МОЖЕТ БЫТЬ, БАБОЧКИ ОКРАШЕНЫ ДЛЯ ТОГО ЧТОБЫ НАХОДИТЬ ДРУГ ДРУГА НА РАССТОЯНИИ? ИЛИ ЭТО РЕЗУЛЬТАТ ПОЛОВОГО ОТБОРА?

 

Подобные предположения являются уже более наивными, чем «гипотеза несъедобности». Во-первых, потому, что такие гипотезы не универсальны. Ведь яркими (а нередко еще и «сложно-узорчатыми») являются не только дневные, но и множество сумеречных и ночных бабочек, которые из-за этого физически не имеют возможности разыскивать половых партнёров, ориентируясь на зрение (см. ниже). Такие бабочки ищут партнера по запаху.Запаховые сигналы в половом поведении бабочек вообще используются очень широко (даже дневными бабочками).

Кроме того, как мы уже видели, белыми могут быть и дневные плохо летающие бабочки, которые в силу этой особенности могут встретиться со своим половым партнёром лишь «в упор» (или почти в упор), когда цветовые особенности окраски уже не так важны. Например, неоднократно помянутая нами горошковая беляночка летает весьма неторопливо, что приводит к тому, что эти бабочки сталкиваются друг с другом на таком близком расстоянии, где они уже могут, в принципе, иметь вообще любую окраску – хоть белую, хоть бурую, хоть черно-бурую. Тем не менее, они почему-то остаются белыми. Видимо, действительно, не хотят оставлять птиц без еды?

В качестве наглядной иллюстрации, насколько бабочкам на самом деле «важна» окраска для поиска партнера, здесь будет очень поучительно привести ещё одну интересную бабочку (Рис. 50):

 

Рисунок 50. Вверху слева – опять березовая пяденица (для сравнения). Остальные бабочки - это непарный шелкопряд (Lymantria dispar).

 

В верхней левой части рисунка показана всё та же (уже знакомая нам) березовая пяденица, в качестве молчаливого напоминания, в каком направлении должен идти естественный отбор бабочек, и с какой скоростью.

А на всех остальных фотографиях показана не менее известная бабочка – это непарный шелкопряд (Lymantria dispar), знаменитый вредитель лесов и парков. Непарный шелкопряд интересен многими своими особенностями.

Во-первых, он знаменит периодическими массовыми вспышками численности, в ходе которых его гусеницы могут уничтожать всю листву на многих гектарах леса, в результате чего деревья погибают. Зато между вспышками эта бабочка ведёт вполне «добропорядочный» образ жизни, ничем не выделяясь (в отношении численности) из множества других бабочек. И даже может впадать в долгие периоды глубокой депрессии численности, когда этих бабочек становится совсем мало (см. напр., Семевский, 1964). Понятно, что в такие периоды (нормальной и низкой численности) хищничество становится важным фактором для выживания этой бабочки.[138]

Во-вторых, непарный шелкопряд назван непарным потому, что самец и самка имеют резкие отличия друг от друга. Можно подумать, что это два разных вида. Самец непарного шелкопряда окрашен покровительственно. В нижнем ряду на рисунке 50 все представленные изображения содержат одновременно и самцов, и самок этих бабочек. Однако самец имеет буро-коричневую окраску, поэтому на фоне ярко-белой самки он совсем теряется, и его можно просто не заметить. В качестве помощи, внизу справа я даже показал красной стрелкой на самца, прицепившегося к самке сбоку.

Самка же имеет ярко-белую окраску (или грязно-белую, или желтовато-белую). В результате, самки резко выделяются на стволе практически любого дерева (даже с относительно далекого расстояния), где они всё время сидят, в ожидании самцов. И судя по окраске, еще и в ожидании птиц?

В этом отношении непарный шелкопряд – уникальная бабочка. Потому что у подавляющего большинства тех бабочек, которые имеют покровительственную (защитную) окраску тела, такую окраску имеют или сразу оба пола, или же покровительственную окраску имеет самка, а самец – яркую. Но у непарного шелкопряда почему-то всё наоборот.

Многие писатели-фантасты, пардон, верующие дарвинисты, считают, что когда самка имеет покровительственную окраску, а самец этой же бабочки имеет яркую окраску, то это объясняется пресловутым половым отбором (у бабочек!). Рассуждения при этом делаются примерно такие. Поскольку именно самка откладывает яйца, то она является более ценной для продолжения рода, чем самец. Это касается тех видов, у которых единственный самец может спариться сразу с несколькими самками. В этой ситуации получается избыток самцов и, соответственно, дефицит самок. В результате чего «ценность» самца снижается. Согласно печально знаменитой теории полового отбора, в таких условиях может начаться отбор в сторону ярких самцов (даже вопреки хищническому давлению), если эта яркость даёт самцу существенное преимущество в «завоевании» самки. Таким образом, теория полового отбора объясняет нам, почему у многих видов бабочек самка окрашена покровительственно, в то время как самец «блистает всеми цветами радуги».

Например, если мы видим, что у голубянки красивой (Polyommatus bellargus) самец (на верхней стороне тела) щеголяет изумительными переливами синего цвета, в то время как самка окрашена весьма скромно - в шоколадно-серые цвета, то мы делаем вывод, что здесь во всем виноват именно половой отбор. Что это именно придирчивые самки голубянок отобрали столь эстетичную окраску своим самцам (Рис. 51):

 

 

Рисунок 51. Слева самец голубянки красивой (Polyommatus bellargus). Справа самка этого же вида.[139]

 

При этом писатели-фантасты, рассказывающие о замечательных дизайнерских (!) способностях самок голубянок, почему-то забывают рассказать своим читателям заодно и о том, что бабочки, вообще-то, плохо видят. С нашей (человеческой) точки зрения, бабочки – это такие «полуслепые кроты», которые, во-первых, вообще видят только на очень небольшом расстоянии, а во-вторых, плохо различают детали и форму изображения. Причем способность различать детали и форму падает не постепенно, а очень резко по мере удаления объекта от бабочки. То есть, бабочки очень близоруки.

Насекомые вообще, в целом, весьма близоруки. Острота их зрения (и в смысле разрешающей способности, и в смысле дальности восприятия изображения), намного хуже, чем у позвоночных животных. Причем это является неизбежным физическим следствием самой специфики устройства сложного глаза насекомого (Land, 1997).

Наилучшим зрением среди насекомых обладают некоторые хищные насекомые, например, стрекозы (Land, 1997). А жуки, бабочки, или, например, пчелы являются далеко не самыми «глазастыми» насекомыми. Их острота зрения хуже, чем у нас на 1-2 порядка (в зависимости от конкретного вида).

Для того чтобы Вы получили примерное представление о зрении бабочек, удобно использовать следующий рисунок (Рис. 52):

 

 

Рисунок 52. Внизу справа – исходное изображение бабочки (Speyeria cybele), которое видим мы (люди) с того расстояния, с которого Вы сейчас захотите его увидеть. Внизу слева – изображение этой же бабочки глазами другой бабочки с расстояния 7 сантиметров. Вверху справа большое изображение – это опять глазами этой же бабочки, но уже с расстояния целых 18 сантиметров. Более мелкие изображения вверху слева показывают, как видит бабочка этот же объект при его удалении на расстояние: 38 см, 71 см, 1.2 м, 2.1 м, 4.3 м. Рисунок создан проф. H.S. Horn (Dept. of Ecology & Evolutionary Biology) для ежегодного конкурса «Art of Science» в Принстонском университе ( США ), 2011 год .

 

Обратите внимание, насколько расплывчатым получается видение глазами бабочки. Детали исходного изображения расплываются уже на расстоянии 7 см. Многие тонкие детали рисунка вообще не видны уже на этом расстоянии. А на расстоянии 18 см практически полностью расплываются даже крупные детали узора. О дальнейшем увеличении расстояния и говорить нечего.

Таким образом, если Вы где-нибудь услышите, как очередной фантазёр (из числа верующих дарвинистов) рассуждает о появлении сложнейших узоров на крыльях многих бабочек в результате полового отбора, то просто помните, что это примерно всё равно, как если бы Вы предложили европейскому кроту заняться выбором узора для вышивания.

Например, вот такого (Рис. 53):

 

 

Рисунок 53. Пример бабочки, обладающей настолько тонкими и разнообразными деталями на крыльях, что все эти подробности вряд ли могут быть оценены другой такой же бабочкой в принципе (из-за чисто физических ограничений их зрения).

Понятно, что я сейчас немного утрирую. Реальная картина, конечно, несколько сложнее. На самом деле, бабочек в природе очень много разных видов. И понятно, что какие-то из них видят лучше, чем другие. Некоторые бабочки, отличающиеся особой зоркостью, способны визуально реагировать на объекты, удаленные от них на расстояние аж в несколько метров! А отдельные виды бабочек (подумать только!) даже могут реагировать на тот цвет, который является преобладающим в окраске их вида.

Впрочем, преобладающий цвет достаточно хорошо виден и на приведенном выше рисунке. Но дело в том, что в соответствующих исследованиях многие виды бабочек ведут себя так, как-будто они вообще не способны различить даже основной цвет объекта (см. ниже). То есть, значительная часть (исследованных) видов бабочек на практике не реагирует ни на разницу в деталях, ни на разницу в форме, ни даже на разницу в цвете тех объектов, которые им предлагают в качестве «самца» или «самки» даже с близкого расстояния. Хотя теоретически, цвета различать бабочки вполне способны (соответствующие чувствительные пигменты в их глазах имеются). Видимо, для таких бабочек подавляющее значение имеет запах полового партнера. И вот запах полового партнера (который заключается в специально выделяемых феромонах) бабочки чувствуют очень даже хорошо.

Кроме того, вероятно, важную роль играют особенности специфических движений во время ухаживания на близком расстоянии. Потому что как раз движения объекта - глаз насекомого фиксирует во много раз лучше, чем тонкие детали этого объекта.

ЗАГАДКА ЗА ЗАГАДКОЙ

 

И это я Вам сейчас показал мир глазами дневной бабочки, которая, в общем-то, неплохо видит (для бабочки). Как уже было сказано, некоторые особо зоркие дневные бабочки могут реагировать (например, различать силуэты крупных объектов) с расстояния в несколько метров. Но ведь есть и другие виды бабочек, зрение которых гораздо хуже. Тем не менее, многие из таких бабочек тоже имеют весьма тонкие узоры на крыльях.

