Месопотамия: космос как государство 12 страница



Это было чем-то сверхчеловеческим; это было тщательно охраняемой тайной царской власти. В период, когда государство было ниспровержено, власть рухнула и наступила анархия, думали, что именно овладение этой «тайной» привело к нечестивому распаду божественной власти: «Смотрите, горстка невежд посмела лишить страну царских останков!.. Смотрите, тайна страны, пределы которой неведомы, стала достоянием черни. Царская гробница осквернена за какой-то час… разглашены тайны царей Верхнего и Нижнего Египта»26.

Мы, современные холодные аналитики, считаем учения о божественности, вредоносной силе величия и тайне египетского царя обычными пропагандистскими приемами, которые должны укрепить личность человека, несущего единоличную ответственность за государство. Но их нельзя отбросить по этой причине. Они обладали реальностью длительного успеха. В древнем Египте они были так же реальны, как в храме Соломона в Иерусалиме — или как в современной Японии.

Он был одиноким существом, этот бог-царь Египта. В полной изоляции стоял он между людьми и богами. Тексты и изображения подчеркивают его единоличную ответственность. В ритуальных сценах храмовых изображений он — единственный жрец перед лицом богов. В гимне к богу говорится: «Нет другого, познавшего тебя, кроме сына твоего… [царя]… ты даешь сыну своему постигнуть предначертания свои и мощь свою»27.

Царь возводил храмы и города, царь одерживал военные победы, издавал законы, собирал налоги, приносил дары в гробницы своих вельмож. Неважно, что царь порой узнавал о происшедшем сражении, лишь когда о нем доносили царскому двору. Миф о могуществе Египта требовал, чтобы и в литературе, и в изобразительном искусстве царь был показан сражающимся с врагами в одиночку. Какой-нибудь египтянин в провинциальном городке мог заключить соглашение, по которому в его могилу после его смерти доставлялась бы пища; правящий фараон мог понятия не иметь о совершенной сделке; и тем не менее до тех пор, пока будут совершаться погребальные обряды, пища будет доставляться как «приношения, которые посылает царь», как знак царской милости.

В дела государства могли вмешиваться только национальные боги: бог солнца мог попросить царя счистить песок со Сфинкса; Амун мог поручить царю выступить в поход против ливийцев. Иначе говоря, фараон сам был государством, ибо он сам был национальным богом, чьи особые обязанности заключались в выполнении государственных функций.

Поскольку мы можем различить под регалиями божественности человеческое сердце фараона, мы сочувствуем ему в его монаршем одиночестве. Другие боги время от времени могли удаляться в области, расположенные за пределами этого мира. Он же был единственным богом, которому приходилось всю свою одинокую жизнь проводить в окружении смертных людей. Эти люди, находясь в каждодневной близости к нему, могли посягнуть на его всеведение и всемогущество. Один старый царь оставил своему сыну и преемнику следующее невеселое наставление: «Явись как бог! Внимай словам моим, и будет благополучно царствование твое над сей землей и Обоими Берегами, и приумножишь счастье страны. Остерегайся черни, дабы не случилось с тобою непредвиденного. Не приближайся к ней в одиночестве, не доверяй даже брату своему, не знайся даже с другом своим, не приближай к себе никого без нужды. Сам оберегай жизнь свою даже в час сна, ибо нет преданного слуги в день несчастья. Я подавал бедному, я возвышал малого… Но вот вкушавший хлеб мой поднял на меня руку… Облачавшийся в тонкое полотно мое смотрел на меня как на тень»28. Расплатой за принадлежность к богам было отдаление божества от мира людей. Боги послали его управлять человечеством, но сам он не принадлежал к этому человечеству.

Пожалуй, самый точный образ для хорошего египетского правителя — пастырь своего народа. Функциями государства было: владеть, контролировать, управлять, наказывать и защищать, а также заботиться, кормить, давать приют и увеличивать население. Посланный богами надзиратель над египетским народом был пастухом, который пас его на зеленой траве, сражался за свежие безопасные пастбища, отгонял прожорливых зверей, что нападали на него, бил скот, отбивавшийся от стада, и помогал слабым.

