ГЛАВА II ДЕНЕЖНОЕ СОПЕРНИЧЕСТВО

ЭКОНОМИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ ЗАПАДА

Для научных библиотек

\\>-

THE THEORY OF THE LEISURE CLASS

An Economic Study of Institution

Т.ВЕБЛЕН

ТЕОРИЯ

ПРАЗДНОГО

КЛАССА

 

by

THORSTEIN VEBLEN

Перевод с английского

Вступительная статья кандидата экономических наук

С. Г. СОРОКИНОЙ                   1

Общая редакция доктора экономических наук В. В. МОТЫЛЕВА

 

The Modern Library New York

ИЗДАТЕЛЬСТВО-ПРОГРЕСС-МОСКВА 1984

I

не из малоизвестных и более далеких источников. Надо надеяться, что ни у кого из читателей не возникнет ощущения неуместности с литературной или научной точ­ки зрения такого обращения к обыденным фактам или того вольного, как может казаться временами, оперирова­ния примитивными явлениями или явлениями, которые в силу их сокровенного места в жизни людей нередко ока­зывались недоступными для рассмотрения с ^экономиче­ской точки зрения.

Теоретические предпосылки и подкрепленные факта­ми свидетельства, приводимые из более далеких источни­ков, как и любые теоретические положения или выводы, заимствованные из этнологии, также относятся к наибо­лее известным и доступным, и достаточно начитанные люди должны легко определять соответствующие источ­ники. В книге поэтому не соблюден обычай ссылаться на документы и авторитетные издания. Таким же образом немногочисленные цитаты обычно узнаются достаточно легко без указания источника цитирования и приводятся большей частью для иллюстрации.

ГЛАВА I ВВОДНАЯ

Институт праздного класса подучает.„свое, наивысшее
развитие на более поздней стадии существования варвар-
.ской культуры, например, в феодальной Европе или фео­
дальной Японии. В таких обществах различия между
Ешассами соблюдаются очень строго и характерной чертой
классовых особенностей, имеющей поразительное эконо­
мическое значение, является различие между видами дея­
тельности, подобающими"отдё'льньш классам. Верхние
слои общества, по обычаю, освобождаются от занятий в
производстве или остаются от них в стороне, за ними
закрепляются, известные занятия, которые считаются
"«почетными». Главным среди почетных занятий являет­
ся военное дело, а второе место после него обычно
занимает священнослужение. Если общество на сту­
пени варварства не отличается воинственностью, функ­
ция священнослужителя может выдвигаться на пер­
вое место, отодвигая на второй план «ратную функцию».
С незначительными исключениями соблюдается правило:
верхние слои общества, будь" то воины или священнослу­
жители, не заняты производственной деятельностью, и эта
незанятость есть экономическое -выражение их высокого
положения. Индия браминов представляет собой яркий
.пример общества, где эти два класса не заняты в произ­
водстве. В обществах, относящихся к стадии позднего
. варварства, наблюдается значительное расслоение на под­
группы той социальной группы, которую можно обобщен­
но назвать «праздным классом»; между этими подгруп-
• пами существует также дифференциация по видам дея­
тельности. Праздный класс в целом включает в себя
пр_едст.авите.леС^знатй":;й~. священнослужителей вместе с
многочисленным их окружением. Соответственно разно-
. юбразны и занятия среди этого класса, но они имеют об­
щую экономическую черту — непроизводительный харак­
тер деятельности. Эти непроизводитёльные~вйды~деятель-~"
ности высшего класса_можТ10~грубо"раздё'литъ*'Нй~следую-~
щие сферы: управление, военное дело,_ религия, _cno.pxja~
< развлечения.^"""         ' "   ^:

"""""На относительно ранних, однако не; начальных-хтади-

57

 

 

определенная деятельность, которую нельзя безоговороч­но отнести к производственной, такая, как изготовление-оружия, игрушек и предметов для занятий охотой и спор­том. Практически весь ряд производственных видов дея­тельности развивается на основе того, что в обществе, находящемся на стадии варварства, попадает в разряд женской работы.

