Дополнение 2: Джессика Хоппер

 

Кто-то в «Хагги Бере» нашел номер моего фан-журнала «Потрахаться и разбежаться» и передал его тебе. Кортни узнала обо мне через тебя, хотя я тоже посылала ей номер. Там была статья о «Hole», довольно позитивного содержания, в самом первом выпуске. Мне было тогда пятнадцать, я жила в Миннеаполисе и только начала работать в музыкальном магазине. Я открыла для себя панк-рок, мне хотелось писать, но мне никто не разрешал, так что я решила основать собственный фан-журнал.

Через несколько недель мне пришла большая посылка с футболкой «Hole» и стикерами. Потом Кортни прислала мне письмо на шестнадцати страницах, которое написала на следующий день после рождения Фрэнсис, несколько одурев от лекарств. Все письмо было о Миннеаполисе, о том, как мне хорошо бы организовать группу вместе с Мишель Леон [ранее – басисткой «Babes In Тоуland»], о том, почему у нее такая странная жизнь, о том, как пределом ее мечтаний в Миннеаполисе всегда было работать в «Северных огнях» [музыкальный магазин]. Она хотела знать, откуда я взялась такая маленькая, да удаленькая, а я с видом знатока Миннеаполиса ругала «Run Westy Run» и «Soul Asylum» [местные слабые рок-группы], всех этих старичков.

Я по касательной внедрилась в круг крутых чуваков. Для большинства девочек моего возраста я была чужой, слишком резкой, а на мальчиков наводила страх. Я не баловалась наркотиками и сексом, как большинство у нас в школе. Но мне в то же время нравились феминизм, группы Дона Флеминга [«Gumball», «Hole», «Sonic Youth», «B.A.L.L.»[325] и «Riot Grrrl»]. Так совпало, что знакомство с Кортни наложилось на мое открытие pok-звезД, которые записывали синглы «Wordcore» [первой в упомянутой серии вышла Кэтлин Ханна из «Bikini Kill»].

я получила письмо, и это было супер. Кортни действительно нуждалась во внимании и известности. Никто в городе доброго слова про нее не мог сказать, и я начала идентифицировать себя с ней. Обо мне ходили подобные же мнения. Как бы плохо она себя ни вела, пока жила тут, я то знала, каким может стать Миннеаполис; это был город для мальчиков, так что я подозревала, что Кортни не просто долбанутая сучка, повернутая на наркотиках, как о ней говорили.Если какую-то женщину так демонизируют, то в этом наверняка присутствует нечто большее, чем злость тех, кого она познакомила с наркотиками.

Письмо ее было забавным, странным и вдохновляющим. Она писала о том, как материнство влияет на нее и на ее жизнь. Очевидно было, что она борется против грубого, омерзительного мира – как раз вышло интервью в «Вэнити фэйр». Кортни жаловалась, что из себя самой превратилась в какой-то символ. Вскоре после письма она решила мне -позвонить. Я перезвонила, и мы разговаривали, по-моему, каждый день года полтора.

Они с Куртом платили за печать моего журнала, потому что у меня деньги кончились. Так что они послали мне триста баксов, чтобы я напечатала как можно больше журналов. Еще Кортни послала мне бокс с первым изданием «Pretty Оп The Inside», чтобы я в «Потрахаться И разбежаться» описала его. Ее фан-журнал был как бы внутри моего: мне также дали фотографию Курта, Марка Лэнигана и Дилана, переодетых в «Babes In Toyland» на Хеллоуин, я выслала им 50 экземпляров, но даже в фан-журнале публиковать такую фотографию было странно, потому что все сразу захотели узнать, какое отношение я имею к «Nirvana». Я прошла через «Riot Grrrl» и разочаровалась в тамошних людях, как и Кортни. В то время она как раз разругалась с Тоби и Кэтлин, которые писали ей фанатские письма, а за ее спиной – письма Курту[326].

Иногда она рассказывала о том, как сложно быть знаменитой, и рассуждала, как трудно должно быть мне – странной девочке-подростку из Миннеаполиса. Когда играла моя группа, в меня кидали бутылками, мне угрожали. Она рассказывала мне, какие песни пишет Курт и что собирается делать она сама.

 

Глава 23

Королевская чета

 

Лос-Анджелес, 1992 год; мы с фотографом «Мелоди мейкер» Стивеном Свитом час едем на такси до Вэлли в поисках склада, где хранится куча старого кинореквизита, с помощью которого можно было бы экипировать Курта и Кортни дьяволом И ангелом для обложки рождественского номера журнала. День угнетающе жаркий, а на месте оказывается, что все костюмы мерзкие, вонючие и старые, да и парочка все равно не соглашается с нашей идеей. Мы возвращаемся в дом: у Кортни медно-рыжие волосы; когда Стивен фотографирует Фрэнсис Бин, Курт предлагает написать на ее животе «Dier Grrrl.». Семья отказывается сфотографироваться вместе – возможно, это спонтанное решение будет стоить Стивену нового дома. Ох уж эти случайности музыкального бизнеса!

Далее идет текст интервью в двух частях с Куртом и Кортни, которое было опубликовано в «Мелоди мейкер» в рождественские каникулы 1992/93 года. Само интервью имело место как раз перед возвращением супругов в Сиэтл.

 

Часть первая

 

– Это самое сложное дело в моей жизни, – с неохотой начинает звезда. – Не верится …

Он делает паузу.

– Но все равно мне нравится! – восклицает он. – Я очень собой доволен. Просто обязанностей куда больше, чем я ожидал.

Он снова останавливается.

– Знаете, она умеет пукать так же громко, как я …

– Курт! – вмешивается его жена с оскорбленным видом.

– И рыгает так же громко, – невозмутимо заканчивает он, улыбаясь своей озорной улыбкой.

– Заткнись, – бранит его жена. – Это неженственно.  

я: Но она же ребенок. Детям можно пукать.

– Ну хорошо, – покровительственно говорит мать, смягчившись и гордо глядя на малышку, которая таращится рядом с ней.  

я: После появления ребенка в вашей жизни многое изменилось?  

– Определенно, – отвечает Кортни. – Да …

Она умолкает, отвлеченная тем, как ее муж закатывает глаза.  

– Хватит! Зачем ты это делаешь? – кричит она.

– А что делаю? – невинно спрашивает он. Фрэнсис тянется к его руке.

– Так себя ведешь при включенном диктофоне.

– Да меня просто задолбали эти вопросы о ребенке, – защищаясь, говорит Курт Кобейн – самая успешная звезда американского панк-рока. – А мне особо нечего сказать. То есть я имею в виду, что да, это клево, это супер, это лучшее, что со мной случилось.

В спальне воцаряется. тишина. Мы возвращаемся к телевизору, где идет последняя серия мультика «Рен и Стимпи» – нового предмета культа юных американцев. Появляется няня Фрэнсис Бин Кобейн, чтобы забрать малышку – подвижную, просто головокружительно здоровую, голубоглазую девочку (глаза Курта, нос Кортни) – вниз, чтобы уложить поспать.

Молчание. Кортни прихлебывает тепловатого клубничного чаю. Я делаю глоток водки. Курт просто рыгает.

Всем нам надо соответствовать своему образу.

Курт и Кортни живут в лучшем районе Лос-Анджелеса, окруженном пальмами и прохладными тротуарами, которые затенены листвой и защитными изгородями.

Внутри одна комната отдана под картины Курта – странные, тревожные изображения и коллажи (когда его жена была беременна, он рисовал безголовых младенцев, теперь рисует ангелов и кукол). Кухня большая, старомодная, по всей длине внешней стены зеркало, наверху множество комнат для гостей. Гардероб Кортни забит винтажными «кукольными» платьями. Он больше некоторых квартир, где мне доводилось жить. Ну или почти больше.

Корочки от пиццы и полупустые коробки с пирожками валяются по всей просторной гостиной. Тут есть телескоп, гитары, старые книги о роке, фотографии в рамках, повсюду разбросаны детские вещи – главное место отведено симпатичной розовой кроватке, украшенной лентами. Из стереосистемы в углу доносится Мэвис Стэплз?. Ощущение такое, что здесь нечасто живут, как и в большинстве лос-анджелесских домов. Когда я появляюсь, супруги лежат на двуспальной кровати в главной спальне с Фрэнсис Бин («Фрэнсис! Поздоровайся со своим дядюшкой Эвереттом!» - Кортни). Она: в ночной рубашке. Он: в пижамных штанах, извечном грязном кардигане и футболке. По телевизору три музыканта, одетых в платья, сюрреалистичным образом ломают инструменты, что совершенно не сочетается с музыкой. Это новый клип «Nirvana» – «Iп Bloom». Кортни изучает разноцветную коробку с письмами о «Nirvana» – все их написала Курту одна девочка. Их 30 или 40, они старательно раскрашены, подписаны вручную, прилагается и аудиозапись.

– Смотри, Курт! – Кортни достает особенно зловещего вида экземпляр. – Она написала твое имя на всех этих конвертах ... о, а вот ее фотография … ой, да у нее прогрессирующая мышечная атрофия ... мы должны ответить. Обязательно! Она из аутсайдеров, прямо как я!

Курт утвердительно хрюкает. Мы с новым интересом рассматриваем послания, втайне радуясь, что у нас такого заболевания нет. Кто-то вносит ее имя в список тех, кому нужно отправить открытки на Рождество. Курт решает было рассказать нам о своих школьных деньках, но потом остывает.

– Просто ты обдолбанный тормоз, – дразнит его Кортни.

Хорошо известно, что многие часы в школе Курт провел в компании за косячком.

1 Солистка «The Staple Singегs» Мэвис обладала задушевным контральто госпелного типа. У Курта играл альбом «Mavis Staples» 1969 года (продюсер Стив Кроппер).

462

 

– Ну давай уже! Вечно я должна говорить, – тормошит Кортни мужа. – Мне уже надоело.

Еще одна пауза. Фрэнсис издает булькающий звук – очевидно, девочке пришла в голову какая-то счастливая мысль. Нет и следа от граффити «Diet Grrrl», которое папаша нарисовал у нее на животе только что. Курт вздыхает.

Курт и Кортни (или Куртни, как называют пару) до того дали только два совместных интервью – и оба американским изданиям. Они решили побеседовать с «Мелоди мейкер», чтобы прояснить некоторые вопросы, которые возникли к Кортни после выхода сентябрьского номера «Вэнити фэйр», гламурного журнала мод.

Итак, будем двигаться постепенно.

Кортни что-то бурчит с кровати, где она сидит.

я: Что, прости?

– Ты был неправ, – говорит она.- Мне следовало быть более закрытой и скромной.

– Чего-чего?

– Помнишь, я тебе задавала такой вопрос пару лет назад, - поясняет она. – В баре. В Лос-Анджелесе.

Она имеет в виду наше знакомство в прошлом году, когда она спросила меня, как ей следует вести себя с прессой.

– Я вот раньше был очень громкий и противный, – встревает Курт. – А потом перестал общаться с людьми.

я: Почему?

Солист ерзает, развалившись на матрасе. Кортни встает, чтобы выключить телевизор.

– Потому что мне надоело притворяться кем-то другим, чтобы ладить с людьми, да даже чтобы сохранить дружбу,отвечает он. – Я устал от фланелевых рубашек и жевания табака и стал монахом в своей келье на многие годы. И я уже забыл, что такое общение.

я: А разве ты не пил?

– Да, пил, – соглашается он. – А когда выпивал лишнего, становился несносен. В последние пару лет в школе у меня не было друзей, я не пил, не принимал наркотиков, а просто сидел в своей комнате и играл на гитаре.

я: А когда ты основал «Nirvana», то начал пить и общаться с людьми и вернулся к тому, с чем завязал за несколько лет до того.

– Не совсем, – отвечает Курт, напрягшись. – У меня по-прежнему те же лучшие друзья, что и несколько лет назад. А мой уровень социальной активности просто минимален – притом всю мою жизнь, так что даже на пьяных вечеринках я был не особо общительнее, чем когда снова стал сходиться с людьми в Сиэтле.

Он умолкает, тщательно подбирая слова.

– Наверное, жизнь в Лос-Анджелесе сделала меня затворником, – говорит он, – потому что мне совершенно не нравится город. По-моему, тут совершенно нечего делать. Бессмысленно ходить на тусовки и пытаться завести друзей, потому что у меня нет татуировок и мне не нравится дэс.

– Вот Аксель хочет стать твоим другом, – напоминает ему Кортни, снова садясь. – Аксель считает, что если бы не я, то вы на каждом концерте за сценой трахали бы умирающих от ненависти к себе девчонок.

– Ага, именно об этом я всю жизнь и мечтал, – с сарказмом отвечает Курт. – Пере ехать в Лос-Анджелес, гонять с Акселем на мотоциклах – и тут явил ась ты и все испортила.

– Аксель так считает, – объясняет Кортни. – Слышал, как на одном концерте он со сцены сказал что-то вроде «"Nirvana" слишком хороша, чтобы снизойти до нас. Курт предпочитает сидеть дома со своей уродливой сучкой .. . »?

я: Ну это же правда. Если не считать слова «уродливая», конечно. Курту больше нравится сидеть с тобой дома, купать Фрэнсис Бин, шляться по квартире в твоей ночнушке, чем связываться с Акселем и его ребятами. С чего бы ему реагировать иначе? Удивительно, что порой одни знаменитости хотят общаться с другими, и только потому, что это знаменитости.

Кстати, Кортни, а тебе нравится здесь, в Голливуде, или уже надоела эта гонка? Насколько я знаю, эта гонка для тебя продолжается уже очень долго.

– Я всегда хотела обосноваться здесь, – мурлыкает она. - Дженнифер [из «L7»] живет здесь, а она очень хорошая подруга. Когда я звонила ей и говорила: «Мне в этом городишке не нравится!» – она отвечала: «О, так приезжай в Лос-Анджелес! Он такой большой, что тебя запросто засосет. Люди тут такие» …

Она замолкает в попытке подобрать нужные слова.

– Мы думали, что тут несложно будет жить, потому что здесь привыкли к славе, – наконец говорит она. – Но оказалось, что дело обстоит не совсем так. На тебя не глазеют, но знают, кто ты есть, и стоит тебе выйти из магазина, как в тут же секунду они начинают названивать друзьям и подругам . ..

– Слава здесь значит больше, чем действительность, – соглашается ее муж.

– Так тут-то все и начиналось, – добавляет Кортни, – еще до того как меня признали тяжким крестом мужа, до того как я утвердилась на нынешней позиции. Но пока мы не начали выходить в свет, я и не подозревала, каковы люди в Лос-Анджелесе.

я: Ты тоже считаешь, что Кортни – твой крест, Курт?

– Кортни или ее репутация? – спрашивает он. – Меня достало просто кретинское непонимание наших отношений. Всем кажется, что мы не можем просто любить друг друга, потому что мы герои какого-то мультика, потому что мы общественная собственность. Поэтому считается, что наши чувства друг к другу искусственны.

я: Курт, тебе уже, наверное, надоело, что тебя воспринимают как глупого мужа с цыплячьими мозгами, потому что именно это подразумевается образом дьявольской и порочной натуры Кортни Лав.

– Да, по этому поводу уже было довольно много статей, - бурчит он. – Не знаю, что со мной случается, когда я даю интервью, потому что обычно я просто закрываюсь. Очень трудно объяснить. Просто я не люблю откровенничать. Я не хочу, чтобы все знали, что я думаю и чувствую, а если они по моей музыке не могут хоть как-то понять, что я за человек, то тем хуже для них.

Не понимаю, откуда взялось убеждение, что я дурак, – продолжает он. – Я знаю, что моя музыка отчасти умна. Я знаю, что требуется талант, чтобы ее написать, это же не просто стена шума. Есть некая формула для ее создания, и я над этим упорно работаю.

Я такой человек, что если кто-то считает меня дураком, то – и веду себя перед этими людьми как дурак. Я никогда не чувство вал необходимости что-то доказывать. Если кто-то уже составил обо мне свое неверное мнение, то ради бога, пусть в нем утвердятся. Я буду рад укрепить их в их заблуждении.

Джеки, няня Фрэнсис Бин, кричит снизу, что Курта просят телефону. Курт отвечает ей, что он перезвонит, кто бы это ни был. Я вновь отхлебываю водки и продолжаю:

– Вот вопрос, который уже довольно долго меня беспокоит. Насколько революционна «Nirvana». Ведь Кортни по ряду причин, не последние из которых – ее феминизм и желание утереть нос истеблишменту, – именно такова. А вот «Nirvana»?

– Нет, – резко отвечает Курт. – Нельзя быть революционерами в коммерческом мире, потому что тебя распнут. Мы пытались – и нас это почти что разрушило.

