Книга десятая. История Рима с 1260 по 1305 г 11 страница
Необыкновенное появление анахорета Петра с горы Мурроне в тиаре Иннокентия III переносит нас в темноту более ранних веков, во времена св. Нила и Ромуальда. Его понтификат в летописях папства действительно напоминает какую-нибудь легенду о святых, посредством которой легендарное Средневековье прощалось с историей. Петр, одиннадцатый и младший сын крестьянина из Молизе. в Абруццах, в молодости был бенедиктинцем. Под влиянием мистического настроения он удалился в пустыню, уединился на горе Мурроне возле Сульмоны и учредил там посвященный Святому Духу монастырь и орден, который позже получил в честь него название целестинцев и принял то мечтательное, опасное для миродержавной церкви направление, которое возникло в среде строгих францисканцев или спиритуалов из принципа евангелической бедности. Молва о его святости распространилась по всей Италии. В Лионе он представился Григорию X и получил от него утверждение своего ордена. Должно быть, анахорет в самом деле был необыкновенный человек, если он мог, как удостоверяет его биограф, на глазах у папы повесить в воздухе свою монашескую рясу на солнечном луче. Он жил на горе Мурроне, погруженный в подвиги благочестия, когда на него пал выбор в папы, и это необычайное событие не было, кажется, предсказано ему духами пустыни.
Едва переводившие дыхание посланники взобрались по пастушеской тропинке на известковую гору, чтобы найти чудотворца, которого они должны были перевести из темной пещеры на блестящий мировой трон. Явился и кардинал Петр Колонна, а слух о таком необычайном происшествия привлек бесчисленные толпы народа. Иаков Стефанески, сын тогдашнего сенатора, в качестве очевидца этой удивительной сцены живо изобразил ее в чудесных стихах. Когда посланники пришли на место, они увидели перед собой грубую хижину пустынника с решетчатым окном; человек с: всклокоченной бородой, бледным изнуренным лицом, закутанный в лохматую рясу, испуганно смотрел на пришедших. Последние благоговейно обнажили головы и пали ниц перед ним. Анахорет со смирением ответил таким же образом на их привет. Когда он узнал, что привело их, то мог подумать, что перед ним одно из его фантастических видений: незнакомые господа из дальней Перуджии со снабженным печатью пергаментом в руках, прибывшие уведомить его, что он папа. Говорит, что бедный пустынник пытался убежать, и только горячие просьбы, в особенности монахов его ордена, заставили его принять декрет об избрании. Это очень вероятно, хотя в стихах его биографа имеется только короткая, посвященная молитве пауза между сообщением странного известия и смелым согласием святого. Решение отшельника, поседевшего в пустынных горах, взять па себя вместе с папской короной такую мировую тяжесть, которая едва была под силу большому практическому таланту, поистине достойно удивления. Хотя, конечно, и тщеславие могло проникнуть даже через броню подвижника и через грубую рясу святого, но к этому злополучному согласию могли побудить также сознание обязанности, смирение перед воображаемым указанием свыше и детская простота отшельника. Кроме того, его склоняли на это товарищи по ордену, ибо эти ученики Святого Духа с восторгом представляли себе, что с избранием их главы должно осуществиться в жизни то пророческое царство, которое предсказывал великий аббат Иоахим де Флоре.
|
|
|
|
|
|
Бесчисленные толпы народа, духовенство, бароны, короли Карл и его сын спешили приветствовать нового избранника, и на дикой горе Мурроне происходила самая странная сцена, какую когда-либо видела история. Шествие направилось в город Аквилу; папа-отшельник ехал в своей бедной рясе на осле, которого два короля с заботливым почтением вели под уздцы, тогда как ряды блестящих рыцарей и хоры духовенства, поющие гимны, шли впереди, а пестрые толпы народа следовали позади или с благоговением стояли на коленях вдоль дороги. При взгляде на бросающееся в глаза смирение этого шествия папы, едущего на осле, но между двумя служащими ему королями, многие рассуждали так, что такое подражание входу Христа в Иерусалим или было выражением тщеславия, или не соответствовало уже практическому значению папства. Король Карл тотчас завладел новым избранником; он уже не выпустил из своих рук эту куклу, папу его страны. Кардиналы звали Петра в Перуджию, а он звал их к Аквилу, потому что так приказал Карл. Они явились неохотно; Бенедикт Гаэтани прибыл после всех и, раздраженный тем, что он увидел, старался обеспечить себе влияние на курию. Счастьем для кардинала Латинуса было то, что он умер в это время в Перуджии, не увидев вблизи создания своего выбора, но смерть его была несчастьем для самого Петра. Кардиналы, светские, образованные и тонкие люди, с удивлением смотрели на нового папу, который выступил перед ними как робкий лесовик, слабый, не имеющий ни дара слова, ни достоинства, ни умения держать себя. Мог ли этот простодушный пустынник быть преемником пап, умевших с величием властвовать над государями и народами?
