Кондратий Селиванов против Зигмунда Фрейда 9 страница
«Три статьи по теории сексуальности», которые Фрейд называл «маленькой работой», писались в общей сложности полтора десятка лет: впервые книга вышла в 1905 году, а при переизданиях 1915 и 1920 года была значительно дополнена. Словно бы вступая в спор со своими будущими критиками, Фрейд просит принять во внимание, что все, о чем он пишет, основано сплошь на ежедневном врачебном опыте, углубленном результатами психоаналитического исследования; поэтому он не касается некоторых важных проблем сексуальной жизни и неизменно сторонится биологических аспектов сексуальности. Это сказалось не только на выборе, но и на расположении материала: «первостепенное значение придается моментам, зависящим от случая, а подчеркивающие предрасположения отодвигаются на дальний план… В анализе случайные переживания играют главную роль, он побеждает их почти без остатка; предрасположение же проявляется за его спиной как нечто такое, что пробудилось благодаря переживанию, но значение которого выходит далеко за пределы области психоаналитической работы».
Общий взгляд Фрейда на однополую любовь недвусмысленно проявлен уже в самом названии первой статьи – «Сексуальные отклонения», а еще больше в том, что в разработке темы она рассматривается в одном ряду с такими явлениями, которые даже безбрежный плюрализм вынужден будет признать патологическими и социально опасными: с некрофилией или влечением к нечистотам.
|
|
|
Не все отклонения, правда, следует считать болезненными: так можно определить только те влечения, которые при преодолении сопротивления (стыд, отвращение, ужас, боль) толкают на действия, вызывающие изумление. «Может быть, именно в самых отвратительных перверзиях нужно признать наибольшее участие психики в извращении сексуального влечения, – замечает Фрейд. – Здесь проделана душевная работа, которой нельзя отказать в оценке в смысле идеализации влечения. Всемогущество любви, быть может, нигде не проявляется так сильно, как в этих ее заблуждениях. Самое высокое и самое низкое всюду теснейшим образом связаны в сексуальности („… от неба через мир в преисподнюю“)».
Гомосексуальность, которая рассматривается первой и заметно подробнее, чем остальные, ассоциаций с адом не вызывает. Но то, что она противостоит норме, а не является одной из разновидностей нормы, как утверждают сейчас активисты движения геев и лесбиянок, это сомнению не подлежит. Фрейд даже не вступает в спор с обычаем относить ее к сексуальным извращениям, ограничиваясь тем, что сам он этих слов не употребляет. Более корректным он считает определение «инверсия». Понятием «перверзия» он тоже, как мы только что видели, пользовался, но избирательно: только когда речь шла о патологических или граничащих с патологией явлениях. В нашей научной литературе сложилась иная традиция, которой я обычно и следую. Мы не фиксируем эти различия терминологически. Но в этой главе буду придерживаться рамок, установленных Фрейдом.
|
|
|
Все, кто пытался разрешить загадку гомосексуальности до него, были непоколебимо убеждены, что уж о том, что представляет собой половое влечение в норме, они знают все. Фрейд так не думал. Исключительный сексуальный интерес мужчины к женщине тоже был для него «проблемой, нуждающейся в объяснении, а не чем-то само собой понятным». Желание найти такое объяснение стояло для него на первом месте, когда он садился за эту работу, – и как для теоретика, и как для практикующего врача. Он давно понял, что «за явной ненормальностью в других жизненных отношениях всегда обычно скрывается ненормальное сексуальное поведение». Поэтому когда он пытался понять природу инверсий и перверзий, это была для него хоть и важная, но промежуточная задача, не самоцель. Решив ее, он рассчитывал раскрыть тайну обычной сексуальной жизни.
Каждый исследователь в начале пути пытается упорядочить свой материал, в особенности если он так обширен и противоречив. На этой подготовительной стадии работы Фрейд тоже идет своим особым путем. Он не цепляется за один какой-то признак, чтобы выстроить шкалу, а смело берется оперировать разными критериями, выстраивая несколько рядов.
|
|
|
Первый ряд – эта различная настоятельность гомосексуального влечения. Есть три основные типа.
