Боярские одежды в XVI и XVII веках



 

Оборонительные черты. Другим средством обороны было построение на опасных границах укрепленных линий, которые не давали бы татарам врываться внутрь страны до сбора полков. Такие линии, черты, как они тогда назывались, состояли из цепи городов, острогов и острожков, обнесенных рублеными стенами либо тыном, стоячими, остроганными сверху бревнами, со рвами, валами, лесными засеками, завалами из подсеченных деревьев в заповедных лесах — все это с целью затруднить движение степных конных полчищ.

На юго-восточной стороне древнейшая из таких линий и ближайшая к Москве шла по Оке от Нижнего Новгорода до Серпухова, отсюда поворачивала на юг до Тулы и продолжалась до Козельска. Впереди этой линии тянулась верст на 400 от Оки под Рязанью мимо Венева, Тулы, Одоева, Лихвина до реки Жиздры под Козельском цепь засек со рвами и валами в безлесных промежутках, с острожками и укрепленными воротами.

Вторая линия, построенная в царствование Грозного, шла от города Алатыря на реке Суре, захватывая в свою цепь Темников, Шацк, Ряжск, Данков, Новосиль, Орел, продолжалась к юго-западу на Новгород Северский и отсюда круто поворачивала на Рыльск и Путивль, также имея впереди, где было можно, засеки, рвы, острожки.

При царе Федоре в исходе XVI в. возникла третья линия, чрезвычайно ломаная, точнее — представлявшая три ряда городов, постепенно углублявшиеся в степь: Кромы, Ливны и Елец, Курск, Оскол и Воронеж, Белгород и Валуйки — два последних в южных частях нынешних губерний Курской и Воронежской. С построением города Борисова в 1600 г. цепь укрепленных украинских городов подошла к среднему течению Северного Донца, в какие-нибудь 15 лет продвинулась к югу с верхней Оки и Тихой Сосны верст на 500–600 до черты, за которой неподалеку начинались уже татарские кочевья. Первоначальное, коренное население этих городов и острогов составлялось из военного люда, казаков, стрельцов, детей боярских, разных служеб служилых людей, но к ним присоединялись и простые обыватели из ближних городов. Старинная повесть о чудотворной курской иконе Божией Матери дает несколько указаний на постройку и заселение этих украйных городов. Курск вместе с Ливнами и Воронежем входил в третью оборонительную линию, в цепь городов, называвшихся «польскими» или «от поля», со степной стороны. Он возник на месте древнего города, носившего то же имя и известного уже в XI в. В Батыево нашествие он был разорен до основания, и с тех пор весь тот край запустел надолго, покрылся большими лесами, в которых обильно развелись звери и дикие пчелы, привлекавшие к себе промышленников из Рыльска и других окрестных городов. Но татарские набеги мешали основаться здесь прочному поселению, несмотря на то что недалеко от Курского городища в XV в. явилась чудотворная икона, собиравшая к себе много богомольцев. Наконец, слух о чудесах от иконы, стоявшей в малой хижине среди пустыни, дошел до царя Федора, и он повелел в 1597 г. на пустевшем 31/2 столетия городище построить город. Слыша, что тот край исполнен всяким довольством, хлебом, и зверем, и медом, много народу приходило из Мценска, Орла и других окрестных городов и селилось в Курске и его уезде.

 

 

В. Неделин. Орел первоначальный. XVI век

 

Сторожевая и станичная служба. Одновременно с укрепленными линиями устроялась сторожевая и станичная служба, бывшая третьим и очень важным оборонительным средством. Опишу ее, как она отправлялась около 1571 г., когда для ее упорядочения образована была особая комиссия под председательством боярина князя М. И. Воротынского, составившая устав той и другой службы. Из передовых городов второй и частью третьей оборонительной линии выдвигались в разных направлениях на известные наблюдательные пункты сторóжи и станицы в два, в четыре и больше конных ратников, детей боярских и казаков, наблюдать за движениями в степи ногайских и крымских татар, «чтоб воинские люди на государевы украины безвестно войною не приходили».

