Глава двадцать вторая, про Свина
Глава двадцать первая, в которой кое-что проясняется, но героем опять недовольны аптекарши
По сути, задача их сводилась к анализу кривой относительного познания в области ее асимптотического приближения к абсолютной истине.
Братья Стругацкие "Понедельник начинается в субботу"
Это хорошо, что друг был дома. У него был предпоследний день отпуска, а в рабочие дни его не то, что днем – бывало, и глубокими ночерами семья не видела. А таким, как сегодня, семья свою главу не видела никогда. И это очень хорошо, что они уехали на курорт.
Гуру был действительно сильно пьян. Такого я за ним никогда раньше не наблюдал – нет, конечно, он мог выпить по случаю, но чтобы вот так, до положения риз? Для этого должна была быть существенная причина.
Путаясь в словах и фартуке, Володька все же объяснил – у Андрея, соседа снизу, родился сын. А Вовка, неоднократно доставлявший семье соседа неудобства в виде случайных протечек и постоянно носящегося по их потолку неугомонного табуна, состоящего из двух симпатичных лошадок-близнецов, просто не нашел морального права отказать ущемляемой стороне по столь замечательному поводу. Вес соседа и его способность поглощать спиртное в несколько раз превосходили соответствующие характеристики вечно стройного, если не сказать – болезненно худого, малопьющего Володьки, поэтому все так печально для Гуру и закончилось.
В настоящий момент он как раз пытался выправить свое состояние с помощью кофе. Я его отговорил, так как стрелять из рогатки по взрослому мастодонту, а именно таким мне представлялось степень его опьянения – бесполезная трата времени.
|
|
|
– Жаль, – сказал я тоном человека, разбежавшегося и прыгнувшего, несмотря на убранный уже трап, в направлении борта отходящего судна. – У меня были на тебя определенные планы, – я договаривал, мысленно опускаясь в неуютные воды между пристанью и бортом.
Видимо, траурность тона была настолько кричаще-трагичной, что проняла даже осоловевшего друга.
– Что, все… настолько… се… ик…езно? – он неопределенно пошевелил пальцами. Кроме того, Гуру, выражая озабоченность, попытался нахмурить брови, но у него никак не получалось: нижняя часть лица постоянно норовила расплыться в улыбке. Он ее даже прикрыл рукой, дабы не смущать меня своей пьяной легкомысленностью, и громко прокашлялся, чтобы сбросить дурацкое алкогольное наваждение. И из-за нескоординированных манипуляций чуть не уронил на пол собственные очки, которые вовремя застряли в фартуке.
– Так, есть один способ… тем более, я давно собирался его пор…верить… Вот заодно и поэкспе… ир… ментирую, – он, шатаясь, и все-таки уронив, к стремительному удовольствию Джеральдино, ветчину из кармана, ушел в комнату, откуда донесся его приглушенный возглас:
|
|
|
– Присмарти пока за кофе, пжалуста! – было ощущение, что он забрался в платяной шкаф и вещает оттуда. Через какое-то время, двигаясь, будто бы по невидимой для обычных людей линии-синусоиде, Володька вышел из закромов квартиры.
– Я думал, что ты гардеробчик пошел сменить, – снимая с конфорки созревшую джезву, я кивнул на фартук, болтавшийся по-прежнему сбоку.
– А, это… не знаю, зачем я его напецил, – он с минуту рассматривал на себе радостных желтых зайчиков, честно пытаясь вспомнить. Я за этим вот ходил, – он предъявил небольшой пузырек коричневого стекла, с китайскими иероглифами.
