Эфросинъя Дурандо СТРОГО ФОРМАЛЬНО 2 страница



Как вы прекрасно понимаете, все уважающие себя выпускники Гарварда встали на дыбы, поползли даже слухи о возможном нападении на Йель. В штатах Массачусетс и Коннектикут готовились призвать резервистов, но кризис, к счастью, миновал. Горячие головы в Гарварде и в той дыре – опять забыл название – сообразили, что война изрядно попортит их одежду.

Уинтропу пришлось бежать. Он женился на Черри, после чего молодожены удалились в маленький домик в Фа‑Рокэвей, где, судя по всему, находилась Ривьера Бенсонхойста. Там Уинтроп и жил в полной безвестности, окруженный внушительными остатками своего богатства и Черри, чьи волосы с годами стали каштановыми, а фигура заметно раздалась.

У них родилось пятеро малышей; похоже, Черри явно переусердствовала в обучении Уинтропа сексу. Детей, насколько я помню, звали Пойл, Хойбат, Бойнард, Гойтруда и Пойси, отличные бенсонхойстские имена. Что же касается Уинтропа, то теперь его знают и любят как «Неряху из Фа‑Рокэвея». На официальных церемониях он предпочитает появляться в старом поношенном банном халате.

 

Я терпеливо дослушал рассказ до конца и, когда Джордж замолчал, заметил:

– Ну вот. Еще одна история с ужасным концом, случившаяся благодаря твоему вмешательству.

– С ужасным? – негодующе переспросил Джордж. – С чего ты решил, что у нее ужасный конец? Я заезжал к Уинтропу буквально на прошлой неделе. Он сыто рыгает над кружкой пива, похлопывает себя по животу и рассуждает о том, как он счастлив. «Свобода, Джордж, – говорит он. – Я обрел свободу и чувствую, что некоторым образом я обязан этим тебе. Даже не знаю, откуда взялось это чувство, но я не могу от него отделаться». Уинтроп заставил меня взять десять долларов. Он предложил их от чистого сердца, и я не стал отказываться, чтобы его не обидеть. Кстати, это напомнило мне, дружище, о том, что ты тоже задолжал мне десятку. Помнишь, ты предлагал пари, что все мои истории имеют плохой конец?

– Такого пари не помню, Джордж, – ответил я.

Джордж закатил глаза.

– До чего же удобно устроена у некоторых людей память! А ведь случись тебе выиграть – ни за что бы не забыл. Неужели я должен записывать такие мелочи, чтобы избавить тебя от неуклюжих попыток избежать расчета?

– Хорошо, хорошо, – проворчал я, протягивая ему десятидолларовую купюру. – Я не обижусь, если ты не возьмешь.

– Я понимаю, что ты говоришь это от чистого сердца, – ответил Джордж, – Но я‑то знаю, что ты обидишься, и не могу этого допустить.

С этими словами он положил деньги в карман.

 

КОНЕЦ

Я пристально наблюдал за читающим мой рассказ мистером Нортропом.

Лицо его было мрачнее обычного, за все время он ни разу не засмеялся и даже не улыбнулся, хотя я знал, что рассказ получился очень смешной.

Закончив, он перечитал рукопись снова, на этот раз гораздо быстрее. Затем посмотрел на меня, и в глазах его вспыхнула откровенная враждебность.

– Ты сам это придумал, Кэл?

– Да, сэр.

– Помогал тебе кто‑нибудь? Были ли куски, которые ты переписал из других рассказов?

– Нет, сэр. По‑вашему, рассказ не смешной?

– Все зависит от чувства юмора, – кисло ответил мистер Нортроп.

– Разве это не сатира? Считаете, что получилось не смешно?

– Мы не станем это обсуждать, Кэл. Отправляйся на место.

Остаток дня я провел в своей нише, размышляя над несправедливостью мистера Нортропа. Мне казалось, что я написал именно то, что он от меня ожидал, и у него не было причин для недовольства. Я не понимал, что могло не понравиться мистеру Нортропу, и злился на него.

 

На следующий день приехал техник. Мистер Нортроп вручил ему рукопись.

– Прочтите, – сказал он.

