От анализа языка к синтезу новых концептов 11 страница
Знак. С. 788–806.
Transformative. Р. 239–248.
МУЛЬТИВЕРСА ЛИЯ
МУЛЬТИВЕРСА ЛИЯ (multiversal; ср. universal). 1. Универсалия в плане своей множественности, определяемой различием культур, эпох, дисциплин, где она по-разному понимается. Такие универсалии, используемые в философии, физике, биологии, как «время», «пространство», «атом», «частица», «поведение», «инстинкт», имеют разное значение в ньютоновской и эйнштейновской физике, в древнегреческой и современной космологии, в классической натурфилософии и современной этологии. Э. Сепир и Б. Уорф в своей гипотезе лингвистической относительности и Т. Кун в своих исследованиях по истории науки показали, что картины мира, создаваемые разными языками или в разные эпохи, оказываются «несоизмеримыми», и это же относится ко многим понятиям, которые считаются универсалиями: они мультиверсальны .
2. Универсалия в плане своей применимости к мультиверсуму , к множественности вселенных, существование которых допускается или постулируется современными физическими теориями. Мультиверсалия – это эквивалент того, что в квантовой физике называется «суперпозицией», общий признак, свойственный изначально тождественным явлениям в расходящихся мирах. Так, «кот Шредингера» – мультиверсалия, общая для тех миров, где кот жив и мертв.
*Многомирие , Мультикосмизм, Транскультура, Умножение сущностей
МЫСЛИ ТЕЛЬСТВО
|
|
|
МЫСЛИ ТЕЛЬСТВО (thinking, cogitation). Важнейшая категория российской интеллектуальной культуры; самоценная деятельность обобщающей мысли вне четко разделенных профессиональных сфер, чаще всего на границах философии, литературы, эссеистики, критики, публицистики. Образцы мыслительства в России – П. Чаадаев, К. Леонтьев, Д. Мережковский, В. Розанов, Л. Шестов, А. Синявский. На Западе – В. Беньямин, Т. Адорно, С. Вейль, Г. К. Честертон, К. Льюис, Ж. Бодрийяр.
Мыслителя нельзя отождествлять с философом как представителем определенной академической дисциплины. Если философ создает законченные системы или последовательно доказывает невозможность таковых, то мыслитель действует по принципу «бриколажа»: «все годится», «что ни лежит под рукой, все пойдет в дело». Мыслитель использует любую систему как средство движения мысли за пределы системы. Мыслительство – это по сути инакомыслие, но не политического, а наддисциплинарного уровня, которое не столько критикует концепции, сложившиеся внутри отдельных дисциплин (это дело внутринаучной дискуссии), сколько предлагает альтернативные сочетания понятий, ищет и создает проблемы там, где обыденное мышление не видит проблем, а дисциплинарное мышление считает их решенными или неразрешимыми.
|
|
|
Если философия есть любовь к мудрости, то мыслительство – любовь к самой философии. Мыслитель не определяет четко понятий, а пользуется их волновыми свойствами, их зыбкостью, размытостью, способностью незаметно, путем прихотливых ассоциаций и гипотез, переходить в другие понятия. Поле мысли в этом случае предстает континуальным, а не дискретным. Здесь уместно предложенное Василием Налимовым различение жестких и мягких языков. Философия – жесткий язык мысли, а мыслительство – мягкий. Философия пользуется определенными терминами, и шкала распределения их значений тяготеет к высокой частотности и вероятности. Мыслитель, напротив, пользуется аморфными терминами или употребляет их как мыслеобразы, как полутермины-полуметафоры, значение которых гораздо менее определимо, чем в языке философии, хотя и более дискретно, чем в собственно образном, художественном творчестве. Мыслительство – это широкая зона между философией и литературой, между научностью и писательством. Поэтому и писатели, тяготеющие к созданию обобщенных концепций, и философы, тяготеющие к более свободному языку притчей, мифов и образов, оказываются мыслителями. Т. Манн и А. Камю – мыслители от литературы, а Л. Шестов или Ж. Бодрийяр – мыслители от философии, и хотя они движутся от разных полюсов, оба встречаются в промежуточной зоне мыслительства.
|
|
|
Если в западном академическом мире стандарты мышления определяются его принадлежностью определенной дисциплине, прежде всего философии, то русская духовная культура – культура мыслителей по преимуществу. Мыслительство – это исторически реликтовый и вместе с тем проективно-жизнестроительный род деятельности, который одновременно и отстает от философии как дисциплины, и забегает вперед нее. Мыслитель еще не расчленяет понятия, принадлежащие разным дисциплинам, и уже соединяет их, он находится в предфилософском и постфилософском состоянии ума. Если здравый смысл – это успокоенность ума на преддисциплинарном уровне, а мудрость – успокоенность ума на пост-дисциплинарном уровне, то мыслительство – беспокойство ума , которое побуждает его метаться, перебегать с уровня на уровень, нарушать правила одной системы вторжением другой. Андрей Синявский назвал это беспокойство «мыслями врасплох». И наоборот, как только мысли приводятся в порядок, становятся логически предсказуемыми, выводимыми по правилам системы, иссякает сила мыслительства. «Мысли кончаются и больше не приходят, как только начинаешь их собирать и обдумывать…» («Мысли врасплох») [67].