– Друзья пдарили. Говорят, любое опьянение за пол…саса снимает. Правда, ударом по печени, но еще неизвестно, что по ней стучит сильнее – алкоголь, или лекавр… ства, его выводящие…
Он залпом выпил весь пузырек, и, скривил физиономию, будто бы собираясь разрыдаться, в отвращении яростно замотав кулаком. Видимо, помогал жидкости упасть и не вернуться. Я подал ему кружку с водой, Володька запил, не переставая корчиться, потом выдохнул:
– Гадость… какая… бр-р-р…эта ваша разливная – тут Володька всмотрелся в этикетку китайского пойла, и закончил фразу прочтением английского названия пузырька – Мя-Са!
|
|
|
Он снял фартук жены, и мы, разлив кофе в яркие чашечки с какими-то мультяшными героями, отправились в гостиную, размерами под стать кухне. Меня восхищал простор новостроек, в таких домах хочется жить!
Обе чашки были у меня в руках, потому что Володьке сейчас я не доверил бы и его любимого кота, хотя близняшки давно натренировали домашнего зверя и подготовили ко всяким экстремальным испытаниям. Впрочем, Джеральдино, давно отпраздновавший удачную охоту на колбасей где-нибудь в уютном уголке, наверняка и в ус не дул. А старательно вылизывал этот ус вместе с еще какой-нибудь, не столь близкой частью своего пушистого организма.
Гуру попросил у меня двадцатиминутный тайм-аут, пока не начнет действовать снадобье. За это время я пересказал ему все не очень важное, а именно: поход к "Рыцарю", аварию и то, что услышал от Слона.
К концу моей истории Гуру приободрился, с его глаз сошла пелена, и он казался вполне трезвым.
Взглянув на часы, и прислушавшись к собственным ощущениям, Володька удовлетворенно покачал головой, поджав губу и приподняв бровь. Как бы давая понять, что совершенно трезв, хоть и не очень-то верил в победу китайского чуда над русским проклятьем.
|
|
|
Он отлучился в спальню дочерей, и вернулся оттуда со стопкой бумаги и цветными карандашами.
– А теперь поговорим о главном, – Гуру с сочувствием смотрел на меня, всем своим видом давая понять, что любые мои проблемы будут разрешены, обличены и расстреляны на этом самом месте. Суд, если и будет, то очень скорым и предвзятым. Но жутко справедливым!
Я рассказал ему о всех последних странностях, которые вытворяли мои органы чувств в недавнее время. Он постоянно что-то писал, кривившись, и, когда я закончил, попросил сделать перерыв в общении. То ли алкоголь, то ли китайское снадобье, ударяя по печени, промахнулись, и подранили желудок, и Гуру попросил меня сходить за лекарством в аптеку, пока он поразмышляет над услышанным.
Аптека была недалеко, поэтому я пошел пешком, припоминая, все ли рассказал товарищу, или что-то запамятовал. Судя по всему, у Гуру были какие-то здравые рассуждения, но делиться он ими пока не спешил.
Выудив из внутреннего кармана сотовый, набрал Ирину, намереваясь предупредить, что задержусь сегодня. Она не ответила, и я, решив, что назначенная на сегодня презентация в самом разгаре, отправил смс-ку.
Войдя в аптеку, я настолько увлекся отгадыванием – что же на самом деле умного расскажет мне Гуру по поводу всех этих странностей, что даже не заметил некоторой несуразности в своем поведении. Несуразность эта со стороны выглядела примерно так: парень, скрестивший руки на груди, с вызовом взирал на дородную аптекаршу, как бы обращаясь к ней с невысказанным вопросом, изначально адресованным Володьке. Румяная тетенька, стоящая в точно такой же, как и я, позе, зеркально отображала выражение моего лица. Правда, она к нему добавила еще и нетерпение человека, находящегося при исполнении служебных обязанностей.
Вот так и стояли мы с минуту, слегка покачивая головами, как бы соглашаясь друг с другом. Думаю, продлись это немое откровение еще хотя бы мгновенье, тетенька хладнокровно начала бы набирать номер скорой психиатрической помощи.
Я всполошился первым, вернувшись на грешную Землю из ментального мира, и подал накарябанное Вовкой на листке с детскими каракулями название лекарства. Хмыкнув, аптекарша величественно уплыла в подсобку, словно шестипалубный круизный лайнер. Не хватало лишь прощального гудка.
