Вторая Троянская война Спарты



 

Приехавший из Финикии сиракузец прибыл в Спарту зимой 397/6 г. до н. э. Он сообщил, что видел, как собирается флот из трехсот кораблей — мечта Конона стала реальностью. Испуг был так велик, что Лисандр сумел убедить эфоров послать самого царя Агесилая оказать военную помощь Азии.

Надежды его вознеслись высоко. Как второй Агамемнон, он будет вести вторую Троянскую войну против Востока. Но если персидские воины стали хуже со времен завоеваний Кира, то о персидских дипломатах этого сказать было нельзя, и у них была поддержка в виде золота империи. Когда Агесилай начал свой поход вторым жертвоприношением в Авлисе (древнегреческий город в Беотии, современная Авлида. — Пер. ), беотийцы силой остановили церемониал.

Появление Агесилая в Азии в начале лета 396 г. до н. э. было уже лишено великолепия. Когда он прибыл в Эфес, он получил от Тиссаферна просьбу о трехмесячном перемирии; дав клятву, сатрап пообещал вести переговоры о мире, согласно условиям которого греческие города в Азии должны быть независимыми, и простодушный спартанец поверил ему. Лисандру сопутствовал больший успех, так как на Геллеспонте он склонил на свою сторону подчиненного Фарнабаза по имени Спитридат, дочь которого, уже обрученную с младшим сыном царя, его вышестоящий начальник планировал захватить силой.

«Консультация» Тиссаферна со своим господином, однако, преставляла собой лишь просьбу о присылке еще войск. В начале года с первой эскадрой из сорока трирем, оснащенных Эвагорасом, Конон проплыл мимо Киликии в Кавн, где он находился в блокаде до тех пор, пока Артафрен и Фарнабаз не выручили его. К этому времени флот Конона увеличился до восьмидесяти кораблей, и появилась возможность отделить Родос от Спарты.

Ободренный этими успехами и прибытием подкреплений, Тиссаферн изменил свой тон и приказал Агесилаю немедленно покинуть Азию. Спартанец распорядился, чтобы города, расположенные на пути в Карию, обеспечили рынки. Предполагая, что второе вторжение в Карию состоится в недалеком будущем, Тиссаферн подготовил там оборону, но внезапно Агесилай стремительно появился во Фригии, где захватил несколько городов, принадлежавших Фарнабазу. Конная схватка неподалеку от Даскилея вынудила его отступить к побережью; нападениям войск Фарнабаза мешал только ультрасовременный способ — прикрывать идущих солдат со всех сторон пленниками.

Благодаря вторжению Кира на родину персов и войне со Спартой, которая развилась из этого, Египет остался независимым. Место Амиртея, единственного представителя Двадцать восьмой династии, занял самозванец из Мендеса Найфаайурут (Неферитес), который стал основателем Двадцать девятой. Он тоже был признан на всей территории Египта, а каменная плита и скарабей с его именем, найденные в Гезере (древний ханаанский город-государство и библейский город в Древнем Израиле. — Пер. ), говорят о том, что он распространил власть Египта на Палестину. Когда Тамос, египетский адмирал флота Кира, бежал на родину после катастрофы, он был убит за свое предательство Псамметихом Мендесским, как греки называли Неферитеса.

Сцена жертвоприношения, обнаруженная в Тмуисе (столица Мендесского нома в Египте. — Пер. ), представляет собой удивительно изящную резьбу, предваряющую прекрасное искусство Тридцатой династии. На второй год своего правления Неферитес похоронил быка Аписа. Ему он посвятил огромное гранитное святилище в Атрибисе, а в Фивах восстановил небольшой храм знаменитого Тутмоса III. Все это свидетельствует о вновь начавшемся процветании Египта, когда его жители сами собирали свои налоги, и оправдывает хвастовство царя, что он любимец Птаха и Осириса. С тех пор как Артаксеркс построил корабли для афинянина Конона, Неферитесу было выгодно заключить союз с врагами Персии спартанцами. Он послал им такелаж для ста кораблей и полумиллиона мер зерна, но он не знал, что Родос был взят Кононом, который перехватил весь груз.

Зимой 396/5 г. до н. э. Конон уговорил Фарнабаза отправить родосского Тимократа с 50 талантами добиваться союза против спартанцев в Европе. Фиванцы, аргивцы и коринфяне приняли его дары, так как афиняне не требовали новых субсидий. Агесилай провел зиму в Эфесе, а весной начал угрожать Лидии. Подозревая еще один подвох, Тиссаферн снова приготовился защищать Карию, в то время как царь прошел через страну, лишенную войск, и взял богатую добычу. На равнине Гермуса вблизи Сардов персидская конница потерпела тяжелое поражение, потому что отстала ее пехота; лагерь, где находились деньги сатрапа и верблюды, которые Агесилай позже продемонстрировал удивленной Греции, попали в руки победителя. Тиссаферн отступил в город, а затем осторожно последовал за врагом, в то время как солдаты, забыв о званиях, на обратном пути в Приену вовсю грабили страну.