На низших этапах эволюции общества в эпоху вар­варства работа мужчин не менее необходима для жизни группы, чем работа, выполняемая женщинами. Возможна даже, работа мужчин вносит такой же большой вклад в добывание пищи и других необходимых для группы пред­метов потребления. В самом деле, «производственный» характер работы мужчин так очевиден, что в традицион­ных трудах по экономике охота считается типичным образцом первобытной производственной деятельности. Но не так обстоит дело в представлении самого охотника пер­вобытного общества. В его собственных глазах он не работник, и в этом отношении его нельзя ставить в один ряд с женщинами и его труд нельзя приравнивать к нуд­ной работе, выполняемой женщинами, как работу или про­изводственную деятельность в том смысле, что непозволи­тельно путать его усилия с усилиями последних. В эпоху варварства в любом обществе присутствует глубокое по­нимание неравенства между работой мужчин и работой женщин. И хотя работа мужчины может способствовать поддержанию жизни группы, но она воспринимается как деятельпость, 'связанная с обладанием определенным мас­терством и силой, которые нельзя, не умаляя их досто­инств, даже сравнивать с унылым усердием женщин.

При следующем шаге вниз по лестнице эволюции, на стадии диких групп, разделение труда становится еще-менее сложным, а вызывающие зависть различия между классами и видами деятельности — менее последователь­ными и жесткими. Трудно найти явные примеры перво­бытной культуры, в настоящее время. Мало в каких груп­пах или общностях, которые причисляют к «диким», не обнаруживается признаков отхода от более высоких сту­пеней развития. Однако существуют племена, которые с некоторой степенью точности воспроизводят — в ряде случаев явно не в результате регресса — черты первобыт­ного дикарства. Их культура отличается от варварских сообществ отсутствием праздных классов, а также — в значительной степени — и того предубеждения или духов-

60 "

ной позиции, на'которой покоится институт праздного класса. Эти общности первобытных, дикарей,' где нет ни­какой экономической иерархии слоев, составляют лишь-малую, незаметную часть человеческой расы. Лучший из-имеющихся примеров этого этапа, эволюции — племена-of the Andamans или the Todas of Nilgiri Hills . Для уклада жизни этих племен во времена их ранних контактов с евро­пейцами было, по-видимому, характерно почти полное-отсутствие праздного класса. В качестве дальнейших при­меров можно привести племена айну, и с меньшей сте­пенью уверенности некоторые племена бушменов и эски­мосов. В тот же класс, но уже без особой уверенности,, следует включить некоторые поселения индейцев. Многие,, если не все, из названных общностей вполне могут ока­заться случаями вырождения более развитого варварства, а не носителями такой культуры, которая никогда не под­нималась выше своего настоящего уровня. Если это так,. то на это нужно делать скидку, помня о целях нашего ис­следования, но тем не менее эти народности могут слу­жить свидетельством в пользу того же вывода, как если бы они действительно представляли собой «первобытное»

население.

Эти общности, где нет сложившегося института празд­ного класса, похожи друг на друга рядом общих черт их' социального устройства и образа жизни. Это — малые-группы с простым (архаичным) устройством; обыкновен­но они миролюбивы и оседлы; они бедны; их индивиду­альная собственность не является преобладающей чертой в системе экономических отношений. В то же время от­сюда не следует ни то, что это самые малые из сущест­вующих общностей, ни то, что их социальная структура во всех отношениях менее дифференцированна; не обяза­тельно в этот класс включаются все находящиеся на пер­вобытном уровне общности, у которых нет сложившейся системы индивидуальной собственности. Но нужно заме­тить, что этот класс включает наиболее миролюбивые — возможно, миролюбие является их характерной чертой—•• первобытные группы людей. В самом деле, из черт, общих для членов таких общностей, наибольшего внимания . заслуживает некая дружелюбная беспомощность при-столкновении с силой или обманом.

Свидетельства, предоставляемые .обычаями и "чертами-' культуры общностей, находящихся на низкой ступени раз­вития, указывают, что институт праздного класса появ-

61

1!