Впрочем, уплыла она не в кругосветку, и вскоре вернулась с флаконом Альмагеля, спросив голосом того самого прощального гудка:
– Что еще? – тон ее, непреклонный, словно смертный приговор, был обращен ко мне, как к человеку, который сегодня, в одиночку, пренепременно сделает аптеке дневную выручку.
– Больше… все, – растерянно сказал я, разводя руками и отчего-то краснея.
– Вы уверены? – она определенно имела в виду странность недавней паузы и, скорее всего, намекала на какие-нибудь препараты, стимулирующие мозговую деятельность.
Я растерянно затряс головой, почему-то выражая свое согласие по-болгарски – махая головой влево – вправо, вместо положенных по смыслу стандартных кивков вверх-вниз, расплатился, и зачем-то пискнул на выходе:
– До свидания…
– Да поменьше бы вас, таких, – молча ответила она мне и улыбнулась, как здоровый врач многообещающему больному, на примере хвори которого он будет защищать кандидатскую диссертацию.
По приходу мне пришлось сварить еще кофе, и я, кстати вспомнив, рассказал Гуру о гаданиях на заборах. Он хмыкнул, похлопав меня по плечу с фамильярностью старого семейного врача, но, услышав фамилию Сахарова, проткнул воздух указательным пальцем и утвердительно кивнул, направившись к огромному – я бы сказал, двуспальному – компьютерному столу.
Включив компьютер, он моментально нашел в интернете ссылки на Бориса Сахарова, и скачал его книгу с многообещающим названием "Открытие третьего глаза". Книга была небольшой, и мы быстренько, за какие-нибудь час-полтора, прямо с экрана с ней ознакомились.
Не сказать, что в десятку, но книга все же была в тему.
Некоторые моменты меня вдохновляли, заставляя перевернуть старый анекдот про феномена и мудозвона в одном лице обратной стороной, более лестной для меня. Вот некоторые выдержки оттуда:
"Еще Ламброзо, ученый с мировым именем, посредством гипноза вызывал у слепого способность чувствовать запах пальцами ног, вкус коленями и читать внешней поверхностью ушной раковины"…
"Я пришел в совершенный восторг: это был уже не обман чувств, не галлюцинация, а настоящее восприятие, подлинное "яснообоняние" или, если угодно, "дальнообоняние"…"
Книга, хотя и изобиловала множеством восточных терминов, написанная европейцем, не убивала насмерть, была довольно понятной для неискушенного читателя:
"Так как этот "глаз" стоит вне действия пространства и времени, сфера его действия также лежит вне трех измерений пространства, т. е. по крайней мере в четвертом измерении. Поэтому он должен быть неограничен временем, или, по выражению древних йогинов, "Трикаладжна", что значит "знающий три времени" – прошлое, настоящее и будущее, или всеведущий"…
А особенно мне понравилось следующее:
"Естественно, возникает предположение, что эти видения являются галлюцинацией. Но разве действительность – грубая материальность, разве действительность – только то, что воспринимается ограниченными пятью чувствами? Если… рамки восприятия наших чувств могут расшириться до неопределенной степени, где тогда граница и критерий "истинно-воспринимаемого"? Наша западная психология чувствует себя растерянной перед этими "нереальными", и все же воспринимаемыми вещами, а наша школярская, едва вышедшая из пеленок наука более чем склонна отнести такие причудливые явления в ничего не говорящую и противоречивую рубрику "галлюцинации"."
Кроме того, я немного подправил и общую эрудированность, узнав, что такое "поза майтрейи" – оказывается, это простое сидение на стуле!
Мы еще порыскали по интернету, почитали про синестезию и про "Шизу".
К этому времени на улице стемнело, выполз откуда-то выспавшийся Джеральдино, и принялся обхаживать меня в буквально смысле – он терся о мои ноги, описывая между ними восьмерку, и при этом довольно громко мурлыкал.
