ОБЕЗГЛАВЛЕННАЯ ФРАНЦИЯ: ПОДЪЕМ БУРЖУАЗИИ И ЖАКЕРИЯ 21 страница



Но были ли сетования монаха просто традиционным монашеским обличением существовавших порядков в мире или выражением глубокого пессимизма, который начал распространяться во второй половине XIV столетия?

 

Освобождение за выкуп французского короля не находило взаимоприемлемого решения. Эдуард стремился добиться от Франции максимальных территориальных уступок и наибольшего выкупа. В конце концов в мае 1357 года Иоанна привезли в Лондон, а само вступление в город французского короля, плененного на поле сражения, вылилось в пышную, небывалую церемонию. Процессия двигалась не спеша, и ей потребовалось немалое время, чтобы пересечь город и добраться до Вестминстерского дворца. В центре внимания многочисленных зрителей был одетый в черное Иоанн. Он сидел на белой лошади и ехал впереди тридцати других знатных пленников, рядом со своим победителем Черным принцем, восседавшим на боевом вороном коне. Процессия двигалась мимо домов, увешанных трофейными гербами и гобеленами, по булыжным мостовым города, усеянным розовыми лепестками. Расставленные по пути следования процессии двенадцать прекрасных дев бросали всадникам золотые и серебряные цветы, изготовленные английскими ювелирами.

Присутствие знатных пленников добавило блеск королевскому двору Эдуарда, который не скупился на празднества, а по случаю Рождества устроил пышное торжество с грандиозным турниром, проводившимся ночью при свете факелов. Иоанна поселили в Савойском дворце, дозволили принимать визитеров из Франции и пользоваться всеми благами придворной жизни, но приставили к нему стражников, чтобы пленник не сбежал. Лангедок прислал к нему делегацию в составе представителей знати и нескольких буржуа с даром в десять тысяч флоринов и заверениями в преданности и рвении, направленном на его освобождение из неволи. Прислали деньги также Лан и Амьен. Мистическое почитание королевского сана господствовало над стремлением подданных выполнять свои прямые обязанности на службе у короля.

В скорбное для Франции время Иоанн покупал лошадей, собак, ловчих птиц, приобрел шахматы и дорогостоящие часы, для своего стола заказывал китовое мясо и оленину из Брюгге, а также покупал дорогую одежду для себя, сына Филиппа и своего любимого шута, которому пожаловал несколько шляп, отделанных горностаем и украшенных жемчугом. Иоанн содержал астролога, а также «короля менестрелей» и музыкантов. Чтобы еще больше обогатиться, Иоанн продавал на сторону лошадей и вино — подарки из Лангедока. Ознакомившись спустя пятьсот лет с бухгалтерией Иоанна II, Жюль Мишле, французский историк, заявил, что та его потрясла.

Переговорам о выкупе Иоанна и об условиях мирного договора препятствовали завышенные донельзя требования английского короля. Эдуард определил выкуп за Иоанна в немыслимом доселе размере — три миллиона экю — и требовал передать английской короне Гиень, Кале и все бывшие владения Плантагенетов во Франции. В случае выполнения французами этих условий Эдуард обязывался отказаться от посягательств на французский престол. Переговоры тянулись медленно, несмотря на посреднические усилия представителей папы. На переговорах французы преследовали главную цель: выкупить короля, без чего подписание мирного договора было немыслимо. Кроме всего прочего, король считался защитником государственного порядка. Со времен Людовика Святого, который использовал королевскую власть для пресечения то и дело возникавших междоусобиц, вершил правосудие и устанавливал приемлемые налоги, король в общественном мнении являлся гарантом закона и защитником государства от внутренних и внешних врагов. Все неудачи преемников Людовика Святого не могли запятнать королевский сан, и Иоанн, его незадачливый представитель, был почитаем в той же мере, что и Людовик Святой.

 

Французские провинции, полагавшие, что королевская власть — единственная защита от разбойников и внешней угрозы, не хотели мириться с немощью страны. Воспользовавшись этими настроениями, дофин в августе 1354 года набрался храбрости, восстановил в должности смещенных королевских советников и дерзновенно сообщил Этьену Марселю и Совету тридцати шести, что сам намерен управлять государством. Тогда Марсель обзавелся союзником, который, как оказалось в дальнейшем, ему не помог.