ляется постепенно во время перехода от первобытного дикарства к варварству, или, точнее, во время перехода от миролюбивого к последовательно воинственному укладу жизни. Условиями, очевидно необходимыми для его появ­ления, являются: 1) у общности должен быть хищниче­ский уклад жизни (война или охота на крупнтю дичь или .и то и другое), т. е. мужчины, составляющие в этих случа­ях зарождающийся праздный класс, должны усвоить при­вычку причинять ущерб силой и хитростью; 2) средства для поддержания жизни должны доставаться на доста­точно легких условиях с тем, чтобы можно было освобо­дить, значительную часть общества от постоянного участия в труде по заведенному распорядку. Институт праздного класса развивается из возникшего ранее раз­граничения" видов" деятельности, согласно которому одни •виды почетнь1,_а_другие — нет. Лри„.этом древнем разгра-Гничении почетными видами 'занятий являются те, кото-i р'шГ можно отнести к разряду доблестной „деятельности, > непочётными — те необходимые повседневные занятия, Пкоторые никакого ощутимого элемента доблестной дея-'тельности не .содержат..

Это разграничение не имеет большого значения в со­временном промышленном обществе и вследствие этого лишь слегка затрагивается на страницах трудов по эко­номике. С точки зрения современного здравого смысла, направлявшего развитие экономической мысли, это раз­граничение кажется формальным и несущественным. Но даже в наши дни оно продолжает упорно сохраняться в . виде банального предрассудка, о чем свидетельствует, на­пример', наше привычное отвращение к лакейским видам занятий. Это — разграничение личного порядка, разграни­чение превосходства и подчинения. На ранних ступенях развития- цивилизации, -когда личная сила одного челове-ка_имела_более-,непосре.дственное и очевидное значение-, элемент доблести высоко-.ценился в укладе повседневной жизни. Это обстоятельство в большей степени, чем что-либо другое, являлось средоточием жизненного интереса. В результате любое различие, развивающееся на этой поч­ве, казалось важнее и значительнее, чем оно кажется сего­дня. Как факт в ходе эволюции общества это различие, следовательно, является существенным и покоится на достаточно веских и убедительных основаниях.

Основание для привычного различения каких-либо .фактов меняется вместе с изменением привычной точки

62

зрения на эти факты. Характерными и существенными являются те черты рассматриваемых фактов, которые при­обретают значимость в свете преобладающих потребностей времени. Для всякого, кто привык смотреть на данные факты с иной точки зрения, любое конкретное основание-для различения этих фактов будет казаться несуществен­ным. Привычка различать и классифицировать цели и направления деятельности везде и во всем преобладает над необходимостью, ибо без этого не обходится выработ­ка рабочей теории общественной жизни, как и самой си­стемы жизни общества. Отдельная точка зрения шит отдельный характерный признак, который выбирается для классификации фактов в качестве отличительного призна­ка, зависит от интересов, из которых исходит человек в-поисках различия между фактами. Следовательно, с раз­витием культуры постепенно меняются основания и крите­рии классификации фактов, ибо изменяется аспект обоб­щения и понимания фактов и в результате также меняется -• точка зрения. Так что те_.признаки деятельности или чер­ты социального слоя, которые воспринимаются^как хдрак-; терние и решающие па одной ступени развития культурьт, *нё сохраняют того же относительного значения на любом?

последующем этапе. .............

Но изменёнже~ж>~рмjk смещение точек зрения происхо­дит постепенно, _редко приводя к ниспровержению или полному отрицанию однажды принятой позиции,. По при­вычке все "еще проводится различие между производствен­ными и непроизводственными занятиями, и это сегодняш­нее различие является преобразованной формой различия периода варварства между доблестным трудом и нудной работой. Такие виды деятельности, как военное, дело, по­литика, богослужение и спортивные^ состоязания.. воспри­нимаются обществом как занятия, по своей сути отличные-Ът труда, который связан, с производством .материальных средств существования.) Точная разграничительная линия проходит не там, где она проходила в укладе раннего^ варварства, но общее различие не вышло из употреб­ления.

Сегодня это подразумеваемое различие, диктуемое-здравым смыслом, в сущности означает, что любые уси­лия следует считать производственными лишь до той поры, пока их конечной целью является пользование ве­щами, а не людьми. Принудительное использование чело­веком человека не воспринимается как производственная;

63

 

 

 

 

функция, но всякие усилия, направленные на улучшение человеческой жизни посредством извлечения выгоды из вещного окружения человека, попадают в разряд произ­водственной деятельности. Те экономисты, которые лучше других сохранили и развили классическую традицию, счи­тают критерием производственной деятельности «власть человека над природой». Эта власть производства над при­родой понимается как власть человека над жизнью живот­ных и над всеми стихийными силами. Таким образом, проводится граница между человеком и неразумным » миром.