|
|
|
Подобно идеологу и в отличие от ученого, мыслитель работает не столько с научными понятиями, сколько с идеями и идеологемами, то есть с такими понятиями, которые интегрируют в себе оценочность, экспрессивность, эмоциональность, целеполагание (*идеологический язык ). Но в отличие от идеолога, который пользуется готовыми идеями-штампами, мыслитель расщепляет, релятивизирует идеи, рассекает их компоненты и свободно соединяет заново, при этом часто выступая как критик любой идеологии с ее жестким сцеплением предметных и оценочных значений в каждой идеологеме. Например, размышляя о «народе», одной из самых устойчивых идеологем русского национализма и советского коммунизма, мыслитель может расщепить ее на две разнородные составляющие: социальную («трудящиеся», «люди физического труда») и национальную («нация», «население данной страны»), – показав, как одно понятие демагогически подменяется другим. М. Бахтин так характеризовал разницу между идеологом и мыслителем: «Идеолог один из самых страшных человеческих типов. Он бессознательно становится рабом своей умерщвленной части – это рабство стремится неизбежно обратиться наружу тиранией. Напротив, мыслитель вечно насторожен по отношению к этому отчуждению, к полному окаменению своей мысли, он находится в вечном состоянии творчества, все его мышление всегда и в любой момент снова поставлено под вопрос» [68].
Задача мыслителя – не столько убеждать , сколько удивлять, остранять идеи , как искусство остраняет образы. Методология мыслительства может быть выражена фразой Аристотеля – о том, что философствование начинается с удивления («Метафизика», 982b). Можно добавить: и заканчивается – еще большим удивлением. Философия как «наука» уделяет много внимания доказательствам и очевидности, но с точки зрения мыслительства не стоит тратить время на доказательство того, что ясно и без доказательств, – это круговращение понятий, аналитически определяющих друг друга. Есть лишь один способ преодолевать границы ума – «изумление», мера чуждости данного понятия уму, знак резкого расширения его объема. В изумлении мы чувствуем, как к нашему уму прикасается нечто большее, чем то, что уже содержится в нем.
Мыслительство – игра с «быстрыми», «внезапными» концептами, не ведающая методологических сомнений, так что за каждым мыслителем тянется расходящийся веер туманных грез, недоказанных обобщений и неисполненных обещаний. Такова традиция русского мыслительства – мыслить порывами и урывками, вразброс и вопреки, охватывать все области сразу, соединяя образное мышление с концептуальным, философское с политическим. Отсюда взаимное непонимание и критика русского мыслительства и западной философии, для которой русская мысль синкретична, лишена дисциплины, еще-не-дисциплинарна. Для русских мыслителей западная философия чересчур специальна, аналитична, еще-не-синтетична. Постмодернистская культура Запада пытается преодолеть узкую специализацию и замкнутость своих академических традиций, заново соединить философию с литературой, термин с метафорой, мышление с игрой – и потому могла бы многое усвоить из российского опыта «мыслительства», если бы последнее приняло более трезвый и остраненный взгляд на самого себя и не упивалось иллюзией своих бескрайних возможностей, которые то и дело оборачиваются отсутствием результатов.
Мыслителя нельзя отождествлять с мудрецом (*мудрость ). Мудрец пребывает в духовном покое, его мысль обрела точку опоры, он постиг истину и согласует с ней свою жизнь, тогда как мыслитель находится в постоянном движении, он ищет и не находит. «Лисица знает много вещей, но еж знает одну большую вещь», – говорит Архилох (фрагмент 201). Если мудрец – еж, то мыслитель – это лиса, выискивающая многообразие смыслов, на которые откликается мысль, не сводя их к одной большой концепции, к одной всеобъемлющей системе. Мыслитель устраивает круговорот понятий – и сам втягивается в него, отталкивая от себя всякую устойчивую точку опоры. Мудрец ценит ясность головы, мыслитель любит головокружение, опьяняется мыслью скорее, чем отрезвляется ею. Мыслительство – сибаритство мысли, охватывающей мир как целое, в его открытости и доступности мышлению, универсальная «машина желания», предмет которого – не отдельное тело, а тело всего мироздания в совокупности его мыслимых свойств и отношений.