Все это время Парисатис, вновь занявшая прочное положение в сердце своего сына, строила заговор, чтобы убить последнего уцелевшего члена семьи ненавидимого ею соперника. До сих пор Тиссаферн сохранял доверие своего господина, который прекрасно сознавал, что тот спас и трон, и его жизнь, но неудачи последнего года стерли все воспоминания о благодарности, и Парисатис уговорила своего сына объявить сатрапа мятежником. Начальнику царской охраны Титраусту было предъявлено персональное обвинение в начале войны на границе. Штаб-квартирой Малой Азии стал город Колоссы (во Фригии на берегу реки Лик, притока Меандра. — Пер. ), и сатрапу Большой Фригии Ариэю было приказано вызвать туда мятежного фаворита. В Келенах Тиссаферн был обезглавлен, а его голова отправлена царю. Парисатис свершила свою месть и могла умереть удовлетворенной, однако Персия потеряла своего самого талантливого дипломата.

 

Контрудары во Фригии

 

Титрауст бесцеремонно приказал Агесилаю отправляться домой. Их общий враг Тиссаферн был наказан, и царь согласился дать греческим государствам автономию при условии, что они заплатят давние долги. Агесилай ответил, что это невозможно, пока он не получит указания с родины. В ожидании указаний Титрауст решил, что спартанец мог бы опустошить земли Фарнабаза, и он подкрепил это предложение подарком в размере 30 талантов. Было заключено восьмимесячное перемирие, в течение которого Агесилай обещал не обижать лидийцев, а его армия вошла в геллеспонтийскую Фригию.

Но в эту игру могли играть двое. Незадолго до этого Фарнабаз проигнорировал настоятельные требования Колона финансовой помощи; теперь из конфискованных средств Тиссаферна он дал Колону 220 талантов. Оба союзника-грека были в тот момент на содержании Персии! Выполнив предписание, Титрауст возвратился на свой прежний пост ближе к концу года, оставив на местах Ариэя и Пасиферна полководцами с семью сотнями талантов для дальнейших дипломатических сделок. В результате в греческих городах в Азии снова были размещены гарнизоны. Конону грозила большая опасность от мятежных наемников на Кипре, но ему в конце концов удалось подавить мятеж. Чтобы в дальнейшем избежать затруднений из-за нехватки средств, Конон решил обратиться к Артаксерксу. Из Кавна он отплыл в Киликию, переправился через Евфрат у Фапсака (большой торговый город в Сирии, место переправы путешествующих в Вавилон и в глубь Азии. — Пер. ), а затем продолжил свой путь вниз по течению реки до зимнего дворца в Вавилоне, где возвратившийся Титрауст приставил к нему стражу. Он был с почестями встречен царем, который дал Конону всю сумму денег, которую тот назвал, и решающий голос при ведении морских сражений (395 до н. э.).

А в это время осенью 395 г. до н. э. Агесилай переправился через реку Каиак, пограничную с сатрапией Фарнабаза, и предложил мисийцам присоединиться к вторжению. Земли тех, которые отказались, были разорены. Но пока он шел по трудной дороге через гору Олимп, местные жители напали на его арьергард, и пришлось вести переговоры о новом соглашении, чтобы получить проводников в Большую Фригию. У реки Сангарий его встретил Спитридат, который был теперь его союзником. Самое укрепленное поселение во Фригии Львиная Голова оказало сопротивление. Мы не удивляемся, когда видим его современный вариант Афион Кара Хиссар, Замок черного опиума, на одинокой вулканической скале, отвесно поднимающейся на равнине. Старая столица Фригии Гордий, защищенная укреплениями, построенными при Рафамесе, выдержала шестидневную осаду. Затем Спитридат повел армию в Пафлагонию, где был заключен союз с царем Отисом, преемником Кориласа, который не подчинился царскому приказу явиться в Сузы и с 400 г. до н. э. был фактически независимым. От Отиса Агесилай получил тысячу конников и две тысячи легковооруженных воинов; он также присутствовал на идиллической свадьбе юного царя с дочерью Спитридата.

