Ионийское восстание и персидская экспедиция против Афин и Эретрии

Ионийское восстание

Гистией, недовольный своим почетным пленением при персидском дворе, решил инспирировать восстание в Ионии. Он выбрил доверенному рабу голову, вытатуировал на ней приказы и отправил его в Милет. Там его приказы прочитал Аристагор – его зять и заместитель как тиран Милета, только что вернувшийся из неудачной экспедиции против Наксоса. Приказы Гистиея совпадали с желаниями Аристагора, так как тот понял, что его дни в качестве персидского ставленника сочтены. Оба они руководствовались исключительно личными интересами. Гистией надеялся, что Дарий прикажет ему подавить восстание, Аристагор же видел в восстании средство вернуть себе лидирующее положение, а при необходимости и основать свое государство в другом месте.

В Милете Аристагор собрал группу заговорщиков. Один из них, историк Гекатей, принимавший интересы Ионии близко к сердцу, выступал против восстания. Но он посоветовал заговорщикам в случае восстания постараться захватить господство на море. Его совет был весьма здравым. На ионийские материковые государства обрушилась бы вся мощь персидской армии, а пространства для маневра у них не было. Но в случае поддержки эгейских морских держав их соединенные силы превзошли бы персидский флот, главной составляющей которого являлась финикийская эскадра. Успешные действия на море могли бы отрезать войско персов в Европе и предотвратить персидское наступление на материковую Грецию. Возможно, в итоге Дарий даже пошел бы на уступки и признал свободу прибрежных ионийских полисов. Но для ведения столь масштабной морской войны требовались коалиция греческих государств и крупные финансовые ресурсы, а в данном случае греческого единства не предвиделось. Был отвергнут и совет Гекатея использовать на дело освобождения сокровища храма Аполлона в Дидиме.

Заговорщики начали с того, что захватили ионийцев – капитанов кораблей, вернувшихся с Наксоса, и изгнали из ионийских полисов проперсидски настроенных тиранов. Аристагор в Милете провозгласил равноправие (isonomia) в качестве основы государственного устройства; другие вожди последовали его примеру, благодаря чему обеспечили себе народную поддержку. Совместное восстание крошечных ионийских полисов против персидской мощи – замечательный пример героической любви к свободе, которая была одной из характерных примет полисов; ведь пассивность обеспечивала экономическое процветание, а война в таких условиях означала тяжелые людские и материальные потери, причем поражение, скорее всего, привело бы к массовой резне и порабощению.

Зимой 499/98 г. Аристагор отправился в Грецию. Сперва он попытался заручиться поддержкой Спарты – страны, которая требовала от Кира уважать свободу ионийских полисов и недавно получила от скифов предложение о союзе против Персии. Но ему не удалось убедить спартанского царя Клеомена оказать помощь. Согласно Геродоту, Аристагор сделал ошибку, сказав Клеомену, что персидская столица располагается в трех месяцах пути от побережья. В этой версии ясно видна логика спартанского отказа. Клеомен гораздо лучше Агесилая, жившего столетием позже, понимал, что Спарта – в первую очередь военная держава. Ее армия оказалась бы просто распылена на азиатских просторах.

Разочарованный Аристагор отправился на родину всех ионийских государств – в Афины, уже поссорившиеся с Персией после денонсации изъявления покорности, сделанного афинскими послами Дарию в 508/07 г., и отказавшиеся вернуть власть Гиппию около 505 г. Теперь же афинское народное собрание решило отправить в Ионию эскадру из 20 кораблей – значительную часть афинского флота, противостоявшего враждебной Эгине. Это отважное решение ввергло Афины в войну с Персией и обеспечило им популярность у ионийцев. Эретрия, имевшая перед Милетом долг благодарности, отправила на помощь пять трирем.

Освободив изгнанных пеонийцев и дав им вернуться на родину во Фракию, ионийцы больше ничего не предпринимали до прибытия кораблей из Греции. После этого они собрали армию, по морю перебросили ее в Эфес, поднялись по долине Кайстера и неожиданно напали на Сарды. Город, включая и знаменитый храм лидийской богини Кибелы, был сожжен дотла, но персидский гарнизон цитадели под командованием сатрапа Артаферна и горожане‑лидийцы отразили нападение. Осенью 498 г. персы, собравшие войска со всей Малой Азии, нанесли под Эфесом тяжелое поражение ионийской армии, которая уже разошлась по зимним квартирам. Действия ионийцев в этой кампании оправданны не со стратегической, а с политической точки зрения, так как сожжение Сард, хотя и усилившее враждебность лидийцев, оказалось чрезвычайно успешным в других отношениях: восстание распространилось на греческие полисы Босфора и Геллеспонта, угрожавшие коммуникациям с персидской армией во Фракии и охранявшие жизненно важные для восставших пути перевозок черноморского зерна, на большинство карийцев, высоко ценившихся как пехотинцы, на дорийский полис Кавн на карийском побережье и на греческие государства на Кипре, осадившие Амат, крупнейший финикийский город на острове.

Рис. 15. Эгейский бассейн

Восстание расширялось. Дарий отправил хитроумного Гистиея на побережье, где его уловки не обманули Артаферна, и приготовил три армии под командованием Дориса, Гимея и Артибия. Тем временем афиняне отозвали свой флот, и Эретрия, вероятно, последовала их примеру. Ионийцы не сумели ни объединить союзников, ни воспользоваться инициативой на море; например, они не пытались сделать Кипр своей передовой базой, чтобы помешать финикийскому флоту войти в Эгейское море. В начале лета 497 г. Дорис и Гимей захватили и разграбили некоторые ионийские города на азиатском побережье. В середине лета армия Артибия и финикийский флот предприняли наступление на Кипр. Здесь их уже поджидал ионийский флот, но он не сумел предотвратить переход врага от Киликии к северному Кипру. Персидская армия напала на Саламин, а финикийский флот, обогнув северо‑восточный выступ острова, помог ей. Греки сражались и на суше, и на море. Финикийский флот был побежден, но и кипрская армия оказалась разбита, когда курионское войско и саламинские колесницы перешли на сторону персов. Поражение Кипра стало неизбежно; в начале 496 г. Соли, последняя крепость, капитулировала на пятом месяце осады.

Одновременно с действиями Артибия на Кипре Дорис начал покорение греческих полисов на азиатском побережье Геллеспонта, а Гимей захватил Кий на Пропонтиде. К осени 497 г. Дорис прошел на юг до Карии и разгромил карийцев в двух битвах; во второй участвовали и ионийцы, понеся тяжелые потери. На Геллеспонте Гимей занял район, оставленный Дорисом, и покорил народы Троады. В 496 г. кольцо вокруг ионийского побережья замкнулось: армия, действовавшая из Троады, захватила Киму и Клазомены; но в этот момент карийцы заманили в ловушку армию Дориса во время ночного перехода и уничтожили ее. После этого персидское наступление обратилось на юг, и ионийцы получили передышку. Аристагор, предвидя вероятное поражение восстания, отплыл во Фракию, где был убит около Миркина. Гистией тем временем сбежал от Артаферна. Он тщетно пытался получить командование над милетскими силами, а затем с восемью лесбосскими триремами занялся пиратством в Геллеспонте. Здесь обосновался еще один авантюрист: в 496 г. Мильтиад III, сын Кимона, снова стал тираном Херсонеса.

Для финальной фазы операций в Малой Азии персы привлекли флот из Финикии, Кипра и Египта и начали наступление на Милет, главу восстания. Узнав о персидских приготовлениях, ионийские полисы отправили депутатов (probouloi) на совещание, состоявшееся в Панионии.