В иные времена и среди людей, полных предрассудков, эта граница пролегала не совсем там, где мы проводим ее сегодня. В укладах жизни первобытного или варварского общества она проводится в другом месте и другим обра­зом. Во всех обществах во времена варварской культуры живет недремлющее чувство контраста между двумя об­ширными группами явлений, в одну из которых варвар включает самого себя, а во вторую — свой провиант. Между экономическими и неэкономическими явлениями ощущается противоположность, но понимается она не так, как сегодня: противопоставляются не человек и неразум­ный мир, а одушевленное и инертное.

Может быть, в наши дни излишняя предосторожность
разъяснять, что понятие варварской культуры, которое
мы намереваемся передать словом «одушевленный», не
идентично тому, которое можно передать словом «живой».
Слово «одушевленный» не охватывает все живое, но в то
же самое время включает в себя весьма много других
предметов. Такие удивительные явления природы, как
грозы, болезни, водопады, считались «одушевленными»,
тем не менее плоды и травы, а также не очень, заметные
животные и насекомые, например мухи, личинки, мыши,
овцы, обыкновенно не воспринимались как «одушевлен-
.ные», кроме тех случаев, когда они понимаются собйра-
цельно.                        .

"~ Под этим термином в том смысле, в каком он здесь употребляется, не обязательно подразумевается наделе­ние душой или духом. Это понятие включало в себя такие вещи, которые, в анимистическом понимании дикаря или варвара грозны по причине действительного или припи-.сываемого им свойства первыми начинать враждебные действия. Эту категорию составляет большое число разно­образных естественных предметов и явлений. Такое раз-

граничение инертного и активного все еще присутствует в образе мышления ограниченных людей и находит глу­бокое отражение в распространенных представлениях о человеческой жизни и природных процессах, но оно не распространяется на нашу жизнь до той степени и с теми далеко идущими практическими последствиями, которые обнаруживаются на ранних ступенях развития культуры и истории верований.

Уму варвара обработка и использование того, что мо­жет дать инертная природа, представляется деятельно­стью, совершенно другого рода, нежели при столкновении с «одушевленными» вещами и силами. Граница может быть размытой и подвижной, но это общее различие явля­ется достаточно реальным и веским, чтобы оказывать влияние на уклад жизни общества в эпоху варварства. Классу вещей, понимаемых как одушевленные, воображе-йие*варвара"приписывает развертывание каких- либо^-целег направленных-действий. Именно эта телеологически пони­маемая активность и" делает любой предмет или явление «одушевленным». Всякий раз, когда неразумный дикарь или варвар встречается с действиями, которые являются для него серьезным препятствием, он истолковывает их с точки зрения единственно доступных ему представлений о его собственных поступках. Активность, таким образом, •" связыв а^ется_;_с_ ^ел ов^та ^

предметы в той же мере уподобляются человеку как аген-
ту~действия'ГЯ.вленйя такого характера, особенно те, кото­
рые «ведут себй>Г весьма" 'угрожающе .или сбивают, с толку,
прйходится'"встречать" иначе, с умением, отличным от ,
того, что~требуется' в "обращении с инертными вещами. -^;
Успешные попытки' совладать ' с такими явлениями, ско- ' ;..
рее, ^героическое _деянйе, чем труд. Здесь утверждается _; // '
'                                                                                         Г '

65

- В силу этого наивного разграничения инертного и одушевленного, действия членов первобытной группы »' распадаются на два вида, которые, пользуясь современ­ным языком, можно, дазвать, доблестной деятельностью и производственной деятельностью,, или трудом. TjgfJi — это " даюшя_у_щсТодуемые_.на ._соадание~новой__в.ещи,_с новым назначением, которое, придавая _форму пассивному, «гру-_ бому ^материалу», дает ей изготовитель; в то время как доблестная деятельность-до. т.ой..поры, пока ее исход поле- ' зен^генту, есть обращение на свои собственные цели сил, 'ранее направлявшихся на" какую-либо другую цель ^;

1614

другим агентом. Мы все еще употребляем выраже­ние «грубый материал», в котором есть что-то от того древнего* "значения, которое варвар вкладывал в слово «грубый».