Близилась зима, и Агесилай решил отступить. Десять дней войска в наказание грабили мисийцев в Киусе, после чего он прошел через геллеспонтийскую Фригию мимо Стены Милета и по долине реки Риндак к зимним квартирам у озера Даскилей. На его берегу находилась крепость, защищавшая дворец сатрапа, в котором сохранился интересный барельеф того времени.

Перед окном или нишей с тройной рамой и выпуклым орнаментом стоят два жреца, бородатый старец и его молодой коллега. У обоих поверх туники надеты меховой плащ и заметно широкие штаны. Голову каждого не только покрывает башлык, но и закрывает им рты, чтобы священный огонь не был осквернен человеческим дыханием. В левой руке каждый держит пучок священных ветвей, а правая рука поднята в молитве. Баран и бык, которых вскоре должны принести в жертву, подняли голову над оградой загона, куда их привели. Такая сцена не могла бы быть обнаружена в Персеполе, она иллюстрирует религию IV в. до н. э. в том виде, в котором она представлена в Яштах того времени, Ясне семи глав и других Яснах в прозе Авесты. Она также показывает контакты с греками, что видно из конфигурации оконных рам, изображения глаз в профиль, несимметричных складок одежды и сходящихся линий загона, которые исчезают на заднем плане как в перспективе.

Здесь также были парки для охоты, полные диких зверей. Рядом протекала река Одрисес, полная разной рыбы. Здесь в изобилии водились промысловые птицы, а вокруг располагались деревни с богатыми запасами зерна.

Единственным недостатком этого буквально рая было то, что фуражирующие команды часто подвергались нападениям конницы и боевых колесниц. Однажды, например, Спитридат обнаружил врага в большом селении Коэ. Гериппидас взял лагерь на заре с большой добычей, и Фарнабаз, боясь попасть в окружение, искал пристанища то в одном месте, то в другом, как кочевник, прячущий места своих стоянок. Затем Гериппидас совершил ошибку, лишив Спитридата и его пафлагонийцев их доли награбленного. Вся армия выступила из лагеря в Сарды, где почувствовала себя в безопасности с Ариэем, который сам поднял восстание против великого царя. Потеря пафлагонийцев изменила ситуацию. При посредничестве общего друга Аполлофана из Кизика царь и сатрап встретились, и Агесилай согласился уйти из сатрапии Фарнабаза.

 

Конец лидерства спартанцев

 

Весной 394 г. до н. э. перемирие, заключенное с Титраустом, закончилось. Поэтому Агесилай, как и обещал, отступил и разбил лагерь у святилища Афины Астирены на Фиванской равнине, где он начал собирать новое войско. Он мечтал о более глубоком вторжении на полуостров до Каппадокии, когда внезапно он был отозван.

Агесилай обнаружил для себя слабость персидского владычества, неверность сатрапов и стремящихся к независимости местных жителей покоренных стран. Он не мог воспользоваться своими знаниями, так как уже давно персы сами обнаружили еще более пагубную слабость греков. В своей резкой эпиграмме Агесилай справедливо заявил, что он был изгнан из Азии десятью тысячами царских лучников; он имел в виду не Десять тысяч Бессмерных, а монеты с изображением царя-лучника!

Оставалось показать, что огромный расход человеческих жизней и денег в войне за освобождение привел к краткому знакомству с чужеземными странами и народами. Человека, изучающего историю Греции, вполне можно извинить, если он торопливо пропустит эту непоучительную главу. Для историка Персидской империи эта глава почти в такой же степени непоучительна, но фактически каждый абзац относящихся к этой эпохе греческих источников добавляет нам знаний о Востоке того времени. Деловых клинописных документов уже нет; своими рассказами об опустошенных полях и разграбленном имуществе в течение бесконечных войн и частых восстаний греческие источники объясняют, почему перестали писать деловые документы.

Враги Спарты в Европе с радостью приняли 50 талантов, привезенные Тимократом, и потратили их на войну. Потенциальный Агамемнон должен был довольствоваться ничего не давшей победой при Коронее (город в Беотии, где в 391 г. до н. э. Агесилай одержал победу над фиванцами. — Пер. ) и ожидать упадка Спартанской империи. Конон добрался до морского побережья при поддержке бездонных ресурсов персидского золотого запаса и соединился с Фарнабазом. В августе 394 г. до н. э. их корабли, укомплектованные финикийскими и греческими моряками, сокрушили спартанский флот у берегов Книда и тем самым вернули Персии господство на море; знаменитая Могила льва в Книде знаменует эту победу. Гарнизоны, оставленные Агесилаем, были бесполезны. Конон и Фарнабаз плавали вдоль побережья, «освобождая» целый перечень азиатских городов Азии от их спартанских «освободителей». Были введены демократические формы правления, так что после долгого перерыва Афины и Персия возобновили свою обычную дружбу. Лишь сопротивление Абидоса и Сестоса омрачили конец года.