Абсолютно инвертированные находят сексуальный объект только среди лиц одного с ними пола, противоположный пол оставляет их холодными или даже возбуждает отвращение. Такие мужчины неспособны совершить нормальный половой акт или при выполнении его испытывают никакого наслаждения.
Амфигенно инвертированные, или психосексуальные гермафродиты, отличаются тем, что их сексуальный объект может принадлежать и одинаковому с ними, и противоположному полу.
Случайно инвертированные проявляют себя в зависимости от внешних условий, главным образом – от недоступности нормального полового объекта или наличия примера. В этих случаях – при том, что обычная жизнь протекает у них нормально, – они могут избрать сексуальным объектом лицо одного с ними пола и получить в таком акте удовлетворение.
|
|
|
Второй ряд – отношение инвертированных к особенностям своего полового влечения. Одни из них не видят в нем ничего неестественного и непонятного и энергично отстаивают свое право следовать велениям собственной природы. Другие возмущены фактом инверсии, но поскольку преодолеть ее не в силах, переживают происходящее с ними как болезнь.
Третий ряд – различные временные аспекты. Вариаций здесь множество. Инверсия существует всегда, сколько человек себя помнит, – или проявляется в определенный момент, до или после достижения половой зрелости, но также и в позднем возрасте, после долгих лет, ничем ее не предвещавшие. Она сохраняется всю жизнь – или временно исчезает – или составляет отдельный эпизод на пути нормального развития. Нередко наблюдаются колебания между нормальным и инвертированным сексуальным объектом. Особенно интересными Фрейд считал случаи, когда либидо менялось в смысле инверсии после психологической травмы, полученной из-за мучительно сложившихся гетеросексуальных отношений.
В одной из последующих редакций книги Фрейд наметил еще один ряд – симптомы инверсии. Их по меньшей мере два. По определению Ференци, с которым Фрейд был согласен, есть субъект-гомоэротики, чувствующие и ведущие себя как женщины, и объект-гомомоэротики, абсолютно мужественные, у которых инверсия выражается в замене объекта противоположного пола объектом одинакового с собой пола. Наблюдения показывали, что борются со своей склонностью только объект-гомоэротики, и только они поддаются психическому воздействию.
Уже сама эта подготовительная систематизация материала делает бессмысленным вопрос, по поводу которого на рубеже двух веков ломалось особенно много копий. Имеет ли инверсия врожденный характер или она приобретается? Каждый из двух ответов опирался на бесспорные факты. Если человек, сколько прожил на свете, не знал другой направленности полового влечения, то с ним все ясно – он таким родился. Или наоборот: другие гомосексуалы могут так же убедительно рассказать, когда и в связи с чем произошло их превращение (раннее, пронзившее их насквозь сексуальное впечатление), называют внешние условия, благодаря которым инверсия была спровоцирована или закреплена (военный поход, содержание в тюрьме, целибат, опасности гетеросексуального общения и т. п.). Но в обоих случаях за бортом остается множество других фактов, отказывающихся укладываться в прокрустово ложе избранной схемы. Это требовало огромных затрат мыслительной энергии на всякого рода искусственные построения. Блох, например, все разновидности инверсии, которые нельзя было назвать врожденными, объявил псевдо-гомосексуализмом (точно так же считали псевдо-гермафродитизмом те типы двуполости, которым не находилось пока удовлетворительного объяснения). Благодаря этим уловкам теория приобретает видимую стройность, но для понимания это мало что дает.
В изложении Фрейда эта мучительная альтернатива исчезает, благодаря чему наше видение сразу же приобретает объем. Принципу врожденности, оказывается, вовсе не противоречат многочисленные воспоминания о точках, послуживших началом. Более того, в психоанализе открывается, что эти ранние переживания есть практически у всех, просто их не всегда сохраняет сознательная память. С другой стороны, из людей, испытавших в раннем возрасте провоцирующие сексуальные влияния (совращения, взаимный онанизм) далеко не у всех возникает гомосексуальная склонность. Следовательно, что-то в самом индивиде должно идти навстречу этим влияниям.
