Эпилог: Жизнь, Вселенная и Все такое прочее 5 страница
Уилл определенно сидел здесь. Вот его пес, а там его автомобиль, серый «порше-9285» с табличкой на заднем стекле: «Моя вторая машина — тоже «порше». Черт бы побрал этого Уилла.
Пожирая глазами машину, Артур сообразил, что только что узнал нечто новое для себя.
Уилл Смитерс, как и большинство этих высокооплачиваемых халтурщиков — ублюдков из рекламного бизнеса, считал делом чести каждый год, в августе, менять машину и говорить всем, что это бухгалтер его уговорил, хотя на самом деле бухгалтер изо всех сил старался его остановить, потому что ему надо было платить кучу алиментов и еще черт знает чего, и… в общем, это была та же машина, которую Артур видел у него раньше. Год определялся по номеру.
Учитывая, что сейчас стояла зима, а событие, причинившее Артуру столько беспокойства восемь лет назад (по его собственной шкале времени), стряслось в начале сентября, выходило, будто здесь прошло от силы полгода. Может, месяцев семь.
Около минуты Артур стоял как столб, позволяя Незнайке прыгать и тявкать на него. Он внезапно с ужасом осознал то, что долго не хотел признавать: теперь он инопланетянин, чужак на собственной планете. Никто никогда не поверит его рассказу, даже если изо всех сил попытается поверить. Во-первых, его история похожа на бред сумасшедшего, во-вторых, явно противоречит самым элементарным, легко проверяемым фактам.
Но может быть, это не настоящая Земля? Нет ли вероятности, что он совершил какую-то невероятную ошибку?
|
|
|
Стоящий перед ним пивной бар был знаком ему до мелочей, до нестерпимой боли: он знал каждый кирпич, каждый лепесток облупившейся краски, он предчувствовал, что внутри его ждут привычная духота, шум и тепло, оголенные бревна, светильники из фальшивого чугуна, липкая от пива стойка, протертая до блеска локтями его хороших знакомых, а за ней — картонные фигурки девушек с пакетиками арахиса вместо грудей.
Все это составляло его мир, его дом.
Он даже знал этого чертова пса.
— Эй, Незнайка!
Голос Уилла Смитерса вынуждал Артура срочно принять решение. Если он останется на месте, его обнаружат, и тут начнется… Можно спрятаться, но это только оттянет развязку, к тому же было ужасно холодно.
Однако Артур недолго думал, что предпочесть, так как это был именно Уилл. Нельзя сказать, что он не нравился Артуру как таковой, Уилл был довольно забавный парень. Но его забавность чересчур утомляла — Уилл, рекламный агент до мозга костей, всегда хотел, чтобы вы знали, как ему весело и где он купил свою куртку.
Памятуя об этом, Артур спрятался за какой-то фургон.
— Эй, Незнайка, что случилось?
Дверь распахнулась, и вышел Уилл в потрепанной кожаной куртке типа «пилот»; чтобы придать ей кондиционный вид, он упросил своего приятеля из Автодорожного научно-исследовательского института проехать по ней на машине. Незнайка взвизгнул, обрадованный, что о нем вспомнили, и с удовольствием забыл об Артуре.
|
|
|
Уилл был с компанией друзей, и они затеяли игру с собакой.
— Русские идут! — закричали они все разом. — Русские идут, русские идут, русские идут!!!
Пес исступленно залаял и запрыгал, весь вне себя от ярости. Казалось, его маленькое сердце сейчас выскочит из груди. Все стали смеяться и подначивать его, затем, один за другим, расселись по машинам и исчезли в ночи.
«Теперь хоть один факт не вызывает сомнений, — подумал стоящий за фургоном Артур. — Планета определенно моя».
7
Его дом все еще стоял на месте.
Чему он обязан этим чудом, Артур не ведал.
Собственно, он решил подождать, пока бар опустеет — чтобы попроситься переночевать, — а пока, от нечего делать, сходить посмотреть, что с домом. И вот те на!
Артур поспешно вошел, открыв дверь ключом, который оказался на обычном месте — в саду, под брюхом у каменной лягушки. К удивлению Артура, в доме звонил телефон.
