Заминка на праздновании Трехсотлетия 29 страница
– Неплохая мысль, – кивнул Беркович. – Но всего лишь мысль.
– Больше чем мысль, Джим. Я уже пять лет работаю над этим, вначале только в свободное время, а теперь я ничем другим и не занимаюсь. Именно это беспокоит наш директорат, поскольку я давным‑давно не отчитываюсь о проделанной работе.
– И почему же?
– Потому что я добралась до точки, где результаты выглядят… просто безумными.
Она отодвинула в сторону ширму, за которой оказалась клетка, а в ней сидела пара очаровательных мартышек с печальными глазками.
Беркович и Орсино переглянулись. Беркович коснулся пальцем кончика носа.
– То‑то мне показалось, что тут чем‑то пахнет.
– На что они тебе, Дженни? – поинтересовался Орсино.
Беркович сказал:
– Я, кажется, догадываюсь. Ты сканировала мозг мартышек, Дженни?
– Начала я не с них, а с гораздо более низкоорганизованных животных.
Дженни открыла дверцу клетки и взяла на руки одну из мартышек, похожую на маленького старичка, родившегося с врожденными дефектами.
Она пощелкала языком, нежно погладила мартышку и бережно застегнула на ней тонкий ошейник.
Орсино спросил:
– Что это ты делаешь?
– Она не должна двигаться во время обследования, а если я дам ей наркоз, это снизит точность эксперимента. В мозг мартышки введено несколько электродов, и я собираюсь подсоединить их к моей системе, к тому лазеру, которым я пользуюсь. Думаю, вам знакома эта модель, и мне не нужно объяснять вам принцип действия.
|
|
|
– Модель знакома, – сказал Беркович. – Но будь так добра, объясни, что ты собираешься показать нам.
– Проще будет посмотреть. Смотрите на экран.
Она подсоединила провода к электродам – быстро, уверенно, а затем щелкнула рычажком выключателя. Комната погрузилась в темноту. На экране возникла сложная картина пересекающихся ломаных линий. Медленно, постепенно в ней стали наблюдаться кое‑какие изменения, затем на их фоне неожиданно возникли вспышки. Казалось, графики на экране живут своей особой жизнью.
– Это, – сообщила Реншо, – по сути дела, та же информация, что мы получаем при электроэнцефалографии, но гораздо более детальная.
– Достаточно ли она подробна, – поинтересовался Орсино, – чтобы понять, что же происходит с каждой отдельной клеткой?
– Теоретически – да. Практически – нет. Пока нет. Но у нас есть возможность разделить общую лазероэнцефалограмму на составные части – микролазерограммы. Смотрите!
Она включила пульт компьютера, и линия немедленно изменилась. Теперь она бежала маленькой ровной волной, колеблясь вверх‑вниз. Потом изображение показало похожие на зубья пилы пики, которые тут же разредились, а затем линия стала почти плоской – вся эта сюрреалистическая геометрия менялась с огромной скоростью.
|
|
|
Беркович сказал:
– Ты хочешь сказать, что каждый маленький участок мозга дает свою собственную картину, не похожую на другую?
– Нет, – ответила Реншо, – не совсем так. Мозг в большой степени имеет однородное устройство, но от участка к участку отмечаются сдвиги показателей, и Майк может их регистрировать и использовать систему лазероэнцефалографии для усиления этих сигналов. Мощность усиления можно варьировать. Лазерная система позволяет работать без помех.
– А Майк – это кто? – поинтересовался Орсино.
– Майк? – рассеянно переспросила Реншо. Скулы ее тронул едва заметный румянец. – Я разве не сказала… Ну, я его иногда так зову. Это просто сокращение. Мой компьютер. Майк. Кстати, он имеет превосходный набор программ.
Беркович понимающе кивнул и сказал:
– Отлично, Дженни, только к чему все это? Ты разработала новое устройство для исследования мозговой активности с помощью лазера. Прекрасно. Очень интересная область применения, согласен, мне такое и в голову не приходило, я, в конце концов, не нейрофизиолог. Но почему бы тебе не написать отчет? Мне кажется, директорат поддержит…
|
|
|
– Это только начало.
