Адаптация и разрыв с реальностью

Процесс развития от состояния ребенка до состояния взрослого включает в себя возрастание адаптации к внешнему миру.

Если в процессе адаптации либидо человека сталкивается с пре пятствием, происходит накопление энергии, которое, как правило,позволяет сосредоточить усилия, чтобы преодолеть препятствие.

Но если препятствие становится слишком сложным и человек отказывается от желания его преодолеть, то происходит регресси я накопленной энергии, то есть энергия перетекает в более раннюю форму адаптации. Такое перетекание энергии, пишет Юнг, в свою очередь, вызывает активизацию инфантильных фантазий и желаний: «Самые наглядные случаи такой регрессии наблюдаются при истерии, если причиной невроза становится разочарование в любви или неудачный брак. Тогда мы сталкиваемся с хорошо известными расстройствами пищеварения, потерей аппетита, самыми разными симптомами диспепсии и т.д. [Обычно этому сопутствуют] регрессивное оживление воспоминаний далекого прошлого. Тогда оживают родительские образы и эдипов комплекс. Внезапно становятся очень важными события раннего детства, которые раньше не имели никакого значения. Их оживление наступает вследствие регрессии. Если с жизненного пути человека устранить препятствия, вся система инфантильных фантазий разрушается и становится такой же безжизненной и пассивной, как раньше».

Поэтому Юнг утверждал, что причину невроза следует искать не и прошлом, а в настоящем. «Я спрашиваю, какую нужную и важную задачу не может решить пациент?» Иными словами, с точки зрении процесса развития, о котором говорилось выше, «психологическое расстройство при неврозе и сам невроз можно считать попыткой неудачной адаптации».

Как отмечалось ранее, этот взгляд на невроз совершенно отличается от классического взгляда Фрейда, но не вносит существенных изменений в содержание процесса анализа. Фантазии, конечно же, следует доводить до осознания, так как энергия человека, которому необходимо здоровье, – то есть его адаптация, – связана с этими фантазиями. По цель заключается не в том, чтобы найти предполагаемую изначальную причину невроза, а в том, чтобы установить связь между сознанием и бессознательным.

Только таким способом можно использовать расщепленную энергию для решения «обязательной задачи», которая стоит перед человеком.

«С этой точки зрения, – пишет Юнг, – психоанализ больше не является лишь редукцией человека к его первичным сексуальным влечениям; в правильном его понимании он представляет собой высоконравственную задачу, которая имеет огромное воспитательное значение».

Взгляд Юнга на невроз как на попытку самоисцеления, – который фактически в какой-то мере разделял и Фрейд, – и применение закона сохранения энергии к психологическим феноменам – это краеугольные камни в практике аналитической психологии.

Например, в случае депрессии главное предположение состоит в том, что недоступная сознанию энергия не просто исчезает, а постоянно возбуждает содержание бессознательного, которое для достижения психологического здоровья следует прояснить и исследовать.

Если друг человека, страдающего депрессией, из самых лучших побуждений может посоветовать ему отвлечься: «Выйди на улицу, побудь среди других людей, перестань замыкаться на себе», – то аналитик считает депрессию или другое эмоционально подавленное состояние вызовом, который дает человеку возможность узнать, что происходит у него внутри. Следовательно, человека побуждают к интроспекции, чтобы он продолжал пребывать в своем настроении, не пытаясь его избегать.

В обычной жизни происходит относительно легкая прогрессия либидо, то есть человек может направлять свою энергию в соответствии со своим желанием. «Прогрессией, – пишет Юнг, – можно назвать ежедневное продвижение вперед процесса психологической адаптации». Прогрессия и развитие – не одно и то же; прогрессия относится только к непрерывному течению жизни.

Чтобы отвечать требованиям адаптации, нужно принять или выработать в себе установку, соответствующую конкретным обстоятельствам. Пока обстоятельства не изменятся, нет никаких причин для изменения установки. Но при внезапном или постепенном изменении обстоятельств уже не подходит ни одна стабильная установка.

Любое изменение окружающей обстановки требует новой адаптации, а та, в свою очередь, требует изменения установки, которая ранее была совершенно правильной. Но подходящая, то есть отвечающая данной ситуации установка обязательно характеризуется некоторой односторонностью, а значит, вызывает сопротивление изменениям. Если определенная установка больше не соответствует данной внешней ситуации, значит, созданы все условия для развития невроза.

«Так, например, чувственная установка, возникшая в ответ на реальные условия благодаря эмпатии, может сохраниться в изменившейся ситуации, с которой можно справиться только с помощью мышления. В таком случае чувственная установка разрушается и прекращается прогрессия либидо. Исчезает ощущение жизненного потока, которое существовало раньше, и его место все больше и больше занимает осознанное содержание психики, вызывая ощущение дискомфорта; основную роль начинают играть субъективное содержание и реакции психики, и ситуация становится аффективно заряженной и готовой взорваться в любой момент».

Такие симптомы свидетельствуют о блокировании либидо, которое всегда характеризуется разрывом бинарных противоположностей.

«Во время прогрессии либидо бинарных противоположностей соединено в координированное течение психического процесса... Но при остановке потока либидо, которая происходит в результате препятствия прогрессии, позитив и негатив боль ше не могут оставаться объединенными в координированном действии, так как они достигли одинаковой величины, которая сохраняет равновесие системы... Напряжение вызывает конфликт, конфликт приводит к попыткам взаимного вытес нения, и если одна из противодействующих сил успешно вытесняется, происходит диссоциация, расщепление личности или внутренний разлад человека».

Борьба противоположностей будет, не ослабевая, продолжаться, если вместе с началом конфликта не начнется процесс регрессии, то есть движения либидо, обращенного вспять: «В результате борьбы противоположности постепенно стано вятся меньше и напряжение между ними снижается... Пропорционально уменьшению осознанных противоположностей происходит повышение интенсивности психических процессов, которые не связаны с внешней адаптацией, а потому редко или даже никогда не используются сознательно».

Так как доля энергии этих бессознательных психических процессов возрастает, они проявляются в виде побочных эффектов, например, в расстройствах сознательного поведения, которые Фрейд считал симптоматически обусловленными действиями и эмоциональными симптомами, характерными для невроза.

Точка зрения Юнга такова: так как поток либидо останавливается из-за отсутствия доминирующей сознательной установки, активизированное при регрессии содержание бессознательного содержит в себе ростки новой прогрессии. С точки зрения типологической модели Юнга, в содержании бессознательного существует противоположная установка, которая вместе с подчиненной функцией обладает возможностью дополнить или даже заменить неуместную сознательную установку.

 «Если в качестве адаптивной функции отсутствует мышление, ибо в сложившейся ситуации человек может адаптироваться только с помощью чувства, то в бессознательном материале, активизированном в процессе регрессии, будет содержаться отсутствующая функция чувствования, пусть лишь в зачаточ ном, архаичном и неразвитом виде. Точно так же у человека с противоположной главной типологической функцией регрес сия вызовет активизацию функции мышления, которая будет эффективно компенсировать неуместное чувство».

Таким образом, регрессия энергии побуждает человека к конфронтации с проблемами собственной психологии, а не с изначальными затруднениями в адаптации к внешним условиям. По мнению Юнга, «регрессия вызывает необходимость адаптации к внутреннему миру психики».

Основные психологические понятия, которые в такой ситуации человеку нужно знать, – это персона («Я», обращенное во внешний мир), комплементарная составляющая противоположного пола и связанный с ней комплекс (внутренняя фемининность или апима у мужчины и внутренняя маскулинность или анимус у женщины) и тень (все хорошие и плохие аспекты личности, которые или подверглись вытеснению, или никогда не были осознаны).

C этой точки зрения регрессия – не аномальный симптом, а столь же необходимая стадия процесса развития, как и прогрессия. Может показаться, что это концептуальное описание прогрессии энергии – адаптации к внешним условиям – аналогично экстраверсии, а регрессия – необходимая адаптация человека к своему внутреннему состоянию – сопоставима с интроверсией.

Согласно Юнгу, это не так: «Прогрессия это поступательное движение жизни вперед, по смыслу аналогичное поступательному течению времени. Это движение может происходить в двух разных формах: либо в экстравергированной, когда на прогрессию преимущественно влияют внешние объекты и окружающая обстановка, либо в интровертированной, когда нужно адаптироваться к состоянию Эго(или, более точно, – к «субъективному фактору»). Точно так же двояко может происходить регрессия: либо как уход из внешнего мир;» (интроверсия), либо как стремление к повышенному ощущению внешнего мира (экстраверсия). В первом случае неудача приводит человека в состояние слепого подчинения, а во втором случае она приводит к его самоуничижению».

Теперь видно,, в какой мере взгляд Юнга на невроз как на попытку самоисцеления основан на его убеждении, что психика это саморегулирующаяся система.

Этот взгляд соответствует общеизвестной истине, например, что в конфликтной ситуации совет и внушение не оказывают на человека продолжительного воздействия.

«Подлинное решение проблемы, – пишет Юнг, – приходит только изнутри, и только из-за появления у пациента другой установки».

На практике конфликт следует разрешать на уровне характерологии, когда противоположностям уделяется достаточно внимания, «и опять же это возможно только в процессе изменений личности... В таких случаях внешние решения оказываются хуже, чем отсутствие решений вообще».

Ниже кратко описаны психологические явления, которые можно наблюдать у человека в ходе кризиса среднего возраста. В последующих главах темы, которые были затронуты во введении, получат дальнейшее развитие, и читатель может увидеть, как протекает процесс саморегуляции психики у конкретного человека.

Саморегуляция психики

 

1. Затруднения в адаптации. Затруднения в прогрессии энергии.

2. Регрессия либидо (депрессия, отсутствие свободной энергии).

3. Активизация содержания бессознательного (инфантильных фантазий, комплексов, архетипических образов, подчиненной функции, противоположной установки, тени, анимы/анимуса и т.п.).

4. Формирование невротических симптомов (смятения, страха, тревоги, плохого настроения, эмоциональных реакций и т.п.).

5. Бессознательный или полуосознанный конфликт между Эго и активизированным содержанием бессознательного. Внутрен нее напряжение. Защитные реакции.

6. Активизация трансцендентной функции, включающей в себя Самость и архетипические паттерны целостности.

7. Формирование символов (нуминозность, синхронизм).

8. Обмен энергией между содержанием бессознательного и сознанием. Расширение диапазона действия Эго, более адекватная прогрессия энергии.

9. Интеграция содержания бессознательного. Процесс индивидуации.

 

Начальная трудность

Когда человек не осознает свое внутреннее состояние,

оно воспринимается им как внешнее воздействие судьбы.

 

К.Г. Юнг. Aiom

 

Стадии роста окружают препятствия.

Они похожи на затруднения, которые

возникают при рождении человека.

 Однако причина этих препятствий

 и затруднений заключается в огромном изобилии

 всего, что борется, чтобы обрести свою форму.

Все находится в движении: а значит,

если упорно идти к цели, в будущем можно добиться великих успехов...

Точно так же очень важно не оставаться в одиночестве;

чтобы преодолеть хаос, нужны помощники.

 

И Цзин. Гексаграмма 3,

Начальная трудность»

Норман сидел у меня в приемной и плакал. Позже я узнал, что он находился там почти целый час, ожидая, пока я приглашу его в кабинет. Секретарь принесла ему чашку чая. Его руки тряслись, и часть содержимого чашки попала ему на брюки.

Я пригласил его войти, он сел в глубокое кожаное кресло и затих.

Это была наша первая сессия. Его нельзя было назвать самым странным пациентом за все пятнадцать лет моей аналитической практики. Но, с другой стороны, этот случай нельзя было считать и обычным. У Нормана были длинные волосы; усы и борода его были аккуратно пострижены. Наверное, ему было лет под сорок, но выглядел он лет на десять моложе. Однако спокойствие ему изменило. Его глаза распухли и покраснели.

– Простите, что я плачу, – сказал он, шмыгнув носом, – я стал плакать, когда сел в автобус. С тех пор никак не могу остановиться и не знаю, почему. Я пришел раньше, потому что больше некуда было идти.

Я промолчал.

– Я очень несчастлив, – сказал он. – Несколько дней назад я проснулся, плача, и с тех пор с трудом могу остановиться. Я буду очень рад, если вы сможете понять, что со мной происходит. Я не знаю, во что теперь можно верить. Я совсем запутался. Иногда мне кажется, что лучше было бы умереть. Я не знаю, что делать. У него с собой была кожаная папка. Он открыл ее и вынул оттуда тетрадь.

– Я действительно жил прекрасно; у меня была семья: жена и двое детей. В них заключается весь смысл моей жизни. Если бы не они, меня бы давно уже не было на свете.

Норман снова заплакал.

Происходит полный распад моей личности, – сказал он. Шесть лет мы жили очень счастливо. Я любил жену и не мог себе представить, что могу от нее уйти. – Норман пожал плечами. Правдa, у меня были другие женщины, но эти связи для меня ничего не значили. Без своей семьи я не мог жить. – Он вызывающе посмотрел на меня. – Я сюда пришел не из-за них. Проблема заключается по мне. У меня прекрасные дети. Моя жена – лучшая в мире мать. Она любит меня и никогда меня не бросит, я точно это знаю.

Какое то время мы сидели в молчании. Я смотрел на него. Он смотрел па стену перед собой. Я прикидывал, как можно было бы работать с этим мужчиной. Он был погружен в свои иллюзии. – По моему, все это началось года два назад, когда жена мне сказала, что ей не нравится заниматься со мной любовью.

Он шмыгнул носом. – Я совершенно не понимал, почему, – сказал он. – Наверное, это не совсем так. Мне кажется, я понимал, что она потеряла к этому интерес примерно через год после начала нашей супружеской жизни. Но, узнав это от нее, я был страшно поражен. Тогда я был в Детройте, чтобы закрыть там свой бизнес. Я позвонил домой из отеля – хотел поговорить с ней и с детьми. Я очень любил с ними разговаривать. Я был с девушкой, сейчас даже не помню, как ее звали. Жена сказала: «Пожалуйста, приезжай домой, нам надо поговорить». – «О чем?» – спросил я. – «О сексе, – сказала она, – у нас с тобой его нет». Она заплакала, я тоже заплакал. Я все бросил и сразу же вылетел домой.

Норман заглянул к себе в тетрадь.

– С тех пор больше не было ничего подобного. Мы говорили на эту тему, но в общем-то сказать было нечего. Я перестал встречаться с другими женщинами (не считая, правда, стюардессы и официантки в Цинциннати) и прочел несколько книг о технике секса. Это ничего не изменило. Но она никогда не отказывалась заниматься со мной сексом. Не отказывалась и не отказывается. Она всегда меня принимала. Но это не доставляло ей наслаждения.

Он шмыгнул носом.

– Я могу с этим жить. Это нелегко, но я смог бы справиться.

Мы одинаково думаем, мы все делаем вместе. Я знаю, секс не так уж важен. Мы – прекрасная пара, и все нам завидуют.

Он посмотрел на меня даже с некоторой гордостью.

– Но примерно год назад она стала встречаться с другим мужчиной. Он – великий человек, художник. Борис и его жена несколько лет были нашими друзьями. Мы вместе играли в бридж. Я чувствовал, что между ними что-то есть, но жена сказала, что это только мои фантазии. Затем я нашел несколько любовных писем, – но не мог ей об этом сказать, так как она пришла бы и ярость, узнав, что я рылся в ее вещах. Вместе с тем я верю, что она имеет право получать какое-то удовольствие. Конечно, я ревную, но это моя проблема. Я знаю, что нашей совместной жизни ничто не угрожает. Я сделал бы все что угодно, чтобы поправить нашу жизнь.

По его лицу потекли слезы. Он не обращал на них никакого внимания.

– Несколько месяцев я за ними следил. Прятался в кустах, подслушивал их телефонные разговоры. Мне действительно очень стыдно за это, но я ничего не могу сделать. Представляя их вместе», я постоянно чувствую узел у себя в желудке. При всем ее нежелании заниматься со мной любовью, я просто не мог себе представить, что у нее может быть кто-то другой. Именно поэтому я пришел к вам. Я не могу с этим смириться. Я не хочу быть таким собственником. Со мной происходит что-то неладное.

Он достал несколько фотографий.

– Это моя жена Нэнси с детьми: это Ян – ему пять с половиной, а это Дженнифер – ей четыре года; вот вся наша семья. У меня прекрасная работа, но я не могу много работать допоздна.

Когда я чувствую, что очень устал, то спускаюсь в подвал и курю травку. Я думаю о том, как все перевернулось, как мы были счастливы. Иногда это помогает, иногда начинаю чувствовать себя еще хуже.

– Как вы меня нашли? – спросил я. – Почему вы пришли к юнгианскому аналитику?

– К кому?

– К юнгианскому аналитику.

Норман вытер глаза.

– Мне порекомендовал к вам обратиться мой друг.

Он смотрел на меня с огромной грустью.

– Я нахожусь в депрессии, у меня нарушения сна. Я не могу есть и ощущаю полное бессилие. Так что же, по-вашему, мне нужно делать?

 

 * * *

Я не знал, что нужно делать Норману, но был рад его приходу по своим, эгоистическим причинам.

Моя жизнь и практика превратились в рутину. Я с трудом мог вспомнить то полное отчаяние, которое двадцать лет назад привело меня к юнгианскому анализу. Время от времени Норман напоминал мне мое собственное прошлое и процесс, который привел к тому, что я стал юнгианским аналитиком. Это было время, когда самоубийство казалось мне очень привлекательной альтернативой по сравнению с жизнью, которой я жил.

Норман испытывал адские муки. Он чувствовал себя совершенно разбитым. У него были все симптомы, характерные для кризиса среднего возраста: тревога, депрессия, жалость к себе и вина; он потерял аппетит и страдал бессонницей; он ощущал полный упадок сил и пребывал в полном смятении. В пользу Нормана говорило только одно: он осознавал, что у него существуют проблемы.