В ноябре 1357 года Карла Наваррского освободили из заключения, к чему, скорее всего, приложили руку Этьен Марсель и Робер Лекок. Противники дофина рассматривали Карла Наваррского как альтернативу монархам из династии Валуа. Карл въехал в Париж в сопровождении высокородных аристократов из Пикардии и Нормандии, среди них был и семнадцатилетний сеньор де Куси, к тому времени признанный вассалами своим законным властителем. Ангерран VII примкнул к Карлу Наваррскому, вероятно разделяя недовольство многих знатных людей Северной Франции правлением монархов из династии Валуа, но он недолго находился в рядах «отщепенцев», чему способствовало его превосходное политическое чутье, не покидавшее Ангеррана до конца его дней.

В Париже Карл Наваррский собрал ближайших сторонников и с присущим ему красноречием обратился к ним с речью, в частности заявив, что не против занять французский престол, что стало бы для французов гораздо более приемлемым выходом из сложившейся ситуации по сравнению с воцарением во Франции Эдуарда. Притязания Карла Наваррского на престол вынудили дофина вернуться в Париж и снова созвать Генеральные Штаты. Затем он решил обратиться напрямую к народу. Оповещенные глашатаями, парижане собрались на рынке Ле Аль, и дофин из седла пообещал установить спокойствие в государстве, что вызвало хор одобрительных восклицаний. Помощник Марселя попытался выступить с отповедью дофину, но его с позором изгнали с площади.

Встревоженный успехом дофина, Марсель решил прибегнуть к насилию, пойдя по пути Карла Наваррского, в свое время руками своих людей убившего коннетабля Карла Испанского. Подвернулся и случай. Перрен Марк, антиправительственно настроенный парижанин, убил королевского казначея, после чего нашел убежище в церкви. Однако люди маршала де Клермона, одного из приближенных дофина, нарушив предоставлявшееся церковью право убежища, вытащили Перрена из храма и тут же повесили без суда. Тогда Марсель, возглавив три тысячи вооруженных мастеровых и торговцев, направился к королевскому дворцу. По пути этой возбужденной толпе попался на глаза Рено д’Аси, советник дофина, и с ним тотчас расправились.

Подойдя к дворцу, Марсель с частью своих людей ворвался в спальню дофина, в которой кроме самого Карла находились два его маршала — уже упоминавшийся де Клермон (сын маршала, погибшего в битве при Пуатье) и Жан де Конфлан, сир де Дампьер, бывший депутат Генеральных Штатов, который в угоду дофину покинул это собрание. Средневековые хроники, касаясь этой истории, описывают одну и ту же картину: обнаженные мечи в руках жестоких, бессердечных людей, дофин, от страха трясущийся на кровати, а у его ног окровавленные тела двух маршалов. Их трупы вытащили во двор и оставили там на всеобщее обозрение, а Марсель отправился на Гревскую площадь и из окна ратуши обратился к собравшейся возбужденной толпе, надеясь на одобрение своих действий. Марсель заявил, что устранил «опасных и вероломных людей» и сделал это на благо Франции. Толпа единодушно поддержала его и выразила готовность следовать за Марселем «в жизни и смерти». Вернувшись во дворец, Марсель сообщил дофину, что расправился с маршалами «по воле народа», и поэтому принцу следует выразить свою солидарность с народом Франции. Потрясенный дофин ответил Марселю, что он всегда руководствуется народными интересами.

Марсель пошел на убийство ближайших приближенных дофина, чтобы запугать того и заставить признать выбранный Генеральными Штатами Совет тридцати шести, однако пришедший в себя дофин отправил семью в близлежащую крепость Мо на Марне, а сам уехал в Санлис. Едва лишь конфликт обернулся насилием, обращенным против монархии и аристократии, политическая борьба сменилась кровопролитием и радикальным смещением баланса сил. Убийство маршалов стоило Марселю остатков поддержки среди аристократии, убедило последних, что их интересы способна защитить только корона.