|
|
|
В церкви, находившейся перед стенами Аквилы, Петр 24 августа 1294 г. получил посвящение, приняв имя Целестина V. При этом, как утверждает очевидец, присутствовало до 200 тысяч народу. После этого он совершил свой въезд в город уже не на осле, но на богато украшенном белом иноходце, в короне, со всею пышностью. Как слуга Карла, он тотчас же назначил новых кардиналов, указанных королем; он возобновил также основной закон Григория X о конклаве. Хитрые придворные получали от него печать и подпись для всего, чего им хотелось. Святой не мог никому отказать в просьбе и раздавал обеими руками. Действия этого сына природы казались безумными и заслуживающими порицания. Вероятно, Карл рассчитывал получить от папы звание римского сенатора, и хотя этого не случилось, но в Рим был послан в качестве сенатора неаполитанский магнат Фома С.-Северино, граф Марсики. Вместо того чтобы самому ехать в Рим, как того добивались кардиналы, папа послушался короля и отправился в Неаполь. Курия с ропотом последовала за ним. Он сам был глубоко несчастлив и находился в неописуемом смущении. Поручив все дела трем кардиналам, он затворился на время Рождественского поста в новом королевском замке в Неаполе, где ему приготовили келью, войдя в которую, он мог вспоминать о своей пещере и мечтать об уединении на горе Мурроне. Несчастный был здесь похож, как говорит его биограф, на дикого фазана, который, спрятав свою голову, думает, что его никто не видит, и позволяет преследующим его охотникам взять его голыми руками.
|
|
|
Нет ничего невыносимее для всякого рода людей, как занимать положение, противоречащее их природе, для которого у них недостаточно сил. Целестин V представляет собой разительный пример этого. Голод, жажда и всякого рода тяжелое умерщвление плоти были радостным ежедневным делом для святого, привыкшего к общению со сверкающими звездами, шумящими деревьями, бурями и с духами ночи или его фантазии. Теперь он вдруг очутился на высшем из земных престолов, окруженный князьями и знатными людьми, теснимый сотней хитрых людей и призванный к тому, чтобы управлять миром и двигаться в лабиринте интриг, не имея ловкости настолько, чтобы исполнять самую ничтожную работу какого-нибудь нотариуса. Фигура, которую представлял из себя Целестин V, была достойна жалости, но ошибка его избирателей, искусивших святого, была непростительна. В те времена, когда простой монах мог занимать место верховного первосвященника, Целестин V мог бы быть хорошим пастырем душ, но на троне Иннокентия III присутствие его было нестерпимым уродством. Его желание отречься перешло в Неаполе в окончательное решение. Говорят, что кардинал Гаэтани через говорную трубу, подражая голосу с неба, приказал ему отречься от папства и что эта хитрость подвинула удрученного папу на такой шаг, который до тех пор не имел себе примера в летописях церкви. Может быть, этот рассказ (он был распространен уже в то время) и недостоверен, однако современные свидетельства очевидцев утверждают, что многие кардиналы требовали отречения. Без сомнения, король Карл дал на него согласие и одобрил возвышение кардинала Гаэтани, так как, по-видимому, он сошелся с этим гордым прелатом еще во время путешествия из Аквилы в Неаполь.
