Глава пятьдесят девятая. Стечение обстоятельств



Самое опасное в войне – это недооценить противника и успокоиться на том, что мы сильнее.

Владимир Ильич Ульянов (Ленин)

Свина от Аркаши изолировали сразу же – ибо вид у наркомана был действительно устрашающий и сумасшедший. И никто из руководства ИВС не хотел нести ответственность за вдруг образовавшегося из теплого и румяного наркобарона холодного и бледного жмурика. Несмотря на увесистую просьбу прокурорских продержать его до утра с Аркашей, Свина отправили в следственный изолятор. Сначала почти час останавливали ему носовое кровотечение, а потом и отправили, от греха подальше.

Кровопускание пошло наркобарону исключительно на пользу, и мозги его заработали с удесятеренной силой. Конечно же, в Аркашин бред насчет отсроченной смерти Свин не поверил, отнеся не унимавшееся кровотечение к досадному совпадению, помноженному на нервные события, повышенное давление и огромную дозу алкоголя. Но за собственную жизнь волноваться было самое время.

Он хорошо помнил взгляд Грума, и взгляд этот ему очень не понравился. Главное, совершенно не понятны были цели вора в законе. Он никогда не лез в дела с наркотиками, а Свин никогда не лез в его дела. Да в последние лет пять Свин вообще ничем, кроме наркотиков, не занимался!

Тем не менее, что бы ни пряталось за двумя черными дырами глаз Грума, эта сила вполне могла притянуть Бориса Михайловича и поделить его на ноль. И никакая охрана от этого не спасет – его просто раздавят. И тогда уже будет совершенно не важно, из-за чего конкретно его раздавили.

В общем, инстинкт самосохранения подсказывал следующую последовательность действий: бежать отсюда, забирать деньги из сейфов и бежать из страны. А оттуда уже, если будет такое желание, разруливать ситуацию.

В следственном изоляторе служит человек, который вытащит отсюда Свина – даже без денег, ибо очень уж он ему обязан! Однажды Борис Михайлович пощадил его брата, проворовавшегося торговца одной из точек сбыта наркоты. Торговцу пришлось расплатиться за крысятничество, продав дом и остальное имущество, а его брату – продав душу, и поклявшись оказать любую помощь, возможную и невозможную, если Свин попросит. Клятва эта была заверена видеопризнанием в ряде служебных, и не только, преступлений, которые могли стоить тюремщику 10-12 лет строгого режима.

Борис Михайлович и попросил. Правда, зная, каким хорошим стимулом являются деньги, он еще и заплатил. Не сам, конечно. И не через адвоката – Коготь так и не нашел ему нового защитника. Судя по всему, и не искал. Кто и какой информацией поделился с его главным охранником, заставив предать хозяина, Свин не знал, да это пока было и не важно. Важно было то, что в собственный особняк его, скорее всего, не пустят. Или не выпустят.

Борис Михайлович указал должнику-тюремщику адрес тайника, в котором именно для такого непредвиденного случая лежали сто тысяч долларов, почти настоящие паспорта на другую фамилию – российский и заграничный, и снаряженная беретта.

И его вытащили из следственного изолятора – правда, только на следующий вечер. Свина вывезли по фальшивым сопроводительным документам "на очную ставку" и отпустили. Конечно же, никто о теплой одежде не позаботился, а в тайнике ее не было. Свину, озябшему в спортивном костюме, пришлось нацепить старую солдатскую фуфайку в масляных пятнах и вислоухую ушанку загадочного происхождения, найденную под водительским сидением автозака.

До дома его не довезли – высадили неподалеку, как он и попросил. Потому как проникать в дом через главный вход Борис Михайлович не собирался. Отдали документы и оружие, холодно поблагодарили за деньги и укатили в холодный сумрак полночи.

С годами Свин научился никому не доверять, поэтому никто и не знал, что заброшенный участок с невзрачным домиком напротив северной стены его особняка также принадлежит ему. Жил там старый глухой дед, которого Свин нанял сторожить недвижимость от всяких бомжей и наркоманов.

Никто также не знал о подземном ходе между двумя участками, ведущем от покосившейся летней кухни прямо в подвал шикарного особняка. Свин озаботился этим ходом еще во время постройки дома, свято веря, что пригодится он ему может только в случае бегства из собственных хором. Жизнь распорядилась иначе, и Борис Михайлович был сейчас нацелен в обратном направлении.

План был таков: пока балбесы из его охраны будут дуться в карты, он через левую башню, поднимется к себе в спальню, переоденется во что-нибудь приличное, возьмет сумку и телефон. Потом обчистит свои сейфы и тем же путем покинет дом.

