Глава о том, что такое литературная мистификация и под каким соусом её подают.



Будучи не очень искушённым человеком в вопросах истории литературы, я плотно засел за этот вопрос, дабы хоть как-то сократить своё отставание от поэтов всех мастей. Я штудировал античную поэтику и гомеровский гекзаметр, я залезал в дебри силлабо-тонических изысков, познавая поэзию 18 и 19 веков. Я переоткрыл для себя Пушкина, и он мне подарил несколько очень крутых подарков. Когда-нибудь я обязательно напишу про это отдельную книгу, потому что это не просто литература, это один из самых крутых детективов. Вот уж, вы скажете, только пусти козла (в смысле детектива) в огород, но именно свежий взгляд на замусоленный артефакт может рассказать о нём такое, о чём специалисты даже подумать не могли.

Понемногу я добрался до истории литературных мистификаций, когда те или иные авторы, по тем или иным причинам создавали себе литературных двойников и, меняя стиль своих произведений, наполняли литературный багаж своего призрака.

 Алексей мне поведал о Черубине де Габриак и её литературном «отце» Волошине Максимилиане. Он рассказал мне как Ромен Гари, создав своего двойника-призрака Эмиля Ажара, дважды получил Гонкуровскую премию, которую автор может получить лишь единожды в жизни. Я узнал, как Борис Виан посмеялся над всеми под личиной ВернонаСалливана и как потом провидение посмеялось над ним.

 Таких примеров было очень много, я открывал для себя неведомую ранее жизнь литературы и понимал, что она таит в себе столько скелетов, что убийство невинного юноши можно было бы счесть мелким недоразумением, но именно работа над его раскрытием пока только и приносила мне деньги.

Глава, в которой я познакомлю вас с некоторыми героями.

Так как я не настоящий литератор, то мне простительно некоторое пренебрежение законами построения литературного произведения. В отличие от умудрённых опытом филологов и прочих членов всевозможных союзов писателей, я рассказываю занимательную историю. Но я прекрасно понимаю, что главным детективом в любой детективной истории является читатель. А посему, дам я для вас некоторые портреты героев моего рассказа, вдруг вы раньше меня сможете отгадать, кто убийца, а самое главное, что послужило причиной столь грубого нарушения нашего законодательства в сфере гарантии каждому индивиду права умереть своей смертью.

 Итак, начну я с заказчика моего расследования. Борис Борисович – крепкий мужчина, с коротким ёжиком седых волос, гладковыбритый и самую малость надушенный дорогим парфюмом. Круглое лицо, маленькие уши и мясистый нос. Глаза водянисто-голубые и холодные. Говорит (как я уже отмечал) отрывистыми фразами. Безукоризненно-сидящий на нём костюм скорее всего пошит на заказ, сорочки с воротником под галстук и никогда под бабочку, туфли мягкие, как если бы у него были проблемы с пальцами ног. Сына очень любил, но при этом вовсе не одобрял его увлечением поэзией, деньгами снабжал в меру.

 Алесей был вторым, кто пришёл в мою жизнь с началом этой истории. Почти никому не известный поэт из Сибири, учитель физики, земляк Бориса. Невысокий, но крайне ладно скроенный, имеет недюжинную силу, которую продемонстрировал, помогая мне передвинуть диван, когда оставался с ночёвкой у меня дома. Обладает чёрным поясом в Айкидо, и огромным багажом знаний в самых разных областях. Скромен, безотказен. По мере нашего знакомства охотно делится знаниями, но не склонен к обсуждению личных подробностей своей жизни.

А вот далее могла бы пойти речь о ярком балагане поэтов всех мастей, но к чему вам погружаться в это безумие. В процессе моего расследования я сформировал не очень длинный список лиц, с кем достаточно часто общался невинно убиенный Игорь. А в том, что он именно убиенный у меня сомнений не было (сомнения в невинности могло рассеять лишь раскрытие убийства), особенно после того, как его отец передал мне дневник, который вёл покойный. Ни единой строчки там не было о планах свести счёты с жизнью, наоборот в многословных экзерсисах Игорь писал о будущих выступлениях и планах замахнуться на большие формы в виде венка сонетов и поэмы о чём-то, чему названия он пока не придумал.

Из этого же дневника я узнал, что самым любимым сообществом его было так называемое ЛитВо, или Литературные Воскресенья. В отличие от множества литературных тусовок, которые не брезговали подвалами, пивняками и низкопробными барами эти ребята собирались исключительно в приличных местах, отбор выступающих проводили в два этапа, никогда не перегружали концерт чтецами, делая упор на эстетике. Главными в этом сообществе были Савл Беллинсгаузен и Елена Лефт. Более непохожих людей и представить-то было сложно, но каким-то чудом движение ЛитВо существовало и не просто существовало, а привлекало в свои ряды новых участников. Среди постоянной тусовки были весьма интересные фигуры, такие как ЮлляНихтманнен – прекрасная блондинка с крайне оппозиционными взглядами, чья поэзия была пронизана политикой и лесбийским сексом. Был поэт-трибун Игорь Волгин, который с лёгкостью, поражающей воображение, читал свои пародии на Маяковского, самого Маяковского, и ещё парочку стихов, которые через короткий срок даже я знал наизусть. Был тонкий лирик Радоцвет Ухов, который, не взирая на свой крайне мрачный наряд (никогда я не видел оного иначе чем в чёрном), читал поразительно светлые стихи. Яркой звездой этой тусовки была юная Марья Яблочкина, которая прекрасно читала монологи из всевозможных произведений. Столько пафосного трагизма было в ней, столько неутолённой жертвенности, что я каждый раз приходил в недоумение, как это всё уместилось в совершеннейшем ребёнке.

 Ну и, нельзя не упомянуть двух поэтических спортсменов, оные появлялись то тут, то там в качестве свободных электронов. Один был велосипедист и носил зычную фамилию Твердохлебов. Каждое его явление сопровождалось мини спектаклем, то в велосипедках, то с голым торсом, он врывался в помещение и заполнял его своей фигурой. Впрочем, я так ни единого раза и не услышал его стихов, не исключено, что мне повезло.

Второй из этой парочки был бегун. Неопределённый возраст его особенно подчёркивали крашенные патлы, он всегда был слегка запыхавшимся, как будто отмахал полумарафон. Он-то свои стихи читал, но не могу сказать, чтобы я запомнил из них хотя бы строчку. Звали его Олгерд Пастухов.

Ну, на этом я пока прервусь, дабы у вас мои дорогие читатели было время подумать, кто все эти люди и могли ли они поспособствовать бедному Игорю с уходом к праотцам.

 

 


Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 216; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!