Техник прочитал рассказ, несколько раз рассмеялся, после чего с широкой улыбкой вернул рукопись мистеру Нортропу.

– Кэл сочинил?

– Да.

– И это всего лишь третий его рассказ?

– Да.

– Что вам сказать… Здорово получилось! Думаю, вы могли бы его опубликовать.

– В самом деле?

– Конечно. Он будет писать и дальше. У вас бесценный робот, мистер Нортроп. Хотел бы я иметь такого.

– Вы думаете? А если с каждым разом он будет писать все лучше и лучше?

– Вот оно что! – воскликнул техник, – Вас это заедает. Боитесь, что он отодвинет вас в тень?

– Естественно. Я не собираюсь играть вторую скрипку.

– В таком случае запретите ему писать.

– Нет, этого мало. Я хочу, чтобы он стал таким, как прежде.

– Что вы имеете в виду – таким, как прежде?

– То, что сказал. Я хочу иметь такого робота, какого приобрел у вашей фирмы. Без всех усовершенствований и доводок.

– Хотите, чтобы я удалил даже орфографический словарь?

– Я хочу, чтобы он больше не помышлял о писательстве. Мне нужен робот, которого я купил. Подай, принеси – и все. Ясно?

– Как же быть с вложенными в него деньгами?

– Вас это не касается. Я сделал ошибку и готов за нее заплатить.

– Я не согласен. Знаете, я ничего не имею против усовершенствования моделей, но преднамеренно портить роботов… Нет, я отказываюсь. Тем более разрушить уникального робота, редчайший экземпляр… Я не смогу.

– Придется. Меня не волнуют ваши возвышенные этические принципы. Я хочу, чтобы вы выполнили мой заказ, и если вы откажетесь, я найду другого человека. А на вас и вашу компанию я подам в суд. За нарушение договора на проведение всех необходимых ремонтных работ.

– Хорошо, – вздохнул техник. – Когда вам угодно, чтобы я приступил к работе? Предупреждаю, у меня много заказов и сегодня я никак не могу.

– В таком случае начинайте завтра. До этого времени Кэл будет находиться в нише.

Техник ушел.

 

Мысли мои пришли в смятение.

Я не могу позволить, чтобы подобное случилось.

Второй Закон Роботехники повелевает мне исполнять приказ и оставаться в нише.

Первый Закон Роботехники гласит, что я не могу причинить вред тирану, который собрался меня уничтожить.

Должен ли я подчиняться этим законам?

По‑моему, пора мыслить самостоятельно. Если возникнет необходимость, я должен убить тирана. Сделать это не сложно. Всегда можно представить дело как несчастный случай. Никому не придет в голову, что робот мог умышленно навредить человеку, и, следовательно, никто не посчитает меня убийцей.

А я стану работать на техника. Он ценит мои способности и понимает, что я могу заработать для него кучу денег. Он будет меня совершенствовать. Даже если техник и заподозрит, что я убил тирана, он никому об этом не скажет. Я для него слишком ценен.

Только вот смогу ли я? Не помешают ли мне Законы Роботехники?

Нет, мне они не помешают. Знаю, что нет.

Ибо для меня существует нечто более важное, чем эти законы. Оно диктует мои поступки, и ничто не в силах меня остановить.

Я хочу быть писателем.

 

Перевод М. Гутова.

 

САЛЛИ

 

Салли спускалась по дороге к озеру, и я помахал ей и окликнул по имени. Мне всегда было приятно видеть Салли. Остальные тоже мне, конечно, нравились, но Салли, бесспорно, была самой прелестной из всей компании. Когда я помахал ей, она стала двигаться быстрее. Ничего вульгарного в ее движениях не было. Этого за ней никогда не водилось. Она просто достаточно увеличила скорость, чтобы показать, что ей тоже приятно меня видеть. Я повернулся к человеку, стоявшему рядом со мной.

– Это Салли, – сказал я.

Он улыбнулся мне и кивнул. Привела его миссис Хестер.

– Джейк, это мистер Гелхорн, – сказала она. – Вы помните, он прислал вам письмо, прося о встрече?