Они решили не выставлять армий, а вместо этого поручить оборону Милета его гарнизону и, набрав как можно больше кораблей, расположить флот у Милета рядом с островом Лада. Объединенный флот девяти ионийских государств насчитывал 353 триремы, по большей части предоставленные Хиосом, Милетом, Лесбосом и Самосом. Персидский флот обладал количественным превосходством, но был более разнородным; персидская армия, собравшаяся на милетском побережье, обеспечила ему безопасную стоянку. Пока накапливались силы, персидское командование разослало по ионийским государствам греков‑эмигрантов, обещая полное прощение в случае капитуляции, а в случае дальнейшего сопротивления угрожая порабощением и депортацией. Но ионийцы не сдавались. Командование над флотом было поручено фокейцу Дионисию. Он безжаалостно муштровал моряков под жарким солнцем, обучая флот маневрам, подходящим для таранной тактики. Через неделю моряки отказались подчиняться приказам, и по союзному флоту распространилось недовольство. Вскоре после этого персы атаковали. Пока ионийский флот выстраивался в боевые линии, большинство самосских кораблей подняли паруса и бежали; их примеру последовали лесбосские и прочие. Оставшиеся, особенно сотня кораблей с Хиоса, сражались доблестно, но тщетно. Потеряв половину своих судов, хиосцы рассеялись. Дионисий, захватив три вражеских корабля, отправился в финикийские воды, потопил немало торговых кораблей, после чего отплыл на Сицилию. Битва при Ладе, происшедшая летом 495 г., означала конец Ионийского восстания. Милет, блокированный в 494 г., пал после недолгой осады, а карийские города были либо взяты штурмом, либо сдались после переговоров. К лету 493 г. были покорены все греческие города на азиатском побережье к югу от Геллеспонта. Гистией после неудачного нападения на Тасос был захвачен в ходе набега на персидскую територию. Артаферн посадил вдохновителя восстания на кол, а его голову отослал Дарию.

Последствия восстания

Причинами поражения восстания стали военная мощь Персии и то мастерство, с которым действовали ее армии, смыкая кольцо вокруг Милета. Финикийский флот, который в одиночку, вероятно, пал бы жертвой ионийского флота, всегда мог рассчитывать на подмогу крупных сухопутных сил; первоочередное значение придавалось захвату Кипра как передовой военно‑морской базы. Ионийцы показали себя превосходными бойцами; их вожди в целом проявили стойкость и уважали свои обязательства по отношению к союзникам на Кипре и в Карии. Но им не хватало умелого руководства и дисциплины. В частности, после сожжения Сард они упустили инициативу. Им не удалось наладить взаимодействие с греческими полисами на Босфоре и Геллеспонте перед решающими битвами у Саламина на Кипре и у острова Лада. Правда, предпринимались попытки создать единое командование для самих ионийских полисов. Первую кампанию вел Аристагор, но он не вызывал доверия. Перед битвой у Лады командование флотом было поручено Дионисию, но это назначение запоздало. Стратегическое руководство осуществляли депутаты от ионийских государств, собравшиеся в Панионийском святилище, и, возможно, отсутствие единоначалия и послужило причиной сверхосторожной политики, позволившей персидскому командованию диктовать ход войны.

Однако не следует недооценивать уровень единства, достигнутый суверенными ионийскими полисами. Ионийцы создали единое политическое образование, закалившееся в условиях войны. Союзные государства передавали корабли, людей и, возможно, денежные средства в распоряжение совместного совета ионийцев (to koinon ton Ionon). Представлять свои взгляды на совете они доверяли депутатам (probouloi), а командование своими армиями – военачальникам (strategoi), выполнявшим распоряжения совета. Решения, принимавшиеся в совете большинством голосов, являлись обязательными для всех его членов, и ни одно государство не переметнулось на сторону персов вплоть до поражения при Ладе. Как политическая единица ионийцы оставили по себе память в виде монет из электрона, чеканившихся по лидийско‑милетскому стандарту для финансирования военных действий, и подали блестящий пример полисам материковой Греции.

Персы наказали восставших подданных, грабя и сжигая их города и храмы и отсылая отобранных мальчиков и девочек в качестве евнухов и прислужниц ко двору Дария. Милету была уготована более суровая кара. Многих мужчин убили, женщин и детей обратили в рабство, а уцелевших переселили на побережье Персидского залива. Невредим остался лишь Самос благодаря тому, что почти вся самосская эскадра дезертировала из‑под Лады, а проперсидски настроенный тиран Эак прекратил сопротивление и сдался; лояльные же самосцы, в основном из числа зажиточных граждан, уже отплыли на Сицилию по приглашению Занклы. Когда репрессии закончились, персы предприняли разумные шаги к урегулированию ситуации. Представителей ионийских полисов призвали по двору Артаферна и заставили подписать договоры о взаимном ненападении; все споры между полисами отныне рассматривал специальный суд. Ресурсы полисов подверглись ревизии, и на них наложили новую дань примерно в тех же размерах, что и до восстания. Летом 492 г. персы отказались от своей политики поддержки тиранов, и вместо них в полисах была установлена демократия.

Во время замирения Ионии персидские войска и финикийский флот покорили острова у азиатского побережья и греческие полисы в районе Херсонеса, Пропонтиды и Босфора. В 493 г. при приближении финикийского флота бежал Мильтиад; во время своей недолгой тирании в Херсонесе он чеканил монету (фото Х!л) с изображением милетского льва, тем самым выражая свое сочувствие лидеру Ионийского восстания. Дарий назначил на 492 г. нового командующего, своего зятя Мардония, предоставив в его распоряжение крупные военные и морские силы. Его непосредственной задачей было восстановление сатрапии в Европе. Единственной морской державой на пути персов был Тасос, который после нападения Гистиея в 494 г. все свои избыточные доходы от золотых рудников тратил на строительство кораблей. Тасосцы покорились без сопротивления, и персидский флот в 492 г. направился к Аканфу. Но у отвесных утесов горы Афон флот постигла катастрофа: свирепый северный ветер бросал корабли и людей на скалы, и уцелевших было слишком мало для наступления. Одновременно фракийское племя бригов ночью успешно атаковало персидскую армию. Однако Мардоний не пал духом. Он покорил бригов и установил власть Персии над всеми прибрежными народами до Македонии включительно. Выполнив поставленную задачу, в 491 г. он вывел свои главные силы в Азию.

Опираясь на европейскую сатрапию, Дарий приготовился к наступлению на Грецию. Первым этапом наступления должно было стать наказание Афин и Эретрии за участие в Ионийском восстании. Летом 491 г. Дарий приказал своим подданным на средиземноморском побережье оснастить военный флот и подготовить транспортные суда для пехоты и кавалерии. Командовать экспедиционными силами он назначил Датиса и Артаферна, сына сатрапа Атраферна. Для успешного вторжения с моря необходимо было нейтрализовать флоты как можно большего числа греческих полисов. Тасосцам приказали разобрать свои укрепления и отправить флот к Абдере на фракийском побережье, что они и сделали незамедлительно. Во все государства Эгейского моря и материковой Греции были разосланы царские послы с требованием «земли и воды», то есть символов покорности. Требованиям подчинились многие государства, в том числе островные, и, что существенно, сильная морская держава Эгина, находившаяся в состоянии войны с Афинами. Летом 491 г. Афинам и Эретрии стало ясно, что персидский флот, усилившийся за счет новых союзников в Эгейском море, на следующий год нападет на них, оставшихся в одиночестве.

