Анализ фобии пятилетнего мальчика (Маленький Ганс). 1909 год 7 страница
Эта фантазия имеет отношение к последней неистолкованной, по которой мы в Гмундене потратили слишком много времени на переодевание в вагоне, пока поезд не ушел оттуда.)
После обеда мы перед домом. Ганс вбегает внезапно в дом, когда проезжает парный экипаж, в котором я не могу заметить ничего необыкновенного. Я спрашиваю его, что с ним. Он говорит: «Я боюсь, потому что лошади так горды, что они упадут». (Лошади были сдерживаемы на вожжах кучером и шли мелким шагом с поднятой головой,— они, действительно, шли «гордо».)
Я спрашиваю его, кто, собственно, так горд?
Он: «Ты, когда я иду к маме в кровать».
Я: «Ты, значит, хотел бы, чтобы я упал?»
Он: «Да, чтобы ты голый (он думает: босой, как в свое время Фриц) ушибся о камень, чтобы потекла кровь; по крайней мере я смогу хоть немножко побыть с мамой наедине. Когда ты войдешь в квартиру, я смогу скоро убежать, чтобы ты этого не видел».
Я: «Ты можешь вспомнить, кто ушибся о камень?»
Он: «Да, Фриц».
Я: «Что ты себе думал, когда упал Фриц?»
Он: «Чтобы ты споткнулся о камень и упал».
Я: «Тебе, значит, сильно хотелось к маме?»
Он: «Да!»
Я: «А почему я, собственно, ругаюсь?»
Он: «Этого я не знаю (!!)».
Я: «Почему?»
Он: «Потому что ты ревнуешь».
Я: «Ведь это неправда».
Он: «Да, это правда, ты ревнуешь, я это знаю. Это, должно быть, верно».
По-видимому, мое объяснение, что маленькие мальчики приходят к маме в кровать, а большие спят в собственной кровати, мало импонировало ему.
|
|
|
Я подозреваю, что желание дразнить лошадь, бить и кричать на нее относится не к маме, как он говорил, а ко мне. Он тогда указал на мать, потому что не решился мне сознаться в другом. В последние дни он особенно нежен по отношению ко мне».
С чувством превосходства, которое так легко приобретается «потом», мы можем внести поправку в предположения отца, что желание Ганса дразнить лошадь двойное и составилось из темного садистского чувства по отношению к матери и ясного желания мести по отношению к отцу. Последнее не могло быть репродуцировано раньше, чем в связи с комплексом беременности не наступила очередь первого. При образовании фобии из бессознательных мыслей происходит процесс сгущения; поэтому пути психоанализа никогда не могут повторить пути развития невроза.
«22 апреля. Сегодня утром Ганс опять «что-то подумал». «Один уличный мальчишка ехал в вагончике; пришел кондуктор, раздел мальчишку донага и оставил его там до утра, а утром мальчик заплатил кондуктору 50 000 гульденов, чтобы тот позволил ему ехать в этом вагончике».
(Против нас проходит Северная железная дорога. На запасном пути стоит дрезина. На ней Ганс видел мальчишку, и ему самому хотелось прокатиться на ней. Я ему сказал, что этого нельзя делать, а то придет кондуктор. Второй элемент фантазии — вытеснение желания обнажаться.)»
|
|
|
Мы замечаем уже некоторое время, что фантазия Ганса работает «под знаком способов передвижения» и с известной последовательностью идет от лошади, которая тащит воз, к железной дороге. Так ко всякой боязни улиц со временем присоединяется страх перед железной дорогой.
«Днем я узнаю, что Ганс все утро играл с резиновой куклой, которую он называл Гретой. Через отверстие, в которое раньше был вделан свисток, он воткнул в середину маленький перочинный ножик, а затем для того, чтобы ножик выпал из куклы, оторвал ей ноги. Няне он сказал, указывая на соответствующее место: «Смотри, здесь Wiwimасhег».
Я: «Во что ты сегодня играл с куклой?»
Он: «Я оторвал ей ноги, знаешь, почему? Потому что внутри был ножичек, который принадлежал маме. Я всунул его туда, где пуговка пищит, а потом я вырвал ноги, и оттуда ножик и выпал».
Я: «Зачем же ты оторвал ноги? Чтобы ты мог видеть Wiwimacher ?»
Он: «Он и раньше там был, так что я его мог видеть».