 

Действия дофина ускорили начало Жакерии, крестьянского восстания, получившего название от презрительной клички «Жак Простак», как называли крестьян французские феодалы, и вспыхнувшего в мае 1358 года. Чтобы уменьшить опасность агрессивных действий Марселя, дофин, едва покинув Париж, повелел перерезать пути снабжения города продовольствием, а владельцам замков, которым мог угрожать Марсель, наоборот, повелел запастись продуктами. По одной из версий, феодалы отбирали еду у крестьян, что и спровоцировало восстание. По другой версии, Жакерия вспыхнула по подстрекательству Этьена Марселя, убедившего «Жаков Простаков», что распоряжение регента направлено против них и в скором будущем их ждут новые притеснения. Но у крестьян была и своя причина восстать.

Кем были крестьяне, эти атланты средневекового мира, державшие на своем горбу все три французских сословия? В грубых подпоясанных блузах и длинных чулках, они работали весь год напролет. В опубликованной в 1471 году «Сельскохозяйственной энциклопедии», составленной Петрюсом Кресценцием, иллюстрировался труд крестьянина в течение года. Вот он в блузе и соломенной шляпе на лугу косит траву, вот вместе с женой вяжет снопы, вот давит виноград в деревянном чане, стрижет овцу, зажав ту между ног, пасет свиней, идет по снегу с вязанкой дров на спине, греется в хижине у огня.

Крестьяне в зависимости от своего материального положения делились на группы: от пауперов (людей, лишенных средств к жизни) до собственников земли, имевших возможность дать образование сыновьям. В широком смысле всех крестьян презрительно называли вилланами, хотя это слово произошло от безобидного латинского villa (вилла). В более узком смысле, вилланом назывался свободный крестьянин, арендовавший землю у феодала. Этот крестьянин платил феодалу ренту или выполнял для него сельскохозяйственные работы, за что феодал его при необходимости защищал.

Одной из категорий вилланов являлись сервы, по существу крепостные, с рождения принадлежавшие феодалу. Серв не имел права жениться на женщине из другого поместья. Если серв умирал бездетным, его дом и другая собственность переходили сеньору, ибо считалось, что все это имущество находилось в аренде у серва. Кроме обработки земли, сервы в поместье у феодала занимались самой разнообразной работой: чинили мосты, ремонтировали дороги, заготовляли дрова, работали конюхами, кузнецами, пряхами, ткачами и прачками. Правда, к началу XIV столетия феодалы стали покупать промышленные товары на стороне и пользоваться трудом наемных рабочих, и потому с того времени большая часть крестьян работала на сельскохозяйственных угодьях своего феодала.

Крестьяне платили налог на очаг, церковную десятину, собирали деньги на выкуп попавшего в плен сеньора, на рыцарское снаряжение его сыновей, на приданое его дочерям, а также платили за использование установок, приспособлений и механизмов, принадлежавших сеньору: мельниц, давильных прессов, хлебопекарной печи. Сложившиеся правила землепользования шли на пользу сеньору: его поля обрабатывались, сено косилось, а урожай собирался в первую очередь. Первым делом спасали и его урожай в случае неблагоприятной погоды или нашествия насекомых-вредителей. Крестьяне выгоняли скот на пастбище и приводили обратно непременно полем сеньора, чтобы то унавоживалось.

Существовавшая система взаимоотношений между сеньорами и крестьянами поддерживалась церковными наставлениями. Церковь учила, что тот, кто плохо работает на сеньора и не выполняет его приказы, непременно попадет в ад, где его ожидают вечные муки. Не забывала церковь и о себе, утверждая, что тот, кто не платит церковную десятину, губит собственную бессмертную душу. Церковную десятину можно было платить натурой: зерном, свиньями, яйцами, курами. Крестьяне также страдали от произвола и самовластия управляющего поместьем. Управляющие нередко повышали налоги (чтобы присвоить себе излишек) или обвиняли крестьян в воровстве, после чего обещали за мзду избавить от наказания.