Меньшая острота зрения у ночных бабочек – это почти неизбежное следствие из законов оптики. То, насколько хорошо мы видим какой-либо объект (на определенном расстоянии), грубо говоря, обеспечивается свойствами этого объекта, наших глаз и окружающих условий. Это, во-первых, контрастность этого объекта на окружающем фоне. Во-вторых, способность наших глаз различать эту контрастность, и еще способность различать мелкие детали изображения (то есть, разрешающая способность наших глаз). Причем, чем менее контрастно изображение, тем менее мы способны различать детали этого изображения.[140]

И наконец, огромную роль играет яркость освещения. Зависимость здесь такая - чем сильнее снижается интенсивность окружающего света, тем более контрастным (на окружающем фоне) должен быть объект, чтобы мы продолжали его видеть. А малоконтрастные объекты (или детали изображения) становятся вообще «невидимыми». И еще одна зависимость - чем сильнее падает освещенность, тем хуже становится разрешающая способность наших глаз.

Ночью интенсивность освещения падает на много порядков. Например, уровень освещенности в ясную ночь в полнолуние падает на 5-6 порядков по сравнению с ясным солнечным днем. Если же ночь ясна, но луны на небе нет, то освещенность падает еще в 100 раз. Если же ночное небо еще и затянуто сплошными облаками, тогда уровень освещенности падает еще примерно в 10 раз. И наконец, если бабочка, ищущая другую бабочку, находится в это время под густым растительным покровом (например, в нижнем ярусе леса), то уровень освещенности может упасть еще в 100 раз. Таким образом, в наиболее тяжелых случаях освещенность ночью может упасть на 11 порядков по сравнению с ярким солнечным днем (Warrant & Dacke, 2010).

Понятно, что разрешающая способность зрения (способность видеть мелкие детали), а также способность различать разные степени контраста – в ночных условиях должна существенно снижаться по сравнению с ясным днем. Но разрешающая способность даже у дневных бабочек – оставляет желать много лучшего. Тогда что же говорить о ночных бабочках?

Тем не менее, мы смотрим на целый ряд видов ночных бабочек, и видим вот что (Рис. 54):

 

 

Рисунок 54. Слева вверху пяденица великолепная (Iotaphora admirabilis). Справа вверху другая бабочка из этого же рода (Iotaphora iridicolor). Слева внизу крупным планом показаны мелкие детали окраски бабочки I. a dmirabilis – тонкие линии переходов между разными цветами (близкими по контрасту). Справа внизу показаны различия между деталями окраски заднего края задних крыльев I. admirabilis и I. iridicolor .

 

То есть, нашему взору открываются очень тонкие детали узора на крыльях двух близких видов бабочек. Например, мы видим близко расположенные тонкие параллельные полосы черного цвета на краях крыльев обоих видов бабочек. Эти тонкие полоски, по сути, представляют собой готовый тест на разрешающую способность зрения. Этот тест, наверное, с треском провалят даже дневные бабочки при дневном свете (см. выше). А уж про ночных бабочек в ночном свете здесь и говорить нечего. То же самое наблюдается и в отношении контрастности изображения. Мы видим тонкие переходы между весьма близкими цветами, что приводит к низкой контрастности подобных переходов (от сине-зеленых к желто-зеленым, или от зеленых к желтым, или от желтых к белым). Такие тонкие вещи вряд ли смогут различить в ночном свете даже животные с высокой разрешающей способностью глаз. Понятно, что с разрешающей способностью глаза насекомого – это сделать вообще невозможно.

Обращает на себя внимание еще одна интересная подробность. Приведенные виды бабочек различаются между собой очень тонкими деталями. Обратите внимание – у I. admirabilis параллельные черные полоски имеют примерно одинаковую длину вдоль всего края крыльев. А у I. iridicolor такие полоски, в основном, чередуются между собой в определенном порядке – между двумя длинными полосками находится одна более короткая (по всему краю крыльев). Интересно, кто следит за такими подробностями узоров? Понятно, что не сами бабочки. Они просто физически не способны на такие визуальные подвиги. И в борьбе за выживание этот признак тоже вряд ли пригождается (т.е. он почти наверняка биологически нейтрален). Так кто же заботится о сохранении этих характерных признаков по всему ареалу распространения разных популяций этих двух видов бабочек?

На мой взгляд, то, что мы с Вами сейчас разобрали – это прямой приговор «теории полового отбора» в отношении бабочек. Здесь верующим дарвинистам, чтобы спасти их дарвинизм, нужно срочно запихивать свой половой отбор куда-нибудь подальше. И экстренно «доставать из широких штанин» (С) версию о том, что все эти подробности узоров «просто так случайно получились».

Но и эта версия не слишком удовлетворяет некоторых биологов. Например, автор сравнительно недавнего обзора, посвященного «глазкам» на крыльях бабочек, тоже удивляется озвученному обстоятельству (Kodandaramaiah, 2011). Он отмечает, что разнообразие «глазков» на крыльях бабочек – просто потрясающе (особенно в некоторых семействах и родах). Но при этом, разные виды бабочек четко различаются такими признаками.[141] Автор обзора недоумевает, какая сила может поддерживать все эти различия. Если такое разнообразие - «дело рук» чисто случайных эволюционных сил (мутации, дрейф генов, эффект основателя), тогда такие признаки должны демонстрировать соответствующую изменчивость. Но автор обзора отмечает, что собранные коллекции насекомых демонстрируют высокую устойчивость подобных признаков (мелких, но видоспецифичных) как в пространстве, так и во времени (Kodandaramaiah, 2011). В конечном итоге автор обзора заключает, что для объяснения этого удивительного феномена «нужны будущие исследования».[142]

Причем этот феномен совсем не ограничивается только одними бабочками. То же самое можно сказать и про огромное число других биологических видов. Вот как (о том же самом) высказался когда-то знаменитый российский биолог С.С. Четвериков (Четвериков, 1983):

 

Систематика знает тысячи примеров, где виды различаются не адаптивными, а безразличными в биологическом смысле признаками, и стараться подыскивать им всем адаптивное значение является столь же мало производительной, как и неблагодарной работой, где подчас не знаешь, чему больше удивляться: бесконечному ли остроумию самих авторов или их вере в неограниченную наивность читателей.

 

Итак, наблюдаемую устойчивость (видоспецифичность) нейтральных биологических признаков при одновременном поразительном разнообразии таких признаков – дарвинизм объясняет не слишком убедительно. Такое разнообразие в рамках дарвинизма можно объяснить только тем, что «просто так случайно получилось». Но тогда непонятно, почему эти признаки воспроизводятся (биологическими видами) во времени и пространстве так устойчиво, что это даже позволяет систематикам использовать такие особенности в качестве диагностических признаков вида.[143] Ведь в рамках современной теории эволюции, нейтральные биологические признаки должны совершенно свободно изменяться от популяции к популяции, ограничиваясь лишь частотой случайных мутаций (по соответствующим локусам).

Таким образом, объяснение устойчивости даже нейтральных биологических признаков уже вызывает определенные затруднения.

Но как быть в тех случаях, когда окраска явно вредна? Когда окраска слишком заметна для дневных птиц? Например, на приведенном выше рисунке, окраску одной из двух рассмотренных бабочек - вряд ли можно назвать покровительственной. Длинные и яркие цветные полосы, скорее, привлекают внимание и демаскируют, чем скрывают эту бабочку. И что теперь делать? Засовывать версию со «случайной игрой природы» обратно, и снова доставать «половой отбор» (у полуслепых бабочек)?

Наконец, следует отметить, что довольно часто крылья бабочек имеют сложные и одновременно яркие (!) узоры с обеих сторон крыльев. А это значит, что если придерживаться гипотезы полового отбора, то нам придётся предположить, что в ходе этого полового отбора одна бабочка вертится перед другой, как перед зеркалом, демонстрируя то нижнюю часть своего рисунка, то верхнюю (на крайне близком расстоянии). А вторая бабочка всё это хорошо запоминает (или даже записывает). И потом выносит свой суровый вердикт.

Ну а если серьезно, то большинство энтомологов сходятся во мнении, что те яркие, красивые и потрясающе разнообразные узоры, которые демонстрируют нам тысячи видов бабочек… на самом деле, не используются для взаимодействия этих бабочек друг с другом. Следовательно, «теория полового отбора» в отношении бабочек «пролетает, как фанера над Парижем» (С).

Впрочем, отдельные специалисты так не считают. И периодически удивляют мир научными сообщениями о великих подвигах бабочек на ниве полового отбора. Чтобы читатель понял, над чем я сейчас пытаюсь иронизировать, мне необходимо привести конкретные примеры.

       Известно, что биологи давно хотят решить проблему наличия «глазков» на крыльях бабочек. Многие виды бабочек имеют на своих крыльях специфические круглые изображения, которые можно назвать «глазками». И вот биологи гадают, зачем эти глазки нужны бабочкам. Одна из наиболее популярных гипотез предполагает, что «глазки» нужны бабочкам для отпугивания хищников. Но проблема не решается так просто. Дело в том, что разнообразие «глазков» на крыльях бабочек – огромно. Их размер, число, цвет и расположение варьируют на крыльях разных видов почти бесконечным образом. Например, далеко не все «глазки» имеют большой размер, или сходство с глазами. У многих видов бабочек на крыльях расположены глазки маленького размера, которые вряд ли кого-нибудь испугают. Глазки могут быть разного цвета. Или наоборот, одинакового. Глазки бывают яркими, красочными и броскими… или не очень броскими (или даже совсем не броскими). Глазки могут быть расположены как на верхней, так и на нижней стороне крыльев бабочки. Они могут быть как единичными, так и многочисленными. Выстраиваясь при этом в определенные узоры, или не выстраиваясь.[144]

Поэтому имеются и другие гипотезы причин наличия глазков у бабочек. Например, еще одна гипотеза предполагает, что глазки нужны для того, чтобы отвлекать внимание птиц от жизненно важных частей тела бабочки. Ну и, конечно, версии полового отбора в отношении глазков тоже высказываются - что глазки могут быть задействованы в половых предпочтениях бабочек.

В связи с этим, разными авторами были выполнены целые серии исследований, посвященных изучению возможной роли глазков на крыльях бабочек. В ходе этих исследований были получены столь разнообразные результаты, что всю эту «эпопею» я опишу ниже в специальном разделе (для интересующихся). А сейчас расскажу только о двух конкретных исследованиях, которые имеют отношение к версии «полового отбора».