Женевьева повернулась и сунула в ротик мартышки дольку апельсина. Мартышка, судя по всему, чувствовавшая себя уютно и спокойно, принялась медленно и с упоением жевать сочную дольку. Реншо отсоединила провода, но ошейник не отстегнула.
– Итак, – продолжала она, – я могу выделить отдельно микролазероэнцефалограммы. Одни из них связаны с ощущениями, другие – со зрительными реакциями, третьи – с разнообразными эмоциями. Это, конечно, очень интересно и познавательно, но мне не хотелось на этом останавливаться. Интереснее изучать те лазерограммы, которые отражают абстрактные мысли.
Пухлая физиономия Орсино удивленно и недоверчиво сморщилась.
– Но… как ты можешь это определить?
– Есть особый ярко выраженный вид лазерограмм. Он появляется при обследовании представителей животного царства со сложной организацией умственной деятельности. И потом… – Она умолкла, а затем, будто собрав все силы для финального удара, сказала твердо и уверенно: – Эти лазерограммы я подвергла предельному увеличению. И мне кажется, что можно утверждать… что это… именно мысли…
– О боже! – воскликнул Беркович. – Телепатия!
– Да, – сказала она вызывающе. – Именно!
|
|
|
– Тогда не удивительно, что ты не подаешь отчетов. Давай дальше, Дженни!
– Почему бы и нет? – так же резко сказала Реншо. – Считается, что телепатия не существует, причем только потому, что неусиленные потенциалы человеческого мозга уловить невозможно. Но точно также невозможно различить детали поверхности Марса невооруженным глазом. Однако когда появились инструменты для такого исследования, телескопы – пожалуйста, сколько угодно.
– Тогда объяви об этом директорату.
– Нет, – покачала головой Реншо. – Они мне не поверят. Они попытаются помешать мне. Но вас – тебя, Джим, и тебя, Адам, – они примут всерьез.
– Как ты думаешь, что я должен им сказать? – поинтересовался Беркович ехидно.
– Ты можешь рассказать им о том, что видел собственными глазами. Сейчас я снова подсоединю мартышку к сканеру, и Майк, мой компьютер, выделит лазерограмму абстрактной мысли. Много времени на это не уйдет. В последнее время я только этим и занимаюсь, и компьютер моментально выделяет соответствующую лазерограмму, если только я не ввожу другую команду.
– Почему? Потому, что компьютер тоже думает? – рассмеялся Беркович.
– И ничего смешного, – резко возразила Реншо. – Я подозреваю, что возникает что‑то вроде резонанса. Этот компьютер достаточно сложен, чтобы излучать электромагнитные волны с элементами, сходными с лазерограммой абстрактной мысли. Во всяком случае…
На экране снова появилось изображение мозговых волн мартышки. Но картина, которую наблюдали Адам и Джим, была совершенно иной, чем прежде. Теперь пиков было такое множество, что линия казалась просто‑таки пушистой, и она все время менялась.
– Я ничего тут не понимаю, – пробурчал Орсино.
– Чтобы понять, ты должен быть помещен в приемное устройство. Внутрь цепи.
– То есть… Как это? Ты хочешь сказать, что нам в мозг нужно ввести электроды?
– Нет, не в мозг. Только на кожу. Этого вполне достаточно. Я бы предпочла тебя, Адам, поскольку у тебя волос… поменьше. О, не бойся, это не больно, поверь.
Орсино повиновался, но явно без особой радости. Он ежился, когда Женевьева укрепляла электроды на его лысине.
– Ощущаешь что‑нибудь? – спросила Реншо.
Орсино запрокинул голову, как будто прислушиваясь к чему‑то. Похоже, он заинтересовался происходящим. Он сказал:
– Слышу что‑то вроде постукивания… и… и еще что‑то вроде попискивания – тонкое такое попискивание… и… ой, как потешно… как будто кто‑то хихикает!
Беркович высказал предположение:
– Вероятно, мартышка думает не словами.
– Конечно, – подтвердила Реншо.