Мыслительство более раскрепощено в отношении мыслимого, чем философия, которая осторожнее подходит к своему предмету, ставя границу непознаваемости между ним и собой. Снимая эту границу, мыслительство взамен берет на себя нравственную ответственность за мыслимое, готовится разделить его судьбу. Это значит: мыслить отзывчиво, ища смыслового основания каждому явлению не в общем принципе, а в самом этом явлении, в его особости и несводимости к принципам. На область мышления переносится та заповедь, которую Кант считал основополагающей для этики, для отношения к человеку: относиться к мыслимому как к цели и никогда не относиться к нему как к средству.
*Концептивизм, Метапрактика, Мудрость , Мыслезнание, Нулевая дисциплина, Filosofia , Философоведение, Эссеизм
Кто такой мыслитель? // Постмодерн. С. 359–369.
ПОЛИСО ФИЯ
ПОЛИСО ФИЯ (polysophy). Mножественность софий, то есть видов мудрости; разнообразие творческих и производственных практик, ведущих к мудрости.
В современном английском языке, особенно его американской разновидности, слово «philosophy» имеет гораздо более широкое употребление, чем «философия» в русском. Помимо академической дисциплины, философией называется общий подход, руководящий принцип в любой деятельности. Например, у водопроводчика своя «философия»: какого диаметра и материала трубы следует предпочесть и как их лучше укладывать. У футбольного тренера философия игры, у учителя – философия работы с отстающими учениками, у домашней хозяйки – философия приготовления завтрака. Философий на свете столько же, сколько видов деятельности и способов ее осуществления, поскольку всякая практика содержит в себе саморефлексию, свои «основные начала», которые профессионал осмысляет по мере овладения этой практикой. София – ум в его нераздельности с умением, это теория, извлеченная из практики и прямо в нее переходящая. А философия – любовь к этой софии, то, что побуждает нас заниматься определенным делом и становиться его мастерами и профессионалами, то есть приносить ему обет верности, в отличие от случайных и непостоянных любителей.
Философия в узком смысле, как особая дисциплина и метод мышления, отличается от всех этих бесчисленных философий, разбросанных по множеству практик и ремесел. Философ рефлектирует об основах таких видов деятельности, как «быть человеком», «жить во вселенной», «рождаться и умирать», «познавать и верить». Философ – специалист по общему, самому универсальному, что только есть в жизни и деятельности человека, но его философия – лишь одна из многих. Полисофия живет во множестве дел, забот и практик как рефлексия об их началах и целях.
Полисофия – не отступление от исконного смысла понятия «софия», а возвращение к нему. Первоначально греческое sophia относилось именно к ремесленным навыкам; например Гомер говорит о софии плотника, «умного в длани» и ровняющего «корабельное древо» («Илиада», 15. С. 411–412). Лишь впоследствии это понятие переносится из практической сферы в теоретическую, охватывая знание общих принципов мироздания. Возможно, пришло время для обратного движения «софии» в область профессиональных навыков и практических искусств. Расширенное американское употребление этого понятия – не опошление высокого понятия «философии», а ее движение вспять, к истокам софийности как мудрости практических дел. Не исключено, что в этом и состоит поворотный пункт современной философии, зашедшей в тупик самоанализа (анализа своего языка), лишившейся выходов в практику и обреченной воспроизводить лишь новых преподавателей философии.
Философии предстоит пережить переход к полисофийности , как в свое время высокое, нормативное понятие «культуры» пережило переход к мультикультурности, осознанию множества культур. Это и есть ответ на тот мрачный диагноз/прогноз «конца» философии, который ставился Ричардом Рорти, Мартой Нуссбаум и другими мыслителями. То, что академическая философия утратила связь с современной действительностью и перспективу воздействия на общественные процессы, может компенсироваться лишь осознанием множества софий, которые не претендуют на звание Мирообъемлющих и Властительных, но осмысляются мастерами своего дела. Полисофийность – многообразное присутствие софии в современных дискурсах: сюжетных и системных, вербальных и невербальных, онлайновых и оффлайновых… Даже если философия остается вербальной, то ее акцент перемещается с анализа на синтез и с системности на проективность и концептивность. *Концептивизм – философия зачинающих понятий, то есть работа производительная, своего рода плотничество или кораблестроение в области идей, терминов и концептов. В отличие от традиционного подхода к философии как дисциплине познавательно-научной, здесь выдвигается на первый план софийная деятельность как творчески-производственная.
Особенность полисофии еще и в том, что она не стремится подчинить все многообразие концептов некоему единому плану, законченному «учению», идейному императиву, но скорее предлагает концептуальные инструменты для множества разных и даже несовместимых философий. Точно так же и *проективный словарь как полисофский жанр содержит запас *словопонятий , обеспечивающих возможность самых разных высказываний, в том числе и противоположных по смыслу.
*Действия философские, Метапрактика , Мудрость, Софийные дисциплины , Софиосфера, Трансформация
Творчество. С. 205–207.