Ситуация в Греции

В 498 г. афиняне поддержали Ионийское восстание, их войска участвовали в сожжении Сард. Последующий отвод войск, какие бы причины его ни вызвали, означал резкий поворот в афинской политике. Архонтом‑эпонимом в 496/95 г. был Гиппарх; возможно, он находился в родстве с семейством Писистратидов, пользовавшихся расположением при дворе Дария, и его избрание могло быть вызвано желанием помириться с Персией. После падения Милета летом 494 г. афиняне были потрясены судьбой своих собратьев‑ионийцев, которая стала темой трагедии, написанной Фринихом и поставленной на Дионисиях, вероятно, в 493 г.; эта трагедия настолько потрясла аудиторию, что была запрещена, а на автора наложили штраф. Летом 493 г. из Херсонеса вернулся Мильтиад. Враги привлекли его к суду. Непосредственным поводом для обвинения являлась его тирания в Херсонесе, но на политическом судилище такого рода немаловажную роль играли и его враждебность к Персии, и поддержка Ионийского восстания. Его полное оправдание стало триумфом противников Персии. Архонтом‑эпонимом в 493/92 г. был Фемистокл. Находясь в должности, он начал укрепление Пирея, три естественные гавани которого представляли собой куда лучшую морскую базу, чем открытый рейд у Фалерона. Настойчиво проводимая Фемистоклом политика усиления флота имела большое значение для будущего Афин; в данный же момент она укрепила государство в войне с Эгиной и подготовила его для возможной войны с Персией. Дошедшей до нас обрывочной информации недостаточно, чтобы получить полное представление об афинской внутриполитической ситуации в это десятилетие, но вполне ясно, что, хотя в течение Ионийского восстания политика в отношении Персии была неуверенной, афинский народ был полон решимости ответить на персидскую угрозу не смирением, а войной.

Наследие предыдущего десятилетия осложнило отношения Афин с другими государствами материковой Греции. Беотийские полисы, особенно Фивы, проявляли враждебность. На Эвбее благодаря клерухии в Халкиде Афины имели сильную позицию, но слабую популярность; Эретрия была союзником лишь вследствие участия в Ионийском восстании, а не по своему выбору. Эгина являлась непримиримым врагом Афин, и, хотя после 505 г. крупных операций, вероятно, не проводилось, угли «необъявленной» войны все еще тлели, подпитываемые ненавистью, и в любой момент могли вспыхнуть снова. Спарта и ее энергичный царь Клеомен чувствовали себя оскорбленными после освобождения Афин из‑под власти тиранов и с неприязнью взирали на новое государственное устройство Афин. Тем не менее персидская угроза содействовала сближению Афин и Спарты, невзирая на их различия в традициях и мировоззрении. Еще с 546 г. Спарта после довательно и непримиримо противостояла Персии. Возраставшая в последние годы опасность лишь укрепила ее решимость, а прибытие персидских послов в Грецию угрожало ее положению как вождя Спартанского союза. Летом 491 г., когда Эгина признала владычество Дария и фактически вышла из Спартанского союза (поскольку служить двум господам было невозможно), Афины немедленно призвали Спарту защитить греческую свободу. Спарта ответила достойно. Клеомен отправился на Эгину арестовать вождей правящей олигархии, ответственных за акт предательства; получив отпор, он и Леотихид снова напали на остров, вероятно в сентябре, арестовали десятерых эгинских вождей и доставили их в афинскую тюрьму. Эти решительные действия не только укрепили Афины и на некоторое время нейтрализовали Эгину. Они также восстановили контроль Спарты над ее союзом и послужили серьезным предупреждением другим государствам в то время, когда в Греции активно действовали персидские агенты.

Тем временем в Спарте разразился серьезный государственный кризис. Два царя, Клеомен и Демарат, находились на ножах еще со времени неудачного вторжения в Аттику в 506 г. Старинный закон, требовавший во время заграничной кампании присутствия обоих царей при войске как равноправных командующих, был в тот момент отменен, но взаимная враждебность царей разрушала другие государственные институты. В Герусии и народном собрании сторонники обоих царей выдвигали противоположные требования по важным политическим вопросам; например, Демарат находился в оппозиции Клеомену по эгинской проблеме и вообще по вопросу отношений с Персией. Этот раскол препятствовал даже исполнению принятых решений. Когда Клеомен в одиночку отправился на Эгину, ему дали отпор на внешне законном основании, что дипломатическое вмешательство имеет силу лишь в присутствии обоих царей. Спарте необходимо было разрешить этот внутренний кризис как можно скорее, пока очередное фиаско не подорвало ее антиперсидскую политику. Вернувшись с Эгины, Клеомен стал подстрекать Леотихида, которого поддерживал как претендента на престол, привлечь Демарата к суду на том основании, что он незаконнорожденный и не имеет права занимать царский трон. Поскольку в самой Спарте страсти накалились, по предложению Клеомена дело было передано на рассмотрение дельфийского оракула. К тому времени когда священные послы добрались до оракула, Клеомен, действуя через своего сторонника в Дельфах, уже внушил пифии желаемое решение. Демарат был объявлен незаконнорожденным и немедленно смещен. Клеомен и Леотихид, ставший царем вместо Демарата, отправились на Эгину и выполнили свою миссию. Но впоследствии тайные махинации Клеомена в Дельфах всплыли наружу. Он был вынужден бежать в Фессалию, а оттуда перебрался в Аркадию, где начал сколачивать коалицию аркадских племен против Спарты. Тогда спартанское правительство пригласило его вернуться, и он снова стал царем, по‑видимому в ноябре 491 г. Но его мозг не выдержал напряжения. Помещенный под надзор собственной семьи, он убедил стража дать ему нож и зарезался. Престол унаследовал его брат Леонид.

Позор Клеомена бросил тень на репутацию Леотихида и на политику сопротивления Персии, которую осуществляли Леотихид и Клеомен. Как только стало известно о смерти Клеомена, эгиняне отправили в Спарту послов с жалобой на Леотихида за арест десятерых вождей.

Леотихид предстал перед судом, получил выговор и был отправлен с эгинскими послами требовать освобождения арестованных. Афиняне, воспользовавшись тем же аргументом, к которому недавно прибегли эгиняне, отказались выдавать заключенных лишь одному из двух царей. Леотихид вернулся в Спарту доложить о своей неудаче и унижении. Но как бы ни была запятнана его репутация, большинство в Спарте выступали за сопротивление Персии. В июле 490 г. Демарат бежал, спасаясь от насмешек Леотихида во время государственного праздника, и в итоге нашел пристанище при дворе Дария. Таким образом Леотихид продолжил просвещенную политику Клеомена.

Когда Леотихид возвращался из Афин, эгиняне сделали неверный шаг. В честь Посейдона на мысе Сунион проводилось торжество. Эгиняне устроили засаду на священное судно и похитили нескольких видных афинян. Такое вопиющее нарушение международных норм побудило Афины действовать в уверенности, что Спарта не выступит на защиту Эгины. Инспирировав неудачное восстание демократической партии на Эгине, Афины наняли у Коринфа 20 кораблей по номинальной стоимости и, имея теперь 70 кораблей, нанесли Эгине поражение на море. Боевые действия продолжились на острове; в их ходе афиняне взяли верх над добровольцами из Аргоса, уже перешедшего на сторону персов. Весной или в начале лета 490 г., потеряв четыре корабля в морском сражении, афиняне очистили остров. Эта фаза «необъявленной» войны, проходившая в канун персидского вторжения, благотворно подействовала на афинян, укрепив их воинский дух. Эгина же поостереглась предоставлять свой флот и гавань в распоряжение Персии. Кроме того, Афины завоевали неприкрытую симпатию Коринфа и Спарты. Неизвестные вожди Афинского государства в 491/90 г. проявили себя людьми рассудительными, храбрыми и решительными.