Безусловно, он еще не понимал ни сущности этих проблем, ни их глубины, но было совершенно ясно: он уже дошел до предела. Фактически Норман был потенциальным кандидатом на анализ, ибо жизнь уже поставила его на колени.

У Нормана с женой сформировались симбиотические отношения, в которых каждый из них мог запутаться, но не мог их разорвать. Семья для него была всем; без нее он не мог бы существоватъ. Норман чувствовал, что жена его отвергает, и ничего не мог с этим сделать; но, испытывая такие страдания, он не представлял себе, как сможет без нее жить. Он не мог правильно оценить создавшуюся ситуацию, ибо при первой же мысли о том, что происходит, его переполняли эмоции.

Передо мной был мужчина, у которого вся жизнь пошла под откос; он страдал от расщепления, возникшего между его головой и его сердцем.

С точки зрения развития невроза, о котором говорилось во введении, либидо Нормана не могло участвовать в прогрессии.

Любые действия требовали от него страшных усилий. Окружающая его обстановка изменилась, но он не мог к ней приспособиться. Он перестал чувствовать и не мог ясно мыслить. Его энергия подверглась регрессии и оживила детские фантазии потерянного им рая – теплое чувственное отношение к жене. Чтобы его восстановить, он очень хотел измениться.

У Нормана развивался внутренний конфликт. Он еще не осознавал этого, но иначе не плакал бы несколько дней подряд, а потом не пришел бы ко мне. Но в этот момент актуализировались все его защиты, чтобы не допустить до его сознания, что закончились та жизнь, которой он жил до сих пор. Он хотел только «исправить свою жизнь», то есть обратить время вспять, чтобы вновь почувствовать, что его любят.

 Норман заплатил приличную сумму, чтобы попасть ко мне на прием. Он хотел получить помощь. Ему нужно было решить свои проблемы, и он действительно верил в то, что я могу ему помочь. Но если бы я знал, что следует делать Норману, я был бы Богом.

К счастью, такая степень инфляции уже не вызывает у меня удовольствия.

 

Я слушал Нормана и ничего ему не отвечал. Я видел его слезы. Я слышал, как ему больно. Я ему не сочувствовал, но нельзя сказать, что при этом я был совершенно бесчувственным. Тот эмоциональный хаос, который исходил из него, производил на меня особое воздействие. С одной стороны, я сохранял холодность; с другой – я ощутил, что у меня в желудке появился узел, который все время увеличивался. У меня стал возрастать интерес к Норману. Мы с ним были братья по крови. Его ситуация не была похожа на ситуацию, в которой оказался я в его возрасте, но наши психологические состояния не слишком отличались друг от друга.

Двадцать лет назад мне удалось сделать так, чтобы меня увидели и услышали.

В то время я разделял общее убеждение, что анализ – это такое лечение, в процессе которого у человека возникает озарение, которое его исцеляет. У многих людей такая иллюзия сохраняется до сих пор. Она сохранилась с самого зарождения психоанализа, когда считалось, что содержание бессознательного составляет только вытесненный материал, и если добиться облегчения эмоционального переживания (отреагирования эмоций) и его осознания, то человек станет более счастливым, чем раньше.

Увы, бессознательное оказывается неистощимым. Мы, как пловцы, можем скользить по волнам океана, и всегда из глубин на его поверхность поднимается что-то новое. В жизни, как в психике: мы постоянно сталкиваемся с необходимостью адаптации к новым обстоятельствам.

Я знал, что установка Нормана не соответствует ситуации, сложившейся у него в семье. Я не стал говорить ему об этом, ибо он просто не мог понять, о чем идет речь. Он должен осознать ее сам; она должна вырасти у него, как роза на грядке репы. Он дол жен страдать, пока не разовьет в себе эту установку или пока она не прорвется из него фонтаном, как нефть из скважины. Эта установка лучше будет соответствовать ему – такому, какой он есть, и такой жизни, которая существует в его представлении. Его страдания – следствие его бессознательного внутреннего конфликта.

Я знаю, что любое решение – это плод мучительных страданий; оно свидетельствует о том, в какой степени жизнь человека стано вится невыносимой. Но одних страданий недостаточно: человеку нужно захотеть научиться как-то с ними справляться.

Я ничего не сказал Норману, чтобы облегчить его боль, ибо в тот момент он пребывал в таком состоянии, в котором и должен был находиться. Он чувствовал себя совершенно убитым, но мог осознавать, что с ним происходит. Даже если бы у меня была магическая сила, позволявшая избавить Нормана от его проблем, я все равно не стал бы ничего делать.

Любой конфликт констеллирует проблему противоположностей. В самом широком смысле к «противоположностям» относятся Эго и бессознательное. Это действительно так, независимо от того, признает человек, что его конфликт является внутренним, или нет, ибо конфликты с другими людьми, особенно со своим спутником или спутницей, по существу, являются внешним выражением его бессознательного внутреннего разлада. Но так как этот разлад остается бессознательным, он отыгрывается в виде конфликтов с окружающими.

 Этот механизм называется проекцией; подробно он обсуждается ниже, в главе 3. А здесь мы рассмотрим подробнее психологию конфликта.

 

 Независимо от содержания сознательной установки, в бессознательном существует противоположная ей установка. Извлечь ее на поверхность сознания совершенно невозможно. Если мы все же попытаемся это сделать, то почувствуем очень сильное сопротивление. Именно поэтому во время открытого конфликта процесс анализа не может быть эффективным. Пока внешняя жизнь протекает относительно гладко, нет никакой необходимости обращаться к бессознательному. Как только безмятежное существование прекращается, мы автоматически сталкиваемся с этой скрытой частью нашей психики.

Классическая конфликтная ситуация позволяет человеку опробовать несколько разных способов поведения. Теоретически может быть много вариантов. Практически в конфликте могут реализоваться два способа поведения, каждый из которых имеет свои последствия.

Самыми болезненными конфликтами, наверное, являются те, которые связаны с чувством долга или выбором между безопасностью и свободой. Такие конфликты создают сильное внутреннее напряжение. Пока они остаются бессознательными, это напряжение проявляется в виде физиологических симптомов, прежде всего и области желудка, спины и шеи. С другой стороны, во время осознанного конфликта человек испытывает моральное или этическое напряжение.

На тот момент проблема Нормана сконцентрировалась в области желудка.

Конфликт – это явный признак невроза, но он не обязательно может быть только невротическим. Разумеется, в жизни часто происходит столкновение противоречивых убеждений, несовместимых желаний и влечений. Появляется необходимость принимать решение. В какой-то мере конфликтность даже желательна, ибо без определенного уровня напряжения между Эго и бессознательным прекращается течение потока жизненной энергии. Конфликт становится невротическим, только когда он встраивается в поведенческий паттерн человека и оказывает на него воздействие.

Когда у меня возникал внутренний конфликт, мне помогала такая фантазия: где-то есть огромная книга всей человеческой мудрости под названием «Что надо делать». В ней существуют заранее известные решения всех жизненных проблем. Как только у вас появляется затруднение, вы сразу открываете эту книгу и поступаете так, как там сказано. Такая фантазия порождается отцовским комплексом. Если бы такая книга действительно была, у меня бы отпала необходимость думать самостоятельно. Я просто поступал бы так, как предписано традицией.

На самом деле все серьезные проблемы имеют только индивидуальное решение.

 

Многие незначительные конфликты доступны рассудку; они приводят к решению, которое с точки зрения логики является удовлетворительным. Серьезные конфликты устранить не так просто; фактически они очень часто возникают вследствие односторонней рациональной установки, а потому можно скорее ожидать их продолжения, чем только логического решения. Где это получается, уместно задаться вопросом: «А что я действительно хочу?» Этот вопрос способствует констелляции функции чувствования, – которая имеет оценивающий характер, – ибо серьезный конфликт обязательно означает существенное расхождение между мышлением и чувствованием. Если чувство бессознательно включается в конфликт, это следует осознать. То же самое можно сказать о мышлении.

Особый вклад Юнга в психологию конфликта заключается в следующем: он утверждал, что если человек может выдерживать напряжение, существующее между конфликтующими противоположностями, то в его психике происходят некие важные изменения, способствующие разрешению конфликта. Внешние обстоятельства фактически могут не изменяться, но сам человек существенно меняется. Это изменение, иррациональное и, по существу, непредвиденное, внешне выражается в новой установке по отношению и к себе, и к другим; энергия, которая была заблокирована и вызывала ощущение нерешительности, теперь высвобождается, так как появилась возможность для ее поступательного движения. Юнг назвал этот процесс трансцендентной функцией, так как все происходящее оказывается над конфликтом противоположностей, за его пределами.

Это состояние можно сравнить с состоянием человека, находящсгося на вершине горы, когда внизу бушует шторм. Этот шторм может продолжаться, но вы оказываетесь вне его досягаемости; в какой-то мере вы становитесь более объективным и не вовлеченным эмоционально. Тогда наступает ощущение умиротворения.

 Этот процесс требует спокойствия и силы Эго, иначе не удастся сдержать напряжение и принятое решение будет продиктовано отчаянием – лишь бы избавиться от напряжения. К сожалению, это ничего не изменит, ибо, если человек преждевременно принимает решение, потому что не может достаточно долго выдерживать» напряжение, то возникает другая возможность выбора, которая ранее была отвергнута, причем этот вариант становится более предпочтительным, и человек снова попадает прямо в пламя конфликта.

Норман «превратился в грязь» – в мутную, бесформенную лужу О чем говорить, если человек не может выдержать напряжении?

Если есть выбор между двумя исключающими друг друга решениями, психологически это указывает на присутствие внутри человека двух разных субличностей. Их можно считать образами разных сторон личности, а более формально – воплощением комплексов.

Наличие комплексов – явление нормальное; они существуют у любого человека; без них он не может жить, ибо комплексы это материал, из которого состоит каждая личность, как молекулы и атомы являются невидимыми компонентами всех физических объектов. Мы не можем избавиться от своих комплексов. Все, что можно сделать, – осознать их воздействие и их отношение к нашим сознательным намерениям. Если мы их осознаем, они теряют над нами свою власть. Они не исчезают навсегда, но с течением времени их воздействие может стать слабее.

Впервые придя на анализ, я ничего не знал о комплексах. Это слово я обычно слышал в уничижительном смысле, но все же не понимал, что оно значит. Я кое-что читал об эдиповом комплексе, который, по-моему, имел какое-то отношение к убийству отца и обладанию матерью. Несколько месяцев спустя, после внимательного чтения Юнга, я получил прекрасное представление о комплексах. Я узнал о том, что, по существу, это «окрашенные чувством идеи», которые целые годы накапливаются вблизи определенных образов например, «матери» и «отца». Кроме того, я узнал, что у них есть архетипическое ядро: под эмоциональными ассоциациями, связанными, например, с родной матерью, находится архетип матери коллективный образ заботы и безопасности, с одной стороны (позитивная, добрая мать), и образ поглощающей власти и обладания – с другой (негативная, злая мать).

Но я все еще не мог осознать связь между комплексами и своей жизнью и узнать, что нужно делать, оказавшись в полном отчаянии.

Когда я учился в Институте Юнга в Цюрихе, чтобы стать юнгианским аналитиком, нам было необходимо пройти вербально-ассоциативный эксперимент. Этот «тест» был разработан Юнгом, чтобы показать, как воздействие бессознательного искажает работу сознания.

Это был список, состоящий из тысячи стимульных слов, на которые следовало ответить первое, что приходит в голову. Человек, который проводил эксперимент, секундомером измерял время запаздывания ответа (время отклика).

 

 «Голова» – «кровать» («Head» – «bed»)[1] 0,8 с;

 «Жениться» – «вместе» («Marry» – «together») 1,7 с;

 «Женщина» – «друг» («Woman» – «friend») 5 с;

 «Дом» – (длинная пауза) «нет» («Home» – «none») 5,6 с.

 

И так далее.

Затем вы второй раз даете ответы на слова-стимулы, отмечая разные реакции на одни и те же стимулы. В конечном счете вас просят прокомментировать те свои ответы, время реакции которых превосходило среднее время ответа, а также чисто механические ответы или разные ассоциации на один и тот же стимул. Все перечисленное выше и кое-что еще интервьюер обозначает как «признаки комплекса». Этот эксперимент вызывает очень сильное просветление. К тому же он «опускает вас на землю». Мне пришлось убедиться, что я сам себе не хозяин, что комплексы не только реальны – они живут во мне и являются совершенно автономными, независимыми от моей воли. Я осознал, что они могут воздействовать на мою память, на мои мысли, на мое настроение и на мое поведение. Я не был свободным, чтобы быть самим собой: находясь во власти комплекса, я был уже не «Я».

 

 Фрейд называл сновидения королевской дорогой {via regia) к бессознательному; Юнг показал, что королевская дорога к бессознательному оказывается довольно сложной, включая в себя и сны, И симптомы.

Как только возникает сильная эмоция – любовь, ненависть, грусть или наслаждение, – ее появление свидетельствует об активизации комплекса. Находясь в состоянии эмоционального возбуждения, мы не можем ясно мыслить и с трудом осознаем свои чувства. Мы говорим и действуем, находясь под воздействием комплекса, и когда это воздействие прекращается, мы начинаем размышлять, что нас так увлекло.

Без комплексов жизнь была бы очень унылой – это правда. Но они истощают нашу энергию. Вместо обоснованных суждений и соответствующей чувственной реакции возникает пустота. Комплексы наполняют эту пустоту желчностью, обидой, раздражением, жалостью к себе, тревогой, страхом и виной. Пока мы остаемся во власти бессознательного, мы склонны к подавлению эмоций и одержимости эмоциями, побуждаемые тем или иным комплексом. Именно такая ситуация характерна для невроза.

Конечно же, Норман был закомплексован. Иначе у него не возник бы внутренний конфликт и он не испытывал бы душевной боли. Что-то – или кто-то, если мы все же полагаем, что комплексы имеют образное представление, – мешает нам принимать решение, которое изменило бы ситуацию и восстановило состояние умиротворения.

Какой именно комплекс воздействовал на Нормана? Я точно не знаю, но знать точно, в каком он находится плену, не мое, а его дело. Регрессия энергии привела к активизации целой совокупности комплексов. Чтобы отделить один комплекс от другого, Норману могут потребоваться годы. С другой стороны, я мог бы с полной уверенностью утверждать, что здесь не обошлось без активного воздействия материнского комплекса. Иначе я не достиг бы своих результатов.

Норман был так глубоко погружен в мир иллюзий и проекций, что я сопоставлял его с образом Тезея в лабиринте царя Мидаса. Где же тот клубок и та спасительная нить Ариадны, которая поможет ему выбраться на поверхность? Что представляет собой задача, которую Норман не будет решать или просто не может решить?

В это время Норман, наверное, уже третий раз рассказывал мне о том, как много для него значит его семья. Его стремление сохранить брак оставалось непоколебимым. Я не стал лишать его этой уверенности. Несмотря на свое донжуанство, Норман считал себя семейным мужчиной и ответственным отцом. На жизнь так, как он ее понимал, – он тратил огромную энергию. Хотя Норман ужасно себя чувствовал, он страшно боялся потерять жену и детей. Он просто не представлял себе, как будет без них жить.

Норман считал, что является неотъемлемой частью своей семьи, ибо его семья была его персоной.

Жена Нормана имела внебрачную связь с другим мужчиной, но ему пришлось с этим смириться, так как он был человеком цивилизованным и рациональным. Такой была его персона. Он не должен был сознательно возмущаться поведением жены, ибо ей требовалось то, что он не мог ей дать. Это тоже была его персона. Он не мог бросить жену и детей из-за такой малости, как сексуальная несовместимость.

Много лет тому назад, перед тем, как пройти анализ, я оказался в плену образа «писателя-борца». Это была моя персона, мое представление о себе и мой способ преподнести себя окружающим. Без такого образа себя я не представлял свою жизнь. Точнее, без этого образа меня просто не существовало. А потому в течение нескольких лет я укрывался в тени сада с пишущей машинкой, отождествляя себя со всеми известными писателями-борцами. Я был очень разочарован, что никто не хотел печатать то, что я писал, но вместе с тем внутренне ликовал, предвидя тот день, когда стану литературным открытием. Со временем я потерял эту персону, зато мне навсегда запомнилось чувство, которое она вызывает.

Согласно описанию Юнга, персона – это один из аспектов коллективной психики, то есть в ней не содержится ничего личного. Она может ощущаться индивидуально – как-то особенно и уникально – но, например, определение «писатель-борец», так же, как «отец», «учитель» и «врач», с одной стороны, просто выражение социальной идентичности, а с другой – идеальный образ. Эти образы не характеризуют конкретную личность; они позволяют отличить одного врача, отца или учителя от другого.

Любой персоне соответствуют характерные черты и поведенческие паттерны, а также коллективные представления о способах ее искреннего выражения; например, писатель-борец – это серьезный мыслитель, достойный общественного признания; учитель это авторитетный человек, который делится с другими своими знаниям и; врач – это мудрец, посвященный в скрытые тайны человеческого тела; пастор – морально безупречный человек, близкий к Носу; мать любит своих детей, ради них она должна пожертвовать своей жизнью; бухгалтер – это человек, который виртуозно оперирует цифрами, но при этом совершенно лишен эмоций, и т. д.

Именно поэтому мы испытываем потрясение, читая об учителе, обвиняемом в насилии над учеником, о враче-наркомане, о пасторе-алкоголике, о матери, бросившей своего ребенка, и бухгалтере который занимается финансовыми махинациями, чтобы Заплатить долги.

И случае Нормана семейный мужчина не должен был бросать свою семью.

Развитие коллективно приемлемой персоны всегда включает в себя компромисс между тем, кем себя считаем мы, и тем, какие в отношении нас существуют социальные ожидания, включая некоторую долю мужества и поведения, безопасного для окружающих.

В понятии персоны нет никакой внутренней лжи. Изначально это слово означало маску, которую надевали актеры, чтобы обозначить исполняемую ими роль. На этом уровне она является ценной с точки зрения общения с другими людьми. Кроме того, она бывает полезной в качестве защитного покрова. Близкие друзья могут знать нашу истинную сущность; все остальные знают лишь то, что мы считаем нужным им показать. Действительно, без внешнего защитного покрова мы оказываемся слишком ранимы.