– С нами случилось столько всего такого … – поддерживает Кортни, но на секунду замолкает.

– Вот когда родилась Фрэнcuс, – продолжает она, – ко мне в палату вошел социальный работник, размахивая фотографией из «Вэнити фэйр» и пытаясь забрать ребенка. Нам пришлось подтянуть в гостиницу юристов, просто дурдом, сраный дурдом. Мои подруги-роженицы были в ужасе – и все из-за того, что один человек солгал! Да, я невыносима, потому что я …

Она задыхается от гнева.

– Удивительно, сколько вреда может нанести всего одна статья, – рычит Курт. – Кортни была обрисована в дурном свете, как «плохая девчонка» американского рока – паразитка, мать, которая принимала наркотики, будучи беременной, «Йоко», которая пыталась развалить «Nirvana», предательница дружбы со своей «лучшей подругой» Кэт Бьелланд, обманщица, наркоманка. Очень удобно «позабыли» тот факт, что она была – и предположительно еще будет – уважаемой певицей с собственным стилем, особенно если все получится с новым cuнглом («Beautiful Soп»).

Статья в «Вэнити фэйр» подробно и резко останавливал ась на заявлении Кортни о том, что Мадонна ~ это вампир, что она готова выхватить у Кортни всё, чего та хотела.

«Кто такая, – якобы говорила Мадонна, – эта Кортни Лав?» А ей следовало бы знать. Ведь именно Мадонна просила своего менеджера устроить контракт группы Кортни с ее лейблом. Именно Мадонна сама звонила Кортни, чтобы договориться о встрече. Хотите знать, почему я так уверен? Я разговаривал с Кортни сразу же после того звонка, а никто не будет так нагло врать.

– Лучше бы я никогда не попадалась ей на глаза, – плачется Кортни. – Разве не заслуга перед панк-роком в том, что я ее кинула?

– Кортни пришлось в два раза хуже, – поясняет Курт,потому что у нее даже не было такого шанса самореализоваться, как у меня. Одно дело мои мятежные настроения – я могу себе это позволить. Думаю, мне сойдет с рук, даже если я в телевизоре порву фотографию Папы; шума такого не будет, как если бы это сделал кто-то из мейнстрима вроде Шинейд [О'Коннор] или Кортни, у которой нет оправдания в виде кучи проданных альбомов ...

Ребенок плачет. Кортни возбужденно перебивает мужа.

– Как могло так получиться, – спрашивает она, вероятно действительно озадаченная, – что всего за три месяца меня стали воспринимать не как певицу, записавшую альбом года на «Village Voice», а как Нэнси Спанген?

Если бы в мои мозги верили, никто бы и подумать не мог, что я – это Нэнси Спанген, потому что Нэнси Спанген была совсем не интеллектуалка, – заявляет Кортни. – Просто я решила разговаривать с миром на языке этого мира – я сказала: «Хорошо, я пойду на этот эксперимент». Большую часть жизни я была простенькой и непривлекательной. Поэтому я решила сбросить несколько килограммов, начала краситься и стала ждать, что из этого выйдет, – стала более опасной, более мятежной .

– Это гораздо проще, черт возьми, – говорит ее муж.

– Да, для меня так и было, - соглашается она, – но в то же время вот что из этого вышло: мы поженились, а все эти люди хотят высосать мои жизненные силы, они хотят отобрать у меня то, что значит для меня больше всего после семьи. А теперь хотят еще и расправиться с семьей.

Когда мы с Куртом поженились, мы были ровня – его группа была всегда впереди, но они и начали раньше, – и тут «Nirvana» вдруг становится очень успешной, и мы больше не наравне. Им свободно торгуют по всей Америке, а я не имею на это особого влияния. Просто видеть забавно.

Она умолкает.

 

Часть вторая

 

– Единственное, что меня тут порадовало, – говорит Кортни, прикуривая, – что меня удивило и отчего я многое поняла, так это та психологическая поддержка, которую я получила от стольких девушек и женщин …

Она замолкает. Я не очень понимаю, что она хочет сказать.  

– Я имею в виду, что это просто очевидно, если ты не совсем уж даун, – продолжает она. – Вот я с невинным видом могу сказать: «О, ему нужно было жениться на модели, но он выбрал меня».

Это уже более знакомо. Подобную линию Кортни обычно выбирает по отношению к людям, которые считают, что Курт напрасно на ней женился. Она хочет этим сказать что-то вроде этого: ну а на ком ему было жениться? На модели? Смысл в том, что Курт совершенно не такой.

– Я высказала «Вэнити фэйр» порядка шестидесяти саркастических идей, – продолжает она, – и их опубликовали в первозданном виде, потому что они тупые. Вообще вся идея статьи примерно такова: «Давайте теперь удостоим вниманием и этих сраных мелких панков и намекнем, как плохо в их мире быть успешным. Разве не мило?»

я: Курт, но ведь ты-то никогда не говорил, что успех – это плохо?

– Смотря какой успех, – вздыхает он. – Успех вообще? Финансовое преуспеяние? Популярность как рок-группы? Большинство считает, что успех – это большая популярность в коммерческом мире, это продавать кучу альбомов и зарабатывать мешки денег. Быть всегда на виду. А я считаю, что добился успеха, потому что не шел в своей музыке на компромиссы,- продолжает он, – но это разговор с художественной точки зрения. Ясное дело, что все остальное, что связано с успехом, меня просто бесит – господи, да мне в половине случаев хочется себя убить!

я: А люди этого до сих пор не понимают. Мои знакомые жалуются на «Nirvana», потому что: а) Курт Кобейн постоянно ноет; б) «Nirvana» стала коммерческой группой, даже оставаясь собой.

– О неблагодарный ублюдок, отстань от него! – смеется Кортни.

– Вот чего я точно терпеть-не-могу в успехе, так это когда мне говорят: «Да надо просто привыкнуть и получать удовольствие», – объясняет Курт, перебивая жену. – Уже не знаю, сколько раз мне пришлось это говорить. Я никогда не ставил ycпех во главу угла. Но деньги, полагаю, действительно приносят мне радость, - смягчается он. – По крайней мере, они дают ощущение безопасности. Я знаю, что моя дочь не будет голодать, когда вырастет. Это действительно приятное чувство, это прекрасно, но, знаешь …

я: Но с Фрэнсис будут хорошо обходиться только в ее присутствии: могут одновременно целовать ее в задницу и пинать в спину.

– Да, но она будет об этом знать, потому что она ведь наша дочь, и с детского сада мы воспитаем ее циничной, – отвечает Кортни, с нежностью глядя на пустую кроватку. – Она уже циник. – Я вовсе не хочу все время ныть, – продолжает Курт. - Просто очень много есть всего, что я не могу подробно объяснить.

– Я могу, – встревает Кортни.

– Но никто не понимает, что происходит, – жалуется ее муж. – И от этой отвратительной политики, с которой связаны успешные коммерческие рок-группы, еще хуже. Неизвестно, как с этим бороться.

– Да пофигу, – почти кричит Кортни. – Все твои беды от того, что ты добился успеха, и он превратил тебя в жертву - а я до сих пор еще ничего сама себе не доказала. Помню, как в прошлом году Кэт приезжала в Чикаго, мы пошли в бар, и там играл «Nevermind» – как раз тогда он становился жутко популярен. Мы сидели там, пили, пили и в конце концов чуть не спятили. Потому что поняли, что ни одной девушке такое не подcuлу. Я хочу сделать золотую запись и пока что этого не добилась.

я: Тут я с тобой не согласен, Кортни. «Nevermind» – действительно великий альбом. Но таким же был и «Teenage Whore». «Nevermind» записала компания пацанов. Почему бы его не могла записать компания девчонок?

– Ни одной девушке из андеграунда не удалось бы, – спорит на. – Просто по факту. Так и есть.

я: Но «Hole» – замечательная группа, особенно вживую. Мало артистов смотрятся на сцене так мощно и притягательно, как ты. Я имею в виду это.

– Да, но, Эверетт, мало кто об этом помнит, – вздыхает Кортни.

я: Я так понимаю, что ты судишь себя по своему мужу, а это просто смешно. Ты пишешь не такие песни, как Курт, – да и зачем бы тебе это? Вы же разные люди. Если коммерческий рынок отказывается принимать твою музыку, в этом виноват рынок, а не твоя музыка.

И еще кое-что: из-за брака и беременности твоя карьера в прошлом году затормозилась. Ты написала не так много новых песен, не выпустила альбом, не выступала с концертами. А это значит, что те, кто знает тебя только по Курту, не могут судить о тебе иначе, как по твоему собственному публичному образу «плохой девчонки».

То есть тебе нужно выступать, если ты хочешь вернуть.то уважение к своей музыке, которым когда-то пользовалась. И никакие препятствия здесь ничего не значат.

– То, что я сужу себя по Курту, значит также, что я принимаю всю эту этику мужского рока, – объясняет Кортни. - Знаешь, Ким Гордон – да и все женщины, которых я уважаю, - говорила мне, что этот брак обернется для меня несчастьем. Мне говорили, что я важнее Курта, что я лучше пишу тексты, что я более культурно значима, и все они в точности предсказывали, что будет.

А я говорила: «Нет, такого точно не случится», – с горечью вспоминает она. – «Все знают, что у меня есть группа, все знают, что это за группа, и мой брак не заслонит мою группу».

Она умолкает, а потом взрывается.

– Но мой брак не только оказался важнее, чем моя долбаная группа; он еще и был поставлен под угрозу, – плачет она. – Если бы не это совместное интервью, ни один рок-журналист мужского пола не осмелился бы спросить Курта, любит ли он свою жену: «Ты любишь свою жену? Вы трахаетесь? Кто сверху?» Тебя я не имею в виду, Эверетт.

Курта не стали бы просить объяснить наши отношения, потому что он мужчина, а мужчины – это мужчины, они не несут ответственности ни за какие свои решения.

Она трясется от возмущения.

– Мужчины – это мужчины! – восклицает она. – Они занимаются мужскими делами. И если у них плохой вкус на женщин … что ж! И вот Аксель, и Джулиан Коуп, и Мадонна решили, что я – это признак плохого вкуса, и это проклятие моей жизни и полное дерьмо. Что тут сказать?

Я раньше никогда не испытывала сексизм на себе, – возбужденно говорит она. – Никогда это не проявлялось по отношению к моей группе – до этого года, а сейчас я поняла, каково это. Все считают, что Курт важнее меня, потому что его записи лучше расходятся. Да пошли вы! Сосите все!

И теперь считают, что я приношу вред ребенку! – восклццает она с мучением, готовая к новой оратории. – Мы – два последних человека во вселенной, которые тPollyли бы пальцем ребенка или любого безобидного человека! Я никогда не обижала тех, кто этого не заслуживал. Всегда только порочных людей - или более порочных, чем я.

Молчание.

– Вот, – мягко говорит она. – Я закончила. Издалека доносится детский плач.

– я ни о чем таком не думал, когда записывался, – взволнованно говорит Курт. – Хотя, с другой стороны, я же не возразил, когда альбом получился более гладким и коммерческим, чем я хотел. Не знаю почему – наверное, просто смертельно надоело слушать одни и те же песни. Мы пересводили их три раза, звонили профессионалу [Энди Уоллесу], чтобы этим занялся он, и к тому времени я уже так устал слушать одно и то же, что сказал: «Ладно, делайте что хотите».

– Говоришь, ни о чем таком не думал, потому что ты больший панк, чем я? – спрашивает его возмущенная Кортни.

– Нет, я ничего такого не говорю, – обрывает ее Курт.Честно говоря, я вот как раз размышляю, что, возможно, я тогда подсознательно желал успеха, потому что …

– Ну неужели такой грех признаться, что ты хотел попасть в «Биллборд»? – спрашивает она. – Что ты знал, что станешь популярным, рок-звездой?

– Я знал, что мы станем популярными, но не думал, что до такой степени, – говорит он. – Я уже устал это говорить. Я устал говорить: «Ой, Я думал, что мы будем на уровне "Soпic Youth"» – и всякий прочий отстой. Это с какого-то момента жутко надоедает.

– Но разве не проявилась другая часть тебя в «Aero Zeppelin»? – начинает Кортни.

– Точно! – восклицает муж. – Так и есть. И раз уж я решил, что запись будет сводиться коммерчески, чтобы любая песня оттуда могла попасть на радио, то, наверное, думал, что будет забавно, просто смешно посмотреть, куда мы можем продвинуться и насколько популярными стать.

– Вот я также оправдывал ась до брака, – пожимает плечами Кортни, – что будет забавно и типа смешно, а теперь не думаю, что так и получилось. Хотя желание па-прежнему остается. И я не стала для «Nirvana» Йоко Оно – это я потеряла двух участников группы, а не Курт.

– Ну не по этой же причине, – парирует Курт в раздражении.

– Не по этой, – соглашается Кортни. – Но это моя группа осталась без двух человек. Отсюда можно сделать любые выводы и сказать, что это ты разрушаешь мою жизнь. Где же теория, что это ты у нас в семье главный? Никто почему-то так не считает. Тебя не приносят в жертву все эти мачисты.

– Я бы лучше оказался в твоей шкуре, чем допустил бы, что меня считают каким-то придурком, – жалуется Курт, – марионеткой на веревочке, которой манипулируют двадцать четыре часа в сутки. Ты теряла участников группы вовсе не из-за брака со мной, и вообще я тут ни при чем …

– Да я этого и не говорю …

– От меня ушло больше барабанщиков, чем от тебя, – указывает Курт.

Кортни замолкает, а затем начинает разговаривать на другую тему.

– Всем не угодишь, – заявляет она. – Меня не беспокоит критика. Мне наплевать, если обо мне появляется плохая статья. Наплевать, если говорят, что я агрессивная сука, потому что я и есть агрессивная сука. Или пишут, что я ведьма, или Пол Лестер [редактор «Мелоди мейкер»] утверждает, что я уродина, а вот Дебби Гибсон [звезда американских чартов мелкого пошиба] - красавица. я думаю, что это просто охренительно смешно. Это просто безумная ложь. Понимаете?

Кортни опять начинает сердиться.

– Это моя жизнь, – отчеканивает она. – Социальный работник приходит ко мне в больницу и пытается отобрать у меня мою девочку. Сотни тысяч долларов ушло на юристов … И та, далее. Знаю, звучит жутко …

Она умолкает, переводя дух.

– В «Вэнити фэйр» мне приписали кучу всего, я якобы сказала что-то такое о Мадонне, а ведь ничего подобного не было, - продолжает она. – Всё перевернули с ног на голову.

Я не принимала героин во время беременности. Даже если u так, да хоть бы я еще вдобавок каждую ночь нюхала кокаин, а днем закидывалась кислотой, это мое личное дело, вашу же мать! Если я аморальна, то это я аморальна. И не ваше собачье дело, аморальна я или нет.

Она снова останавливается, чтобы разобраться в потоке слов. – Фотограф из «Вэнити фэйр» заснял, как я курю. Это был мой день рождения. Я выкурила где-то четыре сигареты за шесть часов. На одной из фотографий я с сигаретой. И потом в журналах эту фотосессию посчитали настолько важной, что этот засранец потребовал от меня за нее пятьдесят тысяч долларов. Это шантаж, чистейший и обыкновеннейший шантаж. И если я не выкуплю фотографии, у меня заберут ее [Фрэнсuс Бин].

В некоторых американских штатах этих фотографий хватило бы для доказательств того, что Кортни «не подходит для роли матери», после чего государство имело бы право забрать ребенка на свое попечение.

– На меня завели дело, основанное только на «Вэнити фэйр» - и ни на чем больше. Никаких других доказательств, что я не могу быть хорошей матерью, черт возьми! – продолжает она. – Да, я курила во время беременности. Да пошли вы! Все курят во время беременности – и всем насрать! Просто я вышла замуж за Курта, а он такой молодой, клевый и милый.

И я уверена, что о ребенке никто не беспокоится, – добавляет она. – И если вы хотите меня спросить про мои проблемы с наркотиками, спросите у моей крупной, толстой умненькой десятифунтовой дочурки, она ответит на любые ваши вопросы.

– Однако я бы хотел вернуться к проблеме «Курт сожалеет о своем успехе», – говорит Курт, прерывая женин поток инвектив. - Сколько вопросов в каждой статье посвящено моему отношению к успеху? Многие так этим поглощены, что мне больше и о чем и говорить-то не дают. Одно и то же в каждом интервью по десять раз в разных вариациях.

– Смешной ты мальчуган! – передразнивает Кортни его мучителей. – Ты так не приспособлен к успеху! Ангелочек наш! Золушка!