Этот негромкий звонок Артур слышал все время, пока шел по дороге, и как только понял, откуда идет звук, припустился бежать.
|
|
|
Дверь открылась с трудом, потому что половичок был завален огромным количеством писем и рекламных проспектов. Как оказалось, дверь застряла, упершись в четырнадцать одинаковых именных приглашений получить кредитную карточку, которая у Артура уже была; в семнадцать одинаковых писем, угрожающих наказанием за неоплату счетов по кредитной карточке, которой у него не было; в тридцать три одинаковых письма, где говорилось о том, что его особо отметили как человека с изысканным вкусом, знающего, чего он хочет достичь и к чему стремится в наш век реактивных самолетов и культурного прогресса, а потому именно он непременно должен купить какой-то никуда не годный бумажник. Тут же, на груде писем, валялся дохлый полосатый котенок — тоже, видимо, подбросили.
Артур протиснулся сквозь узкую щель, споткнулся о груду буклетов с предложением вин, которых не упустит ни один тонкий знаток, поскользнулся на горе проспектов, рекламирующих отпуск на взморье, по темной лестнице ощупью пробрался наверх, в спальню, и схватил трубку как раз в тот момент, когда телефон перестал звонить.
Задыхаясь, Артур упал на холодную, пропахшую плесенью кровать и несколько минут пытался заставить Вселенную оставить его в покое и больше не кружиться перед его глазами, а потом капитулировал.
|
|
|
Когда Вселенная накружилась всласть и слегка утихомирилась, Артур потянулся к кнопке ночника, ожидая, что свет не зажжется. К его изумлению, свет зажегся. Что ж, вполне логично. Поскольку Управление надзора за электроэнергией постоянно отключало ему свет, когда он платил за эту услугу, весьма разумно, что оно прекратило свои штучки, как только он перестал платить. Переводить на счет этой конторы деньги — только привлекать к себе внимание.
Комната выглядела почти такой же, какой он ее оставил, то есть напоминала мусорную кучу, — правда, толстый слой пыли скрывал от глаз особо вопиющие безобразия. Недочитанные книги и журналы уютно возлежали рядом с недоиспачканными полотенцами. Недостиранные носки отдыхали на недопитых чашках кофе. Недоеденный бутерброд почти что превратился черт недознается во что. «Вот ударила бы сюда молния, и готово — процесс происхождения жизни из первобытного хаоса начнется по новой», — подумал Артур.
И лишь один предмет разительно отличался от наполнявшего комнату хлама.
Сначала Артур никак не мог понять, что это, собственно, такое, потому что загадочный предмет тоже был густо облеплен все той же мерзостной пылью. Но вот глаза Артура разглядели-таки предмет — и полезли на лоб от удивления.
Предмет стоял рядом со старым, видавшим виды телевизором, по которому можно было смотреть только учебный канал «Открытый университет»: если бы эта развалина попыталась показать что-нибудь более увлекательное, ее кинескоп разорвался бы от волнения.
Предмет являл собой некую коробку.
Артур приподнялся на локтях, не сводя с коробки взгляда.
Коробка была из серого, тускло блестящего картона. Серая коробка кубической формы, сантиметров в тридцать высотой. Перевязана серой лентой с аккуратным бантом наверху.
Артур встал, подошел к коробке и с недоумением потрогал ее. Что бы ни таилось там, внутри, коробка была в подарочной обертке, чистой и красивой, и прямо-таки просила, чтобы ее открыли.
Артур осторожно поднял коробку и отнес ее на кровать. Смахнул сверху пыль. Развязал ленту. Коробка была закрыта крышкой с клапаном.
Отогнув клапан, Артур заглянул в коробку. Внутри, закутанный в серую шелковисто-блестящую кисейную бумагу, лежал стеклянный шар. Артур бережно вытащил его. Оказалось, это не совсем шар, потому что снизу в нем имелось отверстие. Вернее (Артур понял это, когда перевернул его), отверстие с толстым ободком должно было находиться сверху. Это был сосуд. Круглый аквариум.
Аквариум был сделан из удивительного стекла, совершенно прозрачного, но с необычным серебристо-серым оттенком, словно на его изготовление пошла смесь хрусталя и сланца.