Богатым крестьянином считался владелец плуга, стоившего от 10 до 12 ливров, и тягловой лошади, стоимостью от 8 до 10 ливров. Бедные крестьяне при возможности брали плуг в долг или обрабатывали землю вручную. У 75–80 % крестьян плуга не было; половина этих крестьян имела несколько акров земли, что приносило им некоторый достаток, а другие жили на грани существования, обрабатывая небольшой участок земли и дополнительно трудясь на сеньора или богатых соседей. Эти люди жили в домах без мебели, с отверстием в крыше в качестве дымохода. Спали они на соломе, питались хлебом и луком, дешевыми фруктами.

Впрочем, дошедшие до нас сведения о жизни крестьян XIV столетия нередко противоречивы. К примеру, по некоторым сведениям, «даже среди бедняков было принято мыться в общественной бане, имевшейся почти в каждой деревне», а в других хрониках, со слов современников, говорится, что от крестьян дурно пахло. По мнению англичан, французские крестьяне жили хуже английских, питались плохо, не ели мяса, а во французских хрониках говорится, что они ели свинину и птицу на вертеле; им также были доступны яйца, соленая рыба, сыр, сало, горох, бобы, фрукты, овощи из своего огорода, ржаной хлеб, мед, сидр и пиво.

Крестьяне со средним достатком жили в одноэтажных домах с соломенной крышей и оштукатуренными стенами из смеси камней, соломы и глины. Окна в домах были редкостью. Их заменяли голландские «половинчатые» двери для доступа света и воздуха и вытяжки дыма. В некоторых домах имелся камин. Мебель в таких домах составляли кровать (обычно для всей семьи), стол на козлах, скамейки, буфет, шкаф, сундук. В хозяйстве имелись железные и оловянные кастрюли, глиняные кувшины и чашки, деревянные ведра и лохани для стирки.

Жизнь крестьян обычно была короткой, что обусловливалось повседневным тяжелым трудом и болезнями: дизентерией, туберкулезом, пневмонией, астмой, а также загадочной хворью — огнем святого Антония, — которая могла иссушить конечности «неким потаенным в организме огнем» и отделить их от тела. В настоящее время считают, что эта загадочная болезнь в одних случаях была рожей, а в других случаях — эрготизмом, вызванным спорыньей.

Однако в массе своей крестьяне влачили жалкую жизнь. В средневековом французском рассказе «Мерлен Мерло» крестьянин горестно восклицает: «Что станет со мной, трудящимся без отдыха? Вряд ли когда-нибудь мне посчастливится отдохнуть. Горек тот час, когда родится виллан. Вместе с ним рождается и страдание… Я жалок, как петух, вымокший под дождем, как собака, побитая палкой». Дети виллана были всегда голодны, а жена непрестанно ругала его за безденежье.

К крестьянам остальные категории граждан средневековья относились с презрением. В большинстве баллад и рассказов крестьянин немыт, небрит, жаден, хитер, подозрителен, агрессивен и к тому же еще и глуп, а душа виллана, как считали некоторые рассказчики, никогда не попадет в рай из-за ее смрадного запаха. В этих рассказах высмеиваются манеры и привычки виллана, его неспособность постоять за себя и даже его тощий карман. Рыцари считали крестьянина человеком с низменными наклонностями, не имеющим понятия о чести и добром имени и потому способным на плутовство и мошенничество. О крестьянах насмешливо говорили: «Ударь виллана, и он благословит тебя; благослови виллана, и он ударит тебя».

В рассказе «Все зло от вилланов» автор глубокомысленно рассуждает: «Скажите на милость, по какому праву виллан ест говядину?… А гуся? Это тревожит Бога. Он страдает от этого, да и я тоже. Жалки вилланы, которые едят жирного гуся. А могут ли они употреблять в пищу рыбу? Лучше пусть едят траву, солому и сено по воскресеньям, а по будням — горох. Вилланы должны работать без устали. А что происходит на самом деле? Некоторые вилланы ежедневно наедаются до отвала, пьют лучшие вина и щеголяют в роскошных одеждах. У таких вилланов немыслимые расходы, что подрывает устройство мироздания. Эти вилланы подрывают благосостояние государства. От вилланов одни несчастья. Разве должны они есть мясо? Пусть лучше вместе с коровами щиплют траву на пастбище и ходят на четвереньках…» Этот рассказ адресован знати и другим состоятельным людям. Но отвечало ли его содержание тому, что хотела услышать эта аудитория, или он представлял собой сатиру на ее отношение к бесправным, по существу, крестьянам?