– Отлично, просто отлично, – саркастически говорит он.Меня все это реально затрахало.

– Почему бы нам не поменяться? – говорит Кортни, и интервью возвращается в исходную точку. – Я буду скромной и молчаливой, а ты - громким и несносным.

я: Ты так станешь Акселем Роузом.

– Нет, я тогда стану его сучкой, – поправляет она меня. - Трахни меня, Курт, трахни меня, Джулиан, трахни меня, техник Джулиана по барабанам, дайте мне почувствовать свою значимость! Это смешно. А еще всего за пятьдесят тысяч надо купить фотографию глубоко беременной женщины с венком в волосах и сигаретой в зубах, символ плодородия с сигаретой. Как будто я сделала ее специально, словно бы для провокации!

Она опять в ярости.

– После статьи в «Вэнити фэйр» кто-то позвонил моему менеджеру и спросил: «Что Кортни себе думает – что она крутая штучка из семидесятых?» – как будто я специально раздувала эти табачно-наркотические сенсации!

Спросите Курта, – продолжает она. – Я не хотела говорить с «Вэнити фэйр», потому что знала, что разговор будет крутиться вокруг Мадонны и нашего с Куртам брака. Они ведь не интересуются рокерами – у меня разошлось всего шестьдесят тысяч альбомов, что им от меня может быть нужно? Но я все равно согласилась, потому что мне надоело, как бабы из шоу-бизнеса сплетничают про меня и рассказывают всякие гадости .

Я думала, что если я появлюсь в «Вэнити фэйр», то они наконец заткнут свои поганые рты и оставят меня в покое, – восклицает она. – Но это была ошибка, не следовало мне этого делать. Мне бы надо было лучше знать мейнстримовую прессу и то, как там работают.

А вся эта конкуренция с Кэт [Бьелланд] – просто провокация … Я обиделась на что-то на Кэт, и меня спровоцировали на вынесение сора из избы.

Согласно «Вэнити фэйр», Кэт и Кортни ввязались в жаркий спор о том, кто первой стал носить наряд шлюшки-куколки, которым обе прославились. Кэт якобы сказала: «Прошлой ночью мне снилось, что я eе убила. Я была невероятно счастлива».

– А потом они заставили Кэт говорить гадости обо мне, пересказав ей мои слова, – продолжает Кортни. – Если ты заметил, то Кэт в прессе никогда обо мне не говорила ничего плохого – и, разумеется, я тоже не собиралась этого делать. Да, мы больше не лучшие подруги, но мы вовсе друг друга не ненавидим. Смешно просто: как можно выбирать между нами? Мы просто разные. Мы по-разному пишем.

Но в этом и состоит дух соперничества, – добавляет она.Вот почему он так прижился в фокскоре и «Riot Grrrl». Это как если в пространстве есть место только для одного из вас.

Пленка кончается. Кортни решает, что сказала уже достаточно. Курт кивает в знак согласия. Пора еще раз пересмотреть новый клип «Nirvana» и решить, куда пойти вечером. Ирландская рок-группа «Therapy» выступает в «Whiskey-A-Go-Go».

Кортни решает составить мне компанию – в первый раз после родов она собирается выйти в люди в Лос-Анджелесе.

Курт предпочитает остаться дома и заняться ребенком.

 

 

Глава 24

Зародыши и морские коньки

 

– Курт – вампир, – утверждает Дженнифер Финч.

я: Он – кто?

– Я думаю, что Курт был отличным мелодистом, – поясняет бывшая басистка «L7», – но ему явно не хватало настоящего жизненного опыта, способности именно что рассказать историю и связать ее с тем, над чем он думал. А Кортни тут мастерица. Она просто пишет песни и стихи к ним. С какого-то момента их союз был выгоден им обоим. Думаю, что многие считают, будто с Куртом она выросла как личность или как исполнительница. Я бы с этим поспорила. А ты как думаешь?

– Интересно, – комментирует фотограф из Сиэтла Чарлз Питерсон, – потому что, хотя у Курта много страсти, для большинства в его текстах нет смысла. Помню, как советовал Джонатану из «Sub Pор» опубликовать тексты к «Bleach», потому что все равно никто не поймет, что там Курт имеет в виду. А он ответил: «Нет. Ведь эти тексты полная чушь, так что как бы не вышло хуже».

я: У меня есть сборник песен «Nirvana» для фортепиано, и там …

– «I'm а mosquito / My libido» («Я комар / Мое либидо»), - смеется Дженнифер. – Я понимаю, о чем ты.

– Кортни прирожденная рассказчица, - соглашается Чарлз. - Она переносит тебя в свой мир и создает целую галерею образов, в которой какие-то можно расшифровать, а какие-то нет. Как, например, «The lamp is blue» («Лампа голубая»).

Он останавливается:

– Думаешь, дело здесь в том, что Курт и в личной жизни не мог выразить свои мысли?

– Порой Курт бывал очень общителен, – отвечает Дженнифер, – а иногда не мог ни с кем контактировать даже по самым неотложным поводам. В нем было очень много хаоса, неопределенных эмоций. А Кортни всегда относилась к делу так: «Хочу, чтобы так случилось. Это нужно для моего спокойствия».

я: Как бы ты описала Кортни? Представь себе, что я никогда ее не встречал.

– Одним предложением тут не справишься, – говорит она. - Но я по-прежнему думаю, что ей не стоило встречаться с Куртом.

15 декабря на «DGC» вышел «Incestiсidе» – сборник записей с Би-би-си, демоверсий и не выходивших еще песен. Лейбл надеялся выпустить новый альбом, но Курт даже и не начинал писать тексты к последним песням. К тому же «Nirvana» хотела разобраться, кто из их слушателей являются «настоящими фанатами», и проверить их лояльность, выпустив материал, который не так легко доступен для восприятия, как «Nеvеrmind». Фанаты не подкачали. Несмотря на почти полное отсутствие рекламы, за два месяца разошлось 500 тысяч экземпляров, а всего в мире – 3,2 миллиона. Но, как и можно было ожидать, качество песен оказалось очень разным.

В оригинальном пресс-релизе об «Aero Zeppelin»[327] Курт писал: «Мы просто решили ввести в случайном порядке несколько тяжелых риффов и дать песне ловкое название в честь наших любимых мастурбационных групп 70-х». Песня действительно имеет тяжелое звучание, несколько устаревшее – возврат к тем временам, когда Курт и Крист находились под влиянием своих современников, особенно из «Soundgarden». То же можно сказать и о «Mexican Seafood» и «Hairspray Queen», обе они родились из демоверсий Дэйла[328], но в данном случае главная точка соприкосновения – это «Scratch Acid».

– У меня от них рези в желудке начались, потому что не было шанса их перевести, – рассказывает Джек Эндино об этих песнях – Они буквально взяли пленку с первого дня сессии, когда мы записали за час десять песен, и сделали из нее «Incesticide». Мне не дали возможности ничего почистить.

Гораздо лучше те треки, что взяты с британских синглов, – например, «Sliver»[329] и «Dive»: первый исходит яростью, второй представляет собой одну из самых прекрасных песен, которые «Nirvana» когда-либо записала, – наивная образность, сохранившаяся с Олимпии, рокочущая партия баса. «Stain» – безжалостный образчик смятения и отчуждения, достойный ранней лирики «Ramones». Следующие песни можно было бы без особого вреда выкинуть: «Turnaround» мало отличается от оригинала «Devo», также я всегда предпочитал исходную версию «The Vaselines» песен «Molly's Lips» и «Son Of А Gun» нирвановским трибьютам, записанным сразу после выхода самих песен. Ускоренная, почти рекламная «(New Wave) Polly», взятая с сессий с Марком Гудьиром, бледнеет по сравнению с версией на «Nevermind». Это был студийный эксперимент, который при свете дня, должно быть, не стали бы повторять. «Beeswax» и «Downer» хороши, но зачем они здесь опять? «Big Long Now» не попала на «Bleach» – и понятно почему. Это унылая жвачка под «Melvins».

Очень вероятно, что лучшая песня здесь – это последняя, «Aneurysm», также с сессии с Марком Гудьиром, – страстное, маниакальное начало сменяется тяжелыми барабанами, и Курт выплакивает свои чувства к Тоби Вэйл. Не обязательно разбирать слова, чтобы понять страсть. Голос Курта воспринимается на фундаментальном, внутреннем уровне.

На обложке красовался шедевр Курта: тревожная картина со скелетом и искаженной фигурой какого-то создания, -похожего на ребенка, с закрытым маской лицом – при этом более крупный призрак сжимает пару красных маков. Тон картины мрачный, намекающий на предательство – семейное (вспомните «шуточное» заглавие альбома) и общее. Драгоценная искра чувства в море холода и отстраненности.

На задней стороне обложки, кстати, изображена желтая резиновая утка крупным планом.

В буклете к диску Курт вспоминает, как когда-то отправился в музыкальный магазин «Раф-трейд» в Западном Лондоне в поисках первого альбома «Raincoats». В продаже его не оказалось, но продавщица знала бывшую скрипачку «The Raincoats» Ану да Силваи рассказала Курту, что Ана работает неподалеку в антикварном магазине. Она объяснила, куда идти, и он отправился на поиски.

«И вот через некоторое время, – писал он, – я дошел до этого волшебного магазина, в котором оказалось еще кое-что из того, что я жадно искал многие годы, – старые, раздолбанные, похожие на марионеток деревянные резные куклы. Я только мечтал о том, что найду магазин с таким ассортиментом. Мою кредитку не принимали; впрочем, куклы все равно были слишком дорогие. Но там была Ана, и я вежливо представился, покраснев как рак, и объяснил причину вторжения. Помню, как ее босс чуть не прожег меня взглядом насквозь. Она сказала: "Ну, может, у меня несколько дисков и валяется, так что, если я что-то найду, то пришлю тебе" (очень вежливо, очень по-английски). Я ушел, чувствуя себя дураком, как будто я вторгся в ее личное пространство и опозорил всю свою группу».

Спустя несколько недель Курту пришла по почте виниловая пластинка альбома «The Raincoats» с отксерокопированными текстами, фотографиями и подписями. «Я был очень рад, – писал он, – куда больше, чем когда играл каждый вечер перед тысячами слушателей, – когда меня воспринимали как бога и рок-идола, когда передо мной пресмыкалась разная шушера от шоу-бизнеса, когда за предыдущий год я заработал миллион долларов».

1 января 1993 года Курт в пижаме участвовал в фотосессии в гостинице «Фор сизонс» в Сиэтле для обложки «Адвоката».

– Получилось интересно, – вспоминает Чарлз Питерсон. - Никакого лишнего народа, у меня даже помощника не было. Никакой работы над прической и никакого грима. Дело было в гостинице, в которой они жили в центре города – в Пайк-Плейс-маркет.

Курт был весьма откровенен в этой статье – ему явно льстило то, что гей-журнал взял у него интервью[330]: он свободно говорил о жене, о группе, о наркотиках, о ненависти к Линн Хиршберг и бизнесу.

Журналист Кит Оллмэн сказал ему: «Кортни выставляют в прессе как Нэнси Рейган вашего союза».

«Это просто глупо, – ответил Курт. – Господи, да я никогда не говорю: "Штаны в этом доме ношу я". Мы взаимно влияем друг на друга. Абсолютно поровну. Кортни настаивает на том, чтобы у нас был счет, по которому если она берет у меня деньги, то должна отдать их обратно [это была не совсем так]. Она сейчас должна мне всего шесть тысяч. Мы миллионеры, а она ходит в "Джет Рэг" [лосанджелесский магазин винтажной одежды] и покупает там одежду – платья за пять долларов. Да ради бога, я ей с удовольствием куплю платьев за пять долларов».

Курт рассказал, что в прошлом году они с Кортни потратили миллион долларов: 80 тысяч на личные нужды, 380 тысяч на налоги, 300 тысяч на дом в Карнейшн, а остальное на врачей и юристов. «Это с учетом проката машин, еды и всего такого, – добавил он. - Это совсем немного; точно меньше, чем тратит за год Аксель Роуз».

Крист в начале 1993 года посетил свою историческую родину – Боснию и Герцеговину, тогда бывшую центром жестокой гражданской войны: бывшее государство Югославия распалось на несколько разных частей после крушения Советского Союза. Крист встретился с участницами женского движения «Тресневка» - добровольческой организации, оказывающей поддержку беженкам, и узнал об ужасных страданиях, которые пережили многие женщины – боснийки, мусульманки, хорватки, изнасилованные мародерствующими сербскими молодчиками. Вернувшись, он начал организовывать благотворительный концерт, который и состоялся в апреле 1993 года в Сан-Франциско. Также басист написал статью в музыкальной прессе США об этих проблемах.

В Сиэтле имя «Nirvana» по-прежнему имело огромный успех. «Гэп» и «Некст» открыли в своих магазинах одежды «гранжевые» секции, «Лос-Анджелес таймс» запустила забавную акцию под названием «Гранж-Э-Гоу-Гоу», напыщенный «Вог» посвятил десятистраничную врезку «одежде в стиле гранж». В центре всех статей были истощенные, анорексического вида модели с детскими личиками, вроде Кейт Мосс, задрапированные в пятисотдолларовые шелковые фланелевые рубашки и тщательно порванные джинсы, часто с сигаретой, а издатели помпезно рассуждали о том, как устают современные молодые люди от «высокой» моды и как они хотят вернуться к чему-то более органичному, более «уличному»...

Да, и «наслоение», конечно же, присутствовало – стиль, изобретенный из нужды обедневшими двадцатилетними, которым нужно было как-то укрыться от холода. То, что этот стиль появился не в Сиэтле – а самые наглядные его проповедники, «Nirvana», были вовсе из другого города, – большинство авторов и дельцов моды оставили без внимания.

Вышли фильмы «В стиле гранж» – несколько действительно отличных (лаконичные, с нарочито грязным звуком «Клерки», автобиографичное кино Ричарда Линклейтера «Халявщики», несколько фиговых («Одиночки», «Неспящие в Сиэтле»). Телеканалы перебазировались в Сиэтл и начали делать ситкомы, действие которых проходило в городе, – наиболее заметными стали вечнозеленый «Привет» и «Фрейзер»[331]. Продолжалась и лихорадка лейбло - вподписывали любые группы из Сиэтла, всех с длинными нечесаными волосами и в мятой фланели, всех, кто хоть как-то использовал «Nirvana» и «Pixies» с их громкой, но мягкой динамикой и умел кричать в микрофон особым, «душевным» тоном, всех, кто был как-то связан с «Sub Pop» … «Stone Temple Plagiarists», «Alice In Chains», «Spin Doctors», «Helmet», «Crackerbash», «The Posies» … с тысячей посредственных групп.

И конечно, множество групп и исполнителей поддерживалось самой «Nirvana» – «Pavement», «Sebadoh», «Melvins», Дэниел Джонстон, «Mudhoney», «L7», «Babes In Toyland», «Hole», Тэд и т. д. Некоторые отстояли свою независимость. Некоторых целиком поглотила индустрия. Они неосмотрительно сбились в кучу И стали восприниматься как одно целое – и проморгали тот момент, когда гранж был объявлен вышедшим из моды.

Если извне это казалось безумием, то изнутри выглядело еще хуже. В середине января «Nirvana» отыграла на двух концертах «Голливудский рою› в Бразилии вместе с «L7», «Red Hot Chili Peppers» и «Alice In Chains».

– У «L7» был гитарный техник по имени Иэн, – вспоминает Эрни Бейли, – и мы с ним подружились. Курт все спрашивал меня о нем, а я никак не мог понять почему. Потом только я узнал, что это был Иэн Маккей [солист «Fugazi», «Minor Threat», основатель «Dischord records»)!

Первый концерт прошел на огромном стадионе «Morumbi» в Сан-Паулу 16 января. Оценки вместимости этой арены варьируются с 80 до 110 тысяч. В любом случае, это была самая большая площадка, на которой когда-либо выступала «Nirvana, – и в таком месте, где о них мало кто даже слышал, хотя это и пятый крупнейший город мира. До концерта несколько участников группы и рабочие сцены вышли побродить по кварталам лачуг, окружавшим стадион.

– Сан-Паулу немного похож на Пасифик-Рим, – поясняет Эрни. – Он просто безбрежен. Граница между бедными и богатыми очень тонкая. Дома там из фанеры и гофрированной жести.

Неудивительно, что на сцене группа испытывала некоторый упадок сил. Изначально музыканты решили отыграть «секретный сет», где бы они менялись инструментами и исполняли легкую, но странно притягательную, слезливую композицию Терри Джекса 1974 года – «Seasons In The Sun», ту песню, которую Крист назвал Дэну Триси как одну из самых любимых Куртом (только послушайте текст: там просто пугающие предсказания), – после чего сыграли бы попурри из других навязших в зубах поп-хитов: «Kids In America» Ким Уайлд, отрывок из «We Will Rock You» группы «Queen» и напоследок – ужасающий сингл «Duran Duran», «Rio», с Куртом на барабанах и Дэйвом на вокале.