Такой же образ предстает в египетских текстах. Один из фараонов рассказывает, почему бог сделал его правителем: «Он назначил меня пастырем страны этой, ибо он знал, что я приведу ее в порядок для него; он направил мне (= передал мне) оберегаемое им (= Египет)»29. В период бедствий люди надеялись на того идеального царя, который должен появиться в будущем: «Он пастырь для всех, и не держит он в сердце зла. Когда разбредется стадо его, он проводит дни, собирая его»30. Повсюду царь называется «добрый пастырь, бдительно следящий за делами всех, помогающий тому, кто действует под его началом»31. Бог солнца «назначил его пастырем страны этой, чтобы поддерживать жизнь людей, бодрствовать днем и ночью, дабы не пропустить ни одно благое дело, ища возможность быть полезным»32. Древность этого представления видна из того, что пастушеский посох — один из самых ранних знаков отличия фараона и от его названия происходит одно из слов, означающих «править».

Оборотной стороной представления о царе-пастухе было представление о народе как о стаде, об имуществе, находящемся на низшей стадии существования. Такое отношение, однако, нигде не выражено в специальном утверждении, ибо само собой разумелось, что фараон был Господином, или Владыкой Обеих Земель, и тексты, естественно, концентрировали внимание на должной заботе об имуществе, а не на самом имуществе. Например, в одном длинном рассказе повествуется о несправедливости, причиненной крестьянину, и о его требованиях, чтобы те, кто отправляет правосудие, не пассивно, а со вниманием относились к нуждам своих клиентов. Они должны были отбросить некоторые привычные выражения безразличия к нуждам простых людей. Например, пословица «Имя бедняка называют из-за его господина» процитирована как выражение той несправедливости, против которой борется крестьянин33. Другие чиновники убеждали судью не выступать в защиту крестьянина, так как он действует через голову своего непосредственного хозяина. Не посягай на обычные дисциплинарные права своего хозяина; «Ведь именно так они поступают со своими поселянами, которые пришли к другим, вместо того чтобы прийти к ним», правосудие не должно вмешиваться в надзор хозяина над своим имуществом34. Характерно, что в этом тексте в конце концов торжествует справедливость, ибо египтяне всегда отвергали ограниченное представление о том, что владелец имущества не несет никакой ответственности за его содержание. Обязанность пастуха — кормить и взращивать-свои стада.

Пастух — в первую очередь пастырь, «кормилец», и первая задача государства — заботиться о том, чтобы народ был сыт. Поэтому царь Египта был богом, который нес Египту плодородие, производил животворную воду и подносил богам сноп хлеба, символизировавший обильную пищу. Действительно, важнейшей царской функцией была функция знахаря, чья магия обеспечивала хороший урожай. В ходе одного из ритуалов фараон четырежды очерчивал поле — процедура, обеспечивавшая плодородие земли35. Он управлял водой, дающей Египту жизнь и плодородие. «Нил служит ему, и он открывает его пещеру, чтобы дать жизнь Египту»36. Как говорили ему его вельможи: «Если ты скажешь своему отцу, Нилу, отцу всех богов: „Дай, чтобы потекла вода по вершинам гор“, — то он (и) сделает сообразно со всем тем, что ты сказал ему»37.

Фараон осуществлял контроль над водой не только в Египте, от него зависело также, пойдет ли дождь в чужеземных странах. Один из текстов заставляет царя хеттов сказать, что его страна должна постараться жить в мире с фараоном, ибо «не принимает бог жертвы ее [страны хеттов], не видит она вод небесных (= дождя), находясь во власти [царя Египта]»38. Сам фараон был немного скромней: он подавал себя не как творца дождя для чужеземных стран, но как посредника, просящего воды у богов. Размышляя о дипломатическом посольстве, которое он отправил в Сирию и Анатолию, «Его величество стал держать совет со своим сердцем, говоря: „Как они (там), эти, кого послал я, кто идет с поручением в страну Джахи в эти дни, когда дожди и снег выпадают зимой“. Тогда направил он жертву великую отцу своему Сету и обратился к нему с молением, говоря: „Небо (покоится) на твоих руках, а земля под ногами твоими, и то, что приказал ты, это уже свершившееся! Да прекратишь ты дождь, холодный ветер и снег, пока не достигнут меня диковины, которые ты назначил мне!“ Тогда услышал его отец Сет все то, что он сказал, и стало небо спокойным и летние дни настали зимой»39.