Я: «А зачем же ты всунул нож?»
Он: «Не знаю».
Я: «А как выглядит ножичек?»
Он приносит мне его.
Я: «Ты думаешь, что это, быть может, маленький ребенок?»
|
|
|
Он: «Нет, я себе ничего не думал, но мне кажется, что аист или кто другой однажды получил маленького ребенка».
Я: «Когда?»
Он: «Однажды. Я об этом слышал, или я вовсе не слышал, или заговорился».
Я: «Что значит заговорился?»
Он: «Это неверно».
Я: «Все, что ни говорят, немножко верно».
Он: «Ну да, немножко».
Я (сменяя тему): «Как, по-твоему, появляются на свет цыплята?»
Он: «Аист выращивает их, нет, боженька».
Я объясняю ему, что курицы несут яйца, а из яиц выходят цыплята. Ганс смеется.
Я: «Почему ты смеешься?»
Ганс: «Потому что мне нравится то, что ты рассказываешь».
Он говорит, что он это уже видел.
Я: «Где же?»
Он: «У тебя».
Я: «Где же я нес яйца?»
Ганс: «В Гмундене ты положил яйцо в траву, и тут вдруг выскочил цыпленок. Ты однажды положил яйцо — это я знаю, я знаю это совершенно точно, потому что мне это мама рассказывала».
Я: «Я спрошу маму, правда ли это».
Ганс: «Это совсем неверно, но я уже раз положил яйцо, и оттуда выскочила курочка».
Я: «Где?»
Ганс: «В Гмундене; я лег в траву, нет, стал на колени, и дети тут совсем не смотрели, а наутро я и сказал им: «Ищите, дети, я вчера положил яйцо». И тут они вдруг посмотрели и вдруг нашли яйцо, и тут из него вышел маленький Ганс. Чего же ты смеешься? Мама этого не знает, и Каролина этого не знает, потому что никто не смотрел, а я вдруг положил яйцо, и вдруг оно там оказалось. Верно. Папа, когда вырастает курочка из яйца? Когда его оставляют в покое? Можно его есть?»
|
|
|
Я объясняю ему это.
Ганс: «Ну да, оставим его у курицы, тогда вырастет цыпленок. Упакуем его в ящик и отправим в Гмунден».
Ганс смелым приемом захватил в свои руки ведение анализа, так как родители медлили с давно необходимыми разъяснениями, и в блестящей форме симптоматического действия показал: «Видите, я так представляю себе рождение».
То, что он рассказывал няне о смысле его игры с куклой, было неискренне, а перед отцом он это прямо отрицает и говорит, что он только хотел видеть Wiwimacher . После того как отец в виде уступки рассказывает о происхождении цыплят из яиц, его неудовлетворенность, недоверие и имеющиеся знания соединяются для великолепной насмешки, которая в последних словах содержит уже определенный намек на рождение сестры.
«Я: «Во что ты играл с куклой?»
Ганс: «Я говорил ей: Грета».
Я: «Почему?»
Ганс: «Потому что я говорил — Грета».
Я: «Кого же ты изображал?»
Ганс: «Я ее нянчил как настоящего ребенка».
Я: «Хотелось бы тебе иметь маленькую девочку?»
Ганс: «О, да. Почему нет? Я бы хотел иметь, но маме не надо иметь, я этого не хочу».
(Так он уже часто говорил. Он боится, что третий ребенок еще больше сократит его права.)
Я: «Ведь только у женщины бывают дети».
Ганс: «У меня будет девочка».
Я: «Откуда же ты ее получишь?»
Ганс: «Ну, от аиста. Он вынет девочку, положит девочку в яйцо, и из яйца тогда выйдет еще одна Анна, еще одна
Анна. А из Анны будет еще одна Анна. Нет, выйдет только одна Анна».
Я: «Тебе бы очень хотелось иметь девочку?»
Ганс: «Да, в будущем году у меня появится одна, которая тоже будет называться Анна».
Я: «Почему же мама не должна иметь девочки?»
Ганс: «Потому что я хочу иметь девочку».
Я: «Но у тебя же не может быть девочки».
Ганс: «О, да, мальчик получает девочку, а девочка получает мальчика» (Опять отрывок из детской сексуальной теории с неожиданным смыслом.).
Я: «У мальчика не бывает детей. Дети бывают только у женщин, у мам».