• ^Различие между подвигом и низкой работой совпадает с .различием между полами. Два пола различаются не-"только телосложением и мускульной силой, но и, возмож­но даже более решительным образом, темпераментом, а ото, должно быть, рано стало поводом к соответствую­щему., разделению труда. Общий круг деятельности, где можно совершить.подвиг, приходится на мужской пол, представители которого крепче, крупнее телосложением, способнее к внезапному и сильному напряжению, более склонны к самоутверждению, активному соперничеству и агрессии. Различия в весе, характере физиологии и тем­пераменте среди членов первобытной группы могут быть слабыми; они действительно оказываются сравнительно слабыми и незначительными в некоторых наиболее арха-ичных из существующих сегодня и знакомых нам общно^ стей — например, в племенах- Андаманских островов. Но коль скоро различение функций начинается в направле­ниях, задаваемых различием в сложении тела и духа, исходные различия между полами будут усугубляться. Совокупный процесс отбора и адаптации к новому распре­делению занятий происходит быстрее, если место обита­ния либо, фауна, с которыми группа людей находится в постоянном взаимодействии, таковы, что требуют значи­тельной выносливости. Привычная погоня за крупной дичыо требует больше мужских качеств, массивного тело­сложения, ловкости и жестокости, и поэтому она может углубить разделение функций между полами. А как толь­ко группа людей вступает во враждебное взаимодействие с другими группами, расхождение в функциях будет при­нимать зрелую форму различия между доблестной дея­тельностью и трудом.

В такой хищнической группе охотников сражение и охота становятся функцией здоровых мужчин. Вся какая ни есть другая работа выполняется женщинами, при этом другие члены общности, которые не пригодны для муж­ской работы, попадают в один разряд с женщинами. Одна­ко и охота и сражения, в которых участвуют мужчины, — занятия одного свойства. По своему характеру и те и дру­гие являются хищническими; и воин и охотник собирают урожай там, где не сеяли. Проявление ими своей силы и

66

сообразительности явно,.отличается от той усердной и ли­шенной событий работы, которую выполняют желщины, "занимаясь обработкой материалов; занятия мужчин надо считать не производительным трудом, а, скорее, приобре-"тенпём материальных ценностей путем захвата. При та- -" кой деятельности мужчины-варвара, которая в ее разви­том виде в корне расходится с женской работой, всякие усилия, не связанные с утверждением доблести, становят­ся недостойными мужчины. Когда такая традиция обре­тает устойчивость, общий здравый смысл возводит ее в канон поведения, поэтому для уважающего себя мужчины на этой стадии развития культуры никакое занятие и ни­какое приобретение невозможно нравственно, если оно не зижднтся на доблести -— силе или обмане. Когда в соци­альной группе в результате долгого усвоения привычки устанавливается хищнический образ жизни, общепризнан­ной экономической функцией здорового мужчины стано­вится убийство, уничтожение в борьбе за существование тех соперников, которые пытаются противостоять ему или скрыться, преодоление и обращение в свое подчинение упорно заявляющих о себе враждебных сил внешней сре­ды. Это представление о различии между доблестной деятельностью и унылой работой укореняется так сильно и оказывается таким взыскательным, что во многих охот­ничьих племенах мужчина не может сам приносить уби­тую им дичь, а должен посылать жену, чтобы та выпол­нила эту более низкую функцию.

Как уже указывалось, различие между доблестной деятельностью и тяжелой, нудной работой есть вызываю­щее зависть различие между видами занятий. Те виды занятий, которые следует относить к разряду доблестной деятельности, —-достойные, благородные занятия, другие видь1~занятйй~нё содержащие элемента доблести, и осо-бенно_т.е.лз„них, ._которые предполагают услужение либр подчинение, — недостойные, неблагородные. Понятие... о достоинстве, достойности или чести в применении к чело­веку или его поступкам является понятием..„первостепен­ной важности в развитии классовых различий, и поэтому необходимо кое-что сказать'о "его происхождении и зна­чении. Его психологическую основу можно показать в об­щих чертах следующим образом.