       Итак, в одной из работ (Breuker & Brakefield, 2002) авторы исследовали половые предпочтения самок дневных бабочек Bicyclus anynana в отношении «глазков» на крыльях их самцов. И у этих авторов получилось, что самки этих бабочек, оказывается, предпочитают таких самцов, у которых дорсальные («спинные») глазки на передних крыльях - больше, чем у других самцов.

При этом у бабочек этого вида имеются и другие, очень похожие глазки еще и на нижней стороне переднего крыла. Более того, на нижней стороне задних крыльев у этих же бабочек находится вообще целая серия глазков, тянущихся вдоль всего заднего крыла (Рис. 55):

 

 

Рисунок 55. Окраска крыльев самцов и самок Bicyclus anynana на дорсальной и вентральной стороне, и в зависимости от сезона года (эти бабочки образуют разные формы, различающиеся по окраске во время влажного и сухого сезона). Изображение взято из работы (San Martin et al., 2011).

 

В связи с этим, объяснять наличие только «спинных» глазков, и только на передних крыльях результатом полового отбора, при наличии множества практически таких же глазков еще и на нижней стороне обоих крыльев – такой подход, кажется, выглядит немного однобоким. Однако это обстоятельство авторов не смутило.

Более того, даже сами дорсальные «глазки» (предполагаемый предмет воздыханий самок) имеются не только у самцов, но и… у самих самок. Причем даже размер этих глазков у самок этого вида ничуть не меньше, чем у самцов (Breuker & Brakefield, 2002). Спрашивается, что это за «половой отбор» такой, в результате которого отбираемый признак ничуть не усиливается?

Тем не менее, исследователи всё-таки постановили, что самки Bicyclus anynana выбирают самцов, ориентируясь именно на большой размер «спинных» глазков.[145]

Таким образом, у этих исследователей получилось, что бабочки – это весьма зоркие «товарищи», которые вполне способны придирчиво оценить даже такие мелкие детали, как относительный размер глазков на верхней стороне крыльев (Рис. 56):

 

 

Рисунок 56. То, размер чего оценивают самки бабочек Bicyclus anynana у своих самцов, по мнению исследователей в работе (Breuker & Brakefield, 2002). Объект оценки обведен красной рамкой.

 

Видимо, разницу между размерами этих глазков у своих самцов самки измеряют штангенциркулем?

Впрочем, авторы самой работы в определенных местах статьи предпочли говорить о своих результатах в «вероятностном» наклонении. Дело в том, что попутно авторы проверяли, предпочитают ли самки, чтобы озвученные «глазки» на крыльях самцов были еще и симметричными. Для этого они произвели с самцами соответствующие модификации (Рис. 57):

 

 

Рисунок 57. (а) – Самцы, куколки которых исследователи кололи (иглой) в других местах, а не в районе будущих глазков. (b) - Самцы, куколки которых исследователи кололи только в одно крыло в том месте, где должен был развиться глазок, повреждая будущий глазок. В результате получились самцы с ассиметричными глазками (на левом или правом крыле). (с) - Самцы, у которых исследователи повреждали глазки на обоих крыльях. Рисунок из работы (Breuker & Brakefield, 2002).

 

И у авторов неожиданно (для них) получилось, что самки совершенно не реагируют на то, что один глазок у самца нормального размера, а другой глазок – является крошечным (Рис. 57б). В связи с этим авторы написали:

 

…После того, как самец находит самку, он располагается под углом по отношению к ней. Он открывает и закрывает свои крылья на высокой скорости в течение некоторого времени, в «мерцающем» поведении, тем самым выставляя спинную поверхность своих крыльев. Самка, видимо, в этот момент имеет возможность наблюдать глазки. Однако сомнительно, будет ли она в состоянии надежно оценить различия в размере между левой и правой стороной мужского «мерцания» на высокой скорости, да еще и при условии, что самец находится под углом к ней.

То есть, по мнению авторов, бабочка, рассматривающая глазок на одном крыле самца, уже вряд ли в состоянии оценить глазок… на другом крыле этого же самца. Вот такая вот она, «зоркость» дневных бабочек, придирчиво отбирающих узоры своим самцам в ходе полового отбора (по мнению верующих дарвинистов).

От себя добавлю, что это действительно очень сомнительно. Более того, весьма сомнительно даже то, что самка вообще оценивает эти глазки. Потому что с такой низкой разрешающей способностью зрения, которую имеют бабочки, подобные «подвиги зоркости» вообще сомнительны. Даже при том, что разница в размерах глазков конкретно в этом исследовании получилась очень значительной. Но эта разница заметна нам (людям). А для бабочек, скорее всего, картинка выглядит совсем иначе – искусственно полученный исследователями более мелкий «глазок» они вообще вряд ли видят. То есть, из сравнения изображений (а) и (с) на рисунке 57 можно сделать вывод, что в этом исследовании оценивалась, скорее, не способность бабочек различать глазки разных размеров, а способность бабочки просто увидеть присутствие (нормального) глазка, отличив его от его отсутствия.

 

Однако более позднее исследование, выполненное коллективом уже других авторов (Robertson & Monteiro, 2005), пошло еще дальше. Экспериментируя с самками бабочек этого же вида (Bicyclus anynana), это исследование не смогло воспроизвести результаты предыдущей работы. То есть, в этом исследовании не получилось, что самки выбирают самцов с более крупными глазками на верхней стороне передних крыльев самца.

Зато в этом исследовании (Robertson & Monteiro, 2005) авторы предложили уже свой вариант половых предпочтений самок (естественно, с соответствующей подтверждающей статистикой). Оказывается, самки бабочек данного вида предпочитают таких самцов, которые имеют белую точку определенного размера (не слишком большого но и не слишком маленького), которая расположена уже внутри обсуждаемого глазка на верхней стороне передних крыльев самца. Да-да, именно размер этой белой точки[146] внутри дорсального глазка на верхней стороне передних крыльев самца, оказывается, статистически значимо влияет на выбор самки (Рис. 58):

 

Рисунок 58. То, размер чего оценивают самки бабочек Bicyclus anynana у своих самцов, по мнению исследователей в работе (Robertson & Monteiro, 2005). Объект оценки обведен красной рамкой. Этим объектом является белая точка внутри дорсального «глазка» бабочки.

           

Согласно (Robertson & Monteiro, 2005), самки Bicyclus anynana предпочитают таких самцов, у которых эта белая точка (в ультрафиолете) имеет или маленький, или средний размер. И отвергают таких самцов, которые либо почти не имеют этой белой точки, либо эта белая точка у них слишком большого размера. Получается, что самки Bicyclus anynana (по мнению авторов этой работы) проводят стабилизирующий отбор своих самцов, жестко следя за тем, чтобы этот признак не изменялся ни в коем случае – чтобы белые точки обязательно были в наличии, но при этом не увеличивались в размерах слишком сильно.

Авторы работы (Robertson & Monteiro, 2005) объясняют несоответствие своих результатов с результатами предыдущей работы тем, что в предыдущей работе исследователи уменьшали размер глазка, искусственно его повреждая. В результате, глазок получался совсем маленьким, настолько, что так необходимая самкам белая точка внутри дорсального глазка могла вообще исчезнуть (или почти исчезнуть). И вот поэтому самки и игнорировали таких самцов (с очень маленькими глазками). А на самом деле, самкам важны не размеры самого глазка, а лишь белые точки внутри этих глазков. Но при этом белые точки не должны быть слишком большими!

В связи с таким «прогрессом» в исследовании половых предпочтений самок бабочек Bicyclus anynana, остаётся только надеяться, что следующее (будущее) исследование не опровергнет результаты уже этого исследования. И не выяснит, что «на самом деле», самки этого вида предпочитают рассматривать (уже под микроскопом) форму отдельных чешуек, из которых сложено это белое пятнышко, которое расположено внутри дорсального глазка на верхней стороне переднего крыла самца бабочки Bicyclus anynana.

Понятно, что это ирония. Намекающая на то, что такие результаты исследований крайне сомнительны. Особенно учитывая низкую разрешающую способность зрения бабочек.

 

Скорее всего, «ларчик открывается» гораздо проще. Дело в том, что у самцов Bicyclus anynana на крыльях обнаружены хорошо развитые пахучие железы, которые источают характерный аромат. В целой серии исследований было установлено (см. например, San Martin et al., 2011), что ухаживание самца этого вида проходит через особую стадию, которую можно назвать «мерцанием». Это когда самец быстро машет крыльями на близком расстоянии перед самкой. Вот во время этого «мерцания» самцы, видимо, и «навевают» на самок свой аромат. И тогда самки и опознают самцов в качестве возможного объекта «женитьбы». Было замечено, что сразу после фазы «мерцания» самки либо принимали ухаживания самцов, либо отвергали их. Более того, оказалось, что по отношению к тем самцам, у которых в ходе эксперимента их пахучие железы блокировались, другие самцы начинали демонстрировать попытки ухаживания, видимо, принимая их за самок (San Martin et al., 2011). Так может быть, в случае бабочек Bicyclus anynana подавляющую роль во взаимодействии полов играет именно запах, а не внешность?

Кроме того, серьезную роль могут играть еще и особенности поведения самца, включающие в себя специфические движения. Потому что, во-первых, для разных видов дневных бабочек были установлены весьма сложные ритуалы ухаживания (которые у бабочек проходят на очень близком расстоянии). А во-вторых, потому что зрение насекомых так устроено, что как раз движения их глаза видят куда лучше, чем мелкие детали изображений.

То есть, скорее всего, здесь важен соответствующий запах и особенности брачного поведения. А какие бы то ни было «глазки» на крыльях бабочек тут вообще ни при чем. Хоть верхние, хоть нижние, хоть на задних крыльях, хоть на передних. Тем более что если опустить одну единственную (пикантную) деталь про «отбор белых пятнышек среднего размера», то так и получится, что внешность самца для самки не играет никакой роли. В цитируемых исследованиях, по сути, получилось, что ни какие-нибудь другие особенности узора дорсальных глазков (кроме белых точек), ни аналогичные детали многочисленных глазков на нижней стороне крыльев, ни, например, общие размеры самцов – не важны для выбора самки.