Я бы удивился меньше, если бы увидел живого инопланетянина, а не Свина, своим прикидом сильно смахивающего на Доцента из "Джентльменов удачи". Чувства меня переполняли, но в слова воплотиться никак не могли. Я молча смотрел на своего недруга, пока мысли кубарем катались в моей голове и давили все стереотипные фразы, подобающие такому случаю.

Хотя даже невооруженным взглядом было видно, что случай совсем не стереотипный, и фраза-клише сюда не подойдет. Я уже хотел было ляпнуть что-нибудь вроде: "А погоды нынче стоят премерзкие" – ну, чтобы что-нибудь сказать, а то молчание как-то сильно затянулось, но не успел.

– Ты опять? – Свин, похоже, особых трудностей со словарным запасом, в отличие от меня, не испытывал.

– Я не опять. Я – Толик, – ответил я. Фраза была короткой, и малосодержательной, но сам выход из словесного коллапса был приятен.

Свин, видимо, хотел сначала меня о чем-то расспросить, но потом передумал, пожав плечами, и полез в карман. Достал оттуда пистолет, снял с предохранителя, навел на меня, и, совершенно без эмоций, как-то устало произнес:

– Да мне по херу, кто ты.

Я даже успел саркастически заметить:

– Или до задницы? – когда его правое веко дернулось в нервном тике, а палец нажал на спусковой крючок.

* * *

Насте позвонили поздно вечером воскресенья, и в это время ей уже было совершенно ясно, что с казначейством она пролетела, и нужно всерьез рассматривать оставшиеся варианты. Позвонили, извинились за причиненное волнение и поздравили – она принята на работу в Управление областного казначейства, где ее ждут уже завтра. Просили не забыть трудовую книжку, диплом и паспорт, а также, по возможности, соответствовать принятому в административных учреждениях дресс-коду.

Если бы они позвонили хотя бы в первой половине дня, Настя испытала бы огромную радость. Если бы позвонили до шести вечера – радость тоже была бы, но уже не такая внушительная.

А в десять вечера, растратившись за день на негативные эмоции и волнения, радоваться она уже не смогла, просто опустилась на пол, и заплакала легкими слезами, несущими разрядку и смывающими все недавние неприятности.

Первым делом, помня о забавном полосатике, она положила в сумку баночку специального паштета для котят, на который потратила чуть ли не последние деньги. А все остальное – и документы, и одежда – были приготовлены еще с пятницы…

* * *

Лицо Свина исказилось, и мне поначалу показалось, что это из-за того, что я умер. Но нет. Не умер. И выстрела не было. Палец нажал на крючок, и даже на пару миллиметров его передвинул, но для выстрела этого было недостаточно.

А потом со Свином что-то произошло – то ли инсульт, то ли еще какая напасть. Парализовало всю его правую половину, и он выронил беретту, да и сам тут же упал. Я, до конца еще не поняв, что же произошло, отфутболил оружие, и наклонился к поверженному врагу.

Он был жив, но говорить не мог, только мычал. Правая часть лица исказилась, ибо тамошние мышцы больше не слушались своего хозяина. Покопавшись по карманам, я выудил сотовый, позвонил в скорую и полицию – хватит уже, в конце концов, светить собственный номер на подобных вызовах!

Кинув мобильник ему на грудь, я подобрал пистолет, и побрел прочь. О чем я тогда думал, уже и не помню. Мне кажется, я просто пребывал в настоящем моменте, и это было для меня главным. Шел и наслаждался жизнью, каждым вздохом холодного воздуха, каждым шагом по замерзшей земле и каждым взглядом на блестящие звезды, которые были близки, как никогда.

Шел и думал, что всего этого уже могло бы и не быть, и лежал бы у северной стены Свинского особняка не его хозяин, а я. И меня не слушались бы все мышцы, а не только те, что справа…

Когда участок бывших садов, ныне заселенный коттеджами, закончился, мне повстречался подросток (и откуда он взялся в полночный час?), попросивший закурить.

Я рассеяно протянул ему пистолет, щелкнув предохранителем, и на полном серьезе предложил:

– Чего тянуть-то, медленно себя гробить, давай уж сразу!

Парень, как только понял, что пистолет настоящий, исчез в ночи, словно и не было его. Я дошел до пруда, и со всей силы забросил ствол, который булькнул чуть ли не в географическом центре водного пятна.

Курить мне, наконец-то, не хотелось совершенно…


Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 132; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!