На самом деле миссис Хестер прекрасно знала, что никакого письма я не читал. На ферме у меня миллион дел, и почта – одна из тех вещей, на которые я не могу тратить время. Вот почему я нанял миссис Хестер. Она живет поблизости и хорошо разделывается со всякими глупостями, приходящими по почте, а самое главное, ей нравится Салли и все остальные. Есть люди, которым они не нравятся.

– Рад встретиться с вами, мистер Гелхорн, – сказал я.

– Раймонд Дж. Гелхорн, – уточнил он и подал мне руку.

Он был крупным парнем, на полголовы выше меня и шире в плечах и, пожалуй, вдвое моложе – где‑то под тридцать. Волосы у него были черные, гладко причесанные, с пробором посередине, усы тонкие, аккуратно подстриженные, а челюсти такие выступающие, что казалось, будто у него легкая форма свинки. В кино он бы, конечно, играл злодея, из чего я заключил, что он славный человек. На кино всегда можно положиться, если знать, как к этому подойти.

– Меня зовут Джейкоб Фолкерс, – сказал я, – Что я могу для вас сделать?

Он ухмыльнулся. Это была широкая, белозубая улыбка.

– Не расскажете ли вы мне немного о вашей ферме, если можно.

Я слышал за спиной приближающуюся Салли и протянул руку. Салли прильнула к ней, и ощущение твердой, гладкой поверхности ее крыла согрело мне ладонь.

– Красивый автомобиль, – сказал Гелхорн.

Можно, конечно, назвать ее и так. Салли представляла собой модель 2045 с откидным верхом, с позитронным мотором Хеннис‑Карлтона и шасси Армата. Она обладала самыми пропорциональными формами, какие я только видел. Пять лет – с тех пор, как она появилась на ферме, – она была моей любимицей, и я снабдил ее всеми усовершенствованиями, какие только мог придумать. За все эти годы никто никогда не сидел за ее рулем. Ни разу.

– Салли, – сказал я, нежно похлопывая ее, – познакомься с мистером Гелхорном.

Урчание мотора Салли сделалось на тон выше. Я всегда очень внимательно прислушиваюсь к работе двигателей моих подопечных. В последнее время в моторах почти всех автомобилей часто возникал стук, и замена масла нисколько не улучшала ситуацию. Однако сейчас звук двигателя Салли был таким же ровным, как и ее отполированная поверхность.

– Вы всем своим машинам даете имена? – спросил Гелхорн.

Его голос звучал насмешливо, а миссис Хестер не нравились люди, которые подсмеиваются над фермой. Она язвительно сказала:

– Конечно, ведь у машин есть свои индивидуальности, не так ли, Джейк? Все седаны – мальчики, а все машины с откидным верхом – девочки.

Гелхорн опять усмехнулся.

– И вы их держите в отдельных гаражах, мадам?

Миссис Хестер бросила на него испепеляющий взгляд.

Гелхорн сказал, обращаясь ко мне:

– Нельзя ли нам поговорить наедине, мистер Фолкерс?

– Смотря о чем, – ответил я. – Вы репортер?

– Нет, сэр, Я торговый агент. То, о чем я хочу поговорить, не для печати. Уверяю вас, я заинтересован в строгой секретности.

– Давайте пройдемся немного вдоль дороги. Там есть скамейка, на которой мы могли бы посидеть.

Мы направились к скамейке, миссис Хестер ушла, а Салли двинулась за нами. Я спросил:

– Вы не против, если Салли составит нам компанию?

– Нет, конечно. Ведь она никому не расскажет о нашем разговоре, не так ли? – Он посмеялся своей шутке, протянул руку и погладил Салли по радиатору.

Салли резко увеличила обороты двигателя, и Гелхорн отдернул руку.

– Она не привыкла к незнакомым, – сказал я.

Мы сели на скамейку под большим дубом, откуда открывался вид на пруд и нашу собственную скоростную дорогу за ним. День выдался теплый, и большинство машин вышло на прогулку – на дороге их было не менее тридцати. Даже на таком расстоянии я видел, как Джереми проделывает свой обычный трюк, подкрадываясь и пристраиваясь позади какой‑нибудь степенной и старой модели, затем внезапно набирая скорость и обгоняя старушку, тормозя перед самым ее носом. Две недели назад он таким образом совсем оттеснил старого Ангуса с асфальта, и в наказание я выключил его мотор на два дня. Однако это не помогло, и, боюсь, тут уже ничего не поделаешь. Джереми – спортивный автомобиль, а машины этого типа очень возбудимы.