Ганс: «Почему не у меня?»
Я: «Потому что так это устроил господь бог».
Ганс: «Почему у тебя не может быть ребенка? О, да, у тебя уже будет, подожди только».
Я: «Долго мне придется ждать?»
Ганс: «Ведь я принадлежу тебе?»
Я: «Но на свет принесла тебя мама. Значит, ты принадлежишь маме и мне».
Ганс: «А Анна принадлежит мне или маме?»
Я: «Маме».
Ганс: «Нет, мне. А почему не мне и маме?»
Я: «Анна принадлежит мне, маме и тебе».
Ганс: «Разве вот так!»
Естественно, что ребенку недостает существенной части в понимании сексуальных отношений до тех пор, пока для него остаются неоткрытыми женские гениталии.
«24 апреля мне и моей жене удается разъяснить Гансу, что дети вырастают в самой маме и потом они при сильных болях, с помощью напряжения, как Lumpf , выходят на свет.
После обеда мы сидим перед домом. У него наступило уже заметное улучшение — он бежит за экипажами, и только то обстоятельство, что он не решается отойти далеко от ворот, указывает на остатки страха.
25 апреля Ганс налетает на меня и ударяет головой в живот, что случилось уже однажды. Я спрашиваю его, не коза ли он. Он говорит: «Нет, баран».— «Где ты видел барана?»
Он: «В Гмундене. У Фрица был баран» (у Фрица была для игры маленькая живая овца).
Я: «Расскажи мне об овечке — что она делала?»
Ганс: «Знаешь, фрейлейн Мицци (учительница, которая жила в доме) сажала всегда Анну на овечку, так что овечка не могла встать и не могла бодаться. А когда от нее отходят, она бодается, потому что у нее есть рожки. Вот Фриц водит ее на веревочке и привязывает к дереву. Он всегда привязывает ее к дереву».
Я: «А тебя овечка боднула?»
Ганс: «Она вскочила на меня; Фриц меня однажды подвел. Я раз подошел к ней и не знал, а она вдруг на меня вскочила. Это было очень весело — я не испугался».
Это, конечно, неправда.
Я: «Ты папу любишь?»
Ганс: «О, да!»
Я: «А может быть, и нет».
Ганс играет маленькой лошадкой. В этот момент лошадка падает. Он кричит: «Упала лошадка! Смотри, какой шум она делает!»
Я: «Ты немного злишься на папу за то, что мама его любит».
Ганс: «Нет».
Я: «Почему же ты так всегда плачешь, когда мама целует меня? Потому что ты ревнив?»
Ганс: «Да, пожалуй».
Я: «Тебе бы, небось, хотелось быть папой?»
Ганс: «О, да».
Я: «А что бы ты захотел сделать, если бы ты был папой?»
Ганс: «А ты Гансом? Я бы тогда возил тебя каждое воскресенье в Лайнц, нет, каждый будний день. Если бы я был папой, я был бы совсем хорошим».
Я: «А что бы ты делал с мамой?»
Ганс: «Я брал бы ее тоже в Лайнц».
Я: «А что еще?»
Ганс: «Ничего».
Я: «А почему же ты ревнуешь?»
Ганс: «Я этого не знаю».
Я: «А в Гмундене ты тоже ревновал?»
Ганс: «В Гмундене — нет (это неправда). В Гмундене я имел свои вещи, сад и детей».
Я: «Ты можешь вспомнить, как у коровы родился теленок?»
Ганс: «О, да. Он приехал туда в тележке. (Это, наверно, ему рассказали в Гмундене. И здесь — удар по теории об аисте.) А другая корова выжала его из своего зада». (Это уже результат разъяснения которое он хочет привести в соответствие с «теорией о тележке».)
Я: «Ведь это неправда, что он приехал в тележке, ведь он вышел из коровы, которая была в стойле».
Ганс, оспаривая это, говорит, что он видел утром тележку. Я обращаю его внимание на то, что ему, вероятно, рассказали про то, что теленок прибыл в тележке. В конце концов он допускает это: «Мне, вероятно, это рассказывала Берта, или нет, или, может быть, хозяин. Он был при этом, и это ведь было ночью,— значит, это все так, как я тебе говорю; или, кажется, мне про это никто не говорил, а я думал об этом ночью».
Если я не ошибаюсь, теленка увезли в тележке; отсюда и путаница.