Поход на Эретрию и Афины

Экспедиционные силы под командованием Датиса и Артаферна отплыли от киликийского побережья в начале лета 490 г. Флот состоял из эскадр, предоставленных покоренными народами, в том числе ионийцами и эолийцами; хотя кораблей было не 600, как принято считать вслед за Геродотом, который приводит эту цифру не только в данном случае, но и при описании нападений Персии на скифов и Милет, все же их вполне хватало для конвоирования транспортов с пехотой и кавалерией и для численного превосходства над объединенным флотом Афин и Эретрии. Армия, согласно Геродоту, была «многочисленной и хорошо оснащенной». Она представляла собой элиту кавалерии и пехоты, набранной из материковых народов империи и закаленной тренировками и опытом. Геродот не сообщает о ее численности, авторы позднейших времен называют фантастические цифры; но транспортные возможности, по‑видимому, ограничивали число бойцов в самом крайнем случае 25 тысячами. Экспедицию сопровождал Гиппий, вождь Писистратидов, рассчитывавший на сторонников в Афинах и Аттике.

В намерения Дария в первую очередь входили установление контроля над Кикладами и наказание Афин и Эретрии за участие в Ионийском восстании. Но в конечном счете речь шла о требовании «земли и воды», то есть о покорении и аннексии материковой Греции, поскольку без такой аннексии власть Персии над Фракией, Македонией, Кикладами и даже греческими полисами в Малой Азии не могла считаться надежной. В завоевательных планах Дария экспедиции Датиса и Артаферна отводилось важное место. Ее успех должен был ослабить волю к сопротивлению и подать пример тем государствам и партиям, которые уже склонялись к подчинению. Итог экспедиции должен был определить судьбу не только Афин и Эретрии, но и всего греческого мира.

Персидские силы триумфально пересекли Эгейское море от Самоса до Эвбеи. По пути был наказан Наксос, столь доблестно защищавшийся в 499 г.: персы сожгли город и храмы и депортировали всех, кто не скрылся в горах. На других островах персы призывали мужчин на военную службу и брали детей в заложники. На Делосе Датис принес дары на алтарь Аполлона и призвал делосцев вернуться из своего убежища на Теносе; он надеялся расположить к себе тех островитян, которые уже подчинились Персии, проявив уважение к их религии. Оказавшись у южной оконечности Эвбеи, персы потребовали солдат и заложников от Кариста. Каристийцы мужественно отказались, но подчинились, когда персы разграбили их землю и осадили город. Пока персидский флот стоял у входа в Эвбейский пролив между Эретрией и Афинами, эретрийцы воспользовались этой задержкой и призвали Афины на помощь. Афины немедленно приказали своим 4 тысячам клерухам в Халкиде явиться на подмогу Эретрии. Но граждане Эретрии раскололись надвое: одни стояли за сопротивление, другие за подчинение, и по совету эретрийского вождя клерухи переправились в Аттику. Затем персидский флот встал на якорь у побережья Эретрии и без помех высадил пехоту и кавалерию. Эретрийцы решили обороняться. Шесть дней они отбивали свирепые атаки, а на седьмой город пал благодаря предательству. Его храмы были ограблены и сожжены, а население в соответствии с приказом Дария депортировано.

Через несколько дней персидский флот направился к Аттике. Возможно, афиняне ожидали, что он идет к Фалеронскому заливу, но персидские командиры понимали, как трудно высадиться с небольших судов на открытый берег, защищаемый флотом и войсками. Поэтому персы, не встретив сопротивления, высадились в Марафонском заливе, находившемся неподалеку от их базы на Эвбее и окруженном равниной, превосходно подходящией для действий конницы. Не исключено, что такое решение было принято под влиянием Гиппия, который когда‑то разбил спартанцев, высадившихся в Фалероне, а его отец в 546 г. захватил Афины, высадившись в Марафоне. Персы решили, что, если афинская армия выступит из города, на равнине ее встретит кавалерия. Однако если афиняне предпочтут оборонять город по примеру Эретрии – а персидское командование могло этого ожидать, – то персидская армия перейдет по суше к Афинам, а флот, лишенный необходимости заботиться о транспортах, сможет обогнуть мыс Сунион и вступить в сражение с любыми военно‑морскими силами, которые ожидали бы его в Сароническом заливе. Афинское народное собрание немедленно приняло решение выступить к Марафону. Одновременно в Спарту был отправлен гонец Филиппид. Преодолев около 140 миль, он на следующий же день доставил призыв о помощи. Однако спартанцы справляли праздник Аполлона Карниоса, а священный закон запрещал вести военные действия до полнолуния, до которого оставалось шесть дней. Спартанцы ответили, что по истечении этого срока они выступят из Лаконии, но не раньше.

Афинская армия, спустившись с отрогов горы Пентелик на Марафонскую равнину, увидела персидский флот у берега и персидское войско, вставшее лагерем вдоль берега, – его позиции с юга прикрывало болото, а с севера – ложе ручья, пересохшего в течение засушливого сентября. На равнине господствовала многочисленная персидская конница.

Рис. 16. План Марафона

В ее присутствии даже самая стойкая пехота не имела никаких шансов пересечь равнину, так как ее фланги и тыл немедленно оказались бы под ударами многочисленных персидских эскадронов. Персидские пехотинцы уже выстроились к бою. Длина их рядов подчеркивала их численное превосходство, к тому же их прикрывали многочисленные опытные лучники. Афиняне встали лагерем на самых нижних предгорьях, на земле, посвященной Гераклу, где изрезанный рельеф служил защитой от персидской конницы. Афинское войско насчитывало около 10 тысяч гоплитов, запасшихся всем необходимым; новые припасы могли доставить легковооруженные пехотинцы. Конницы, лучников и пехотинцев‑застрельщиков при армии не было, так как в этих родах войск персы, безусловно, превосходили афинян. Таким образом, афинская армия представляла собой всего лишь ударный корпус тяжеловооруженной пехоты. Афинскому командованию осталось решить, когда и как нанести удар.

Однако у афинян не было главного военачальника. Решение принимали десять стратегов, собиравшихся на совет. В данном случае мнения полководцев разделились поровну. Пятеро желали обождать, вероятно, на том основании, что персы имеют численное превосходство, а через некоторое время на помощь могут прийти спартанцы; более того, поле боя выбрано персами, и победа над персидской конницей сомнительна. Остальные пятеро выступали за немедленное сражение. Их возглавлял Мильтиад, который и предложил в афинском народном собрании выступить к Марафону. Он хорошо ознакомился с персидской армией во время Скифской кампании, а позже и во время двух своих правлений в Херсонесе и являлся решительной и сильной личностью. Среди его сторонников был Аристид, уважаемый за мужество и честность. При невозможности прийти к единому мнению стратеги договорились призвать полемарха Каллимаха, который, конечно, не присутствовал при этом совещании, и, как в старые времена, передать решение на его суд. Мильтиад перехватил Каллимаха и склонил его на свою сторону. Тот высказался за немедленное сражение. Оперативное командование стратеги осуществляли по очереди, сменяясь ежедневно. В свой день Аристид уступил командование Мильтиаду, и так же поступили три других поддерживавших его стратега. Таким образом, Мильтиад, по сути, стал верховным командующим, хотя оперативное командование мог осуществлять лишь пять дней из десяти. Он стал выжидать, надеясь на ошибку персидской кавалерии или какой‑либо другой шанс. Возможность для удачной атаки представилась как раз в тот день, когда он командовал. К этому моменту на помощь афинянам прибыли все силы платейцев – разнородное войско общей численностью примерно в тысячу бойцов.

Персы все это время не двигались с места. Они могли себе это позволить, поскольку припасы легко было переправить с Эвбеи, а лошади по ночам отводили на водопой и пастбище в северной части равнины с болотистыми лугами и обильными родниками. Днем же конница, пехота и лучники были готовы отразить любое нападение решительных греков на позициях, благоприятствующих персам. Пока они бездействовали, греки постепенно приближались к персам, валя деревья и строя на равнине частоколы, и в итоге оказались менее чем в миле от их рядов. Однажды перед рассветом ионийцы, служившие в персидской армии, подошли к частоколу и передали афинянам сообщение: «Конница ушла».