Наблюдательные пункты удалялись от городов дня на четыре или дней на пять пути. Перед 1571 г. таких сторóж было 73 и они образовали 12 цепей, сетью тянувшихся от реки Суры до реки Сейма и отсюда поворачивавших на реки Ворсклу и Северный Донец. Сторожевые пункты отстояли один от другого на день, чаще на полдня пути, чтобы возможно было постоянное сообщение между ними. Сторóжи были ближние и дальние, называвшиеся по городам, из которых они выходили. Ближе к Оке, в заднем ряду, становились сторóжи дедиловские, одна епифанская, мценские и новосильские, налево от них — мещерские, шацкие и ряжские, направо — орловские и карачевские, южнее, далее в степь, — сосенские (по реке Быстрой Сосне), от Ельца и Ливен — донские, рыльские, путивльские и, наконец, донецкие, самые дальние.

Сторожá должны были стоять на своих местах неподвижно, «с коней не сседая», преимущественно оберегая речные броды, перелазы, где татары лазили через реки в своих набегах. В то же время станичники по два человека объезжали свои урочища, пространства, порученные их бережению, верст по шести, по десяти и по пятнадцати направо и налево от наблюдательного пункта. Высмотрев движение татар, станичники тотчас давали о том знать в ближние города, а сами, пропустив татар, разъезжали, рекогносцировали сакмы, которыми прошел неприятель, чтобы сметить его численность по глубине конских следов. Была выработана целая система передачи степных вестей сторожами и станичниками. Капитан Маржерет говорит, что сторожа становились обыкновенно у больших одиноких степных деревьев, один из них наблюдал с вершины дерева, другие кормили оседланных лошадей. Заметив пыль на степной сакме, сторож садился на готового коня и скакал к другому сторожевому дереву, сторож которого, едва завидев скачущего, скакал к третьему, и т. д. Таким образом весть о неприятеле довольно быстро достигала украйных городов и самой Москвы.

 

Тяжесть борьбы. Так шаг за шагом отвоевывали степь у степных разбойников. В продолжение XVI в. из года в год тысячи пограничного населения пропадали для страны, а десятки тысяч лучшего народа страны выступали на южную границу, чтобы прикрыть от плена и разорения обывателей центральных областей. Если представить себе, сколько времени и сил материальных и духовных гибло в этой однообразной и грубой, мучительной погоне за лукавым степным хищником, едва ли кто спросит, что делали люди Восточной Европы, когда Европа Западная достигала своих успехов в промышленности и торговле, в общежитии, в науках и искусствах.

 

Вопрос об устройстве служилого класса. Хозяйственное и военное устройство служилого класса было согласовано как с условиями внешней борьбы, так и с наличными экономическими средствами государства. Постоянные внешние опасности создали для московского правительства необходимость многочисленной вооруженной силы. По мере того как эта сила набиралась, возникал и все настойчивее требовал разрешения вопрос, как содержать эту вооруженную массу. В удельные века содержание немногочисленного служилого люда при княжеских дворах обеспечивалось тремя главными источниками. То были: 1) денежное жалованье, 2) вотчины, приобретению которых служилыми людьми содействовали князья, 3) кормления, доходы с известных правительственных должностей, на которые назначались служилые люди. В XV и XVI вв. эти удельные источники были уже недостаточны для хозяйственного обеспечения все разраставшегося служилого класса. Возникала настоятельная нужда в новых экономических средствах. Но московское объединение северной Руси не дало таких средств, не сопровождалось заметным подъемом народного благосостояния; торговля и промышленность не сделали значительных успехов. Натуральное хозяйство продолжало господствовать. Успешным собиранием Руси московской государь-хозяин приобрел один новый капитал: то были обширные пространства земли, пустой или жилой, населенной крестьянами. Только этот капитал он и мог пустить в оборот для обеспечения своих служилых людей. С другой стороны, свойства врагов, с которыми приходилось бороться Московскому государству, особенно татар, требовали быстрой мобилизации, постоянной готовности встретить неприятеля на границах. Отсюда естественно возникала мысль рассыпать служилых людей по внутренним, особенно по окрайным, областям с большей или меньшей густотой, смотря по степени их нужды в обороне, сделать из землевладельцев живую изгородь против степных набегов. Для этого и пригодились обширные земельные пространства, приобретенные Московским государством.

Таким образом, земля сделалась в руках московского правительства средством хозяйственного обеспечения ратной службы; служилое землевладение стало основанием системы народной обороны. Из этого соединения народной обороны с землевладением выработалась поместная система. Эта система является в истории русского общественного строя с половины XV в. вторым коренным фактом, вышедшим из территориального расширения Московского государства, считая первым фактом усиленный набор многочисленного служилого класса. В нашей истории немного фактов, имеющих такое значение в образовании государственного порядка и общественного быта, какое имела эта поместная система.