Будучи объектом неизбежного отбора, человек являет­ся агентом деятельности. Он в его собственном понимании есть центр развертывающейся под действием побуждений

5*                                      67

ни и каноны поведения в группе могут в большей или меньшей мере быть подвержены духу хищничества. Таким образом, понимается, что данная фаза культуры наступа­ет постепенно, через совокупное развитие хищнических склонностей, привычек и традиций; подобное развитие происходит вследствие таких изменений в условиях кол­лективной жизни, которые позволяют сохранять и разви­вать те свойства человеческой природы, которые приводят к хищническому, а не к миролюбивому образу жизни.

. Свидетельства в пользу гипотезы существования такой миролюбивой стадии первобытной культуры выводятся по большей части не из этнологии, а из психологии, и здесь мы'не можем останавливаться на них подробно. Мы отчас­ти вернемся к ним в одной из следующих глав при рас­смотрении вопроса о сохранении архаичных черт челове­ческой природы в условиях современной культуры.

ГЛАВА II ДЕНЕЖНОЕ СОПЕРНИЧЕСТВО

В процессе эволюции культуры возникновение празд­ного класса совпадает с зарождением собственности. Это непременно так, ибо эти два института являются резуль­татом действия одних и тех же экономических сил. Нз этапе зарождения это всего лишь разные аспекты одних и тех же общих фактов о строении общества.

В свете стоящих перед нами целей собственность и праздность представляют интерес именно как элементы социальной структуры, как традиционное явление. При­вычное пренебрежение работой не достаточно для выделе­ния праздного класса; одно только механистическое рас­смотрение факта наличия в обществе пользования и¹ потребления также не позволяет выделить институт соб­ственности. В настоящем исследовании, таким образом,-не рассматривается зарождение праздности, а также на­чало присвоения полезных предметов в целях индивиду­ального потребления. Интересующими нас моментами являются происхождение и природа традиционного празд­ного класса, с одной стороны, и истоки индивидуальной собственности как освященного традицией права или спра­ведливого притязания — с другой.

Ранней дифференциацией, из которой возникло рас­
слоение общества на праздный и работающий классы, яв­
ляется поддерживающееся на низших ступенях варвар­
ства различие между мужской и женской работой. Таким
же образом самой ранней форкой собственности является
собственность на женщин со стороны здоровых мужчин
общины. Этот факт можно выразить в более общих словах
и ближе к пониманию жизни самими варварами, сказав,,
что это — собственность на женщину со стороны муж­
чины.                                                             ' ,'          '

До того как возник обычай присвоения женщин, не­сомненно, имело место присвоение каких-то полезных предметов. Такая точка зрения оправдывается практикой существующих архаичных общин, в которых нет собствен-

73

Т ЛГШШГ^ЛП»' $**•la* Ш"

IP if

ностп на женщин. Во всяком обществе его члены того и другого пола привычным образом присваивают в личное пользование целый ряд полезных вещей, но эти полезные вещи не мыслятся как собственность человека, который пх присваивает и потребляет. Закрепленное привычкой при­своение и потребление определенного незначительного движимого имущества происходит без возникновения во­проса о собственности, т. е. вопроса, установленного тра­дицией справедливого притязания на посторонние по •отношению к индивиду предметы.

Женщины попадают в собственность на низших ступе­нях варварской культуры, по-видимому, начиная с захва-"та пленниц. Первоначальной причиной захвата и присвое­ния женщин была, вероятно, их полезность в качестве трофеев. Практика захвата у врага женщин в качестве трофея привела к возникновению собственности в форме ;брака, приведшему к семье с мужчиной во главе. Вслед за этим рабство распространяется . на других пленников и людей, попадающих в подчинение, кроме женщин, а соб­ственность в форме брака распространяется не только на "тех, что захвачены у врага, а и на других женщин. Про­дуктом соперничества в .условиях хищничества таким об­разом явились, с одной стороны, возникновение формы •брака, опирающегося на принуждение, и, с другой — обы­чай владения собственностью. Эти два института неразлн-"чимы в начальной стадии своего развития, они оба возни­кают из стремления преуспевающих мужчин представить в доказательство проявленной доблести что-то надежное. Они оба также находятся в подчинении у той склонности "к мастерству, которая пронизывает все хищнические общества. Понятие собственности распространяется от 'женщин как объектов собственности на продукты их тру-*да; таким образом, возникает собственность .как на людей, "так и на вещи. -..,...