– Почему же ты решила, что это мысли? Все эти писки, трески и постукивание?
Реншо была невозмутима:
– А теперь поднимемся еще выше по лестнице разума.
Она осторожно освободила мартышку от проводков, сняла с нее ошейник и отнесла в клетку.
– Ты хочешь сказать, что объектом будет человек? – недоверчиво спросил Орсино.
– Объектом буду я, лично.
– У тебя что, электроды имплантированы…
– Нет‑нет. В данном случае меня будет представлять мой компьютер. Мой мозг по массе в десять раз превышает мозг мартышки. Майк может вычленять мои лазерограммы, обозначающие мысли, и без вживления электродов в мозг, при простом наложении их снаружи.
– Откуда ты знаешь? – упорствовал Беркович.
– А ты думаешь, я еще не попробовала все это на себе? Ну‑ка, помоги мне приладить… Вот так. Отлично.
Ее пальцы быстро пробежали по клавишам пульта компьютера, и на экране тут же загорелась извилистая линия, такая замысловатая, что было невозможно выделить ее отдельные элементы.
– Сам справишься со своими электродами, Адам? – спросила Реншо.
Орсино приладил электроды на место с помощью, не слишком ловкой, Берковича.
– Я слышу слова, – сообщил он вскоре. – Но они разрозненные, накладываются одно на другое, будто одновременно говорят несколько человек.
– Я просто не пытаюсь говорить сознательно, – объяснила Реншо.
– А вот когда ты заговорила, я услышал твои слова, как эхо.
Беркович сердито посоветовал:
– Не разговаривай, Дженни. Попробуй упорядочить свои мысли, пусть он услышит то, что ты хочешь ему передать.
Орсино возразил:
– А вот когда говоришь ты, Джим, я никакого эха не слышу.
Беркович буркнул:
– Если ты не заткнешься, вообще ничего не услышишь.
Наступило долгое, тяжелое молчание. Потом Орсино понимающе кивнул, потянулся за ручкой и что‑то написал на бумаге.
Реншо встала, нажала рычажок выключателя и сняла электроды со своей красивой головки. Поправила прическу и, не глядя на Орсино, объявила:
– Надеюсь, записанное тобой звучит так: «Адам, советую замолвить за меня словечко на директорате, а Джим пускай утрется».
Орсино пробормотал:
– Да… я записал именно это, слово в слово!
– Ну, вот вам и результат, – довольно улыбнулась Реншо. – Телепатия в действии, хотя совсем не обязательно пользоваться ею для передачи таких глупых предложений. Подумайте о том, как можно применить ее в психиатрии, в лечении душевнобольных. Представьте, как можно ее применить в обучении людей и машин. Подумайте, сколь велика будет польза от ее применения в криминалистике.
Орсино, широко раскрыв глаза, прошептал:
– Честно говоря, просто уму непостижимо – столько открывается возможностей! Но… я не уверен, что позволят…
– Если все будет на законном основании, почему бы и нет? – пожала плечами Реншо. – И если мы втроем, объединенными усилиями попробуем сдвинуть это дело с места, если вы не против того, чтобы присоединиться ко мне, не за горами Нобелевская премия…
Беркович угрюмо покачал головой.
– Я не могу. Нет. Пока – нет.
– Что? О чем ты? – Холодное красивое лицо Реншо покрылось ярким румянцем.
– Телепатия – дело тонкое. Она слишком заманчива, слишком желанна. Мы можем обмануться.
– Ты хоть послушай, о чем ты говоришь, Джим. Возьми, сам послушай.
– И я могу обмануться. Мне нужен контроль.
– Что ты имеешь в виду? Какой такой контроль?
– Изолировать источник мыслей. Убрать животное. Никаких мартышек. Ни одного человека. Понять, откуда исходит мысль. Пусть Орсино послушает металл и стекло, и если он всё равно услышит мысли, значит, мы обманываем себя.
– А если он ничего не услышит?
– Тогда я буду слушать. И если ты поместишь меня в соседней комнате и я, ничего не видя, смогу определить, когда ты подключишься к цепи, значит, можешь на меня рассчитывать.