Более того, в еще более позднем исследовании (Prudic et al., 2011) оказалось, что пресловутые «белые пятнышки» важны самкам этого вида только в определенный период года – во влажный сезон в саванне. А вот самки Bicyclus anynana сухого периода года – уже не обращают внимания на такие мелочи. То есть, они не делают различий между самцами с белыми точками и самцами без белых точек (Prudic et al., 2011; Kodandaramaiah, 2011).[147]

 

Так что, всё, что нам осталось – это теперь дождаться еще одной (четвертой) работы на эту же тему, но уже от полностью независимого коллектива авторов. У которых получится, что самкам Bicyclus anynana - начихать на «белые пятнышки внутри глазков самцов» еще и во влажный период года. И тогда получится, что самкам этого вида бабочек, на самом деле, начихать на «белые точки» вообще круглый год. Более того, тогда можно будет, объединив это исследование с другими работами, сделать общий вывод – самкам бабочек Bicyclus anynana начихать вообще на любые детали внешнего вида их самцов. Но пока такого исследования нет, нам приходится верить в чрезвычайную зоркость самок Bicyclus anynana именно во влажный период года.

 

Впрочем, есть и другие исследования, из которых, в принципе, становится ясно, насколько на самом деле «важны» бабочкам Bicyclus anynana тонкие детали узоров на крыльях их самцов. В ходе целого ряда исследований было установлено, что у этого вида бабочек старые самцы имеют серьезное преимущество перед молодыми самцами в деле спаривания с самками (Fischer et al., 2008; Karl et al., 2013; Karl & Fischer 2013; Kehl et al. 2014). В соответствующих экспериментах старые самцы: 1) спаривались с самками чаще, чем молодые, 2) сам момент спаривания достигался старыми самцами существенно быстрее, чем молодыми (Fischer et al., 2008). Такое преимущество (старых самцов над молодыми) авторы озвученных исследований предпочли объяснить, прежде всего, более высокой активностью и настойчивостью старых самцов в ходе ухаживаний за самками (или конфликтов с другими самцами). Таким образом, самки, в рамках этой версии, не столько выбирают самцов, сколько просто уступают наиболее настойчивым и энергичным кавалерам. Еще раз – именно такую версию авторы данных работ высказывают, как наиболее вероятную. Помимо этой версии, в данных работах проверялась еще и роль возможных различий в составе пахучего феромона (выделяемого старыми и молодыми самцами), может быть, тоже влияющих на выбор самки. Однако это предположение не получило подтверждения в соответствующих исследованиях (Kehl et al. 2014). Что еще больше склонило чашу весов в пользу версии о решающей роли именно энергичности (полового поведения) самцов в деле размножения бабочек этого вида.

А вот версию о «важности узора на крыльях, как предмете выбора самки» - авторы этих работ даже не упоминают (ни разу). Несмотря на то, что ссылаются на некоторые из озвученных выше работ, в разделе «методика». В итоге возникает ощущение, что авторы работ, посвященных вопросу «предпочтения самками белых точек внутри глазков на крыльях самцов» - существуют в какой-то параллельной Вселенной, совершенно независимой от той, в которой проводились исследования, установившие роль энергичности полового поведения самцов. Остаётся только гадать, почему это так. Возможно потому, что авторы тех работ, где была установлена роль энергичности самца, считают версию «выбора узора на крыльях» недостойной даже упоминания?

 

Следует отметить, что одновременно (и уже давно) имеются куда более обширные исследования, которые ясно свидетельствуют в пользу крайне низкой роли внешнего вида бабочек для их взаимодействий друг с другом. Причем на примере близкого вида бабочек.

       Например, вот какие наблюдения за поведением самцов одного из видов бархатниц (Hipparchia semele) приведены в книге «Осы, птицы, люди» (Тинберген, 1970:200). Я сейчас приведу объёмные цитаты, которые рекомендую прочитать внимательно. Потому что трудно найти более обширные исследования полового поведения бабочек, в которых была бы настолько ясно установлена роль визуальных стимулов в половом поведении бабочек:

 

...Таким образом, было ясно, что внезапный полет самца бархатницы вслед за самкой или за бабочкой другого вида представляет собой первую стадию его брачного поведения. По-видимому, появление любой бабочки служило стимулом для брачной погони, и только после приближения к ней какие-то другие стимулы позволяли самцу распознать, имеет он дело с самкой своего вида или нет. Церемониальная демонстрация, вероятно, представляла собой цепь отдельных реакций. В то время нас особенно интересовал анализ стимулирующих ситуаций, вызывающих обособленные реакции, и бархатницы как будто обещали послужить интересным объектом для такого исследования.

Мы, то есть Б. Меус, Л. Берема, покойный В. Вароссьо и я, начали с более подробного изучения брачной погони. Вскоре выяснилось, что она представляет собой реакцию на совершенно неспецифические зрительные стимулы - самцы начинали гнаться за весьма различными объектами. Мы наблюдали, как эта погоня вызывалась 25 различными видами чешуекрылых, среди которых были такие не похожие друг на друга бабочки, как траурницы, перламутровки и дубовые коконопряды. Гонялись они и за другими насекомыми - за жуками-навозниками, осами, различными стрекозами, кобылками, вроде Stenobothrus и Oedipoda, и даже за такими птицами, как большие синицы, зяблики и дрозды дерябы. Эти наблюдения уже показывали, что стимул в данном случае должен быть зрительным - окончательным подтверждением послужили забавные погони самцов бархатницы за собственной тенью.

Мы решили воспользоваться такой их неразборчивостью и поставили систематические эксперименты для пополнения и углубления сведений, собранных с помощью прямых наблюдений. Мы изготовили бумажные модели бабочек и привязали их к прутьям метровой длины. Манипулируя этими «удочками», мы заставляли наши модели «пролетать» метра два по направлению к сидящим самцам бархатниц и проноситься сантиметрах в тридцати от них. Самцы весьма живо реагировали на бумажные модели, и это положило начало исследованиям, которые занимали значительную часть нашего времени...

…В общем и целом мы провели 50000 опытов…

...Первая серия опытов проводилась с целью установить, реагируют ли самцы на детали окраски самки. Мы уже видели, что они охотно преследовали бабочек вроде адмиралов, которые весьма мало походят на бархатниц, но нам хотелось установить, будет ли окрашенная под другую бабочку модель столь же эффективна, как самка их вида. В этой серии мы вначале предлагали одну за другой три модели: серовато-коричневую (просто вырезанную из оберточной бумаги), затем выкрашенную акварельными красками под самку бархатницы и, наконец, модель с приклеенными настоящими крыльями самки. В другой серии к перечисленным моделям мы добавили еще простую бумажку, смазанную тем же клеем.

С этими моделями мы провели свыше 2000 проверок и получили свыше 1500 положительных реакций. Ни одна из моделей не получила больше положительных реакций, чем остальные, и мы пришли к твердому убеждению, что детали окраски не играют для самцов никакой роли - во всяком случае, как первоначальный стимул. Впрочем, мы ничего другого и не ожидали, так как разрешающая способность глаз такого типа, каким обладают бархатницы, в условиях наших опытов вряд ли позволяла самцам различать какие бы то ни было детали. Тем не менее мы проделали эти опыты, желая точно удостовериться, что мы можем пользоваться простой бумажной бабочкой в качестве оптимальной стандартной модели, с которой затем будут сравниваться все остальные.

Затем мы проверили воздействие цвета, предлагая модели одинаковой формы, но пяти разных цветов - красную, желтую, зеленую, синюю и коричневую (стандартный цвет), а также совершенно белую и черную. Вырезались все модели из цветной стандартизированной херинговой бумаги, причем мы замерили характеристики её спектра отражения. Всего в двенадцати сериях мы получили свыше 6000 реакций, и, к нашему изумлению, никакой значимой разницы между цветами не обнаружилось: стандартный цвет был так же эффективен, как красный, и почти не отличался от черного, зеленого, синего и желтого. Только белый цвет оказался заметно менее эффективным. Пожалуй, более темные модели в среднем вызывали чуть больше реакций, но этим всё и исчерпывалось. Это мы проверили в двух отдельных сериях, в которых сравнивали черную и белую модели с двумя промежуточными серыми. Свыше 1000 реакций, полученных с этими моделями, распределились следующим образом: самый высокий процент положительных реакций пришелся на черные модели (52%), серая бумага №15 (темно-серая) дала 50%, серая №7 - 47%, а белая 42%.

Следовательно, в отношении цветов и их оттенков можно было сделать вывод, что наиболее сильную реакцию у самца вызывает наиболее темная самка любого цвета. Опыты с цветом показали, что черная модель была даже чуть более эффективной, чем модель нормальной окраски.

Это походило на парадокс. Самцы не проявляли предпочтения ни к какому определенному цвету и вели себя так, словно вообще их не различали. Однако мы наблюдали, как бархатницы кормились на цветках, и пришли к выводу, что они различают их окраску, поскольку они явно предпочитали желтые и голубые цветки разных оттенков и яркости…

Возможно, разгадка здесь состоит в том, что для самцов бархатниц важен еще и запах самок. В своих дальнейших исследованиях автор с коллегами заметили, что бархатницы вообще не реагировали на цвет предлагаемых им цветов, пока не ощущали присутствие соответствующих (цветочных) ароматов. В этот момент у бархатниц как бы «включалась» их способность различать цвета, и они начинали к ним стремиться. Так что, может быть, в реакции бабочек на определенный цвет важны не только (или даже не столько) возможности их органов зрения, сколько устройство их нервной системы, в которой сама способность различать соответствующий цвет (имеющаяся потенциально) должна «включаться» другими (например, запаховыми) стимулами.

Однако продолжим цитировать автора (Тинберген, 1970):

…Но вернемся к нашим опытам с удочками. Следующей была серия с моделями различной формы: стандартная модель в форме бабочки, круглая модель и три прямоугольника разной величины (16 x1; 9 x2 и 5x3.2 сантиметра). Площадь поверхности у всех трех моделей была одинакова. Самцы реагировали на каждую из них одинаково хорошо, и только самый длинный прямоугольник вызвал чуть меньше реакций. Однако позже мы установили, что трепетание моделей является важным стимулом, а поскольку длинный прямоугольник трепетал не так заметно, как остальные модели, возможно, полученные с ним более низкие результаты объяснялись именно этим моментом, а не формой. В любом случае было ясно, что особенности формы не входят в число факторов, стимулирующих брачную погоню. Насколько это объясняется неспособностью различать форму вообще, мы не знаем.