Когда решение папы сделалось известным, в Неаполе была устроена массовая процессия; народ, фанатизированный монахами целестинского ордена, с криками устремился ко дворцу и требовал, чтобы Целестин оставался папой. Он дал уклончивый ответ. 13 декабря 1294 г. после прочтения буллы, которая оправдывала отречение папы вескими причинами, он заявил в публичном собрании духовенства, что слагает с себя свое звание. Этот акт был ему продиктован. Признание им своей неспособности делало ему честь: оно обнаруживало не его слабость а недостаток благоразумия его избирателей. Сняв с себя с великой радостью пурпур, Целестин V предстал перед растроганным собранием в прежней одежде пустынника, как сын природы, подвижник и достойный почтения святой. Чудесная судьба извлекла Петра из его уединения на горе Мурроне, на одно мгновение вознесла его на мировую вершину и снова свела его оттуда. Пятимесячное сновидение, полное блеска и муки, должно было казаться ему самым страшным из видений, обычных для отшельников и посылаемых дьяволом для их искушения, а его отречение — венцом всех испытаний, которые может положить на себя кающийся человек. История государей указывает на некоторых великих властителей, которые, утомившись жизнью, слагали с себя корону, как Диоклетиан и Карл V Их самоотречение всякий раз вызывало удивление; но история пап знает лишь одно добровольное отречение Целестина V, и оно вызывало уже в то время спорный вопрос: может ли папа или нет слагать с себя свой сан. Строгий приговор Данте покарал поступок Целестина во всемирно известных стихах как трусливую измену церкви; Петрарка, написавший книгу в похвалу уединению, наградил его суждением, что этот поступок был актом неподражаемого смирения; мы же не можем признать геройским отречения от того, что было для него хотя и блестящим, но невыносимым бременем.
Бенедикт Гаэтани — папа. — Он едет в Рим. — Бегство бывшего папы. — Пышное коронование Бонифация VIII. — Конец Целестина V. Сицилия. — Иаков Арагонский подчиняется церкви. — Констанца в Риме. Свадебные торжества. — Сицилийцы под предводительством короля Фридриха продолжают войну. — Бонифаций VIII отдает Сардинию и Корсику Иакову. — Уголино де Рубенс, сенатор. — Пандульф Савелли, сенатор, 1297 г. — Дом Гаэтани. — Лоффред, граф Казертскии. — Кардинал Франческо. — Петр Гаэтани, Латеранский пфальцграф
Честолюбивый Гаэтани энергично добивался отречения Целестина; человек такого характера не мог выносить дальнейшее существование подобного первосвященника. Если бы употребленные им средства были законны, то его следовало бы только хвалить за то, что он устранил неспособного ради избавления папства от безграничной смуты. Сам он уже 24 декабря с согласия Карла получил тиару, будучи выбран большинством голосов. Не могло быть большей противоположности, чем та, которая была между ним и его предшественником. Попытка братьев Святого Духа удержать на папском престоле апостола нищеты, человека вроде св. Франциска, и начать с него новую эру Царствия Божия на земле при столкновении с практическим миром оказалась невозможностью, и после романтической интермедии или состояния бессилия, в которое вверг церковь чудотворец, на папский престол ступил теперь в лице Бонифация VIII кардинал, знавший свет, ученый юрист, обладавший царственным духом, чтобы со своей стороны представить доказательство того, что для церкви не менее опасно иметь политического главу без единого качества святого, чем иметь папу-святого без способностей правителя.
Бенедикт, сын Лоффреда, с материнской стороны был племянником Александра IV и происходил из старинного дома Кампаньи, из водворившегося в Ананьи рыцарского рода Гаэтани. Его фамилия до него не пользовалась известностью в истории Рима, если не причислять к ней Геласия II. Но имя Гаэтани было давно уже известно, и несколько кардиналов принадлежали к этому роду, как члены дома Орсини. Происхождение Гаэтани от древних герцогов Гаэты ничем не может быть доказано. Однако этот дом был, вероятно, лангобардского происхождения, на что указывает обычное в нем имя Луитфреда, Лоффреда или Роффреда. Он пользовался уважением еще раньше, чем Бонифаций VIII сделался папой, и некоторые из его членов прославились как рыцари на войне или как подесты в управлении городами. Бенедикт начал свою карьеру в должности апостолического нотариуса при Николае III, получил кардинальную шапку при Мартине IV и много раз с честью исполнял обязанности легата. Он отличался красноречием, глубоким знанием обоих прав, дипломатическим талантом, полным достоинства образом жизни, соединенным с прекрасной наружностью; но превосходство его ума внушило ему вместо смирения высокомерие и вместо терпимости презрение к людям.
