответила: «К мести»

В Нью-Хейвен сорок восемь человек проживали

До тех пор, пока девочку к ним не прислали

О, че-е-е-е-ерная Жанна

Печальны и пьяны твои пистолеты

Провели они ночь с тобой до рассвета

Дорога домой была намного короче

Двадцать восемь осталось в Нью-Хейвене, впрочем

перевод Елена Клепикова

РЕКИ ПЕЧАЛИ

Внизу у дороги я увидел Мери

Волосы из золота, губы - вишни спелые

Мы спускались к реке, туда, где плакали ивы

Креслом для влюбленных обнаженный корень был

Из разодранной земли воскресший

Но ивовыми путами связан крепче

О, Мери, обольстительница сердца

(И понять, что правильно, я не в силах)

Вечный заложник в твоем детском мире

И свое оловянное сердце я положил

В темницу ее груди

Она плыла впереди

Потряхивая кудрями

К коленам платье спуская

Воды превращая в вино

Ивы превращая в венки

Мери смеялась вдали

Спугнув сазана

Своей призрачной тенью, которую она несла

Сквозь эти реки печали и сквозь меня

перевод Елена Клепикова

КРИВЛЯКА

В один из дней пропал кривляка

И никто не видел, куда он ушел

Собравшись, они двинулись за гору

Выкинув его вагончик из шоу

Тот стоял, прислоненный к одинокой горе

По мосту шагая, все посмотрели наверх

Первый дождь пробрался к реке в постель

Вагончик светился на самой скале

Мальчик-пес, Атлант, Недоумок, Балбес, его соратники

Взглянули друг на друга с тайной надеждой:

Вдруг кривляка появится, и все будет как прежде

Лошадь кривляки шла вместе с ними

Очень худая, Бедою звали

Провалилась она в неглубокую яму

На выжженном поле, где сорные травы

Лилипутам было велено вырыть могилу

И сложить туда труп Беды

Пристреленной боссом Беллини

Который говорил:

«Не стоит тащить этот груз за собой

Эту жалкую падаль»

Никто ему не возразил

Лилипуты таращились на заборе

Когда босс велел клячу быстро зарыть

Тут же в землю заколошматил дождь

Разогнав всех прочь

По фургонам

Лишь орали львы и тигры в загоне

Да хлопала крыльями Птица-Дочь

Все вокруг провоняло мокрым зверьем

Мокрым зверьем и гнилой соломой

И разложившимся трупом

Только что погребенным

Три лилипута посматривали со стороны

Ною жаловался Моисей: «Че-то мелко копнули мы»

Их серые лица походили на умирающую луну

Все еще грязные от закапывания Беды

Наконец они снова двинулись в путь

К вершине холма

А дождь продолжал лить и лить

Всех сводя с ума

Размывая все на своем пути

Кроме трупа Беды

Который вдруг снова возник

Из подмытой водой неглубокой могилы

Тут же в воздухе показалась куча воронов

Сначала один, а за ним еще и еще.

А вагончик Кривляки кренился вниз

По мере того, как земля становилась трясиной

А дождь все шел и шел

Кривляка пропал, и никто не заметил

Скажу я вам, как-то странно все это

перевод Елена Клепикова

ТЕБЕ МОГИЛА, А МНЕ ПЕТЛЯ

Я - кривой человек

И ходил кривою тропой

Сбросила юбки полыни

Ночь бесстыжей вдовой

Звезды мигают мне

Словно я вновь дитя

Тебе - могила, а мне - петля (

Зазывают меня красотки

На лебяжий пух и на клеверный луг

Но птица с кривым крылом

Повисла в небе как крюк

Трещит погремушка луны

И звенит жестяная звезда

Тебе - могила, а мне - петля

Вот я пришел, овечка...

Пусть в борделе звонят набат

Все суки мира в твоем лице

Будут мне ноги лизать

Месяца лик

Превратился в клык

Тебе - могила, а мне - петля

перевод Илья Кормильцев

ТЕНЬ ДЖЕКА

Джека и его тень вытащили

Из одиночки

Где лампочка горела над ним

Горела и днем и ночью

И тень полюбила его целиком

Вместе с маленькой тьмой и великим огнем

И солнце стало сиять

Чуточку ярче

Джек, обливаясь слезами, тени сказал

«Прощай!

Переводят меня из этой грязной тюрьмы

В другой невиданный край

Из привычного мира

В совершенно иной».