Из Азии Фарнабаз и Конон повернули в Европу. Темной ночью перед рассветом битвы при Саламине, когда войска персов достигли Коринфского перешейка, афинский флот заставил отступить персидский флот. Восемьдесят лет спустя персидский флот впервые опустошил Лаконию (ном в Греции, в южной части Пелопоннесского полуострова. — Пер. ) под руководством афинян. Персидский гарнизон угрожал пелопоннесцам с близлежащего острова Китера. Фарнабаз дал денег союзникам, собравшимся в Коринфе, и возвратился на родину, а в это время Конон восстанавливал стены Афин на 50 талантов, используя в качестве рабочей силы моряков, предоставленных ему сатрапом. Греческие города в Азии присоединились к Афинам, мечты которых об империи начали возрождаться (393 до н. э.).

 

Изменение политики Персии

 

Во время отступления Десяти тысяч Тирибаз, будучи сатрапом Западной Армении, заключил с ними вероломный договор. Его почетной обязанностью было подсаживать на лошадь своего царственного господина. В 392 г. до н. э. его повысили, назначив на непростую должность сатрапа Сард, командующим приграничными боевыми действиями. К нему явились две делегации: одну возглавлял спартанец Анталкидас, а другую — афинянин Конон; были посланники также из Фив, Коринфа и Аргоса. Тирибаз объявил мир, который пожелал даровать царь, важной частью которого был уход греков из Азии. Анталкидас заявил, что спартанцы с радостью уступят Азию, если жители островов и европейские греки останутся независимыми. Столкнувшись с этим полным изменением политического курса со стороны спартанцев, которое явно выдавало лицемерие прежних притязаний на «освобождение», афиняне твердо ответили, что не примут мирный договор, в котором будет записано, что греки, живущие в Азии, находятся в царских владениях. Тирибаз понимал, что этот ответ подразумевает возобновившиеся претензии Афин на создание конкурирующей империи, и посадил Конона в тюрьму, как провинившегося перед Персией. Втайне он дал Анталкидасу денег на строительство спартанского флота, который играл бы роль противовеса.

Спарта созвала съезд представителей Афин, Коринфа и Аргоса зимой 392/1 г. до н. э. Спартанцы выдвинули свои предложения, и афинский оратор Андокидес высказался за их принятие. Будучи консерватором, он, естественно, обошел молчанием сдачу азиатских греков. В Сардах его соотечественники-афиняне громко возражали, когда Лемнос, Имброс и Скирос были включены в число островов, которые должны были получить независимость. В представленном теперь проекте эти три острова были специально исключены из списка автономий и приписаны Афинам, которые этим должны были удовлетвориться. Афины, как доказывал Андокидес, недостаточно сильны, чтобы вернуть себе свою прежнюю империю своими собственными силами; они могут сделать это только с помощью Персии. Даже если Афины разгромят Спарту — но «у нас нет для этого сил» — «если допустить, что мы сделали это, что же тогда нас ждет от рук варваров?», Афины уже заставили царя воевать со спартанцами, персы помогали Конону нанести им поражение на море и положить конец превосходству их флота, и все же Спарта еще желает пойти на уступки, чтобы содействовать миру. Послы поддались на уговоры и ратифицировали предложенный проект договора, но по своем возвращении афинские делегаты были осуждены и высланы из страны, и Андокидес среди них.

Однако политика Тирибаза не нравилась Артаксерксу. Когда этой зимой сатрап поехал ко двору с докладом, он не был отослан назад. Заклятый личный враг Агесилая Струтас занял его должность сатрапа Ионии, которая теперь была отделена от Сард. В качестве сатрапа Струтас выступил как третейский судья в пограничном споре между Милетом и Миусом. Он оказался добрым другом Афин, и спартанцы быстро возобновили войну. Вернулся Фиброн и из Эфеса, Приены, Левкофриса и Ахиллеума начал опустошать территории, все еще верные царю. Эти набеги совершались без должного прикрытия; Струтас захватил Фиброна врасплох, когда тот после завтрака предавался игре с диском, и убил его. Его армия была практически уничтожена персидской кавалерией, но преемник Фиброна Дифридас защитил города, которые приняли предложение Спарты об «освобождении», и получил денежные средства для найма новых наемников благодаря выкупу Тиграна и его жены, дочери Струтаса (391 до н. э.).