Только глупые и наивные люди пытаются пройти через жизненные испытания, не имея персоны.

Тем не менее нам приходится сбрасывать свою персону, если она нам не подходит. Прежде всего это относится к близким отношениям. Между мной, юнгианским аналитиком, и тем, кто я такой мне аналитической практики, есть разница. Искусство кардиохирурга мало утешает отвергнутую им супругу. Знание учителем учебного процесса не производит впечатления на его сына-подростка, который хочет взять машину отца. Мудрый проповедник дома расстается со своим нагрудным крестом и своей риторикой, проявляя к жене любовь и ласку.

Наделяя нас привлекательной персоной, внешний мир подталкивает нас к тому, чтобы идентифицироваться с ней. Деньги, почет и власть достаются тем, кто умеет казаться людям целеустремленным и хорошо соответствует социальной роли. Не удивительно, что мы склонны забывать об отличии существующей у нас идентичности от той, к которой мы стремимся, то есть от нашей социальной функции. Поэтому из очень полезного и удобного средства адаптации персона легко превращается в ловушку.

Но одно дело – понимать это и совершенно другое – как-то с этим справляться. На этот счет есть прекрасное высказывание поэта Райнера Марии Рильке:

 

«Да, мы спохватываемся, что не знаем роли, мы ищем зеркала, чтобы стереть грим, смыть фальшь, стать собою. Но где-то налипло забытое притворство. Чуть-чуть чересчур вскинуты брови, невольно искривлен рот. Так и носит нас по свету – посмешища, ни то ни се: не в жизни, не на подмостках».

 

Идентификация с социальной ролью часто становится причиной кризиса среднего возраста, ибо она препятствует адаптации человека к конкретной ситуации, выходящей за ограничения, предписанные социальной ролью. Кто я такой без маски? Есть ли кто-то у меня внутри? Я выдающийся и уважаемый член сообщества. Но тогда почему мою жену интересует кто-то другой? Разве это справедливо?

Чтобы сохранить социальную идентичность, человек не может уйти от себя, не ощущая никаких последствий. Последствия могут быть следующие: он теряет представление о том, кто он такой без своей защитной оболочки; его реакции предопределяются социальными ожиданиями (он действует и чувствует в соответствии с тем, что «должна» делать, думать и чувствовать его персона; близкие жалуются на его отчуждение и тяжелую «высокомерную» манеру общаться и, самое главное, он не представляет, как можно жить иначе.

Норман и его жена имели общую персону. По-моему, ее ощущение их семейной жизни было очень похоже на ощущение Нормана, включая чувство разочарования. Но они были «счастливой» семейной парой. Независимо от того, что происходило между ними, их отношение к внешнему миру всегда было общим. Отношения между супругами вызывали у друзей зависть. Другие семейные пары ссорились между собой и в конечном счете их брак распадался. Но это не касалось отношений между Норманом и Нэнси. Их брак был незыблемым.

По существу, так оно и было. Норман встречался с многими женщинами, которые были для него сексуально привлекательны, а он сексуально привлекал их, постоянно испытывая чувство вины. Но он не влюблялся в других женщин, так как энергетически был связан с женой. Это очевидно. Испытывая сексуальное влечение, он мог лечь в постель с другой женщиной, но не мог ее полюбить. Поток его энергии был направлен в сторону жены. Что бы ни происходило у него с другими женщинами, что бы они ни говорили и ни делали, это не ослабляло его привязанности к жене. При таком поведении он обладал иммунитетом к любому воздействию на него других женщин.

Такова власть материнского комплекса. У Нормана она проявлялась как потребность в безопасности и страх перед неизвестностью. Перед тем, как вступить в связь с другими женщинами, он никогда не скрывал от них, что женат. Caveat emptor* Таким образом, он никогда не брал на себя ответственность за свои поступки и всегда старался избегать продолжительных связей. Впечатление, которое производит его поведение, было закрыто от его сознания. Его левая рука не знала о том, что делает правая.

Развивавшийся у Нормана внутренний конфликт фактически был конфликтом между мужчиной, для которого семья – это все (что соответствует общей персоне, развившейся у него и его жены), и другим человеком, находящимся внутри него, беззаботным Дон Жуаном, готовым умереть и отправиться в ад, только чтобы быть свободным. Последний образ – это постоянное содержание тени Нормана. Эго Норманна очаровано его женой; его тень должна гоняться за курочками. Такой оказывается ситуация с точки зрения психологии. У Нормана накопилось столько энергии, не нашедшей выхода, что он полностью созрел для взрыва.

Я попрощался с Норманом и согласился встретиться с ним на следующей неделе. Он облегченно вздохнул, шмыгнул носом и ушел.

 

Пробуждение змеи

– Увы, – сказала мышь, – каждый день

мир становится все меньше и меньше.

Сначала он был таким огромным,

что я испугалась и все бежала и бежала,

при этом была очень довольна,

что вдалеке от себя справа и слева я вижу стены,

но эти длинные стены так быстро сузились,

что я уже очутилась в последней каморке,

в углу которой стоит ловушка, в которую я должна влезть.

– Тебе надо было только изменить направление

 – сказал кот и съел мышь.

 

Франц Кафка. Маленькая ложь

Норман появился в новом костюме. Он был довольно бодр.

Я думал, что сделал что-то особенное, – сказал он. – Словно начал жизнь сначала. Всю эту неделю я ужасно себя чувствовав ожидая визита к вам. Я рассказал Нэнси о том, что к вам приходил. Ее это просто ошарашило! – Он криво усмехнулся. – «Почему ты не предупредил меня, что собираешься туда пойти?» спросила она. Я видел, что ей по-настоящему стало больно. Я ее не осуждал. Наверное, впервые с тех пор, как мы встретились, я принял решение самостоятельно. Мы все решали вместе: какую мелочь купить, какой посмотреть фильм, как мне нужно одеться, чтобы выступить на очередном совещании.

Норман улыбнулся.

Нэнси всегда во всем мне помогала. Я рассказывал вам о наших знаменитых обедах? Она прекрасно готовит. Она – самая гостеприимная хозяйка. Кроме того, она очень умна. Одно из ее самых привлекательных для меня качеств – незаурядное мышление У нее всегда было свое мнение по любому вопросу: в отношении политики, как сохранить прическу, как воспитывать детей Вы понимаете, о чем я говорю. Она рассказывала мне все, что я должен был знать. Мне не нужно было ни о чем думать.

Он засмеялся, но сразу остановился.

– Иногда меня это очень раздражало: так случалось, когда мне приходилось заниматься домашними делами. Она всегда лучше знала, как все сделать. У меня даже появилась шутка на эту тему: если вы хотите мужчину, у которого «руки на месте», – выходите за него замуж. Я не помню, чтобы меня называли мужчиной, у которого «руки на месте». Но даже если так и есть, это вовсе не значит, что я умею шить и забивать гвозди.

Норман смущенно посмотрел на меня, словно выдал какуюто важную тайну.

– В общем, Нэнси была очень озабочена тем моим визитом к вам. «Что ты ему сказал?» – спросила она. Я ей рассказал большую, часть того, о чем мы с вами говорили, и добавил, что ей не следует волноваться. «А он хотел встретиться со мной?» Я ответил, что не вижу в этом необходимости, по крайней мере, сейчас. А как вы думаете?

Я напомнил Норману, что не работаю с семейными парами.

– В последний год мы думали о том, чтобы пойти к семейному консультанту. Мы все время говорили об этом. Нэнси сказала, что она готова пойти на все, если бы это помогло мне почувствовать себя лучше, но так как с нашим браком нет никаких проблем, она не видит особого смысла в таких консультациях. Это значит, что мы никогда с ней не ссорились. Мы никогда не придирались друг к другу. Я с ней согласился. А вы как думаете?

Я кивнул.

– На этой неделе я косил газонную траву. Мне явно не хотелось это делать. Играл с детьми, снова вернулся к работе, провел несколько деловых встреч. У меня действительно хорошая жизнь.

Норман наклонил голову и на минуту задумался.

– В течение всего этого времени мы не занимались любовью. Я на этом не настаивал. Черт побери, я знаю, что она к этому относится плохо. Для нее это было бы очень сложно. Иногда она плачет по ночам. Я думал, что мне надо подождать, пока она сама ко мне придет.

Остальное время сессии мы провели, стараясь лучше узнать друг друга. Норман работал менеджером по продажам в транснациональной корпорации. Эта работа была мне знакома, и я внимательно его слушал. Норман рассказывал общие вещи, а я концентрировал внимание на деталях. Он уверенно себя чувствовал и говорил со знанием дела. Несколько раз в месяц он уезжал в командировки. Он останавливался в отелях и там у него возникали случайные встречи с женщинами. Иногда они вместе проводили ночь. По мнению Нормана, в этом не было ничего особенного.

– Вы знаете, как это бывает. Я очень чувствительный, – он засмеялся, – я просто не могу сказать «нет».

Норман вырос в северной Манитобе, в маленьком городке Чарчхилл, основанном охотниками и торговцами пушниной. Этот городок находился на расстоянии 1500 миль от границы Канады и США. Именно там заканчивался лес и начиналась тундра. Там была вечная мерзлота.

– На севере рано начинается паралич суставов, – сказал Норман, – и быстро распространяется на мозги и жизненно важные органы. Поэтому после окончания школы я оттуда уехал.

Мне понравилось его чувство юмора. Мне показалось, что мы довольно хорошо притерлись друг к другу.

 

У двери я попрощался с Норманом. Он уже почти вышел, но вдруг вернулся назад.

– Да, кстати, прошлой ночью мне приснился сон. Я вместе с матерью оказался в горящем доме. Я пытался вынести огонь из дома в корзине, но она оказалась дырявой. Я нигде не мог найти Нэнси и в панике бегал по дому. Тогда я стал открывать бутылки с газированной водой, бросать их людям на горящую крышу и кричать: «Если мы не погасим огонь сверху, то все пойдет прахом!»

– Что вы на это скажете? – спросил Норман.

Я думал об этом.

– Увидимся через неделю, – ответил я.

 

 * * *

 

Норман пребывал в приподнятом настроении; обычно у человека появляется такое чувство, когда он впервые доверит свою душу профессионалу. Для этого состояния характерно признание поражения вместе с признанием невозможности с ним смириться. В последний раз он рассказал мне о том, что прежде не рассказывал никому. Это принесло ему некоторое облегчение от возраставшего напряжения. На этот раз он не выглядел человеком, у которого вообще есть какие-то проблемы. Теперь, по его мнению, решение его проблем находилось в моих руках.

Вместе с тем Норман пребывал в состоянии некоторой инфляции; это происходит автоматически, когда в сознание поступает слишком много бессознательного материала. Человека распирают новые знания. Жизнь кажется прекрасной. Все сразу становится ясно, как день.

Как правило, такой душевный подъем и такая инфляция временные явления.

Сразу после своего первого посещения аналитика я пошел и напился. Я чувствовал себя таким счастливым! Я не мог поверить, что мое состояние может так резко измениться. Раньше я унижался и старался не выделяться среди других людей. При этом у меня не получалось это объяснить. Теперь я не могу вспомнить, о чем говорил на первой сессии с аналитиком, зато хорошо помню, что стал намного лучше себя чувствовать. Затем наступила депрессия.

Я позвал несколько своих друзей, и мы вместе развлекались всю ночь.

Спуск с таких высот – небольшое удовольствие. Возможно, именно поэтому я не люблю высоту.

Мне очень хотелось сказать Норману, чтобы он держал в секрете все наши беседы, но я этого не сказал. Он узнает об этом, когда ему это станет необходимо, – если такая необходимость появится, причем без малейшего намека с моей стороны и тогда не сможет поступить иначе. Он верил в то, что визиты ко мне помогут ему сблизиться с женой, и, по-моему, так и будет. Но в глубине он испытывал гордость, что самостоятельно принял решение.

Умение хранить тайну – очень важная сторона аналитического процесса. Оно помогает развиваться всей внутренней психодинамике. Если вы рассказывает каким-то людям, кроме своего аналитика, о том, что переживаете, то теряете нечто весьма ценное. В таком случае у вас снимается напряжение, но тормозится внутренняя психодинамика.

В первые месяцы своего анализа я был как сито. Я ничего не мог держать при себе. Я жил в Цюрихе с человеком, который тоже обучался юнгианскому анализу. Мы с Арнольдом делились бук вально всем: что мы читали, что чувствовали, а также своими фантазиями, снами и т.д.; мы воспроизводили свои аналитические сессии до мельчайших подробностей, стараясь догадаться, почему наши аналитики в отведенное нам короткое время говорили так или иначе или же просто улыбались и сохраняли молчание. Это было поразительное время, и наша близость сохраняется до сих пор. Спустя какое-то время мой аналитик сказал: «Надо же, вам приснились разбитые бутылки и переполненная раковина; песок сыпется у вас сквозь пальцы и вода просачивается через щели в стене. О чем говорит этот сон?»

Тогда я этого не знал, но вскоре понял.

Мы с Арнольдом попались в ловушку нашей общей тайны. Между нами установилась мистическая сопричастность, то есть отношения взаимной идентификации с победами и неудачами. Такая сопричастность всегда укрепляет дружбу, и она должна быть всегда. Наверное, мне не удалось бы выжить первые месяцы в Цюрихе, если бы у меня не было этих отношений, но сама наша близость стала препятствием, которое нам нужно было как-то преодолеть: каждому из нас требовалась конфронтация со своим «Я» без всякого постороннего вмешательства, чтобы работать только со своим материалом, с самыми серьезными внутренними конфликтами и самыми острыми противоречиями, которые мы испытывали.

В самом начале никто из нас не мог служить психологическим контейнером для решения такой задачи. Мы отыгрывали свои эмоции; мы засоряли и загрязняли окружавшую нас психологическую атмосферу.

В алхимии есть определенная аналогия такому психологическому контейнеру: vas Hermetis, герметичный сосуд. Его следует держать закрытым, чтобы при нагревании его содержимое претерпело трансформацию. При малейшей утечке тепла ничего не происходит. С психологической точки зрения такая утечка тепла эквивалентна снижению психологического напряжения во время конфликта. В таком случае не образуется золото, то есть философский камень. У вас в руках остается тот же старый свинец, который был сначала.

Тогда мне пришлось создавать внутренний теменос – сакральное пространство, которое принадлежит только мне. Оно возбуждает психику и повышает напряжение. Если вы ощутили, на сколько важным становится такой психологический контейнер, вы инстинктивно знаете, что можно из него выпустить, а что нельзя. Если вы совершаете ошибку, то становится почти явно слышно, как трещат стенки вашего теменоса.

Разумеется, у меня был свой аналитик. Эти отношения представляли собой другой тип теменоса – место, где боги могли свободно играть в атмосфере взаимного доверия и уважения. Аналитик наблюдал и отслеживал все, что со мной происходило; я полагался на него, осознавая содержание своих снов, считая его зеркалом, крайне необходимым, чтобы не сбиваться с пути, но при этом он совсем не был навязчивым. Я часто сравнивал его с акушером, помогающим принимать роды.

Он определял течение процесса, но иногда, когда мой собственный теменос становился более прочным, мне уже не нужно было ему рассказывать абсолютно все.

По существу, Норман не мог ничего удержать в себе, не рассказав об этом жене. Если ему это удавалось, у него появлялось чувство вины. Правда, у него была избирательная намять, но в целом он сообщал ей все, что приходило ему в голому. Их взаимная мистическая сопричастность была свидетельством его привязан ности к ней и потребности в одобрении. Ему хотелось быть для жены совершенно прозрачным – книгой, открытой для нее. Его связи с другими женщинами были важным исключением. Их он скрывал даже от себя самого.

Вместе с тем у его жены была тайна, которую она очень хотела скрыть от Нормана. Она имела любовника. Если бы Норман об этом узнал, наступил бы полный крах. Тогда неминуемо рухнул бы их карточный домик – созданный ими внешний образ своей семьи. (Она не догадывалась о том, что Норман уже знает про любовника. Он не мог ей сказать об этом, так как был умерен, что получит взбучку за то, что «рылся в ее вещах».)

Несколько лет жена Нормана стоически скрывала свою измену: не потому что ей было безразлично, а скорее, потому что у нее не было другого выбора. Она была так же прочно связана отноше ниями с Норманом, как и сам Норман. Жена потеряла бы слишком многое, если бы он не выдержал ее измены. И она была полностью уверена в том, что он не выдержит, узнав об ее измене. По этому она не могла допустить, чтобы он все узнал. Она не знала, что он уже не выдержал.

Жена Нормана соединяла в себе заботливую мать, действительно охраняющую покой своего сына-мужа, и ведьму, которая смотрела на него сквозь пальцы и делала все, что хотела, но при этом старалась сохранить все, что у нее было. Как и Норману, ей хотелось иметь свой кусок пирога и тоже им лакомиться. Откуда я знал, что происходит внутри у жены Нормана? Потому что я работал с ее сестрами: женами и подругами мужчин, похожих на Нормана. Частности всегда бывают разными, но психологический паттерн является одинаковым. Такие женщины таятся, чтобы защитить своих мужчин от боли, сопутствующей их личностному росту. Они живут мучительной, шизофренической жизнью, ходят по краю пропасти, пока не расстанутся со своей идентичностью с матерью.

Такова моя точка зрения, хотя я могу ошибаться.

По мнению Нормана, жена оказывала ему честь, позволяя заниматься с ней любовью. Он испытывал тревогу, ожидая, когда у нее появится желание. Норман был целиком и полностью во власти ее прихоти и капризов. Он просто хотел быть любимым, и для него это желание было равносильно влечению, точнее говоря, влечению к нему его жены. Когда она проявляла к нему безразличие, он не чувствовал, что его любят. Другие женщины могли его хотеть и не скрывали этого, но они отличались от жены, а потому их желание не нарушало его внутреннего равновесия. Он все равно не чувствовал себя любимым.