Параллельно с извечным представлением, что человек может быть или мужчиной, или женщиной, на рубеже веков уже имело немало сторонников и учение о бисексуальности. Как не раз случалось и до, и после, ненормальность неожиданно облегчила понимание нормального образования. Научные наблюдения за гермафродитами открыли исследователям глаза на то, что в каждом нормально устроенном организме, мужском или женском, имеются зачатки аппарата другого пола, сохранившиеся как рудиментарные органы без функции или преобразовавшиеся и взявшие на себя другие функции. Весьма естественно, говорит Фрейд, было перенести этот взгляд на психическую область и посчитать инверсию выражением психического гермафродитизма. Но до появления психоанализа телесные формы, душевные качества (характер, влечения) и сексуальная инверсия представляли собою нечто вроде трех сосен, в которых так легко бывает заблудиться. Одно с другим и третьим совпадало или не совпадало в таких причудливых комбинациях, что проблема все больше и больше запутывалась. С тем, что бисексуальное предрасположение существует, Фрейд был полностью согласен, но кто ему подвержен и в чем конкретно оно состоит – в этом как раз и следовало разобраться.
Двигаясь тем же многообещающим путем – не от нормы к отклонению, а от отклонения к норме – Фрейд разворачивает грандиозную панораму интимной жизни, и чем дальше он уходит, тем более зыбкой становится граница между «всеми» и «некоторыми». «Викторианское» предубеждение, свойственное не только Фрейду персонально, но и всей его эпохе, порой и в самом деле дает о себе знать. Сейчас даже в самых невинных руководствах по сексуальной технике оральная и анальная эротика преподносятся, что называется, на голубом глазу: если вы любите друг друга, никакое прикосновение не может считаться ни стыдным, ни непотребным. Сто лет назад «переход за анатомические границы» приравнивался к содомии (совокуплению с животными) или к садизму. Воспитание выдвигало, как барьер, стойкую реакцию отвращения, которую сексуальному влечению не так-то просто было преодолеть. Фрейд не считал эту реакцию безусловной. «Пусть не истолкуют как известное пристрастие с моей стороны замечание, что оправдание этого отвращения тем, что эта часть тела служит выделениям и приходит в соприкосновение с самым отвратительным – с экскрементами, – не более убедительно, чем то оправдание, которым истеричные девушки пользуются для объяснения своего отвращения к мужским гениталиям: они служат для мочеиспускания», – с нескрываемой иронией говорит он о неприличии заднего прохода как особой эрогенной зоны. Тем не менее, на нарушении анатомических границ лежала печать преверзии, и с этим приходилось считаться.
Остальные сексуальные отклонения, подвергнутые анализу, и в наше дни, пожалуй, остаются за гранью. Замена сексуального объекта малопригодной для этих целей частью тела (нога, волосы) или даже неодушевленным предметом, – замена, которая «вполне правильно приравнивается к фетишу, в котором дикарь воплощает своего Бога». Ощупывание и разглядывание. Садизм и мазохизм… Но обратимся к ежедневному опыту – и увидим, что «большинство нарушений, по крайней мере наименее тяжелые из них, составляют редко отсутствующую часть сексуальной жизни здорового человека, который и смотрит на них так, как и на другие интимности… В большинстве случаев мы можем открыть болезненный характер перверзии не в содержании новой сексуальной цели, а в отношении к нормальному: если перверзия появляется не наряду с нормальной сексуальной целью и объектом, когда благоприятные условия способствуют нормальному, а неблагоприятные препятствуют ему, а при всяких условиях вытесняет и заменяет нормальное; мы видим, следовательно, в исключительности и фиксации перверзии больше всего основания к тому, чтобы смотреть на нее как на болезненный симптом».