 

Итак, по словам автора приведенного отрывка, действительно получается весьма парадоксальная ситуация - бабочкам, оказывается, почти всё равно, за кем гоняться. И какую окраску имеет этот «кто-то» - им тоже всё равно. И форма тоже не важна. То есть, гипотеза «яркой окраски бабочки в целях узнавания собственного вида на расстоянии» - явно не выдерживает проверки фактами, установленными в полевых исследованиях. Тем более что исследователи получали живую реакцию самцов на свои «летающие» модели, когда проводили этими моделями на расстоянии всего около 30 - 50 сантиметров от ожидающего самца (или на расстоянии 100 сантиметров моделью, размеры которой были в четыре раза больше стандартных). Таким образом, ни о каком действительно далеком расстоянии (на котором теоретические самцы теоретически разглядывают и узнают детали окраски своих самок) не может быть и речи. В свете приведенных результатов становится ясно, что бабочки способны опознать представителя собственного вида только с очень маленького расстояния. И почти наверняка в этом опознании основную роль играют характерные движения и запах. А внешний вид бабочки если и играет роль, то только в виде расплывчатого «общего образа», примерно подходящего под нужные параметры.

Вот как, например, описывается процесс ухаживания у бархатниц в книге Тинбергена:

 

Мы обнаружили, что в солнечную погоду самцы бархатниц … занимали настоящие наблюдательные посты либо на «кровоточащих» деревьях, либо где-нибудь еще, но всегда над самой землей или просто на земле. Они сидели неподвижно, но стоило другой бабочке пролететь над ними, как они сразу же бросались к ней. Часто, догнав её, они поворачивали назад, но если это была самка их вида, то начиналась бешеная погоня. Некоторые самки сразу же улетали. Другие опускались на землю, и тогда самец тоже садился на землю и направлялся к самке. В этом случае самка либо удалялась, энергично взмахивая крыльями, либо продолжала сидеть неподвижно. Самок, которые взмахивали крыльями, самцы сразу же оставляли в покое, но если самка сидела, сложив крылья, самец начинал поразительно сложную демонстрацию. Опустившись на землю возле самки, он обходил её так, чтобы оказаться прямо перед ней. Затем своеобразными отрывистыми движениями он постепенно поднимал передние крылья, которые при этом вибрировали, и быстро ударял ими самку. Всё это время крылья оставались полностью или почти сложенными. Затем самец немного отодвигал передние крылья и принимался приоткрывать и складывать их верхние края – движение весьма любопытное, так как вся остальная часть крыльев оставалась сложенной.

Проделывая это, самец держал щупики под прямым углом к телу и ритмично шевелил ими, так что их кончики каждые полсекунды описывали круг или полукружие. Самка протягивала усики к крыльям самца. Помахав кончиками крыльев несколько секунд, самец внезапно развертывал крылья, неторопливо выдвигал их вперед, захватывал между ними усики самки и медленно, но плотно сжимал крылья. После этого он обходил самку так, что оказывался позади неё и чуть сбоку, и, изогнув брюшко в сторону, оплодотворял её.

 

И еще одна важная деталь:

 

…Наиболее эффективную часть ухаживания составляет «поклон самца» и нас заинтересовало его функциональное значение. Ключ к отгадке нам дало поведение самки. Когда самец проделывает поклон, усики самки тянутся к нему и он зажимает их передними крыльями. Иногда самка некоторое время терпеливо сносила выкрутасы самца, но улетала прежде, чем он успевал её оплодотворить. Нередко этот отказ точно совпадал с тем моментом, когда крылья самца прикасались к булавам на её усиках. А именно в булавах находятся органы обоняния. Внимательно наблюдая за поклоном самца, мы обнаружили, что усики самки приходят в соприкосновение с его крыльями там, где у каждого самца имеется темное пятнышко, отсутствующее у самок. Под микроскопом мы установили, что это пятно слагается из чешуек необычной формы: они были не плоскими и широкими, а узенькими и завершались крохотной щеточкой. Этот тип чешуек хорошо известен и был обнаружен у многих видов чешуекрылых, причем он обязательно связан с выделением пахучего секрета.[148]

 

Из этого подробного описания многое в отношениях бабочек становится яснее. Во-первых, понятно, что всё самое интересное между самцом и самкой происходит только на очень близком расстоянии. А во-вторых, решающую роль здесь играет специфичное (видоспецифичное) поведение бабочек, а также обонятельные и тактильные стимулы.

А это значит, что бабочке совсем не обязательно иметь яркую окраску для того, чтобы «пожениться». На таком близком расстоянии бабочка может иметь практически любую, даже самую покровительственную окраску. И естественный отбор должен был бы позаботиться об этом… если бы только это явление вообще существовало в природе (в качестве силы, изменяющей биологические виды).

 

       Второй парадокс заключается в том, что несмотря на только что процитированные результаты наблюдений и экспериментов, в научных журналах продолжают регулярно появляться научные публикации, «открывающие» удивительно тонкие визуальные половые предпочтения насекомых. И в том числе, у бабочек. Хотя 50000 полевых экспериментов, поставленных группой Тинбергена во второй половине двадцатого века, казалось бы, должны были уже закрыть вопрос о «тонкости» визуального восприятия бабочек.

       Тем не менее, как мы только что видели, публикации о значении для бабочек «белых точек внутри дорсальных глазков», печатаются как ни в чем не бывало. Хотя бабочка Bicyclus anynana относится к тому же самому семейству, и даже к тому же самому подсемейству (Satyrinae), что и бархатница Hipparchia semele, с которой проводил исследования Тинберген.

Получается, что один коллектив авторов, проделав в общей сложности 50 000 (!) экспериментов, выяснил, что самцы вида Hipparchia semele (подсемейство Satyrinae) с расстояния в 30 см уже практически неспособны отличить (движущуюся) самку собственного вида от адмирала, траурницы, перламутровки, дубового коконопряда (и еще от двадцати видов разных бабочек)... Путают самку собственного вида с жуками-навозниками, стрекозами и даже синицами и дроздами (Рис. 59):

 

 

Рисунок 59. В левом верхнем углу – бархатница обсуждаемого вида (Hipparchia semele). Все остальные изображения – это те живые объекты, за которыми самцы бархатниц пускались в погоню, путая их с собственными самками. По наблюдениям Тинбергена (Тинберген, 1970).

 

А в более поздних исследованиях, другие авторы устанавливают, что самки другого вида бабочек (Bicyclus anynana), но из этого же подсемейства (Satyrinae), оказывается, предпочитают самцов, у которых белые точки внутри дорсальных «глазков» имеют средний размер (не слишком большой, но и не слишком маленький).

 

       Впрочем, понятно, что результаты этих исследований не могут быть сравнимы в полной мере. Потому что самцы бархатниц в исследовании Тинбергена кидались в погоню за пролетающими мимо них самками с расстояния около 30 см. А самки Bicyclus anynana в процитированных выше исследованиях имели возможность оценивать размеры дорсальных глазков на крылышках самцов, может быть, почти в упор.[149]

И всё же, столь разительная разница в результатах исследований зрительного восприятия практически одних и тех же бабочек, установленная разными авторами, не может не удивлять. И наводит на невеселые мысли о «руководящей роли единственно верного учения», нацеливающего исследователей на получение соответствующих результатов (наличие у животных пресловутого полового отбора в рамках «единственно верного учения» подозревается чуть ли не в обязательном порядке, если какие-то признаки животных имеют намек на эстетику).

Действительно, и строение глаз, и строение нервной системы у исследованных видов бабочек (одного и того же подсемейства) практически идентичны. Так почему же самки одного вида бабочек различают размеры совсем миниатюрных белых пятнышек (внутри дорсальных глазков) на передних крыльях самцов, и даже предпочитают именно определенный (средний) размер этих пятнышек... А самцы близкого вида бабочек не в состоянии отличить пролетающую в 30 сантиметрах собственную самку... от кузнечика или дрозда?!

 

Однако, как известно:

- Есть много, друг Горацио, на свете, что и не снилось нашим мудрецам (С)

То есть, всё может быть. Может быть, на расстоянии 30 см бабочки, действительно, уже мало что видят. И помимо прямых наблюдений, именно такой теоретический вывод следует из самой конструкции их глаз. Но на расстоянии 1-2 см бабочки, возможно, способны рассмотреть какие-то мелкие части узора на крыльях находящегося прямо перед ними потенциального партнера. Может быть, самка Bicyclus anynana именно по пресловутым белым точкам определяет, действительно ли перед ней самец её вида, или же какой-то совершенно посторонний мужчина?

Но даже если это действительно так, то, как я уже говорил выше, для «опознания вида» на столь коротких дистанциях яркая окраска вообще не нужна (самим бабочкам).

Получается, что яркая окраска этих бабочек нужна… только насекомоядным птицам, которые, как раз, отличаются отменным зрением, и вполне способны увидеть объект, заметно отличающийся от фона, на весьма далеком расстоянии.

Ну и еще красивая окраска бабочек нужна нам, людям, которые почему-то склонны любоваться этой окраской. Причем тоже непонятно, зачем нам (людям) такая склонность (с точки зрения пользы для нашего выживания). Но это уже вообще отдельная тема для разговора.

Так для чего же, в конце концов, бабочки имеют яркую окраску?

 

Очевидно, что версия с «опознанием партнера на расстоянии», в качестве причины яркой окраски у бабочки - явно не выдерживает столкновения с реальностью.

Но может быть, во всём виноват половой отбор? Может быть, эти полуслепые бабочки, тем не менее, являются настолько творческими натурами, что всё-таки требуют от своих партнеров именно яркую окраску? Несмотря на то, что эта окраска, с одной стороны, хорошо заметна птицам, а с другой стороны, сами бабочки способны оценить эту красоту лишь с расстояния в пару сантиметров. Да и то, скорее всего, лишь в виде расплывчатых образов, которые легко могут представить себе люди с плохим зрением, если снимут очки. Такие предположения, в принципе (теоретически) возможны, но звучат весьма сомнительно.

То есть, теория полового отбора в отношении бабочек выглядит сомнительной уже сама по себе. Но что делать этой бедной «теории» в случае с непарным шелкопрядом?

О непарном шелкопряде мы с Вами уже успели почти позабыть. Но теперь пришла пора о нем вспомнить. Ведь в случае с непарным шелкопрядом «теория полового отбора» начинает вести себя, как несгибаемый партизан. То есть, эта теория просто отмалчивается, почему конкретно у непарного шелкоряда – всё наоборот. Действительно, у непарного шелкопряда яркую окраску имеет, наоборот, самка, а не самец. Хотя непарный шелкопряд – это именно такой биологический вид, где у самцов имеются проблемы с завоеванием самок. Самец непарного шелкопряда способен спариваться (и по возможности спаривается) с несколькими самками. А вот самка непарного шелкопряда редко участвует более чем в одном спаривании. Предполагается, что сразу после первого спаривания самка перестаёт выделять пахучий феромон, привлекающий самцов. Поэтому становится практически «невидимой» для самцов. И поскольку соотношение полов одинаковое, то автоматически получается, что самцы непарного шелкопряда страдают от нехватки самок и, естественно, конкурируют за них.