Артур медленно вертел аквариум в руках. Ему редко приходилось видеть такие красивые вещи, но он никак не мог понять, что эта штуковина тут делает. Он заглянул в коробку, но в ней ничего не было, кроме бумаги. На внешней поверхности коробки — никакой надписи.
Артур еще раз перевернул сосуд. Замечательная вещица. Изысканная. Вот только зачем ему аквариум?
Артур легонько щелкнул по сосуду, и стекло отозвалось низким чудесным звоном. Звон звучал бесконечно долго, а когда наконец замер, почудилось, что он не исчез бесследно, а уплыл в другие миры, ушел в морские глубины.
Артур как зачарованный снова повертел аквариум. На сей раз свет запыленной лампочки упал на него под другим углом, и в стекле блеснули какие-то выгравированные тончайшим резцом линии. Артур поднял аквариум повыше, повернул к свету и вдруг четко увидел на темном стекле красивую надпись.
«Всего хорошего, и спасибо…» — вот что было начертано там.
И больше ничего. В полном недоумении Артур захлопал глазами.
Еще целых пять минут он вертел и вертел сосуд, подносил его к свету под разными углами, стучал по нему, вызывая колдовской звон, и размышлял над значением призрачных букв, но ничего не прояснилось. Наконец Артур встал, наполнил сосуд водой из крана и поставил обратно на стол рядом с телевизором. Потом вытащил из уха маленькую вавилонскую рыбку и, как она ни извивалась, бросил ее в аквариум. Она ему больше не понадобится — разве что придется смотреть иностранные фильмы.
Артур вернулся к кровати, лег и выключил свет.
Он лежал тихо и спокойно. Старался раствориться в окружающей его тьме, мало-помалу расслаблял руки и ноги, дышал все медленнее и размереннее, считая вдохи и выдохи; одну за другой выбросил из головы все мысли, закрыл глаза — а сон все не шел.
Дождь никак не соглашался оставить ночь в покое. Сами дождевые облака ушли вперед и теперь сосредоточили все свое внимание на маленькой шоферской закусочной близ Борнмута, но небо, по которому они проползли, растревожилось, взмокло и сморщилось от досады, будто говоря, что не ручается за себя, если его и дальше будут донимать.
Луна была какая-то водянистая. Она походила на бумажный шарик, обнаруженный в заднем кармане джинсов, которые только что побывали в стиральной машине. Лишь время и утюг покажут, был ли этот шарик списком покупок или пятифунтовой банкнотой.
Легкий ветерок колыхал воздух, словно размахивала хвостом лошадь, пытаясь определить, в каком она сегодня настроении. Далекий колокол пробил полночь.
Скрипя распахнулся чердачный люк.
Он еле поддался — после долгих уговоров и манипуляций с придерживанием косяка, так как дерево рассохлось, а петли кто-то когда-то заботливо покрасил. И все-таки люк распахнулся.
Его подперли распоркой, и в узкое углубление между скатами крыши вылезла одинокая фигура.
Фигура встала и безмолвно уставилась на небо.
Эта фигура ничем не напоминала взъерошенного дикаря, который немногим более часа назад влетел как сумасшедший в этот мирный коттедж. Исчезла рваная, истертая хламида, заляпанная грязью сотен планет и пятнами дрянной пищи из сотен загаженных космопортов, не было больше спутанных патл, длинной клочковатой бороды и пышно разросшихся бакенбардов.
Остался Артур Дент, спокойный и небрежно-элегантный, в вельветовых брюках и пушистом свитере. С вымытыми и подстриженными волосами. С гладко выбритым подбородком. Только глаза все еще молили Вселенную, чтобы она сжалилась и перестала производить над ним этот непостижимый эксперимент.
В прошлый раз он смотрел на этот пейзаж совсем другими глазами, и мозг, осмысляющий увиденные глазами образы, был совсем не тот. Нет, он перенес не хирургическую операцию, а всего лишь непрерывную пытку бурной и интересной жизнью.
В эту минуту ночь казалась ему живым существом, а темная земля вокруг — плодородной почвой, в которую он, Артур, глубоко уходил корнями.