– Этот концерт обречен был стать худшим в истории группы, - рассказывает Эрни. – Секретный сет был реакцией на прилизанное телевидение, с которым приходилось мириться, где все шоу были похожи на «Донни и Мэри». Они начали этот сет, и девяносто тысяч человек притихли. Было похоже на пьяную вечеринку в подвале. Никак не рок-концерт на стадионе.

Через сорок минут Крист метнул свой бас в Курта и ушел, но группа по контракту должна была отыграть 90 минут, и Алекс Маклеод и Эрни отправились на поиски блудного басиста.

– Крист вернулся на сцену, схватил с пола брошенный бас и не стал его настраивать или менять. Я взял дыню и катнул ее на сцену, как шар для боулинга, – смеется техник. – Курт берет ее и начинает колотить ей по струнам, играя на своем «Jaguar» дыней, и при каждом движении сок и семена брызгают во все стороны.

На следующий день Курт разработал для «Fender» новую гитару – наполовину «Jaguar», наполовину «Mustang».

– Думаю, он в прямом смысле отрезал половину фотографии «мустанга», а половину «ягуара» и склеил их вместе, и так и выпустили новую гитару, только почистили немного, – вспоминает Эрни. – Когда они только сделали ее, казалось, что это разовая ручная деревянная поделка.

- На том концерте они разбили аппаратуру у всех на глазах, - продолжает гитарный техник. – У нас оказалось множество разломанных колонок. Но где, интересно, взять новые британские колонки? Пришлось срочно выписать их из Лос-Анджелеса, что влетело нам в копеечку. Помню, что я был этим просто удручен. Крист притянул меня к себе и сказал: «Да не беспокойся ты. Мы можем себе это позволить. Расслабься, и пойдем лучше с нами на пляж».

Напряжение на сцене отразилось и на отношениях вне ее: настроение у Курта и Кортни менялось с бешеной быстротой. После особенно серьезной стычки с женой Курт пригрозил выпрыгнуть из окна отеля-небоскреба. И вот два менеджера турне, Джефф Мейсон и Алекс Маклеод, бродили по Сан-Паулу в поисках другой гостиницы для Курта – уже без всяких балконов.

– У меня остались забавные воспоминания о той гостинице, - говорит Эрни. – Балконы нависали друг над другом, так что, выглянув вниз, можно было увидеть все двадцать этажей. Меня разбудили в три часа ночи: кто-то играл на трубе прямо у моей двери. Оказалось, что это Фли [басист «Red Hot Chili Peppers»] в нелепой шляпе играет с балкона для зевак. Я глянул вниз и увидел, что охранник гостиницы пытается посчитать, на каком это мы этаже. Я предупредил Фли, и он юркнул в комнату. Охранники его так и не вычислили.

На следующий день «Nirvana» и остальные вылетели в Рио-де-Жанейро.

– Мы все летели одним самолетом: «Chili Peppers», «L7», «Nirvana», Иэн Маккей, может, даже и «Alice In Chains», – вспоминает Эрни. – Когда мы зашли на посадку, самолет внезапно подбросило, и мы зависли в воздухе, а потом все же зашли на посадку. Пилот стукнул нас о землю просто чертовски сильно. Наконец все колеса оказались на земле. Убийственно. Фли сидел рядом со мной и после приземления был в шоке. Когда мы выходили, он так дал ногой по двери, что проделал там дыру.

В Рио группа неделю жила в «Интерконтиненталь-отеле», у Атлантического океана.

– Мы спустились на несколько миль к пляжу, и там была убогая палатка с домашним ликером, – замечает вездесущий гитарный техник. – Мощная штука оказалась.

На следующий день все пошли летать на дельтапланах.

– Первым полетел Курт, – продолжает Эрни. – Ты летаешь над деревьями и шоссе, потом над гостиницей, над крышами городских зданий, потом над океаном, возвращаешься и приземляешься на песок. Дэйв сказал, что это лучшие ощущения в его жизни. Курт говорил то же самое – он-де никогда ничего подобного не испытывал.

23 января «Nirvana» выступила перед 70 тысячами слушателей на стадионе «Apotoese» в Рио. Фли играл на трубе в «Teen Spirit», весьма убедительно поддерживая гитарное соло, и группа сыграла импровизационную 17-минутную версию новой песни, праздника печали «Scentless Apprentice»[332] – все это к растущему недоумению толпы. На бис Курт вышел в одном из платьев Кортни - черном, с низким вырезом, кружевном. Эрни утверждал, что в чашечки лифчика вокалист засунул лимоны. Дэйв надел бюстгальтер Дженнифер Финч. По мнению некоторых, этот концерт был еще хуже, чем в Сан-Паулу.

– Они не порвали ни одной струны, – комментирует гитарный техник таким тоном, как будто его нагло обманули. – Я ожидал, что всё сломают, потому что уже на следующий день мы уезжали, а уж дома было бы полно времени на ремонт. Не то чтобы они играли ужасно. Они просто выступили плохо. Ах нет, беру свои слова обратно. Курт разбил свою синюю «Courtney Теlecaster» в конце выступления, Кортни выбежала, чтобы остановить его, но тут Дженнифер Финч помогла ему добить гитару, обрушив на нее стойку маршалловских усилителей. Кажется, была даже драка.

На видео группа выглядела усталой.

– Возможно, дело в том, что все слишком долго гуляли накануне, – предполагает Эрни. – Промоутер пригласил нас в клуб, где для нас оцепили своего рода ложу, с едой, напитками и личным барменом. Нас слишком опекали, да к тому же и музыка была не из тех, что нам нравится, и мы спросили, нельзя ли пойти куда-то еще. Они усадили нас в фургон и помчали по городу в другое место. Но когда мы прибыли туда, там оказалось то же самое. Похоже, они могли организовывать такое всю ночь. Так что мы решили, что можем поразвлечься и сами: выступала альтернативная рок-группа, Крист и Кортни поднялись и сыграли с ними. Курта не было.

На обратном пути мы проехали мимо района, в котором стоит, знаете, такая мини-версия памятника Вашингтону. Кто-то закричал «погоди», мы выпрыгнули узнать, что такое, и на траве началась борцовская схватка. Кажется, это были мы с Кортни. Не уверен. Кто-то бросил стакан, попал в памятник, и все мы начали истерически ржать.

В считанные секунды нас окружила и скрутила бразильская полиция. Это нас сразу отрезвило – мы понятия не имели, что с нами сделают. Уже не казалось, что мы в Сиэтле. Наш водитель запихал нас обратно в фургон и наорал на полицейских через окно, так что мы ни слова не поняли, а перебранка все продолжалась. Мы молчали как рыбы. Наконец мы снова поехали, и было видно, что водитель сильно нервничает. Он обернулся и сказал: «Больше никогда так не делайте. Ваше счастье, что завтра концерт. Если бы вас арестовали прямо сейчас, пришлось бы лишиться дохода. Но если бы концерт уже закончился, вас так легко не отпустили бы». Было страшновато.

С 19 по 22 января, находясь в Бразилии, группа с помощью Крэйга Монтгомери записала несколько песен на студии «Ariola», принадлежащей «BMG».

– Мы пошли на самую крутую студию Рио, которой владело бразильское отделение этого лейбла, – вспоминает Крэйг. – Одна комната была очень современная и образцовая, но вторую, казалось, не трогали с 1976 года. Там был отличный пулы «Neve», классная машина для записи «Studer», все эти прикольные винтажные микрофоны «Neumann». Я знал о записи немногим больше, чем в 1991 году, но ситуация опять же была такой, что группа хотела просто записать пришедшие им в голову идеи, чтобы их можно было дать послушать Стиву Альбини.

Среди других песен была рваная, страшная «I Hate Myself And I Want То Die» с продолжительным шумовым введением и очень уместным пресыщенным, бесчувственным вокалом Курта. Она появилась на компиляции «The Beavis And Butthead Experience», где два мультяшных пожирателя чипсов, музыкальные критики с MTV, собрали любимые рок-группы[333], что было несколько бессмысленно. Гораздо лучше оказалась запись «Milk It» – столь же безысходная, но с хорошей, сочной гитарой, с использованием лауд-софт-динамика, а текст навеян в основном проблемами Курта с желудком. «У меня есть личный вирус, ее молоко – мое дерьмо, мое дерьмовое молоко», – поет с мудрой горечью Курт. Также блестящей получилась «MV» [«Moist Vagina»], будущая сторона «В», песня, упивающаяся собственной печалью, с неповторимым плачем Курта.

Столь же перспективной и озорной выглядела «Gallons Of Rubbing Alcohol Flow Through The Strip» – еще один импровизационный номер, который был более чем кивком в стоPolly рефлексивной лирики «Melvins»: Курт изрыгал здесь, казалось, случайные выдержки из дневника – «Even though we haven't had sex for а week» («Хотя у нас и не было секса уже неделю») … «She is tied up in chains» («Она закована в цепи») … «I haven't had а date forever» («У меня никогда не было и не будет свидания»). Настроение игривое, инструменты играют в кошки-мышки, почти заставляя друг друга заходиться в ярости. Курт сатанински смеется за несколько минут до конца, перед тем как спросить: «Еще одно соло?» Группа отвечала утвердительно.

– Им хотелось поглумиться, – поясняет Крэйг. – Они сделали песню, которую Курт только что сочинил, потом кавер на «Seasons In The Sun» и полную версию «Heart-Shaped Box» с вокалом. В остальных случаях вокал был только направляющим. К тому времени участники группы уже тяготились общением друг с другом вне сцены, но настроение в студии было неплохим.

Что доказывается клипом на «Seasons In The Sun›, появившимся на DVD «With The Lights Out». Хотя группа не очень серьезно относилась к этой песне – что очевидно по выражению лица Криста, когда он ведет гитарную партию, – она все еще вызывала определенные чувства благодаря переливам голоса Курта и напряженной партии барабанов. Судя по всему, песня Курту действительно нравилась.

«Heart-Shaped Box» (или, как впоследствии она была названа, «Heart-Shaped com») получилась особенной: бьющие через край, резкие гитары, исполненные отчаяния, показывали понимание Куртом той ситуации, в которую они с Кортни угодили. Название песни появилось благодаря привычке Кортни раскладывать в гостиной их квартиры в Норт-Сполдинге, в Лос-Анджелесе, свою коллекцию конфетных коробок в форме сердечка; частично это была любовная песня – хотя строчки вроде «I am buried In а heart-shaped соffin for weeks» («Я похоронен на многие недели в гробу в форме сердечка») со всей очевидностью выявляли ту незащищенность, которая все же отсутствует в большинстве браков. Рефрен «Hey wait/I got а new complaint» («Погоди, у меня еще одна жалоба») – явное свидетельство того, что Курт слишком хорошо понимал, что в прессе его часто изображают как скулящую, испорченную рок-звезду, а также прощальный поклон знаменитой строчке «Ramones» – «Hey ho/Let's Go» («Эй, пойдем»).

Чтобы умерить вызываемые песней темные чувства, Куртни сочинили историю о том, что Кортни послала Курту коробку конфет в виде сердечка, когда добивалась его, но это, конечно, такой же грубый миф о группе, как мост в Абердине, который упоминается в «Something In The Way».

– Пока они занимались музыкой, все было в порядке, – комментирует Крэйг. – Даже будучи несчастным, Курт пользовался большим уважением у других участников группы.

На следующий день после концерта в Рио группа вылетела в Сиэтл.

– Мы шлялись по дому В Лос-Анджелесе, и потом они [Курт и Кортни] решили, что точно собираются переезжать в Сиэтл, - вспоминает Кали Де Витт. – Они наняли грузчиков, им всё упаковали. Было где-то третье число, а арендную плату внесли до конца месяца. И Кортни сказала: «Почему бы вам с Рене не пожить здесь, потому что тут же осталась вся мебель, ее не упакуют до конца месяца, к тому же у вас, ребята, ближайшее время будет пристанище». Потому что я все еще не хотел переезжать и становиться няней. Это нам подходило. Мы подумали: «О, клево, отличный флэт на три недели».

– В Лос-Анджелесе мы сильно нуждались, жили очень бедно, и тут раздался звонок от Курта и Кортни, – говорит Рене Наваррете. – Они позвонили нам, потому что нужно было кому-то довериться. Им хотелось срочно уехать из Лос-Анджелеса. Когда я зашел в дом, то увидел Курта на полу с сияющей Фрэнсис у него на коленях, он ставил ей новую запись «Butthole Surfers». Он был очень возбужден. Казалось, тут какой-то дурацкий заговор. Они хотели избавиться от проклятой журналистки из «Вэнити фэйр» и нескольких жестянок со шприцами – мне дали пушку и велели стрелять во всех фотографов, которых я замечу шныряющими вокруг. Нам Кали очень понравилось помогать им при переезде: два тинейдера собирают вещи двум рок-звездам и отправляют их в Сиэтл.

я: Когда это было?

– То ли январь, то ли февраль. [Скорее февраль. 1 февраля Кортни выступала в лос-анджелесском суде, давая показания по поводу инцидента с Викторией Кларк и стаканом. Позднее дело замяли.] Я тогда недолго был в Лос-Анджелесе, – отвечает Кали. – Мы с Рене поселились в доме и пользовались им как своим. Отличное время было. Помню, как нагрянули грузчики. Рене давал им указания. Я не хотел вставать и спал на кушетке, потому – о ее они должны были грузить последней. Когда они выносили из главной спальни кровать, один из грузчиков напоролся на иглу, которая оказалась в матрасе. Он взорвался: «Я пойду в полицию, в газету. Что, если я заболею СПИДом из-за этой иглы?» Рене отговорил его от этого, всучив ему мою 12-дюймовку «Nirvana», сказав, что это очень редкая вещь. Помню, как Рене долго притворялся, что она [«Come As You Are», вовсе не редкая запись] стоит до чертиков.

14 февраля «Nirvana» под видом группы Саймона Ритчи[334] появилась в «Pachyderm Studios» в маленьком городишке Кэннон-Фоллз, Миннесота, в 40 милях к юго-востоку от Миннеаполиса, и начала записывать со Стивом Альбини свой третий альбом. Трио провело в студии полных 14 дней, хотя основные дорожки были наложены за шесть дней (запись закончилась в 26-й день рождения Курта)всего за 24 000 долларов за студию и 100000 Стиву единовременно. Весь альбом был записан вживую.

«Когда мы начали, – рассказывал Курт голландскому журналу "Оор", – у нас была готова только половина композиций. Остальные родились, пока мы шлялись по студии. Мы установили себе дедлайн и бюджет записи. Я люблю работать именно таким образом», Позднее Курт говорил, что он добивался подобного звучания с самого начала существования группы: вероятно, так и было. «In Utero» – потрясающий альбом, наверняка лучшая студийная работа группы: в нем уместно всё – группа, песни, чувства, мелодии, шумовые сегменты, время появления. И даже сейчас он звучит современно – в то время как «Nevermind» все-таки остается достоянием начала 90-х. «Nirvana» оказалась здесь на вершине: разгоряченные спорами, слухами, жульничеством, желанием очистить себя от всего, кроме самой музыки как таковой.

С самой первой строчки альбома – «Подростковый гнев получил воздаяние, теперь я усталый и старый» («Serve The Servants») – очевидно, насколько Курт вырос как автор текстов и музыки. Женитьба на Кортни определенно помогла ему. Обратите внимание на мощный и трогательный куплет из той же песни: «Я так хотел иметь отца, но вместо этого у меня был папа», – эти чувства перекликаются со строчками Джона Леннона «Мама, у тебя был я, а у меня тебя не было» с его первого постбитловского альбома 1970 года – «John Lennon/Plastic Ono Band».

Главная причина того, что альбом отличается от двух предыдущих, – это запись барабанов. Курт хотел живой атмосферы, которой, по его мнению, можно было достичь, если разместить микрофоны вокруг барабанной установки. Так же думал и Альбини. Для одних барабанов потребовалось тридцать микрофонов.

У Альбини сложился определенный имидж среди внутрироковой тусовки – во многом благодаря репутации бывшего фронтмена «Big Вlасk»: Знали, что он режет правду-матку, что он мизантроп – на грани с женоненавистничеством, отличается невероятным трудолюбием, но не выносит шоу-бизнес и дураков. Обвинение в женоненавистничестве было несколько надуманным: Альбини просто любил подначивать других – особенно тех, кто, по его мнению, находится не на своем месте. Возьмем название его хардкор-группы «Rapeman», где он работал после «Big Black»: противоречивое, как и все, что он делал.