Видимо по этой причине самцы непарного шелкопряда имеют большие перистые усы, которые исключительно чувствительны к запаху феромона, выделяемого самкой.

Давайте представим себе, насколько сложную задачу решают самцы. Чтобы привлечь самца, самка непарного шелкопряда выполняет специальное «упражнение», которое энтомологи прозвали «вызовом» (или «звонком»). Она периодически вытягивает самый кончик своего брюшка, в результате чего с этого кончика испаряется микроскопическое количество летучего вещества, привлекающего самцов (несколько нанограммов). Это специальное вещество испаряется с брюшка самки и распространяется в воздухе. Естественно, в ходе его распространения (или «растворения») в воздухе реализуется обычный эффект разбавления. Концентрация вещества резко падает по мере удаления от источника запаха. При этом даже небольшие воздушные потоки могут сильно «вытягивать» эти «запаховые следы», закручивать их или изменять еще каким-нибудь причудливым образом. В этом им помогают разные физические препятствия. Например, многочисленные деревья в лесу, находящиеся между ищущим самцом и «вызывающей» самкой, наверняка запутывают «запаховый след» не менее серьезно, чем потоки воздуха. И вот во всём этом самцу надо как-то разобраться и всё-таки найти самку.

Практика показывает, что самцы справляются со своей задачей чрезвычайно эффективно – установлено, что обычно лишь считанные доли процента всех отложенных яиц непарного шелкопряда оказываются неоплодотворенными (см. напр., Белов, 1998). А это значит, что подавляющее большинство самок успешно обнаруживается самцами.[150]

По поводу того, с какого расстояния самцы непарного шелкопряда начинают чуять «запах женщины», существуют весьма противоречивые результаты разных исследований. Ранние исследования показали, что эта чувствительность имеет совершенно поразительный характер. Например, в одном из самых ранних исследований было установлено, что несколько отмеченных и выпущенных самцов смогли вернуться на запах самки с расстояния 800 м. Другие (тоже ранние) исследования проводились на удаленных от берега островах, где все посторонние факторы, которые могли бы исказить результаты (например, запах неучтенных диких самок), были исключены (Carde, 1981:576). И всё равно, в ловушки, содержащие несколько (10-15) фертильных самок, залетели 4 самца. На основании этих результатов, другие исследователи вычислили, что поскольку самец непарного шелкопряда может найти группу из 10-15 самок с расстояния до 3.72 км, то единственную самку он сможет найти с предельного расстояния от 2 до 4.5 километров, в зависимости от того, насколько благоприятно сложатся условия. Например, в зависимости от того, насколько силен ветер, дующий со стороны самки навстречу самцу (Carde, 1981:576).

Однако такие исследования и расчеты имеют один методический недостаток (Carde, 1981:576). Они предполагают по умолчанию, что самец всё это время летел именно по следу, а не просто в случайном направлении, хотя бы на некоторых участках всего пройденного пути. То есть, может быть, те четыре самца, попавшие в ловушки, удаленные почти на 4 км, просто сразу удачно полетели в нужном направлении, и только потом (существенно позже) «скорректировали курс», наткнувшись на «запаховый след» группы самок? Кроме того, одно дело – лететь по открытому пространству, с постоянным потоком воздуха, дующим в одном направлении, и совсем другое дело, «вынюхивать» самок среди густого леса. В таких условиях, может быть, и расстояние в 100 метров окажется для самца сложной задачей.

Действительно, более поздние исследования показали весьма низкий процент самцов, возвращающихся в ловушки, даже если эти самцы выпускались на расстоянии всего несколько сотен или даже десятков метров от ловушки (Mastro, 1981:553). Конкретно, с расстояния 344 метра вернулось в ловушки всего 1.5% самцов, со 170 метров вернулось 1.7% самцов, с расстояния 88 метров вернулось 4.7% самцов, и с расстояния всего 22 метра вернулось… снова 1.7% самцов. Причем остаётся непонятным, почему с расстояния 88 метров вернулось примерно в два с половиной раза больше самцов, чем с расстояния 22 метра. Поскольку самцы выпускались большими партиями (по 100 штук), да еще и в 10-20 повторностях, то роль случайности здесь, вроде бы, не должна была иметь большого значения. Тем не менее, получилось то, что получилось (Mastro, 1981:553).[151]

В общем, по поводу предельной дальности расстояния, на котором самец непарного шелкопряда может учуять женщину, здесь пока, как говорится, «дело ясное, что дело темное» (С). Но понятно, что это расстояние должно очень сильно варьировать в зависимости от окружающих условий:

1) от воздушных потоков,

2) от числа, плотности и сложности препятствий,

3) от фонового содержания феромона в воздухе.

Последнее условие тоже является важным. Ведь одно дело, когда самок в лесу совсем мало, то есть, популяция находится в фазе депрессии численности. В этом случае самцу, наверное, ориентироваться несколько проще. В таких условиях наблюдались самцы непарного шелкопряда, которые меняли свой полет с «ищущего» (зигзагообразного) на практически прямой (т.е. прямо по направлению к источнику запаха) иногда с расстояния уже 30 метров. И приземлялись сразу рядом с самкой, или в непосредственной близости от неё (Carde, 1981:579).

И совсем другое дело, когда самок в лесу много. Тогда для самца непарного шелкопряда, наверное, весь лес начинает «пахнуть самками». И его ориентация, вероятно, затрудняется. Во всяком случае, в таких условиях существенная часть самцов непарного шелкопряда начинает демонстрировать характерное поведение - они сильно привлекаются любыми вертикально стоящими объектами (Carde, 1981:578). Понятно, что чаще всего этими объектами оказываются стволы деревьев. Самцы начинают последовательно летать вверх и вниз вдоль этих стволов на близком расстоянии (до 1 м), независимо от того, сидят ли там самки или нет. Они могут так же летать (вверх и вниз) перед кустами или даже перед большими камнями. Получается, что самцы непарного шелкопряда в своём поиске, скорее всего, руководствуются еще и зрением. А именно, с расстояния около одного метра они начинают различать вертикальные силуэты крупных объектов (которыми чаще всего оказываются стволы деревьев), и подлетают к ним, потому что самки обычно находятся именно на стволах деревьев. Летая вверх и вниз вдоль ствола, самец непарного шелкопряда, видимо, пытается унюхать самку.

Если запах самки, действительно, присутствует, то самец переходит к следующей фазе своего полового поведения, которую можно назвать «прогулкой». Он приземляется на ствол дерева и начинает уже идти «пешком» по стволу, разыскивая самку на дереве (Carde, 1981:579). В процессе этой «прогулки», самец совершает очень быстрые движения крыльями – быстро подрагивает (взмахивает) ими, немного напоминая в этот момент вентилятор. Видимо, для того, чтобы усилить поток воздуха, проходящий через его усы, и тем самым облегчить поиск самки по запаху с близкого расстояния (Carde, 1981:579). И вот в такой манере самец достаточно проворно движется по стволу. При этом он может много раз останавливаться и резко изменять направление своего движения. В результате создаётся ощущение, что самец пытается просто «нащупать» самку на стволе (т.е. просто наткнуться на неё). Но на самом деле, самец движется, ориентируясь на запах самки. Во всяком случае, специальные исследования показали, что пахнущих самок (даже мертвых) самцы легко находили и пытались «вступить с ними в контакт», а вот на мертвых самок, искусственно лишенных их привлекательного запаха, самцы вообще никак не реагировали, и соответственно, не находили (см. ниже).

Находясь в стадии «прогулки по стволу», самцы времени даром не теряют. В среднем, стадия прогулки длится не более одной минуты. За это время самец либо находит самку на стволе, либо вновь возвращается к стадии поискового полёта. Причем новый поиск никогда не осуществляется на прежнем месте.

 

Весьма забавные результаты получились в исследованиях, где биологи пытались установить, насколько важен самцу непарного шелкопряда внешний вид его самки. То есть, какую роль в поиске самки играют для самца визуальные стимулы самой этой самки.

В более раннем исследовании один биолог отметил, что самцы могут приземляться вблизи уже оплодотворенной (т.е. непривлекательной для самца) самки, если находятся на расстоянии примерно 30 см от неё, и если рядом находится еще источник женского запаха от невидимой для самца девственной самки (Carde, 1981:579). Таким образом, возможно, самец с 30 см реагировал именно на визуальный облик самки? Однако методика этого наблюдения несовершенна. Потому что остаётся неизвестным, то ли самец реагировал на саму самку (её внешний вид), то ли просто садился рядом с источником привлекательного запаха, чтобы начать свою «прогулку пешком», как, собственно, самец всегда и поступает (Carde, 1981:579). Поэтому позже другие биологи тоже пытались выяснить роль зрения самца для определения местонахождения самки. Например, другой биолог занимался купанием, рисованием и «садизмом» в отношении самок непарного шелкопряда. Он «купал» некоторых самок в растворителе (смывая белую окраску). Других самок он выкрашивал в разные цвета (красный, синий). Третьих самок он безжалостно лишал их белых крыльев, а также удалял белые чешуйки с их брюшка (Carde, 1981:579). А потом наблюдал, насколько часты будут попытки самцов спариться с этими самками, в сравнении с обычными девственными самками, не подвергнутыми никаким мучениям ради науки. Результаты исследования получились трагико-комичными. Оказалось, что больше всего попыток спариваний самцы устроили с теми самками, которых вообще никак не «модифицировали» … но также и с теми самками, у которых были удалены крылья. Отсюда получается, что имеются ли у самки белые крылья, или же этих крыльев вообще нет - на эффективность поиска самки (и на желание самца спариться с этой самкой) это вообще никак не влияет. Более того, и все другие «модифицированные» самки тоже отнюдь не оказались обделенными вниманием самцов. Для них было зафиксировано меньше попыток спариваний, но любая из этих бабочек всё-таки привлекла внимание хотя бы нескольких самцов. Даже бедную самку, выкупанную в растворителе, тоже попытались «полюбить».

Можно предположить, что меньшая привлекательность тех самок, которых «модифицировали» с помощью окраски или купания, была вызвана определенным изменением «запахового фона», вызванного этими процедурами. Тем не менее, некоторых самцов даже такие модификации не сумели сбить с толку.