Он ощутил какой-то неясный трепет в нервных окончаниях — и осознал, что чувствует всем своим существом, как катятся волны далекой реки, выгибаются невидимые крутобокие холмы, сбиваются в кучу где-то на юге тяжелые дождевые тучи.
Он вдруг постиг, какое это счастье — быть деревом. Надо же, ведь никогда бы не догадался… Он и раньше знал, что стоять на земле босиком и разгребать пальцами грунт — довольно приятное занятие, но тут оказалось, что это невообразимо здорово… Просто чудо. Он ощущал, как от самого Нью-Фореста до него докатывается волна почти неприличного блаженства. «Скорей бы лето — чтобы выяснить, каково это, когда у тебя на ветках растут листья», — подумал он.
С другой стороны к нему долетела еще одна волна переживаний, и он познал, что чувствует овца, напуганная летающей тарелкой. Правда, эти переживания по сути своей ничем не отличались от чувств овцы, напуганной чем-то другим, так как эти существа не умеют учиться на жизненном опыте. Обычный восход солнца повергает их в смятение, а та зелененькая шерстка, что растет на лугах, и вовсе лишает их последних капель рассудка.
С немалым удивлением Артур обнаружил, что ему доступны переживания овцы, напуганной сегодняшним рассветом, и испуг от рассвета вчерашнего, и от позавчерашнего — тоже. В овечье прошлое овцы можно было углубляться бесконечно далеко, но Артуру стало скучно, потому что овца каждый раз пугалась того же самого, что и в предыдущий раз.
Артур оставил овец, и его сознание, разбегаясь кругами по морю житейскому, аки по воде, принялось неуклонно расширяться. Он ощущал присутствие других сознаний. Счет шел на сотни, на тысячи. Связанные между собой замысловатой паутиной: сонные, спящие, страшно возбужденные. А одно — с надломом.
Одно — с надломом.
Проскочив мимо него, Артур вернулся и попытался вновь проникнуться его ощущениями, но таинственное сознание ускользало от него, как вторая карточка с яблоком в игре «Пелманизм».[5] У Артура сладко заныло под ложечкой. Он интуитивно знал, чье это сознание, или, вернее, знал, чьим оно должно оказаться, чтобы сбылись его мечты, а когда точно знаешь, чего хочешь, интуиция непременно подсказывает тебе, что мечты уже воплотились в действительность.
Он нутром знал, что это Фенни, и знал, что хочет ее найти. Вот только никак не получалось. Он чувствовал, что, пытаясь поднатужиться, лишь теряет свою новообретенную способность к этой странной вселенской отзывчивости, поэтому он бросил поиски и вновь отпустил свое сознание погулять на просторе.
И вновь наткнулся на надлом.
И вновь не смог его отыскать. На этот раз, несмотря на все уговоры интуиции, он почти разуверился, что это Фенни — и вполне возможно, на сей раз он наткнулся уже на другое надломленное сознание. В этом сознании тоже ощущался надлом, но какой-то более масштабный, гораздо глубже первого. «Век вывихнул сустав». Сознание будто дробилось, а возможно, оно и сознанием-то не было. Какое-то оно было… не такое.
Артур дал волю своему сознанию, и оно, растекаясь лужами, разливаясь ручьями, медленно впиталось в Землю.
Он прослеживал жизнь Земли день за днем, подчиняясь биению множества пульсов, просачиваясь сквозь пласты, накатывая на берег вместе с ее приливами, вращаясь вместе со всем ее тяжелым телом вокруг ее оси. И всюду его преследовал отзвук надлома — отдаленная, тупая боль в вывихнутом, если не переломленном суставе.
Теперь он летел сквозь страну света; свет был временем, а его волны — уходящими в прошлое днями. Надлом, второй надлом, ощущался на другом конце этой страны, надлом толщиной с волосок на противоположной стороне призрачного пейзажа земных дней.
И вдруг Артур очутился прямо над ним.
Страна грез расступилась под его ногами, и теперь он балансировал, почти плясал на кромке умопомрачительной пропасти, на дне которой была только пустота. Его зашатало. Цепляясь за отсутствующий воздух, барахтаясь в кошмарообразном пространстве, кувыркаясь, он начал падать.