Сделавшись папой, он решился освободить Святой престол от всяких влияний, которые до тех пор ограничивали его свободу. Надежда Карла удержать папскую резиденцию в Неаполе не сбылась. Он не состоял в дружеских отношениях с Бонифацием VIII, но оба они нуждались один в другом: король нуждался в папе по поводу Сицилии, а папа в короле, чтобы обороняться от своих завистников. Слабый Целестин V не достиг подготовленного уже отречения Иакова Арагонского от Сицилии; Бонифаций обещал Карлу вновь приобрести ее для Анжуйского дома. Они сговорились друг с другом, и ближайшее будущее показало, что взаимные обещания были Добросовестно исполнены. Прежде всего Карл пожертвовал для спокойствия нового папы Целестином, согласившись на его задержание. Бонифаций боялся оставить на свободе святого человека, бывшего тоже папой, отречение которого смутило суждение людей и который в руках врагов мог сделаться опасным орудием. Поэтому он с согласия короля послал бывшего папу под конвоем в Рим. Святой убежал; Карл послал за ним погоню, чтобы его арестовать, и затем все отправились в Рим.
Новый папа оставил Неаполь в сопровождении Карла в первых числах января 1295 г. Только что они прибыли в Капую, как в Неаполе распространился слух, что Бонифаций VIII внезапно умер. Это возбудило неудержимую радость. Неаполитанцы устроили в своем городе торжественное празднество, и под таким зловещим Предзнаменованием преемник Целестина продолжал свой путь в Рим. Сначала он направился в свой родной город Ананьи, который с гордостью встретил его, так как считал в числе своих сограждан трех знаменитых пап в течение одного столетия.
Римские послы приветствовали там Бонифация и передали ему сенаторскую власть, вследствие чего он по прибытии в Рим назначил сенатором очень уважаемого человека Уголино де Рубенс из Пармы.
Въезд и торжество коронации, происходившее 23 января 1295 г. в храме Св. Петра, были отпразднованы с неслыханной пышностью. Папство, которое только что перед этим облеклось в одежду апостольской нищеты, почти согласно учению вальденской ереси, теперь намеренно украсило себя величием торжествующего миродержавства. Римские аристократы — Орсини, Колонна, Савелли, Конти и Анибальди — явились в рыцарском великолепии; бароны и подесты Церковной области и свита неаполитанского короля увеличивали блеск торжества. В обширной праздничной процессии, двигавшейся по разукрашенным улицам для принятия во владение Латерана, шли должностные лица городского управления и городской префект, бывший теперь бессильной тенью власти. Бонифаций восседал на белоснежном иноходце, покрытом попоной из кипрских перьев, с короной св. Сильвестра на голове, облеченный в торжественные папские одежды. По обеим сторонам его ехали одетые в красное два вассальных короля, Карл и Карл Мартелл, держа под уздцы лошадь папы. Только за полгода перед этим те же самые короли сопровождали папу, ехавшего на осле в одежде отшельника; теперь они могли бы сказать себе, насколько мало их тогдашнее служение унижало их. Тень бедного спиритуала стояла, как постоянное напоминание, перед Бонифацием VIII и этими королями, когда они имели честь подносить папе на праздничном пиру в Латеране первые блюда, и потом заняли скромные места между кардиналами за столом, на котором между дорогими яствами сверкали и «бокалы Бахуса».