Еще одним важным источником знания о сексуальном влечении послужили наблюдения над половой жизнью людей, страдающих различными психоневрозами. Казалось бы, ход очень рискованный: считается, что переживания больных могут не иметь ничего общего с переживаниями здоровых. Но психоанализ доказал, что психоневрозы являются результатом действия сексуальных влечений. Реальное сексуальное требование вступает в конфликт с душевными силами, противодействующими его удовлетворению, и либидонозное стремление превращается в симптом. Рубль можно конвертировать в доллар, а потом опять превратить его в рубль. Так и тут – психоанализ дает возможность совершить ту же операцию: вернуться от симптома к породившему его влечению.
Как показал многолетний опыт, среди влечений, давших толчок заболеванию, преобладают «извращения». «Невроз является, так сказать, негативом перверзии».
«У всех невротиков (без исключения) находятся в бессознательной душевной жизни порывы инверсии, фиксации либидо на лицах своего пола… Всегда имеется эта бессознательная склонность к инверсии, и особенно большие услуги оказывает эта склонность при объяснении мужской истерии…
У психоневротиков можно доказать наличие в бессознательном, в качестве образующих симптомы факторов, различных склонностей к переходу анатомических границ, и среди них особенно часто и интенсивно таких, которые возлагают роль гениталий на слизистую оболочку рта и заднего прохода».
Известно, как много в каждом поколении невротиков. Известно также, через какое множество промежуточных состояний, непрерывным рядом, неврозы переходят в здоровье. Да есть ли вообще на свете люди, не имеющие никакой предрасположенности к инверсиям? Вывод Фрейда – таких людей нет. «Речь идет о врожденных, данных в конституции, корнях сексуального влечения, развившихся в одном ряде случаев до настоящих носителей сексуальных действий (перверзий), а в других случаях испытывающих недостаточное подавление (вытеснение), так что обходным путем они могут как симптомы болезни привлечь к себе значительную часть сексуальной энергии; между тем как в самых благоприятных случаях, минуя обе крайности, благодаря влиянию ограничения и прочей переработки, развивается так называемая нормальная сексуальная жизнь».
Чтобы рассмотреть, что представляют собой и как ведут себя эти зародыши перверзий, обусловленные конституционально, следует обратиться к самому раннему периоду человеческой жизни. Инфантильная сексуальность – тема второй из трех статей, составляющих книгу.
Пожалуй, ни одно из открытий психоанализа не вызвало такого шока и озлобленного сопротивления, как подробное описание сексуальной жизни ребенка, начало которой практически совпадает с его появлением на свет. Ребенок считался воплощением чистоты и непорочности. Взрослым людям, угнетенным сознанием собственной греховности, легче было мириться с собой, думая, что и в их жизни было время, когда ни в действиях, ни в мыслях к ним не могла прилипнуть никакая скверна. Преждевременные сексуальные проявления – эрекция, мастурбация, наивные попытки коитуса – не проходили незамеченными, но они говорили только об испорченности данного ребенка – паршивой овцы – и не меняли общего умиленного отношения. В течение долгого времени авторитет психоанализа подрывало упорное нежелание массового сознания расстаться с этой прекрасной иллюзией.
Первое сексуальное действие в нашей жизни – сосание. Поначалу оно просто присоединяется к сладостным ощущениям, связанным с утолением голода, со вкусом молока. «Кто видел, как ребенок, насыщенный, отпадает от груди с раскрасневшимися щеками и с блаженной улыбкой погружается в сон, тот должен будет сознаться, что эта картина имеет характер типичного выражения сексуального удовлетворения в последующей жизни». Затем эротический компонент отделяется от потребности в принятии пищи. Ребенок сосет соску, игрушку, но еще охотнее – собственный палец или другую часть своей кожи. Этим он приобретает независимость от внешнего мира и как бы создает себе еще одну, малоценную эрогенную зону. На примере сосания Фрейд отмечает три существенных признака инфантильных сексуальных проявлений: они соединены с какой-нибудь важной для жизни телесной функцией, автоэротичны, то есть не нуждаются в постороннем объекте, и сконцентрированы в области эрогенной зоны.