Я: «Почему ты не думал, что аист принес его?»
Ганс: «Я этого не хотел думать».
Я: «Но ведь ты думал, что аист принес Анну?»
Ганс: «В то утро (родов) я так и думал. Папа, а г-н Райзенбихлер (хозяин) был при том, как теленок вышел из коровы?» (Ганс, имеющий основание относиться недоверчиво к показаниям взрослых, теперь соображает, не заслуживает ли хозяин большего доверия, чем отец. )
Я: «Не знаю. А ты как думаешь?»
Ганс: «Я уже верю... Папа, ты часто видел у лошади что-то черное вокруг рта?»
Я: «Я это уже много раз видел на улице в Гмундене» (Связь здесь следующая: по поводу черного у рта лошади отец долго не хотел ему верить, пока, наконец, истина не выяснилась .).
Я: «В Гмундене ты часто бывал в кровати у матери?»
Ганс: «Да!»
Я: «И ты себе вообразил, что ты папа!»
Ганс: «Да!»
Я: «И тогда у тебя был страх перед папой?»
Ганс: «Ведь ты все знаешь, я ничего не знал».
Я: «Когда Фриц упал, ты думал: «если бы так папа упал», и когда овечка тебя боднула, ты думал: «если бы она папу боднула». Ты можешь вспомнить о похоронах в Гмундене?» (Первые похороны, которые видел Ганс. Он часто вспоминает о них — несомненное покрывающее воспоминание.)
Ганс: «Да, а что там было?»
Я: «Ты думал тогда, что если бы умер папа, ты был бы на его месте?»
Ганс: «Да!»
Я: «Перед какими возами ты, собственно, еще испытываешь страх?»
Ганс: «Перед всеми».
Я: «Ведь это неправда?»
Ганс: «Перед пролетками и одноконными экипажами я страха не испытываю. Перед омнибусами и вьючными возами только тогда когда они нагружены, а когда они пусты, не боюсь. Когда воз нагружен доверху и при нем одна лошадь, я боюсь, а когда он нагружен и впряжены две лошади, я не боюсь».
Я: «Ты испытываешь страх перед омнибусами потому, что на них много людей?»
Ганс: «Потому, что на крыше так много поклажи».
Я: «А мама, когда она получила Анну, не была тоже нагружена?»
Ганс: «Мама будет опять нагружена, когда она опять получит ребенка, пока опять один вырастет и пока опять один будет там внутри».
Я: «А тебе бы этого хотелось?»
Ганс: «Да!»
Я: «Ты говорил, что не хочешь, чтобы мама получила еще одного младенца».
Ганс: «Тогда она больше не будет нагружена. Мама говорит, что когда она больше не захочет, то и бог этого не захочет». (Понятно, что Ганс вчера уже спрашивал, нет ли в маме еще детей. Я ему сказал, что нет и что если господь не захочет, в ней не будут расти дети.)
Ганс: «Но мне мама говорила, что когда она не захочет, больше у нее не вырастет детей, а ты говоришь, когда бог не захочет».
Я ему сказал, что это именно так, как я говорю, на что он заметил: «Ведь ты был при этом и знаешь это, наверно, лучше». Он вызвал на разговор и мать, и та примирила оба показания, сказав, что когда она не захочет, то и бог не захочет (Се que femme veut, dieu le veut. Умный Ганс и здесь додумался до очень серьезной проблемы.).
Я: «Мне кажется, что ты все-таки хотел бы, чтобы у мамы был ребенок?»
Ганс: «А иметь его я не хочу».
Я: «Но ты этого желаешь?»
Ганс: «Пожалуй, желаю».
Я: «Знаешь, почему? Потому что тебе хотелось бы быть папой».
Ганс: «Да... Как эта история?»
Я: «Какая история?»
Ганс: «У папы не бывает детей, а как потом говорится в истории, когда я хотел бы быть папой?»
Я: «Ты хотел бы быть папой и женатым на маме, хотел бы быть таким большим, как я, иметь такие же усы, как у меня, и ты хотел бы, чтобы у мамы был ребенок».
Ганс: «Папа, когда я буду женатым, у меня будет ребенок только тогда, когда я захочу, а когда я не захочу, то и бог не захочет».
Я: «А тебе хотелось бы быть женатым на маме?»
Ганс: «О, да».