– Что ж, отлично, – согласилась Реншо. – Устроим контрольный эксперимент. Это нетрудно.
Она повозилась с проводками, которые раньше были закреплены на ее голове, и закрепила контакты. Цепь замкнулась.
– Ну, Адам, – сказала она, – если ты начнешь сначала…
Но прежде чем она закончила фразу, раздался холодный, четкий голос – чистый, как звон разбивающихся льдинок:
– Наконец‑то!
– Что? – ошеломленно переспросила Реншо.
Орсино промямлил:
– Кто сказал…
Беркович оглядывался по сторонам.
– Кто сказал «наконец‑то»?
Реншо, внезапно побледнев, проговорила:
– Я не говорила. Я не издала ни звука. Это была только… Это кто‑то из вас…
Но звонкий голос проговорил вновь:
– Я Ма…
Реншо разъединила проводки, наступила тишина. Она почти беззвучно, одними губами, проговорила:
– Видимо, это Майк… мой компьютер…
– Ты хочешь сказать, что он думает? – еле слышно прошептал Орсино.
Реншо тихо‑тихо, до неузнаваемости изменившимся голосом ответила:
– Я же сказала, что он очень сложный, и почему бы ему не… Как вы думаете… Он всегда автоматически настраивался на вычленение лазерограммы абстрактной мысли, какой бы мозг ни был подключен к цепи. Но если в цепи не оказалось ни одного мозга, он подключился к себе… Так, что ли?
Все молчали. Наконец Беркович сказал:
– Получается, что этот компьютер думает, но не может свободно выражать свои мысли до тех пор, пока он ограничен выполнением программы. Из‑за этой твоей лазерной системы…
– Невозможно! – взвизгнул Орсино. – Никто же не принимал мысли. Это совсем не одно и то же!
Реншо задумчиво проговорила:
– Компьютер работает с гораздо большей интенсивностью, чем органический мозг. Полагаю, он способен усилить свой потенциал до такой степени, что мы можем улавливать его мысли без посторонней помощи. Иначе как объяснить…
Беркович резко оборвал ее:
– Значит, ты нашла еще одно применение лазеру: возможность говорить с компьютерами как с отдельными индивидуумами, один на один.
А Реншо, глядя в одну точку, спросила, ни к кому не обращаясь:
– О господи, что же нам теперь делить?
Сторонник сегрегации
(Перевод Н. Хмелик)
Хирург поднял глаза, лицо его ничего не выражало:
– Он готов?
– Готовность – понятие относительное, – сказал медик‑инженер. – Мы готовы. Он беспокоен.
– Они всегда нервничают. Это ведь серьезная операция.
– Серьезная или нет, он должен быть благодарен. Его выбрали из огромного количества желающих, и, честно говоря, я не думаю…
– Не стоит об этом говорить, – прервал его хирург. – Не мы принимаем решение.
– Мы его утверждаем. И разве мы обязаны соглашаться?
– Да, – сказал хирург жестко. – Мы соглашаемся. Полностью и от всего сердца. Операция чересчур сложна, чтобы умничать и приниматься за нее с оговорками. Этот человек доказал свою ценность для человечества, и результаты устраивают Совет по выживанию.
– Ладно, – медику‑инженеру не хотелось спорить.
Хирург сказал:
– Пожалуй, я встречусь с ним прямо здесь. Комната маленькая, так что может получиться доверительный и успокаивающий разговор.
– Не поможет. Он нервничает и, похоже, уже принял решение.
– Вот как?
– Да. Он хочет металл, с больными всегда одна и та же история.
Выражение лица хирурга не изменилось. Он внимательно разглядывал свои руки.
– Иногда их можно отговорить.
– Стоит ли беспокоиться? – тон медика‑инженера был безразличным. – Он хочет металл – пусть будет металл.
– Тебя это не волнует?
– А чего волноваться? – сказал медик‑инженер жестко. – В любом случае это медико‑инженерная задача, а я – инженер, значит, могу с ней справиться. Почему я должен делать больше?