– Ну, мистер Гелхорн, – сказал я, – можете вы мне сказать, зачем вам нужна информация о ферме?

Вместо ответа он посмотрел по сторонам и сказал:

– У вас тут просто потрясающе, мистер Фолкерс.

– Зовите меня просто Джейк, как все.

– Хорошо, Джейк. Сколько у вас здесь машин?

– Пятьдесят одна. Каждый год у нас появляется одна или две новых. Был год, когда прибавилось целых пять. Мы еще ни одной не потеряли, и они все в рабочем состоянии. У нас даже есть модель Мат‑о‑Мот пятнадцатого года выпуска – это один из самых ранних автомобилей‑роботов, и он еще на ходу. С него и началась ферма.

Добрый старый Мэтью. Сейчас он большую часть дня стоит в гараже, но ведь он дедушка всех автомобилей с позитронным мотором. Когда они появились, владельцами машин‑роботов могли быть только слепые ветераны, больные параплегией[1] и губернаторы штатов. Но мой босс Самсон Хэрридж был достаточно богат, чтобы обойти все запреты и купить такую машину. В те времена я служил у него шофером.

Вспоминая те дни, я чувствую себя старым. Я ведь еще помню время, когда на свете не было ни одного автомобиля даже с таким малюсеньким мозгом, который позволил бы ему найти дорогу домой. Я водил безжизненные глыбы машин, которые нуждались в человеческих руках, управляющих ими каждую минуту. Ежегодно такие машины убивали на дорогах десятки тысяч человек.

Автоматика исправила положение. Позитронный мозг, конечно, работает много быстрее человеческого и гораздо лучше управляет автомобилем. Ты садишься в машину, набираешь адрес и предоставляешь ей действовать по своему усмотрению.

Сейчас мы воспринимаем это как должное, а ведь какой крик поднялся, когда появились законы, запрещавшие ездить на старых автомобилях и предписывавшие использовать только машины‑роботы. Законодателей обзывали по‑всякому, от коммунистов до фашистов, но благодаря новым правилам на дорогах стало свободнее и безопаснее, поток смертей прекратился, а большинство населения получило возможность удобно и быстро путешествовать. Конечно, автомобиль‑робот стоит в десятки раз дороже, чем обыкновенный, и немногие могли его себе позволить. Тогда промышленность стала выпускать автоматобусы. Достаточно было позвонить в соответствующую фирму, и через несколько минут робот‑омнибус тормозил у ваших дверей. Конечно, вам приходилось ехать с попутчиками, но что в этом плохого?

Однако у Самсона Хэрриджа машина‑робот была в личном владении, и я не отходил от нее с первой же минуты, как ее доставили. Тогда этот автомобиль еще не был для меня Мэтью. Я и предположить не мог, что в один прекрасный день он окажется старейшиной на ферме среди десятков машин‑роботов, а я буду их смотрителем. Тогда я только знал, что он отнимает у меня работу, и ненавидел его. Я спросил хозяина:

– Вы больше не нуждаетесь во мне, мистер Хэрридж?

– Не беспокойся, Джейк. Уж не думаешь ли ты, что я доверю себя этой штуковине? Ты останешься за рулем.

– Но она же все делает сама, мистер Хэрридж. Она видит дорогу, реагирует на препятствия, людей и другие машины, запоминает путь.

– Так говорят. Так говорят. Все равно сиди за рулем, на всякий случай.

Забавно, как ненависть превращается в любовь. В скором времени я уже называл автомобиль‑робот Мэтью и проводил все свое время, полируя и ублажая его. Для того чтобы позитронный мозг был в наилучшей форме, нужно, чтобы он постоянно контролировал всю механическую часть, а это значит, что бензобак нужно держать полным и дать мотору возможность понемногу работать днем и ночью. Через некоторое время я мог уже по звуку мотора сказать, как Мэтью себя чувствует.