Он сомневался, стоит ли работать с Геффеном, но идея записи «Nirvana» его заинтриговала, особенно после заверений Курта, что хитовый сингл – это последнее, что ему нужно. Альбини даже заявил, что ему группа не нравится: «Звучит глупо, – скажет он потом, – но мне их было жалко. Из-за того положения, в котором они оказались: доходы кучи дельцов шоу-бизнеса зависели от того, как "Nirvana" запишет хиты. Мне было очевидно, что на деле они такие же ребята, как и 13 тех малобюджетных группах, с которыми я обычно имею дело».

Если бы Курту и «Nirvana» разрешили выпустить изначальную версию «In Utero» в том виде, как она была записана Альбини, - по заявлению звукооператора, у них с группой была устная договоренность, что никому после него не разрешать трогать запись,случилась бы революция в роке. Клянусь. По интенсивности визг гитар мог сравниться только с барабанами Дэйва Грола. Мелодику Курт частично разрушил, чтобы высвободить ту боль, которую он испытывал, будучи рупором поколения Х. Вся его ненависть, вся его паранойя, подстегиваемая наркотиками, весь гнев – все вылилось яростью, которую даже слушать было больно. Хрена с два «Unplugged» был для «Nirvana» шагом вперед. Вот «In Utero» - это да, тут они отдали дань андеграунду.

До сих пор помню суматошный звонок Кортни.

«Джерри! – кричала она. (Кортни часто пользовалась моим настоящим именем.) – Какой у тебя адрес? Мне надо срочно прислать тебе новый альбом Курта. Его лейбл, его менеджеры – все говорят, что на нем нет никакой мелодики. Они требуют перезаписать альбом. Защити Курта, он очень подавлен».

Через несколько дней пленка пришла: это была великая вещь.

Более того – самая честная вещь «Nirvana» со времен «Sliver». И что, никаких мелодий? Господи! А как насчет травматичной, почти убивающей «Rape Me»? Курт начал писать эти едкие стихи, когда группа еще работала над сведением «Nevermind» – сладенький гитарный мотивчик служил только для того, чтобы добавить остроты мрачному смыслу песни, посланию всем фанатам, всем воротилам шоу-бизнеса, всем журналистам – тем, кто, как он считал, хотел урвать себе частицу его самого. «Я хотел написать веселую песню против насилия, – рассказывал он братьям Стад из "Мелоди мейкер". – Я понял, что нужно быть прямым, если хочешь, чтобы тебя все поняли. Вот чего ждет от песен большинство. Им нужно, чтобы слова бросали прямо в лицо».

Никаких мелодий? Господи! А как насчет первого сингла альбома – жуткой «Heart-Shaped Box»? Песня начинается медленно, как бы с угрозой; редко голос Курта звучал так мощно, редко он настолько контролировал свой вокал, напоминающий здесь произношением некоторых согласных его друга, Марка Лэнегана, - и внезапная вспышка раскаяния, заунывное и молящее завывание гитар. Это чистейшая мейнстримовая «Nirvana», настолько коммерческая, насколько вообще возможно. Или, как записал в своих дневниках Курт: «Теория вагины-цветка Камиллы [феминистский автор Камилла Палья) кровоточит и пропитывает ту ткань, которую должен был использовать Леонардо [да Винчи], чтобы улучшить свой дельтаплан, только вот он умер, прежде чем сумел изменить ход истории».

«Ведь не может быть совпадением то, что "In Utero" полон образов, относящихся к детям и к деторождению, с самого своего названия? – спросили журналисты "Мелоди мейкер". – Должно быть, это альбом о том, как Курт Кобейн становится отцом».

«Нет, это только CDвпадение, – отвечал певец. – Меня всегда завораживали рождение и размножение. Долгие годы я рисовал зародышей и делал глиняных куколок. Что-то потрясающее есть в беременности. Я так уважаю женщин именно потому, что они вынашивают детей. Это делает их в моих глазах священными. Меня интересуют морские коньки. Сначала самка вынашивает потомство, а после передает их самцу, который и дает им жизнь. Совместная беременность».

Никаких мелодий? Да ладно, альбом не настолько изменился. Только послушайте мягкую, горестную «Dumb», мелодию, сокрушающую всё своими заунывными гитарными аккордами. Когда я только познакомился с Куртом, он сказал мне, что всегда действует так, как, его воспринимают. Так что если его считали тупым грязным панком, то он чувствовал желание и вести себя соответственно: «Эта [песня] о тех, кого легко развлечь, – рассказывал он,о тех, кто не только не в состоянии развивать свой интеллект, но и счастлив от того, что десять часов в день торчит перед телевизором. Я знаком с кучей дураков. У них вонючая работа, они, может быть, совершенно одиноки, у них нет девушек, они мало общаются – и все же почему-то бывают счастливы».

Только послушайте трогательную печальную мелодию «All Apologies» и попробуйте не согласиться с тем эффектом, который она оказывала все эти годы. «Хотел бы я быть тобой, – поет измученный Курт, единственное желание которого – положить уже конец всему этому. Довольным немногим. Во всем виноват я. И принимаю на себя вину». Господи, он так отчаянно хотел верить, что «All we need is Love».

Даже сейчас, когда я вижу и слушаю «Pennyroyal Теа»[335] очки у меня затуманиваются слезами. И этот эффект оказывает музыка, которая, как утверждают, не вызывает никаких откликов? Это ли то, что музыка значит для тебя?

«Иногда, – замечал Курт, – мне хочется принять такую таблетку, которая бы позволила мне радоваться телевизору и другим простым вещам, вместо того чтобы так строго судить и требовать хорошего качества, а не дерьма».

Некоторые песни были действительно рокового жанра, тяжелые и длинные – «Very Аре» (прежде известная как «Perky Or Punky New Wave Number»), «Radio Friendly Unit Shifter» (сначала называвшаяся «Nine Month Media Blackout», в ответ на статью в «Вэнити фэйр»), – шквал звуков, завывание гитар, но все это с лихвой возмещалось стремлением Курта вставить пронзительную мелодию туда, где ее меньше всего ожидаешь. Также присутствовала и традиционная для группы любовь к каверзам. В европейской версии альбома с «Rubbing Alcohol» повторяется та же шутка, что и с «Endless Nameless» на «Nevermind»: песня начинается после нескольких минут тишины.

Прекрасное название получила песня «Frances Farmer Witt Have Her Revenge On Seattle» («Фрэнсис Фармер возьмет реванш в Сиэтле») – навеянная известной историей кинозвезды 30-х, которая восстала против системы фабрики грез и подверглась электрошоковому лечению; открывает песню басовая партия, которая неосознанно напоминает минималистский, пугающий звук «Young Marble Giants». Это очень беспокойная песня. Курт увидел параллели между тем, как актрису демонизировала мейнстримовая пресса[336] и травлей его жены. «Все заговорщики живы и сидят себе в своих уютных домах, – записал Курт в дневнике. – Танцуют на ее могиле. Разрезают ее раны. Но Господь – это женщина, и она вернется в черном»[337].

Кортни позвонила мне в середине марта и подтвердила историю, которая вскоре появилась в «Чикаго трибьюн». За два дня до окончания мастеринга альбома (21 апреля Бобом Людвигом на студии «Gateway») газета опубликовал интервью с Альбини, который заявлял: «Геффену и менеджменту группы альбом очень не понравился. Когда "Nirvana" попросила записываться у меня, они сочли это проявлением снисхождения. Я совершенно не уверен, что альбом вообще выйдет». Позднее Дэйв Грол сообщал, что Гэри Герш, один из менеджеров группы, был «в ужасе» от перспективы того, чтобы записывать столь важный (по крайней мере, для «DGC») альбом в такой панк-роковой манере. «Нам сказали что-то вроде: давайте веселитесь – а потом мы вам подыщем другого продюсера», – говорил он в сентябре 1993 года «Кью».

В то время, однако, и группа и менеджмент полностью отрицали слова Альбини, даже поместив однажды объявление в «Биллборде» на всю страницу, чтобы опровергнуть заявления, которые не замедлили появиться в «Биллборде», «Ньюсуике», «Роллинг стоун» – да везде.

«Никакого давления на нас наш лейбл не оказывал, они не требовали от нас перезаписи треков после работы с Альбини, – заявил Курт в пресс-релизе "DGC", противореча тому, что мне рассказала Кортни. – Все решения по нашей музыке – стопроцентно наши. Мы, группа, решили, что вокал на многих треках недостаточно громкий: и решили это переделать». «Geffen» также распространил вежливые уверения в том, что лейбл не собирается вмешиваться в дела своей дойной коровы.

Потом Курт даже заявил, что заметил проблемы в миксе, как только вернулся в Сиэтл. «Всю первую неделю мне не хотелось слушать записи, а так обычно не бывает», – рассказывал он «Серкус». И вновь это прямо противоречит телефонному звонку Кортни, которая пыталась объединить друзей и коллег Курта по индустрии вокруг альбома, чтобы противостоять давлению «DGC» и защитить великолепную запись.

Так или иначе, казалось, что все это буря в стакане воды. Я не собираюсь отрицать, что альбом труден для восприятия, ну и что тут такого? Ведь запись не так уж и обезобразили. «Nirvana» в итоге выбросила несколько самых шумных треков, чуть подремонтировала вокал, и лейбл поручил менеджеру «R.E.M.» Скопу Липу «подчистить» пару песен для американского радио. Продались? Да нет. Если воспринимать дело таким образом, то «Nirvana» «продалась» в тот день, когда подписала контракт с Геффеном, а тогда бы не было миллионных тиражей, а вы бы не читали этой книги.

– Курту хотелось чего-то другого, – комментирует Кэрри Монтгомери. – Он хотел написать песни иного типа, но подозреваю, что он не знал, как это сделать. Он умел только писать песни «Nirvana». Как можно научиться сочинять по-другому? Месяц слушать другую пластинку «Beatles» и приучиться к иной форме?

Было очевидно, что Курт хотел уничтожить созданное им чудовище. С какого-то момента все пошло не так – постоянное внимание прессы, вынужденные контакты с таким отстоем, как MTV, таблоиды и журналисты «Роллинг стоун», разрыв с ценителями панк-рока и Олимпии … Когда Курт создал «Nirvana», они с Кристом были как братья. К 1993 году ничего такого уже не было, Курт даже на гастролях ездил не в том фургоне, что остальная группа. В чем же дело? Зачем оставаться в группе, если даже не разговариваешь со своими товарищами? Неужели контрактные обязательства настолько сильны?

Я сохранил эту кассету единственным способом, которым мог: не распечатывая, бросил ее в кучу тысяч других и попытался забыть, что вообще хоть что-то знал о группе, когда умер Курт. Она и по сей день все там же, но вроде бы кто-то выпустил пиратским способом оригинальную версию, посчитав, что такая музыка не должна оставаться в вечном забвении.

Кортни прилетела на «Pachyderm» через неделю после начала записи. Стива Альбини ее агрессивное поведение нисколько не впечатлило: он обозвал ее «психованной сучкой С яйцами». Кортни, в свою очередь, подлила масла в огонь по поводу утверждения «Альбини – женоненавистник», произнеся следующую пламенную речь: «Стив Альбини посчитал бы меня идеальной девушкой музыканта, только если бы я была с Восточного побережья, играла на виолончели, носила бы сережки колечками и черные свитера с высоким воротом, имела бы подходящий к образу гардероб, большие сиськи, а главное – молчала бы в тряпочку».

В тот же месяц, что «Nirvana» провела на студии, вышел совместный сингл «Nirvana» и «Jesus Lizard», «Oh, The Guilt», а «Incesticide» был признан в США золотым (500 тысяч проданных экземпляров). Группа получила целую кучу музыкальных наград или, по крайней мере, номинаций – «Грэмми», «Брито›, «НАРМ», - но панки и панкушки вроде Джессики знали, что подобные поощрения со стороны шоу-бизнеса – это просто дерьмо. Наверное, потому-то Куртни и любили тусоваться с ней, а не с ее более «крутыми», взрослыми одноклассниками – собирателями записей.

19 марта «Hole» сыграла закрытый концерт в «Crocodile», где состоялась премьера песен с грядущего альбома «Live Through This». Это был первый концерт группы с басисткой Кристен Плафф, игравшей тогда в трио «Amphetamine Reptile» с Дженитор Джо. Кристен была умненькая брюнетка, сознательная защитница независимой музыки. Ее, судя по «Ночи на Земле», идеально могла бы сыграть Вайнона Райдер. Многие представители хардкор-сцены Миннеаполиса видели в Кортни дьявола и были в ужасе от того, что Кристен уехала из родного города в Сиэтл.

– «Hole» по-прежнему требовался басист, – говорит Рене Наваррете. – В предыдущем году они пробовали Лесли Харди[338], но у нее не получалось – и они отвезли ее в Сиэтл [из Лос-Анджелеса], где я порепетировал с ней, все это время надеясь, что место басиста предложат мне. Но у Лесли все равно ничего не вышло. И тогда они взяли Кристен. Та была великолепна.

– Кортни хотела, чтобы на басу в «Hole» играла я, но мои родители, конечно, не позволили бы, – сетует Джессика.

Наваррете замечает:

– Собственно, это я предложил Кортни Джессику: милая шестнадцатилетка с нетипичной любовью к андеграунду – что может быть лучше? Джессика уже появлялась в национальных американских журналах как типичная «Riot Grrrl» – после чего представительницы «Riot Grrrls» из Олимпии и Вашингтона стали отдаляться от ее образа, поскольку движение это по своей сути было антиассимиляционным.

Джессика продолжает:

– Кортни сказала: «Я, ты и Курт должны собраться и записать демку, а "Флипсайд" [лос-анджелесский панк-фанзин] об этом расскажет», – но, конечно, ничего подобного не случилось. В то время в группе были только она и Эрик. Родителей подобная перспектива жутко напугала, но мне-то она казалась потрясающей. Но сейчас я рада, что не пошла на это. И вот Кортни спросила меня, кого бы я порекомендовала, и я указала на Кристен.

Но потом я поехала к Кортни В Лос-Анджелес, – продолжает автор фан-журнала. – Это был самый разгар «войны факсов» с Альбини. В доме царил беспорядок, повсюду валялись журналы. Меня тепло встретили в доме и напоили настоящим чаем. Несмотря на весь хаос, в воздухе витало какое-то гостеприимство.

Я помню те странные картинки с младенцами, черепами и частями тела: потом они появятся в частных коллекциях. К стене было прибито платье; повсюду валялись головы кукол и крышки от пузырьков с парфюмом. Я спала на кушетке, на которой они играли с Фрэнсис. Несмотря на всю их странность, они оставались прежде всею родителями. Уверена, что им все же хотелось вести нормальную жизнь.

В начале марта, вскоре после приезда Джессики, Куртни переехали в новый дом – Лейксайд-эйв, 11301, Сиэтл, с видом на озеро Вашингтон, Рейнир-Маунт и Каскадные горы. Аренда обходилась в 2000 долларов в месяц; в доме было три этажа.

– Награду MTV «Астронавт» Курт держал в сортире, – вспоминает Эрни Бейли. – Можно было ссать как в унитаз, так и в приз. Это было смешно, но очень соответствующе. На входной двери висела сломанная акустическая гитара «Кау» из клипа«Come As You Are». Я предложил ему ее починить.

В гараже стояли две машины: надежный «вэлиант» Курта и серый «вольво» 1986 года выпуска.

– Одна его машина уже мхом покрылась, – смеется Эрни. - Это был такой классический экземпляр для Денни, который коллекционировал странного вида машины шестидесятых – и они купили бледно-голубой «дарт» в пару к прогнившей машине Курта. Кажется, Курт отдал четыре тысячи за ремонт обоих автомобилей.

К тому времени Джеки Фэрри уже надоело быть няней. И дело было не во Фрэнсис Бин, которую она обожала, а в привычке Кортни держать всех вокруг за прислугу. Джеки часто просили отвечать на деловые телефонные звонки, которыми не хотел заниматься Курт, да к тому же с самого начала у нее почти не было выходных. На смену ей пришел Кали Де Вип. Эта перемена совпала с тем, что Фрэнсис окончательно вернули родителям, 25 марта сняв опеку - главным образом потому, что юрисдикция лос-анджелесского суда не простиралась на штат Вашингтон.