Таким, путем, устанавливается стройная имуществен­ная, система. И хотя на поздних ступенях развития обще­ства полезность предметов в потреблении стала наименее явным параметром их ценности, богатство все же ни в ^чкоей мере не утратило своего сугубо практического значе­ния как престижное свидетельство силы владельца.

" Где.бы ни обнаруживался институт частной собствен­ности, пусть даже в слаборазвитой форме, там процесс экономического развития носил характер борьбы за обла-

74

дание имуществом. В экономической теории, особенно сре­ди тех экономистов, которые привержены современным доктринам классического толка, вошло в обычай понимать эту борьбу за богатство как, по сути дела, борьбу за суще­ствование. Несомненно, она носит по большей части имен­но такой характер на ранних, менее производительных этапах трудовой деятельности. Таковым является ее ха­рактер и там, где «скупость природы» так велика, что предоставляет обществу лишь скудное пропитание в обмен на энергичные и непрестанные усилия, направляемые на добывание средств к существованию. Однако во всех развивающихся обществах в настоящее время сделан шаг вперед от той ранней ступени развития технологии. Эф­фективность производства доведена в настоящее время до такого уровня, когда производство предоставляет занятым в трудовом процессе нечто существенно большее, чем едва достаточные средства к существованию. В экономической, теории стало обычным говорить о продолжающейся нет новой производственной основе борьбе за благосостояние-как о соревновании за увеличение жизненных благ — преж­де всего материальных, — предоставляемых системой ма­териального потребления.

Целью приобретения и накопления принято считать-потребление накопленных материальных благ — будь та потребление непосредственно самим владельцем илп его-семьей, которая при таком теоретическом подходе отож­дествляется с ним. По крайней мере считается, что эко­номическая теория вправе принимать в расчет одну толь­ко эту цель приобретения. Можно, конечно, подразуме­вать, что такое потребление служит материальным нуж­дам потребителя — его материальному благу или же его так называемым высшим запросам, духовным, эстетиче­ским, интеллектуальным и всяким прочим, причем послед­ние обслуживаются материальным потреблением косвен­но, что должно быть некоторым образом знакомо всемс интересующимся экономикой.

Однако только в том случае, когда термин «материаль­ное потребление» взят в далеком от своего наивного смыс­ла значении, можно сказать, что материальное потребле­ние дает силу стимулу, от которого неизменным, образом происходит накопление.^^отив, лежащий в_ основе соб­ственности, j—...соперничество; этот" "же мотив соперниче­ства, на базе которого возникает институт собственности, остается действенным в дальнейшем развитии этого инсти-

75

4i I

ч

уровень благосостояния становится для него привычным, -этот новый уровень тотчас перестает доставлять сколь-нибудь большее удовлетворение, чем доставлял прежний. Во всяком случае, наблюдается общая тенденция к пре­вращению существующего денежного уровня в отправной момент для нового увеличения богатства, а это в свою оче­редь выдвигает новый уровень достатка и новую расста­новку сил между благосостоянием своих соседей и своим собственным. В том, что касается данного вопроса, цель, преследуемая накоплением, состоит в том, чтобы возвы­ситься над другими, приобрести большую денежную силу по сравнению с остальными членами общества. Пока для нормального, среднего индивида результат такого сравне­ния оказывается явно неблагоприятным, он будет жить в постоянной неудовлетворенности своим настоящим уде­лом; когда же он достигнет уровня, который можно назвать престижной денежной нормой данного общества или данного слоя общества, его постоянная неудовлетво­ренность уступит место беспокойному, напряженному стремлению вырваться вперед и все более увеличивать разрыв между своим денежным состоянием.и той средней престижной нормой. Индивид никогда не будет настолько удовлетворен результатом своего завистнического сопо­ставления, чтобы в борьбе за денежную престижность не иметь охоты поставить себя еще выше по отношению к своим соперникам.