За все время Гуру не высказал ни одного замечания, он, как губка, впитывал информацию, лишь изредка начиная неожиданно "да-да-дакать", удовлетворенно потирая руки – что до меня, так делал он это в самых неожиданных и неоднозначных местах.
Я был заинтригован, но сдерживал любопытство, пытаясь выглядеть хладнокровно и равнодушно. Только вот не уверен, что у меня это получалось – я постоянно ловил себя на жевании губ, хрусте пальцев и жалобных вздохах в стиле ослика Иа – внутри-то полыхал адский костер страха за свое здоровье!
Несмотря на общий благоприятный прогноз, хотелось бы какой-никакой конкретики, а не простого осознания того, что пора пойти и порадовать своего окулиста, небрежно заявив, что у меня, похоже, открылся третий глаз…
Глава двадцать вторая, про Свина
Торговец наркотиками – самая презренная тварь на свете.
Джеймс Хедли Чейз, "Гроб из Гонконга"
Свин обитал в трехэтажном доме желтого кирпича, с готическими башенками по углам. В двух башенках находились лестницы, две другие использовались, как огромные кладовые. Зимой и в тех, и в других было холодно, потому что стены башенок, толщиной в полкирпича, тепло не держали. Когда выявился этот изъян нового дома, прораба утопили в пруду неподалеку, даже не став выслушивать его оправдания, что это сам Свин приказал делать такую кладку, мол, "нечего меня разводить на удорожание проекта".
Постоянно живущей в доме прислуги не было. Дом убирали пару раз в неделю и готовили еду две великовозрастные девицы-сестрицы, живущие по соседству. Страшные, как голод, но заботливые, как мама, тетки вполне устраивали Свина. Им, единственным из обслуги, бывало, перепадали подарки к Новому году и на 8 Марта.
Еще было несколько узких специалистов, из приходящих не так часто – садовник, чистильщик бассейна, и, как не странно, кинолог. Дело в том, что огромная московская сторожевая, жившая во дворе, буквально через пару-тройку месяцев выходила из строя – забивалась в будку и сутками не ела. Причина такого поведения пса была непонятна, одни говорили, что это – собачья депрессия, из-за недостатка общения. Другие считали, будто дом стоит в плохом месте, и собака от этого болеет. Хотя, скорее всего, правы были первые – сам Свин постоянно путал и перевирал имя собственной собаки, да и регулярно меняющаяся охрана не успевала подружиться с косматым чудовищем – его просто выпускали на ночь, а утром загоняли обратно с помощью еды.
Свину жалко было пускать в расход породистого, но явно психически нездорового пса, вес которого достигал центнера, и хозяин безропотно оплачивал специалиста, который приводил собаку за пару дней в нормальное состояние – до следующего витка депрессии.
В небольшой сторожке у ворот постоянно находилась пара братков, там же стояли мониторы, на которых выводилась информация с камер наблюдения. Камеры были натыканы только по периметру земельного участка, и еще две у входов в дом, внутри здания наблюдение не велось.
Отсутствие любовниц, или простых проституток, подручные Свина списывали на обычную импотенцию, хотя бытовала и версия, что Свин в свое время перенес сложную травму, которая основательно повредила его основание. В пользу этого говорило то, что Свин всегда огрызался на подобные вопросы о даме сердца, почему-то отвечая: "А ты что, уролог?".
Хотя, с другой стороны, Свин иногда уезжал без сопровождения и охраны, и где он куролесил в это время, одному… чуть не сказал, богу – прости, Господи… одному черту было известно. Так что слухи о его мужской смерти могли оказаться несколько преждевременными.
Этим днем Свин сидел на втором этаже у зажженного камина и смотрел мультики "Том и Джерри". Он смеялся над проделками ушлого мыша и потягивал газированное виски со льдом. Не виски с содовой – а именно газированное в сифоне виски. Физическое напряжение двух последних дней сильно утомило его, он с детства не любил мускульных усилий – именно из-за этого и полнел. Ел он часто и вкусно – но немного. Вот только образ жизни, который вел, не давал возможности справиться даже с этим количеством калорий.