По приезде Струтаса Конон получил возможность бежать на Кипр, где он вскоре и умер. Его попадание в опалу изменило положение его покровителя Эвагораса, который вслед за этим объявил себя мятежником, выпустив золотые монеты с изображением «царя Эвагоро», выражаясь древним киприотским языком; вдобавок на них был вычеканен бородатый Геракл со шкурой льва на голове и козел. Большая часть острова была теперь в его власти, и уцелевшие города — Амат, Солы и Китиум — обратились к Артаксерксу.

Хотя Афины формально все еще были другом Персии (при посредничестве Струтаса), они направили свои корабли на помощь мятежнику. Спарта, сражаясь с империей, остановила свой флот в пути (390 до н. э.). Ксенофонт справедливо замечает, что обе стороны действовали вопреки своим интересам; это лишь еще один пример странных противоречий, которые были характерны для этого этапа войны. Милкиатон, сын принца Баалрама и, наверное, дядя Баалмилка, который является последним из известных нам царей Китиума, скопировал Эвагораса, выпустив в обращение золотые монеты, и тем самым также заявил о своей независимости, не сказав ни слова. То, что эта независимость была получена не без сражения, доказывают золотая пластина, которую он подарил своему богу Решуп-Мекалу, «потому что он услышал его голос», и статуя — «потому что с его помощью он победил тех, кто вышел против него, и их помощников».

Приблизительно в то же время, когда прибыл Струтас, в администрации произошла дальнейшая реорганизация. В то время когда Струтас стал сатрапом независимой Ионии, Кария получила автономию под властью своего принца, семья которого давно уже была на первых ролях в Синдии. Сын Мавсола Пиксодар женился на дочери киликийского царя Сиеннесиса. Идриэй был другом Агесилая. Приблизительно в 391 г. до н. э. его сын Гекатомнос, поселившийся в Миласе, был назначен сатрапом Карии, когда-то отделенной, как Иония, от Сард. На монетах Гекатомноса изображен местный Зевс Лабраундский с бородой и в лавровом венке, в длинном одеянии и плаще поверх левого плеча; в его левой руке находится длинный скипетр, а на правом плече у него labrys — сдвоенный боевой топор, который и дал ему его прозвище. Бог и его атрибуты — карийские, но манера изображения — греческая; такова и надпись, в которой назван сатрап, так как карийский алфавит и язык, похоже, вышли из употребления. Другие монеты со львом и условным изображением милетской розы наводят на мысль о том, что Гекатомнос правил также и Милетом.

 

Автофрадат в Ликии

 

Автофрадат стал сатрапом уменьшившихся Сард. Монеты с его сокращенно написанным именем подтверждают, что Лампсак и Кима принадлежали его сатрапии. Эфес был захвачен, пока его магистраты находились на совещании, на которое он их вызвал. Но самое странное то, что Ликия оказывается в его сфере влияния.

Представители Ликийской династии продолжали чеканить свои монеты. Приблизительно в 400 г. до н. э. Сппнтаза (такое имя) использует изображения коровы и сосущего теленка, головы Афродиты или Геракла в львиной шкуре. В Тельмессе есть запись о его пасынке Тавенази. Дданавала впервые использует изображения Афины в шлеме и Геракла в львиной шкуре, затем переносит Афину в лавровом венке на оборотную сторону, а на лицевой изображает себя в тиаре и с длинной бородой. Херома изображает Афину и Гермеса в головном уборе с крылышками; подобно Хмпраме, он оставил нам в Ксанте свою могилу и могилу своего племянника Ахккада. В Феллесе похоронен Сбеказери, сын Мракесы, полководца Ватапрддаты, в котором мы с некоторым трудом узнаем Автофрадата, сатрапа Сард!

Несомненно, самым интересным памятником того времени в Ликии является великолепный саркофаг, который Автофрадат приказал изготовить в Ксанте для Пайавы, «командующего армией народа трммилийцев». Сцены на его основании с поясняющими надписями, сделанными ликийскими буквами, представляют собой «жизнь Пайавы» в бессмертном камне.