Все в природе, что только имело отношение к процветанию Египта, было под властью фараона. Он был «владыкой дуновения сладостного»40, прохладного ветра со Средиземного моря, делавшего Египет пригодным для жизни. Более того, как главный маг он управлял луной и звездами, следя за тем, чтобы месяцы, дни и часы регулярно чередовались. В гимне радости, посвященном восшествию на престол одного из фараонов, говорится: «Сладостны сердца ваши, о (жители) этой страны всей, — прекрасное время настало. Воссиял Владыка, да будет он жив, цел, здоров, в странах всех… Вода стоит и не убывает, и половодье достигает высокой отметки (букв: несет высоко). Дни долги, а ночи имеют (правильно рассчитанные) часы (букв.: под часами), и луна приходит точно (в определенное) время. Боги покойны и довольны, и (люди) живут, смеясь, словно в сказке!»41.

Таким образом, фараон был богом, дающим Египту часы и времена года, обильные воды и богатый урожай.

На практике учение, согласно которому фараон был богом воды и богом полей, оправдывалось с административной точки зрения. По-видимому, в ведении центрального правительства кроме всего прочего находились национальные службы — астрономическая и календарная, хотя на этот счет полные данные у нас отсутствуют. Упомянем в этой связи о черном эбеновом стержне от древнего астрономического прибора, вычерчивающего движения звезд; он был изготовлен руками самого Тутанхамона. Было ли это царским хобби, или наблюдение небесных тел входило в царские обязанности, в точности неизвестно. Можно утверждать, что учение, согласно которому фараон был ответственен за пищу, воду и смену времен года, реализовалось функциями канцелярии царского правительства.

Диодор в мрачных красках описывает царя Египта как раба правил, регулировавших каждый его час и каждый его поступок. «День и ночь были расписаны по часам, в которые царю надлежало неукоснительно исполнять предписания законов, а не собственные желания» (Диодор I, 70, 1). Далее Диодор утверждает, что эти предписания распространялись не только на административную деятельность царя, но и не оставляли ему свободы гулять, купаться или даже спать со своей женой по его собственной воле. Ему не разрешалось проявлять личную инициативу в отправлении государственных функций; от него требовалось лишь действовать в согласии с установленными законами. Диодор уверяет, что фараоны его эпохи были вполне счастливы в этих тесных смирительных рубашках предписаний, ибо они считали, что люди, следующие своим естественным эмоциям, впадают в ошибки, в то время как цари, строго следующие законам, свободны от личной ответственности за неудачи.

Диодоровский образ царя как пустой оболочки перекликается с тем, как Геродот обрисовывает современную ему египетскую религию, говоря, что египтяне были более религиозны, чем любой другой народ, — он употребляет слово theosebes, «богобоязненный». Оказывается, что Геродот хочет сказать, что они были рабски преданы ритуалу, что они скрупулезнейшим образом блюли чистоту обряда, его предписанные формы, однако без малейшего намека на духовность и реальную этику.

B следующей главе мы хотим разграничить ранний и поздний периоды древнеегипетской истории. Для духа раннего периода было, вообще говоря, характерно подчинение предписаниям. Однако индивидууму надлежало выказать себя достойным через свои поступки и через свободу выбора в рамках общего закона. Дух позднего периода был духом одного лишь подчинения предписаниям, и индивидуум был обязан проявлять покорность и смирение, следуя тому, что предначертали боги. По нашему мнению, как Диодор, так и Геродот говорили о практике и о духе, которые не были характерны для того Египта, который обсуждается в этих параграфах. Атмосфера их эпохи сводила все к освященной временем обрядности; атмосфера более раннего периода давала простор индивидуальной инициативе в рамках общей системы человеческих законов и того, что мы назвали божественным порядком.