Полгода назад, когда он занял место Зулы, пропала необходимость нервничать и суетиться, теперь он был боссом, а босс должен быть спокоен. Таким он и был – вплоть до недавнего времени. До пятницы, тринадцатого.
Сейчас он вспоминал тот день. Свин не был суеверным, и число 13 его никогда не пугало. И номер его машины – 666 – совершенно не был связан ни с чертом, ни с библейским антихристом. Это была его дата рождения. Шестьдесят шестое июня. Шучу – шестое июня шестьдесят шестого года. То есть, в идеале, ему нужны были не 3, а 4 шестерки на номере, так как июнь – шестой месяц года.
Днем в пятницу Борис Михайлович, неторопливо смакуя и абсолютно ни о чем не думая, пережевывал тигровые креветки. И с удивлением заметил, что тихая классическая музыка, фоном звучащая в "Кармине", его совершенно не раздражает. Странно – ему никогда не нравилась классика, а эта мелодия – ничего так. Пойдет. Надо будет узнать, какой Шекспир ее написал.
Вибрирование Vertu на кипенно белой скатерти, а затем и кря-кря, обозначающее, что звонит кто-то из малозначимых для него людей, разрушило идиллию первым же кряком, и настроение сразу испортилось.
Все, кто звонил по этому номеру, знали, что в обеденное время Бориса Михайловича лучше не беспокоить. Он мог бы не отвечать на звонок. Мог бы, откинув крышку пальцами, испачканными жирными морепродуктами, даже не интересуясь, кто звонит, послать несостоявшегося собеседника так замысловато, что тот растерянно пробормотал бы "Спасибо" и униженно отключился.
Но сейчас какое-то смутное беспокойство и предчувствие нешуточных неприятностей заставило его, наскоро обтерев пальцы салфеткой, поднести телефон к правому уху, почему-то более лопоухому, чем левое.
– Борис Михайлович… Извините за беспокойство… Это дядя Алексея… Лешича… Еще раз извините – я тут кое-что в его вещах обнаружил… после похорон не прикасался, а тут вот… нашел. Думаю, вас это заинтересует…
– Что? – горячий пот Бориса Михайловича, после виски и содержательного ужина, начал активно разбавляться ледяным потом сиюсекундного происхождения.
– Это не телефонный разговор… – голос на том конце продиктовал адрес. Борис Михайлович отключился, и с размаху вонзил вилку в оставшуюся на тарелке одинокую креветку, спрятавшуюся в листе изумрудного салата. Тарелка раскололась и нежный соус карри с орешками кешью замарал безупречную поверхность стола, быстро впитываясь в скатерть…
После этого он отпустил охрану и поехал по указанному адресу. Борис Михайлович подъехал к перекрестку поздновато, чтобы проскочить на желтый, и пришлось немного отъехать назад, чтобы не мешать перпендикулярному движению. Забыв, что включена задняя передача, и вместо того, чтобы рвануть на перекресток за секунду до того, как загорится зеленый, он поехал назад.
Опьянение и неожиданность происходящего просто не дали возможности вовремя среагировать, и лысый толстяк изрядно помял своим танком стоящую сзади машину. Но все то, что произошло после, в голове у Свина не укладывалось. Ну что ж, этот щенок заплатит за все…
Мало того, что пришлось башлять и этим дэпээсникам, и врачу на медицинском освидетельствовании, а подобные расходы всегда бесили экономного и бережливого до скупости Свина. Так еще и тот капитан-ментенок (или понтенок?) оказался никаким не сыном городского главмента… главпонта!.. а всего лишь его однофамильцем. Ну ничего, и до него очередь дойдет. Но сначала – щенок на Хендае. Он поежился, заново переживая унижение, которому подверг его этот козел. Сердце неожиданно скакнуло куда-то в сторону, и забилось, будто сильно брошенный баскетбольный мяч о борта корзины: "А вдруг, это наезд? Слишком уж он уверенно себя вел. Слишком уж смело для обычного фраера. А вдруг, он что-то знает о том… проколе? Да нет, скорее всего просто какой-то приблатненый, отсидел на малолетке, вот и бычится".