Он ничего не знал ни о страхах своей жены, ни о ее потребностях, ни о ее комплексах. Он не понимал, почему по ночам она плачет. Возможно, когда он в подвале курил травку, ее на мансарде мучили угрызения совести. Ничего подобного не приходило Норману в голову. Он тоже был одержим своими представлениями о том, что происходит с ней.

Безусловно, он ей сопереживал – ужасно мучительно жить с мужем и не иметь к нему сексуального влечения, но он связывал ее сексуальное равнодушие к нему со своими недостатками. Таково было влияние его материнского комплекса, точной метафорой которого служит образ кота в эпиграфе к этой главе; этот комплекс поставил ловушку так, чтобы не позволить человеку «изменить направление», то есть переориентировать свою сознательную установку.

 

Мне вспоминается замечание своего первого аналитика: «Наше сочувствие нас кастрирует».

Норману было не слишком удобно обсуждать со мной жену и их отношения. Он находил в этом предательство, словно зло употребил ее доверием. Они всегда были заодно. Их брак был его ядром, его теменосом. Как он мог справиться с конфликтом, если все больше осознавал, что у него возрастет потребность увеличить психологическую дистанцию от своей супруги?

Норман думал, что он знает, что хочет: любящую жену. Но фактически ему нужна была мать, безопасное пространство, в котором он ощущал бы себя дома. Нэнси попала и большую беду. С одной стороны, Норман был ее сыном-любовником, который был к ней привязан: эта ситуация ощущалась как инцест и накладыва ла запрет на ее сексуальное влечение к мужу С другой стороны, она действительно радовалась, находясь рядом с ним при его «возвращении домой». Возможно, именно поэтому ее на мансарде мучили угрызения совести – если, конечно, так было на самом деле.

А в-третьих, видимо, сама об этом не аная, она наслаждалась своей властью.

Я не был знаком с женой Нормана. Я знал о ней только с его слов. Я понимал, что многое из рассказанною им существует лишь у него в голове и не имеет к ней никакого отношения. Норман во обще не имел понятия о существовании такой разницы. И твердо знал, что не хочу с ней встречаться, ибо меня она интересовала только в восприятии Нормана, а не в реальности. Встреча с ней просто внесла бы лишнюю путаницу.

В этом заключается различие между индивидуальным анализом и работой с семейными парами.

На этом этапе у меня сложилось определенное мнение о си туации, в которой оказался Норман, и появились некие мысли о том, что ему делать дальше. Но, поделившись с ним моими мыслями, я сослужил бы ему плохую службу. Тогда я воздействовал бы на протекание его внутреннего процесса, и даже если по счастливой случайности я попал бы в точку, мои слова он все равно не был готов услышать.

Во всяком случае сновидение Нормана, которое он мне рассказал, словно запоздалую мысль, было более достоверным, чем мое мнение, и тем более мнение его жены. Оно сообщило нам о том, что действительно происходит с Норманом, а не то, что с ним происходило или должно было происходить, по моему мнению.

Начальный сон – первый сон, который человек рассказывает на аналитической сессии, – имеет особое значение, так как часто позволяет понять и скрытые причины, которые приводят человека на анализ, и суть психологических проблем, которые необходимо проработать. Эти проблемы могут раскрыться только непредвзятому взгляду; наверное, пройдет не один год, прежде чем прояснится символическое содержание сна в то время, когда он человеку приснился. Но сновидение всегда имеет нуминозный смысл, особое очарование и чувственное содержание, которое невозможно отрицать. Оно сохраняется для человека в качестве отправной точки, чтобы у него всегда оставалась возможность вернуться назад.

Пока я не стал проходить анализ, мне никогда не снились сны. По крайней мере, я никогда не запоминал их. Но это не совсем так. Когда мне было шесть лет, я задремал в туалете, и мне приснилось, что появился Бог и убедил меня, что все будет хорошо. Мне вспоминаются и некоторые другие детские сны, в которых жили эльфы и феи.

Первый свой диплом я получил в области математики и физики. Сны так и не появились. Затем я занялся журналистикой. В качестве репортера мне приходилось обрабатывать множество политических выступлений. В них было много рассказов о снах, но эти сны были несколько иные. Даже вернувшись в университет, чтобы изучать литературу и философию, я еще не представлял, какими важными могут быть сны.

Согласно исследованиям психологии сна, каждый человек в течение ночи видит сны несколько раз – на это указывает так называемое REM-явление (rapid eye movements), быстрое движение зрачков во время сна. У людей, которые не могут заснуть настоль ко глубоко, чтобы видеть сны, со временем появляются тревожность и раздражение. Эти эксперименты, хотя они ничего не говорят о содержании сновидений, свидетельствуют об их чрезвычай но важной биологической функции.

Юнг смотрел значительно глубже. Он был убежден в том, что цель сновидений состоит в отслеживании и контроле потока пси хической энергии. Мне, взрослому человеку, должны были сниться сны, но из за недостаточного внимания к ним все они забылись. Откуда у меня мог появиться интерес к сновидениям? Они снились по ночам и не имели ко мне никакого отношения.

Именно так я и думал, пока однажды не проснулся, но приснившийся сон не забылся и все время оставался в моей памяти.

Мой первый сон, который побудил меня прийти на анализ, был о скачущем мяче. Я находился на улице, в центре пустогого рода, окруженный домами с множеством тупиков и глухих подва лов. Я катил мяч, который отскакивал от домой, стоящих на одной стороне улицы, – к другой. Он все время ускользал от меня, мне никак не удавалось его укротить. Я проснулся и холодном ногу, полный ужаса, и не мог сдержать рыданий.

Теперь этот сон мне кажется довольно невинным. Но тогда он расколол на части весь мой внутренний мир

Так я познакомился с реальностью психики, это была некая инициация, крещение огнем. Я не знал, что со мной может случиться то, что я не смогу осознать. Я был убежден, что всего можно достичь усилиями воли. «Если eсть воля, значит, найдется выход». Этот сон мне приснился в напряженный момент мощного внутреннего конфликта, который я безутешно пытался разрешить. Я по-прежнему был убежден, что разрешу его самостоятельно. Моя реакция на сон уничтожила эту иллюзию.

Психика – это совокупность всех происходящих в ней сознательных и бессознательных процессов. Психические явления так же реальны, как и весь остальной материальный мир. Бессознательное во многом независимо от сознания; оно не только реагирует на сознательные процессы и содержит вытесненный на сознания материал, но и является источником содержания, которое мы никогда не осознавали: оно может творить.

Юнг описывает сны как периоды некой вынужденной психической деятельности, достаточно осознанной, чтобы ее можно было воспроизвести в состоянии бодрствования. Сновидения это автопортреты, символические представления о том, что происходит с человеком с точки зрения бессознательного.

Самопознание – это результат взгляда одновременно в двух направлениях. Чтобы познать себя, нам нужно общение с другими людьми и отражение этого общения в бессознательном. Сны дают нам возможность получить такое отражение.

Сновидения – это независимые, спонтанные проявления бессознательного. Их послание редко совпадает с сознательными убеждениями. Они не только совсем не подчиняются нашей воле, но и часто совершенно противоположны нашим сознательным установкам и намерениям. Часто они более важны, чем все происходящее за день, но при этом содержат ценный комментарий к событиям, которые произошли в нашей жизни.

Фрейд считал, что сновидения, по существу, выполняют две функции: исполнение несбывшихся желаний и сохранение личности. Юнг признавал, что в некоторых случаях это действительно так, но основное внимание обращал на огромную роль сновидений в саморегуляции психики. Он утверждал, что их основная функция заключается в компенсации сознательных установок – то есть в концентрации на разных точках зрения, позволяющей сформи ровать внутреннее согласие Эго-личности.

Компенсация – это процесс, цель которого заключается в со хранении психического равновесия. Если сознательная установка является слишком односторонней, сновидение стремится ее сба лансировать; если сознательная установка оказывается более или менее соответствующей реальности, сновидение говорит о том, что человек испытывает удовлетворение, указывая на некоторые от клонения от этого состояния; если сознательная установка совершенно адекватна, сновидение может ей соответствовать и даже подкреплять ее.

Сновидения обладают компенсаторной функцией, если раскрывают некоторые стороны человеческой личности, сознание которой не соответствует нормальному состоянию; они раскрывают бессознательные мотивации в межличностных отношениях, а так же новый взгляд человека на конфликтную ситуацию.

Кроме того, Юнг выделял целеполагающую функцию сновидений, означающую, что в символическом содержании сновидений часто скрыто решение осознанного конфликта. Именно эта точка зрения соответствует его взгляду на целеполагающую функцию невроза: цель сновидений заключается в предоставлении сознанию информации, необходимой для восстановления психики до ее здорового состояния.

– Если это правда, – сказал я своему аналитику, – если сны действительно так важны, то понять их очень трудно.

В ответ он только улыбнулся.

Столь же загадочный ответ я нашел у Юнга: «Сновидение это естественное явление, и... природа не проявляет склонности одаривать своими плодами людей в виде награды или соответ ственно их ожиданиям».

Чтобы понимать сны, нужно много работать. Мы не привыкли к их символическому языку. Сочетание идей в сновидениях крайне необычно и иррационально; образы связаны между собой совершенно иначе, чем при нашем обычном линейном способе мышления. На первый взгляд, в них очень мало смысла. И на второй взгляд тоже. К языку сновидений нужно долго привыкать.

В одном из моих снов после начала анализа в Цюрихе появился паук на лыжах, скользящий по лезвию бритвы. Ну что вы на это скажете? А еще говорят, что бессознательное не обладает чувством юмора.

Согласно Юнгу, сновидение – это внутренняя драма. Сновидец – это сценическая площадка, режиссер, автор, актеры и критика, вместе взятые. Сновидение – это сновидец. Каждый элемент сновидения относится к части личности сновидца; особенно следует отметить, что человеческие персонажи в сновидениях это образное выражение комплексов.

Сновидения сталкивают нас лицом к лицу с нашими комплексами и показывают нам, как они действуют и формируют наши установки, которые, в свою очередь, в существенной мере определяют наше поведение. Работа, которую нужно проделать, чтобы понять сон или серию снов, – один из самых лучших способов разрядить комплекс, ибо благодаря концентрации внимании на содержании сновидений мы формируем осознанное отношение к ним.

Особенно сложно понимать свои собственные сны, так как наши комплексы – наши белые пятна – всегда в той или иной мере находят возможность для внешнего проявления Такие затруднения испытывал даже Юнг, который более пятидесяти лет работал над тысячами сновидений. В работе со снами есть основное правило: если вы думаете, что поняли сон досконально, значит, вы упустили главное.

Фрейд первым стал утверждать, что нельзя интерпретировать сновидения без сотрудничества со сновидцем. Для интерпретации требуется подробное знание внешней ситуации человека, предшествующей его сновидению, а также его сознательной установки. Таким образом, индивидуальные ассоциации к образам сновидения можно получить только от самого сновидца. Если сущность сновидения заключается в компенсации сознательных установок, то следует узнать эти установки, иначе содержание сна навсегда останется тайной.

Исключение составляют архетипические сновидения. Они отличаются присутствием символических образов и мотивов, характерных для мировых мифов и религий. Обычно они появляются во время острого эмоционального кризиса, когда человек попадает в ситуацию, которая отражает более или менее общую для человечества проблему. Такие сновидения чаще появляются в переходные периоды, когда человек встает перед необходимостью изменить сознательное отношение к жизни.

Первый сон Нормана был архетипическим. Мой тоже.

Не существует никаких постоянных значений символов и мотивов сновидений, никаких стандартных достоверных интерпретаций, которые не зависели бы от психологии и жизненной ситуации сновидца. А потому все стандартные рекомендации и стереотипные «значения» снов, приводимые в разных популярных сонниках, не имеют совершенно никакой ценности.

Я смотрю на толстое издание, озаглавленное «Десять тысяч снов с их толкованиями, или содержание сна: научный и практический материал». Оно было опубликовано около ста лет назад, но все еще популярно. Ниже я приведу из него несколько выдержек:

· Если вы во сне видите свой горящий дом, значит, у вас любящая супруга (или супруг), послушные дети и усердные слуги.

· Если вы видите во сне бананы, значит, у вас непривлекательная и нелюбимая супруга (или супруг).

· Обычно после того, как вы увидите во сне соль, все валится из рук, а в семье возникают ссоры, перебранки и неудовлетворенность близкими вам людьми.

· Видеть во сне толстые, уродливые губы означает размолвку, неудачное решение и ухудшение супружеских отношений.

· Резать во сне мясо – плохое предзнаменование, но если изменения уже случились, есть надежда на лучшую перспективу.

 

Подобные книги очень интересно читать, но их чтение ничем не может помочь изучению сновидений. Любые утверждения, что мы можем управлять содержанием сновидений, иначе как глупыми не назовешь. Нет никаких убедительных доводов, что такое возможно, да это и не нужно, даже если бы и было возможно, ибо тогда мы лишились бы ценной информации, которая стала бы для нас недоступной.

Многие сновидения имеют структуру классической драмы. В них есть экспозиция (время, место и персонажи), которая показывает изначальную ситуацию сновидца. Для второй стадии характерно развитие сюжета (происходит действие). На третьей стадии возникает кульминация или достигается апофеоз (происходит решающее событие). Завершающая стадия – это лизис, результат действия или разрешения проблемы в сновидении. Зачастую очень полезно посмотреть лизис, чтобы узнать направление потока энергии сновидца. При отсутствии лизиса нет никакого очевидного решения.

Самый лучший способ работы со сновидениями – обсудить их с другим человеком, особенно если он может смотреть на сновидения объективно и, скорее всего, не будет проецировать на сон свою психологию. Даже аналитические знания собственных комплексов не могут служить полной гарантией отсутствия таких проекций, но если человек не имеет необходимой подготовки, такое обсуждение сна превращается в пустое словопрение.

Первый шаг в работе со сновидением – получить личные ассоциации ко всем существующим в нем образам. Например, если там есть дерево, ковер, змея или яблоко, важно определить, что они значат в ощущении сновидца. Это занятие напоминает процесс окружения образа со всех сторон, когда все время находятся вблизи него.

«Что значит для вас змея?..»

«Еще что?..»

«А еще что?»

Такой подход отличается от традиционного метода свободных ассоциаций Фрейда, который, как правило, позволяет добраться до комплекса, но упускает из внимания полный смысл образа.

Все личные ассоциации образов сновидений обычно сходятся к вершине, на которой часто имеются соответствующие амплификации – значения ковров, змей и яблок для других людей, в другие времена и в других культурах.

Их называют архетипическими ассоциациями. Они вызывают расширение нашего сознания, привнося в него материал, которым оно не обладало, но который присутствовал в бессознательном как часть общего наследия нашей психики. Те же образы или мотивы составляют содержание мифов, религий и сказок. Следовательно, составляющая часть обучения аналитика – это необходимое для работы знание мифов, религий и сказок.

Сбор индивидуальных и архетипических ассоциаций к сновидению, то есть исследование его контекста, – это относительно простая, почти механическая процедура. Она необходима, но лишь как предварительный шаг к подлинной работе, настоящей интерпретации сновидения и той информации о жизни сновидца и его сознательных установках, которая в нем содержится. Эта задача настолько сложная, а соответствующее переживание настолько интимно, что осознание смысла любого сновидения является достоверным только для тех двух людей, которые над ним работают.

Именно поэтому человек, проходящий анализ, должен избегать обсуждения с супругом или другом смысла сновидения, над которым он работает с аналитиком. Попытаться описать невыразимое третьему лицу, не посвященному в самые точные ассоциации сновидения, – значит, рискнуть поставить под удар свою точку зрения, сформировавшуюся в результате долгого и кропотливого труда. К тому же эта точка зрения может повлиять на установившийся теменос с аналитиком.

Сновидения можно интерпретировать и на субъективном, и на объективном уровне. В первом случае сновидение рассматривается исключительно через призму индивидуальной психологии сновидца. Если у меня во сне появляется образ известного мне человека, следует акцентировать внимание не на нем, а на символическом воплощении содержания моего бессознательного, которое на него спроецировано. Но в той области, в которой у меня существовала реальная связь с этим человеком, может найтись более точная и объективная интерпретация – тогда сновидение что-то хочет сказать об отношениях, которые существуют между нами.

В каждом случае образ другого человека создается в моей психологии. Но более достоверный субъективный или объективный подход все равно определяется из контекста сна и на основе индивидуальных ассоциаций.

Несомненно, сновидения имеют несколько значений. Десять аналитиков могут работать над сном и дать десять разных интерпретаций, в зависимости от своей типологии и своих комплексов. Поэтому интерпретация не может быть достоверной без диалога со сновидцем и последнее слово должно оставаться за ним. Интерпретация, которая нашла «отклик» у сновидца, становится «правильной», – но лишь на какое-то время, ибо последующие события и сновидения часто позволяют увидеть предшествующие сны в новом свете...

Но что тогда делать с моим сном, в котором мне приснился скачущий мяч, или со сном, который мне на пороге рассказал Норман?

Как отмечалось ранее, прежде всего оба сновидения типичны для кризиса среднего возраста, когда появляется необходимость в изменении сознательных установок. В данном случае индивидуальные ассоциации не являются ключевыми, потому что смысл сновидений более или менее прозрачен. Даже при минимальном знании архетипических мотивов можно выявить психологическое состояние сновидца во время сновидения; при этом могут быть известны или не известны разные обстоятельства его жизни.

Основная проблема, проявившаяся в моем сне, – затруднения в том, чтобы сохранить баланс противоположностей. Мяч, как и любой другой объект, имеет минимальный объем внутренней полости при данной площади поверхности. В него нельзя вместить больше, если не разрывать или не деформировать его поверхность. Таким образом, мяч символизирует самодостаточность психики и саморегуляцию психических процессов. Мяч продолжает катиться от меня. Компенсаторное послание сновидения заключается в том, что я не управляю процессом. Вот если бы я смог сформировать в себе ядро личности, если бы я был более интегрированной личностью...