Мильтиад действовал незамедлительно. Греческая армия расположилась на ночь в боевом порядке – афиняне справа и в центре, платейцы слева. Когда войско собралось, Мильтиад растянул строй, чтобы он равнялся по длине персидскому строю, и укрепил оба фланга дополнительными шеренгами, тем самым ослабив центр. Каллимах принес богам жертвы. Знамения были благоприятными. С рассветом греки начали стремительное наступление. Оказавшись в пределах досягаемости персидских стрел, они ускорили шаг и врезались в персидскую пехоту. Более глубокий строй на флангах, имеющий лучшие доспехи и более длинные копья, чем у персов, смял противника. В центре персы прорвали тонкую линию греков и начали преследование, однако греческие фланги развернулись и ударили по центру персов с тыла. В последующей рукопашной персидская конница была лишена возможности вмешаться в сражение. Битва продолжалась долго, но, в конце концов, персы бежали в сторону болот, преследуемые по пятам греками. Потеряв семь кораблей, персидский флот взял на борт остатки войска и вышел в море. Там персы забрали пленных эретрийцев, которых содержали на острове Эгилия, и направились на юг, к мысу Сунион и Афинам.

Когда персидский флот отошел от берега, афиняне с поля битвы заметили, что кто‑то подает персам сигнал щитом, отражающим солнечные лучи. Такой сигнал означал измену в Афинах. Оставив часть сил охранять воинскую добычу, Мильтиад форсированным маршем привел свое войско в Афины[24]. Прибыв на Фалеронский рейд, персы увидели, что афинская армия уже расположилась в святилище Геракла в Киносарге вне городских стен. Внезапный десант был невозможен. Персидский флот некоторое время оставался в море, а затем отбыл в Азию. На следующий день прибыл 2‑тысячный авангард лакедемонской армии; он прошел около 140 миль за три дня, выступив из Спарты сразу после полнолуния. Дойдя до Марафона, спартанцы осмотрели поле боя. Они увидели мертвых – 192 афинянина и 6400 персов – и взяли на заметку короткие копья и плетеные щиты персидских пехотинцев, облаченных не в бронзовые шлемы, доспехи и наголенники, подобно греческим гоплитам, а в колпаки, рубахи (иногда защищенные железными чешуйками) и узкие штаны. Ознакомились они также с рельефом местности и с тактикой Мильтиада. Затем они вернулись в Афины, поздравили афинскую армию с успехом и отправились обратно в Лаконию. Ни один из античных авторов не подвергал сомнению их искренность в соблюдении религиозных предписаний, не позволившую им участвовать в битве.

Исследователь сражений древности постоянно сталкивается с неразрешимыми загадками, и Марафонское сражение – не исключение. Например, ни один источник не объясняет, почему ушла персидская конница, а ведь только это позволило афинской пехоте пересечь равнину. Один автор заявляет, что вместе с конницей отсутствовал и Датис, а другой – что он участвовал в битве, по‑видимому, уже под конец, когда сражение было проиграно[25]. Но того, что нам известно, достаточно, чтобы оценить блестящее командование Мильтиада на каждом этапе: его решение выступить к Марафону, намерение атаковать, точный выбор момента для атаки и построение армии на поле боя. То, как пехота атаковала, не разрывая строя, и как развернулись ее фланги, придя на помощь центру, свидетельствует о высочайшем мастерстве и дисциплине афинских гоплитов. Победа над более многочисленным врагом в рукопашной схватке одержана благодаря их храбрости, искусному владению оружием и надежным доспехам. В момент, решавший судьбу Афин, в их распоряжении оказались самый умелый полководец и самое способное войско за всю историю города.

Поражение персов под Марафоном, подобно разгрому испанской Непобедимой армады, нашло отражение в искусстве. Роспись в Поикильской Стое, или Расписном портике, представляла три этапа битвы: стремительную атаку платейцев и афинян, первую рукопашную схватку, когда враг в беспорядке бежал в сторону болот, и, наконец, как греки преграждают путь персам, пытающимся спастись на финикийских кораблях. Отдельные портреты изображали греков: Каллимаха, павшего в битве; Мильтиада, приветствующего своих бойцов; Кинегира, которому отрубили руку, когда он схватился за корму вражеского судна; Эпизела, потерявшего в битве зрение; драматурга Эсхила, а также и персов Датиса и Артаферна. Однако почетные места занимали боги и герои, которые якобы лично присутствовали на поле боя: Марафон, Тесей, Афина и Геракл[26].

Марафонская победа не предотвратила персидское вторжение в Грецию, но она укрепила воинский дух афинян, продемонстрировала спартанцам, каким образом греческая пехота может одолеть персидскую, и воодушевила другие греческие государства на сопротивление. Все эти три условия были необходимы для будущего спасения Греции. В этом смысле Марафонское сражение явилось одним из поворотных пунктов всемирной истории.

Пленников с Наксоса и из Эретрии персы привезли с собой. Дарий поселил эретрийцев около Суз, где они сохранили свой язык и обычаи. Получив от своих полководцев сообщение о поражении под Марафоном, он пришел к выводу, что Грецию невозможно завоевать нападением с моря, и стал готовить полномасштабное вторжение одновременно по суше и по морю. С этой целью Дарий разослал во все концы империи приказы о подготовке конницы, пехоты и моряков, о строительстве военных и транспортных кораблей и о создании запасов. Планирование и подготовка заняли три года, однако вторжение пришлось отложить, так как в 487 г. в Египте началось восстание. Дарий собирался использовать накопленные силы и против Греции, и против Египта, но на следующий год умер[27]. Ему наследовал Ксеркс, которого Писистратиды заклинали не откладывать вторжение, а Алевады в Фессалии обещали ему поддержку. Однако сперва он занялся Египтом и в 485 г. покончил с восстанием. На следующий год Ксеркс стал готовиться к вторжению в Грецию. Он уже владел многими греческими островами и всем северным побережьем Эгейского моря, по которому намечался маршрут его армии. Памятуя о гибели флота у горы Афон в 492 г., персы в 483–481 гг. прорыли через перешеек канал шириной почти в полторы мили, поднимавшийся в самой высшей точке примерно на 50 футов (16 м) над уровнем моря. На строительстве канала использовался принудительный труд, защиту стройки со стороны моря обеспечивал персидский флот, действовавший со своей базы в Элее. Приготовления Ксеркса встревожили всю Грецию.

Глава 4

Вторжение Ксеркса в Грецию

1. Военно‑морские и политические приготовления Афин

По‑видимому, в 489 г. Мильтиад получил командование над афинским флотом, насчитывавшим 70 кораблей и действовавшим в Кикладах. Эти острова лежали на пути Датиса и Артаферна от Самоса к Эвбее; большинство из них покорилось Персии и волей‑неволей участвовало в нападении на Карист, Эретрию и Афины. Несомненно, афинское народное собрание намеревалось наказать «коллаборационистов», возможно наложив на них штрафы, и лишить Персию морских баз в центре Эгейского моря. Парос, после падения его соседа Наксоса ставший богатейшим и самым сильным из Кикладских островов, оказал сопротивление и был осажден. Мильтиад предложил мир в обмен на уплату 100 талантов, но паросцы отказались. На двадцать шестой день Мильтиад снял осаду и отступил к Афинам. Там его предали суду и признали виновным. Вскоре он умер от последствий раны, полученной на Паросе. Вполне вероятно, что именно Мильтиад был проводником энергичной политики, направленной на закрепление марафонской победы, несмотря на то что персидский флот не пострадал и все так же господствовал в Эгейском море. Во всяком случае, после его смерти Афины отказались от такой политики, отдав инициативу персам.