– Они сказали: «Мы приняли решение взять Кали к нам постоянной няней, а ты можешь тоже приехать к нам в Сиэтл с Эриком», – говорит Рене. – И я стал жить в Сиэтле с Эриком. Мы часто тусовались все вместе – я, Кортни, Эрик и Кали. Было весело. С наркотиками я разобрался очень быстро. У меня завелось множество докторов, с помощью которых я мог достать любой наркотик для удовлетворения наших привычек. Потом я переехал с ними на Лейксайд-эйв, и мы с Кали взяли на себя все домашние обязанности - нас с Кали даже путали: у нас обоих были крашеные волосы. Я занимался домом. Иногда мне приходилось служить им рупором, когда они отгораживались от мира. Я часто разговаривал с Майклом Майзелем [помощником Джона Сильва], чтобы объяснить, что же у них, собственно, происходит.

В апреле Кортни вылетела в Британию для продвижения нового сингла «Hole» – «Beautiful Son», песни, частично вдохновленной Куртом; на обложке была его детская фотография, он играл в клипе (тот был снят до прихода в группу Кристен) на бас-гитаре в одном из платьев Кортни – подтверждая тем самым строчку «Тебе идет платье, мой прекрасный сынок». Кортни сыграла акустический соло-концерт в Лондоне на «Rough Trade records», где не переставая курила, а «Hole» появились в журнале «Уорд».

– Когда Кортни уехала в Англию, то я, Курт, Дилан и Кали вынуждены были впервые обходиться без нее, – откровенничает Рене. – Было так прикольно. Мы выходили в город, шли к наркодилеру: как-то в один и тот же подвал одновременно не сговариваясь зашли Курт, Дилан, Марк Лэнеган и Лэйн Стэнли[339]. С ума сойти. Сейчас я думаю, что всех этих замечательных, талантливых ребят навсегда испортили наркотики.

Во время лондонского визита Кортни завернула в «Мелоди мейкер», чтобы помочь мне разобраться со страницей писем. Одно удовольствие было наблюдать лицо нашего редактора Аллана Джоунса, когда я показал ему мнение Кортни на тысячу слов без купюр. Неверие в ее вражду с грамматикой сменилось смущением при мысли о том, что нужно предоставить место для ее смешных идей, а затем он пришел в ярость:

– Эверетт, мы не будем печатать эту фигню, и это окончательное решение, - закричал он на меня. Аллан – музыкальный журналист старой школы. Он сохранился с эры Ника Кента, Чарлза Шаара Мюррея и Лестера Бэнгза. Тем не менее он почему-то терпел мои выходки в «Мелоди мейкер». Он любил тот рок, который защищал я, но мое увлечение феминизмом в стиле «Riot Grrrl» его не так убеждало. И Кортни как автор одного из отделов его любимого «ММ» оказалась последней соломинкой.

Внезапно Джоунс смягчился. Страничка писем Кортни и ее статья появились в «ММ» С некоторыми моими собственными вставками. Она не упустила возможности обсудить две любимые ее темы 1993 года – «Riot Grrrls» и феминизм. Недавно солистка влюбилась в мощную феминистскую нудятину от Сьюзен Фалуди - «Backlash».

«Когда начиналось движение "Riot Grrrl", я очень его поддерживала, – писала она. – Казалось, что теперь будет лучше … Я подсовывала фан-журнал "Вikini Kill" Эверетту, Ким, Торстону, "Спин" и делала все, чтобы помочь движению».

Это не совсем верно. Свой экземпляр фан-журнала я, например, получил от Кэлвина Джонсона и как раз таки передал его Кортни, ну да ладно. Верно, что Кортни встала в один ряд с моими соседями по квартире Хагги Бэром и бывшей девушкой Курта Тоби Вэйл. Услышав о чисто женских концертах, которые Хагги Бэр организовывал в Англии в 1992 году, она потребовала, чтобы и «Hole» опустили на один из них.

По любому счету, концерт вышел неудачным. Кортни, никогда не утруждавшая себя политкорректностью, прямо со сцены назвала одну критикессу «жирной». Она говорила потом, что странно выступать на концерте в Лондоне в мое отсутствие. Собственно, это показалось ей настолько непривычным, что потом она взяла такси аж до моего дома в Брайтоне. Вскоре она, однако, устала от новых союзников, особенно когда выяснилось, что они не способны нести бремя славы наравне с ней. К тому же ее попытки внедриться в подозрительный и закрытый мирок Олимпии, чтобы найти одобрение в среде бывших товарищей своего мужа, позорно провалились.

Эта перемена мыслей отразилась в поспешно написанном тексте из колонки «ММ».

«Я словно заново погрузилась в Средневековье, – жаловалась она. – "Riot Grrrl" проповедуют не только анархию, но и топорность и некомпетентность музыкантов-женщин. Это все равно что назначать женщин на руководящие посты в фирме, даже если они не могут справиться с работой. Я не за ассимиляцию. Я популистка. Я считаю, что все, а не только те, кто лично знаком с "Fugazi", имеют право на бунт, но не собираюсь тупо переть напролом. Я хочу изучить механизмы действия той Империи, с которой буду биться. Я хочу оказаться в числе лучших из них».

Ошибка Кортни в этом случае элементарна. Она предполагает, что есть только один способ писать песни, судить о «компетентности» (ее слово) и штурмовать Империю. Но между женщинами, которые занимаются экспериментальной музыкой, и женщинами, которые удерживаются на незаслуженно высоких постах, нельзя проводить параллели. Возможно, именно то, что музыка, по мнению Кортни, есть то же самое, что бизнес, и объясняет ее музыкальное направление в конце 90-х и в начале нового века.

«Я слишком много и над слишком Многим работала, чтобы меня могла погубить некомпетентность развращенной элиты, – продолжала она. – Большинство из нас не является ни богатыми, ни развращенными, не пьет элитный кофе с соевым молоком и не выдумывает ежедневно манифесты для кучки избранных. Большинство из нас считают себя некрасивыми и одинокими, а хотят быть симпатичными. Возможно, кто-то из нас мечтает о красоте, потому что она была и будет силой. Кому-то; вероятно, хочется нравиться себе, иметь детей и даже смириться с миром и Патриархальной Империей – за ее-то деньги».

Достаточно. В предыдущем абзаце Кортни говорит не о красоте, а о социализации. Той «красоты», которой она оперирует, не существует, потому что это ложная ценность, которую налагает на индивидуума неустойчивое общество. Единственная «красота», которая подлинно существует, находится внутри. Так что, «красота всегда будет силой»? В таком случае путь вперед – это самосовершенствование, а не движение навстречу стереотипам. Почему бы не стремиться быть информированной, разумной, забавной, мудрой, милой, хитрой … другими словами, богиней, Кортни?

Или так важно купить себе новый нос?

9 апреля «Nirvana» провела благотворительный концерт для жертв насилия в Боснии в Сан-Франциско, в похожем на пещеру «Cow Palace». Также участвовали «The Breeders», «L7» и «Disposable Heroes Of Hiphoprisy»[340]. (В это время Крист вернулся к первоначальному написанию своего имени.) Помню, как мы с Ким Дил и Джо Уиггсом из «The Breeders» сидели среди всех этих пижонов и смотрели на Курта; играла болезненно едкая «All Apologies».

Курт выглядел таким хрупким, таким уязвимым – крупинка человечности в поколении зевак, фанатов, усталых циников, чистеньких девиц из группы поддержки – без татуировок, в облегающей спортивной одежде. У двери Шелли Новоселич раздавала брошюрки, чтобы дать людям понять, зачем они пришли сюда. Тщетно! Зрители оказались здесь лишь по указке MTV. Но всегда лучше пытаться, чем смириться: возможно, один-два человека все же, уходя, подумали о боснийском кризисе, потому что об этом попросили их любимые звезды. Не исключаю. В конце концов, разве Клинтон пришел к власти не благодаря кампании MTV «Голосует рок»?[341]

Вернемся на несколько лет назад, – писал я в своем обзоре. - Рок как новая и тем самым творческая форма уже мертв. Я смягчу это утверждение. Рок мертв в том виде, в каком он создан мужчинами. Женщины? Тут, думаю, есть некий потенциал; Рок-музыке уже некуда двигаться, не нужно пересекать никаких границ, она слишком слилась с обществом, стала неотличимой от него. Многие годы рок был уделом немногих – как джаз, как соул…

Так что остановимся на той теории, что «Smells Like Teen Spirit» «Nirvana» стала лебединой песней некогда живой формы искусства, на чем и успокоимся. (Хотя «In Bloom» все равно гораздо лучше.) Но если рок мертв и убили его они; то почему я до сих пор люблю «Nirvana»? За бесплатную выпивку? За всеобщее признание? За неограниченный доступ на стадионные концерты вроде этого? За взятку?

Нет. «Nirvana» слишком глубоко сидит во мне, чтобы я мог строить какие-либо теории. Eдинственное возможное объяснение здесь такое: они играют ту музыку, на которой я вырос и которую буду любить всегда. Я люблю «Nirvana» за «Rape Me», которой сегодня открылась программа, песню такую же больную и изматывающую, как любой соул О.В. Райта. Я люблю их за то, что они дали этот концерт (всего шестой со времен Рединга), и за человечность, лежащую в его основе … Да, за гуманность – а это отличная причина, чтобы любить какую-либо группу. Это же объясняет и «Sebadoh», и «The Pastels».

Я люблю «Nirvana» за бесподобное обращение Курта с поп-мелодией. В каком-то смысле новый альбом звучит как «R.E.M.» в акустическом концерте MTV[342]. Упаси боже – я не сравниваю эту команду обреченных на забвение сентиментальных динозавров с такими сверкающими поп-звездами, как «Nirvana», но на обеих записях одна и та же сухость, естественность и неприкрашенное качество. Но сухость здесь вызвана не отсутствием эмоций.

За что их любить? За их выходы на бис, которые бывают длиннее самого выступления, за такие песни, как «Breed», «Territorial Pissings» и «Floyd The Barber», которые по-прежнему гремят как когда-то. За то, что они не играют «In Bloom» и «Polly», хотя на этих двух песнях наверняка все бы подняли зажигалки и стали прихлопывать в такт, но при этом продолжают играть «Lithium» и «Teen Spirit», потому что иначе их выступление было бы сочтено ребячески грубым. Зато, что у них в резерве еще 20 песен, и пpи том столь же заунывных и утонченных, как и все вышеперечисленные.

После концерта я поехал в съемную квартиру Курта и Кортни, по дороге сочиняя с Куртом странную статью о стадионных концертах и о том, как там могут побить охранники. Он надиктовывал мне один-два абзаца, потом я уточнял, каковы, на мой вкус, новые песни «Nirvana»: «Они такие же печальные и побитые жизнью, как любая вещь с опустошающего дебютного альбома "Madder Rose"[343], такие же сырые и трепещущие, как любая живая запись Дэниела Джонстона». Хотя я, конечно, ничего такого вслух не говорил; скорее всего, оба мы зевали и потягивались, а Кортни сидела у камина и читала какую-то феминистскую литературу. Как только я закончил писать обещанные 3000 слов на машинке супружеской пары, все мы пошли спать. Мы очень устали.

 

Дополнение: Кали Де Вип

 

– И вот идет время, я тусуюсь в Лос-Анджелесе, сижу на наркотиках и хочу как-то сменить стиль жизни. Кортни продолжает давить на меня, чтобы я пошел к ним на работу и жить. Она говорит: «Ну давай хоть на пару месяцев». И добавляет: «В "Cow Palace" будет концерт, там и встретимся».

Меня самолетом отвозят в Сан-Франциско, чтобы мы встретились на концерте. Шоу оказалось отличное, настроение у меня тоже. Я был вне себя от радости. Оттуда мы поехали в Сиэтл. И вот совершенно неожиданно я официально стал няней. До начала работы я не понимал, что это такое. Когда я пришел в номер, Фрэнсис посадили мне на колени, чтобы узнать, как я ей нравлюсь. Я ей вполне понравился; мы~ хорошо ладили. И с тех пор я проводил много времени с ребенком на руках. Дорога в Сиэтл получилась долгой – Кортни все время останавливалась и закупалась в антикварных магазинах. Оба они все еще кололи себе бупренорфин. Это меня беспокоило. Не то чтобы я не видел ничего страшнее, но когда человек сидит в машине рядом с тобой и колется бупренорфином в ногу… Я ничего не сказал. Да и с чего бы? Я не того типа человек. Все говорят: «Надо было что-то сказать», – но подождите-ка. В такой ситуации оказываешься именно потому, что ты из тех людей, которые никогда ничего не скажут.

У меня еще не было опыта смерти друзей. Все это Казалось нереальным. Сейчас, спустя десять-пятнадцать лет, я знаю достаточно героиновых наркоманов, у которых нет зубов, которым сделали операцию на бедре, а им всего-то чуть за тридцать. Люди действительно умирают. Действительно доводят себя до полного саморазрушения. Но в то время это не казалось реальностью. И это свалилось на меня в тот день, когда я увидел, что делают эти двое, мои друзья. Я очень хорошо ладил с Куртом и Кортни. Мы могли болтать о музыке весь день, и нам было хорошо.

я: Это важный момент: многие как раз с трудом ладили с Куртом и Кортни.

– Да, и не знаю, почему я …

я: Могу предположить. Ты был панком, и притом юным.

– И я был достаточно умен, чтобы держать все в себе. Я не бегал повсюду с рассказами, что именно я делаю. Я считал их своими друзьями, но они были старше, и я смотрел на них снизу вверх и больше слушал. На полпути к Сиэтлу мне исполнилось двадцать. На следующий день мы приехали-таки в Сиэтл. Помню, что по дороге я думал: «Отличный город, И я здесь ради них». Об этих людях явно нужно было позаботиться. А мне казалось, что я должен о ком-то заботиться, и теперь у меня была эта девочка.

Через два дня после приезда в Сиэтл случилось кое-что важное.

Они сняли огромный новенький дом на озере Вашингтон. Я жил на первом этаже и считал, что это круто. Через два дня я попросил Кортни спрятать от меня наркотики. Не то чтобы я ее в чем-то обвиняю – я в то время мог отыскать наркотики везде; но она любила все упрощать и пыталась давить на людей. Она представила меня пришедшему к ним другу, Дилану. Сначала он мне не понравился, потому что тоже был наркоманом. А я собирался завязать, к тому же был настолько наивен, что думал, будто и Курт с Кортни хотят завязать, потому что они же принимают бупренорфин и все вскоре будет хорошо. Потом я увидел его и понял.

Кортни велела, чтобы я снял из банка немного денег и пошел с Диланом кое-что купить домой. Я сразу понял, в чем дело. У меня заныло под ложечкой, и я подумал: «Нет, я не могу», – но смирился. И вот я сижу в машине с этим парнем, Диланом. Он заставил меня припарковаться в каком-то дерьмовом районе. Он выходит, возвращается и говорит: «Готово». Я понял, что речь о наркотиках, и мне сразу захотелось их, а это всегда меня очень расстраивало. Когда мы вернулись домой, я наорал на Кортни. Я кричал: «Так нельзя! Я наркоман». Возможно, одна из главных причин наших хороших отношений с Кортни состояла в том, что, в то время как другие ее боялись, я на нее орал. И ей это было необходимо. Она отвечала: «Хорошо, извини. Возьми немного». И эта свара продолжалась весь день. Нам было хреново, и оба мы пытались это скрыть друг от друга, а потом пришел Эрик. Я взял ребенка на руки и испугался. Невозможно принимать наркотики в такой ситуации. Дело было 15 апреля, через два дня после нашего приезда.

я: А какова здесь была роль Эрика?

– Эрик часто приходил, пытаясь что-то уладить. Кортни находилась в некоторой сумятице, и Эрик был ее последним прибежищем. Он всегда оставался на стороне Кортни и часто ей помогал.

я: А Эрик принимал наркотики?

– Он был одним из тех удивительных людей, которые могут употреблять, а могут и нет. Он не возражал против экспериментов с наркотиками, но не особенно ими интересовался. Но день выдался плохой, и я помню, что мы долго собачились, и в итоге я заплакал и стал повторять: «я не могу здесь оставаться».

я: Курт был там же?

– Нет, вообще не знаю, где он тогда был. Наверное, куда-то уехал с группой на пару дней. Когда Курт уезжал, а она оставалась, в доме появлялись наркотики – и наоборот. Но тут для меня все несколько изменилось. Я шел туда с решимостью завязать, но рано или поздно все равно бы сорвался. я действительно старался оставаться трезвой няней – но в свободные вечера гулял, принимал наркотики и вел себя на свои двадцать лет.

я: В чем состояли твои обязанности няни?

– Предполагалось, что они будут заключаться в уходе за Фрэнсис. Кортни моментально попыталась приспособить меня еще чему-то – отправлять факсы, отвечать на телефонные звонки все такое. Я тут же сказал ей, что ничего подобного делать не буду. Она ответила: «Господи, только не ори на меня». Она всегда так говорила.