И наконец, в третьем исследовании также изучался этот вопрос, но методика была применена другая, более строгая. Здесь использовалось три модели:

1. Просто комочки белой ваты, размером примерно с самку, на которые был нанесен (искусственный) феромон.

2. Мертвые самки, сначала выкупанные в ацетоне (и поэтому лишившиеся своего естественного аромата), а потом на них тоже нанесли искусственный феромон, то есть, обратно сделали их пахнущими.

3. Мертвые самки, просто выкупанные в ацетоне. То есть, вообще не пахнущие. На них искусственный феромон не наносился.

При этом модели, сделанные из комочков белой ваты, вообще скрыли от глаз самцов под искусственно сделанной откидной «створкой» древесной коры. А модели с мертвыми бабочками (как пахнущими, так и не пахнущими) оставили на открытых местах.

После этого исследователи наблюдали, насколько быстро самцы, оказавшиеся поблизости, будут находить все представленные модели. Временем нахождения считалось время от начала ориентации самца (которое начинало считаться с того момента, как самец оказывался в 2 метрах от модели), до успешного физического контакта самца с моделью.

Результаты получились крайне красноречивыми (Carde, 1981:580):

1) Среднее время поиска самцом пахнущих кусочков ваты, скрытых под искусственной корой, оказалось равным 43.5 секунды.

2) Среднее время поиска самцом мертвых самок, пахнущих феромоном, составило 49.2 секунды.

3) И наконец, в отношении выставленных напоказ мертвых самок, которые не пахли феромоном, вообще не наблюдалось никакой ориентации самцов.

Итак, получилось, что самцы разыскивали скрытые под корой кусочки ваты, пахнущие самками, немного быстрее, чем, собственно, самих самок, выставленных на открытых местах (и тоже пахнущих тем же количеством феромона). Такой результат звучит довольно забавно, если не учитывать, что эти забавные различия не достигли порога статистической значимости. То есть, установленная разница может быть объяснена чисто случайными причинами. А вот достоверный результат здесь такой – для самца непарного шелкопряда нет никакой разницы, искать ли скрытый под корой кусочек ваты, пахнущий самкой, или же реальную (тоже пахнущую) самку, расположенную на открытом месте. Получается, что внешний вид самки непарного шелкопряда никак не влияет на эффективность её поиска самцом этого вида.

Наконец, на выставленных напоказ не пахнущих самок самцы вообще не обращали никакого внимания. Это еще раз (дополнительно) показывает, что определяющую и подавляющую роль в поиске самки для самца играет её запах, а не внешний вид.

И наконец, в исследованиях, где феромон наносился просто на толстые стволы (взрослых) деревьев и на тонкие стволы (молодых) деревьев, было установлено, что к толстым стволам деревьев привлеклось существенно больше самцов, чем к тонким стволам (Carde, 1981:579). Поскольку на стволах взрослых деревьев самки непарного шелкопряда сидят гораздо чаще, чем на стволах молодых деревьев, то отсюда следует, что самец всё-таки использует своё зрение для поиска самки, но лишь для обнаружения типичных мест, где могут находиться эти самки. То есть, самцы привлекаются вертикальными силуэтами стволов деревьев с расстояния примерно 1-2 метра, если от этих стволов пахнет самками.

Приходится заключить, что дела со зрением у самца непарного шелкопряда обстоят совсем неважно. Вертикальные силуэты деревьев он начинает различать только с расстояния 1-2 метра. А самку, он, похоже, вообще не видит вплоть до того момента, пока не утыкается в неё «носом» в прямом смысле этого слова. Во всяком случае, результаты соответствующих исследований говорят в пользу именно такого сценария.

           

Таким образом, получается, что самке непарного шелкопряда нет никакого резона оставаться белой и хорошо заметной - её самцу столь самоотверженная внешность самки совершенно ничем не помогает. А вот насекомоядные птицы наверняка очень рады столь откровенной окраске (самки!) непарного шелкопряда.

В связи с этим возникает большое недоумение по поводу теории естественного отбора – это что ещё за неисповедимый «эволюционный каприз» демонстрирует нам естественный отбор в случае с самкой непарного шелкопряда?

Даже если бы внешний вид самки имел значение для самца непарного шелкопряда, то даже в этом случае, к теории естественного отбора оставались бы большие претензии. Действительно, если самцы десятков тысяч других видов бабочек, чьи самки окрашены покровительственно (в том числе, даже шедеврально-покровительственно, см. выше рисунки 38,40) успешно справляются с поиском своих самок, то как естественный отбор более приспособленных допустил такое безобразие конкретно у непарного шелкопряда, что самец не может найти самку, если она не будет выкрашена в самый заметный цвет из всех возможных, на радость всем пролетающим мимо птицам?

Но поскольку на самом деле, внешность самки не имеет значения для самца непарного шелкопряда, то претензии к теории естественного отбора сразу вырастают в тысячу раз. Ибо возникает вопрос – а где, собственно (в данном случае) пресловутая «эволюция более приспособленных»? Ведь получается, что самке непарного шелкопряда нет никакого резона оставаться белой. И одновременно, на примере «эволюции березовой пяденицы» мы уже знаем, насколько важно бабочке стать менее заметной для птиц. Тем не менее, самка непарного шелкопряда - никуда не эволюционирует. Это как вообще понимать?

В общем, у нас осталось в запасе только еще одно, последнее предположение, спасающее теорию естественного отбора от этого «поразительного эволюционного недоразумения». Может быть, самка непарного шелкопряда – просто несъедобна? То есть, в случае непарного шелкопряда нам приходится «откатиться обратно» к версии несъедобности, которую мы уже рассматривали выше.

Но и это предположение вряд ли соответствует действительности. Очень много видов разных птиц поедают непарного шелкопряда (и не только птиц). Уже в исследовании 1896 года (Forbush & Fernald, 1896) перечислено 38 разных видов птиц, замеченных за поеданием непарного шелкопряда (на одной или более жизненных стадиях этого насекомого).

Меньше всего животных питаются яйцами непарного шелкопряда. Яйцекладки этого вида бабочек покрыты густыми волосками, которые, видимо, не нравятся большинству хищников. Поэтому из позвоночных, яйца непарного шелкопряда поедают только несколько видов птиц (например, синица-гаичка).

А вот гусеницами непарного шелкопряда на их ранних возрастных стадиях (когда они еще маленького размера) питается уже множество самых разных птиц, млекопитающих (включая не только насекомоядных, но даже наземных и древесных грызунов), а также других животных.

Гусениц поздних стадий ест уже меньшее число хищников, потому что эти гусеницы уже большие и защищены жесткими волосками. Тем не менее, и на таких гусениц находится много охотников, которые либо вообще игнорируют эту «волосатую» защиту, либо обходят её. Например, мелкие млекопитающие могут нападать на таких гусениц снизу, со стороны мягкого и незащищенного брюшка, и выедают внутренности гусениц, оставляя кожу с защитными волосками просто нетронутыми. А некоторые птицы, которые глотают больших гусениц целиком, периодически отрыгивают содержимое своих желудков, избавляясь от скопившихся там гусеничных волос (Smith & Lautenschlager, 1978). Помимо хищников, ряды гусениц непарного шелкопряда «прореживают» разные паразиты. И еще смертельно опасные болезни.

Следующей жизненной стадией непарного шелкопряда – его куколкой, стремятся полакомиться, наверное, вообще все, кто может её найти или хотя бы просто на неё натолкнуться. В результате, непарный шелкопряд несет серьезный урон ещё и на этой стадии своего жизненного цикла.

Поэтому в итоге с непарным шелкопрядом получается всё точно по Гоголю. Как у Гоголя «лишь редкая птица долетает до середины Днепра»… так и у непарного шелкопряда «лишь редкое отложенное яйцо доживает до стадии взрослой бабочки». В рамках нашей любимой «теории естественного отбора», каждая такая особь, которая сумела это сделать, то есть, успешно избежала массового выжирания, паразитирования и болезней на ранних стадиях своей жизни, и наконец, вылупилась из куколки на каком-нибудь стволе дерева… каждая такая бабочка должна теперь быть, буквально, «на вес золота» (с позиций дарвинизма). Действительно, если из тех 500 яиц (в среднем), которые отложила «мама» непарного шелкопряда в недавнем прошлом, сумели успешно вылупиться из куколок (допустим) лишь две взрослых бабочки, тогда цена выживания каждой такой бабочки становится неизмеримо высокой. По сути, каждая такая бабочка сейчас «несет ответственность» примерно за две с половиной сотни своих братьев и сестер, погибших на более ранних стадиях. И особенно сильную «эволюционную ответственность» несёт за своё выживание только что вылупившаяся молодая самка, полная девичьих мечтаний о нежном самце, и о пятистах своих собственных будущих детях. И от того, успеет ли эта молодая самка встретиться с самцом и отложить яйца до того момента, как её съедят, зависит очень многое. По сути, на кону стоит вопрос - прервётся, или наоборот, продолжит своё существование конкретная «фамилия» (родословная линия) этих бабочек.

Понятно, что с точки зрения «единственно верного учения», любой признак, который бы прямо сейчас (в этот критический момент) помог бы самке непарного шелкопряда повысить шансы успешно отложить свои яйца, оказался бы крайне полезным. Этот полезный признак наш замечательный естественный отбор просто обязан будет тут же подхватить, и начать распространять по популяциям непарного шелкопряда. Распространять самым прямым способом из всех возможных – автоматической заменой тех, кто не успел успешно отложить яйца, на тех, кому это удалось успешно сделать.

Какие же признаки помогли бы самке непарного шелкопряда успеть отложить свои яйца?

Благодаря замечательному примеру с «эволюцией березовых пядениц» мы теперь точно знаем, что если бы самки непарного шелкопряда сменили бы свой «белоснежный наряд невесты» на хотя бы какой-нибудь более скромный – на серенький, буренький, серо-буренький или тускло-пятнисто-коричневый, то это сразу бы и повысило шансы самки успешно отложить свои яйца. Это доказано на березовых пяденицах. Однако самки непарного шелкопряда ни одну из возможных (перечисленных выше) окрасок почему-то в ходе эволюции не приобретают. Даже несмотря на то, что это им, кажется, было бы очень легко сделать в плане «случайных мутаций». Ведь они уже имеют и крапинки темного пигмента на своих белых крыльях (крапинки и линии), и даже вариации окраски (от белоснежной до грязно-белой) тоже имеют. Казалось бы, «еще немного, еще чуть-чуть»… Но мы видим, что этого «чуть-чуть» не происходит по факту.