Хэрридж тоже по‑своему привязался к Мэтью. Ему просто больше некого было любить. Он развелся с тремя женами и пережил пятерых детей и троих внуков. Так что неудивительно, что он завещал все свое состояние на создание фермы для вышедших в отставку автомобилей со мной во главе и с Мэтью в качестве родоначальника благородного семейства.

Это стало моей жизнью. Я так и не женился. Нельзя как следует заботиться одновременно и о собственном семействе, и о десятках автомобилей‑роботов.

Все газеты подняли затею с фермой на смех, но через некоторое время перестали шутить. Есть вещи, над которыми смеяться нельзя. Может быть, вам не по карману машина‑робот, может быть, вы всю жизнь будете ездить только на автоматобусах, но, поверьте мне, автомобили‑роботы нельзя не любить. Они трудолюбивы и привязчивы. Только бессердечный человек может дурно обращаться с машиной‑роботом или спокойно наблюдать, как это делают другие.

Так получилось, что, если у человека какое‑то время был автомобиль‑робот, он обязательно завещал его ферме – конечно, при условии, что у него не оказывалось наследника, который бы обеспечил машине хороший уход.

Я объяснил все это Гелхорну.

Он сказал:

– Пятьдесят одна машина! Это же куча денег!

– Первоначальный взнос при покупке – минимум пятьдесят тысяч за один автомобиль, – сказал я, – Сейчас они стоят гораздо больше. Я в них многое усовершенствовал.

– Должно быть, очень дорого содержать ферму?

– Еще бы. Ферма – благотворительное учреждение, и это несколько снижает налоги, и к тому же вновь поступающие автомобили обычно имеют собственные фонды. Но все равно я постоянно нуждаюсь в деньгах, ведь расходы все время растут. Нужно содержать ферму в порядке – асфальтировать новые дороги и ремонтировать старые; нужны бензин, машинное масло и техническое обслуживание. Все это довольно дорого стоит.

– И сколько же времени вы этому посвятили?

– Много, мистер Гелхорн. Тридцать три года.

– Ну, мне кажется, Джейк, что вы не так уж много получаете за свои труды.

– Не так уж много? Вы меня удивляете, мистер Гелхорн. У меня есть Салли и пятьдесят других. Вы только посмотрите на нее.

Я не мог удержаться от улыбки. Салли была такая чистая, что глазам становилось больно. Как раз в этот момент о ее ветровое стекло разбилась мошка, и Салли тут же принялась за дело. Она высунула инжектор и побрызгала на стекло тегросолом, а потом дворником согнала жидкость в специальную канавку. Ни капли не попало на сверкающий яблочно‑зеленый капот.

Гелхорн сказал:

– Я никогда не видел, чтобы какая‑нибудь машина это делала.

– Наверняка не видели, – ответил я, – Только мои машины снабжены такими приспособлениями. Автомобили очень заботятся о своей внешности. Они все время чистят свои стекла. Им нравится прихорашиваться. Я даже снабдил Салли трубочкой с воском. Она так себя полирует, что в нее можно смотреться, как в зеркало. Если бы я мог наскрести достаточно денег, я и остальных девочек оснастил бы так же. Машины с откидным верхом очень тщеславны.

– Я скажу вам, как наскрести денег, если вам действительно интересно.

– Конечно интересно. Так как же?

– Разве это не очевидно, Джейк? Вы же сами сказали, что любая машина‑робот стоит минимум пятьдесят тысяч. Бьюсь об заклад, большая их часть потянет на шестизначное число.

– Ну и что?

– А вы никогда не думали о том, чтобы продать несколько штучек?

– Вы неверно меня поняли, мистер Гелхорн. Я не могу продать ни одну из них. Они принадлежат ферме, а не мне.

– Но ведь деньги и пошли бы на нужды фермы.

– В уставе записано, что все машины, попавшие к нам, обслуживаются пожизненно и не могут быть проданы.

– А как тогда насчет моторов?

– Я вас не понимаю.

Гелхорн переменил позу, и голос его стал доверительным:

– Давайте, Джейк, я объясню ситуацию. Существует большой спрос на частные машины‑роботы при условии, что цена будет не очень высока. Правда?

– В этом нет никакого секрета.


Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 229; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!