На цоколе саркофага изображен Пайава с длинным щитом на бедре, наезжающий на коне на поверженного врага и нападающий на трех греческих гоплитов в шлемах с гребнями, но один из них обнажен, а остальные в хитонах. Обнаженный четвертый воин спешит к ним на выручку, в то время как за полководцем следуют три всадника. На передней части саркофага изображена сцена победы в сражении. Пайава опирается на свое копье, в то время как сатрап поднимает вверх правую руку, чтобы увенчать своего друга знаком победителя. За этой сценой с интересом наблюдают двое длинноволосых бородатых сопровождающих царя в хитонах до колен, кольчужной защите поверх бедер и наголенниках; их плащи висят за плечами. Далее нам показывают двоих сидящих сфинксов в коронах (которых мы должны представлять себе в цвете покрытых глазурью кирпичей из Суз), двоих сидящих мужчин, сидящую женщину — жену Пайавы в хитоне и химатионе до колен — и его обнаженного юного сына. Группа завершается изображением сидящего безбородого длинноволосого мужчины, левое плечо которого, рука и нижняя часть тела скрыты химатионом, хотя остальные части тела голые; его ступни стоят на скамеечке, а его поднятый скипетр указывает на то, что он царственный отец Пайавы.

Сам Автофрадат изображен сидящим на другой стороне цоколя. На нем надеты тиара, соответствующая его должности, и подпоясанный хитон, но плащ оставляет руки свободными; на его правом бедре висит меч; его правая рука касается бороды, как в Персеполе, а левая лежит на бедре. Перед ним движется похоронная процессия, представленная человеком, несущим чашу для возлияний, которые будут проходить во время церемоний у могилы. Мертвый Пайава изображен еще живым; его юный сын, опирающийся на посох, замыкает группу. С обратной стороны цоколя мы видим охоту. Слуга спускает гончую, а другие верхом преследуют оленя, кабана и медведя, вставшего на задние лапы.

Эта композиция достигает своего художественного пика на закругленной крышке саркофага, где позади двух уходящих львов с высунутыми языками едет колесница на колесах с четырьмя спицами, запряженная четверкой вставших на дыбы коней; возница наклонился далеко вперед, чтобы подхлестнуть коней; Пайава в полном облачении выпадает из колесницы. Каким бы великолепным ни было изображение, оно не могло заканчиваться нотой поражения, так что «на загривке кабана» на самом верху мы видим финальную сцену мести — один всадник поражает врага, падающего на колено, а другой преследует бегущих врагов, ближайший из которых поднял руку в знак того, что сдается.

Автофрадат доверил украшение саркофага превосходному художнику, который, возможно, был урожденным греком. Если нет, то его, безусловно, вдохновляло греческое искусство. Для нас главный интерес представляет собой изображение представителя ликийской знати, жизнь которого больше чем наполовину уже стала эллинизированной.

 

Интриги афинян

 

Автофрадату было приказано подавить мятеж Эвагораса, и чтобы сатрап Карии Гекатомнос оказывал ему помощь в качестве командующего флотом. Ни один из них не добился успеха, и вскоре кариец втайне уже финансировал мятежника. Интриги Афин стали более открытыми. Фрасибул проплыл вдоль юго-западного побережья Малой Азии, собирая деньги с «друзей» и грабя тех, кто отказывался «вносить лепту». Наконец он бросил якоря в устье реки Эвримедон. Заставив жителей Аспендоса заплатить все сполна, он позволил своим солдатам их грабить. Он встретил вполне заслуженную смерть, когда разъяренные аспендийцы убили его ночью в его палатке. Тем временем, хотя Дифридас оставался командующим бездействующей армией, Спарта назначила Анаксибия правителем Абидоса и позволила ему собрать иностранный легион. С его помощью он отнял эолийские города у Фарнабаза, но сам погиб в засаде, устроенной Ификратом, известным командиром легковооруженных войск (389 до н. э.).

На следующий год Афины послали Хабриаса, другого воина-профессионала, помогать Эвагорасу в открытую. Были захвачены Амат и Солы, а афинский Демоникус занял место Милиатона на троне царя Китиума. Он выпустил монеты со своим собственным греческим именем, написанным финикийскими буквами, заменив местного Мелкарта изображением сражающейся Афины, почитаемой в его родном городе. Чтобы наполнить чашу зла до краев, Афины заключили союз с Египтом.

«Второй правитель после мидийца был фараон Неферитес; так как все, что он делал, было мудрым, его сыну было позволено последовать за ним». После шести лет правления (399–393 до н. э.) он был похоронен в Мемфисе в прекрасном саркофаге из черного гранита, который был наполнен фигурками ушабтиу с его именем (фигурки призваны исполнять роль слуг в загробном мире. — Пер. ). «Через короткое время» — в 393–392 гг. до н. э. — его сын Мутес «был низложен из-за множества дурных поступков, совершенных во время его правления; из-за того что он отрекся от Закона, еще при его жизни ему назначили преемника. Четвертым правителем после мидийца был Псемут; он не стоял на пути Бога, и ему позволили быть правителем недолго». В год своего правления (392–391 до н. э.) Псемут начал строительство небольшого святилища к югу от Дороги тельцов, которая ведет от реки к Карнакскому комплексу; на стенах справа и слева, не замеченная спешащими туристами, видна сцена принесения ладана в виде дара к кораблю Амона.