 

ПОМЕСТНОЕ ЗЕМЛЕВЛАДЕНИЕ

 

Поместной системой мы называем порядок служилого, т. е. обязанного ратной службой, землевладения, установившийся в Московском государстве XV и XVI вв. В основании этого порядка лежало поместье. Поместьем в Московской Руси назывался участок казенной или церковной земли, данный государем или церковным учреждением в личное владение служилому человеку под условием службы, т. е. как вознаграждение за службу и вместе как средство для службы. Подобно самой службе, это владение было временным, обыкновенно пожизненным. Условным, личным и временным характером своим поместное владение отличалось от вотчины, составлявшей полную и наследственную земельную собственность своего владельца.

 

Мнения о происхождении поместного права. Происхождение и развитие поместного землевладения — один из самых трудных для изучения и самых важных по значению вопросов в истории русского права и государственного устройства. Понятно, что историки-юристы наши много занимались этим вопросом. Из высказанных ими мнений приведу два, наиболее авторитетные.

Неволин в своей Истории российских гражданских законов допускает существование такого условного землевладения и даже правил для него до половины XV в., до княжения Ивана III. Но основания поместного права, по его мнению, являются только со времени этого великого князя, когда входит в употребление и самое слово поместье, и в развитии поместной системы из этих оснований Неволин считает возможным участие греческого влияния, византийского государственного права, проводником которого в московскую государственную жизнь был брак Ивана III с греческой царевной. «По крайней мере, — говорит Неволин, — слово поместье составлено по примеру греческого: так назывались в Византийской империи поземельные участки, которые были даваемы лицам от правительства под условием воинской службы и переходили под тем же условием от отца к детям». Но прилагательное от слова поместье является в древнерусском языке раньше появления царевны Софьи на Руси; в окружном послании митрополита Ионы 1454 г. поместными называются удельные князья в противоположность великим. Потому едва ли термин и понятие русского поместья были подражанием слову и институту византийского государственного права.

Другой историк — Градовский дает вопросу более сложное решение. Поместное владение предполагает верховного собственника, которому земля принадлежит как неотъемлемая собственность. Русская государственная жизнь в первый период нашей истории не могла-де выработать идеи такого верховного землевладельца: русский князь того времени считался государем, но не владельцем земли. Понятие о князе как верховном землевладельце возникло только в монгольский период. Русские князья как представители власти хана пользовались в своих уделах правами, какие имел хан на всем подвластном ему пространстве. Потом русские князья унаследовали от хана эти государственные права в свою полную собственность, и это наследство поколебало начало частной собственности. Но Градовский, как и Неволин, объясняя происхождение поместной системы, говорит собственно о происхождении поместного права, идеи поместного, условного владения землей. Но право и основанная на нем система общественных отношений — два совершенно различных исторических момента. Не входя в разбор спорного вопроса о происхождении права, остановлю ваше внимание только на фактах, объясняющих развитие системы.

 

 

Рудницкий. Смерть шута Гвоздева от рук Ивана Грозного

 

Происхождение поместного землевладения. Как и все в Московском государстве, поместное землевладение возникло еще в удельное время; оно имело свой первоначальный источник в поземельном хозяйстве московского князя. Чтобы объяснить происхождение такого землевладения, надобно припомнить опять состав общества в удельном княжестве. Мы видели, что при дворе удельного князя было два рода слуг: 1) слуги вольные, военные, 2) слуги дворные, дворцовые, называвшиеся еще «слугами под дворским».

Слуги вольные составляли боевую дружину князя и служили ему по договору. Обязательства, какие они на себя принимали, не простирались на их вотчины: служебные отношения слуг вольных были совершенно обособлены от отношений поземельных. Слуга вольный мог покинуть князя, которому он служил, и перейти на службу к другому князю, не теряя своих владельческих прав на вотчину, находившуюся в покинутом княжестве. Это разделение служебных и поземельных отношений слуг вольных очень точно и настойчиво проведено в договорных грамотах князей удельного времени. Так, в договоре сыновей Калиты 1341 г. младшие братья говорят старшему, Семену: «А боярам и слугам вольным воля; кто поедет от нас к тобе или от тобе к нам, нелюбья ны не держати». Это значит, что, если слуга вольный покинет службу при дворе одного брата и перейдет к другому, оставленный брат не должен мстить за это покинувшему его слуге. Итак, вольная служба не связывалась с землевладением.