СА МОЕ-СА МОЕ
СА МОЕ-СА МОЕ (the most). Наивысшая степень качества, *интенсивности . Самое интересное, самое красивое, самое благое, самое мудрое – в определении всех этих понятий есть общее: они выражаются соотношением максимума и минимума , или наибольшего-в-наименьшем .
Чем более достоверна и чем менее вероятна идея, тем она интереснее (*интересное ). С научной точки зрения лучшая теория та, которая наиболее убедительно доказывает нечто наименее очевидное. Или, по Нильсу Бору: достаточно ли безумна эта теория, чтобы быть истинной? Одно из проявлений самого-самого – сочетание наименее возможного и наиболее необходимого, что создает категорию *чуда (например, исцеление смертельно больного).
С этической точки зрения лучшее действие то, которое приносит благо наибольшему числу людей, но совершить его могут лишь немногие или один человек. Делай то, что каждый должен был бы сделать на твоем месте, но чего никто не может сделать вместо тебя. Чем больше объектов у действия и чем меньше субъектов (то есть чем незаменимее субъект), тем выше его нравственный потенциал.
С эстетической точки зрения лучший сюжет тот, в котором сочетаются наибольшая естественность и наименьшая предсказуемость: каждое событие, каждый поворот действия должны восприниматься как глубоко закономерные, но при этом – неожиданные.
Тот же закон действует в религиозной сфере. Наибольшее – Царствие Божие – уподобляется наименьшему , горчичному зерну. Сам Бог умаляется не просто до человеческой, но до самой позорной участи, претерпевает крестную смерть. И напротив, малые мира сего, в отличие от богатых и сильных, обретут Царствие Небесное. Будьте как дети – и возрастете до небес.
Таким образом, и в науке, и в этике, и в искусстве, и в религии действует общее правило: наибольшее в наименьшем . «Самое-самое» – это не просто повтор одного слова, но сокращенная формула: самое большое и самое малое образуют единство. Этот закон открыт философом Николаем Кузанским: совпадение абсолютного максимума и абсолютного минимума. Закон предельной *интенсивности : максимум в минимуме.
*Алмазное правило, Интенсивность, Интересное , Реверсивность, Трансформация
Листочки. С. 187–188.
СИ НТЕЗ ЯЗЫКА , СИНТЕТИ ЧЕСКАЯ ФИЛОСО ФИЯ
СИ НТЕЗ ЯЗЫКА , СИНТЕТИ ЧЕСКАЯ ФИЛОСО ФИЯ (language synthesis, philosophy of synthesis). Направление в философии, которое ставит своей задачей синтез новых содержательных терминов, понятий и суждений на основе их языкового анализа. Синтетическая философия определяется по контрасту с аналитической философией (философией анализа языка), господствующей в англо-американской мысли ХХ века. Анализ повседневного, научного и собственно философского языка, его грамматических и логических структур утверждается как главная задача философии. При этом синтетический аспект высказываний, задача производства как можно более содержательных, оригинальных суждений практически игнорируются.
Альтернативой лингво-аналитической традиции выступает философия синтеза языка , или конструктивный номинализм . В той мере, в какой предмет философии – универсалии, идеи, общие понятия – представлен в языке, задача философии – расширять существующий язык, синтезировать новые слова и понятия, языковые правила, лексические поля, увеличивать объем говоримого – а значит и мыслимого, и потенциально делаемого. От анализа языка, на котором концентрировалась философия в ХХ веке, она переходит к синтезу альтернативных понятий и способов их артикуляции. Например, философское творчество Жиля Делеза и Феликса Гваттари в таких книгах, как «Тысяча плато» и «Что такое философия?», направлено именно на расширение философского языка, синтез новых концептов и терминов. Синтетическое преобразование и углубление анализа могло бы сблизить англо-американскую философию, в которой преобладает аналитизм, с преимущественно синтетическими традициями континентальной, в частности русской, философии.
Речь идет о создании синтетической философии , в том же смысле, в каком Кристофер Лэнгтон говорил о синтетической биологии : «Наука, очевидно, достигла огромного прогресса, разламывая вещи и изучая их по кусочкам. Но эта методология обеспечила только ограниченное понимание явлений более высокого уровня… Можно преодолеть эти границы на путях синтетической методологии, которая по-новому соединяет базовые компоненты бытия…» [69] Философия тоже нуждается в синтетической методологии, которая позволила бы создавать онтологии виртуальных миров, метафизики иных видов бытия и сознания, закладывать основания альтернативных вселенных, то есть принимать не просто активное, но фундирующее участие в эволюции разума, в творческом становлении ноосферы и техносреды. Поворот к синтезу языка и трансформативным техникам бытия и сознания необходим для философии, если она не хочет целиком превратиться в историю философии, в накопление и изучение философских архивов. См. подробнее Введение .
Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 158; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!