Но «пятому правителю, который пришел после мидийца, Хакорису, владыке короны, было позволено царствовать до конца, потому что он был щедрым к храмам». Его щедрость подтверждают раскопки. Записи в Турре и Назаре показывают, как интенсивно он использовал каменоломни для строительства. Храм в Карнаке был завершен, хотя Хакорис стер имя Псемута и написал свое собственное красной краской. К храму Тутмоса в Мединет-Хабу была добавлена одна камера, а гипостильный зал первого храма был превращен в дворик. Гипостильный зал в огромном храме Себека в Эль-Кабе был отстроен заново. Огромная базальтовая усыпальница и стела увековечили факт дарения земель богу Гераклеополя Магне. Бубастис, Гелиополь и Мединет-Хабу были украшены его статуями, а Мемфис был удостоен необычайно красивого базальтового храма.

Есть доказательства в пользу того, что, несмотря на все эти почести храмам, Хакорис по происхождению (391–378 до н. э.) был не египтянином, а ливийцем. Возможно, это объясняет, почему Сетекх-ирдис, сын Редетнеба, правителя зарубежных земель, восстановил находившийся в пустыне оракул Амона, который занял место Фив в умах ливийских греков.

Следуя примеру Амасиса, Хакорис правильно оценил Сирию и Кипр как самые важные аванпосты Египта. Его влияние в Финикии было публично заверено его надписью в эшмунском храме, расположенном севернее Сидона. Теперь его положение укрепилось благодаря союзу с Эвагорасом и Афинами.

 

«Мирный договор Анталкидаса» — «царский мир»

 

Союз Афин с такими опасными мятежниками, как Хакорис и Эвагорас, оказался слишком даже для беспечного Артаксеркса, и он решил перейти на другую сторону. Чтобы убрать возможную оппозицию, Фарнабаз был призван ко двору и награжден за свои победы браком с царской дочерью Апамой (387 до н. э.). Ариобарзан занял место сатрапа Даскилея, а Тирибаз — Автофрадата и Струтаса.

Спарта поняла намек, содержавшийся в возвращении Тирибаза, и назначила адмиралом Анталкидаса, который был известным другом hazarapat . Из Эфеса Анталкидас был препровожден своим другом лично в Сузы для встречи с царем. Афинское посольство также было в свите hazarapat , но его члены не могли быть правомочными. Поэт Платон в своем произведении «Послы» прямо обвинил Эпикрата и Формисия в том, что они получили много взяток от царя, а также в том, что они даже украли женщин из царской семьи. Какова бы ни была причина, афинское посольство потерпело фиаско, и Артаксеркс пообещал помочь Анталкидасу, если афиняне выступят против предложенных условий. Чтобы подкрепить угрозу, спартанский и сиракузский флоты сопровождали морские эскадры недавно назначенных сатрапов, когда Тирибаз и Анталкидас разгромили афинян, охранявших Геллеспонт. Афины тем самым подверглись опасности такого голода, который поставил на колени столицу империи и положил конец Пелопоннесской войне.

Тирибаз объявил, что он готов озвучить решение царя всем, кто этого пожелает. В начале 386 г. до н. э. делегаты из греческих городов поспешили собраться в Сардах. Начальник стражи показал царскую печать и прочитал короткий указ: «Царь Артаксеркс считает справедливым, чтобы города в Азии оставались в его власти, а также острова Клазомены и Кипр. Другие греческие города, большие и малые, получат автономию, за исключением островов Лемнос, Имброс и Скирос, которые исстари принадлежат афинянам. Тот, кто не примет этот мир, с тем я буду сражаться на суше и на море, с помощью кораблей и денег».

Современные историки предоставляют Анталкидасу сомнительную честь назвать своим именем мирный договор. С большей проницательностью древние обычно называли его «царским миром». Ни один современник не мог отрицать, что мир был навязан; «царь Ахасуэр [пишет еврейский автор свитка Эсфири] обложил данью земли и острова на море».

Без единого слова протеста густонаселенные и богатые греческие города в Азии были уступлены монарху, которого поэты и ораторы не уставали поносить как «варвара». Показное «освобождение» было забыто. Афины были неприятно выделены из всех государств как единственная упомянутая европейская страна, а также потому, что принцип всеобщей автономии был нарушен лишь в ее пользу, как уже было условлено на неудавшейся конференции в Спарте. Искренний друг Афин Эвагорас был подло оставлен его врагам. Победы греков последних нескольких лет потеряли все свое значение. Хуже всего было то, что европейские греки признали за Персией право вмешиваться в чисто европейские дела — самый опасный прецедент на ближайшее будущее. Артаксеркс вполне мог похвастаться, что ему удалось то, что не удалось Дарию и Ксерксу!