Но тень уже стала ему женой

И наплодила ему детей

Но в одну из ночей он взял острый нож

И по улицам города

Двинулся следом за ней

Сказала тень Джеку Генри

«Неужто что-то не так?»

А Джек ответил: «Дом - не тюрьма,

А ты, тень, только виселица, на которой висеть вечно мне

О, тень, ты - ядро, навсегда прикованное к ноге»

И он разрезал свою тень на полосы

Раскромсал ее что было сил

Затем поставил ее на колени

И вскричал: «Что же я натворил!»

И солнце стало сиять

Говорят, что любовь слепа

Но странного в этом мало,

Странного в этом мало

Джек и его злосчастная тень,

Они ушли навсегда

И оплакивать их нам не составит труда

Но все стало лучше намного с тех пор

Как Джек распрощался с тенью

И солнце стало сиять

Чуточку ярче

Я клянусь, что любовь слепа

О, любовь слепа

Да, любовь слепа

Но странного в этом мало

Все стало лучше намного с тех пор

Как Джек распрощался с тенью

перевод Илья Кормильцев

ЖАЖДУ ЛЮБВИ

Для нее кровоточит вишня

И луну в молоке и крови

Я похитил словно грабитель

Из ее алтаря любви

Лживый род! Мои кредиторы!'

Я - дьявол у нее под подолом

Горю, будто грешник в адском огне

Я знаю, что дан ей свыше, извне

И я жажду любви. Я жажду любви

Утоли мою жажду. Жажду любви

Я видел ее где-то раньше, клянусь!

Она словно вышла из книги Левит

И я так хочу ей обладать

Пусть под грудой камней я буду лежать

Мне все равно! Лишь бы только ее целовать

В эти лживые губы! Порочные губы!

Моя цель - ее сделать своей

И я продвигаюсь! Я продвигаюсь!

Как Лазарь иду, свыше посланный к ней

И я жажду любви. Я жажду любви

Утоли мою жажду. Жажду любви

Господь, ты мой пастырь! И я не боюсь!

Господь, ты мой Пастырь! Я не убоюсь!

Ведешь меня агнцем к этим устам -

Устью долины тени смертной

Я его скипетр. Я его раб

Держава и меч! Она - Рай и Ад!

И хотя во вратах этих нет мне спасенья

Я их распахну без опасенья!

Я жажду любви. Жажду любви

Утоли мою жажду. Жажду любви

Ее грудь вздымается и опадает

Вздымается и опадает

Когда я хочу коснуться ее

Ты так прекрасна, голубка моя!

Я жажду любви. Жажду любви

Утоли мою жажду. Жажду любви

Когда я хочу коснуться ее

Ее грудь вздымается и опадает

Когда я хочу коснуться ее

Жажду любви. Жажду любви

перевод Илья Маркин

ОНА УШЛА

Мы встретились однажды на дороге

И мимо я не смог уже пройти

Но вот она ушла

Она ушла

И разошлись пути

Она ушла

И я растерян снова

Она была открытою со мной

Мы пели, и смеялись, и шутили

Но вот она ушла

Она ушла

И в сердце снова трещины заныли

Я на молитву встал

Но рана не прошла

Порой

В ночи мне слышится ответ

И я сжимаю крепко пистолет

Ведь и она ушла

Она ушла

Поставила меня на край скалы

Откуда и шагнула

К счастливым дням

Но я не видел сам, как падала она

И иногда я думаю: она существовала?

Она ушла

перевод Елена Клепикова

ГОСТИНИЦА БОГА

Есть по комнате у всех

В гостинице Бога

Есть по комнате у всех

Тут не скажут тебе, стоя у двери

«Места больше нет, лучше уходи»

Есть у всех по паре крыльев

В гостинице Бога

Есть у всех по паре крыльев

Тут не скажут тебе, стоя у двери

«Ноги лучше никогда не отрывать от земли»

Есть чудеснейшие арфы

В гостинице Бога

Есть чудеснейшие арфы

Тут не скажут тебе, стоя у двери

«Музыка у нас запрещена внутри»

Все на облаке сидят

В гостинице Бога

Все на облаке сидят

Стоя у двери, тебе не скажут тут,

«Курение и пьянство к падению ведут»

Под руку с другом ходят

В гостинице Бога.

Под руку с другом ходят

Тут не вешают табличек на каждой двери

«Во имя Закона, никаких гостей внутри!»

Все сияют добротой

В гостинице Бога

Все сияют добротой

Нигде на стене там табличек нет

«Масло не жечь! Выключить свет!»