Древние египетские цари, жившие в тот период, когда складывалась национальная культура, поощрялись к проявлению своих индивидуальностей, как составных частей божественного и человеческого порядка, к которому они принадлежали. Здесь на первый план выдвигалось личное правосудие, а не безличный закон. Мы займемся концепцией правосудия в следующей главе, посвященной рассмотрению «жизненных ценностей»; пока читатель должен поверить, нам на слово, что египетское слово маат означает «правосудие», один из существенных атрибутов египетского государства, и что это правосудие, видимо, не было кодифицировано в виде статутов и прецедентов, а выражалось в праведности суда в отношении к личностям и казусам. Правитель, отправлявший правосудие, должен был отправлять его с учетом нужд, лежавших, по существу, вне прямых задач правосудия. На государстве, таким образом, лежала ответственность за проявление инициативы, направленной на удовлетворение национальных нужд.

Мы не будем приводить доводов в защиту того утверждения, что власть была личной и гибкой — если угодно, отеческой, — а ограничимся лишь несколькими примерами протеста против суда бездушного и неправого. Упоминавшийся выше крестьянин, боровшийся против несправедливости, не подчинился униженно решению судьи; вместо этого он горестно воскликнул: «Итак, сын Меру (продолжает) идти по ложному пути!» и разразился горькими упреками, сетуя на то, что у высокопоставленного чиновника нет руководящих принципов, что он подобен городу без градоначальника или судну без кормчего42. Подобным же образом Рамзес II, покинутый в битве, восстал в гневе против верховного бога Амуна и вскричал: «Что с тобой, отец мой Амун? Разве отец забывает своего сына? Разве я делал что-либо помимо твоего ведома?» и продолжал перечислять благодеяния, которые он оказывал богу и которые заслуживали лучшей оплаты43. Здесь нет покорства ни судьбе, ни неисповедимым замыслам богов; здесь — негодующее сознание того, что личные достоинства должны быть вознаграждены. Нетрудно множить примеры из раннего периода египетской истории, показывающие, что правители действовали не в рамках бездушного следования букве закона и обычая, а как свободные личности.

Разумеется, существовал предписанный канон для идеального царя и имелись свято чтимые прецеденты. Рассмотрим некоторые из предписаний, обязательных для хорошего правителя. Оказывается, он должен быть сочетанием любви и страха, которые египтяне считали дополнительными цветами одного и того же спектра. Хорошее правление было отеческим, и принцип карающего руководства поддерживался всеми. Это не так уж фантастично, как может показаться поколению, выросшему в условиях прогрессивного обучения. Египетское слово «учить» означает также «наказывать», и, видимо, положение «кого бог любит, того и карает» было близко сердцу каждого. Доброе правление состояло из власти, данной от бога, и богоподобного великодушия.

В предыдущей главе мы рассмотрели текст «Мемфисского богословского трактата», в котором неизменными принципами созидания были сердце, зачинавшее мысль, и язык, порождавший приказание. В этой связи мы упомянули о двух родственных атрибутах бога солнца, которые сами по себе олицетворялись как божества: Ху, «повелительное изречение», или повелительная речь, которая наделяет бытием какую-либо ситуацию, и Сиа, «постижение», последовательное осознание идеи, объекта или ситуации. Это — богоподобные качества: осознание чего-либо в целостных и конструктивных понятиях и последующее властное речение, творящее нечто новое.