В сновидении Нормана он видит себя в горящем доме. Дом это его личностное пространство. Бушующее пламя – это констеллированный конфликтом аффект. Конфликт угрожает поглотить его целиком, если Норман с ним не справится. Во сне присутствует его мать, но нет его жены. Его мать умерла несколько лет назад, но ее образ, образ, означающий для него «мать», остался очень живым и ярким в его психике. Корзина – это контейнер, сосуд. Контейнер Нормана не поможет ему справиться с проблемой; в нем есть дыра, означающая, что ему трудно сдержать себя и не рассказывать другим, что происходит у него на душе. Сосуды имеют архетипическую связь с фемининностью; эта часть личности Нормана, то есть его анима, находится в тесной связи с образом его матери.

Бутылки с газированной водой символизируют юношескую установку, находящиеся на крыше люди – его ожидания, что другие сделают его работу за него. Горящая крыша означает, что конфликт уже происходит и на уровне его головы.

То, что Норман рассказал мне сон, уходя от меня, а не сразу по приходе, говорит о том, что он не осознавал непосредственного отношения сна к его актуальной жизненной ситуации. Норман находился в опасности и не понимал этого. К счастью, это «понимало» его бессознательное; в сновидении он пребывал в панике.

Таково было компенсаторное назначение этого сновидения – подвести сновидца к осознанию ужасных обстоятельств, в которых он оказался.

Несмотря на тщетные усилия Нормана погасить пламя, по крайней мере, было заметно его желание сделать это и ощущение наступающей беды. Тушение пламени может послужить метафорой ассимиляции комплексов, в отличие от поведения, обусловленного их воздействием. Чтобы произошла ассимиляция комплексов, конфликт должен постепенно превратиться из чисто интеллектуальной проблемы в чувственное переживание. Возможно, в этом случае Норман постепенно найдет возможность как-то с ним справиться.

Есть две причины, которые позволяют прийти к выводу, что на данном этапе психологическая ситуация Нормана является проблемной:

 

1) она характеризуется невротическим состоянием его психики с преобладанием страданий и отсутствием реальных действий;

2) у Нормана отсутствует психологический контейнер, который бы не зависел от его жены и от его семьи.

 

Анализ включает в себя более или менее основательное исследование личности и ее изменение. В какой-то степени он означает отказ от тех коллективных установок и ценностей, которые становятся бесполезными для данного человека в данных условиях. Существуют коллективные установки и коллективные решения, подходящие ко многим ситуациям, но обычно люди приходят на анализ именно потому, что не находят удовлетворительного стандартного решения проблемы, которую им приходится решать.

В то время Норман надел на себя капюшон, который время от времени пытался приподнять. Он искал ответ, который был бы для него правильным. Ни я, ни он не имели представления о том, каким должен быть этот ответ.

 

Я не сказал этого Норману, так как наша сессия закончилась, и я должен был соблюдать время.

 

Неизвестный Другой

Бессознательно высокомерного человека

следует считать нездоровой личностью:

не нужно ему в этом препятствовать,

пока он не войдет в конфликт с самим собой.

 

К.Г. Юнг. Письма

Когда Норман вошел, он казался очень подавленным. Прошлой ночью он не пришел ночевать домой и сейчас выглядел сбитым с толку. Я налил два стакана холодной воды – как обычно.

– Я не знаю, что со мной происходит, – сказал он. – У меня были самые обычные намерения, я уже устал и хотел возвращаться домой, но вдруг завел разговор с одной молоденькой курочкой, а потом провел у нее почти всю ночь. По-моему, это оказалось совсем неплохо.

Он засмеялся, думая о чем-то своем.

– Эта девочка пришла ко мне. Как же ее звали?.. По-моему, Пенни. После вечеринки мы прекрасно провели время. Я проводил ее домой, и мы всю ночь занимались любовью, пока не взошло солнце. Ее муж – морской офицер, его неделями не бывает дома.

Совсем не заметно, что ей его не хватает; по крайней мере, замужество не слишком ее связывает. Во всяком случае, ей со мной очень понравилось.

Он говорил как распутник.

– Мне хочется, чтобы Нэнси тоже... тоже была так раскована. – Он провел рукой по волосам. – Я имею в виду, со мной. Заниматься с ней любовью – все равно, что играть в бридж с болваном, который только держит в руках карты. У меня такое мнение: или нужно быть партнером, или просто не играть, разве не так?

Опять он вернулся к матери.

– Как вы встретились с вашей женой? – спросил я.

Норман вспыхнул.

– Это была феерия. Я влюбился в нее с первого взгляда! Я был совершенно ослеплен ею. Она не выходила у меня из головы.

Она пользовалась огромным успехом, за ней увивался еще десяток ребят. Фактически мне пришлось за нее драться. Очень многие обращали на нее внимание, она могла удерживать парня при себе и одновременно смотреть на других.

Тогда ей точно нравилось заниматься со мной любовью, и мы занимались этим целыми днями. Однажды, когда я слишком устал, она надо мной рассмеялась. Я в шутку ей сказал: «Ты просто ненасытна». – «Я думала, это мужчинам никогда не бывает достаточно, – ответила она, – они только и делают, что говорят о женщинах, которые все время этим занимаются».

Он слабо ухмыльнулся.

– Конечно, мне стало чуть-чуть больно. Ее слова вызвали у меня мысли о мужчинах, которые у нее были до меня. Мне не нравилось слушать о ее прошлом.

Я снова почувствовал у себя узел в верхней части желудка.

– Я непременно хотел жениться на Нэнси. Но она сказала, что еще не готова к постоянным отношениям со мной. Потом она забеременела; сказала, что ее подвели контрацептивы. Что касается меня, то я был просто счастлив. Я ее любил, и самым большим моим желанием было иметь от нее ребенка. Но она не сразу сказала «да». Я знаю, что она много думала о том, чтобы воспитывать детей одной. Тогда она была очень самостоятельной. Но в конце концов она согласилась.

Норман улыбнулся.

– У нас была маленькая свадьба, на которой присутствовало несколько близких друзей. Отца Нэнси, разумеется, на ней не было: он от них ушел, когда ей было четыре года. Но ее дядя сказал о ней много хорошего. Они всегда были очень близки. Ее мать все время плакала.

Следующие несколько месяцев все шло очень плохо. Пока мы искали подходящее жилье, нам пришлось жить вместе с ее матерью. Нэнси пребывала в депрессии и много спала. Она не могла быстро везде успевать, поэтому мне приходилось каждое утро вставать и просматривать рекламные объявления.

Он вытащил носовой платок и высморкался.

– Найти квартиру, на которую у нас хватило бы денег, было совсем непросто. Я рассматривал все предложения. Не раз я возвращался домой и плакал, уткнувшись головой ей в колени. Это случалось, когда я уже выбивался из сил. Однажды я взял смотровой ордер на двухкомнатную квартиру, расположенную прямо над бакалейным магазином. Когда мы вместе с Нэнси пошли ее смотреть, жена сказала, что не сможет в ней жить, потому что она вызывает у нее депрессию. Так оно и было. Комнаты были маленькие и темные, к тому же там отвратительно пахло. В конце концов Нэнси встала с кровати и сама нашла квартиру получше.

Норман опустил взгляд.

– После рождения ребенка все изменилось. У нас все наладилось: я имею в виду, что изо всех сил старался сделать ей что-то приятное, но ее не слишком интересовали мои потуги, понимаете?

Она никогда от меня не отворачивалась... Но она не... у нее не... он беспомощно пожал плечами. – Наверное, ей действительно не нравилось заниматься этим, как мне казалось...

– Надо было что-то делать, – сказал Норман. – Я немало времени проводил в командировках. В них не было особой необходимости, зато я не оставался дома. Нэнси мои отъезды никогда не расстраивали, она была сама любовь, когда целовала меня на прощание. «Счастливо, – говорила она. – Не скучай!»

Если бы я мог не скучать! Несколько дней в командировке всегда заставляли меня тосковать по дому. Иногда мне попадались женщины, но без Нэнси я все равно ощущал себя одиноким. Я все время спешил вернуться домой. Без нее я никогда не чувствовал себя счастливым. – Норман пожал плечами. – Сейчас тоже не чувствую.

Это была уже наша четвертая сессия. Некоторые фрагменты жизни Нормана стали складываться в целостное представление.

Норман обладал так называемой расщепленной анимой. С одной стороны, его анима относилась к материнскому типу, внутреннему образу женщины, который воплощал в себе стабильность и эмоциональную безопасность. Этот образ он проецировал на жену. С другой стороны, это была заброшенная анима, похожая на «перекати-поле», готовая броситься в объятия самому дьяволу, и эту часть анимы он автоматически проецировал на любую женщину, которая была ему сексуально доступна.

Норман находился где-то между ними. Но образ матери играл преобладающую роль: Норман мог вступать в отношения с женщинами, но эти отношения не доставляли ему удовольствия.

С точки зрения психологии, анима мужчины – это его душа. Юнг называл аниму архетипом самой жизни. Когда мужчина полон жизненных сил, он «воодушевлен». Не имея связи со своей душой, мужчина ощущает острую тоску и отсутствие жизненных сил. В наше время мы называем такое состояние депрессией – это первый симптом кризиса среднего возраста. Но это переживание совсем не новое. Такое состояние первобытные люди называли потерей души.

Я вспоминаю время своей влюбленности в женщину, которая потом стала моей женой. В то время мы находились в Париже, в двух шагах от Эйфелевой башни. Стоял очень густой туман. Мы прижались друг к другу и целовались. Случилось то, что случилось, со мной все было кончено. Я с головой окунулся в наслаждение.

У нас женой отношения почему-то не сложились, но я до сих пор о ней мечтаю. Когда мы расстались, у меня наступила депрессия и продолжалась почти три года. Мне больше нравится называть это состояние «потерей души», потому что именно так оно и ощущается.

Мужчина, не осознающий свою фемининность, имеет склонность к перепадам настроения и сентиментальности – он становится одержимым своей анимой. Находясь под воздействием своего настроения и неуправляемых эмоциональных реакций, он может оказаться одержимым своей душой, вместо того чтобы ладить с ней.

В процессе психологического становления мужчины Юнг различал четыре разных стадии развития анимы. Он называл их Евой, Еленой, Марией и Софией.

На первой стадии, стадии Евы, анима полностью определяется связью матерью; она связана не столько с родной матерью, сколько с материнским образом, который символизирует проявление заботы, а также атмосферу любви и безопасности. Поведение мужчины с такой анимой нельзя назвать эффективным, так как у него отсутствует ясная связь с фемининностью, и он становится ее легкой жертвой, полностью находясь в ее власти. Он часто страдает импотенцией или же у него вообще не появляется никакого сексуального влечения.

На второй стадии, символом которой служит исторический образ Елены Троянской, анима становится образом выражения коллективной сексуальности. Она – Марлен Дитрих, Мэрилин Монро, Тина Тернер, вместе взятые. Мужчина, попавший под ее заклятие, часто становится Дон Жуаном, который увлечен нескончаемой чередой любовных приключений. Такие любовные романы обязательно быстро заканчиваются, и это происходит по двум причинам: 1) любовный пыл мужчины изменяется – чувства подчиняются его прихоти и утром часто куда-то исчезают; 2) никакая реальная женщина не может жить одними ожиданиями, которые проходят вместе с бессознательным идеальным образом мужчины.

Третья стадия анимы – Мария. Она проявляется в религиозных чувствах и способности к настоящим дружеским отношениям между людьми разного пола. Мужчина с такой анимой может видеть женщину такой, какая она есть, независимо от собственных потребностей и влечений. Его сексуальность интегрирована в его жизнь, а не является автономной функцией, которая определяет его влечения. Он может отличать любовь от похоти. Он способен поддерживать длительные отношения, так как может понять разницу между объектом своих желаний и образом своей внутренней фемининности.

 На четвертой стадии, Софии (которая в Библии называется Мудростью), мужская анима становится проводником к внутренней жизни, посредником между сознанием и содержанием бессознательного. София стоит за потребностью в решении великих философских проблем и поиском смысла жизни. Это Беатриче из Дантова «Ада» и муза творчества в жизни любого художника. Она естественная спутница архетипа «мудрого старца», существующего в мужской психике. Вполне естественно, что на этой стадии сексуальность мужчины становится очень высокой, так как включает в себя и духовную размерность.

С теоретической точки зрения, при достижении мужчиной определенного возраста его анима оказывается на очередной стадии своего развития. Переход на следующую стадию развития происходит, когда исчерпаны все возможности на данной стадии развития, то есть когда этого требуют условия внутренней адаптации (к самому себе) и внешней адаптации (к окружающему миру).

Фактически переход с одной стадии на другую редко происходит гладко, так как психика человека не только побуждает к личностному росту и поддерживает его, но вместе с тем (как ни пара доксально) является очень консервативной и с трудом избавляется от своего содержания. Следовательно, психологический кризис обычно происходит неожиданно для мужчины, как только у него появляется неотложная потребность перейти с одной стадии развития на другую.

Именно поэтому на любой стадии жизни мужчина периодически может вступать в контакт с этими характерными образами анимы, как только у него возникнет необходимость в компенсации доминирующей сознательной установки.

В данном случае психологическое развитие Нормана затормозилось на промежуточной стадии развития анимы между Евой и Еленой. В своей жене он видел не Нэнси, а Еву. Когда у него появлялось мимолетное влечение к другой женщине, он видел в ней Елену. В своей жене, как в «независимой Другой», он видел черты Марии: например, такой была ее жизнь до встречи с ним, но до любого контакта с Софией ему было очень далеко.

Внутренний образ мужской фемининности изначально определяется в процессе его ощущения родной матери. Впоследствии, в ходе общения с другими женщинами – родственницами, учителями и т.п. – он изменяется и становится таким постоянно заряженным энергетически, что мужчину влечет к женщинам, которые как-то соответствуют этому образу – или совершенно противоположному ему.

Любой мужчина, не осознающий свою фемининность, склонен видеть в реальной женщине эту часть своей психики и своей души. Самый известный способ испытать это переживание – просто влюбиться. Чтобы это понять, нам нужно подробнее разобраться с феноменом проекции.

В силу своей сущности мы склонны верить в то, что мир является таким, каким мы его видим, а люди – такими, какими мы их себе представляем. Впоследствии мы узнаем, что это совсем не так, ибо люди оказываются совершенно иными. Если они не становятся очень близкими нам, мы прекращаем о них думать. Если же это близкие друзья, у нас возникает ощущение опустошенности.

Юнг полагал, что мы постоянно проецируем содержание своего бессознательного на все, что нас окружает. Не признавая в себе какие-то черты личности, мы «находим» их в других людях.

Таким образом в своем воображении мы создаем отношения с другими людьми, которые часто не имеют ничего общего с подлинными отношениями.

Избежать этого не может никто. У бессознательного есть прямое назначение – быть содержанием проекции. Таков закон жизни. Обычно проекция считается негативным явлением, но ее положительное свойство заключается в том, что она является свя зующим звеном между людьми, помогает устанавливать дружес кие отношения и другие формы общения. Ее функция такая же, как у колесной смазки. При всех проблемах, которые с ней связаны, жизнь без проекций была бы гораздо скучнее.

Проекции нашей психики могут попадать и на неодушевленные предметы. Нам хорошо известен феномен фетишизма, который обычно считается нездоровым. Раньше люди смеялись над вами, если вы не сводили взгляда, например, с ботинок или пуговиц. Они и сейчас смеются над этим, но теперь психологи знают, что эти предметы имеют символический смысл.

В один несчастный день, гуляя в горах в окрестностях Цюриха и испытывая огромную жалость к себе, я наткнулся на некий предмет, который лежал у меня на пути. Я сделал шаг назад и поднял его. Это был маленький черный эбонитовый слоник. Для меня он стал божественным и волшебным. Я просто влюбился в него.

Я решил, что это явление имеет прямое отношение к феномену, который Юнг называл синхронизмом. В таких случаях события, происходящие во внутреннем мире человека, совпадают с внешними событиями. Я решил, что в моей психике происходят какие-то процессы, и следующие несколько лет стал их исследовать.

Я ходил в зоопарк, чтобы увидеть слонов, я читал о них книги, я их коллекционировал. Я рисовал слонов на картинах, ими были переполнены мои сны. Сегодня меня окружают слоны всех размеров, изготовленные из самых разных материалов, и многие домашние предметы имеют форму слона или какой-то его части: кофейные чашки, лампы, пепельницы, кашпо, ножи для резания бумаги, корзины для бумаг и даже колокольчик, который звонит к обеду. Я был совершенно уверен в том, что между мной и слонами есть определенная связь и поэтому я нашел того, первого слона.

Далее будет изложено несколько малоизвестных фактов о слонах.

Матери Будды, царице Майе, в ночь, когда она зачала спасителя, приснился сон, что в ее чрево вошел белый слон (этот эпизод в христианстве аналогичен Благовещению Марии).

В кундалини йоге слон – символ муладхара чакры, самого нижнего духовного центра, находящегося где-то между анальным отверстием и гениталиями. (Она становится особенно активной, если человек находится в депрессии.)

У слона длина пениса в расслабленном состоянии достигает шести футов.

Согласно древнему мифу, слоны раньше могли летать и, как облака, меняли свою форму. Однажды стая слонов села на ветку дерева и задавила одного святого. С тех пор они были навсегда обречены ходить по земле. (Эта мифологема сравнима с притчей о человеке, который взмыл в воздух, а затем упал на землю. Возможно, именно поэтому я не люблю высоту.)

Самым непримиримым врагом слона является змея – наиболее распространенный символ бессознательного. (Змей я тоже рисовал, а однажды изобразил, как змея целуется со слоном.)

Еще где-то я прочел о человеке, который четыре года прятал от людей двух слонов. Он предохранял их от появления слонят, затем продал их, но потом, усомнившись в том, что новые хозяева будут как следует о них заботиться, ночью увел их обратно, и с тех пор его никто никогда не видел.