Все получат кредит

В гостинице Бога

Все получат кредит

Ты не услышишь здесь от хама-кассира

«Ишь чего захотел! Хрен тебе, а не квартира!»

Все слепы как кроты

В гостинице Бога

Все слепы как кроты

Ты не увидишь здесь табличек на двери:

«Не для цветных. Не для черных. На себя посмотри!»

Все глухие как пень

В гостинице Бога

Все глухие как пень

В коридорах ее ты не встретишь никого

Кто сказал бы: «Сквернословить здесь запрещено»

Все немы словно рыбы

В гостинице Бога

Все немы словно рыбы

В коридорах ее ты не встретишь никого

Кто сказал бы: «Сквернословить здесь запрещено».

Все живут в Раю

В гостинице Бога

Все живут в Раю

Не прочитаешь на стене здесь, унитаза сев на край,

«Набери 686-844 и Роза возьмет тебя в свой Рай!»

перевод Елена Клепикова

КРЕСЛО МИЛОСЕРДИЯ[1]

Все началось, когда они пришли за мной домой

И бросили сюда под этот волчий вой

И хоть я ничего не помню за собой

Я вам скажу

Что... смерть... не значит... ни... хрена

Мне стало душно, горячо

Я повернулся, но в плечо

Воткнулась чаша с кипятком

И лик Христа я видел в нем

Тот ужин был невыносим

Его принес мне тролль-кретин

И кость торчала из еды

И видел я его следы

И это кресло ждет меня

И голова горит моя

И я надеюсь, впрочем, зря

Быть отданным на верный суд

Где глаз за глаз, где зуб за зуб

Где оправдают и поймут

Что смерть не значит ни хрена

Как мне понять, к чему вон там вон

Чернеет зуб в дыму кровавом

Вокруг ужасно. Темень. Вонь

Они так близко, что хоть тронь

Они стоят все где-то рядом

Я слышал, будто наяву

Христос родился во хлеву

И, словно грязный и чужой

Распят был на кресте

Я вам скажу, здесь что-то есть

Воздвигнуть плотника на крест

Чтоб завтра сам он был спасен

И выгравирована надпись З.Л.О.Й.

На праведных руках

Костяшек пять! Но не помогут здесь желание и страх

На Небесах сидит Он где-то

Там золото Его завета

История, читал я, света

Исходит от Него

Здесь дерево и провода

И мне не скрыться от огня

И где-то рядом бродит Он

И я ползу на это кресло

И голова моя облезла

И, словно моль, ищу я место

У яркого огня

Но жизнь уходит от меня

Лишь смерть укроет навсегда

Но я не лгал вам, вот вам крест

Зовут руку-убийцу З.Л.О.

Обручена она с Д.О.Б.Р.О.

И скоро кровью обагрится

Запястие ее

И то кресло ждет меня

И голова горит моя

И я надеюсь, почем зря

Быть отданным на верный суд

Где глаз за глаз

Где зуб за зуб

Где оправдают и поймут

Что смерть не значит ни хрена

И кресло это все еще горит

И голова моя трещит

И я надеюсь до конца

Быть взвешенным на тех весах

Где зуб за зуб

Где глаз за глаз

И здесь мне нечего терять

Ведь смерть не значит ни хрена

И кресло то уже трещит

И голова моя дымит

И я надеюсь, что тогда

Они займутся мной опять

Там глаз за глаз

А зуб за зуб

И нет свидетелей за нас

Да и мотивов тоже нет

И кресло то уже дымит

И голова моя саднит

И все-таки я помогу

Ту истину всем вам понять

Там ложь за ложь

А честь за честь

И здесь мне нечего терять

Ведь ничего не значит смерть

И кресло то уже саднит,

И голова моя кипит

И я уже схожу с ума

От этих истин из дерьма

Где глаз за глаз

Где зуб за зуб

Где оправдают и поймут

Что смерть не значит ни хрена

И это кресло ждет меня

И голова горит моя

И я надеюсь, впрочем, зря

Быть отданным на верный суд

Где жизнь за жизнь

А честь за честь

Где оправдают и поймут

Что ложь не значит ни хрена

И то кресло ждет меня

И голова горит моя

И я надеюсь, почем зря

Быть отданным на верный суд

Где глаз за глаз,

Где зуб за зуб

Где наконец-то все поймут

Что я все лгал, что я не я

перевод Елена Клепикова

Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 195; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 1 23

Мы поможем в написании ваших работ!