Эти два качества не были присущи одному только богу солнца; они были также атрибутами царя. Фараону говорили: «Ху (божество мудрого решения) — то, что в твоих устах, и [Сиа (божество постижения) — то, что в твоем сердце]»44. Можно процитировать два других текста, в которых эти два качества — постижения и приказания — выступают как важнейшие царские характеристики45, однако нам интереснее тот факт, что в некоторых текстах к этой комбинации, требовавшейся правителю, прибавлялся третий компонент. В двух отрывках, «Власть, познание и истина — у тебя, царь»46 и «Ху — в твоих устах, Сиа — в твоем сердце, а язык твой — святилище справедливости»47, слово маат, «справедливость», или «праведность», или «истина», добавляется в качестве нравственного контроля, который должен сопровождать разум и власть.

Справедливость была качеством, ведшим хорошего правителя к престолу. В годину народной смуты пророчествовали, что придет царь, дабы объединить Обе Земли, «и правда займет свое место, и кривда подвергнется изгнанию»48. Некий поэт, ликующий по поводу восшествия на престол нового царя, воскликнул: «Правда прогнала неправду!»49, другими словами, настали должные времена, что следует из дальнейших слов: «и порядок стал (букв.: спустился) на свое место»50. Ежедневно царь приносил правду в качестве жертвы богу; это символизировалось воздаянием маленького иероглифа богини Маат, «Истины» или «Справедливости». В силу этого ежедневного ритуального жертвоприношения правосудие постепенно превращалось в чистую формальность и могло отправляться посредством буквалистского следования закону или ритуалу.

Однако существовала и постоянная уверенность в том, что справедливость есть нечто большее, нежели простое и беспристрастное соблюдение правил, что она заключается в том, что-бы делать больше предписываемого. Наиболее пространное рассуждение о справедливости ссылается на божественный закон, отождествляя справедливость с добродетелью: «Ведь правда пребывает до века, она нисходит вместе с тем, кто поступает в соответствии с ней, в преисподнюю, когда совершается его погребение. (И) когда он предан земле, его имя не изглаживается на земле; его вспоминают за добрые дела. Таково предписание Слова Божия»51. Автор связывал справедливость с золотым правилом, предписывающим делать другим то, что можно ожидать от них. «Делай (добро) тому, кто делает (добро), для того, чтобы он (снова) делал (его). Это означает: благодарить человека за то, что он делает; это означает: отвести удар прежде, чем он будет нанесен»52. Развивая мысль еще далее, автор осуждал несправедливость как нечто, заключающееся лишь в минимальном исполнении долга, как если бы паромщик настаивал на плате, еще не перевезя пассажиров через поток. Обращаясь к равнодушному судье, он говорил: «Ведь ты [подобен] перевозчику, который переправляет (только) того, кто имеет плату за перевоз, человеку честному, у которого честность хромает»53. Такая бездушная власть, которой не хватало отеческого благоволения, была в действительности отсутствием власти: «Ведь ты подобен городу без правителя, кораблю без капитана, шайке без вожака»54. В текстах настойчиво подчеркивалось, что правитель должен творить суд, считаясь с человеческими нуждами, а не на основе корыстных соображений. Вдумчивое осознание ситуации, способность властно приказывать и неуклонная справедливость составляли три главных атрибута власти, а подлинное правосудие включало в себя элемент милосердия.

Пожалуй, нам достаточно указать всего лишь один текст, который подытоживает сочетание благосклонности и силы, характерное для хорошего правления, осуществляемого царем. Это — инструкция, которую высокий чиновник оставил своим детям55. «Преклоняйтесь перед царем Немаатре, живущим вечно, и сообщайтесь с его величием сердцами вашими. Он — познание в сердцах ваших, ибо глаза его отыскивают всякого. Он — Рэ, чьи лучи дают зрение, он — тот, кто освещает Обе Земли ярче, чем (это делает) солнечный диск. Он — тот, кто делает землю зеленее, чем (это делает) разлив Нила. Он наполнил Обе Земли силой и жизнью. Ноздри застывают, если он склоняется к гневу, поэтому он спокоен, чтобы можно было дышать. Он дает пропитание тем, кто следует за ним. Царь есть ка и его уста — изобилие, это означает, что он созидает то, что необходимо создать».


Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 139; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!