В это время Целестин блуждал в лесах Апулии, убегая от своих преследователей. После своего бегства он возвратился в пустынную местность возле Сульмо, где надеялся продолжать свой прежний образ жизни; но отрекшийся папа не имел уже права быть свободным. Своим документом об отречении Целестин подписал себе и смертный приговор. Когда искавшие его прибыли на Мурроне, то бывший папа ушел оттуда; он продолжал свое странствие с одним спутником, пока, после нескольких утомительных недель, достиг берега моря. Он сел на барку, чтобы добраться до Далмации, где он надеялся скрыться. Но море выбросило святого снова на берег: граждане Висте узнали его и приветствовали с большим почтением, как чудотворца. Его приверженцы требовали от него, чтобы он снова объявил себя папой, но он без сопротивления позволил местному подесте выдать себя искавшим его. Вильгельм л'Эстандар, коннетабль короля, доставил его в мае на границу Церковной области. Обрадованный тем, что опасный предшественник находился в его власти, Бонифаций велел сначала содержать его под стражей в своем дворце в Ананьи. Добродушному отшельнику внушили, что долг благочестия повелевает ему отречься от свободы также, как он отрекся от тиары. Его осыпали уверением в любви к нему и наконец отправили в заточение в замок Фумоне. Мрачное укрепление, построенное на крутой горе возле Алатри, с древних времен служило государственной тюрьмой, в башнях которой кончили свою жизнь многие мятежники и даже один папа. Говорят, что Целестин V содержался там в заключении, но прилично; однако другие полагают, что его тюрьма была теснее самой тесной его кельи на горе Мурроне. Здесь он вскоре умер. Его судьба дала повод смотреть на него как на мученика, а на Бонифация как на убийцу. Целестинские монахи распространяли самые мрачные слухи; показывали даже, как реликвию, гвоздь, который будто бы по приказанию папы был вколочен в невинную голову его пленника.
Смерть Целестина укрепила Бонифация на троне. Если он не мог принудить к молчанию молву, обвинявшую его в том, что он достиг престола незаконными средствами, то все же он отнял у своих противников живого представителя их мнения. Теперь его ближайшей заботой стало приобретение Сицилии для Анжуйского дома и с тем вместе для церкви; невыносимый для чести Святого престола позор должен был быть смыт.
Уже его предшественники старались об этом. Когда после смерти молодого Альфонса (18 июня 1291 г.) на Арагонский трон взошел его второй брат Иаков, то Николай VI принял меры для заключения мира между ним и Карлом И. Иаков, теснимый Францией, так как Мартин VI осмелился подарить Арагонию в качестве папского лена Карду Валуа, соглашался отказаться от Сицилии. Но сицилийцы не желали, чтобы папы и короли торговали ими; они наложили свое вето и нашли во Фридрихе, брате Иакова и внуке Манфреда, своего национального главу. Иаков из государственных соображений отрекся от собственного славного прошлого, заключил мир с церковью и с Карлом и в июне 1295 г. отказался от владения островом. Бонифаций пытался на совещании в Велетри склонить Фридриха к соглашению. Молодой принц, прельщенный надеждой на получение сначала римского сенаторства, потом руки принцессы Екатерины де Куртенэ первое время колебался и только по возвращении в Сицилию отказался от ничего не стоящих обещаний. 25 марта 1296 г. он короновался сицилийской короной в Палермо согласно воле народа. Таким образом, надежда папы рушилась; Сицилия сохраняла свою независимость даже после отпадения Иоанна Прочида и знаменитого адмирала Рожера де Лориа и защищала ее также против оружия Иакова, который в силу договоров был принужден воевать против брата.
Иаков прибыл в Рим в конце марта 1297 г. Его благочестивая мать, Констанца, страстно желавшая примирения с церковью, последовала за ним туда же из Сицилии, покинув своего другого сына, Фридриха. Необыкновенные обстоятельства принудили дочь Манфреда отправиться в Рим, где она была радостно встречена и освобождена от отлучения, лежавшего на ее доме. Она взяла с собой свою дочь Виоланту, чтобы выдать ее замуж, согласно договору, за сына Карла II, Роберта Калабрийского. Наследники ненависти Гогенштауфенов и Анжу, гвельфов и гибеллинов, Манфреда и Карла I и люди, участвовавшие в Сицилийской вечерне, сошлись вместе в Риме, но лишь на однодневный праздник мира. Когда папа Бонифаций (это было лучшим моментом его жизни) вложил руку Виоланты в руку Роберта, то мысли всех присутствовавших с удивлением должны были обратиться к прошедшим страшным дням Беневента и Тальякоццо, грозные тени которых как будто хотела примирить цветущая пара — внучка Манфреда и внук Карла Анжуйского. Только дон Фредерико не принимал участия в этом примирении.
Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 181; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!