Свин достал из кармана нож-бабочку, молниеносным движением разложил его и тут же, не спеша, спрятал лезвие. "Странно – всегда ношу его с собой, а тогда забыл, – этот факт тоже сильно нервировал толстяка. – Я б этого сосунка побрил… На всю оставшуюся двухминутную жизнь побрил бы!".
Затрещала рация, и Свин вернулся в настоящее. В любом случае, подумал он, наказание этот горе-водитель Хендая определил себе максимальное – его сначала попугают, а потом накажут по-взрослому. На этой же неделе – Борис Михайлович не любил откладывать то, что вызывало зуд. А с тем делом, до которого он не доехал из-за аварии, надо бы покончить как можно скорее. Желательно, сегодня. Тьфу, непруха – ну почему все возможные и невозможные неприятности поперли одновременно?
Опять затрещала и пискнула вызовом рация, лежавшая на низком стеклянном столике у бутылки восемнадцатилетнего Чиваса, и голос охранника прохрипел, купаясь в радиопомехах:
– Борис Михалыч, привезли Аркашу. Заводить?
– Давай его сюда, – Свин поставил к сифону стакан, в котором виски заканчивалось быстрее, чем таял лед. Он прошел к небольшому бюро напротив камина, и достал оттуда пухлый конверт старого, советского образца – ширина которого совпадала с шириной денежных купюр.
Охранник зашел вместе с худым небритым мужчиной, которого явно хумарило – он трясся мелкой дрожью и время от времени вытягивал голову или какую-нибудь из конечностей.
Свин вернулся к своему креслу и спросил, не оборачиваясь:
– Сколько ты торчишь мне денег?
– А… восемь… А… я отдам завтра, я всегда отдавал. А… сейчас просто работы нет…
– Вот только не надо меня лечить, – Свин поморщился, ибо слова Аркаши были чистой ложью. Эти деньги он должен был уже в течении полугода.
– Тебе в день нужно гораздо больше, чем ты можешь украсть, – знаток и, практически, законодатель цен на наркотики презрительно хмыкнул, отвлекаясь на экран огромной жидкокристаллической панели, больше похожей на черное мраморное надгробие с насмешливой эпитафией в виде Тома и Джерри.
Аркаша уже перешел ту грань, когда наркоман еще может работать и торчать одновременно – теперь он мог только торчать. Аркаша – это не имя, звали этого, в прошлом неплохого квартирного вора, как-то по-другому. Воровское погоняло у него было Уж, а Аркаша приклеилось позже – то ли из-за созвучности с "наркошей", то ли из-за фонетической близости к анаше. Впрочем, анаша – это уже давно пройденный этап. Детские, так сказать, игры. Теперь без 5 уколов опия в сутки Аркаша не человек. Да и с ними его вряд ли можно таковым назвать.
– Короче, вот тебе адрес, хату выставить надо срочно. Оставишь записку внутри на видном месте. Что найдешь хорошего – твое. В конверте полдозы – чтобы не трусило, не хумарило, когда на дело пойдешь. Если сделаешь все чисто, спишу половину долга. Что не ясно?
– А… а если там дома кто сегодня? Если сегодня не получится, меня же завтра в рог единорога скрутит, – Аркаше стало дурно лишь при одной мысли, что будет завтра, если он не раздобудет денег или опия.
– Успевай за сегодня. Что хочешь делай, хоть мочи их там, если у них отгул, или проснутся случайно, пока ты их нычки шманать будешь, но чтобы дело было доведено до ума. Все, вали отсюда, – Свин хохотнул над очередной проделкой Джерри и махнул рукой охраннику.
Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 140; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!