Суд над Мильтиадом носил политический характер. В Афинах борьба за политическую власть велась не между организованными партиями, имеющими конкретные программы, как в современном государстве, а между отдельными лидерами, чье отношение друг к другу могло меняться в зависимости от ситуации. За исключением таких выдающихся личностей, как Фемистокл, эти лица принадлежали к богатым и аристократическим родам, определявшим афинскую политику в VI в., – ведь хотя избирательная реформа Клисфена освободила многие государственные институты от влияния родов, архонты и военачальники назначались посредством прямых выборов: первые – в народном собрании, последние – в своих филах. В таких крупных группах выборщиков роды могли серьезно влиять на ситуацию, приводя к избранию вождей родов. Само по себе это не приносило вреда, так как аристократы были способными и опытными людьми. Для того чтобы руководить государством и армией, требовался авторитет, а ответственность они несли не только перед старейшинами – Ареопагом, но и перед народом. Однако борьба вождей аристократии за власть приводила к очень неприятным последствиям. Складывавшиеся вокруг них соперничающие группировки не отличались постоянством, следовательно, лавировали и политики. Характерным примером служит биография Клисфена. Его род, Алкмеониды, породнились с Писистратом и поддержали его в 556 г.

Затем они выступили против него и в 546 г. были изгнаны. После этого Клисфен перешел на сторону Писистратидов и был архонтом в 525 г. Изгнанный ими, он прибег к помощи Спарты, но после изгнанния Исагором выступил против Спарты и начал переговоры с персами. В 510 г. он искал популярности в политических клубах аристократов, но неудачно, и тогда в 508 г. обратился за поддержкой к народу. Такие колебания были опасны для государства, а от амбициозных аристократов постоянно можно было ожидать попытки переворота. После реформ Клисфена борьба за власть продолжалась, но правила игры изменились: хотя претенденты на высочайшие должности оставались те же, граждане в лице народного собрания или Гелиеи отныне представляли собой сильного и решительного арбитра, способного потребовать сурового наказания.

Жизненный путь Мильтиада был почти такой же извилистый, как и у Клисфена. Он был архонтом при Писистратидах в 524 г., а позже выступил против них, посчитав ответственными за убийство его отца Кимона. Сам он дважды был тираном в Херсонесе; служил персам и против персов. После неудачи на Паросе соперники перед лицом народного собрания обвинили его в «предательстве народа», то есть в измене. Обвинение требовало смертной казни, а судьями и присяжными являлся народ. Главным обвинителем был Ксантипп, аристократ из рода Бузигов, женатый на алкмеонидянке Агаристе. Бузиги и Алкмеониды, по‑видимому, выступали против Филаидов, рода Мильтиада, до и во время Марафонской кампании. Вполне возможно, что суд над Мильтиадом в 493/92 г. по обвинению в тирании проходил с подачи семейства Клисфена, врага тиранов. Когда накануне Марафонского сражения голоса полководцев разделились поровну, Мильтиад заявил, что отсрочка приведет к восстанию в Афинах, и его аргумент позже нашел подтверждение в широко распространенном мнении, будто сигнал щитом подали его соперники Алкмеониды. Насколько верны были его аргумент и это мнение, мы не можем сказать, но они служат примером политических настроений накануне суда над Мильтиадом.

Обвиняемый лежал на носилках, не в состоянии защищаться. Его защищали друзья – вероятно, вожди его собственного и других аристократических родов, так как Мильтиад был известен как «вождь знати» в противоположность Ксантиппу, «вождю народной партии». Защита подчеркивала заслуги Мильтиада как покорителя Лемноса и победителя при Марафоне. Возможно, только благодаря признанию этих заслуг Мильтиада приговорили не к казни, а к штрафу на 50 талантов – огромной сумме, которую позже выплатил его сын Кимон. Мильтиад стал первым из многих великих деятелей, которых вердикт афинского народа осудил на позор, ссылку или смерть.

После устранения Мильтиада образовался простор для борьбы между политическими лидерами. Но угроза вторжения – сперва Дария, а затем Ксеркса – поставила народ перед необходимостью четкого выбора. В 488 г. была применена процедура, известная как остракизм. Граждане голосовали против любого политика, которого желали изгнать, написав его имя на черепке (остраконе), и тот человек, имя которого упоминалось чаще всего, изгонялся на десять лет. Неясно, был ли изобретен остракизм Клисфеном около 507 г. или неизвестным государственным деятелем в 488 г. Второе предположение лучше соответствует обстоятельствам первого применения остракизма, возможного при сильной власти. Так или иначе, цели и последствия остракизма в 488–481 гг. не подлежат сомнению. Тот, кто предложил закон об остракизме, имел в виду изгнание вождей партии Писистратидов и семейств, имеющих родственные или брачные связи с Писистратидами. Ими и стали первые жертвы остракизма в 488–486 гг.: Гиппарх, сын Харма, вождя Писистратидов в Афинах; Мегакл, сын Гиппократа; и, вероятно, Калликсен, сын Аристонима, которые возглавляли род Алкмеонидов. Масштабы остракизма расширялись: остракизму подверглись в 485 г. Ксантипп, обвинитель Мильтиада, а в 483‑м или 482 г. – Аристид, соратник Мильтиада в Марафонской битве.

Во время раскопок в Афинах обнаружены сотни остраконов, датируемых этим десятилетием. На них встречаются все вышеупомянутые имена, а кроме того, остраконы подавались против Гиппократа, сына Анаксилея, и Калликсена, сына Клисфена (вероятно, оба были Алкмеонидами), Буталиона из Марафона и Фемистокла из Фреарр. Благодаря такому процессу отбора афинский народ избрал своим вождем в войне против Персии Фемистокла из Фреарр. Как только избранник стал ясен, а вторжение неминуемо, была объявлена всеобщая амнистия и жертвам остракизма разрешили вернуться. В 480 г. Афины были более сплоченными, чем в 490 г., а избранный вождем Фемистокл отличался не меньшими способностями, чем Мильтиад.

В 487 г. был изменен способ назначения девяти архонтов. Ранее они избирались народом, теперь же их отбирали жребием из 500 кандидатов, выборы которых проводились по демам; число кандидатов от каждого дема было пропорционально его размерам. Требования, предъявляемые к кандидатам, не изменились. Кандидаты по‑прежнему должны были принадлежать к одному из двух высших классов собственников, а девять претендентов, отобранных жребием, проходили проверку в Совете пятисот. Эта реформа имела несколько последствий. Она подорвала влияние крупнейших родов, так как те не могли воздействовать на результат жеребьевки; снизила политическое значение архонтов – в прошлом архонт пользовался публично изъявленной поддержкой значительного числа граждан, теперь же опирался на голоса единственного дема; и повысила роль верховного командования (strategia), ведь стратеги по‑прежнему избирались всенародно. Амбициозные люди, желавшие заручиться публичным изъявлением поддержки, которое повышало политическое влияние, теперь претендовали на должность не архонтов, а стратегов. Вследствие этого стратеги зачастую становились не только военными, но и политическими вождями. С течением времени реформа затронула состав и престиж Ареопага, который состоял из экс‑архонтов. Конечно, архонтами по‑прежнему становились умелые и опытные представители двух богатейших классов, но отныне они не являлись, как в прошлом, вождями крупных родов, занимавшими центральное положение не только в политической, но и в религиозной жизни государства. В 487 г. непосредственная цель реформы была аналогична остракизму: сузить поле межкланового соперничества и еще раз подчеркнуть, что, если Афины хотят отразить персидское вторжение, они должны обратить пристальное внимание на избрание главнокомандующего.