Кортни любит указывать людям, что делать, особенно если те сопротивляются. Ребенка на меня оставляли очень часто, иногда на целую неделю. Я не возражал. К своему удивлению, я действительно полюбил девочку. Я обожал Фрэнсис, хорошо с ней обращался, и нам было весело вместе.

я: Что обычно Курт ел?

– В основном всякую вредную пищу: замороженные обеды, замороженную пиццу. У него была любимая пиццерия в Пайонир-сквере, и иногда я бегал туда за пиццей навынос. Мы оба любили печенья и готовые завтраки – чисто наркоманские пристрастия. Он узнал, какой у меня любимый сорт печенья, и купил мне однажды целый ящик – сюрпризом. Примерно в то же время пришла домой она – с двумя мисками. Она тратила все его деньги на дорогущие штуки. Какая-то ее часть – наверное, та, которая очень любит ссориться, -не смогла удержаться и не сказать ему, сколько они стоят. Нам эти миски показались просто прикольными, но оказалось, что они позолоченные и стоят по 600 долларов каждая. Курт рассердился и заорал на нее: «Пять лет назад денег за эти миски хватило бы на то, чтобы три месяца платить за мою квартиру!» Он уселся в моей комнате в подвале и смотрел со мной и Фрэнсис телевизор. Курт исходил гневом по поводу этих мисок. Потом собрался наверх и спросил меня, хочу ли я есть. Он насыпал две порции завтраков в эти бесценные миски, принес их вниз и сказал: «Ведь лучше их не используешь, правда?»

я: у него внизу хранились какие-то рентгеновские штучки, так ведь?

– Да, все эти дешевые сраные фокусы и фальшивые протезы. А он тратил деньги на то, что можно увидеть на задней обложке «In Utero»: дорогие медицинские куклы. Это совсем другое. Во всех его биографиях говорят о том, каким замученным и несчастным был Курт. Я так не думаю. По-моему, он был очень веселый. Да, порой он действительно бывал замученным и несчастным, но временами он радовался как ребенок. Они оба умели меня рассмешить.

я: Курт когда-либо упоминал своих прежних девушек?

– Нет, во всяком случае, не при мне.

я: А Кортни как к ним относилась?

– Да, она о них говорила, а он отмахивался. Я быстро установил правила игры – кажется, в тот же месяц, как поселился в доме. Я сказал: «Слушайте, это ненормально. Не хочу постоянно быть в эпицентре ваших скандалов. И не надо спрашивать меня, кто прав, и орать на меня», – потому что они делали так постоянно, а я этого совершенно не хотел.

 

Глава 25

С широко открытыми глазами

 

Уильям декламирует стихотворение про какого-то парень ка, который, глядите, на улице встречает, глядите; наркодилера, потом он в гостиничном номере, глядите, у него в чемодане спрятано расчлененное тело, глядите, ему очень нужно ширнуться, а у него только три доллара, глядите, Рождество, смотрите, унылый ветер снаружи, глядите, пацану плохо, все расплывается …

… и гитара нарушает тишину ночи, слушайте – завывает, как ветер на улице, звук – слушайте – идет кругами, как та веревка, на которой повесился пацан в гостиничном номере, зайдемся же криком, слушайте, как будто «священник» спорит с ублюдком …

Эта связка работает отменно.

Насколько вы готовы слушать почти смертельно монотонные диалоги Берроуза об упадке и разрушении и вместе с тем стенания гитары Курта Кобейна – зависит от вас.

Но в любом случае в этом есть нечто болезненно притягательное.

Обзор «Его называли "священник"», «Мелоди мейкер», 11 сентября 1993 года

 

2 мая 1993 года в службу спасения графства Кинг позвонили с Лейксайд-эйв, 11301. В полицейском отчете было написано, что Курт Кобейн находился «за два часа до того в доме друзей, где сделал себе инъекцию героина стоимостью 30-40 долларов. Потом он поехал домой, где и произошел инцидент». Когда Курт отказался открыть дверь, Кортни позвонила Венди и Ким, которые немедленно бросились на выручку из Абердина, но ко времени их приезда ситуация ухудшилась, Курта рвало, он находился в шоковом состоянии.

Такое случилось не в первый раз – по слухам, у Курта в течение 1993 года передозировки случались часто. Кортни пыталась обливать мужа холодной водой, пичкала его валиумом, бупренорфином, бенадрилом, кодеином, но ничего не помогало. Когда Курт стал синеть, приехали санитары. Его срочно доставили в больницу Харборвью, где он то приходил в сознание, то вновь проваливался в небытие, в промежутках цитируя своей сестре Шекспира.

– В тот раз у него случилась "хлопковая лихорадка", – объясняет Кали Де Вип. – Перед уколом шприц протирается ватой. И если тончайшее волокно ваты попадает на иглу, а потом в кровообращение, то начинается реакция на хлопок. Человек багровеет, его трясет, поднимается температура. Выглядит это куда хуже, чем передозировка.

Но не так опасно …

– Да, с настоящим передозом не сравнить, – соглашается Кали. - Это был уже второй передоз подряд. У нас сидели Джеки [Фэрри] и, кажется, Нильс Бернстайн [президент фан-клуба «Nirvana»]. Я оттащил Курта наверх и засунул его в джакузи, потом включил холодную воду, и Курт от этого очнулся. Я заставлял его ходить, а Кортни потом приготовила еду и пыталась покормить Курта. Я начал всерьез осознавать, насколько взрывоопасно жить в этом доме.

1 июня Кортни организовала собрание: она позвала Криста, Дженет Биллиг, Нильса, Венди и отчима Курта, Пэта О'Коннора. Все друзья и родственники назвали Курту кучу причин, по которым ему следует бросить наркотики, – среди них преобладали его собственное здоровье и благоденствие его дочери. Кортни подчеркнула, что стала посещать «Анонимных наркоманов» и даже пытается бросить курить[344], Курт отказался слушать и учинил наверху дебош: это стало поводом для перебранки между гостями о том, кто виноват.

Через три дня в доме снова оказалась служба спасения, и Курт на три часа попал в тюрьму округа по обвинению в домашнем насилии. За него внесли залог в 950 долларов, а обвинение позже было снято.

В полицейском рапорте была отражена ссора супругов из-за коллекции оружия Курта. Кортни плеснула мужу в лицо апельсиновым соком, Курт толкнул ее, она не осталась в долгу, кто-то кого-то поцарапал … Позднее Курт решительно отрицал все намеки. В интервью «Спин» он заявил, что они с Кортни просто бегали по дому, в шутку кричали и боролись, когда вдруг «постучали в дверь, и там оказалось пятеро вооруженных копов».

Он прибавил, что двое из них еще спорили, кого же отправить в каталажку. Копы конфисковали оружие Курта – все три ствола, после того как Кортни сообщила их местонахождение.

– Не думаю, что он действительно ее бил, – говорит Кали. - Они в самом деле страшно ругались, и она вела себя вызывающе. В драке Курт мог быть жестоким, но и она легко доводила его до взрыва.

я: Тебе не кажется, что Кортни нравилось провоцировать людей и потом изображать жертву?

– Да, – смеется экс-няня. – Кортни обожает драмы. Она любит, когда на нее орут. Думаю, ей нравится, когда кто-то доминирует над ней.

я: Это ведь, наверное, Кортни вызвала полицию.

– Уверен, что так и было, – соглашается Кали. – Думаю, они таким образом подстрекали друг друга. Одна: «я сейчас полицию вызову». А второй: «Давай зови этих сраных копов. Дай спокойно поесть. Можешь меня упрятать в тюрьму».

я: Как бы ты описал их как пару?

– Они были, думаю, взрывоопасной парочкой. Мне кажется, они друг другу не подходили. Из тех супругов, которые любят друг друга, не представляют себе жизни врозь, но вместе с тем готовы друг друга убить. Будь на их месте более адекватные люди, они бы это поняли и разошлись, ну или вообще держались бы друг от друга подальше. Казалось, что эти двое отчаянно пытаются починить неработающий механизм. Думаю, Курт очень ее любил и притом был гораздо более наивен, чем она.

я: Насколько я помню, менеджмент был от них в ужасе.

– Да, они не знали, как быть, – соглашается Кали. – Когда дело касалось продажи музыки, Кортни всегда занимала скорее позицию менеджеров. И в этом состояла причина множества ссор. Та ссора, в которую вмешались копы, разумеется, была далеко не единственной.

я: Ты знал о коллекции оружия Курта?

– Я не подозревал, что у него больше одного-двух стволов,отвечает Кали, – но ведь почти любой может купить оружие. Это вовсе не значит, что человек собирается покончить жизнь самоубийством.

я: Это же Америка, боже мой.

– Да, это Америка.

я: Как-то Курт рассказывал мне о том, что все его стволы названы в честь журналистов.

– Ну нет, это как-то слишком интимно, – возражает экс-няня. – Хотя такое точно говорилось. Однажды вечером Кортни спросила меня – и совершенно серьезно, – как я считаю, не согласится ли Рене убить собаку Линн Хиршберг. Предполагаю, что Линн Хиршберг любила свою собаку больше всего на свете. Пару дней Кортни талдычила мне: «Позвони Рене, пусть приедет. Я отправлю его в Нью-Йорк и дам пять штук баксов. Пусть только убьет эту собаку». Я не стал звонить Рене – вдруг бы он согласился. Вряд ли, конечно, но мне вообще не хотелось его впутывать. Через несколько дней она все равно про это забыла.

я: А я хорошо помню разговор с Куртом, и он тогда говорил: «Если я помру, то сначала прихвачу с собой парочку этих ублюдков».

– Да, я слышал от него такие слова. Хорошо, что он этого не сделал. Это все изменило бы.

Споры об «In Utero» шли весь апрель и май.

Хотя «Nirvana» заявляла, что Геффен не оказывал на них никакого давления и менеджмент не пытался внести изменения в записи Альбини, в частном порядке все было иначе. В своем дневнике Курт описал возможные условия: сначала выпустить оригинальную версию – «бескомпромиссный восьмидорожечный вариант для винила и кассет», а через месяц издать набор ремиксов под названием «Verse, Chorus, Verse» («Куплет, припев, куплет») с предупреждающим стикером: «Компромиссная версия для радио». Жаль, что не случилось именно так.

Решение появилось сразу после мастеринга СО. Мастеринг имеет огромное значение: немногие группы, впервые входящие в студию, осознают, что мастеринг так важен для записи и настолько меняет звучание. И вот кто-то просто сделал погромче вокал на записи Альбини и добавил компрессии – и нет проблемы. Через месяц Геффен нанял продюсера «R.E.M.» Скопа Липа для переделки «Heart-Shape Box» и «All Apologies» (откуда было убрано большое количество шумов) в студии «Bad Animals» в Сиэтле; Курт добавил на «Heart-Shape Box» акустическую гитару и бэк-вокал, и все были счастливы. Разве что кроме Альбини или меня. Ну и черт с нами.

«Эту группу можно запереть в студии на целый год, но я не думаю, чтобы запись вышла лучше, – говорил в раздражении Альбини Майклу Азерраду. – Если она не подошла лейблу, то у лейбла, значит, какие-то проблемы, и притом вовсе не с записью. Проблемы с группой. Чем быстрее все это поймут, тем легче будет для обеих сторон».

Это опровергает Дэнни Голдберг:

– Давление оказывала не звукозаписывающая компания, а сам Стив Альбини. Курт хотел поработать со Стивом, потом что ему нравился его стиль, к тому же Курт хотел сотрудничать с кем-то из независимого мира, чтобы показать ядру своих слушателей, что он до сих пор один из них. Записано все было быстро. И миксы вышли очень грязные. Мы с Гэри [Герш] сразу сказали, что голоса не слышно, а ведь слова – важная составляющая. Курт согласился. Поэтому мы попросили Скопа Липа сделать синглы. А уже потом Альбини утверждал, что Геффен давил на Курта, что только он сам уважал цельность музыканта; но на деле Курт держал запись под своим полным контролем. Он выбрал человека для пересведения и одобрил получившиеся версии.

В мае Курт придумал название – «In Utero», позаимствовав его из поэзии Кортни, И разработал дизайн обложки альбома. Первая страница – полноразмерная прозрачная модель женщины со всеми внутренними органами, воздевающей руки в мольбе, с чуть наклоненной головой – взята из классической модели для школы под названием «Брунгильда: прозрачная женщина», которую используют американские школы, чтобы обучать школьников женской анатомии. Курт добавил пару крыльев-. На задней странице обложки размещался тревожной розоватой расцветки коллаж из кукол, кишок, зародышей, пуповин и цветов: «Предположительные последствия убийства», как определил Курт.

– Как-то днем в воскресенье Курт позвонил мне и говорит: «Надо сфотографировать кое-что для альбома», – вспоминает Чарлз Питерсон. – Он говорил: «Приезжай скорее, а то всё помбнет». Я схватил первую попавшуюся пленку из холодильника выехал. Он разместил на полу столовой этот коллаж – гвоздики, тюльпаны и пластмассовые части тела.

В пустой гостиной всегда был включен большой телевизор, - продолжает фотограф. – Весь дом напоминал какую-то дыру, Курт и Кортни жили там каждый своей жизнью. Пока я фотографировал этот коллаж – что оказалось непросто, надо было быть осторожным, и вообще натюрморты – не моя сильная сторона, – Курт проигрывал «In Utero» на магнитофоне в кухне. Это был свежий микс, с секвенциями и всем таким. Отлично звучало. Курт спросил: «И что ты об этом думаешь?» Он действительно колебался. Если честно, то сейчас, на хорошем стерео, мне бы очень не понравилось. Пришлось бы настраивать басы и высокие частоты. Но тогда, на бумбоксе, это казалось настоящей классикой «Nirvana».

Жизнь шла своим чередом. Крист по-прежнему выступал против гомофобских и цензурных законов. На поверхность продолжали всплывать слухи о распаде группы, Курт иногда публично заявлял о своем желании сформировать группу с Марком Армом или Марком Лэнеганом. Курт все еще принимал наркотики и теперь почти не скрывался, так что посетители поняли, что визиты следует наносить, принимая во внимание, под кайфом Курт или нет. Тот возмущался, считая себя полностью адекватным в любом случае. Кортни продолжала ходить по магазинам, изобретать план захвата мира и приглашать друзей.

– В Миннеаполисе по отношению ко мне вели себя странно, - говорит Джессика Хоппер. – И Кортни попросила Дженет [Биллиг] купить мне билет, чтобы я смогла побыть недельку у них в Сиэтле под тем предлогом, что я выбираю себе колледж.

Тот дом им до странности не подходил, – продолжает она. - Там был бежевый палас, в духе пригородного гнездышка. Симпатичный, новой постройки, нормальный дом, с кофейным столиком и всем прочим. Наверху была неприбранная комната, где хранились все записи и гитары Курта. С кухней было все в порядке, только повсюду валялись кучи писем и факсов, а по полу в столовой были в изобилии разбросаны медицинские модели зародышей. На стенах граффити – маркером и губной помадой; наверху, у комнаты Курта, Кортни нарисовала нечто под названием «Я, блин, тебя люблю» на чистенькой стене и чистеньком коврике. Они просто засрали этот прекрасный дом; казалось, что там никто не живет. На стенах ничего не висело. Пару дней я просто слонялась по дому, иногда общаясь с Фрэнсис и ее няней[345]. Курт и Кортни закрывались в спальне, откуда порой доносились поручения Кортни. Я взяла такси до Кэпитал-хилл и купила несколько альбомов.

Однажды меня попросили подержать микрофон; когда они решили записать вместе несколько песен. Они пели «Pig Meat Рара», песню Лидбелли, я держала микрофон и Фрэнсис одновременно, и она начала плакать. В записи это слышно. Они пели вместе, а Курт играл. Они записали две песни Лидбелли – второй ту, которой заканчивается альбом «MTV Unplugged» [«Where Did You Sleep Last Night»], а потом Кортни стала уговаривать его сыграть еще что-нибудь. Оба они были под кайфом. Все, что я увидела в то время, убедила меня, что, несмотря ни на какое утомление и напряжение, я никогда не прибегну к наркотикам: ведь я так любила и уважала этих людей, а они еле разговаривали, каждый в своем собственном мире.

 

1 июля, в день приезда Джессики Хоппер, «Hоle» проводила концерт в Сиэтле в клубе «Офф-рамп». В тат же день в «Сиэтл тайме» вышла история ареста Курта. Кортни была в сваей лучшей форме - пленительна, саркастична, вступала в перебранки, играла песни из «Live Through This» – в том числе «Doll Parts» на акустической гитаре[346] – и упоминала газетную статью, говоря: «Думаете, мой муж – классический любитель отколотить жену? Ну уж нет!» Курт и Крист появились уже после концерта – они ездили на выступление Леонарда Коэна.