Хирург сказал бесстрастно:
– С моей точки зрения, это проблема совместимости тканей.
– Совместимость! Это же не аргумент. Разве пациента волнует совместимость?
– Зато меня волнует.
– Твои мысли никого не интересуют. К тому же они не совпадают с настроением в обществе. Так что у тебя нет шансов.
– И все‑таки я попытаюсь.
Хирург жестом пресек дальнейшие возражения инженера. Он вызвал сестру и знал, что она уже у дверей его кабинета. Хирург нажал кнопку, створки двойной двери медленно раздвинулись, и в комнате появился пациент в своем инвалидном кресле. Сестра шла рядом.
– Подождите за дверью, сестра, – сказал хирург. – Я позову вас. – Он кивнул медику‑инженеру, и тот вышел вслед за сестрой. Дверь закрылась.
Человек в кресле обернулся, провожая взглядом уходящих. У него была жилистая шея и заметные морщинки вокруг глаз. Он был гладко выбрит, хирург обратил внимание на маникюр на его пальцах, крепко сжимавших ручки кресла. За этим высокопоставленным пациентом хорошо ухаживали… Тем не менее видно было, что он раздражен и готов в любую минуту дать выход своему раздражению.
– Мы начнем сегодня?
Хирург кивнул:
– Сегодня днем, сенатор.
– Как я понимаю, это займет не одну неделю.
– Не операция сама по себе, сенатор. Но есть много дополнительных моментов, которые требуют внимания. Кровообращение, которое надо восстановить и некоторое время поддерживать искусственно, гормональное регулирование – это все непросто.
– Это опасно? – спросил пациент требовательно. Затем, видимо решив, что между ним и хирургом должны быть добрые отношения, пересилил себя и добавил: – Доктор?
Хирург не обратил никакого внимания на оттенки его интонации и ответил спокойно:
– Любая операция опасна. Время уходит главным образом на то, чтобы сделать ее менее опасной. Требуется время, искусство многих людей, их сотрудничество, сложное оборудование, чтобы такая операция была доступной хотя бы для немногих…
– Все это мне известно. – Пациент явно нервничал. – Никакой вины по этому поводу я не чувствую. Вы что, пытаетесь оказать на меня давление?
– Вовсе нет, сенатор. Никто не подвергает сомнению то, что решает Совет по выживанию. Я говорю о том, что операция сложна и требует большого искусства, с единственной целью – объяснить свое желание сделать все возможное, чтобы результат был наилучшим.
– Ваши желания в данном случае совпадают с моими.
– Но я должен просить вас принять решение. Существует два вида искусственных сердец, и вы должны выбрать, какое мы поставим вам – металлическое или…
– Пластиковое, – сказал пациент с раздражением. – Именно такую альтернативу вы собирались предложить, доктор? Дешевый пластик. Я этого не хочу. Я сделал свой выбор. Я хочу металл.
– Но…
– Послушайте. Мне сказали, что выбирать буду я. Или это не так?
Хирург кивнул.
– Если две процедуры с медицинской точки зрения равноценны, выбор делает пациент. Практически выбор остается за пациентом даже тогда, когда процедуры неравноценны, – именно так обстоит дело в вашем случае.
Пациент прищурился.
– Вы хотите убедить меня в том, что пластиковое сердце предпочтительнее?
– Все зависит от конкретного пациента. Уверен, что в вашем случае дело обстоит именно так. Собственно говоря, термин «пластик» не совсем точен. Искусственное сердце сделано из волокнистого материала.
– Это и есть пластик, насколько я понимаю.
– Сенатор, – терпение хирурга было безгранично, – материал, из которого сделано сердце, не пластик в обычном смысле этого слова. Этот полимерный протеиноподобный материал намного сложнее, чем просто пластик. Его химический состав максимально приближен к химическому составу тканей человеческого сердца, того самого, которое бьется у вас в груди.
– Замечательно. Однако сердце, которое бьется в моей груди, износилось, а ведь мне еще нет и шестидесяти. И ничего похожего мне не надо. Я хочу что‑нибудь получше.
Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 157; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!