В 483 г. персы начали рыть канал через перешеек Афонского полуострова, и стало ясно, что войска будут задействованы с персидским флотом. В конце 483‑го или начале 482 г. в государственных рудниках в Лаврионе была открыта богатая серебряная жила, и государство получило в свое распоряжение сумму в 100 талантов. Вопрос, как распорядиться этими средствами, был вынесен на народное собрание. Некоторые предложили разделить деньги между гражданами, но Фемистокл настаивал, что они нужны для постройки 200 военных кораблей. Он привел поколебавший афинян аргумент, что Афины со своим устаревшим и небольшим флотом не смогут покорить Эгину. Хотя Эгина бездействовала во время похода Датиса и Артаферна, оба государства по‑прежнему находились в состоянии войны и, несомненно, совершали враждебные акции на море. Ненависть афинян к соседней Эгине была сильнее, чем страх перед персидским вторжением, которое уже было отложено из‑за смерти Дария и могло быть отложено снова. Но в то же самое время и народ, и ораторы не могли не иметь в виду опасности вторжения. Невозможно было предсказать, суждено ли Афинам отражать вторжение на море, на суше, или и там и там; но если захватчики явятся с юга, а Эгина перейдет на их сторону, то Афины окажутся беспомощными на море перед Эгиной с ее более сильным флотом.

Поэтому афиняне одобрили предложение Фемистокла. В 482/81 г. были заложены 100 трирем. Возможно, лес для них поставил Александр, царь Македонии, который номинально подчинялся Персии, но сохранял дружбу с Афинами; поставке леса из Фракии или с Тасоса воспрепятствовал бы персидский флот, действовавший между горой Афон и Херсонесом. Видимо, в эти годы началась и подготовка команд для более крупного флота, чем был у Афин до тех пор. Предложение Фемистокла согласовывалось с акцией по укреплению Пирея, которое он предпринял как архонт в 493/92 г. Фемистокл последовательно вел курс на превращение Афин в сильную морскую державу. При этом он столкнулся с оппозицией, по‑видимому, в лице Аристида. Примерно в это время Аристид подвергся остракизму, что означало одобрение политики Фемистокла, которая в конечном счете оказалась спасением для Греции.

Спарта и Общегреческий союз

Хотя полисы материковой Греции восхищались Афинами за марафонскую победу, своего вождя они видели все‑таки в Спарте. У Афин не было сторонников, а соседи проявляли враждебность. Спарта же возглавляла великий союз; среди ее приверженцев были соседи Афин – Мегара, Эгина и Фивы, и она находилась в фактическом, а возможно, и в формальном союзе с самими Афинами. Таким образом, среди греческих государств она пользовалась наибольшим влиянием; ее престиж как военной державы и вождя военного союза после сокрушительной победы над Аргосом у Сепеи не подвергался сомнению. У материковых государств мощь сухопутных сил всегда ценилась намного выше, чем флот; и если бы Персия предприняла сухопутное вторжение, то казалось, что лишь военная коалиция сможет спасти свои земли от завоевания. Поэтому вся проблема организованного сопротивления Персии замыкалась на Спарту. Позиция самой Спарты в этом вопросе была ясна. Она последовательно противостояла Персии. В искренности ее желания прийти на помощь Афинам в 490 г. никто не сомневался, как не сомневался и в ее приверженности религиозным предписаниям. Когда Ксеркс потребовал от греческих государств знаков покорности, к Спарте и Афинам он даже не обращался – они были выбраны им как объект нападения.

Духовное руководство греки искали у оракула Аполлона в Дельфах, но ответ оракула был неблагоприятный. Спарте открытым текстом объявили, что воля Зевса на стороне персов и что либо город Спарта будет разрушен, либо погибнет спартанский царь. Аргос получил совет не выпускать из рук копья и беречь голову. Едва послы Афин вошли в святилище, пифия призвала их спасаться на краю света: «Незавидна ваша доля, ибо город погибнет от огня и свирепого Ареса на сирийской колеснице». Опасаясь возвращаться с таким ужасным пророчеством, послы снова вошли в святилище как просители и получили второй ответ, снова описывающий гибель города, но заканчивающийся не столь обескураживающей двусмысленностью:

Деревянные стены защитят тебя и твоих детей.

Не жди ни топота коней, ни могучей поступи пехотинцев,

А обратись спиной к врагу и спасайся.

Но придет день, когда ты встретишь его в бою.

Священный Саламин, ты погубишь младую поросль,

Когда настанет время посева или время собирать урожай.

Оракул был последователен в своих ответах: Афины будут разрушены, и если афиняне прислушаются к первому пророчеству, то им следует эмигрировать на запад по примеру фокейцев. Спарта либо погибнет, либо понесет тяжелые потери в битве. Поскольку Ксеркс избрал для нападения лишь эти два полиса, Аргосу посоветовали сохранять нейтралитет. Для тех, кто из истории с Клеоменом сделал вывод, что оракул бывает подвержен светским влияниям, стало ясно, что Дельфы не собираются вставать ни на чью сторону. Но в данном случае разницу между нейтралитетом и коллаборационизмом было трудно определить.

Осенью 481 г. представители тех греческих полисов, которые решили сопротивляться Персии, собрались в Спарте на месте, позже названном Эллений. Вероятно, они прибыли по приглашению Спарты, которое подтвердили также Афины. Там они торжественно поклялись вести войну с Персией и вступить в антиперсидский союз. Обсудив военные вопросы, они решили передать командование на суше и на море Спарте. Рассматривались и претензии Афин на морское командование, но союзники отказались служить под афинским руководством. Кроме того, они согласились прекратить все взаимные распри и войны. Благодаря этому наконец закончилась война между Афинами и Эгиной. Затем они послали в Малую Азию шпионов; некоторые из них были пойманы персами, но по приказу Ксеркса им продемонстрировали всю мощь персидской армии и отпустили на родину. Наконец, было решено отправить послов в Аргос, Крит, Керкиру и Сиракузы «в надежде, что греческий мир станет единым и будет согласованно проводить общую политику, поскольку опасность грозила всем грекам в равной степени» (Геродот).

В Аргосе послы были приняты советом. Несмотря на уже полученный ответ дельфийского оракула, Аргос обещал союзу помощь на двух условиях: если Спарта дарует Аргосу тридцатилетнее перемирие и если Аргос будет командовать союзной армией наравне со Спартой. Послы от Спарты согласились поставить вопрос о перемирии на голосование спартанского народного собрания и в случае положительного решения передать Аргосу треть командования. Аргосский совет отверг предложение и приказал послам покинуть территорию Аргоса до заката. Вопрос о том, вступил ли Аргос в дружеские отношения с Персией, служил в древности предметом дискуссий; но в любом случае союзники понимали, что, если Ксеркс минует Истм, к нему, скорее всего, присоединится армия Аргоса. Критские полисы склонялись к союзу, но сперва обратились к дельфийскому оракулу и получили такой ответ, что немедленно отказались помогать материковой Греции. На Керкире послам обещали помощь. Но в момент кризиса керкирская эскадра из 60 кораблей еще не обогнула Пелопоннес; эта задержка породила подозрения, что керкиряне промедлили сознательно, чтобы не ссориться с Персией.

С Керкиры послы отправились к Гелону, правителю Сиракуз. Он обещал выставить большую армию, но лишь при условии, что Спарта уступит ему командование. Когда спартанский посол отказал, Гелон попросил хотя бы морского командования; но на этот раз отказал афинский посол на том основании, что если Спарта отказывается от командования над флотом, то оно должно перейти к Афинам. Тогда Гелон аннулировал свое обещание, и послы отбыли. Оставаясь нейтральным, Гелон отправил своего представителя Кадма с крупной денежной суммой в центр нейтралитета, Дельфы. В случае победы персов Кадм должен был вручить Ксерксу и деньги, и землю с водой – знаки покорности.