Таким образом, нам приходится констатировать превосходство мужского пола над женским. Хотя бы в эволюционном плане, и хотя бы только у непарного шелкопряда. Но поскольку самцы бабочек этого вида окрашены покровительственно, а самки так и не смогли «додуматься» до столь элементарного эволюционного решения, то мы с радостью заявляем превосходство мужчин над женщинами.[152] Таким образом, мы возращаемся в лоно истинного (первозданного) дарвинизма. Ведь, как известно, Чарльз Дарвин считал превосходство мужчин над женщинами настолько очевидным фактом, что даже не пытался как-то доказывать этот тезис. Превосходство мужчин над женщинами было для Дарвина столь же очевидным, как и «эволюция под действием естественного отбора», или как превосходство белой расы над низшими расами.[153]

Но не будем отвлекаться.

Вторым решением, которое помогло бы самкам успеть отложить яйца до того момента, как их съедят – это стать несъедобными для птиц и млекопитающих. Действительно, мы знаем, что сотни видов самых разных бабочек являются именно такими (несъедобными). Причем несъедобны они тоже тысячью и одним (разным) способом (анализом этих способов мы сейчас заниматься, конечно, не будем). Почему бы и самке непарного шелкопряда тоже не приобрести себе столь полезное биологическое свойство? Понятно, что какие-нибудь специализированные хищники всё равно будут продолжать кушать непарного шелкопряда. Но, по крайней мере, эти бабочки избавились бы от целой толпы неспециализированных хищников, которые едят всё что съедобно, не заостряя свое внимание на какой-то конкретной добыче. Ведь в летних лесах умеренного пояса обитает громадное изобилие птиц. Которые к тому же, в это время еще и выкармливают своих птенцов. А когда они это делают, то даже виды, обычно предпочитающие растительную пищу (зерна, плоды и т.п.), в этот период часто тоже становятся насекомоядными, выкармливая своих птенцов насекомыми, а также пауками и прочей животной пищей, богатой белками. По разным оценкам, в тех лесных местообитаниях, которые благоприятны для птиц, в период гнездования и выкармливания птенцов, число гнездящихся птичьих пар колеблется от 5 до 10 на каждый гектар (Smith & Lautenschlager, 1978), то есть, на участок площадью 100x100 м.

И вот в таких условиях, молодая, красивая и съедобная самка непарного шелкопряда сидит на стволе дерева совершенно открыто, да еще и в совершенно откровенном белом наряде. Понятно, что многие птицы с удовольствием собирают такие «подарки леса». Несколько десятков видов лесных птиц (в том числе, самых распространенных), поедают непарного шелкопряда на стадии взрослой бабочки (см., напр., Smith & Lautenschlager, 1978). И поскольку дневные птицы в своей охоте руководствуются почти исключительно зрением, которое у них очень хорошее, то наша «теория выживания более приспособленных» в данном случае начинает выглядеть уже просто анекдотически. Особенно в сравнении с только что рассмотренной стремительной «эволюцией березовой пяденицы».

Причем это анекдотическое «эволюционное недоразумение» происходит не только между птицами и белыми самками непарного шелкопряда, но еще и между самками непарного шелкопряда и мелкими млекопитающими, которые тоже совсем непрочь полакомиться этими бабочками. Например, лесные грызуны, как наземные, так и древесные, с удовольствием поедают бабочек непарного шелкопряда везде, где находят. Некоторые наземные грызуны для этих целей умудряются даже залезть на нижнюю часть стволов деревьев (если там сидит белая самка непарного шелкопряда).

Вообще, грызуны у многих из нас ассоциируются с мирным поеданием какого-нибудь зернышка или желудя, трогательно зажатого в лапках. На самом же деле, многие лесные грызуны (как наземные, так и древесные) с удовольствием дополняют свой рацион хищнической диетой. Вот, например, следы трапезы белоногого хомячка (широко распространенного американского грызуна), который так пристрастился к поеданию непарного шелкопряда, что стал одним из основных врагов этого насекомого, после того, как эти бабочки попали в Америку (Рис. 60):

 

 

Рисунок 60. Остатки самки непарного шелкопряда после трапезы белоногого хомячка. Взято из ( Smith & Lautenschlager , 1978).

 

       Интересно, что этот грызун поедает непарного шелкопряда на всех стадиях его жизненного цикла, кроме кладок яиц. Вообще все млекопитающие (не только грызуны), питающиеся непарным шелкопрядом, кладки яиц не трогают совсем, даже когда (в соответствующих исследованиях) эти кладки предлагали очень голодным млекопитающим (Smith & Lautenschlager, 1981). Видимо, звери не трогают кладки яиц из-за обилия жестких волосков, защищающих кладку. Однако пока яйца находятся еще в брюхе самки непарного шелкопряда, белоногий хомячок с удовольствием съедает эти яйца вместе с брюшком самки (Smith & Lautenschlager, 1981).

       Большинство грызунов ведёт, преимущественно, ночной образ жизни, и на зрение они полагаются меньше, чем дневные насекомоядные птицы. Тем не менее, эти грызуны на то и ночные, чтобы ночью тоже различать разные объекты. Понятно, что оказавшись вблизи самки непарного шелкопряда, которая столь откровенно белеет на стволе дерева, грызун должен её видеть.

       Лично я только один раз столкнулся в литературе с утверждением, что непарный шелкопряд несъедобен. Так высказались авторы исследования (Lyytinen et al., 2004а) в отношении самца непарного шелкопряда (что непарный шелкопряд крайне неприятен для птиц). При этом авторы этого исследования сослались на свои личные (неопубликованные) наблюдения и на соответствующие результаты работы (Sargent, 1995). Что выглядит весьма странно. Потому что, обратившись к самой работе (Sargent, 1995), мы узнаем, что птицам в этом исследовании была предложена 51 бабочка непарного шелкопряда, и лесные птицы съели 84% всех предложенных непарных шелкопрядов. В результате чего автор этого исследования отнес непарного шелкопряда к категории очень приемлемых бабочек (то есть, совершенно съедобных для птиц). Кроме того, и в работах других авторов неоднократно указывается на хищничество птиц в отношении взрослых непарных шелкопрядов. В том числе, описываются даже прямые наблюдения за интересной охотой птиц на самцов непарного шелкопряда – где самцы непарного шелкопряда пытались прятаться в густом кустарнике или на нижней стороне листьев, но хитрые птицы применяли специальные приемы, чтобы «выкурить» их оттуда и съесть (Smith & Lautenschlager, 1978; Smith & Lautenschlager, 1981). Так что упоминание о «крайней неприятности для птиц» самцов непарного шелкопряда в работе (Lyytinen et al., 2004а) – это, видимо, какая-то ошибка. Выше мы уже разобрали достаточное число таких ошибок – когда одни авторы считали определенных бабочек несъедобными, но позже эти бабочки оказывались вполне съедобными.

 

Таким образом, мы получаем эволюционный нонсенс – белая окраска совершенно не нужна самке непарного шелкопряда. Такая окраска гарантированно повышает заметность этой бабочки для практически любых хищников, полагающихся на зрение. Тем не менее, самка непарного шелкопряда под таким давлением естественного отбора никуда не эволюционирует. Не эволюционирует на протяжении тысяч лет. А может быть, десятков или даже сотен тысяч лет.

Какие-нибудь другие силы, которые бы заставляли самку непарного шелкопряда оставаться белой, несмотря на соответствующее давление хищников – не выявлены (см. выше). И одновременно мы теперь знаем, насколько важна правильная окраска для съедобных бабочек. На примере березовой пяденицы, которая обитает в тех же лесах, что и непарный шелкопряд, мы теперь точно знаем, что эволюция окраски в сторону покровительственной крайне рекомендуется таким бабочкам. Собственно, самец непарного шелкопряда именно так и окрашен. А вот его самка почему-то упрямо не хочет подчиняться требованиям «единственно верного учения». Несмотря на то, что белая окраска самки непарного шелкопряда совершенно не нужна даже её самцу (см. выше).

И если бы таким образом белела только самка непарного шелкопряда, то этот факт еще можно было бы «простить» дарвиновской теории. Может быть, это такое редчайшее исключение в природе? Может быть, просто гены так «сцепились» (очень неудачным образом) именно у самки непарного шелкопряда, и теперь белая окраска этой бабочки связана с каким-нибудь жутко полезным признаком? Например, с плодовитостью? Или с отращиванием (допустим) ног? Или крыльев?

Но поскольку таких «исключений» в природе, на самом деле – огромное число, то есть, в природе имеется огромное изобилие как белых бабочек, так и любых других, то это уже получается не исключением, а массовым явлением. И это массовое явление принципиально не вписывается в теорию «выживания более приспособленных». Ведь мы теперь точно знаем, что согласно этой теории, у бабочек, ведущих образ жизни, сходный с образом жизни березовой пяденицы, должна развиваться покровительственная окраска в результате соответствующей эволюции. Однако не развивается (в очень многих случаях).

Отсюда можно сделать вывод, что биологические виды просто не могут изменяться. Во всяком случае, по определенным видовым признакам. По таким признакам биологические виды не изменяются даже в том случае, если эти признаки биологически не целесообразны, то есть, просто вредны для выживания.

А могут «эволюционировать» биологические виды только по тем признакам, изменчивость которых… изначально характерна для этих видов. Например, березовая пяденица столь эффектно «потемнела» под хищническим давлением птиц, может быть, не потому, что эволюционировала. А потому, что такая изменчивость окраски просто свойственна этому виду? И вот в таких (допустимых для этого вида) рамках внутривидовой изменчивости естественный отбор и смог с ней «поработать».

А для тысяч других видов ярких бабочек, подобная изменчивость просто не характерна. Вот они никуда и не «эволюционируют». И выживают так как могут, с теми признаками, которые им даны.

Можно, конечно, продолжить настаивать на том, что у тысяч видов белых (и вообще ярких и красивых бабочек других расцветок) просто «гены сцепились таким специфическим образом», что их яркая окраска оказалась жестко связанной с чем-нибудь невыносимо полезным. Но такое заявление, по сути, как раз и означает постулирование неизменности видов. Ведь если видовые признаки не могут изменяться (неважно по каким причинам) в массовом порядке, то это как раз и означает, что виды неизменны (по факту).

 

---

Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 363; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!