Жажду богатства в силу ее природы почти невозмож­но утолить в каждом отдельном случае, а об удовлетворе­нии общего стремления к богатству большинства, очевид­но, не может быть и речи. Как бы всеохватывающе, поров­ну или «справедливо» ни распределялся общий прирост общественного благосостояния, он нисколько не прибли­зит насыщение той потребности, почвой для которой яв­ляется стремление каждого превзойти всякого другого в накоплении материальных ценностей. Если бы, как иногда полагают, стимулом к накоплению была нужда в средст­вах существования или в материальных благах, тогда со­вокупные экономические потребности общества понятным образом могли быть удовлетворены при каком-то уровне развития производственной эффективности, но, посколь­ку борьба по сути является погоней за престижностью на основании завистнического сопоставления, никакое при­ближение к определенному, уровню потребления невоз­можно.

80-

Только что сказанное нельзя понимать так, что нет никаких других стимулов приобретения и накопления, кроме этого желания превзойти других в денежном поло­жении и таким образом добиться уважения и зависти своего собрата. Стремление к большему комфорту и обес­печенности выглядит как повод к накоплению на каждой стадии этого процесса в современном промышленном обще­стве, хотя престижный уровень достатка в этом отноше­нии в свою очередь находится в очень большой зависимо­сти от привычки к денежному соперничеству. Этим сопер­ничеством в значительной мере обусловлено формирова­ние способов потребления и выбор предметов потребления для личных благ и приличных средств к жизни.

81

Помимо этого, мотивом к накоплению является власть, даруемая богатством. Склонность к целенаправленной дея­тельности и отвращение, испытываемое при всякой бес­плодности своих усилий, присущи человеку в силу его свойства выступать в качестве агента действия и не по­кидают его даже тогда, когда он поднимается над уровнем наивной общинной культуры, где доминирующей нотой является не подвергаемое анализу и безраздельное едине­ние индивида и группы, с которой связана его жизнь. Когда перед ним открывается хищнических! путь, где свое­корыстие в узком смысле слова становится преобладаю­щим, эта склонность еще остается при нем как всепрони­кающая черта, формирующая образ его жизни. Скрытым экономическим мотивом остается склонность к достиже­нию успеха и нерасположение к тщетности усилий. Изме­няются лишь форма выражения этой склонности и непо­средственные объекты, на которые она направляет деятельность человека. При системе индивидуальной соб­ственности наиболее доступными для достижения цели являются те средства, которые предоставляет приобрете­ние и накопление материальных ценностей, и, когда скла­дывающийся на базе уважения к себе антитезис «я — он» становится более осознанным, склонность к достижени­ям — инстинкт мастерства — все более стремится принять форму напряженных стараний превзойти других в денеж­ном успехе. Денежный успех, поверяемый завистническим сопоставлением себя с другими людьми, становится обще­принятой целью всякого действия. Сопоставление себя с другими людьми приобретает благоприятный для челове­ка исход в результате стремления к одной цели — денеж­ному успеху, — являющейся в текущий момент общепри-

6 Заказ № 1614

нятой и законной, и, следовательно, нерасположение к тщетным действиям в значительной степени сращивается со стимулом соперничества. Оно направлено на усиление борьбы за денежную престижность путем наложения рез­кого неодобрения на всякий промах и всякое свидетельст­во промаха в деле денежного преуспевания. Целенаправ­ленными начинают считаться главным образом те усилия, которые ведут к более достоверному проявлению накопленного богатства. Среди мотивов, которыми руко­водствуются люди при накоплении богатства, первенство л по размаху, и по силе остается за этим мотивом денеж­ного соперничества.

Возможно, излишне говорить, что при использовании термина «завистнический» у нас нет никакого намерения отнестись к какому-либо из явлений, для характеристики которых употребляется это слово, с пренебрежением или превознести его, счесть его достойным похвалы или предо­судительным. Термин используется в специальном значе­нии, описывая сопоставление людей друг с другом в целях оценки и расположения их по рангу достоинств и значи­мости — в каком-то эстетическом или моральном смыс-•ле, — таким образом закрепляя за ними соответствующие степени самодовольства, которое от них можно ожидать или на которое они вправе рассчитывать сами. Завистни-ческое соперничество есть процесс оценки людей в отно­шении их достоинства.

и

---

Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 173; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!