– Мы пообщались с дочерью Леонарда Коэна, Лоркой, после его концерта в Сиэтле, – говорит Эрни Бейли. – Она оказалась очень милой.

– Кали встретил меня в аэропорту, – вспоминает Джессика. – Мы заходим поесть, немного тусуемся, она отвозит меня домой и уезжает по делам. Потом они с Куртом едут на Леонарда Коэна. По пути на концерт Курт отвозит меня и Кортни в Кэпитал-хилл к Кэт [Бьелланд] и Стю [Спазм, солист «Lubricated Goat»[347]]. Кэт та нет, впрочем, она меня все равно ненавидит, и дверь открывает потный-потный Стю в яркой ковбойке. Тут же я думаю: «Ага, понятно: поручение…» Меня оставляют в гостиной и говорят, что дел займет всего несколько минут.

Двадцать минут спустя я все еще сижу там и читаю журнал, и слышу, как в кухне творится что-то странное. Меня зовут туда: Курт сидит на невидимом стуле и явно не в себе. У Кортни тем временем вспухла рука, она вся пошла пятнами и побледнела – так бывает, когда в кровь попадает вата, – она в жутком беспорядке и на грани паники. Стю потеет, под кайфом и в ужасе одновременно. Все они понимают, что находятся не в той форме, когда можно показаться на людях, и им нужна моя помощь.

Я сама в некоторой панике. Мне говорят, что я должна о них позаботиться и довезти до концерта, хотя я еще никогда не водила автомобили с ручной коробкой передач. Курт говорит: «Я тебя научу». Выбежав, я принимаюсь звонить с каждого телефона-автомата домой, надеясь, что Кали меня выручит. Как ни странно, в одной из очередей за мной стоял Марк Арм …

На обратном пути я плакала и очень нервничала, но наконец поймала Кали, он приехал и все исправил. Это был мой первый день в Сиэтле с ними.

 

1 июля «TimjKerr records» выпустил ограниченным тиражом «Его называли "священник"» – 10-дюймовую пластинку. На ней был записан монолог Уильяма С. Берроуза под гитару Курта. Это был односторонний сингл с автографами обоих исполнителей на другой стороне. Берроуз был для Курта своего рода наставником, музыкант даже предлагал этому мятежнику сняться в клипе на «Heart-Shape Box». Сложно говорить, насколько позитивную роль сыграл для Курта Берроуз: воспевая наркотики и друзей-наркоманов, он сделал героин привлекательным в глазах певца – к несчастью, подобное случается и в наши дни, когда упоминается пристрастие к наркотикам Курта. Однако запись была отличной. Гитарная партия была взята с сессий на студии «Loundry Room» в ноябре 1992 года.

– Наверное, Курт был очень польщен тем, что смог поработать с Берроузом, – комментирует Эрни. – Это был его герой.

Через три дня Дэйв Грол на время воссоединился со «Scream» и поехал с ними в турне по США из 10 концертов. «Dischord» выпустил каталог «Scream» на CD. «Лос-Анджелес тайм» так писала о последнем концерте: «Дэйв Грол перегрузил обычный панкроковый ритм ураганом барабанных дробей и парадидлей». Да уж.

Держа в уме склонность «Scream» к распадам и возрождениям в зависимости от того, как складываются отношения между участниками группы, было соблазнительно рассматривать это как продолжение карьеры столичной группы. Грол отдалился от лагеря «Nirvana»: они с Кортни здорово поскандалили при записи «In Utero», группа в первой половине 1993 года сыграла только раз, к тому же Дэйв пытался выпустить на детройтском лейбле кое-что из своих записей в «Loundry Room».

– Дэйв никогда не приходил в этот дом, – говорит Кали. - Было очевидно, что Дэйв и Крист не любят Кортни, но Крист очень любил Курта и пытался остаться ему другом, не взирая на царящее в доме безумие. Курт относился к Дэйву несколько предвзято, как будто тот все еще новичок.

– Если мы с Куртом куда-то ходили, – продолжает экс-нянька, – например, на концерт Пи Джей Харви, то, значит, Кортни точно не было в городе. А когда ее не было, время шло куда веселее. Я в шутку весь вечер давал автографы от имени Дэйва Грола, потому что у меня были длинные черные волосы. Курт очень нервничал перед концертом Пи Джей Харви [«Under The Rail», Сиэтл, 9 июля], потому что она ему очень нравилась.

Да и всем нам. Первые записи Пи Джей Харви («Dry», «4 Track Demos») характеризуются живостью, злобой и силой. Английской исполнительнице удавалось проникать в самую глубь чувств, притом с той язвительностью, которая защищала ее саму. К тому же Полли – замечательный блюзовый гитарист: песни ее на вид просты, но ритмы оригинальны и очень сложны. Сначала она находилась под влиянием многих блюзовых гитаристов и героев контркультуры, таких как Папи Смит и Ник Кейв (из его образа готического распутника Полли многое почерпнула для себя), но вскоре утвердил ась как равная среди равных.

– Дело было во время турне «Rid Of Me» [третий альбом Пи Джей Харви], и зал был заполнен только наполовину, – продолжает Кали. – Полли была великолепна. Курт хотел попросить ее поехать в турне с «Nirvana». После концерта мы прошли за сцену, и я знаю, чего ему стоило обратиться к ней с просьбой. Она вежливо, но решительно отказала. И благодаря этому, наверное, стала нравиться ему еще сильнее.

– Я слышал, что Кортни очень беспокоилась по поводу интереса Курта к Пи Джей Харви, – комментирует Эрни.

Кортни беспокоилась по поводу любой девушки, к которой Кур испытывал интерес в любом виде, – но тут, надо сказать, Полли как раз подходила под стереотип Олимпии, который нравился Курту: темноволосая, эмоциональная, с перепадами настроения, талантливый музыкант и притом очень умная девушка.

 

17 июля «Nevermind» наконец-то выпал из топ-200 «Биллборда» после 92 недель нахождения в чарте.

Через шесть дней «Nirvana» отыграла второй концерт в сезоне в Нью-Йорке, в «Roseland Ballroom», вмещавшем 4000 зрителей. Это было частью Нового музыкального семинара – ежегодного значимого события в шоу-бизнесе. Вокруг здания змеилась очередь. Пораженные участники семинара, сверкая беджиками, пытались войти: не тут-то было. Внутри группа разогрева, «Jesus Lizard», исполняла свой типичный анархический вуду-блюз: солист Дэвид Йоу прыгнул со сцены еще до того, как прозвучал первый аккорд.

– Зал был большой, там была огороженная полотном VIР-зона, и все мое панковское нутро противилось этому, – замечает немецкий промоутер Кристоф Эллингхаус. – Мне это показалось хамством. В VIР-зоне было полно накачанных гопников, которых Курт боялся, спортивных болельщиков.

– Шоу было закрытое, но о закрытыx шоу обычно знают все, - вспоминает Кали. – Они решили попробовать взять еще одного гитариста [им выступил второй гитарный техник Курта, Большой Джон Данкан] и виолончелистку [Лори Голдстон].

Большой Джон ранее попал в шоу «Тор Of The Pops», сверкнув там ярким ирокезом, – это было в 1980 году, когда он играл на гитаре в типичной панк-группе «The Exploited». Большой Джон - классный парень, телосложением напоминающий бочку; явно не из тех, кого спокойно встретишь в темном переулке, – играл на гитаре и в ужасной шотландской команде «Goodbye Mr. McKenzie» вместе с будущей вокалисткой «Garbage» Ширли Мэнсон.

Лори была настоящей, опытной виолончелисткой, опорой угрюмого сиэтлского «The Black Cat Orchestra», на который большое влияние оказал джаз. «Nirvana» познакомилась с Лори, когда та приняла участие в концерте, посвященном событиям в Сараеве.

Голдстон вспоминает:

– Они сказали, что им нужны виолончелист на турне и запись «МТV Unplugged». Курт хотел расширить спектр инструментов. Он считал свою манеру пения не очень удачной. Полагал, что голос у него пропадает. Поэтому он решил приглушить инструменты и играть причудливую камерную музыку. Хотел еще гобой. Курт был очень проницателен. Он мог обозначить, что играть дальше, просто повернувшись. Он любил говорить кратко. Для меня, выходца с Лонг-Айленда, где все говорят прямо, это был какой-то тайный код.

На первом концерте я очень волновалась и даже начала курить, – продолжает она. – Концерт прошел удачно. Несколько сюрреалистично.

Так все и было. «Nirvana» начала с «Serve The Servants» и «Scentless Apprentice» с «In Utero» – двух песен, незнакомых публике, но полных адреналина – после чего рванула по полной, перейдя на «Breed» и «Lithium». Все как с ума посходили, безудержно и с энтузиазмом подпевая группе. На Курте были темные очки от «Оеуо» и его красный полосатый «шмелиный» свитер – практически тортовая марка. («Но мне обязательно нужно надеть именно его, у меня же фанаты!», - взмолился вокалист, когда Кортни пыталась вразумить его перед концертом.) Крист, в черной рубашке с жестким воротничком и с короткими волосами, выглядел аккуратно и опрятно. Дэйв яростно барабанил, ухмыляясь, как Чеширский кот.

Затем последовала «Rape Me», мучительная и поразительно уместная. Большой Джон вышел на сцену, с длинными волосами и подстриженной светлой бородой, и добавил огня четырем следующим песням: «Aneurysm», «Territorial Pissings», элегического звучания «Heart-Shaped Box» и столь же прекрасной «All Apologies»; размашистая игра Голдстон на виолончели добавляла плотности музыке.

«Бывают звуки, которые берут шоу-бизнес штурмом, – выкрикнул Крист. – И они называются … альтернативный рок!»

После «All Apologies» толпа загудела в ожидании: они были готовы начать танцевать под ту музыку, какую они привыкли слышать и видеть на MTV. Вместо этого они получили … акустическую «Nirvana»! «Nirvana Unplugged». Казалось, что происходит какое-то недоразумение. Кто-то смеялся, кто-то хлопал, кто-то удивительно быстро потерял интерес к происходящему и начал громко разговаривать – не верилось, что это те же дикие фанаты, которые так жаждали увидеть святого Курта Кобейна всего несколькими минутами раньше. Позор: ведь средняя часть получилась трогательной и одновременно являлась смелым экспериментом со стороны Курта для улучшения звучания группы.

– Никто не врубился, ведь первая часть концерта была настолько мощной, - предполагает Эрни. – Казалось, Крист вознесся над землей. Я и представить себе не мог, насколько здорово может звучать ритм-секция. Окончание же вышло смазанным, хотя бы потому, что я слышал, как во время акустического сета люди разговаривали. Не могу сказать, отвлеклись они или напугались. В нише у боковой стены толпилось множество деятелей шоу-бизнеса, и казалось, что шум исходил oттудa, по крайней мере частично.[348]

И тут... «Nirvana» оборвала выступление, собрала инструменты и покинула сцену. Они просто ушли. Никто не знал, что теперь делать. Никто не хлопал, не-кричал. Молчание. Даже разговоры прекратились. Вдруг группа вернулась, чтобы небрежно пробежаться по «Smells Like Teen Spirit», и Курт упал на колени перед пультом.

После этого настроение за сценой было cтpaннo сдержанным. На то были причины: как Кортни объяснила мне, выцепив меня перед концертом из заполнявшейся народом VIР-зоны, где я тусовался с «Sonic Youth», Беком, «The Beastie Boys», «Girls Against Boys», «Urge Overkill», «Babes In Toyland», «Melvins» … (и это только те, кто со мной еще разговаривал!) – всего за несколько часов до выхода «Nirvana» она обнаружила своего мужа бездыханным на полу их гостиничного номера.

– Приехал в Нью-Йорк – значит, приехал в гостиницу, – говорит Кали. – Конечно, все наркоманы хотят достать героин. Известно, что в Нью-Йорке героин белый, в отличие от бурого на Западном побережье. Тут он цвета дегтя, а на Восточном побережье фарфоровой белизны. Если вы наркоман с Востока и употребляете все время черный, то белый героин почти не окажет на вас воздействия. Белый более безобиден. Это не та липкая штука, которую приходится долго обрабатывать. Он продается в симпатичных маленьких пакетиках.

Все наши гостиничные номера были на одном этаже, но, наверное, через добрых восемь-девять дверей друг от друга. В день концерта я услышал, как Кортни зовет меня через весь этаж. Я промчался по коридору, открыл дверь, а Курт лежит на полу в трусах с иглой в руке, и глаза у него широко открытые, и он не дышит. Как хорошо известно, он был довольно щуплым, так что я вынул у него из руки иглу, поднял с пола и начал бить в грудь, прямо в область грудины, и как можно сильнее. После второго-третьего удара из него вышел весь воздух и он начал снова дышать. Он закрыл глаза, потом вновь открыл их и огляделся в недоумении. Крики взбудоражили множество людей на этаже, к нам бежали другие с вопросами «Что происходит?». Появилась охрана. Я сказал: «Давай его оденем». Курт спросил, в чем дело, и Кортни ответила: «Ты был мертв, ты был мертв!» Я провел его мимо всех, запихал немного еды, и мы прогулялись по Таймс-сквер. Потом я был просто в ужасе. Я совершенно не разбираюсь в кардиостимуляции, так что просто чудо, что я ударил его в нужную точку.

я: Это особенно интересно, потому что Антона Брукса поразили ваши с Кортни действия – как у «опытных санитаров». У него сложилось впечатление, что ты очень часто этим занимаешься.

– Если все время употреблять тяжелые наркотики, в итоге придется это делать довольно часто, – поясняет Кали. – Под «часто» я имею в виду раз в месяц. И я не только про Курта, могу насчитать человек восемь-девять, которым мне приходилось это проделывать. Раз уж я «опытный санитар», то всегда сравниваю это с тем, что человек обретает сверхъестественную силу, если на него летит автомобиль. Адреналин зашкаливает, бояться нет времени. В голове мель-кают образы. Образ твоего друга, который лежит в одних трусах с иглой в руке и открытыми закатившимися глазами и не дышит, словно вспышка запечатлен 8 душе. В тот же вечер Курт играл концерт перед множеством людей, и это была отличная работа, но я все время думал: «Он был мертв четыре часа назад, и никто из этих людей ничего об этом не знает». Это было ужасно. Думаю, он и сам испугался.

Через пару недель после Нового музыкального семинара «Nirvana» сыграла еще один закрытый концерт. На сей раз это было благотворительное мероприятие в поддержку Фонда расследования убийства Мии Запаты, в Кинг-театре, в Сиэтле, б августа. Также играли Тэд и бывшая группа Патти Шемель, «Kill Sybil». Запата была популярной местной певицей с потрясающе эмоциональным голосом, которая возглавляла местную панк-группу «The Gits» и была найдена изнасилованной и задушенной в центре Сиэтла ранним утром 7 июля.

– «Nirvana» стала хедлайнером в последний момент, – вспоминает Джиллиан Дж. Гаар. – И поэтому никто не был уверен в том, что они и впрямь будут выступать. Они начали с «Seasons In The Sun». Голос Курта звучал скрипуче и жестко, так и прошла вся песня. Было круто.

За сценой состоял ась крупная потасовка между Кортни и женой Тэда, Барбарой Беймер – по сплетням, размерами она не уступала самому Тэду Дойлу.

– С ней Кортни точно не стоило связываться, – комментирует Пейдж Хэмилтон. – Она разбила ее по всем статьям.

– Можно с уверенностью сказать, что большинство тех, кто долго жил в Сиэтле, не любили Кортни, - мудро вещает Кали.

я: Кали, по-моему, это и так не тайна.

– Это Кортни не терпит побоев, – предполагает он. – Думаю, Курт очень рассердился на Тэда из-за этого. Как муж, который защищает свою побитую жену.

я: По крайней мере, он говорил мне, что Тэда приглашали играть в турне «In Utero», но после этого инцидента все было отменено. Помню, как Курт сказал: «Что поделать? Тэд мой друг, но его жена напала на мою. Не игнорировать же это?»

– Это была такая неохотная ярость, типа «от меня ждут, что я вступлюсь за свою жену», так ведь? – спрашивает Кали. – Даже если он знает, что та неправа. Наверное, она сама нарвалась. Когда живешь с человеком, которого ненавидят все твои друзья, это не очень-то приятно. Ты хочешь, чтобы друзья оставались друзьями, но если они охаивают твою жену, то приходится что-то делать. Это стало еще одной причиной его одиночества.

 

---

Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 250; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!