Станислав-Август, король польский



 

В это время Екатерина крепко веровала в дипломатические таланты Панина, но потом иногда не соглашалась с его мнениями, бывала недовольна его медлительным умом и нерешительным характером, но пользовалась им, как гибким истолкователем ее видов. Союзный договор с Пруссией был подписан 31 марта 1764 г., когда в Польше по смерти короля Августа III шла избирательная агитация. Но этот союз только входил составной частью в задуманную сложную систему международных отношений. Панин был дипломат нового склада, не похожий на Бестужева. Много лет стоя на трудном посту посла в Стокгольме, он приобрел познания и навык в дипломатических делах, но с умом не соединял трудолюбия своего учителя. По смерти его Екатерина жаловалась, что довольно помучилась с ним, как с лентяем, в первую турецкую войну.

После работящего и практичного до цинизма Бестужева, дипломата мелочных средств и ближайших целей, Панин выступил в дипломатии провозвестником идей, принципов и как досужий мыслитель любил при нерешительном образе действий широко задуманные, смелые и сложные планы, но не любил изучать подробности их исполнения и условия их исполнимости. Это был дипломат-белоручка, и так как его широкие планы строились на призраке мира и любви между европейскими державами, то при своем дипломатическом сибаритстве он был еще и дипломат-идиллик, чувствительный и мечтательный до маниловщины. Панин и стал проводником небывалой в Европе международной комбинации. Впрочем, не ему принадлежала первая мысль о ней.

В 1764 г., незадолго до трактата 31 марта, русский посол в Копенгагене Корф представил императрице заявление, нельзя ли на севере образовать сильный союз держав, который можно было бы противопоставить южному, австро-франко-испанскому. Панин живо воспринял и разработал эту мысль. По его проекту северные некатолические государства, впрочем со включением и католической Польши, соединялись для взаимной поддержки, для защиты слабых сильными. Боевое назначение, прямое противодействие южному союзу лежало на главах северного союза, «активных» его членах, на России, Пруссии и Англии; от государств второстепенных, от «пассивных» членов, каковы Швеция, Дания, Польша, Саксония и другие мелкие государства, имевшие присоединиться к союзу, требовалось только, чтобы они при столкновениях обоих союзов не приставали к южному, оставались нейтральными. Это и была нашумевшая в свое время северная система. Легко заметить ее неудобства.

Трудно было действовать вместе и дружно государствам, столь разнообразно устроенным, как самодержавная Россия, конституционно-аристократическая Англия, солдатски-монархическая Пруссия и республикански-анархическая Польша. Кроме того, у членов союза было слишком мало общих интересов: Англии не было дела до европейского континента помимо ее торговых и колониальных отношений; Пруссия вовсе не была расположена защищать Саксонию, тянувшую к Австрии, даже хотела захватить ее, как захватила Силезию. Куча пассивных членов союза, опекаемых Англией, Россией и Пруссией, — дипломатическая телега, запряженная щукой, лебедем и раком.

Фридрих II встретил план Панина раздраженными или насмешливыми возражениями, твердил, что для него довольно русского союза, при котором он никого не боится, его никто не тронет и других союзников ему не нужно. Фридрих вообще был невысокого мнения о своем русском стороннике и писал, что у Панина нет верных представлений ни об интересах, ни о политике, ни о степени могущества европейских государей. Панин не мог переубедить короля, Англия также уклонилась от союза, и северная система не облеклась ни в какой международный акт (умерла еще до рождения, не родившись), оставшись простой тенденцией русского кабинета, одним из тех простодушно-русских дипломатических планов, о которых настоящие дипломаты говорят со снисходительной улыбкой.

 

Невыгоды союза с Пруссией. Договор 31 марта не был столь бесплоден и вызвал разносторонние следствия, невыгодные для России. Прежде всего он был не нужен России. Главные его условия состояли во взаимном обеспечении владений и в обоюдном обязательстве не допускать никаких перемен в польской конституции, а также добиваться возвращения диссидентам их прежних прав или по меньшей мере свободы от притеснений.

Но после Семилетней войны Фридрих по всем этим пунктам был или бесполезен России, или и при союзе вредил под рукой ее интересам не меньше, чем мог бы вредить без союза. Одинокий и беспомощный, он больше всего боялся разрыва с Россией, занемог даже новой болезнью — войнобоязнью и не мог забыть посещения Берлина в 1760 г. казаками и калмыками, сам признавался потом, что ему долго и часто снились эти гости. Притом этот союз, целью которого было облегчить России ее задачи в Польше, только еще более затруднял их. Россия опиралась там на патриотическую партию князей Чарторыйских, стремившихся вместе с новым королем вывести свое отечество из анархии путем реформ, замены сеймового liberum veto[82] большинством голосов, установления наследственной монархии, отмены права конфедераций и т. п.

Сам Панин не был против реформ и находил слишком жестоким мешать полякам выйти из варварства, лаская свое честолюбие мечтой прослыть восстановителем Польши. Эти реформы не были опасны для России; ей было даже выгодно, чтобы Польша несколько окрепла и стала полезной союзницей в борьбе с общим врагом, Турцией. Но Фридрих и слышать не хотел о пробуждении Польши от политической летаргии, по его выражению, и толкнул Екатерину на договор с Польшей (13 февраля 1768 г.), по которому Россия гарантировала неприкосновенность польской конституции, обязалась не допускать в ней никаких перемен.

Так прусский союз заставил Екатерину оттолкнуть от себя преобразовательную партию Чарторыйских, важную опору русской политики в Польше. Тот же союз вооружал против России покинутую ею давнюю союзницу Австрию, а Австрия, с одной стороны, вместе с Францией подстрекнула против России Турцию (1768 г.), а с другой — забила европейскую тревогу: односторонняя русская гарантия грозит-де независимости и существованию Польши, интересам соседних с нею держав и всей политической системе Европы. Из Вены Фридриха пригласили сообща предложить Польше и австро-прусское ручательство за ее конституцию в дополнение к русскому. Единичная гарантия заменялась коллективной, и республика становилась под тройственный протекторат соседних держав. Фридрих охотно откликнулся на призыв, почуяв добычу и благоприятное расположение карт: раздел влияния в Польше можно было положить в основу раздела территории, а союз с Россией превратить в средство ей противодействовать. Недаром император Иосиф II вынес из свидания с Фридрихом по поводу этой венской комбинации (1769 г.) впечатление, выразившееся в его отзыве о короле: «Это гений, говорит он чудесно, но в каждом слове его сказывается плут». Пугая Австрию Россией, Россию Австрией, а ту и другую Францией в случае их союза, он передергивал бестолково запутавшиеся отношения европейских кабинетов, восполняя недостаток силы бесстыдством, смущавшим даже дипломатическую совесть того века.

 

 


Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 264; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!