В одной из газет приведены слова его дочери: «Не так-то легко спрятать пару слонов шести-семи футов высотой. Единственное, что я могу сказать, что мой отец – очень умный человек».

Действительно, умный. А слоны – невидимки. Я добавил это их качество к моему списку малоизвестных фактов.

Проекции бывают активные и пассивные. Пассивная проекция является абсолютно автоматической и непроизвольной. Наш взгляд прикован к одному-единственному человеку из многих людей, находящихся в комнате, и, безнадежно влюбившись, мы чувствуем, что совершенно подавлены. Мы можем совсем ничего не знать об этом человеке; но, по существу, чем меньше бы о нем знаем, тем легче на него проецируем: существующий вакуум мы заполняем собственным психическим материалом.

Активную проекцию также называют эмпатией. Вы ощущаете себя «на месте» другого человека, представляя себе, что с ним происходит. Для аналитика очень важно иметь это качество. При отсутствии эмпатии наступает тоскливая череда скучных дней, которые похожи один на другой, и совершенно неинтересных людей с непонятными проблемами. При наличии эмпатии вы находитесь на самом острие своего восприятия.

Существует очень тонкая грань между эмпатией и идентификацией. Идентификация не предполагает отделения субъекта от объекта и наличия разницы между мной и другим человеком.

Мы – две горошины из одного стручка. Что хорошо для меня, должно быть хорошо и для него (или для нее). На основе этого заблуждения строятся многие отношения. Оно становится мотивацией для многочисленных «полезных» советов другим и предпосылкой для любой терапевтической системы, опирающейся на внушение или адаптацию к социально одобряемым нормам поведения и социальным идеалам.

Психотерапия, которая проводится на такой основе, приносит больше вреда, чем пользы. Именно поэтому Юнг настаивал, чтобы все, кто обучается психоанализу, прежде чем стать практикующими аналитиками, должны пройти собственный анализ.

Только хорошо осознавая собственные комплексы и предубеждения, я могу понять, где заканчивается моя личность и начинается другая.

И даже в этом случае у меня не может быть полной уверенности. Когда приходит пациент, похожий на Нормана, фактически я должен сосредоточить на нем все свое внимание.

В межличностных отношениях идентификация встречается так же часто, как картошка. Она всегда приводит к неприятностям. Если вы идентифицируетесь с другим человеком, ваше эмоциональное состояние становится тесно связанным с настроением этого человека и с его отношением к вам. А затем эта тесная связь быстро превращается цепкую и липкую сентиментальность.

Я очень благодарен моему другу Арнольду, который заметил, что такая психологическая ситуация отразилась в старой популярной песне: «Я хочу быть счастливым, но я не могу быть счастливым, пока не сделаю счастливой и тебя».

Это классическое отражение двойной связи. Вы не можете вести себя независимо, и ваша зависимость будет выражаться в том, что другой человек отвечает за то, как вы себя чувствуете. Более того, с точки зрения психологии ваши отношения ничем не отличаются от детско-родительских отношений. Хуже того: вся кий раз очень трудно сказать, кто из партнеров является родителем, а кто ребенком.

Мы можем с удовольствием брать на себя ответственность за своих детей, но такие отношения между взрослыми людьми не могут долго продолжаться. Ни один из партнеров не может развиваться без сопутствующего двойственного воздействия на другого; это обстоятельство очень влияет на них обоих.

Проекция, если она не воздействует так глубоко, что достигает уровня идентификации, на самом деле оказывается весьма полезной. Если мы считаем, что какое-то качество или какая-то характерная личностная черта есть у другого человека, а затем оказывается, что это не так, нам следует осознать, что мир – это не результат нашего творчества. Обладая достаточной степенью самоосознания, мы можем узнать что-то о самих себе.

Этот процесс называется устранением проекций. Он не происходит за одни сутки и причиняет столько боли, сколько вы можете вытерпеть.

Устранение проекций необходимо, когда фрустрируются наши ожидания относительно других людей. Если же нет явного различия между тем, что является истинным согласно нашим ожиданиям или представлениям, и самой реальностью, значит, нет никакой необходимости и в устранении проекций. Дареному коню в зубы не смотрят, не нужно будить спящую собаку – до тех пор, пока это возможно.

Я думал о том, как все сказанное выше относится к Норману.

Норман влюбился не в Нэнси. Он влюбился в собственную душу, иными словами, в самого себя. Когда он встретил Нэнси, она была хорошим крючком для его проекций: и в качестве заботливой матери (Ева), и в качестве желанного сексуального партнера (Елена). С тех пор его отношение к ней не изменилось. Зато изменилось отношение Нэнси к Норману. Безусловно, ему стало больно. По существу, она отказалась исполнять роль его души.

Норман очутился на необитаемом острове. Он женился на женщине, которая перестала быть воплощением его влюбленности.

Мне не нужно было говорить Норману о его проекциях на жену, ибо что-то у него внутри препятствовало этому осознанию. Все это время он мучительно страдал от потери души, как в свое время страдал и я. Единственное средство облегчить эти страдания осознать, что он в своей жене видел раньше и видит сейчас, и сопоставить то, что он осознал, с той, какой он ее себе представляет.

Несомненно, он все еще не обрел свою душу. Но, по крайней мере, он перестал видеть в жене то, чего в ней не было.

Очень часто мужчина занят поиском своей души в оказавшейся рядом женщине. Раз двенадцать это приходилось делать мне самому. Я мог влюбиться в одно мгновение, моментально. Это мое качество совершенно изумляло Арнольда.

– Ты еще сосунок, – говорил он мне, когда в очередной раз я приходил домой с горящими глазами. – Как ты мог?

– Я люблю ее, – возражал я. – На этот раз все очень серьезно.

– Неужели? – говорил он. – Расскажи-ка мне, что случилось.

Арнольд признавал, что ощущал воздействие своего негативного материнского комплекса. На всех женщин, которых я приглашал к нам домой, он смотрел подозрительным, патриархальным взглядом. Он везде находил скрытые мотивы, независимо от их реального присутствия. Там, где я видел ангела, он узнавал ведьму. Однажды он мне сказал, что не может влюбиться, так как слишком хорошо знает себя.

– Моя анима – хладнокровная потаскуха, – совершенно спокойно говорил Арнольд.

Когда он в конце концов влюбился, она оказалась мягкой, теплой и очень живой феей. Это была практически полная компенсация.

Тем не менее, несомненная правда то, что мужчина, находящийся под воздействием позитивного материнского комплекса, является ранимым и подверженным влиянию женщин. У его анимы неизменно горящий взгляд, он всегда смотрит на женщин сквозь розовые очки. Он действительно любит женщин и склонен идентифицироваться с ними. Он стремится быть в их обществе, ибо там прекрасно себя чувствует. Как правило, он очаровательный любовник, Дон Жуан, который не может отказать ни одной женщине. К тому же, как правило, он является сверхчувствительным, а его чувственная сфера – легко ранимой.

Мужчине такого типа обязательно требуется найти и осознать связь со своей тенью, которая всегда принимает образ безжалостного мошенника, который, скрываясь в бессознательном, наполняет хаосом сердце простодушной женщины.

Но у него может быть гораздо более грубая персона, похожая на толстую слоновью шкуру.

Позитивный материнский комплекс вызывает у мужчины склонность видеть идеал отношений с женщиной в неразлучности между ними. Хотя индивидуальное психологическое развитие, то есть индивидуация, невозможна без отношений с окружающими, она невозможна и при такой неразлучности. Процесс индивидуации требует концентрации внимания на внутренней оси «Эго бессознательное». Тесное психологическое слияние размывает или вовсе уничтожает границы между людьми, так как одно Эго сливается с другим.

Индивидуация позволяет создать основу для отношений с другим человеком исходя из целостности личности. Неразлучность – это фактически слияние с другим человеком, превращение двух индивидуальностей в одну.

«Единый фронт», характеризующий брак Нормана, был основан на идеале неразлучности. Норман идентифицировался со своей женой; он так ей поклонялся, что иногда забывал о том, что сам находится в состоянии психологической смерти. При этом он стал на нее обижаться. Связь постепенно слабела, но все еще была достаточно крепкой. В этом нет ничего удивительного, так как на протяжении нескольких лет их жизнь строилась на основе взаимной фантазии, что у них нет проблем.

Они не дрались и не ссорились не потому, что у них не было проблем, а потому, что не раскрывали друг другу свои истинные чувства. Они не могли этого сделать, ибо ни один из них не мог выдержать проявления дисгармонии.

На месте Нормана я бы взял все платья его жены и разорвал бы их в клочья. «А теперь, – сказал бы я, – отправляйся вместе со своим другом». Тогда она могла бы увидеть, что я чувствовал на самом деле. На месте его жены я колотил бы его по голове бейсбольной битой.

Но это лишь моя фантазия, не больше.

У меня не было чувства, что Норману следует расстаться с женой. Действительно, у меня было несколько циничное отношение к безоблачной супружеской жизни, но если бы Норман смог увидеть свою жену более реально, – то есть в отсутствие всех его проекций, – их брак можно было бы спасти. Все зависело бы от того, насколько понравилось бы ему то, что он увидит, и смогла бы она выдержать то, что он это увидит.

Выход из ситуации, в которой оказались Норман и Нэнси, не был до конца ясен. Единственное, что я делал, – всегда намеренно отстаивал противоположную точку зрения, что бы он ни выбрал. Моя функция заключалась в том, чтобы поддерживать на пряжение конфликта, пока Норман не поймет, что он делает и по чему.

В изначальном отношении Нормана к Нэнси не было ничего плохого. Его отношение к ней свидетельствовало лишь о том со стоянии, в котором тогда находилась его психология. Разумеется, и ее психология тоже. Ее влечение к нему указывало лишь на со стояние ее внутренней маскулинности, ее анимуса, который, ко нечно же, проецировался на Нормана, по крайней мере, раньше.

Что же она в нем нашла? Что она ожидала? С точки зрения Нормана, ее не настолько «опьянила» влюбленность, как это слу чилось с ним, но она все равно согласилась выйти за него замуж. Почему? Просто потому что забеременела? Не думаю. По-моему, она нашла в нем нечто, удовлетворявшее ее собственную внутрен нюю потребность.

Образ внутренней маскулинности женщины очень окрашен ее восприятием родного отца. Условно говоря, как мужчина склонен жениться на «своей матери», так и женщина склонна выби рать мужчину, психологически похожего на своего отца или, опять же, на полную его противоположность.

Если анима мужчины становится частью его души, то анимус женщины лучше сравнить с бессознательным рассудком. Он нега тивно проявляется в ее безапелляционных идеях, нелогичных рассуждениях и высказывании прописных истин, которые вообще могут быть правильными, но совсем не соответствовать конкрет ной ситуации. Бессознательное женщины (одержимой анимусом) всегда полно идей и мнений. Женщины такого типа всегда на слуху: образно выражаясь, они родились, чтобы носить брюки и уста навливать правила в курятнике или, по крайней мере, к этому стремятся. С одной стороны, они привлекают внимание мужчины, а с другой – хладнокровно его кастрируют.

Анимус женщины начинает ей психологически помогать только тогда, когда она может объяснить разницу между «ним» и своим «Я». Если задача мужчины при ассимиляции анимы состоит в том, чтобы раскрыть свои истинные чувства, то, ассимилируя анимус, женщина должна постоянно подвергать сомнению свои мысли и варианты выбора, сопоставляя их с тем, как она считает на самом деле. Поступая таким образом, через какое-то время она может сделать анимус своим ценным внутренним спутником, наделяющим ее позитивными маскулинными качествами: предприимчивостью, мужеством, объективностью и духовной мудростью.

Юнг описывает четыре стадии развития женского анимуса, аналогичные состоянию развития мужской анимы. Сначала он появляется в снах и фантазиях как фаллос, воплощение физической силы, например, в образе атлета или «культуриста». Эта стадия развития анимуса соответствует стадии Евы в развитии анимы. Для женщины с таким анимусом мужчина – это просто «жеребец»; он существует лишь для оплодотворения яйцеклетки и является приспособлением, помогающим женщине рожать детей.

На второй стадии, соответствующей стадии Елены в развитии анимы, анимус обладает инициативой и способностью планировать действия. Он скрывается за стремлением женщины к независимости и желанием сделать собственную карьеру. Женщина с анимусом такого типа по-прежнему относится к мужчинам на уровне общественного сознания, но сам этот уровень изменяется: мужчина – это традиционно муж-отец, глава семьи, основная функция которого заключается в том, чтобы защищать и материально обеспечивать семью.

На следующей стадии, соответствующей стадии Марии в развитии анимы, анимус – это «логос», который в сновидениях часто воплощается в образе профессора или священника. Женщина с таким анимусом испытывает трепетное уважение к традиционным знаниям; она может заниматься творческой деятельностью и всегда рада узнать о себе что-то новое. Она может относиться к мужчине как к индивидуальности, то есть как к своему возлюбленному.

На четвертой стадии анимус становится воплощением духовности, как, например, Ганди или Мартин Лютер Кинг. На этом, высшем, уровне, соответствующем уровню Софии в развитии анимы, анимус является посредником между сознанием женщины и ее бессознательным. В мифологии он появляется в образе Гермеса, вестника богов; в сновидениях – в образе помощника-проводника. Для женщин с таким развитием анимуса сексуальность это больше, чем просто акт, доставляющий физиологическое наслаждение; он наполнен духовным смыслом.

Каждый из приведенных выше аспектов анимуса женщина будет проецировать на мужчину, при этом предполагая, что он будет вести себя в соответствии с ее ожиданиями. Как отмечалось ранее, все то же самое относится к аниме. Поэтому в любых отношениях между мужчиной и женщиной участвуют по крайней мере четыре стороны. С точки зрения межличностного общения отношения, возможности общения являются довольно сложными и запутанными, как показано на диаграмме:

 

 

Если при напряженных отношениях между партнерами один из них проходит анализ, значит, анализ проходят они оба. Я не мог работать отдельно с Норманом, так как он жил не один. Я мог лишь делать некоторые предположения относительно особенностей психологии его жены исходя из его замечаний, но если бы Норман не подходил Нэнси, как подходит руке перчатка, она давно бы от него ушла – или он ушел бы.

По-моему, развитие анимуса жены Нормана соответствовало уровню, находящемуся между второй и третьей стадиями. Все зависело от того, с кем она общалась. С одной стороны, у нее был образ Нормана как мужа-отца (та роль, за соответствие которой он так боролся); с другой – у нее был любовник, воплощавший ее непрожитую творческую жизнь.

В своем эссе «Брак как психологическое отношение» Юнг говорит об одном из партнеров как о психологическом контейнере, а о другом – как о содержимом этого контейнера. Тот, кто содержится в контейнере, живет полностью в рамках институциональных ограничений брака; вне супружеских отношений у него нет ни существенных обязательств, ни жизненно важных интересов. Вместе с тем партнер, который является контейнером, ощущает ограничивающее воздействие своего состояния и ищет облегчения в отношениях вне брака.

Что касается Нормана и Нэнси, трудно сказать, кто из них является контейнером, а кто его содержимым; у них обоих были внебрачные отношения, но вместе с тем каждый из них стремился получить ощущение безопасности, включающей в себя «удержание». Вполне понятно, что им еще следовало немало работать над своими отношениями.

Работа над отношениями вовсе не означает, что партнерам следует обсуждать психологический смысл или психологические последствия того, что между ними происходит. Ничего подобного. Особенно если между ними произошла ссора или в семье ощущается нездоровая атмосфера. Вполне достаточно признать, что у одного из них плохое настроение или же он испытывает душевные муки, вместо того чтобы рассуждать об аниме, анимусе, комплексах и т.п. Это, в конечном счете, только психологические понятия, а концентрация внимания на теории обязательно вызовет гнев у кого-то из партнеров. Отношения развиваются на основе чувственных ценностей, а не на том, что написано в книгах.

Ваша работа над отношениями с другим человеком заключается в том, чтобы закрыть свой рот, когда вы уже готовы взорваться. В том, чтобы не подвергать его воздействию своего аффекта. В том, чтобы спокойно покинуть поле брани и рвать на себе волосы. В том, чтобы спрашивать себя, а не своего спутника, какой у вас активизировался комплекс и к чему это приведет. Правильным является не вопрос: «Почему он или она так поступает по отношению ко мне?» или «Кем же они себя считают?», а «Почему я поступил именно так? Кто, по-моему, они такие?» И даже более того: «Что это говорит о моей психологии? Что мне с этим делать?» Именно так вы можете создать внутренний контейнер, свой собственный теменос.

Безусловно, сильным эмоциям иногда нужен выход, так как их источником является не комплекс, а подлинное чувство. Это различие очень тонкое, распознать его нелегко, и в этом заключается вторая причина, объясняющая ценность контейнера. Вы можете увидеть различие, если что-то ценное ушло для вас навсегда или разбилось вдребезги. Тогда вы можете говорить от чистого сердца.

Так, например, далеко не все эмоции Нормана исходят от комплексов. Источником некоторых из них являются потребности, ключевые для его индивидуации. Когда он сможет увидеть разницу, тогда нам будет о чем поговорить.

В общем, ваша работа над отношениями с другим человеком заключается в том, чтобы держать свое настроение при себе и исследовать его. Вам нельзя выражать свои эмоции и отравлять ими межличностные отношения. Преимущество этого подхода заключается в том, что он возвращает нас обратно к нашему непосредственному ощущению своего «Я». Глупо себе представлять, что можно изменить человека, который нам кажется причиной нашей душевной боли. Но, обладая надежным контейнером, мы можем измениться сами и изменить свои реакции.

Широко распространено мнение, что в таких случаях нужно «оставить все как есть и ничего не менять». Фактически это означает признать власть комплекса. Вся хитрость заключается в том, чтобы оказаться на некоторой дистанции от комплекса, получить о нем объективное представление и противостоять ему. Вы не можете этого сделать, если идентифицировались с ним и не видите разницы между собой и эмоциями, которые берут вас за горло при активизации комплекса. И этого нельзя сделать, не обладая надежным контейнером.