Слуги под дворским, дворецким, составляли хозяйственную служню князя. Эта служба, напротив, обыкновенно обусловливалась землевладением. Слуги дворные были ключники, тиуны, разные дворцовые приказчики, псари, конюхи, садовники, бортники и другие ремесленники и рабочие люди. Они резко отличались от слуг вольных, военных, и князья в договорах обязывались не принимать их, как и черных людей, т. е. крестьян, в военную службу. Одни из этих слуг дворных были лично свободные люди, другие принадлежали к холопам князя. Тем и другим удельный князь за их службу или для обеспечения исправного ее отбывания давал участки земли в пользование. Отношение таких слуг к князю по земле изображено в духовной грамоте удельного князя серпуховского Владимира Андреевича 1410 г. Князь-завещатель говорит здесь о своих дворовых людях, которым розданы были земли в пользование, что, кто из тех бортников, садовников, псарей не захочет жить на тех землях, «ин земли лишен, поди прочь, а сами сыну князю Ивану не надобе, на которого грамоты полные не будет, а земли их сыну князю Ивану». Люди, на которых не было полной грамоты, — это слуги, лично свободные, не холопы полные.

Грамота князя Владимира хочет сказать, что для тех и других дворцовых слуг, как свободных, так и холопов, пользование княжей землей неразрывно связано было со службой по княжескому хозяйству. Даже лично свободные слуги по своим дворцовым обязанностям становились неполноправными, не могли, например, приобретать земли в полную собственность, на вотчинном праве, на каком владели землей слуги вольные. В той же духовной князя Владимира серпуховского мы читаем условие: «А что мои ключники не купленные, а покупили деревни за моим ключом, сами ключники детем моим не надобе, а деревни их детем моим, во чьем будут уделе». Значит, эти ключники были лично свободные люди; служа князю, они покупали деревни в его княжестве, т. е. приобретали их в собственность, но эта собственность не признавалась полной: как скоро приобретатели покидали службу при князе, они, несмотря на свою личную свободу, лишались купленных ими деревень. Древнерусская юридическая норма «по ключу по сельскому холоп», не лишая их личной свободы, ограничивала их право землевладения.

Таким образом, различные роды службы при дворе удельного князя вознаграждались разными способами. Это было одним из отличий службы вольной от дворной. Вольные слуги получали от князя за свою службу кормы и доводы, т. е. доходные административные и судебные должности: по договорным грамотам князей тот слуга и признавался вольным, «кто в кормленьи бывал и в доводе». Напротив, слуги дворные не назначались на такие доходные должности; служба их вознаграждалась земельными дачами только под условием службы или правом приобретать земли куплей под тем же условием.

С половины XV в. с московским объединением северной Руси произошли важные перемены в строе служилого класса. Во-первых, служба слуг вольных, оставаясь военной, перестает быть вольной, становится обязательной; они лишаются права покидать службу великому князю московскому и переезжать в уделы, а тем паче за русскую границу. Вместе с тем слугам военным, переставшим быть вольными, московский государь за их службу дает земли на особенном праве, отличном от вотчинного. В первое время такие земли не назывались еще поместьями, но владение ими отличалось уже условным характером. Такой характер особенно ясно обнаруживается в одном замечании духовной грамоты великого князя Василия Темного 1462 г. Одним из усерднейших боевых слуг этого князя в борьбе с Шемякой был некто Федор Басенок. Мать великого князя Софья Витовтовна дала этому Басенку два своих села в Коломенском уезде, предоставив сыну своему по смерти ее распорядиться этими селами. Сын в своей духовной и пишет о селах Басенка, что после Басенкова живота те села должны отойти к его великой княгине-жене. Значит, села, пожалованные слуге вольному, даны были ему только в пожизненное владение — это один из признаков, и признак существенный, владения поместного. Наконец, в-третьих, дворцовая служба, в удельные века столь резко отделявшаяся от вольной, военной, с половины XV в. стала смешиваться с последней, соединяться со службой ратной. Слуги дворные, как и бывшие слуги вольные, одинаково стали зваться служилыми людьми московского государя и ходить в походы наравне с ними. Тем и другим слугам правительство раздавало казенные земли в пользование совершенно на том же праве, на каком получали их слуги дворные XIV в., только под условием ратной службы, которой прежде не несли последние. Как скоро произошли эти перемены в служебных отношениях и в служилом землевладении, это землевладение получило характер поместного. Земельные дачи, обусловленные дворцовой и ратной службой бывших вольных и дворцовых слуг, и получили в XV и XVI вв. название поместий.