Присоединение сексуальности к другим функциям тела характерно и для зоны заднего прохода. Ее эрогенное значение в младенчестве очень велико. «Дети, которые пользуются эрогенной раздражимостью анальной зоны, выдают себя тем, что задерживают каловые массы до тех пор, пока эти массы, скопившись в большом количестве, не вызывают сильные мускульные сокращения и при прохождении через задний проход способны вызвать сильное раздражение слизистой оболочки. При этом вместе с ощущением боли возникает и сладострастное ощущение». Психоаналитик Лу Андреас-Саломе, на мнение которой с большим уважением ссылается Фрейд, ярко описала эти инфантильные функции анальной эротики. Запрет на удовольствие от анальной функции и ее продуктов – первое столкновение ребенка с окружающим миром, и от того, как это происходит, зависит все его дальнейшее развитие. Маленькое существо должно почувствовать власть этого мира, враждебного его влечениям, и совершить первое «вытеснение» возможного для него наслаждения. С этого времени «анальное» остается символом всего, что необходимо отбросить, устранить из жизни.
(Возможно, подумалось мне, это категорическое неприятие, выросшее из собственного подавленного желания, обращенного в свою противоположность, проецируется и на восприятие массовым сознанием гомосексуализма. Еще авторы первых научных трудов на эту тему писали о том, что существует своего рода миф о сугубом пристрастии урнингов к анальным контактам, хотя на самом деле это не так. Гиршфельд приводил статистические выкладки, согласно которым такой половой акт встречается лишь в 8% случаев. В обычной сексуальной жизни к нему прибегают гораздо чаще. Этот миф жив и поныне. По крайней мере, все анекдоты о «гомиках» и «педиках» эксплуатируют именно эту особенность, как якобы всеобщую и обязательную. Взаимная мастурбация, доминирующая в сексуальной технике однополой любви, тоже лежит как бы за пределами допустимого, но все же не вызывает такой острой негативной реакции. А однополая любовь требует самого уничтожительного клейма…)
Зона «действительных половых частей», или генитальная, которой в будущей жизни предуготовлена такая большая роль, не бывает в младенчестве ни самой ранней, ни самой главной носительницей сексуальных переживаний. Но ощущения удовольствия, вызываемые прикосновением к этим органам хотя бы при выполнении обязательных гигиенических процедур, неизбежно фиксируются ребенком и будят потребность в их повторении. Младенческий онанизм Фрейд считал явлением всеобщим, приписывая ему важнейшее значение в дальнейшем утверждении примата этой эрогенной зоны в половой жизни.
В отличие от других функций организма, развивающихся по мере подрастания ребенка, продвижение инфантильной сексуальности идет волнообразно. После начальной фазы, во время которой бурно прогрессируют и достигают своего расцвета зародыши сексуальных переживаний, на границе четырех лет наступает латентный период. В это время формируются те душевные силы, которые впоследствии станут властно управлять страстями: отвращение, чувство стыда, эстетические и моральные требования идеала. На первый взгляд кажется, что это – заслуга правильного воспитания. Но воспитатели только довершают великое дело «очеловечивания», обусловленное органически как прямое наследство предыдущих поколений.
И еще одно важнейшее событие происходит во время латентного периода: ребенок научается любить. «Общение ребенка со своими няньками составляет для него беспрерывный источник сексуального возбуждения и удовлетворения через эрогенные зоны, тем более что эта нянька – обыкновенно это бывает мать – сама питает к ребенку чувства, исходящие из области ее сексуальной жизни». Фрейд хорошо понимал, как могут его слова напугать или даже оскорбить женщину, считающую свое отношение к ребенку «чистым», то есть полностью асексуальным; она не замечает, что ее нежность, ее поцелуи и ласки несут в себе сильнейший эротический компонент, что ребенок для нее – полноценный сексуальный объект. Но именно это делает материнскую любовь незаменимой. «Она выполняет только свой долг, когда учит ребенка любить; пусть он станет дельным человеком с энергичной сексуальной потребностью и пусть совершит в своей жизни все то, на что толкает это влечение человека».
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 120; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!