Бесконечная болтовня двух закомплексованных людей совершенно безрезультатна. Обычно на нее уходит много времени и энергии, а зачастую все становится только хуже. Это самое общее представление. Юнг нашел ему образное выражение: «Когда анима встречается с анимусом, анимус вынимает из ножен меч своей власти, а анима распространяет свой яд иллюзии и соблазна».

Разумеется, встреча анимуса и анимы не всегда столь плачевна. Действительно, люди часто влюбляются друг в друга. Но основная борьба в отношениях между ними вызвана тем, что мужчина проецирует на женщину свою аниму, а женщина на мужчину – свой анимус.

Мы можем это осознавать интеллектуально, но если человек, в которого мы влюбились, не поступает в соответствии с нашими ожиданиями, если он или она больше не соответствует нашему образу и представлению, – все пропало. Это и называется закомплексованностью. Наши эмоции не соответствуют нашим мыслям. Наши реакции проявляются во всем диапазоне от слепой ярости и кипящего гнева до унизительного разочарования и скорбного молчания – в зависимости от нашей психологии. Любая ваша первая реакция ощущается так, словно копье пронзило ваше сердце.

Проекция, которая возникает в терапевтических отношениях, называется переносом. Норман видел меня всего один месяц и уже спроецировал, то есть перенес на меня образ, воплощающий власть и авторитет. Фактически я стал для него суррогатным отцом. Для него отношения со мной стали воплощением ценности, присущей отношениям с мудрым старцем.

Это отношение было мало связано непосредственно с моей личностью. Оно присутствовало где-то в глубине еще до того, как он ко мне пришел. Отчасти этот образ был связан с традиционными для нашей культуры представлениями о человеке, профессия которого заключается в том, чтобы помогать людям и лечить их. Отчасти он был связан с особенностями индивидуальной психологии Нормана и его потребностью найти смысл жизни. Во мне он увидел человека, который мог бы открыть ему путь к постижению этого смысла. Вполне естественно, что он спутал меня со своим внутренним целителем – спроецировал на меня свои знания о себе, которые на самом деле были его собственными. Когда это станет ясно, если, конечно, это случится, он уже увидит меня таким, какой я есть в действительности, а не таким, каким он меня себе представляет.

Я это знаю, так как у меня было три аналитика и все они на какое-то время становились для меня богами, а одна – богиней. Перенос, как и любая проекция, может вызывать дрожь и открывать новую перспективу в жизни, но к другому человеку он имеет мало отношения.

А что же можно сказать о моих чувствах к Норману, то есть о контрпереносе?

Так... давайте просто скажем, что я в него углубился.

Героическое странствие

Любое содержание бессознательного,

с которым у человека нет необходимой связи,

стремится получить над ним власть,

воздействуя на него исподволь.

 

Если вы попробуете к нему обратиться,

то можете установить с ним связь.

Тогда можно либо попасть под воздействие

констеллированного в бессознательном материала,

либо взаимодействовать с ним.

 

Чем больше человек вытесняет бессознательное содержание,

тем больше оно на него воздействует.

 

Мария-Луиза фон Франц.

Мотив искупления в сказках

 

Я испытываю благодарность...

что внутри меня есть такие возможности,

они где-то совсем близко, но до сих пор я не знал о них;

только бы найти к ним путь!

А когда я его найду – рискнуть!

 

Франц Кафка. Дневники

 

Норман был не в духе. У него произошла сцена с женой.

«Наконец», – подумал я.

– Тому было две причины. Нэнси спросила меня, где я был той ночью, когда не пришел домой. Я просто отмахнулся. Сказал, что это не ее дело. Я сам себе удивился! Это совершенно на меня не похоже. И я никогда бы не подумал, что смогу так ответить Нэнси. Я имею в виду, что мы никогда не ссорились. Последний раз я поссорился со своей прежней подружкой, но если бы Нэнси об этом узнала, ей бы стало больно. – Он поморщился. – Черт, я ничего не мог поделать.

Затем этой ночью Нэнси мне сказала, что ей нужно уйти.

«Куда?» – спросил я. «К актерам», – ответила она. «С кем ты уходишь?» – «С другом». – «С каким другом?» – «Какой ты подозрительный!» – сказала она – и ушла из дома.

Я уложил детей спать и выпил полбутылки виски. Затем выкурил пару сигареток с травкой. Я действительно ужасно себя чувствовал. Когда Нэнси вернулась домой, она была очень любезна. Я извинился за то, что нагрубил ей. Мы пошли в постель, и я рыдал у нее на плече.

Норман покачал головой.

– Боже, – сказал он, – я чувствовал себя так, словно ее избиваю, и все, что смог ей сказать, – "извини"! Я знаю, что она была с ним, я просто это знаю!

Он успокоился.

– По крайней мере, она счастлива. Я ведь не могу в ответ обидеться на нее, правда?

Я спросил, снились ли Норману какие-то сны.

Он полистал свою тетрадь.

– Да, снились. Прошлой ночью. Мне приснилась лошадь, которую пытался укротить робкий, застенчивый человек. Лошадью была жена этого мужчины. – Он взглянул на меня. – Все это я записал. – Он стал читать дальше: – «Она была совершенно дикой и скакала по пригородным улицам, не давая обуздать себя. А он ей говорил: "Иди сюда, милая. Что с тобой случилось?" Пока я все это наблюдал, тот мужчина подошел ко мне; по-моему, это был Мартин: он предложил мне свою старую спортивную кожаную куртку и пару ботинок».

Норман почесал голову.

– Что вы думаете делать дальше?

– Я не знаю.

Я часто так говорю, потому что это правда.

– С кем или с чем у вас ассоциируются лошади?

Норман улыбнулся.

– Я катался на лошадях, когда мне было лет восемь-девять.

Мне это очень нравилось. Они были такие свободные, я тоже. У меня было счастливое детство.

Я спросил Нормана, какое чувство вызывает у него пригород, где он живет.

– Великолепное место! – сказал он. – Здесь чисто и по-настоящему удобно жить. Школа близко, спортивная площадка на другой стороне улицы, все магазины – прямо за углом. У нас такие великолепные соседи...

Он остановился и поджал губы.

– Ладно, честно говоря, все это мне не очень нравится, но это то, что мы себе можем позволить. Если бы у меня был выбор, меня бы здесь уже не было. Вам это известно; здесь совсем нет деревьев! Все очень конкретно и определенно.

Я спросил у него про Мартина, мужчину из его сновидения, который предлагал ему ботинки и кожаную куртку.

– Ха! – засмеялся Норман. – Мартин – мой старый друг, еще с университетской скамьи. Мне он нравится! Он играет полузащитником в футбольной команде. А я играл в бадминтон. Я никогда всерьез не увлекался спортом.

Мартин – тертый калач. Он всегда знал, что хочет. Он всегда соображал последним. Сейчас он пройдоха-адвокат. Мартин несколько раз был женат, но он не может долго терпеть женские пакости. Мартин – это человек, которому можно спокойно доверить свою жизнь. Он никогда тебя не бросит.

Норман погрузился в задумчивость.

– По своей сути он безжалостный сукин сын. Он действительно слишком высокомерен. Мне кажется, что вы назвали бы его плутом.

 

 * * *

 

Это была интересная сессия. В жизнь Нормана вошла его тень. Она проявилась в виде самодовольства. Я предпочитаю видеть проявление самодовольства, чем жалость к себе. Я могу часами слушать людей, которым жалко себя, но всему есть предел; через какое-то время хочется видеть какие-то поступки.

Норман еще не заметил нравственных различий между своими поступками и его ожиданиями от жены, но его тело явно ощущало эти различия. Если он не мог или не хотел сказать «нет», это просто хотел и делал его пенис.

Норман считал себя цивилизованным человеком. На словах он одобрял свободу, которую имела его жена, поступая так, как она хочет, – лишь бы чувствовала себя счастливой, – но его тень, которая была гораздо примитивнее Нормана, не хотела терпеть ее измену. Я был доволен, что это вижу, так как постепенно назревал здоровый конфликт.

Его сон был очень информативен. Жена Нормана была совершенно неуправляема. Я почувствовал это на двух уровнях. На объективном уровне Нэнси, его законная жена, отказывалась вести себя соответственно его ожиданиям, а на субъективном уровне взбунтовалась его внутренняя фемининность, его анима, и не давала себя укротить. Все события в сновидении происходили в пригороде, который, согласно ассоциациям Нормана, не был ни пределом его мечтаний, ни пределом мечтаний его жены.

Но почему в сновидении его жена приняла образ лошади?

Лошадь вместе с наездником символизирует гармоничное движение энергии. Наездник – это Эго, а лошадь – это символическое воплощение животного инстинкта. В сновидении Нормана не было согласия между наездником и лошадью. В трудах Фрейда, с одной стороны, отмечается страх перед лошадьми, а с другой – сексуальный смысл фантазий, связанных с верховой ездой.

(Вспомните «Укротителя диких кобылиц» Д.Х. Лоуренса.) Кроме того, в мифологии у лошади существует много ассоциаций с богиней-матерью (в этом контексте они тоже присутствуют).

Эта часть сновидения подтвердила то, что мне уже было известно: инстинктивная жизнь Нормана определялась воздействием материнского комплекса.

Ключом к этому сновидению – направлением, которое ищет энергия Нормана, – является предложение Мартином кожаной куртки и пары ботинок. Куртка – это верхняя одежда, то есть внешнее облачение, поэтому символизирует персону. Ботинки указывают на собственную точку зрения. Если цель этого сновидения – компенсация сознательной установки, в таком случае оно может служить очень хорошим примером.

В качестве постоянной теневой фигуры Нормана Мартин платит по всем счетам. Норман должен, насколько может, отрицать свои чувства, чтобы поддерживать в семье мир и не направить семейную лодку на риф. Из ассоциаций Нормана следует, что Мартин не столь податлив. Он такой мужчина, который никогда не положит голову на колени женщине и не станет плакать у нее на плече. Норману нужна спортивная кожанка Мартина его жесткая персона, а также его ботинки – новая точка зрения, особенно в отношении женщин. По крайней мере, тогда он мог бы сказать «нет».

С другой стороны, у Мартина, очевидно, есть проблемы в отношениях с людьми, поэтому его нельзя назвать полным и окончательным воплощением маскулинности.

Черты Мартина присутствуют в личности Нормана. Они дремлют, но если бы их не было, Норману не приснился бы этот сон. Степень их активного проявления в личности Нормана зависит от многих факторов, например, от его сознательной оценки того, с чем он может примириться. Цель этого сновидения не в том, чтобы превратить Нормана в Мартина, а в том, чтобы показать Нормана при помощи образа, совершенно отличающегося от его собственного, чтобы побудить его всерьез обратиться к своей сознательной установке и к ситуации, в которой он оказался.

Независимо от того, останется ли Норман с женой или нет, он будет пребывать в таком состоянии, пока не сможет интегрировать свою тень. Норман является слишком эмоционально восприимчивым, а потому его тень очень похожа на Мартина.

Когда я впервые стал проходить анализ, для меня тень была только словом – понятием, которое вызывало у меня интерес. Она действительно хорошо объясняет сущность человека, которая иначе казалась бы слишком загадочной. Я читал роман «Доктор Джекилл и мистер Хайд» и смотрел фильм «Тайная жизнь Уолтера Митти». Интеллектуально я понимал, что такое тень. Но, по существу, я не осознавал ее смысл, пока не испытал на себе ее воздействие.

Помню, как однажды вечером я пошел к другу отметить открытие престижной картинной галереи. Это было шикарное мероприятие. Дюжины две друзей художника сидели за столом в банкетном зале. Предполагался обед из шести блюд и самые отборные вина. Меня посадили напротив женщины средних лет, которая, когда подали первое, говорила со мной, не закрывая рта. У нее обо всем было свое мнение, которое она высказывала в очень резком и высоком тоне.

Когда наступила очередь салатов, я вдруг встал и опрокинул ей на голову салатницу, которую держал в руках. Смесь салаталатука, помидоров, репчатого лука и огурцов, порезанных и перемешанных вместе с прекрасным растительным маслом и уксусом, стекала по ее прическе и сыпалась прямо ей на колени.

Она была в шоке, но не больше меня. Боже милостивый! Я находился в состоянии, близком к сумасшествию. Это была умопомрачительная ситуация. К счастью, ее муж обладал чувством юмора, хотя у жены оно полностью отсутствовало.

В тот же день я рассказывал своему аналитику о том, как Юнг описывал тень, и прежде всего о том, что у человека с прекрасными манерами должна быть сильная вытесненная агрессия.

– Во мне нет никакой агрессии, – настаивал я. – Я никогда не выхожу из себя, что бы ни случилось.

Это была правда. Я был совершенным джентльменом, вежливым и хорошо воспитанным. Я не мог вспомнить, чтобы на когото разозлился. Бывало, что я несколько раздражался, но это раздражение всегда находилось под контролем. В беседе со своим аналитиком я предположил, что прошло уже много лет и, наверное, я хорошо интегрировал свою тень. В ответ он только улыбнулся.

При следующей встрече с ним я вел себя гораздо скромнее.

– Я не знаю, что со мной произошло, – беспомощно выдавил я.

Аналитик усмехнулся:

– В этом нет ничего особенного. Вашей тени надоело слушать ее мнения, точнее, ее анимуса.

Все то, что вы в себе не осознаете, – это ваша тень. Прежде чем содержание бессознательного разделится, то есть свяжется с тем или иным комплексом, по существу, все бессознательное занимает тень.

Тень – это прямое следствие наличия света. Все, на что падает свет, отбрасывает тень. Чем выше на небе поднимается солнце, тем короче становится тень. Зато более четкими становятся ее очертания. Свет и солнце – это метафоры сознания.

С точки зрения психологии тень противостоит сознательной личности и компенсирует ее. Самопознанию предшествует осознание того, когда и как в нашу жизнь входит тень. Чем больше мы ее осознаем, тем более ощутимой она становится – и тем меньше угрожает нам.

По описанию Юнга, тень – или, по крайней мере, ее темная часть – это совокупность подчиненных морали желаний и мотивов, обид и детских фантазий и т.п. – то есть наших качеств, которые не вызывают у нас гордости и которые мы хотим скрыть от окружающих. Проявление агрессии в цивилизованном обществе является несомненным признаком тени, особенно потому, что такие действия социально не одобряются; ее проявления сразу пресекают в детстве, а во взрослой жизни это влечет тяжелые по следствия.

В общем, тень – это совокупность подавленных желаний и социально неприемлемых импульсов. Их можно осознавать, но при этом они проецируются на окружающих. Мужчина может ошибиться, выбрав неподходящую ему женщину в качестве своей спутницы, а также увидев в других мужчинах все свои недостат ки и свою тень. На коллективном уровне тень проявляется в со здании политических партий, ведении войн и при поиске и пре следовании «козлов отпущения».

Разумеется, осознанию тени препятствует персона, наш идеальный образ, который сложился в нашем представлении. На пер сону трудно повлиять, потому что ее принимают окружающие люди и поддерживает культура, которая основана преимуществен но на христианских ценностях, на десяти заповедях. Мрак нашей тени становится пропорциональным степени нашей идентичности с сияющей персоной. Персона стремится к совершенству. Тень возвращает нас к нашей человеческой сущности.

Под воздействием тени мы совершаем много поступков, ко торые подкрепляют нашу персону. Мы совершаем махинации с ценными бумагами, воруем, убиваем и спим с женой соседа. А за тем удивляемся тому, что происходит с нами.

Первый раз я украл деньги из маминого кошелька, когда мне было четыре года.

– Ты можешь взять пару пенни, – сказала она. Я взял три.

– Три – это не пара, – ласково сказала мама. Я притворился, что не понимаю разницы. Второй раз это произошло во втором классе, когда я стянул две конфеты со стола учителя. Воровство раскрылось, и меня за него строго пристыдили перед целым классом. По-моему, нет ничего унизительнее ощущения, которое возникает, когда приходится просить прощения перед всем классом, когда не поворачивается язык и все это видит мать.

Но я был неисправим. Подрабатывая подростком в местном магазинчике, я пользовался доверием и постоянно набивал свои карманы всякой шоколадной мелочью. Я понимал, что это нехоро шо, но ничего не мог с собой поделать. Я говорил себе, что посту паю так, потому что мне мало платят, – именно это подсказывала мне моя тень. Когда я стал молодым человеком, моя тень потеряла вкус к сладкому и стала более практичной: она начала красть ленты для пишущих машинок.

Во время жизни в Цюрихе я бродил по винным магазинам, снимая ценники с дешевых вин и наклеивая их на дорогие.

– Вы играете в опасные игры, – предупредил меня аналитик. – Швейцарская полиция выставляет из страны в течение суток, если уличит и в гораздо менее серьезных преступлениях.

– Это сделала моя тень, – засмеялся я. Но перестал этим заниматься, зная, что суд не сочтет это аргументом.

Ответственность за все действия тени ложится непосредственно на Эго. Именно поэтому признание самого существования тени становится нравственной проблемой. Одно дело – представить себе, как выглядит ваша тень, то есть чего от вас можно ожидать. И совершенно другое – определить для себя, от чего нужно избавиться, а с чем можно жить. В жизни люди это определяют методом проб и ошибок.

Когда я писал эти строки, высокое государственное лицо, вице-президент Канады, просто сгорал от стыда, так как пять лет назад, заполняя анкету, он солгал, что имеет академическое образование. Он написал, что имеет диплом об окончании хорошо известного университета. Местная газета, занимаясь обычной подготовкой соответствующей статьи, выяснила, что это не соответствует действительности; на самом деле он дважды провалил выпускные экзамены. Этот человек, прежде уважаемый своими коллегами и, наверное, обладавший политическими амбициями, по существу, был похоронен своей тенью.

Что-то подобное случается с каждым из нас. В деревнях, поселках и городах всего мира непризнаваемая тень говорит свое слово, и жизнь людей рушится. Часто это происходит в прямом смысле.