 

Поместная система. Итак, повторю, поместное владение развилось из землевладения дворцовых слуг при удельных князьях и отличалось от этого землевладения тем, что условливалось не только дворцовой, но и ратной службой. Это отличие становится заметно с половины XV в.; не раньше этого времени поместье получает значение средства обеспечения как дворцовой, так и ратной службы — впрочем, тогда же оба эти рода службы сливаются, теряют юридическое различие. С той поры возникает юридическая идея поместья как земельного участка, обеспечивающего государственную службу служилого человека, ратную или дворцовую — безразлично.

С того же времени, т. е. со второй половины XV в., поместное землевладение складывается в стройную и сложную систему, вырабатываются точные правила испомещения, раздачи земель в поместное владение. Эти правила стали необходимы, когда правительство, создав усиленным набором многочисленную вооруженную массу, начало устроять ее содержание земельными дачами.

 

 

А. Васнецов. Стрелецкая слобода

 

Следы усиленной и систематической раздачи казенных земель в поместное владение появляются уже во второй половине XV в. До нас дошла переписная книга Вотьской пятины Новгородской земли, составленная в 1500 г. В двух уездах этой пятины, Ладожском и Ореховском, встречаем по этой книге уже 106 московских помещиков, на землях которых находилось около 3 тысяч дворов с 4 тысячами живших в них крестьян и дворовых людей. Эти цифры показывают, как торопливо шло испомещение служилых людей и какого развития достигло московское поместное владение на северо-западной окраине государства, в Новгородской земле, в течение каких-нибудь 20 лет по завоевании Новгорода. В названных уездах Вотьской пятины по указанной книге едва ли не большая половина всей пахотной земли была уже во владении помещиков, переведенных из центральной Московской Руси. Следы такого же усиленного развития поместного владения встречаем и в центральных уездах государства. От первых лет XVI в. сохранилось несколько межевых грамот, разграничивающих Московский и ближайшие к нему уезды один от другого. По границам этих уездов грамоты указывают рядом с вотчинниками множество мелких помещиков: это были дьяки с подьячими, псари, конюхи — словом, те же дворцовые слуги, которым в XIV в. князья давали земли в пользование за службу. В XIV в. служилые люди иногда испомещались одновременно целыми массами.

Наиболее известный случай такого испомещения относится к 1550 г. Для разных служеб при дворе правительство тогда набрало из разных уездов тысячу наиболее исправных служилых людей из городовых дворян и детей боярских. Служилым людям, которых служба привязывала к столице, нужны были для хозяйственных надобностей подмосковные вотчины или поместья. Этой тысяче набранных по уездам для столичной службы служилых людей правительство и роздало поместья в Московском и ближайших уездах, присоединив к этой массе несколько людей высших чинов, бояр и окольничих, у которых не было подмосковных.

Размеры поместных участков были неодинаковы и соответствовали чинам помещиков: бояре и окольничие получили по 200 четвертей пашни в поле (300 десятин в 3 полях); дворяне и дети боярские городовые, разделенные на несколько статей или разрядов, получили по 200, 150 и по 100 четвертей в каждом поле. Таким образом, 1078 служилым людям разных чинов в том году роздано было зараз 176 775 десятин пашни в 3 полях.

Вскоре после завоевания Казани правительство привело в порядок поместное владение и поземельную службу, составило списки служилых людей с разделением их на статьи по размерам поместного владения и по окладам денежного жалованья, которое с того же времени приведено было в правильное соотношение с размером ратной службы. До нас дошли отрывки этих списков, составленных около 1556 г. Здесь при имени каждого служилого лица обозначено, сколько у него вотчины и поместья, с каким числом дворовых людей обязан он являться на службу и в каком вооружении и как велик назначенный ему оклад денежного жалованья. С этого времени поместное владение и является стройной и сложной системой, основанной на точно определенных и постоянных правилах. Изложу в схематическом виде основания этой системы, как они установились к началу XVII в.

 

 


Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 286; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!