Весной 480 г. союзники собрались на Истме. Их организация обретала форму. Ядром, вокруг которого она строилась, был Спартанский союз – «Лакедемоняне и их союзники». Геродот дважды подчеркивает этот факт: сначала, когда описывает визит послов к Гелону и переговоры о союзном командовании, а затем, когда Афинам предложили сепаратный мир и Спарта от имени своего союза обещала убежище афинским гражданам. Поскольку инициатива, безусловно, находилась в руках Спарты, ее могло одолевать искушение воспользоваться существующими организационными структурами своего союза. Однако ясно, что она этого не сделала, потому что союз греческих государств, в котором она играла ведущую роль, имел другую структуру и срок действия. Если Спартанский союз имел два совещательных органа – само Спартанское государство и совещание спартанских союзников, то политику Общегреческого союза против Персии определял единственный орган – совещание, на котором каждое союзное государство было представлено выборными депутатами (probouloi) и имело лишь один голос, а решения совещания были обязательны для всех его членов. За исключением предварительной встречи, совещание собиралось не в Спарте, а на Истме. В отличие от Спартанского союза объединенное командование не переходило автоматически к Спарте; решение по этому вопросу принимало совещание. Тот факт, что Спарта не пыталась расширить рамки собственного союза и утвердить свое превосходство, а предпочитала обращаться с другими государствами на равных и позволить им самим выбрать вождя, является выдающимся примером ее дальновидной политики. Защитница греческой свободы проявила полное уважеение к свободе всех своих союзников.

Новая организация называлась «Греки» или, как мы называем ее, Общегреческий союз, с общегреческим совещанием в качестве административного органа. Потенциально участвовать в нем могли все греки, но реально лишь те, кто поклялся защищать Грецию от Персии. Функции совещания были весьма широки. Оно вырабатывало общую стратегию, назначало главнокомандующего, заведовало распределением войск и денежных средств. Оно поклялось бороться против государств, вставших на сторону персов, налагало на них наказание и призывало конкретных коллаборационистов на свой суд. Оно назначало послов для переговоров с другими государствами и приносило жертвы от имени «Греков» из военной добычи. Таким образом, эта организация действовала в военной, дипломатической, финансовой, судебной и религиозной сферах. Если греческому миру суждено было объединиться, то Общегреческий союз и его совещание могли послужить моделями, выражающими греческое единство.

Количество государств, признанных в качестве членов союза, после битвы при Платее достигло 31, а их названия под заглавием «Нижеследующие участвовали в войне» были написаны на бронзовом постаменте из трех змей, установленном в Дельфах. Водруженный на постамент бронзовый треножник стал даром греков из первой военной добычи, захваченной у персов. Порядок, в котором перечислены государства, вероятно, соответствует порядку, в котором они вступали в Общегреческий союз: лакедемоняне, афиняне, коринфяне, тегейцы, сикионцы, эгиняне, мегаряне, эпидаврийцы, орхоменцы, флиасяне, трезенцы, гермионеяне, тиринфяне, платейцы, халкидяне, стирейцы, элейцы, потидейцы, левкадцы, анакторийцы, китносцы, сифносцы, амбракиоты и лепреаты[28]. Некоторые из них вступили в союз позже; были и другие, участвовавшие в союзе, но не числившиеся в нем в 479 г.

Самыми влиятельными членами союза были Спарта, возглавлявшая собственный союз; Афины со своими халкидскими клерухами и близкими союзниками Платеей и Феспиями; Коринф с некоторыми колониями – Потидеей, Левкасом, Анакторием и Амбракией. Основным поставщиком армии был Пелопоннес, а флота – государства Саронического залива. Эти факты некоторым образом повлияли на стратегию греков в будущей кампании. Развернутые греками силы доходили до 40 тысяч тяжелых пехотинцев и 70 тысяч легких пехотинцев; но, поскольку Фессалия перешла на сторону персов, их кавалерия была ничтожна. Соответствующие морские силы насчитывали около 400 трирем и намного меньше пентеконтер. С самого начала греки знали, что персидская армия и флот гораздо больше. Поэтому они намеревались удерживать узкие проходы, где численное превосходство врага не имело такого значения; кроме того, они должны были выбрать на суше такие позиции, чтобы их войско не могла окружить сильная персидская конница.

Планируя общую организацию, Общегреческое совещание не упускало из виду недавний опыт. Принятая система командования учитывала уроки Ионийского восстания и Марафонской кампании. Верховное командование на суше и на море находилось в руках Спарты; та назначила во главе армии и флота по одному военачальнику. Они должны были принимать решения в рамках стратегии, намеченной Общегреческим совещанием. Его приказы распространялись на войска всех союзников. Каждое союзное войско возглавлялось единоплеменным командиром, но такие местные особенности, как поочередное командование десяти стратегов у афинян, отменялись. Верховный главнокомандующий – спартанский полководец или флотоводец, – как правило, выслушивал мнения командиров союзных войск, собравшихся на совещание; но ему не требовалось их одобрения для принятия решения. Такая система командования обладала большими практическими преимуществами. Она позволяла координировать комбинированные сухопутно‑морские операции, проводить последовательную стратегию и быстро принимать решения. То, что тридцать полисов безоговорочно согласились передать свои войска под командование Спарты, дает некоторое представление об их здравомыслии и престиже спартанцев.

Пока в Коринфе шло совещание, Ксеркс шел от Сард к Геллеспонту. Фессалийские полисы, несогласные с проперсидской политикой Алевадов из Ларисы, послали на совещание своих представителей, прося союзников оборонять Темпейское ущелье, ведущее из Македонии в Фессалию. Фессалийцы обещали участвовать в обороне; если же на север не будут посланы крупные силы, они не удержатся и будут вынуждены помириться с Персией. Совещание решило удовлетворить просьбу фессалийцев. К Галу в южной Фессалии морем было переправлено 10 тысяч гоплитов под командованием спартанца Эвенета; афинский контингент возглавлял Фемистокл. От Гала греческое войско прошло по равнине и заняло узкое Темпейское ущелье; там к нему присоединилась фессалийская конница – сильнейшая в Греции. Однако греки выяснили, что Темпейское ущелье можно обойти по перевалу через Перребию. Кроме того, скалистое побережье, лишенное гаваней, было непригодно для взаимодействия с флотом. Наконец от Александра, царя Македонии, прибыли послы с советом отступать, прежде чем персидская армия и флот окружат и уничтожат греков. Через несколько дней греческое войско вернулось к Истму.

Стратегически это было разумное решение. У греков не было сил удерживать три или четыре перевала, по которым мог пройти враг, а их флот не предотвратил бы высадку персидских войск к югу от Темпейского ущелья. Равнины Фессалии идеально подходили для действий вражеской кавалерии, которая численно превосходила фессалийскую конницу и могла отрезать отступление греков. Однако с политической точки зрения решение оказалось неудачным. Когда Ксеркс прибыл в южную Македонию, послы сообщили ему о подчинении фессалийцев и их соседей (долопов, энианцев, перребов, магнетов, фтиотидских ахейцев и малийцев), локрийцев и беотийцев, за исключением Платеи и Феспий. Из всех областей севернее Аттики не покорилась только Фокида. Таким образом, первый ход греков был неверным. Если бы они сразу заняли выбранную впоследствии позицию у Фермопил, то, возможно, сохранили бы поддержку некоторых племен центральной Греции и избежали бы позорного отступления без боя. Все, что союзники смогли сделать в сложившихся обстоятельствах, – поклясться посвятить Аполлону Дельфийскому каждого десятого человека из тех греческих государств, которые добровольно перешли на сторону Персии.

Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 265; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 21 22 23 24 252627 28 29 30 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!