Здесь ясно видно, как в фантазии радость еще омрачается из-за неуверенности относительно роли отца и вследствие сомнений в том, от кого зависит деторождение.
«Вечером в тот же день Ганс, когда его укладывают в постель, говорит мне: «Послушай, знаешь, что я теперь делаю? Я теперь до 10 часов еще буду разговаривать с Гретой, она у меня в кровати. Мои дети всегда у меня в кровати. Ты мне можешь сказать, что это означает». Так как он уже совсем сонный, я обещаю ему записать это завтра, и он засыпает».
Из прежних записей видно, что Ганс со времени возвращения из Гмундена всегда фантазирует о своих «детях», ведет с ними разговоры и т. д. (Нет необходимости видеть здесь в этой страсти к обладанию детьми женскую черту. Так как он самые счастливые переживания испытывал рядом с матерью как ребенок, он теперь воспроизводит их в активной роли, причем он сам изображает мать.).
«26 апреля я его спрашиваю: почему он всегда говорит о своих детях?
Ганс: «Почему? Потому что мне так хочется иметь детей, но я этого не хочу, мне не хотелось бы их иметь» ( Это столь удивительное противоречие — то же, что и между фантазией и действительностью, «желать» и «иметь». Он знает, что в действительности он ребенок и другие дети мешали бы ему, а в своей фантазии он — мать и хочет иметь детей, чтобы иметь возможность повторить на них пережитые им ласки.)
Я: «Ты себе всегда так представлял, что Берта, Ольга и т. д. твои дети?»
Ганс: «Да, Франц, Фриц, Поль (его товарищ в Лайнце) и Лоди». (Вымышленное имя, его любимица, о которой он чаще всего говорит. Я отмечаю здесь, что эта Лоди появилась не только в последние дни, но существует со дня последнего разъяснения (24 апреля).)
Я: «Кто эта Лоди? Она живет в Гмундене?»
Ганс: «Нет».
Я: «А существует на самом деле эта Лоди?»
Ганс: «Да, я знаю ее».
Я: «Которую?»
Ганс: «Ту, которая у меня есть».
Я: «Как она выглядит?»
Ганс: «Как? Черные глаза, черные волосы; я ее однажды встретил с Марикой (в Гмундене), когда я шел в город».
Когда я хочу узнать подробности, оказывается, что все это выдумано (Возможно, что Ганс случайно встреченную девочку возвел в идеал, который, впрочем, по цвету глаз и волос уподобил матери.)
Я: «Значит, ты думал, что ты мама?»
Ганс: «Я действительно и был мамой».
Я: «Что же ты, собственно, делал с детьми?»
Ганс: «Я их клал к себе спать, мальчиков и девочек».
Я: «Каждый день?»
Ганс: «Ну, конечно».
Я: «Ты разговаривал с ними?»
Ганс: «Когда не все дети влезали в постель, я некоторых клал на диван, а некоторых в детскую коляску, а когда еще оставались дети, я их нес на чердак и клал в ящик; там еще были дети, и я их уложил в другой ящик».
Я: «Значит, аистиные ящики стояли на чердаке?»
Ганс: «Да».
Я: «Когда у тебя появились дети, Анна была уже на свете?»?
Ганс: «Да, уже давно».
Я: «А как ты думал, от кого ты получил этих детей?»
Ганс: «Ну, от меня» (Иначе, как с точки зрения аутоэротизма, Ганс и не может ответить.)
Я: «Ведь тогда ты еще не знал, что дети рождаются кем-нибудь?»
Ганс: «Я себе думал, что их принес аист». (Очевидно, ложь и увертка (Это — дети фантазии, онанизма.))
Я: «Вчера у тебя была Грета, но ты ведь знаешь, что мальчик не может иметь детей».
Ганс: «Ну да, но я все-таки в это верю».
Я: «Как тебе пришло в голову имя Лоди? Ведь так ни одну девочку не зовут. Может быть, Лотти?»
Ганс: «О нет, Лоди. Я не знаю, но ведь это все-таки красивое имя».
Я (шутя): «Может быть, ты думаешь, Шоколоди?»
Ганс (сейчас же): « Saffalodi (Saffaladi — сервелатная колбаса. Моя жена иногда рассказывает, что ее тетка говорила всегда Soffilodi . Ганс, быть может, слышал это.)... потому что я так люблю есть колбасу и салями».
Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 103; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!