 

 

Глава 28

ПОСЛЕДНЯЯ ЕГИПЕТСКАЯ ИМПЕРИЯ

 

Начало эллинизации

 

Удивительно, но «царский мир» принес явные преимущества брошенным грекам в Азии. Европейская Греция насладилась короткой вспышкой славы, но условия мира полностью нарушили целостность Спартанской и Афинской империй. Золотые дни Перикла прошли безвозвратно. Подобие демократии сохранилось в Афинах, но оно все больше и больше показывало свою несостоятельность. Постоянные войны опустошили земли, уже истощенные чрезмерной эксплуатацией, и завершили уничтожение свободного землепашца, низведенного до жалкого положения той же самой движущей силой, работу которой мы видели в Персидской империи. Когда Перикл правил Афинской империей, вино и масло континентальной Греции вывозились через границу варварам в прекрасных расписных сосудах, а вместе с ними — много предметов роскоши — чаши и ювелирные изделия из золота, ткани и даже предметы повседневного обихода. Теперь варвары сами выращивали виноград и оливы, делали свои собственные сосуды, ювелирные изделия и другие предметы роскоши. Торговля греков увядала, и они мало что могли предложить для обмена на зерно и сырье, столь необходимые для самого их существования. Вдобавок ко всему из Вавилонии сюда проникло банковское дело; как и в Вавилоне, крупные банкиры были чужеземцами — по большей части финикийцами из Финикии или с Кипра. Афины переполнились подданными других государств, постоянно проживающими в городе. В 355 г. до н. э. Ксенофонт говорил о лидийцах, фригийцах, сирийцах и всевозможных других варварах. К концу рассматриваемого периода в Пирее существовала финикийская колония, которая оставила после себя надписи как на финикийском, так и греческом языке. С исчезновением свободного землепашца города переполнились беспокойным, плохо накормленным пролетариатом; государства были неплатежеспособны, и самым успешным руководителем был тот, кто умел сбалансировать бюджет.

Греческие города в Азии получили по крайней мере частичную компенсацию за персидское налогообложение. Опустошительное действие бесконечных «освободительных» войн закончилось. Членство в широко раскинувшейся Персидской империи снова предоставило торговые возможности. Неустроенные представители греческого населения шли служить наемниками в армии «варваров» — персидскую и армию ее соперника Египта в равном количестве; плата за службу и награбленное добро, которые они привозили домой, являлись вкладом в невидимый торговый баланс.

Было бы неправильно рисовать слишком идиллическую картину сложившейся ситуации. Чрезмерное налогообложение по-прежнему разоряло местных жителей и заставляло их поднимать восстания. Египет, части Кипра, а временами Финикия и Сирия сохраняли свою независимость. Мятежные сатрапы опустошали империю и способствовали упадку персидской системы управления. Классовая война поднимала полуголодный пролетариат на борьбу, которая жестоко подавлялась, слишком часто — тираном.

Но признаки нового процветания греческих городов в Азии можно увидеть на многочисленных прекрасно отчеканенных монетах. Экономическое благополучие, которое хоть часто и было ограничено правящими классами, дало толчок новому развитию культуры. Новый взрыв ионической литературы совершенно различного содержания смутно проглядывается во фрагментах сохранившихся произведений авторов того времени. Развалины внушительных построек, помеченных все возрастающим количеством надписей, показывают, как процветание переводилось в архитектуру и искусство. Зачатки того, что мы называем эллинской цивилизацией, стали очевидны, и был замощен путь для эллинизации Востока, которую продолжили македонские правители.

Нигде эту тенденцию к слиянию Востока и Запада и сопротивление ей жителей Востока нельзя изучить лучше, чем в последней Египетской империи. Наверное, самым удивительным из всех удивительных фактов, которые зафиксированы в летописях этого весьма необычного периода, является то, что победа дипломатии Артаксеркса над греками была завоевана в тот самый момент, когда власти Персии был успешно брошен вызов внутри самой империи. Ни для кого не было секретом то, что мир был заключен для того, чтобы урегулировать египетскую проблему, в то время как по его условиям Кипр был законно уступлен Персии. Для Артаксеркса вернуть себе восставшие земли силой оружия представляло собой совершенно другую задачу.

 


Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 216; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!