За бескрайней пропастью оказалась иная страна, иное время, мир более древний, чем тот, в котором он находился. То была иная планета Земля, соединенная с первой даже не надломленной костью, а просто тоненькой нитью. Артур проснулся.
Холодный ветер коснулся его лба, покрытого лихорадочной испариной. Кошмар исчерпал себя — заодно исчерпав и силы Артура. Ссутулившись, он принялся тереть глаза. Усталость наконец-то достигла критической точки, за которой человек благополучно засыпает. Утром он пораскинет мозгами насчет смысла этого кошмара, если смысл у него вообще был, а сейчас его ждут постель и сон. Его собственная постель, его собственный сон.
Вдали Артур увидел свой дом, освещенный лунным светом, и жутко удивился. Безусловно, то был его дом — Артур с первого взгляда узнал его унылый, коробкообразный силуэт, подсвеченный луной. Осмотревшись, Артур обнаружил, что парит на высоте восемнадцати дюймов над розарием своего соседа Джона Эйнсуорта. Розовые кусты были тщательно ухожены, подрезаны на зиму, привязаны к палкам и снабжены табличками, и Артур вопросил себя, кой черт его сюда принес. Также Артур вопросил себя, какая сила его над этими розами держит. И немедленно шлепнулся на землю, из чего следовало, что никакая сила его и не думала держать.
Артур поднялся, отряхнулся и, припадая на ушибленную ногу, заковылял домой. Там он разделся и нырнул в кровать.
Пока он спал, ему вновь позвонили. Телефон трезвонил целых пятнадцать минут, заставив Артура дважды перевернуться на другой бок. Удостоверившись наконец, что этого типа и пушками не разбудишь, аппарат умолк.
8
Утром Артур встал в великолепном расположении духа. Его буквально распирало от бодрости и энергии. Какое это все-таки счастье — оказаться дома, и совершенно не важно, что на дворе середина февраля!
Танцующей походкой Артур подошел к холодильнику, выбрал там три наименее поросших лохматой плесенью куска непонятно чего, положил их на тарелку и минуты две внимательно созерцал. Поскольку за это время лохматые куски не сделали попытки отрастить ноги и уползти, он нарек их завтраком и съел. Соединенными силами эти три кусочка ликвидировали опасную космическую инфекцию, которую Артур, сам того не ведая, подцепил несколькими днями раньше в Газовых Топях Фларгатона. Не будучи вовремя пресеченной, эта инфекция истребила бы половину населения Западного полушария, у уцелевшей половины вызвала бы слепоту, а всех остальных наградила бы тотальным помрачением рассудка и бесплодием. Так что Земле здорово посчастливилось.
Артур чувствовал себя сильным и совершенно здоровым. Он лихо выгреб лопатой из прихожей почтовые отправления, а потом схоронил в саду котенка.
Как раз в конце похорон зазвонил телефон, но Артур не подошел к нему, поскольку как раз объявил минуту молчания. Нужно — так перезвонят.
Потом Артур обтер ботинки от грязи и вернулся в дом.
В груде макулатуры обнаружилось несколько важных писем: трехлетней давности послание из муниципалитета, в котором сообщалось о планируемом сносе его дома, еще кой-какие документы с призывами провести опрос общественного мнения относительно целесообразности прокладки шоссе. Тут же — пожелтевшее письмо из экологической организации «Гринпис», которую он время от времени поддерживал материально, с просьбой содействовать плану освобождения из неволи дельфинов-белобочек и касаток, а также несколько открыток от друзей, раздосадованно вопрошавших, куда это он запропастился — сквозь землю провалился или что?
Вышеперечисленные письма Артур собрал и сложил в папку с пометкой: «Сделать!» В это утро его так распирало от нерастраченных сил, что он даже дописал на папке: «Срочно!»
Из пластикового пакета, приобретенного в мегамаркете Порта Браста, он достал полотенце и еще кое-какие мелочи. Следует отметить, что надпись на пакете представляла собой абсолютно не переводимую с центаврийского языка игру слов — интеллектуальный каламбур на каламбуре, — а потому оставалось неясным, кто додумался продавать такие пакеты в беспошлинном магазинчике космопорта, где их явно не оценят. К тому же пакет прохудился, так что Артур его выкинул.
Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 174; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!