Конфликт между тенью и персоной неизбежно возникает во время кризиса среднего возраста. Люди, у которых не было такого конфликта, начиная проходить анализ, скоро раскрывают его в себе. Иногда кажется, что они все время ждали встречи с человеком, которому можно довериться настолько, чтобы в изнеможении упасть перед ним, зная, что оказались в безопасности. Характерная депрессия, которая появляется в таких случаях, указывает на потребность осознания, что человек не соответствует тому, на что он претендует или кем хочет быть.

Занимаясь любовью с другими женщинами, Норман находился под воздействием своей тени. В связи с этим он не переживал никакого внутреннего конфликта, ибо вытеснил несовмести мость этих связей со своей персоной верного мужа и заботливого отца.

По иронии судьбы мужчина, с которым вступила в связь жена Нормана, действительно оказался точным воплощением тени Нормана. Он олицетворял в себе все, что осознанно отрицал в себе Норман. Тот мужчина был художником, личностью чув ствующего типа. Норман был бизнесменом; его способности отно сились к сфере мышления и ощущения. Тот мужчина жил, пови нуясь своим инстинктам и не особенно заботясь о своем социаль ном положении. Норман жил тем, что происходило у него в голо ве, оказавшись в плену мира внешних событий.

Я стал яснее представлять себе, почему Норман испытывал такую тоску: у него возникло расщепление между Эго и тенью. В той же мере это расщепление можно было бы назвать расщепле нием между персоной и тенью. Все это время жена Нормана заиг рывала с его тенью, о существовании которой Норман даже не по дозревал.

Не существует универсального эффективного метода, который способствовал бы ассимиляции тени. Этот процесс скорее похож на дипломатию или государственную деятельность, так как всегда очень индивидуален. Тень и Эго похожи на две политичес кие партии, которые борются за власть. Если здесь вообще можно говорить о каком-то методе, он заключается только в определен ной сознательной установке. Во-первых, нужно принять и всерьез признать наличие тени. Во-вторых, человек должен осознавать свои личные качества и намерения. Такое осознание происходит при концентрации внимания и интеллекта на настроении, фанта зиях и импульсах. В-третьих, неизбежно длительное установление внутреннего согласия.

Но тень – это не только темная неосознаваемая часть психики, обладающей сознанием. Чайник, который мы называем чер ным, тоже вполне пригоден для того, чтобы вскипятить чай. По этому у тени есть и положительные качества. Она состоит из тех сторон личности, которые можно назвать непрожитой жизнью: таланта, способностей и нравственных качеств, которые долго оставались скрытыми или никогда не осознавались. Они потен циально доступны человеку, и осознание их часто высвобождает огромную энергию.

Именно поэтому человеку, находящемуся в депрессии, лучше погрузиться в нее поглубже, чем стараться ее избежать. Нельзя найти скрытые сокровища, если не взяться за лопату и не начать копать.

Во время кризиса среднего возраста констеллируются обе стороны тени: с одной стороны, качества и поступки, которые не вызывают у нас гордости, а с другой – новые возможности, о наличии которых мы даже не знали. Первые вызывают у нас чувство стыда и морального осуждения. Последние не вызывают никакой моральной реакции, зато часто возникает испуг, потому что никто не может нам точно сказать, какие будут последствия, как только мы станем развивать свои скрытые возможности.

– Видите ли, – однажды сказал я своему аналитику, ощутив, что это противоречие просто разрывает меня пополам, – я боюсь. Если я возьмусь за эту работу, то попаду лицом в грязь.

Он мягко улыбнулся.

– Лучшее, – сказал он, цитируя Юнга, – враг хорошего.

– Я чувствую себя так, словно мне придется прыгать без парашюта, – сказал я, улыбнувшись ему в ответ.

– Смотри на это так, – сказал он серьезно, – можно нормально жить, не ощущая себя в полной безопасности.

Нечто подобное я сказал Норману на очередной сессии. Он побледнел.

– Что вы имеете в виду?

– Позитивный материнский комплекс, – сказал я, – привязывает мужчину ко всему, что его окружает, к тому, что ему известно и привычно; иначе говоря, к тому, что позволяет ему чувствовать себя в безопасности. Например, он будет по-прежнему очень долго продолжать вести прежний образ жизни, если перестать его кормить, – просто потому, что боится того, что произойдет, если его образ жизни изменится. А наверное, как раз это и нужно, чтобы он осознал свои возможности.

На этот раз я сказал намного больше, чем обычно. Я ненавижу вмешиваться в процесс, который считаю естественным. С другой стороны, иногда бывает полезно резко прочистить человеку мозги.

– Что же я должен делать? – спросил Норман. Клянусь, он уже раз десять задавал этот вопрос.

– Не имею ни малейшего понятия, – сказал я, строя из себя дурака. – Спросите человека, который его имеет, – и я указал на него.

В тот момент я думал о творческой части тени Нормана, о его неосознанных возможностях. Если вы не признаете наличие у себя тени, то можете чувствовать печаль. Если ее не замечать, то совершенно незаметно для вас она может разрушить всю вашу жизнь. Но если обратить на нее внимание, можно сделать ее сво ей помощницей. Ее воздействие поможет вам найти выход из тех ситуаций, которые раньше вы считали «безвыходными», и откро ет для вас новые возможности.

Изначальную ситуацию, в которой оказался Норман, скрытую проблему, которая привела его к аналитику, можно также рас сматривать и с точки зрения психологии пуэра (рuеr).

Выражение рuеr aeternus обычно означает «вечный ребенок» или «вечный юноша». В греческой мифологии так можно назвать вечно юного бога – например, Иакха, Диониса, Эроса. Эта тема обрела свое бессмертие в современных классических произведени ях «Питер Пэн» и «Портрет Дориана Грея».

В психологии невроза понятие «пуэр» употребляется при описании психологии взрослых мужчин, эмоциональная жизнь которых остается на подростковом уровне; обычно психология пуэра объясняется сильной зависимостью от матери. (Понятие «пуэлла» ipuella) часто употребляется по отношению к женщине, но прежде всего относится к женщине с пуэром-анимусом.) У многих людей кризис среднего возраста порождается внутренней потребностью вырасти из этой стадии своего развития49.

Типичный пуэр выглядит моложе своего возраста. Как пра вило, он очень этим гордится, как, например, Норман. А кто бы не гордился, если в данной культуре юность ценится больше, чем зрелость? Норман был бы потрясен, если бы я сказал, что его мо ложавая внешность является следствием отсутствия у него эмоци ональной зрелости. Я мог бы ему указать на это, но зачем? Я пред почел дать ему время, чтобы осознать это самостоятельно, а если он не осознает – tant rnieux, тем лучше.

Пуэр не ощущает ответственности за свои поступки. Все, что он делает, не подвластно контролю его сознания; он живет, нахо дясь в полной зависимости от своего бессознательного.

Он оказывается особенно ранимым в сфере своих инстинктивных влечений. Он склонен поступать так, как было бы «пра вильно в соответствии с его ощущениями». Но он настолько от чужден от своих истинных чувств, что все, что в данный момент считает правильным, в следующий момент может счесть ложным. Следовательно, любовные отношения сегодня могут вызвать у него ощущение непоправимой беды завтра – или такое ощущение той же ночью может появиться у него в сновидениях.

В процессе индивидуации пуэр, решивший обратиться к своим установкам и поведенческим паттернам, не сможет легко объяснить, что именно он называет своим «правильным чувством». Он знает, что смутные, неопределенные чувства внушают подозрение, особенно если они возникают под воздействием алкоголя или наркотических средств. Он старается не идентифицироваться со своими чувствами, а быть отчужденным от них, объясняя это стремлением быть объективным к своему ощущению. Он задает себе вопрос: неужели именно это я чувствую? Неужели именно этого я хочу? Каковы будут последствия? Как мне жить потом? Как потом я буду относиться к самому себе? Как то, что я сделаю, подействует на других?

Очень трудно прийти к согласию с пуэром. Он любит открыто выражать свое мнение и не выносит никакой человеческой привязанности. Все это в полной мере было присуще Норману, несмотря на его сильную привязанность к дому и земле. А может быть, наоборот, благодаря этой привязанности. Хотя он неизменно заявлял о преданности своей семье, его тень со всех ног бежала в совершенно ином направлении.

Типичный пуэр действует спонтанно, часто в ущерб и себе, и другим. Пуэр, который проходит процесс индивидуации, может пожертвовать этим своим изумительным качеством, но принесенная им жертва впоследствии станет частью его тени. Чтобы не превратиться в автомат, полностью управляемый привычками и рутиной повседневности, он должен заново ассимилировать свои бывшие черты пуэра, но теперь уже совершенно осознанно. Во многих отношениях жизнь пуэра привязана к ситуации. Он всегда боится попасть в ситуацию, из которой нет выхода. Он редко получает то, что действительно хочет, он всегда «почти готов» что-то сделать, чтобы изменить свой стиль жизни; он готов сделать то, что нужно, когда угодно, но только не сейчас. Планы на будущее ничем не заканчиваются, его жизнь ускользает в фантазии о том, что будет и что может быть, но при этом он не предпринимает никаких решительных действий, чтобы что-то в ней изменить здесь-и-теперь.

У меня была тетя, которая очень соответствовала этому описанию. «Однажды приплывет мой корабль», – говорила она, давая мне легкий подзатыльник, когда я со всех ног бежал играть в бинго в церковном холле. Но корабль так никогда и не приплыл, возможно, потому что она жила в центре материка, на расстоянии нескольких тысяч миль от ближайшего порта. Временная жизнь напоминает тюрьму – лебединую песню души. Засовы – это родительские комплексы, бессознательно привязанные к раннему детству, полной безответственности ребенка.

Сны пуэров полны тюремной символики: цепей, засовов, клеток, ловушек, пут и оков. Сама жизнь, экзистенциальная реальность, ощущается ими как тюрьма. Они тоскуют по независимости и стремятся к свободе, но бессильны вырваться из этой тюрьмы.

Франц Кафка принадлежал именно к такому типу людей. Он исследовал символизм тюрьмы и свое отношение к нему и сделал это так хорошо, как может сделать художник. В одном из своих загадочных афоризмов он описывает ощущения человека, пойманного и запертого в тюрьме своей психики, единственным охранником которой является он сам. Это изображение человека, который на самом деле свободен и может идти куда хочет, но при этом не может сделать ни шага:

«Он мог сам заточить себя в тюрьму. Закончить жизнь пленником – такова была цель его жизни. Но он очутился в клетке, запертой на засов. Спокойно и дерзко, как дома, суматоха жизни проникала сквозь засовы клетки; в действительности пленник был свободен, он мог делать все что угодно, все, что происходило вокруг, не ускользало от него; он мог спокойно покинуть свою клетку, засовы были разомкнуты; он не был даже заключенным в полном смысле слова».

Для аналитика тюрьма – это символ отказа от индивидуационного процесса. Она симптоматична для психологии пуэра, которого раздражают пределы и границы и который не может выносить никаких ограничений. Но с психологической точки зрения некоторые ограничения являются чрезвычайно ценными для личностного роста. Это очень хорошо отражено в И Цзин, китайской «Книге Перемен»:

«Неограниченные возможности мужчине не нужны; если они существуют, его жизнь только растворится в безграничности. Чтобы мужчина стал сильным, в его жизни должны быть ограничения, обусловленные долгом, и эти ограничения он должен принять добровольно. Человек достигает своего предназначения, то есть духовной свободы, только окружив себя этими ограничениями и определив для себя, в чем заключается его долг».

Мария-Луиза фон Франц описывает тюремную фобию мужчины, имеющего тесную связь с матерью, и дает ее интерпретацию: «Тюрьма – это негативный символ материнского комплекса... или же, с проспективной точки зрения, – именно то, что ему необходимо, ибо ему нужно оказаться в тюрьме, в тюрьме реальности. Но, убежав от тюрьмы реальности, он попадает в тюрьму материнского комплекса, которая тоже является тюрьмой, с любой точки зрения. У него есть только два варианта выбора, одна из двух тюрем: или тюрьма невроза, или тюрьма его реальности; таким образом, он попал в ловушку, оказавшись между дьяволом и глубиной голубого океана. Такова его судьба, и как раз такой является судьба puer aeternus'a. Все зависит от того, что он предпочитает: материнский комплекс и свой невроз или же плен старой, как мир, обычной земной жизни».

Счастлив тот пуэр, бессознательное которого, как у Нормана, в конечном счете протестует или явно выражает свою неудовлетворенность во время кризиса среднего возраста. Иначе человек попадает в психологический тупик.

Тенью пуэра является senex (в переводе с латыни – старец): добросовестный, последовательный человек, способный собой управлять. В той же мере тенью senex'а является пуэр – неуправляемый, заразительный, капризный человек с неинтегрированными инстинктами. У пуэра много общего с греческим богом Дионисом; необузданные женщины, которые были ему привержены, в ярости разрывали на куски мужчин. Психология senex'а больше проявляется в уравновешенных и рациональных образах богов Сатурна и Аполлона. И пуэр, и senex, и Дионис, и Аполлон – каждый из них зани мает свое место. Но человек, который живет, соответствуя одному паттерну и исключая другой, подвергается риску констелляции противоположного паттерна. У здоровой, уравновешенной личности могут проявляться черты, характерные как для аполлонического, так и для дионисийского паттерна, в зависимости от того, какие из них больше соответствуют ситуации. Но такое сочетание идеально, и редко достигается без серьезных сознательных усилий.

Следовательно, во время кризиса среднего возраста у человека, способного к самоконтролю, нередко возникает потребность в соприкосновении со спонтанной, инстинктивной жизнью, ибо такую же потребность ощущает пуэр, испытывающий необходимость в личностном росте.

Что же представляет собой личность Нормана с точки зрения приведенных выше понятий? По крайней мере, одной ногой он опирается на психологию пуэра. Его другая нога повисла где-то в воздухе, пока занимается поиском ботинка, то есть подходящей точки зрения.

Что касается лично меня, то я – бывший пуэр. Как у бывшего курильщика или алкоголика, у меня проявляется тревога по отношению к людям, которые не могут преодолеть этот синдром. Но если мне удастся преодолеть отвращение к себе в прошлом, я смогу проявлять эмпатию к состоянию таких людей. Норман – хороший пример. В принципе, среди его поступков нет таких, которые когда-то не совершал или не мог бы совершить я, все его установки были мне очень хорошо знакомы. Иногда, ощущая себя свободным, я даже испытывал некую ностальгию по такому состоянию.

 

Норман этого еще не осознавал, но однажды он пришел ко мне в кабинет, готовый отправиться в героическое странствие на поиски приключений.

Задача героя состоит в том, чтобы совершить что-то необычное. Для Нормана она заключалась в том, чтобы понять, почему он поступает и реагирует так, а не иначе. Его жизнь имела некоторый привкус сказки. Там была хитрая колдунья (его материнский комплекс), которую нужно было победить или перехитрить, и помощники-животные (его инстинкты), чтобы охранять его по ночам. Кроме того, он был слишком наивен, как дурак, существующий во многих сказках. Это было ему на пользу: как и в сказочных историях, многие из «задач», которые ему нужно было выполнить, можно было решить, только отказавшись от рационального отношения к окружающему миру.

Цель героя заключается в том, чтобы найти сокровища, принцессу, золотое яйцо. С психологической точки зрения все это означает одно и то же: самого себя, свои истинные чувства, свой уникальный потенциал. Или вы отыщете принцессу, или останетесь в подвале – здесь не бывает золотой середины.

С точки зрения мифологии, Норман оказался в плену древней почитаемой традиции. Кроме всего прочего, странствие героя должно включать в себя путешествие через ночной океан: этот мотив символизирует заключение в подземелье или распятие, расчленение или похищение и т.п. – то есть переживание, вызванное богами солнца и героями, которые обрели бессмертие: Гильгамешем, Осирисом, Христом, Данте, Одиссеем, Энеем и многими другими (включая Пиноккио). На языке мистики это странствие называется жутким душевным мраком. Странствие героя является циклическим; его паттерн хорошо известен и показан на приведенной ниже диаграмме .

 

Как правило, в мифе или легенде герой совершает странствие на корабле, сражается с морскими чудовищами, они его проглатывают, убивают или разрывают на куски, он умирает и, оказавшись, как Иона, в чреве кита, находит там, внутри, жизненно важный орган и таким образом приближает свое спасение. Источником всех мифов, связанных с путешествием по ночному океану, является восприятие человеком движения солнца, которое, по образному выражению Юнга, «плывет через море, как бессмертный бог, который каждый вечер погружается в материнские воды и каждое утро рождается заново».

ЗОВ К ПРИКЛЮЧЕНИЯМ

Таким образом, закат солнца, аналогичный потере энергии в состоянии депрессии, оказывается необходимой прелюдией возрождения. Очищаясь в целительных водах, Эго оживает. Или, соответствуя другому образу, оно, как Феникс, возрождается из пепла.

С психологической точки зрения, кит-дракон является символическим воплощением матери. Сражения и страдания, происходившие во время путешествия по ночному океану, символизируют героическую попытку освободить сознание от смертельных объятий матери, то есть от бессознательного. Обязательно нужно перерезать важный жизненный орган – пуповину. Ожидаемый результат – высвобождение энергии, восход солнца, возвещающий начало нового дня. Эта энергия ранее была связана с тенью и другим содержанием бессознательного.

Норман не выбрал для себя героическое странствие. Это оно его выбрало. Если бы у него получилось, он бы этого избежал. Кому придет в голову добровольно покинуть свой дом, чтобы сражаться с драконами? Кому захочется уйти от телевизора с поджаренным попкорном, чтобы оказаться в чреве кита? Но нечто внутри Нормана толкает его к странствию, и он вынужден его совершить, хочет он того или нет. Я не могу уберечь его от опасностей, которые встретятся на его пути; я даже не буду пытаться это делать. То, что предопределено природой, не потерпит вмешательства человека.

Норман подчиняется внутреннему долгу, который обязательно будет и дальше на него воздействовать. Все, что я могу сделать, – сидеть вместе с ним и предупреждать его о возможных опасностях.

---

Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 206; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!