Теоретически земледельцы были защищены от грабежей и насилия, однако практика с теорией не считалась. В хрониках рассказывается и о том, что разбойники беззастенчиво обирали крестьян, пытками заставляя их отдавать последние деньги. Некоторые священники говорили, что крестьяне постоянно работают на общество и заслуживают доброго к себе отношения, но в то же время советовали крестьянам быть терпеливыми и покорными.

В 1358 году положение крестьян стало критическим. Грабители угоняли скот, отбирали продовольствие и телеги для перевозки награбленного и даже инструмент и плужные лемехи для заточки оружия. Крестьяне продолжали платить налоги и собирать деньги на выкуп попавшего в плен сеньора. Сеньоры же даже не помышляли защищать крестьян от разбойников. Крестьяне также возмущались тем, что деньги, которые они собирали на нужды армии, знать расходовала «на беспутные развлечения», украшения и наряды, в результате чего французские рыцари уступили противнику в сражении при Креси и потерпели позорное поражение в битве при Пуатье. Кроме того, крестьян возмущало предательство рыцарей, оказавшихся в плену у разбойников. Те, кто не мог собрать выкуп, вступали на год-другой в отряды головорезов. Рыцарь становился разбойником. Жакерию породила не осознанная потребность в необходимых реформах, а ненависть крестьян к своим угнетателям.

 

Двадцать восьмого мая 1358 года жители деревни Сен-Ле на Уазе, поблизости от Санлиса, после вечерни собрались на кладбище. Они наперебой поносили рыцарей за попустительство в пленении короля и за их предосудительную бездейственность в избавлении монарха из неволи. «Рыцари, — говорили крестьяне, — годятся лишь для того, чтобы нас обирать. Они опозорили королевство, разоряют его, и потому их самих следует истребить».

После этого возбужденная толпа в сто человек, вооруженных палками и ножами, ворвалась в ближайшее поместье, убила рыцаря, его жену и детей и подожгла дом. Затем, по словам Фруассара, крестьяне ворвались в соседний замок, схватили рыцаря, привязали к столбу и у него на глазах изнасиловали его дочь и беременную жену, после чего со всеми покончили и наконец, как могли, разрушили замок. По другому источнику, в ту ночь были убиты четыре рыцаря и пять оруженосцев.

Вооруженное выступление крестьян из Сен-Ле переросло вскоре в восстание, к которому ежедневно присоединялись все новые люди, прихватывавшие с собой вилы, косы и топоры. Восставшие нападали на поместья и замки. Постепенно число восставших крестьян приблизилось к ста тысячам человек. Восстание охватило долину Уазы, Иль-де-Франс и ближайшие районы Шампани и Пикардии, включая владения де Куси. В епархиях Лана, Санлиса и Суасона были уничтожены более ста поместий и замков и более шестидесяти — вблизи Бове и Амьена.

Не в силах оказать сопротивление восставшим крестьянам, феодалы перебирались со своими семьями в города, чтобы укрыться от разъяренной толпы за крепостными стенами. Повстанцы продолжали грабить поместья, действуя «без сострадательности и жалости, как бешеные собаки». По словам Фруассара, «никогда еще среди христиан и даже среди сарацин не находилось столь жестоких людей, о которых до их злодейств и помыслить было нельзя, что они способны на самые страшные преступления».

В своей хронике Фруассар, в частности, повествует о страшной кончине рыцаря, которого повстанцы, прикончив, зажарили на вертеле на глазах жены и детей, после чего заставили женщину съесть кусок приготовленного жаркого, а затем убили ее. Далее в хронике рассказывается, как группа восставших крестьян, вторгнувшись в поместье одного феодала, унесла из птичника всех цыплят, в пруду выловила всех карпов, опустошила винные погреба, в саду сняла весь урожай и затем устроила пир. В районах, где священнослужителей ненавидели в той же мере, что и знатных людей, сельские священники, оставляя свои приходы, бежали в ближайший город.


Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 257; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!